Заметки, обнаруженные на старой Nokia

 Сначала я пошел к начальнику по охране труда и мерам пожарной безопасности. Я вошел в кабинет, где за столбами серверов сидел человек с взъерошенными волосами.Чудик нечленораздельно что-то спросил меня. Я сказал, зачем пришел. Он предложил мне сесть. С первого раза я это не разобрал из-за шума. Ничего не поняв и со второго, я без зазрения совести решил сесть на единственный стул.
- Сергей Павлович скоро подойдет! - повторил человек все так же эмоционально и невнятно, но уже громче-так как эклектрический гул, казалось, только нарастал, как многотысячный рой ос. Я кивнул и приступил тихо ждать.
К великому счастью долго скучать на стуле не пришлось. Вскоре дверь в кабинет отворилась и вошел молодой человек с сияющей от уха до уха улыбкой, и еще в дверях, как старому другу глядя мне в глаза, протянул руку. Вторая была по локоть из пластика. Злая ирония в жизни начальника техники безопасности. Без словесных излияний, он расписался в моем листе живой рукой, и я пошел дальше. Предстояло пройти еще три кабинета. Процедура простая и привычная как в поликлиннике. Повезло только с тем, что не приходилось выстаивать очереди. В некоторых отделах, куда мне пришлось попасть, не было даже и людей. На их присутствие указывали отдельные звуки. Например шум воды за деревянной дверью туалета, или чти-то шаги наверху. Длинные переходы между зданиями были глухие и темные, и местами на потолке мигали лампы, создавая ощущение реального Бункера последнего выстрела. Но наличие огромного безлюдного пространства меня ничуть не смущало. Я мог расслабиться и совершая очередной длинный переход через подвал, я смело напевал. В следующем кабинете меня резко и кратко ввели в курс гражданской обороны, дав прочесть семь страниц правил пользования противогазом и влажной тряпкой в случае выбросов аммиака в атмосферу. После чего ввели в курс устройства аптечки, а затем продемонстрировали и сами противогазовые маски. Так я узнал о существовании 2 типов противогазов. Мне измерили голову и сказали, что мне подходит второй, более новый тип. Второй тип, вам на заметку, ведь кому-то из вас через несколько лет, а может уже завтра, сдавать единый общий экзамен по ОБЖ, это более легкий, открытый на затылке противогаз на ремнях. На нем сбоку стоят цифры, по которым закончившие с отличием сдавшие ОБЖ выжившие после аммиачной катастрофы вычисляют, какой вам подойдет, а какой нет. Сделав вид, что все это чрезвычайно важно в здании, где нет даже парового котла (про них лишь переводят тексты), и в городе (где нет ни одного химического завода), прапорщик превратил мои паспортные данные в очередную анкету. Мы пожали друг другу руки, и прапорщик попрощался со мной: "Удачи,молодой человек". Уходя, я заметил в его глазах яркий свет возлагаемых на меня каких-то непостижимых мне надежд.
Я поспешил дальше. Следующим в моем длинном списке стоял кабинет 301. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы найти его. Загвоздка состояла лишь в том, что за кабом 300 следовал безномерной сортир, а за ним каб 302! Я сразу смекнул, что это должен быть особый каб, и принялся искать его, идя по корридору и заглядывая на таблички. В большинстве российских институтов есть такая категория - особые кабинеты. Они как правило имеют порядковый номер, но располагаются отдельно, зачастую черт знает где. Найти их все равно, что отыскать секретную комнату в пирамиде Хеопса...в кромешной тьме.
Передо мной мелькали деревянные, обтянутые клеенкой двери, иногда крашенные, железные, с грубо приваренными тяжелыми замками. Почти все двери были заперты. А те, что не заперты, пусты. Я вернулся в начало, откуда пришел, и решил спуститься в подвал. И, спустившись, сразу под лестиницей по счастливой случайности обнаружил библиотеку. То, что я оказался в библиотеке я понял не сразу. Комната больше походила на каморку по ремонту обуви. Удивительно, как в таком ограниченном пространстве могли уместиться стеллажи. Помимо прочего в помещении не было ни одного окна. О вентиляции и говорить нечего. Из двери, не смотря на сорок градусов снаружи, постоянно дуло. Крашенные ультрамариновой краской бугристые стены были завешаны плакатами с Лениным и разрезами втулок. Должно быть, путч обошел это место. Здесь навсегда остался запах бабушкиного сундука. Кроме пожелтевших плакатов, и стеллажей с книгами, был еще высокий стол из ДСП. За ним сидела женщина с грустными глазами. Она вяло перебирала тонкие как калька бумажки и совсем не обращала ни на что больше внимание. За ее спиной в проходе между стеллажами кувыркался мальчуган лет 5. Он с жужжанием становился на голову и делал кувырок. "Уаааа жжжж! Ракета взлетает!". Затем, весь пыльный поднимался и вытягивал руки вдоль тела, затем медленно поднимая их в стороны, с жужжанием разгонялся в вакууме своего, воображаемого космоса, падая на пол. Он был изолирован в своих странных действиях, а его мать — в своих. Оба совершенно не замечали друг друга. Наконец женщина подняла на меня свои грустные безинтересные глаза и спросила, чем может помочь мне? Я обрисовал ей свою проблему и получил четкие объяснения, как через сортир пройти в железную дверь за раковиной, и далее вниз по ступенькам выйти в узкий технический коридор, и там найти мой кабинет. По ее словам проще не придумаешь. По мне так отличное решение планировки! Получив четкое представление о том, куда следовать дальше, я ушел. А женщина осталась со своими кальками. Поднимаясь по лестнице, я слышал грохот. У мальчугана, должно быть, вышло неудачное приземление.
Рассказывать про то, как я нашел этот злочастный кабинет, и как старец Фура в клетчатой безрукавной рубашке медленно заляпывал печатями мой обходной лист, не составит для вас интереса. Дело было сделано. Бюрократы испили свежей крови. Бумажка осела где-то в кабинетах.
Я появился перед своим босом и получил очень ответственное задание - выбросить мусор из ящиков моего стола. Этот мусор, оставленным моим предшественником своим коллегам напамять, состоял из распечаток какого-то романа Саган, фантиков от шоколадных конфет, гнутых скрепок, журналов по моде и дизайну, пакета с выдохшимся табаком, машинки для самокруток и коробка спичек.
Не теряя понапрасну время, я отправился выполнять свою миссию. Уходя я слышал как за спиной стучали клавиши под пальцами виртуозов перевода. Мы! Переводчики-носители благого таланта, общественные образцы всеумения, носители высшего интеллекта, голубая кровь, универсальные, ловкие, гибкие, неподдающиеся лени и слабости герои невидимого труда. И я стал частью этой неумолимо важной системы. Этой клавишной музыки. Во мне пробудилось чувство принадлежности к чему-то важному. Я гордо выкинул Саган в контейнер и отправился домой, потому что босс был невероятно благосклонен ко мне. “Теперь отдыхай. Завтра наработаешься». И я гордо пошел отдыхать, совсем не подозревая, что через месяц согнувшись под тяжестью усталости и печали этой же дорогой я буду уходить, чтобы напиться. Один на один с клавиатурой. Буду выбивать вот такие никчемные рассказы, как этот.

                ***

Я сижу за большим угловым столом. Передо мной свежераспечатанные клавиатура и мышь. Коробки от них согнутые лежат в мусорном ведре под столом.
У меня большой стол. В углу него стоит высокое растение в потускневшем глиняном горшке. По правую руку – пачка документов, датированных 2004ым годом. Мне можно избавиться от них, но я пока не спешу. Хочу почитать после обеда. Еще на моем столе есть справочник по трем штатам Америки. Иллинойс, Луизиана, Огайо. На корешках напечатано «актуален до марта 1996-ого». Также на моем столе можно увидеть кусок тряпки, которым я протирал стол этим утром. По виду этой тряпки, можно представить, что моя рука была первой, коснувшейся ее за много лет. Я сижу в скрипучем крутящемся кресле из черной ткани. Мой коллега через остекленную перегородку сидит на стуле. Он почти не двигается, и поэтому стул его не скрипит. На стене напротив - большой плакат, на котором изображена какая-то теплоэлектростанция в разрезе. “Schwarze Pumpe” напечатано над ней. Я уже задумал повесить рядом плакат с надписью «Keep Calm And Carry On». Справа от меня окно. Я вижу желтую стену, длинную сверкающую водосточную трубу и сплетенные в толстую косу провода, свисающие из стены. За мной сидит мой босс. Рядом с ним шкаф, заполненный книгами. Почти все они насчитывают шестьдесят лет, а то и больше. Мой босс пока мне нравится. Все молчат. Говорят только клавиши. Глаза не двигаются, спины изогнуты в знаке вопроса. В движении только пальцы. Я держу открытый журнал. 34-ая страница. Что-то про выборы в Сербии. Я нашел этот журнал в ящике стола. Там еще была распечатка романа Франсуазы Саган. Терпеть не могу Саган. Я вытянул ноги. Schwarze Pumpe. Провода. Саган. Сербы. Вот так я стал переводчиком.
 
                ***

Неимоверная скука. Еще этот проклятый стул скрипит при любом  малейшем движении. Кажется,пукнешь, и он разлетится на мелкие части. И зачем я приехал в такую рань? Какой вообще смысл у всего этого? Все сидят и отстукивают по клавишам, выполняют свой план. У меня никакой работы нет. Но я тоже стучу по клавишам, набирая этот рассказ. Пусть все думают, как я занят, как меня уважает босс, что дает мне самые тяжелые переводы. И я непрерывно строчу. Прямо виртуоз!
Каждую минуту смотрю на часы, а цифры застыли. Кажется, даже секунды не меняются. Еще этот идиотский значок будильника откуда-то появился на экране. Ума не приложу, как его убрать! Нажимал на все четыре кнопки. Бесполезно! Техника меня не терпит. Даже обычные электронные наручные часы. В такие тошнотные минуты, как в эти, нужно найти чем себя занять. Занять, занять, занять...Заниматься чем-то 8 часов, в сидячем положении, сложно. Начинает болеть спина, слипаться глаза, ныть желудок, зудеть зад, отекать ноги, в ушах начинает биться сердце. И уродский стул вдобавок скрипит. Я попытался вспомнить, почему во рту так сухо. Пошевелил языком. Вспомнил! Вчера прикончил бутылку шампанского. Один, по-тихому. Пил и писал что-то о своих отношениях с одной девицей. Какие это были воспоминания! Она будто воскресла передо мной. А я был так смешон. С бокалом шампанского, в трусах, в темноте. Настоящий король. Мастер клавишной долбежки! Печатал про то, как я и эта девица сидим у меня на диване и пьем шампанское. С тех пор я ее, пожалуй больше и не видел. Я не знаю, где она сейчас. Что с ней. Жива ли она вообще. Все девицы, которые встречались мне, ушли. Иногда они возвращаются ко мне во сне. Но даже в снах толку от них никакого. Хотя и приходят они настоящими ангелами. Приходят-уходят.
И какого черта я вообще выбрал себе эту работу?Я всегда говорил Варваре - работа - производное от рабства. Нет работы, которой ты был бы удовлетворен полностью. Ты всегда должен чем-то жертвовать.Жертвовать временем, сном, личной жизнью, гемороем. И самая тяжелая правда, что тебе всю жизнь придется гнуться ради жалких бумажек. Отбой - подъем. Свет-тьма. Да, господин начальник. Нет, господин начальник. Засунешь себе язык в жопу, засунешь себя в кабалу. Пойдет обратный отсчет времени, пока ты не превратишься в ничто. А став жалким стариком будешь махать дипломом перед лицом внуков. Говорить, каким прилежным ты был. Как старательно учился. А потом параллельно и работать начал. Еще один год в университете...Гм.... и что же дальше? Продавец в продуктовом магазине? Помощник на складе автозапчастей? Промоутер в кофейне? Супервайзер в магазине тряпья? Посудомойщик в Бургер Кинге? - вот какие кричащие словечки предлагали мне нацепить на себя, когда дело коснулось поисков рабочего места. Человек с образованием. Звучит гордо! Но не легче было бы купить это образование? Или даже два. И тогда было бы не так совестно быть супервайзером бананов или продавцом тряпья или наоборот. Но я здесь. Не могу вспомнить, о чем я думал, когда метил сюда. В научный инженерный отдел. Да. Я научный сотрудник! С пересушенным кислым языком, красными как у  быка глазами. На скрипучем стуле. Пытаюсь удержаться, чтобы не свалиться на стол спящим. Еще одно убитое лето. Вычеркнутое из молодости за обещанную стабильность. Этого, пожалуй, никогда у меня не было. А здесь она гарантирована. У меня есть стол, кресло, компьютер. От звонка до звонка сиди и делай, что говорит босс. Гарантии во всем. Праздничные дни, сокращенная пятница, оклад, твердый как кол. И гарантированно, что мужик через перегородку слева сегодня опять будет докапываться со своими кактусами. Мужик любит эти кактусы. Они давно засохли в своих античных горшках, но он либо боится это признать, либо просто сошел с ума. И все поливает их согнутые скелеты из бутылочки из-под Бон Аквы. Сейчас он красными глазами вчитывается в текст на своем мониторе. Видно, как тяжело ему это дается. Щелчки, поскрипывания, кашель профессора арабских языков сзади. Вся музыка с утра до вечера. Но без музыки нельзя. Хоть бы включили что-нибудь для бодрости. Нет. Эти ребята по-моему уже совсем ничего не слышат и не видят.
Улица через дорогу заполнена банками. В Москве банков больше, чем багетных в Париже. Какого черта их никто не грабит? Неужели все стали хорошо жить? Почему этот парень поливает кактусы, а не идет грабить банки? Есть ли у него вообще яйца? Нашел о чем подумать! Научный сотрудник, засевший в зарослях многолетних горшковых. А что, если научный сотрудник сейчас съедет с катушек и примется сам поливать кактусы или пойдет и убьет кого-нибудь за стакан кофе? Это уже куда серьезнее. Интересно, напишут ли об этом в газетах? Ну хоть в одной? Хотя бы в Спиден Фо? Смотрю на часы. Чертовы часы! 10:00. Дама у двери поднимается и беззвучно выходит за дверь. Пойду и я. Но куда? От кофе уже звенит в ушах. Пить его безнадежно. На улице пекло. Пойду в сортир. В сортире постоянно кто-нибудь срал. Но в целом внутри было уютно. Мыло в достатке и много бумаги. Еще там висело зеркало. Я часто уходил туда. Открывал воду и просто стоял и смотрел на свое отражение. Сортир был для меня спасением от сидалищного безумия. Открою воду и буду пялиться на свое отражение. Пялиться и ждать, когда этот день медленно утечет. Вода успокаивает, вода - музыка. К черту скрипучий стул.
Почему светлые идеи приходят так мучительно долго?