Автобус поцелуев

Куриная Башка и я спорили горячо и упорно, так что чуть не прозевали прибытие долгожданного автобуса. Это был автобус поцелуев, яркий и пёстрый, как весенний карнавал. Он не ехал, а плясал по мостовой под музыку светофоров. Его не заботили беглые цифры и чьи-то сны. Этот автобус сам был металлическим поцелуем на щеках улицы.

В кресле водителя восседала миловидная цыганка. Обе её руки утопали в роскошных браслетах, а глаза скрывались под солнечными очками в оправе из цветущих ромашек. Она обращалась с рулем так, словно тот был горшочком с геранью — поливала его из лейки и наряжала в праздничные ленты. Ей даже не приходилось рулить, руль сам раскачивался то влево, то вправо при необходимости. Когда я протянул цыганке разговорник, она попыталась надеть его на руку, будто дамское украшение.

— Какая тонкая работа! — восхитилась она. — Мне ещё не попадались столь изящные браслеты.

— Это детско-взрослый разговорник, — сказал я, почти на безупречном взрослом. — Его придумал Странный Симпкинс.

— Вот как? Этот Симпкинс, должно быть, знал толк в красивых вещах.

Цыганка подняла на нас свои ромашковые глаза.

— Добро пожаловать в автобус поцелуев, — прощебетала она. В звоне её голоса лучился свет многих лун, а слова пикировали с языка, как кокетливые кометы. Всё обаяние ночного неба искрилось меж её губ. Мы были ослеплены и страшно взволнованы. Цыганка поведала нам, что уже долгое время коллекционирует поцелуи и была бы не прочь пополнить свою коллекцию. Вот тут мы взволновались даже больше, чем нужно.

— Пожалуй, мы лучше пересядем в другой автобус. Мы ошиблись маршрутом, — сказал Башка не без испуга. Он уже начал незаметно пятиться в сторону выхода, но было поздно — двери за нашими спинами плотно захлопнулись. Только сейчас мы увидели, что это были вовсе не двери, а ярко накрашенные губы, которые исполняли роль дверей.

— Нет ничего прочнее, чем поцелуи молодых, — между тем продолжала цыганка, раскачиваясь в водительском кресле. — Они тверды и долговечны, как дорогая древесина. Это ценный и добротный материал, который в наши дни так редко используется по назначению. Из поцелуев можно строить дома, прокладывать дороги, воздвигать поцелуевые мосты. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что один поцелуй заменяет мешок цемента?

— Нет, не задумывались — ответили мы, потому что и вправду никогда не задумывались. Мы вообще крайне мало знали о поцелуях. Башка их боялся, Веспа презирала, мне же всегда казалось, что поцелуи это такая разновидность улиток.

— Этот автобус тоже сделан из поцелуев, — цыганка широко взмахнула рукой, и браслеты загремели на ней, словно стая галок. — Поцелуи навсегда остаются в этих стенах, они оседают на потолке, впитываются в мебель, ковром стелятся под ногами. Всё, что вы здесь видите, всё до мельчайших деталей сделано из поцелуев.

— И бензин тоже? — не поверил Башка.

— И бензин тоже.

Мы ошарашено крутили головами. Это поразительно, но вещи, сделанные из поцелуев, почти не отличались от обычных вещей. Они были не менее настоящими. Веспа прикоснулась пальцем к оконному стеклу и невольно заулыбалась.

— Щекотно, — сказала она.

Я положил ладонь на спидометр и почувствовал, как поцелуи движутся внутри него. Вместо того, чтобы угаснуть и испариться, они жили внутри предметов и наделяли их своим теплом.
 
— Уверена, из ваших поцелуев могла бы получиться прекрасная мебель. Трельяж, складной столик или швейная машинка, — предположила цыганка. Прищурившись, она оценивала нас взглядом, будто прикидывала в уме ценность наших поцелуев. — Хотите попробовать?

Предложение было заманчивым, но мы всё ещё тушевались. У Куриной Башки от смущения даже покраснели щёки.

— А что мы должны будем целовать? — уточнил он. Его рот был похож на любопытного червя, застрявшего между двумя банками Кока-колы.

— Всё, что угодно. То, что вам особенно дорого, — отозвалась цыганка. — Главное, чтобы поцелуй был искренен. Самый искренний поцелуй получит приз!

Услышав слово «приз», Башка мигом преобразился, а его щёки побелели сами собой.

— Мы согласны, — выпалил он и, не откладывая дело в долгий ящик, принялся целовать собственную руку.

Он чмокал и шлёпал губами, словно карп-телефонист. Трудно было вообразить более отталкивающего зрелища. В воздухе над нами начали проявляться призрачные очертания некоего предмета. Это в равной степени мог быть трельяж, складной стул и швейная машинка. Вот она поцелуйная магия в действии! Мы с Веспой в один голос ахнули, а Башка, не веря глазам, чуть не подавился своей же рукой. Призрачный предмет под потолком съёжился и быстро потускнел.

— Ступайте-ка лучше в салон. Там и посмотрим, на что вы способны, — приказала цыганка и завела мотор, который бодро загудел под шум сгорающих поцелуев.

Салон был обставлен как жилая комната. Комната, целиком сотканная из поцелуев. Здесь имелся телевизор, люстра, расписной ковёр, несколько картин на стенах и мебель на все случаи жизни. Похоже, автобус уже давно служил цыганке домом — она в нём жила и путешествовала, изредка принимая попутчиков или, правильнее сказать, постояльцев, которые добавляли свои поцелуи в её обширную коллекцию.

Неудивительно, что и сейчас все постояльцы автобуса поцелуев находились при деле и потому не обратили на нас никакого внимания.

Дама в розовой чалме занималась напольным торшером, адресуя свои увесистые поцелуи солнечному кругу в окне. Она штамповала их с задором, на скорую руку. Поцелуи смешивались с солнечными лучами и затвердевали, чтобы затем превратиться в ценный и добротный материал и обрести некоторую торшерность. Дюйм за дюймом торшер прорастал из пола, как несмелый кактус. Одна его половина уже окрасилась в жёлтый цвет, а другой ещё только предстояло вступить в мир красок. Дама в чалме явно знала толк в осветительных приборах. Люстра наверху, скорее всего, тоже была её работой.

Мужчина, целовавший черно-белую фотографию кинозвезды, возился с телевизором. Он почти выцеловал экран с антенной и вплотную подобрался к кнопочной панели. Видно, он ездил в автобусе поцелуев не меньше недели и очень спешил закончить свой телевизор хотя бы к вечеру. Кинозвезда на зацелованной им фотографии тоже мечтала об отдыхе. У новорождённого телевизора были её глаза.

Несколько пожилых целовальщиц в дальнем углу корпели над персидским ковром, а один седовласый человек так наловчился искривлять губы, что целовал в щёку самого себя. Плодом его непосильных трудов стало зеркало в тусклой оправе.

Вспомнив об обещанном призе, мы решили не мешкать понапрасну. Куринная Башка слился в страстном поцелуе со своим плечом. Плечо, кажется, не ожидало от него такой пылкости и заметно растерялось. Я в недоумении покосился на Веспу.

«Только попробуй (запятая) я отрежу твои губы и сделаю из них ожерелье (точка)» — телеграфировал мне в ответ её взгляд.

Я покорно отвел глаза. Мысль о поцелуе с Веспой была, пожалуй, не более уместна, чем стадо озверевших бизонов тихим летним утром. Мне стоило придумать идею получше.

Я озирался по сторонам, выискивая, что бы поцеловать. Спинку кресла? Муху, бьющуюся на окне? Кусочек плинтуса? Я сомневался в том, будет ли это достаточно искренне.

Тем временем Веспа делала вид, что целует свою трубку, хотя на самом деле просто курила какао. Выглядело это подозрительно, но всё равно считалось за поцелуй.

Я был на грани отчаяния, когда вдруг подумал о камешках в своём кармане. Мне не оставалось ничего другого, кроме как расцеловать горстку гравия, которая некогда водила дружбу с моим прадедом. Я старался прижаться губами к каждому камешку и проделать это с предельным уважением. Ведь как-никак, целуя горсть пыльных камней, я одновременно целовал собственную фамилию. Я как будто целовал всё семейное древо Горстьгравия: прадедушку, дедушку и даже папу, пусть он и отказывался носить гравий в карманах и ходил в платье — по религиозным причинам.

«Не каждый может похвастать тем, что целовал собственную фамилию», — решил я, и эта мысль придала искренности моему поцелую.

Куда уж до меня Башке, который чмокал самого себя или Веспе, курившей трубку, тем самым как бы смакуя свою наглость и девчачье нахальство.
 
Наши поцелуи струились по воздуху, сливаясь в единый поток где-то под потолком. В точке их столкновения показался предмет. Он медленно, но верно набирал тяжесть, опускаясь на пол, будто застенчивый парашютист. Когда предмет, наконец, приземлился, мы увидели, что наши поцелуи воплотились в небольшой комод красно-жёлто-зеленого цвета.

— Вот уж не думал, что такая чепуха, как поцелуй, может превратиться во что-то серьёзное, — поразился Башка.

Довольные своей работой, мы осмотрели комод. Творение наших губ было ещё теплым, будто только из печки, с открывающимися дверцами и изящными резными ножками. Я с удовлетворением отметил, что по большей части комод состоял из моего поцелуя. Цыганка это тоже признала и объявила меня победителем.

— Весьма похвально. Ваш комод займёт достойное место в моей коллекции поцелуев, — сказала она и перешла к раздаче призов.

Куриной Башке достался утешительный приз — снежный глобус со встроенной шарманкой. Подарок не вызвал у Башки особого восторга и его интерес к поцелуям изрядно поубавился.

— Подумаешь! — презрительно сплюнул он. — Поцелуи всё равно для слабаков.

Веспин поцелуй занял второе место. По мнению цыганки, он слегка не дотягивал до моего по шкале искренности. Веспа и виду не подала, что огорчилась и обставила всё так, будто поддалась мне нарочно.

— Терпеть не могу искренность, — сказала она, словно искренность была стаканом с вонючей жижей.

За второе место ей полагался браслет с руки цыганки. С подчёркнутым безразличием Веспа повесила его на свою кисть. Браслет стыдливо болтался там, точь-в-точь как «чёртово колесо».

Мне как победителю предназначался особый приз.

— Поцелуй с предсказанием! — объявила цыганка и прежде, чем я успел опомниться, припечатала губами мой лоб.

Мне вовсе не хотелось никаких поцелуев, но я не мог остановить её, ни даже отвернуться. Я лишь зажмурился, стойко принимая награду и не думая ни о чём, кроме улиток. Прямо мне в ухо ликующе закудахтал Башка — теперь он не скрывал своей радости, что главный приз достался не ему. Даже Веспа смотрела на меня с тенью сочувствия.

— Да свершится предначертанное! — сказала цыганка, и я почувствовал, как её поцелуй с предсказанием пульсирует у меня на лбу, будто третий глаз. — А теперь выметайтесь отсюда, пока я не вытолкала вас взашей! Вы, знаете ли, не единственные подростки в этом городе, жаждущие поцелуев! 

Красные двери-губы за нашими спинами резко отворились, и мы, потеряв равновесие, по очереди вывалились на тротуар. Смущённые и озадаченные, мы ещё лежали ничком друг на дружке, когда автобус поцелуев растворился вдали.