Задето сердце

                Задето сердце

В кафе была драка. Ее затеял я. Мне не нравится, когда женщин берут за горло. Этот — взял!.. Я бил его у стойки бара. Сильными, резкими ударами ноги пытался обезобразить лицо того, кто посмел тронуть ее...
Я полюбил, как возможно любить лишь в двадцать. Она была на плохом счету. В кафе ее обижали. Для многих моя «любовь» была шлюхой.
Я сделал все, чтобы обидчик не встал. Летом в кафе открывались две двери — я ушел. Издали я видел милицию, потом вывели того, приехала «скорая». Я рад! Я был молод, а значит — жесток.
Меня искали. Человек пять из его окружения рыскали у кафе до ночи. Плевать! Изобью по одному. Вот тот длинный — вор. Это знают все, даже милиция. Он ходит в кафе не часто. Живет далеко. Тем лучше. Меньше шу¬ма... Толстый, с набитыми костяшками пальцев — трус. Его я подарю другу. Федя его не терпит. Они росли вместе. У них один двор. Феде понравится мой подарок. Третий — трутень. Он, пожалуй, здоровее всех. В коня корм... Он не был в армии, житель центра, сын имущих родителей. У него есть все! Семья имущих. С ним — трудней... За него вступятся власти, будут искать. Остальных не знаю. Хорошо. Значит, их не будет. Искать станут трое - плевать!
Я люблю, служил и знаю риск, но не знал любви. За нее — хоть под нож!
Мой дом далеко. Родители мои просты, очень приличны и, по мнению соседей, очень несчастны: у них сын — я. Мне все равно.
     Моя девушка белокура. Она — Инна. Чуть сутулится, но, в общем, стройна. Инна всегда печальна. Что-то толкает ее каждый вечер в кафе. Она хороша, но не это...
Я понял и полюбил. Она одинока, она не проста. Это ей нужно проверить. Точнее, проверять... Всегда, ежедневно, на людях. Я знаю ее. Она талантлива! Вот ее мука. Никто больше не знает этого. Она тоже не знает... Она талантлива!
     Я сплю. В дверь постучали. Я вышел. Ин-на!!! Она сама... Она приехала.
Вышел из-за двери Федя. Он рад. Мать
недовольна. Я ушел. Потом так будет часто. Она придет и я уйду с ней. Так будет часто. Отец назвал ее собакой Динкой. Он вечерами дома, он смотрит фильмы. И вот она ему смешна. Она как в кино. Дикая Инка. Ну ладно — отец все-таки!
     Город спит, а мы бредем бесцельно и просто. Просто гуляем. Инна, Федя и я. Она целовала меня. Сразу, лишь вышли. Я — счастлив! Если б можно было ходить по крышам — мы бы пошли. Особенно я, ну прямо лететь готов!
Центр. Ночь. Трое. Федя устал, он ушел. Двое...
—  Инна, я так люблю...
—  Меня?!
—  Страшно!
Я целовал... Тихо приплыло утро. Мы сидели у Волги и оно приплыло в красной лодке. Так Инка сказала. И в тридцать я вспомню, что утро всегда приплывает в лодке. В тридцать! В красной...
Инна исчезла. Все лето скитались мы с ней по друзьям - все лето, как всю жизнь, потом исчезла. Ее право...
Я стал неосторожен. Меня искали. Федя пьет. Я — один. Друзьям не верю. Федя пьет... Так мало мужчин, так много ребят - просто парни. Жаль.
Я часто в кафе. Инки нет.
       Встреча. Трутень был с дамой. Ушел звонить. Вернулся. Косит в мою сторону. Пусть едут! Я знаю, Тот будет рад. Готов! Я — вот! Инки нет, я — есть! Час, два. Приехали. Надо же... Ждал сразу. Смотри-ка!
Нос в сторону, злой! Тот вошел и ко мне.
—  Сука!..
—  Ублюдок, я тебя добью...
—  Трутень, выведи его на улицу.
—  Как?
—  Мента попроси!
—  Понял.
Трутень вышел, а я опять ударил того... Сразу почувствовал себя плохо. Верней, странно... Пытался бить, но, кроме первого раза, все мимо. Упал. Понял — нож!
Крики, «скорая», ПМГ. Все повторилось. Тот убедил. Мужчина! Пришел, зарезал, потому и не спешил.
Я — жив! Больница. Федя пьет, он каждый день у окна.
—  Вань, Вань, Вань! Соловьев!
-  Ну, друг!!!
Я уже хожу. Осень. Клумба увяла, но в этом и прелесть. Цветы — таких оттенков, такие неясные, такие...
—  Инки нет?
-  Нет.
Я слаб. На груди совсем не стало мышц. Федька купил наган. Хочет стрелять в суде. Дурак! Тот — мужчина! Пусть живет. Отсидит и живет.
     Суд. Тому дали пять лет. Федька пла¬чет. По пьяне пропал наган — утонул. У того — трое братьев. Они здоровые и злые. Если они, как тот — меня добьют. Тот молчит. Увели. Ушли братья. Суд кончился. Значит, Тот сел: он душил женщину, ударил ножом мужчину и сел. Так... Что же делать мне? Я решил и прожил десять лет.
Мне — тридцать. Я был женат. Ее звали Инной, потому и женился. Она — не та.
     Я холост, мне — тридцать. Дедкабрь. Вечер. Завтра Новый год. У меня нет ничего. Кабак. Я сижу с приятелем, которому многим обязан. Я беден! Я жил взаймы десять лет.
     Кабак. Прекрасно одетые шлюхи. Стол. Прекрасно «одетый» стол. Шлюхи со мной. Музыка. Гадко...
—  Официант!
—  Что, водки?
—  Инку!!!
В красной лодке приплыло утро. Прекрасное утро. Я — трезв. Все другое: город, год, кабак. Входит Тот!..
—  Мама! Он с Инной... Мама, все, во что верил, ушло. Мама, сегодня последний день.
—  Ин-ка!
Как он растерян... Тот!
—  Нож мне, нож!
Я бил его стулом. Убил. «Убили» меня — Инка смотрела с ненавистью.
Инка... Для всех ты была плохой. Я не жил без тебя, я тридцать испортил лет. Все!
Из ночи шагала Инка. Я шагал в ночь.
-  Товарищи, подсудимый Соловьев сменял в камере золотые коронки, которые сам же у себя и снял, на шило... Дело весьма печальное и, если хотите, романтичное, но продолжать его нет оснований.
-  Как?!
-  Как?!
-  Как?!
-   Подсудимый Соловьев нанес себе восемь ударов в грудь. Внутреннее кровоизлияние, смерть наступила почти сразу. Задето сердце...