Обида

      Детский садик располагался на Обуховской. Его давно хотели перенести в другое место, так как находился он в промышленной зоне. Дом был светло-зелёный. За домом чернела железная труба. Часть двора закрывали большие деревянные ворота, под которые я сделал подкоп и иногда выходил прогуливаться по улице. Идти было особо некуда, да и своим малым умом понимал, что за эти мои редкие вылазки, могут дать по шапке. Гулял я один - остальные боялись воспитательского гнева. Самое интересное были не эти мои прогулки, а осознание того, что пересекаешь границу зоны, в которой многое нельзя, а в другой, до тебя никому нет дела.
       Воспитательница явно не любила меня, может за мою породу, а может скорее за то, что от взятки, которую дали мои родные заведующей, чтобы устроить меня в этот детсад - ей ничего не перепало. Она, наверно считала, что перерабатывает ровно на одного ребёнка. И её праведный гнев прямо или косвенно был обращён на меня. Какой-то дружбы или привязаности к своим собратьям по детскому саду у меня не было. Все друзья были на улице Мира - там была настоящая дворовая жизнь.
       В садике мне нравилась маленькая беленькая девочка с маленьким ротиком, похожая на Мальвину. В группе был ещё один ребёнок, к которому я своей симпатии не испытывал. Он постоянно отбирал игрушки у детей. За вес и рост его уважали, а, многие, просто побаивались. И, тут, я вижу - этот малый бугай отбирает игрушку у моей Мальвины - та - в горькие слёзы. Ну и толкнул я его. Не бил - просто толкнул - так, я думаю, несильно. Но то ли от своей безнаказанности, то ли от веры в свои могучие силы - он так сразу ничего не понял. Медленно удивляясь, падал на пол. Упал как стоял - ровно. А так, как вес у мальчонки приличный - грохоту было много.
       Ну тут закрутилось, завертелось - воспитательница праведно излила свой гнев. Толком не разобравшись, поставила в угол - в позорное место - ровно на два часа. Ну, поставила и поставила - я терпеливо стоял и ждал. Красавица Мальвина нежно гладила по голове своего обидчика, красного от слёз, гневно бросая на меня свои взоры. Вся любовь как-то сразу испарилась, а в душе надолго осталась горькая детская обида.