Испорченная плитка

Газопровод-отвод Тим-Пузачи. Село Мантурово, Курская область. Декабрь 1990 г.

Гостиница с издевательским названием «Уют» в селе Мантурово представляла собой обычную сельскую хату из двух больших комнат-номеров (мужского и женского), прихожей, в которой стояло большое корыто в деревянной раме с прибитыми над ним четырьмя рукомойниками, вода в которых к утру обычно замерзала и маленькой каморки истопника, где жил какой-то инвалид с бутылочкой на боку и проведенной к ней из живота трубочкой.  Сам истопник был местный и жил дома. Колонка с намёрзшим вокруг льдом располагалась на улице, там же был и туалет с обратной тягой, т.е. бумага, брошенная в очко, непременно возвращалась и подлетала выше головы. Но в комнате было тепло. Семь коек и большой стол.

Жило нас там шестеро. В первый же день за ужином попросили Афоню включить чайник – он ближе всех сидел к тому углу, где была единственная розетка. Ну, советский командировочный может при желании от одной розетки организовать целую свадьбу. Так было и на этот раз – тройник, пара удлинителей, электроплитка, чайник, что-то ещё – короче, весь угол в проводах. Чайник у нас был, естественно, советский с открытой спиралью внутри и тремя маленькими пластмассовыми ножками снаружи.

Через какое-то время завоняло горелой пластмассой. Ну, сперва-то не поняли, что к чему, подумали на бычок незатушенный в консервной банке, а когда разобрались, было уже поздно. Чайник стоял на плитке, Афоня воткнул не ту вилку и включил её. Плитка была достаточно мощная и ножки чайника расплавились полностью.
Но это не всё. Самое паршивое, что блин электроплитки был не гладкий, а с концентрическими канавками, наподобие грампластинки и расплавленную пластмассу выковырять оттуда было невозможно, так она нам и воняла с неделю, пока не выгорела вся.

А холод был собачий, всего-то градусов 10-15 мороза, но с ветром – местность открытая, лесов почти нет. Работали двумя бригадами на одной машине -  ну, тем было полегче, всегда в будке погреться можно. А нас с Афоней выбрасывали на очередную балку и мы, проклиная ветер, мороз, свою профессию и вообще всё на свете, снимали переход, потом шли на следующий. В такую погоду уже через десять минут приходит в голову мысль – ну почему я не бухгалтер? Сидел бы сейчас в тёплом помещении в нарукавниках и щёлкал бы костяшками на счётах, благодать.
Местами мы менялись, конечно, постоянно на приборе редко кто выстоит весь день, надо и с рейкой побегать, погреться. Но это мало помогало, так как спрятаться от ветра было некуда. И так целый день – ну, часов 6-7 точно. Если сходил по-маленькому, прошу прощения за интимную подробность, всё, пуговицы не застегнёшь, пальцы не слушаются. Так и ходили до вечера с раскрытой ширинкой.

Водки в селе не было. Вернее, была, но как-то уж очень быстро кончилась, где-то в течение трёх дней. Наверное, мы её и выпили. Причём продавалась она в пепсикольных бутылках 0.33 л по 6 руб.15 коп. – больше я нигде такой не видел. Когда она закончилась, во всех трёх магазинах остался только молдавский «Стругураш» - жуткая сорокаградусная гадость на виноградном спирту. Но выхода не было.
Окоченев за день на ветру и протрясшись в холодной будке по дороге домой ещё минут сорок, мы заходили в комнату, сразу же с порога вливали в себя полстакана этого ****ского «Стругураша». Через минуту внутри разливалось тепло и становилось полегче, можно было выдохнуть, раздеться и начинать готовить ужин в пластмассовой вони от плитки.

Иногда, правда, ели в столовой небольшого деревообрабатывающего заводика. Там два бойца с пилорамы трижды в день брали пузырь «Стругураша» (0.7 л между прочим), мы специально за ними не следили, но один был в приметной рыжей шапке, в глаза бросалось. Как они там себя не распилили, для меня осталось загадкой.