Люська. Нравы московской Чудовки. Глава 28

Глава 28

— Вон, кажись, и Борис твой прётся! — Полинка кивнула на переднюю, из которой донёсся стук. — Обожди-ка, сама открою.
Она вышла из комнаты и сердито крикнула, приближаясь к двери:
— Ну чего, чего барабанишь? Торопишься очень, да?.. — откинула крючок… и невольно отступила. Через порог нахально шагнул старик с густой и серой от седины бородой. Он был в стёганой телогрейке, шапке-ушанке и держал засаленную котомку в руках.
Лоб и левую бровь его наискось пересекал большой шрам, но глаза смотрели нагло и молодо.
— Тебе кого, дед?.. — отчего-то оробев, спросила Полинка и почувствовала, как по спине пробежал холодок от пристального взгляда незнакомца.
— Здорово, что ль!..
Люська, вслед за матерью выходя в переднюю, вздрогнула: знакомые, ох, до чего знакомые нотки послышались в этом хриплом простуженном голосе. «Да неужели же… Цыган? Не может быть? — счастье упругой волной ударило ей в голову. — Васька, сволочь, вернулся!» Как ждала, как желала она его всё это время! Сколько ни встречалось за последние годы мужчин, ни разу не попадался такой огневой и сильный! Люська хотела, позабыв про гордость, броситься ему на шею. Но вдруг словно стукнуло под коленками, и по всему телу вмиг растеклась слабость. Вместо радостного вскрика, вместо восторга, она с ужасом выговорила еле слышно:
— Вася… ты?!.. — а в голове забилось: «Всё! Вот и стала богатой! Вот и нашла тихую пристань! Всё, всё теперь полетит к дьяволу!»
Снова с волнением вгляделась в бородатое лицо. И сквозь спутанные волосы Люська увидела другое — которое, как ни старалась, не могла забыть и вычеркнуть из памяти. Ведь столько раз она прижималась к нему во сне, ощущала его могучие объятия и жаркие поцелуи. И вот он здесь. Можно бросить всё и пойти за ним… За ним?! Ну нет, не такая она теперь дура! «Нужна иная, какой он не в состоянии ей дать, жизнь! Так что, прочь от него, прочь!» И Люська почувствовала, как её начинает охватывать безотчётный страх.
— Узнала-таки! — разобрав руками бороду, самодовольно произнёс Цыган. — А я уж думал, забыла!..
Полинка широко раскрыла глаза: «Цыган?! Ни за что бы не признала в этом вонючем старике тридцатипятилетнего муж-чину — красавца, франта». Она тоже почему-то пробормотала:
— Не может быть! — и всмотрелась попристальнее, — «Да нет, ничего похожего! Впрочем, он! Его глаза: чёрные, немигающие — втыкаются в душу как два ножа!»
Чувствуя свою власть и веря, что для него здесь всё по-старому, Цыган уверенно шагнул к комнате.
— Ну, ладно, ладно, там потолкуем, — сказал он снисходительно. — Принимайте, дамы, гостей.
И Люська пришла в себя: «Рубить нужно сразу, потом будет труднее!» Загораживая дорогу, крикнула:
— Не смей!
— Это почему?.. «Он» там? — со злобной усмешкой процедил Цыган. — Да?..
— Он! — выдерживая его взгляд, твёрдо ответила Люська.
— Ну что, что тебе говорили?! — раздался торжествующий голос Кручёного, возникшего вдруг из темноты. — А ты не верил!.. Да идём, идём ко мне! Чего ты здесь?..
— Молчи, ублюдок! — обернулась к нему Люська. — Прикуси свой язык!
— Та-ак!.. — выдохнул Цыган. — А я-то мечтал, дурак! Думал, что ждёт, как клялась, и встретит с радостью. А тут вон что! Придется, видно, и в самом деле у тебя, Кручёный, переночевать. А уж утром видно будет, что дальше делать…
— Вася! Зря ты такое говоришь! Я ждала! — резко обернулась к Кручёному, — ждала или нет, скажи ему, подонок!
— Вообще-то, ждала, — отводя взгляд, спасовал тот.
— Слыхал?! Так вот. И сам пойми: я не одна, у меня — ребёнок! И я обязана была думать и о нём!
— Кто? — брезгливо спросил гость, — мальчик или девочка?
— Девочка.
На лестнице послышались шаги. Кто-то поднимался. Вот подошёл к двери, отворяет… Это был Борис Степанович! Войдя в прихожую и закрыв за собой дверь, он согнал с лица озабоченное выражение — всю дорогу думал о том, где взять деньги. Опять пришлось раздать кредиторам половину зарплаты и занимать потом у других. Приветливо сказал:
— Здравствуйте, товарищи!
— Доброго здоровья, милый человек, доброго здоровья, — мигом преображаясь, по-стариковски заговорил Цыган, и было видно, что для него это — привычная роль. Кручёный и Полинка даже переглянулись.
— Из колхоза мы, — продолжал Цыган, униженно снимая шапку и обнажая нечесаную голову, — погорельцы, на домишко собираем…
— Пожалуйста, пожалуйста! — сконфузился Борис и, пошарив по карманам, протянул гостю полтинник.
— Премного благодарны, премного благодарны, дай тебе бог… чего захочется, — насмешливо поклонился Цыган и взял деньги, — бог даст, ещё свидимся…
— Обязательно, непременно! Гора с горой не сходятся, а человек с человеком всегда встретятся, — ободряюще ответил Борис, проходя в комнату…
На выходе Кручёный шепнул Люське:
— Забеги ко мне попозже, поговорить желает!
— Что делать? Что делать?! — трясущимися губами прошептала она, когда дверь за непрошенными гостями была заперта на все запоры.
И только тогда стало видно, какого огромного напряжения стоила ей эта встреча.
Полинка словно окаменела и едва шевелила губами: «Неужели теперь этот стервец будет совать палки в колёса и порушит все их планы?..» Справившись с собой, ответила через некоторое время, злобно раздувая ноздри:
— А ничего! Всё обещай, но делай вид, что никак не можешь. И — крышка! В Москве-то ему жить навряд ли разрешат, не
сегодня-завтра уберётся. А будет напирать, скажи — нужны условия. Создай, тогда пойду! И Сутулого гони отсюда. Он денег обещал принести сегодня! Дай ему жизни, если не принёс!
Люська хищно прищурилась. Ох уж она отыграется сейчас! И, оттолкнув мать, решительно шагнула в комнату.
— Деньги… получил? — с ходу спросила она, презрительно глядя на копающегося в портфеле Бориса.
Полинка вошла следом и, плотно затворив дверь, притаилась.
— Да, принёс. Ты знаешь, дорогая, в институте научной информации за рефераты заплатили гораздо больше, чем я предполагал! — последовал ответ.
Дочь растерянно посмотрела на мать — запал пропал впустую…
Поздно вечером, когда Борис разложил на столе свои бумаги и углубился в них, Люська прокралась к подвалу Кручёного. Вернулась оттуда минут через сорок, испуганная и растрёпанная. Полинка, встретившая её, всполошилась:
— Ты что? Что с тобой?.. Да отвечай же! Цыган что ль?!
— Требует, чтоб жила с ним! — Люська, нервно погромыхав спичками, закурила.
Полинка облегчённо вздохнула.
— Ну и что? И поживи. Когда полковник-то теперь явится!
— Да нет, велит, чтоб всё бросила и с ним ехала! Говорит, мол, временно сейчас куда-то смотается. Долго ему здесь быть нельзя. А я вроде бы должна подумать и собраться! — Люська по-мужски крепко затянулась.
— А про условия сказала?
— Сказала.
— И что ответил?
— Станем жить, говорит, пока, как сумеем. А там видно будет.
— Ишь чего захотел! Скажи — нет!
— Сказала! – Люська снова жадно приложилась к папиросе и зашептала, выталкивая комьями дым изо рта:
— Что ж, отвечает, и за меня, мол, отбывал-терпел наказание-то — поседел даже весь. Либо с ним, либо и мне придётся прогуляться в края отдаленные. Один он ведь знает, кто с ним в последнем деле-то участвовал. «Не быть тебе с этим фрайером», — так прямо и врезал!
— Да что ты! — ахнула Полинка, и Люська поняла, что даже мать не ожидала ничего подобного, и от этого ей стало ещё страшнее…
Заметив выражение крайней озабоченности на лице «подруги», Борис принял это на свой счёт и, несмело подойдя, взял её за руку:
— Людмила, может, я тебя огорчил чем-то?
— Ах, оставь меня, пожалуйста! — брезгливо отдернула она руку, но тут же поспешила исправиться, взглянув на его переменившееся лицо:
— Ну, Боренька, не могу ж я тебе всё-всё рассказывать, понимаешь?!
Спать она постелила себе рядом с матерью, а Борис, испытывая острый стыд за свою бестактность, лёг в одиночестве.
— Мама, мама! — захватывая руку матери и с силой прижимая её к своей груди, простонала Люська. — Что же нам теперь делать, а?!..
На следующий день, когда Борис Степанович, запив чёрный хлеб жидким чаем, ушёл на работу, а Люська, несколько успокоившись, также попыталась поесть, явился Кручёный. Приезд Цыгана и ему пришёлся не по душе. Он давно отвык терпеть обидные слова и выслушивать приказания и сразу понял, что пальма первенства уйдёт теперь из его рук. «Кончилась лёгкая, привольная жизнь. И, чего доброго, опять придётся раздевать детей в тёмных подъездах да красть по квартирам копеечные вещички. Сложно будет по грошам собирать то, что получали в последнее время за один раз и без всякого риска. В общем, двум медведям в одной берлоге не ужиться!» — так рассуждал Кручёный накануне ночью, наливая Цыгану коньяк хрустальный бокал.
— Ну, чего тебе надо? — враждебно встретила его в дверях Полинка. — Цыганов прихвостень!
— А ты обожди — еще и спасибо скажешь.
— Я б вам обоим за такие дела, будь моя власть, такое б спасибо преподнесла!
— Да чего ты на меня-то! Я тут при чём?..
— Самый последний подлец не пойдёт на такое! — не унимаясь, шипела Полинка, однако ни словом не обмолвилась, на что именно пошёл Цыган.
— Ну, ладно, хватит, — хмуро оборвал её Кручёный, — я с делом пришёл, а ты… — и обратился к Люське: — Пристаёт? Пугает чем-нибудь?
— Ну пристаёт, ну пугает. Тебе-то что?
— Да ты не брыкайся. Говорю — с делом пришёл. Слушай: ты ему пока не перечь, поняла? На всё соглашайся, но делать ничего не делай — тяни!
— Это мы и без тебя знаем, — буркнула Полинка. — Так вот, а мы за это время столкнём его с твоим Сутулым.
Вчера выпил и орёт: «На кого меня променяла, а? Нет, ты скажи, — на кого?!» А сам зубами скрипит. А я ему: это ты зря, уважаемый, он мужчина крепкий! Лучше не связывайся! «Чего? Да я его, с-суку, пополам перерву!» — И опять — зубами. Мать, дура, удержала — хотел к вам идти. В общем, теперь твоё дело телячье: сумей только лбами их столкнуть, а уж они обязательно друг другу рога посшибают! Полинка слушала Кручёного уже с восхищением: «Ай, хитёр, ну, хитёр сукин сын! Вот уж подлинно — Кручёный!..» Люська поглядывала враждебно, не вполне ещё разумея, что от неё требуется.
— А чтоб они злей да наверняка столкнулись, — втолковывал Кручёный, — я буду Цыгана подогревать, а вы — этого, Сутулого своего. Так, мол, и так: пристаёт! Проходу не даёт!.. А сама с ним — поласковее, поласковее. Да чтобы это другие видели, ясно?!..
— Ты на него не косись, — посоветовала Полинка дочери, когда гость ушёл. — Штуку он складную придумал!.. — она понизила голос: — Но с его же помощью мы и его самого к ним очень даже пристегнём!
Люська оживилась:
— А как?..
— Поглядим. Только не спеши! Он хитёр, да ведь и мы не лыком шиты! Нам тоже палец в рот не клади! — Полинка лукаво подтолкнула дочь локтем в бок. — Так что всем троим теперь улыбайся, а сама гляди, чтоб не упустить случая стравить их между собой!..
В обед пришла посылка от Воронкова: чёрный резной ларец с духами. А в нём меж затейливых флаконов в бархотках располагался брильянтовый набор — серьги-подвески, кольцо и брошь.
О таких драгоценностях Люська никогда и мечтать не могла. Видела на сцене у артисток, да и те, полагала, были поддельные. А тут… Да неужели же настоящие?!.. Не откладывая дела в долгий ящик, она сбегала к ювелиру — никакого сомнения! Сняла свои, мигом опостылевшие, серёжки. Надела новые, приколола брошь… кольцо. Ну как в воду глядел — точно подошло к пальцу!
Сунувшись к трельяжу, воскликнула про себя: «Ах чёрт, здорово!..» После того как Люська тряхнула головой, тяжёлые, тонкой работы подвески качнулись, ослепительно сверкая и переливаясь.
«Точь-в-точь такие на Кармен видела, когда в театре была!»
— Мама… ох, мамочка! — зачарованно глядя на себя, прошептала она, — да как же нам теперь быть? Что делать-то?!
— Что делать, спрашиваешь? — прищуриваясь, ответила Полинка. — А то, милая, что Кручёный посоветовал — лучше его не придумаешь!..
Пришедшему Борису Степановичу Полинка насмешливо сказала, кивая на дочь, которая в это время любовалась игрой брильянтов на подвесках:
— Ну, что скажешь, профессор?.. Повернись, повернись-ка, дочка! Пусть поглядит, какие подарочки преподносят порядочные люди-то! — и пояснила:
— Митькин друг Воронков прислал! Неравнодушный он, вот!
— Знаешь что, Людмила, — задумчиво проговорил Борис, когда Полинка удалилась в маленькую комнату, — я решил продать машину. Ведь она нам сейчас, в сущности, не нужна, правда? А когда напишу докторскую, новую купим. Как ты на это смотришь?.. — и с волнением подумал: «Кстати от дополнительной работы отдохну немного и с долгами расплачусь!» Он вопросительно посмотрел на Люську, страстно желая встретить ней участие и поддержку.
«А мне-то какое дело!» — едва не ответила она, но спохватилась, вспомнив, что мать в последнее время только и бубнит об этом:
— Не знаю, Боря, делай, как хочешь!
И пошла в другую комнату, где на неё яростно накинулась Полинка:
— Дура! Не «как хочешь», а «конечно, продавай!» Не с машиной же нам теперь его отпускать! А полковник от нас и так никуда не уйдёт! Не бойся!