В очереди

Следуя русской национальной черте, поликлинику навещаю редко. Не потому, что мне не нравятся обшарпанные стены или явно не настроенная на дружелюбное общение особа в регистратуре, или угрюмые врачи, все время куда-то спешащие, но только не к себе в кабинет. Вовсе нет! Я всего лишь преисполнена доверия к своему организму и убеждена, что он благополучно излечит себя сам… С посильной помощью антибиотиков, завалявшихся в домашней аптечке.
Однако ежегодную флюорографию никто не отменял. Поэтому сегодня утром я и оказалась перед угрожающе серой дверью кабинета № 73 в конце коридора. Мой приход совпал с началом вполне законного технического перерыва и теперь все «болезные», включая меня, терпеливо ждали, пока упитанная флюорографическая женщина допьет свой чай с шоколадкой.
Я заняла очередь за дедом в белой бейсболке с выпавшим из зажима ремешком. Он стоял в проходе, несмотря на наличие свободных мест на скамье. Щурил подслеповатые глаза, силясь прочесть кричащие объявления, коими была увешана кабинетная дверь: «Режим работы…», «Входить по сигналу» (а без бахил вообще не входить!), «За ответами обращаться…». Деду хотелось изучить непременно их все. Наконец он сел на скамью рядом со мной, не забыв примостить и свою палку. Такую знакомую коричневую палку с резиновой нашлепкой на конце. Конечно, он не мог со мной не заговорить: то ли у меня лицо слишком доверительное, то ли слишком неуютно молчу, но со мной часто заговаривают в транспорте или в той же очереди. Они говорят, а я набираюсь житейской мудрости. Главное – вовремя кивать головой и поддакивать.
- Сколько времени-то сейчас? – спросил дедушка, посмотрев на меня в упор.
Я ответила, слазив предварительно в сумку за телефоном. Он кивнул и почти без перехода заявил:
- Я же говорю: у меня зрение никуда не годится. Сколько в поликлинику ни хожу, и окулист мне то же самое говорит. Только ведь не помогает ничего. Сказали, что черника зрение улучшает… Я в лес сходил… два ведра… - дед махнул рукой в сторону, где, по его мнению, должны были стоять эти два ведра, - этой черники съел.
Посмотрел на меня, будто проверяя, верю ли я.
- Потом еще одно. Вкусно, конечно, но бесполезно. А я, как ходил к окулисту, так и хожу к нему. Вот теперь сюда, - кивнул на дверь.
Все вокруг заулыбались, услышав откровение про чернику с окулистом, но глаз от своих смартфонов и колен не поднимали. Я тоже улыбалась, сама не знаю почему.
- Вот работы молодежи не найти, это да… Это плохо, - тем временем продолжал мой сосед. – Некоторые, правда, и не думают идти искать. Сколько я проработал на прииске, тридцать тысяч заработал, а мне их так и не выплатили. Да и не выплатит теперь никто… Хотя я обращался. А сейчас студентам повысят выплату… эту…
- Стипендию, - подсказала я.
- Точно, ее. С сентября месяца будут пять тысяч платить.
Видимо, я как-то молча выразила сомнение. Вслух разубеждать его в невозможности подобного благодеяния не хотелось.
- А что? Я радио аккуратно слушаю!
К двери кабинета подходили желающие пройти флюорографию. Потом они разворачивались и уходили по более важным делам, увидев, что до конца перерыва осталось «целых пять минут». А если эти желающие интересовались, кто последний, дедушка, не давая мне рта раскрыть, говорил: «Вот эта, красивая». И беззастенчиво указывал на меня пальцем.
- Но мне этих денег не особо не хватает, - вспомнил, о чем говорил. – По тем временам это совсем другая сумма была. Да как будто мне много надо! Я гречку и яички очень люблю. И молоко… И чернику опять же.
Он задумался на секунду и оглянулся на меня, словно ожидая еще одной подсказки.
- Ну, вот и все. Так-то…
В кабинете снова начался прием, а деду было еще что мне поведать.
- Мне женщин жалко. Мужики все перевелись, остались одни алкоголики. Живут не понять на что или на шее сидят…
- Ведь, кажется, можно что-то путное придумать, чтобы лучше стало жить. Они у нас в меру своих сил и придумывают, но только что? Был один… В Америку съездил, лаптем с трибуны постучал и решил кукурузу садить! И какая она выросла?! – не поленившись, он нагнулся и продемонстрировал ничтожное расстояние от пола до своей ладони. – А теперь у нас два таких выдумщика!
Дедушка обернулся за моей реакцией. Он вдруг сдвинул брови, лоб покрылся складками, казалось, он сейчас заплачет, но вместо этого дед рассмеялся, вспомнив исторический анекдот. И внезапно преобразился из-за странного смеха-кашля. Плечи затряслись, огромный нос-картофелина, казалось, стал еще больше, заблестели глаза под козырьком. Я вдруг ясно поняла, что он весь был в этом смехе. Это была его неунывающая реакция на то, от чего многим  и правда хотелось плакать; часть его особенной философии, отношение к окружающим и самому себе. И рассказывал дедушка о своих неподдающихся лечению болячках, о так и не выплаченных деньгах и необъяснимых инсинуациях властей не потому, что ему хотелось пожаловаться. Ему очень нравилось говорить: о том, что знал он, что сейчас все мы знаем и как к этому нужно относиться. И о том, как сделать так, чтобы лет через пятьдесят сидеть в очереди на флюорографию, а не лежать в известном месте.
Насмеявшись вдоволь, он снова задумался. Наверное, еще что-то вспоминал, кивал головой… А потом подвел всему итог:
- Да. Жизнь удивительна и прекрасна.
Подошла его очередь. Дедушка поправил бейсболку на лысой голове и скрылся за серой дверью. Потом будет моя очередь.