Армия. Глава 2. Рота

   Я попал служить в роту. Это означало, что мне придется служить в части на должности заместителя командира роты.
Первые впечатления от службы я получил в офицерском общежитии на окраине Москвы, в котором меня поселили, и они меня не обрадовали.

   Меня поселили временно в красный уголок , так как свободных комнат не было. Там стояло несколько кроватей. Санузел был "прямо по коридору". Вместе со мной жил лейтенант из Калуги, такой же двухгодичник, как и я, только прошлого "призыва". Он попал сюда полтора месяца назад и с тех пор жил в красном уголке, как Чебурашка в телефонной будке. Обычно он приходил довольно поздно, и рано утром уезжал.

   В первый же вечер стал расспрашивать его о службе. Он служил в одной из частей замполитом роты. На мой вопрос сколько офицеров роте. Он устало ответил: "Я один...". Этот ответ меня так шокировал, что вопросы посыпались как из рога изобилия. Дело в том, что стандартный офицерский состав роты - семь человек. Видимо, только не в стройбате.

    Из его рассказа я узнал, что его рота хозяйственная. Командир роты старший прапорщик, он - заместитель командира по политчасти и есть еще прапорщик - командир взвода и все! Весь порядок в роте держится на старшине-срочнике. Теперь я понял какая нехватка кадров в стройбате Минспецстроя.

    По странному стечению обстоятельств, я попал именно в эту часть, в которой служил мой сосед. Командир части, полковник Минюк, принял меня в своем кабинете недружелюбно. Переспросив как моя фамилия, едва взглянув в глаза, отправил меня на недельную стажировку в... ту самую седьмую хозяйственную роту.

    Седьмая рота встретила меня запахом дорогого одеколона. Такое впечатление, что здесь им мыли полы. Этот запах преследовал меня на протяжении той недели, что я находился на стажировке. И еще непривычно тихо было в расположении роты. Осмотревшись, я понял, что при относительно небольшой численности роты в семьдесят человек, в расположении всегда находилось не более сорока. Остальные, будучи сантехниками, электриками, водителями всегда находились на работе или в командировках.

    Командир роты, старший прапорщик Востриков несказанно обрадовался еще одному офицеру, хотя никаких особых указаний не дал. Действительно, старшина- дагестанец и командовал ротой. Все на нем и держалось. Зато командир взвода, прапорщик с казахской фамилией, отрывался по полной. По сути говоря, появлялся когда хотел, уходил, когда захочется. Позже он обнаглел до такой степени, что стал появляться в части два раза в месяц, в дни получения денежного содержания.

    Дело в том, что в армии нет заработной платы в в гражданском понимании этого слова, а есть денежное содержание, лишить которого не может никто, ни командир полка, ни министр обороны. Армия должна содержать своих военнослужащих!

    Пребывание в седьмой роте никаких особых навыков мне не дало. Сразу же после нового года я был отправлен в первую роту, где началась реальная служба. Командиром роты был капитан из кадровых. Заместитель командира роты здесь уже был - лейтенант Максим, тоже двухгодичник. Он в этой роте служил уже полтора года и знал все порядки. Мне досталась должность замполита. Больше офицеров в роте не было. Должности командиров взводов и старшины роты занимали сержанты-срочники.
   
   В роте служило сто восемь человек среди них были солдаты различных национальностей, но больше всех, примерно процентов шестьдесят от общего количества военнослужащих составляли узбеки. Были, конечно, и славяне, и грузины с армянами и даже один каракалпак.

   Ежедневно после развода большинство военнослужащих погружалось в автобусы и крытые автомобили и выезжало на объекты. Каждое отделение составляло строительную бригаду. Наш полк был приписан к отделочному управлению, поэтому всех солдат без исключения обучали отделочным строительным профессиям, поэтому у нас были отделения штукатуров, плиточников, мозаичников, паркетчиков, маляров.

   Каждый день вместе с солдатами на объекты выезжали и офицеры. Правило было такое: если на объекте до десяти человек, то старшим выезжает сержант, если от 10 до 50 человек -прапорщик, если от 50 до 100 человек обязательно должен ехать офицер, а если больше ста солдат, а в основном объекты такими и были, с солдатами должно быть несколько офицеров.

   Мое ежедневное расписание было следующим. В шесть утра я выходил из своего общежития на окраине Москвы, из окон которого была видна Московская кольцевая автодорога, шел десять минут до станции метро "Медведково", садился в вагон и проваливался в сладкий сон, ехать нужно было ровно час, до конца оранжевой ветки. На другом конце Москвы офицеров ждал служебный автобус, который доставлял нас в часть. Он приезжал за пятнадцать минут до развода и надо было забежать в роту на свой пятый этаж, выслушать доклад дежурного по роте, проверить порядок в роте, привести в порядок себя и стоять вместе с уже принявшей пищу ротой на плацу. После развода я садился в автобус вместе с солдатами и уезжал на объект.

     Моей обязанностью на объекте было следить за своими. и не только своими. солдатами, чтобы они исправно выполняли поручения военных прорабов, тех самых офицеров, которые служили на инженерных должностях. В обед должен был проследить за принятием пищи солдатами. Если объект был большой, то покоя не было целый день, то одного нет на рабочем месте, то другой ушел в самоход. Наличие огромного города за строительным забором, было для солдат, проводившими все свое время именно за заборами, раздражающим фактором и исчезали они со стройки с завидным постоянством, то в магазин за молоком, то на объект приедет кто-то из земляков, а то и просто поглазеть на красивых девушек, которых большинство уже много месяцев видели только по телевизору.

    Рабочий день продолжался до шести вечера. И вот, наконец, после бурного рабочего дня, автобус доставлял уставших солдат и офицеров в часть. Здесь, после ужина, начиналась индивидуальная работа. Командир роты, который обычно весь день находился в части, рассматривал результаты работы каждого отделения, кого-то хвалил, что было большой редкостью, кого-то разделывал под орех за плохую работу, за невыполнение плана, а то и просто за конфликт с прорабом. Часто вместо командира этим приходилось заниматься нам с Максимом.

    Наш командир роты мог часами отчитывать какого-нибудь солдата, стоявшего перед ним по стойке "смирно". И вот когда на втором часу проработки, когда солдат, от усталости от недосыпа, готов был сделать , что угодно, лишь бы его отпустили из канцелярии, наш ротный добивался от него обещания, что этот проступок был его последним нехорошим делов в его жизни.

   После индивидуальной работы с солдатами и докладов командиров рот начальнику штаба об обстановке в ротах, большинство офицеров могли покинуть часть. Иногда в это время покидал ее и я, тогда домой я добирался где-то к одиннадцати вечера. Но в большинстве случаев приходилось оставаться до отбоя. Это значит, что офицер должен провести вечернюю поверку в роте, доложить дежурному по штабу об отбое, проверить роту после отбоя и сам около одиннадцати часов убыть к месту почивания, то есть домой. В этом случае в общежитие я добирался около часа ночи.

    На следующий день все повторялось снова. В шесть утра я выходил из общежития..., впрочем, об этом смотри выше. Два раза в неделю я, как замполит роты, обязан был приехать раньше и между завтраком и разводом провести с воинами политинформацию. Это правило неукоснительно соблюдалось, поскольку его несоблюдение грозило разносом ротному со стороны начальника штаба.

    Субботы были учебными днями. В этот день все офицеры должны были проводить занятия с солдатами по заранее подготовленным и и утвержденным в штабе конспектам. Занятия были различными, как тогда говорили "по боевой и политической подготовке", а вот лица солдат были одинаковыми. Каждую неделю я видел около сотни полусонных лиц, которые сидели за столами ленинской комнаты по трое, на коленях друг у друга, в проходах или просто стояли у задней стены помещения, расчитаного, как максимум человек на сорок. В их глазах читалась мольба " Товарищ лейтенант, ну отпустите нас скорей, дайте нам хоть часок, чтобы подшиться, привести себя в порядок!"

    Скажу честно, часто вместо скучных лекций на политические темы я рассказывал им о жизни за забором, о том, какие фильмы идут в кинотеатрах, как живут москвичи. Тогда я видел блеск в их глазах. А если я просил по одному выходить и показывать на карте СССР место в котором они живут, в ленинской комнате наступало оживление. Солдаты все сразу просились к карте, чтобы показать на ней какой нибудь Андижан и наперебой рассказывали о своем родном городе. Конечно вся южная часть нашей страны на карте была истыкана указками.

    Я часто задавал вопрос солдатам: "Что самое сложное в их службе?", и непременно получал один и тот же ответ : "Самое плохое отдаленность от дома и невозможность видеться с родителями и друзьями". И никогда не слышал о тяжелой службе и уж тем более о дедовщине. Кстати дедовщины, как таковой у нас не было. Было землячество. Это когда солдат , независимо от срока службы, попадает под опеку своих земляков в роте и части. Говорят, что это еще хуже дедовщины, но я не заметил этого. Внутри каждой диаспоры были свои порядки, но все друг друга защищали и не давали в обиду своих земляков сержантам.

    Воскресенье был днем выходным но обыкновенно по два раза в месяц мне доставалось дежурство. Так составлял график ротный. Вроде бы свободный день, солдаты дружной толпой смотрят целыми днями телевизор. Как раз в это время появились первые видеомагнитофоны и в части местные умельцы наладили "кабельное телевидение" когда один видик в штабе транслировал фильмы на все роты. Обычно это были боевики их наши воины любили. Но каждые два часа просмотры прерывались проверками личного состава р роте, а раза два в день на плацу. Офицеры каждой роты должны были доложить в штаб о наличии личного состава. Обычно, на момент проверки, в роте не хватало нескольких человек, но в штаб я докладывал о полном наличии людей, одновременно посылая искать отсутствующих. Всегда оказывалось, что солдатик ушел или в буфет или к землякам в другую роту, что не возбранялось. И всегда, в течение часа, пропавшие находились и приходили ко мне в канцелярию с докладами о своем прибытии. Через два часа все повторялось заново.

    Однажды в одно из моих воскресных дежурств еще на подходе к казарме меня встретили несколько солдат нашей роты с растерянными глазами.
-Товарищ лейтенант, сюда не ходи, туда ходи, здесь нельзя!- направляя меня к запасному выходу из расположения роты.
Подойдя к казарме, я не мог понять в чем дело: большинство окон на четырех этажах были выбиты и из них, по причине зимней погоды, торчали подушки и матрасы, двери были сорваны с петель, замки на них сломаны. Тогда я, честное слово, подумал, что произошло стихийное бедствие!

    Все оказалось гораздо прозаичнее. Несколько солдат нашего полка что-то не поделили с солдатами соседней дивизии имени Дзержинского. Те решили отомстить стройбату. Ночью пробрались на первый этаж нашей казармы, где шел ремонт и бросили туда пару шашек со слезоточивым газам "черёмуха". Дым потянуло по всем оставшимся четырем этажам. Ничего не подозревающие дневальные в ротах, почувствовав удушающий запах, доложили своим дежурным, а те сыграли подъем. Солдаты, кто в чем был, помчались по основной лестнице на улицу, создавая толкучку, срывая с петель двери. Старослужащие и сержанты, не поддались панике, они скорым шагом отправились в каптерку, чтобы надеть противогазы, но после того как поняли, что противогазы не спасают, сами же на марш-бросках выдирали из них клапаны, чтобы лучше дышалось, они тоже ломанулись к запасным дверям. Двери оказались закрытыми, а ключи у старшины. Но "черемуха" не давала времени на раздумья, двери вместе с замком были выбиты в полминуты. Но еще не все воины покинули помещения, оставшиеся, обливаясь слезами, стали бить стекла в окнах. На улицу полетели осколки стекол.

    И вся толпа, численностью в четыреста человек, оказалась на плацу кто в чем был. Наверное это было "веселое" зрелище, солдаты из дивизии Дзержинского повеселились на славу. Все это воскресенье прошло в хлопотах по застеклению окон и починки дверей.

    Такой график службы сильно выматывал. И, естественно, мы с Максимом люто ненавидели нашего ротного за то, что нам всегда достается дежурство в воскресенье и совершенно не хватает выходных, чтобы выспаться. Командир сурово смотрел на нас, и снова и снова ставил нам дежурства в выходные.