Кого ты хотел удивить?

Каждому человеку, и молодому, и старому свойствкенно самоутверждение, демонстрация своего превосходства над остальными людьми. Однако зачастую оно подобно самоубийству. «Победа или Смерть» – третьего не дано. Прекрасно понимая стариков, в страхе перед онкологическими муками, выбрасывающихся в окошки, я не могу понять молодежь, готовую ради пустяшной показухи, пройтись по лезвию ножа.

При виде мертвого или искалеченного «самоутвержденца» мне всегда вспоминается строка Андрея Макаревича: «Кого ты хотел удивить?» В своих стихах он очень точно подметил бессмысленность подобного исхода словами: «и то, и другое мир видел не раз».

Но так уж устроена наша жизнь – слабые должны отмирать – поэтому во все века юнцы упорно лезут на рожон, как бы сдавая экзамен перед эволюцией, доказывая, что достойны продолжить род человеческий.

Макаревич писал эти строки, будучи почти тридцатилетним, то есть давным-давно сдавшим этот экзамен. А если каждый из нас покопается в собственной памяти, то, вероятно, найдет там и свою проверку на право продолжения рода. Ведь невесть куда лазали, и черти откуда прыгали и перед поездом проскакивали, и жгли, и взрывали, и стреляли, и заплывали так далеко, что не знали, как и вернуться… Много, много можно вспомнить мальчишеских глупостей. А, коли мы остались живы, значит свой экзамен перед будущим сдали, если не на «отлично», то на «удовлетворительно» уж точно. И после этого, нам, старикам, молодых уже не понять. То, что в них нам кажется глупостью, не есть их собственная причуда, а требование Природы (или Бога – кому как понятнее), которому никто противостоять не в силах, да и не вправе.

Вот одно такое юношеское самоутверждение я наблюдал в Саратове.

 

Я уже писал, что мы ходили на пляж только через мост, не потому что нам так хотелось, а потому, что другого пути не было. Я уже рассказывал, о существовании переправы в образе старого гнилого баркаса, набивавшегося людьми по самое «не могу», который к тому же, как все в те далекие советские годы, работал сам для себя, а не для народа – например, он ходил по расписанию. И, если он был уже по завязку заполнен, то все равно не отправлялся, поскольку время отправления еще не наступило. И приходилось лишние минут пятнадцать жарится на палубе, либо задыхаться выхлопными газами в трюме1.

Архитектор Никитин, спроектировавший Саратовский мост или по невнимательности, но скорее по приказу антинародной политики СССР, ни стоянки, ни съезда на острове не предусмотрел2, поэтому автобус проезжал мимо пляжа до самой Покровской слободы, носящей тогда имя Энгельса. Возвращаться оттуда на пляж было еще более утомительно, чем идти от Саратова, поскольку и остановка автобуса была далеко от моста, да и пребывание в переполненном людьми жарком автобусе приятным не назовешь.

Поэтому вместо этого гораздо лучше было пройтись по мосту над Волгой. Солнце жгло, но вокруг простор и свежий ветер.

Мы всегда ходили по левой (если смотреть из Саратова) стороне. Левая сторона – северная и, глядя на север, можно было запросто любоваться окружающим пейзажем - солнце в глаза не било. Кроме того, тень от проезжавших грузовиком и автобусов, давала небольшой отдых от жары, что тоже немаловажно.

И вот однажды, по дороге к пляжу, я, несмотря на порывы ветра и шум машин, расслышал громкие детские голоса, доносившиеся с правого тротуара. Ватага мальчишек так шумела, что казалось – назревает драка? Но приглядевшись я понял, что они просто между собою о чем-то горячо спорят – каждый пытается перекричать другого, а один уже доорался до сипоты, что, однако, не мешало ему продолжать яростно спорить. К сожалению их разговор, за шумом транспорта, я не мог разобрать, поэтому просто решил понаблюдать за ними, щурясь от, слепящего глаза, солнца.

Я увидел компанию пацанят восьми-двенадцати лет, предводительствуемую парнем постарше – наверное лет четырнадцати-пятнадцати. Предводительствуемая – не совсем верно сказано. Не он вел их за собой, а они шли за ним. Старший двигался большими размашистыми шагами метрах в пяти впереди ватаги. Причем мелюзга, хоть и поминутно поглядывала на него и, порою, тыкала пальцами в его сторону, расстояния не сокращала, а держалась все время на почтительном отдалении. Вид парня говорил о том, что его с этой ватагой ничего не связывает. Меня удивило, что в этом споре он не проронил ни слова, хотя все говорило за то, что спор связан с ним.

Они поравнялись с нами и я разглядел, что старший шел совершенно отрешенно – не просто отдельно от мелюзги, а вообще – отдельно от всех людей. Его взгляд был устремлен неопределенно вдаль – про такое часто говорят, что человек глядит внутрь себя. Его лицо хранило отпечаток какого-то фанатизма или же скрытой, потаенной, идеи, полностью захватившей его разум. Вся эта кавалькада напомнила мне знаменитое полотно Серова «Петр Первый».

На какое-то время я отвлекся – это была самая трудная часть пути. Старый саратовский мост имеет выгнутую форму, обеспечивая над фарватером наибольшую высоту, которую я точно не знаю, но где-то в районе 30-36 метров. Поэтому, идя на пляж, мы сначала поднимались, а затем спускались. Вверх на жарком солнце я никогда не спешил. Поэтому сорванцы лихо опередили нас. Мы не дошли до вершины моста пару осветительных мачт, как увидели, что старший остановился, сбросил с себя рубашку прямо на тротуар, и, оставшись в каких-то спортивных трусах, стал перелезать через перила…

Так вот чем был одержим этот парень – он собирался прыгать!

А мелюзга, значит, спорила – выживет иль нет?

Все, кто были на мосту, остановились, вслед за ними стормозили и автомобили, что дало нам с Ириной возможность перебежать на правый тротуар, чтобы увидеть прыжок. Где-то вдалеке за нами раздался какой-то истерический женский вопль, зато пацанва, наоборот, резко затихла, подчеркивая серьезность момента. Пан или пропал! Третьего не дано! Это не футбол, где можно выиграть с крупным счетом, а можно – с минимальным перевесом. В этом прыжке выигрыш – жизнь.

Парень перелез через перила, встал, вытянулся, отбросив руки за перила, постоял немного, глядя в небо над собою, затем прогнулся и… резким рывком, махнув руками сзади через голову, прыгнул вперед.

Падение продолжалось меньше пяти секунд, ведь мост не настолько велик, но нам он казался как в замедленном кино. Как ни крути – видим мы мозгами, а не глазами! Несколько раз в моей жизни, в моменты наивысшего душевного и физического напряжения, когда надо было успеть и выжить или опоздать и умереть, я видел окружающее в сильно замедленном темпе. Здесь было точно также.

Парень хорошо и ровно пошел вниз, как вдруг ближе к воде его закрутило. Было видно, что он изо всех сил старается сохранить прямолинейное движение, но ветер, упорно, клал его плашмя. Я уже думал, что это конец и его сейчас положит на воду… Но, в самый последний момент, он рывком выпрямился и вошел в воду аккуратно, чисто, без особых брызг.

И тогда я заметил, что весь тротуар заполнен людьми, которые, затаив дыхание, смотрели вниз – вынырнет не вынырнет? Долететь до воды – это только половина пути. И может быть даже самая легкая. Шли секунды, казавшиеся минутами. Не знаю точно, но метров на семь-десять вниз он должен был погрузиться. Ведь даже для десятиметровой вышки делают пятиметровый бассейн. Учитывая запас – погружение метра три. А мост метров тридцать!

Мне показалось, что времени прошло слишком много и прыгун, потеряв сознание, пошел на дно, но, в этот момент, он вынырнул, потряс головою и потихоньку поплыл к берегу.

Дикий визг мальчуганов разорвал тишину. Они, распихивая толпу, восторженно крича, ринулись к берегу встречать победителя! Нет, чтоб заранее лодочкой позапастись! И хотя среди них явно были те, которые ставили на неудачный исход этого предприятия, видно было, что рады все – и победившие, и проигравшие.

Этим шумом, как будильником, пробудился народ. Все стряхнули с себя охватившее их оцепенение, отвернулись от воды и отправились по своим делам. Тронулись стоящие автомобили и уже через секунду на мосту ничего не напоминало о будоражащем душу отчаянном прыжке и смельчаке-прыгуне.

Мы, перейдя вершину моста, начали спускаться, ноги сами собой побежали быстрее - к заветному пляжу, к воде, к отдыху. Мимо нас проходили люди, ехали автомобили и я подумал – все! Все про все уже давно забыли! Отвернулись, засуетились, вспомнили, о делах домашних, о хлебе насущном, и уже к вечеру многие из них с трудом вспомнят о случившемся. А через некоторое время, вообще, начисто о нем забудут. Кто-то поступит в институт, кто-то родит сына, у кого-то умрет мать и за чередой этих «важных» для них событий, смелый прыжок затеряется навсегда.

Действительно – «кого ты хотел удивить?»

Если «весь мир театр», то люди не только «актеры на подмостках», как говорил Шекспир, но еще и «почтеннейшая публика», про которую все, без исключения, говорят: «публика – дура».

И как тут не вспомнить строки Андрея Макаревича

«На пять минут вы станете добрее

«Быть иль не быть» решите в пользу «быть»,

Чтоб ни о чем потом не сожалея,

Прийти домой и все к чертям забыть!»

 

Ярко светило солнце, спину обдувал прохладой ветерок, вдаль на много километров виднелась Волга, со стороны Балакова плыл какой-то теплоход, кажущийся с такого расстояния маленькой точкой… И я подумал – не лучшее время для самоубийства! Если бы он так и не смог выровняться? Вот так взять и прервать эту «трансляцию реального мира»? Ради чего? Ради дешевого понта? Доказать то, что я могу, а ты – нет?

 

Прошло почти тридцать лет с того дня и сейчас я думаю – кто-нибудь, кроме меня, помнит об этом?

 

Эпилог

Я конечно тоже тщеславен и похвальбун, к тому же, но не настолько, чтобы ради этого поставить под угрозу свою жизнь.

Нет, с точки зрения рассудка, такой поступок необъясним!

Только инстинктом можно оправдать страстную тягу юношества к подобным опасным и бессмысленным, с общественной точки зрения, поступкам. Экзамен на право жить, на право размножаться, на право быть состариться и учить других – никак не иначе!

Божий суд!

Поэтому, когда вы видите, на ваш взгляд, бестолково погибшего молодого человека, помните – его смерть не была напрасной – он умер за то, чтобы наши потомки не стали глупее нас3.

 

1  Завести судовой дизель проблематично, даже при наличии пневмостартера, поэтому мотористы не гасили двигатель весь день.

2  Мост строился не для народа, а для армии. Ни для кого не секрет, что буквально в сорока километрах южнее Саратова в заволжской части располагается ядерный арсенал. Сама заволжская дорога тихо-мирно приводила к Капустину Яру – гигантскому полигону ракетно-ядерного оружия