Медвяная роса

                Александр ЛУХТАНОВ
                МЕДВЯНАЯ РОСА

               

                АННОТАЦИЯ
О природе, о зверях и птицах написано немало книг, но в большинстве из них рассказывается о жизни русского леса европейской России. Здесь речь идет о природе горной части Восточного Казахстана, то есть Алтая, а если быть точнее, о природе Бухтарминского края.
В рассказах, миниатюрах и зарисовках, разделенных на 12 месяцев, говорится о временах года, о своеобразии горно-таежного края, о лесных происшествиях и событиях, о жизни обитающих здесь диких зверушек и птиц.

                СОДЕРЖАНИЕ
1. ЗВОН КАПЕЛИ  (март)
2. КТО НАСОРИЛ ПОД ПИХТОЙ?
3. ЧАРЫМ
4. ИГРЫ В ПОДНЕБЕСЬЕ
5. ОПЛЫВИНА
6. В СНЕЖНОМ ПЛЕНУ
7. ШТОРМ НА СНЕЖНОЙ ЦЕЛИНЕ
8. ПИРУШКА У РУЧЬЯ
9. МУЗЫКА ВЕСНЫ
10. КУПАНИЕ СОЛНЦА
11. СНЕГ ЗАШЕВЕЛИЛСЯ
12. КТО ПЕРВЫЙ?
13. КРИКИ В НОЧИ
14. РАЗМИНКА НА БЕРЕЗЕ
15. ЧЕРТЕЖИ НА СНЕГУ
16. БАННЫЙ ДЕНЬ
17. ОВСЯНКА
18. ЛЕОНТИЦА
19. УТРО ГОДА   (апрель)
20. ПОДСНЕЖНОЕ НАВОДНЕНИЕ
21. ТАБУНОК ДИКИХ УТОК
22. ЛЕДОХОД НА БУХТАРМЕ
23. ЗОЛУШКА ВЕСНЫ
24. КАНДЫК
25. ВЕТРЕНИЦЫ
26. ОБМАНУТЫЕ ПОДСНЕЖНИКИ
27. ПРОБИВАЙСЯ, КТО КАК МОЖЕТ
28. ЦАРИЦА ЗМЕЙ
29. В СНЕЖНЫХ ТИСКАХ
30. ПАЛ
31. ЗОЛОТАЯ ВЕСНА
32. ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ
33. ШЕПОТ ВЕСЕННЕЙ ЗЕМЛИ
34. СОН-ТРАВА
35. НА ПРАЗДНИКЕ ВЕСНЫ   (май)
36. БЛАГОУХАНИЕ ТОПОЛЯ
37. КУКУШКИНЫ СЛЕЗКИ
38. ГНЕЗДО ТЕТЕРКИ
39. МЕДВЕЖИЙ ЛУК
40. МНОГО ЛИ ДЛЯ СЧАСТЬЯ НУЖНО?
41. ДЕЛЬТАПЛАНЕРИСТЫ
42. СОРОКА РАЗБОЙНИЦА  (рассказ слесаря)
43. СМЕРТЬ ЛАСТОЧКИ
44. ВПИТАВШИЕ ЖАР СОЛНЦА
45. МЕСЯЦ ПТИЧЬИХ ХЛОПОТ   (июнь)
46. ГРОЗА
47. НОЧНОЙ ГОЛУБОК
48. ВЫПЬ
49. ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ
50. ЗАПОЗДАВШИЕ
51. БЛАГОДАРНАЯ ГАЛКА
52. ЖИВАЯ ПАЛКА
53. У КОГО БОЛЬШЕ?
54. А КАКОГО ЦВЕТА?
55. НА ХАРИУСА С ИСКУССТВЕННОЙ МУШКОЙ
56. ПОЛОВОДЬЕ СРЕДИ ЛЕТА
57. ВЕЖЛИВАЯ ВОРОНА
58. СЕРДЦЕ НА ЛАДОНИ
59. ФИРМЕННОЕ ВАРЕНЬЕ
60. ЗНОЙНОЕ МАРЕВО   (июль)
61. СОЛНЕЧНАЯ ЯГОДА
62. ИВОЛГИНЫ СЛЮНКИ
63. МЕДВЕЖЬЯ ПЕРЕПРАВА
64. ЦВЕТ ЖИЗНИ
65. ЧЕМУ СМЕЕТСЯ КУКУШКА
66. ГНЕЗДО ЛУНЯ
67. ЖЕСТОКОСТЬ
68. УДОД И КУКУШКА
69. МЕДВЯНАЯ РОСА
70. ЛЕШЕВА СКРИПКА
71. СИЛА ИНСТИНКТА
72. КОМАРИКИ НА КОНЬКАХ
73. СПОКОЙНО, НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ!
74. КРОТ ОХОТНИК
75. САМ СЕБЕ ВОДОПРОВОД
76. НА ИСХОДЕ ЛЕТА  (август)
77. ЯГОДА НЕДОТРОГА
78. РАЗМЫШЛЕНИЯ ПОД ПИХТОВОЙ КРОНОЙ
79. ГРИБНОЕ СЧАСТЬЕ
80. ЛЕСНОЙ ЧАЙ
81. КАМНИ ПОТЕЮТ
82. ЗЕЛЕНЫЕ ДОРОЖКИ
83. ПОКАЗАТЕЛЬНЫЕ ПОЛЕТЫ
84. БОДЯК И ОСОТ
85. ОТГОЛОСОК ДРЕВНИХ ЛЕТ
86. БЕЗ РЕНТГЕНА
87. ОБРОСИЛАСЬ
88. БАБУШКА И МЕДВЕДЬ
89. ШОРОХ ЛИСТВЫ  (сентябрь)
90. ТАЕЖНАЯ ЯГОДА
91. СНЕГОТОП
92. ИВОВЫЕ "ЯБЛОКИ"
93. ЛЕСНОЕ ХОЗЯЙСТВО
94. КОРЕНЬ, ДАЮЩИЙ СИЛУ
95. ВОРИШКА
96. ПОЧЕМУ БУРУНДУК ПОЛОСАТЫЙ
97. СУШАТ СЕНО
98. ЗАГУБЛЕННАЯ КРАСОТА
99. БИЧУЮЩАЯ БЕРЕЗА
100. ЛЮБИТЕЛЬ КАРТОШКИ
101. О ЧЕМ ШЕПЧЕТ ОСЕННИЙ ДОЖДЬ
102. СИЛА ЖИЗНИ
103. РАЗБОРЧИВЫЙ ШИПОВНИК
104. КЕДР КОРМИЛЕЦ
105. ИНЕЙ
106. ПОРА РАССТАВАНИЯ   (октябрь)
107. ЗАПОЗДАВШАЯ КРАСАВИЦА
108. БЕРЕЗА ХРАНИТЕЛЬНИЦА
109. КАК ЛОПУХ СТАЛ РЕПЕЙНИКОМ
110. НЕНАВИСТНИК СВЕТА
111. СЛУЖБА ИДЕТ
112. ВАРЬКА
113. ЗАГАДКА БЕРЕСТЫ
114. МЕТЕЛКИ БАБЫ-ЯГИ
115. РОЖДЕННЫЙ ЗАМОРОЗКОМ
116. КРАСКИ ОКТЯБРЯ
117. ПОЧЕМУ ПРОПАЛО БЕРЕЗОВОЕ ПОЛЕНО
118. САМ СЕБЯ ПОГУБИЛ
119. ПЕРВЫЙ СНЕГ
120. ШЕЛЕСТ ПОЗЕМКИ ПО СТЫЛОЙ ЗЕМЛЕ  (ноябрь)
121. ТАНИСТВЕННЫЙ ВОРИШКА
122. ПРИХОД ЗИМЫ
123. СПАС ВОРОБЬЯ
124. НАХОДЧИВЫЕ СИНИЦЫ
125. ЗАБЫЛИ ПРО ЗИМУ
126. ЧТО ИСКАЛА СОРОКА
127. НАЛИМЬЯ ПОРА
128. ВЕЛИКАЯ ТИШИНА
129. УШЕЛ!
130. БЕЛАЯ СТУЖА   (декабрь)
131. ПИР У БЕРЕЗЫ
132. СПАТЬ ХОЧЕТСЯ
133. СОБОЛЬ ВЕГЕТАРИАНЕЦ И ХИЩНАЯ БЕЛКА
134. СНЕГ - КРЫША НАД ГОЛОВОЙ
135. ЗВЕРИ-СНЕГОХОДЫ И ПТИЦЫ-СНЕГОСТУПЫ
136. СИНИЦА С ПОВАДКАМИ МЫШИ
137. СОРОЧЬИ ПОМИНКИ
138. ПРЕДАТЕЛЬСКИЕ РОГА
139. НОЧНОЙ ПЕРПОЛОХ
140. ВСТРЕЧА У ЗИМОВЬЯ
141. ПО ГРИБЫ... ЗИМОЙ
142. ТАИНСТВЕННЫЙ РАЗБОЙНИК
143. ЗИМНИЙ ДЕНЬ В ЛЕСУ   (январь)
144. МОРОЗЫ ЛЮТУЮТ
145. С МОРОЗОМ НЕ ШУТИ
146. РЫСЬ В ГОРОДЕ
147. ЗИМНЯЯ СКАЗКА
148. ЧАСЫ СМЕРТИ
149. ЗИМНИЕ НАХЛЕБНИКИ
150. СЕКРЕТ МАЛОГО ДЯТЛА
151. ДОМОВОЙ
152. СНЕЖНОЕ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ
153. ГДЕ ЗИМУЮТ БАБОБЧКИ
154. СНЕГУРОЧКИНА ЗИМА  (февраль)
155. ОХОТНИЧЬЯ ТРОПА КРОТА
156. РАСПЛАТИЛСЯ
157. ЗИМНЯЯ ПОСЕВНАЯ
158. СОБАЧЬЯ ВЕРНОСТЬ
159. ГИБЕЛЬ СОЛОНГОЯ
160. МЕХОВЫЕ ЛЫЖИ
161. НА ДЕДУШКИНОЙ ПАСЕКЕ
162. ЗИМНЯЯ РАДУГА
163. В КОМПАНИИ ТЕПЛЕЕ
164. НЕ ПО ЗУБАМ
165. ОСИНОВАЯ СТОЛОВАЯ
166. КТО ХОЗЯИН У КОРМУШКИ
167. В ЛЕДОВОМ ПЛЕНУ


                ЗВОН КАПЕЛИ
                (март)
Никакую пору года не ждешь так, как весну, а она, капризная красавица, то манит ранним теплом, то гонит ледяным зазимком. Непостоянная и изменчивая, но все равно желанная, долгожданная. Таков март - ознобный и ветреный первенец весны.
Еще всюду снег, все как зимой. Но почему какое-то необъяснимое волнение так сладостно сжимает грудь, а властная, неудержимая сила тянет на улицу, в поле и лес? Хочется бесконечно брести по рыхлому, глубокому снегу, вдыхать этот пьянящий, по-весеннему влажный воздух и, подставляя лицо под теплые солнечные лучи, слушать, как рушится с ветвей снег, бьется о наледь робкая капель, а в прогретых солнцем вершинах тополей вызванивают синицы.
Небо синее, кружевное, все в пестрых разводьях облаков и оранжевых крапинках солнечных брызг. Солнце яркое, жаркое! Теплыми потоками хлынуло оно на землю, золотыми зайчиками разбежалось по лесам и полям, запестрело веснушками и подожгло снега. Кажется, заулыбался весь мир. Не от этого ли обилия солнца и света так радостно на душе?
В полдень пригрело, теплым-тепло! В старом пихтаче запахло смолой и хвоей. Совсем по-летнему тенькают гаечки. Одурманенный весной, старый тетерев бормочет с дерева свою странную непонятную песню.
Бывает, уже с утра выдастся необычно теплый день. Туманная, душная испарина закрывает небо. Как на промокательной бумажке, бледным пятном едва проглядывает солнце. Растаяли тени, поблекли краски, все вокруг стало серым и мутным. Исчезла размерность пространства и времени, и не поймешь: день еще или уже вечер? Серой волнистой равниной снег ушел куда-то в бесконечность. В такую вот пору сырой, пропитанный влагой воздух-снегоед на глазах топит, исподволь разрушая снежный покров.
Но обманчиво это мартовское тепло. Почти всегда оно сулит ненастье и перемену погоды. Может задождить к теплу или повернуть назад к морозам. И тогда снова по обледенелому насту метет жесткая, снежная крупа.
И все же весна берет свое. Проходит день, два и опять блестят лужи, бегут мутные потоки воды. События нарастают с каждым днем.
Ком снега тает на пне. Сверкая на солнце, одна за другой падают прозрачные капли, и их веселый перезвон сопровождает весь первый весенний месяц. Вместе с блеском солнца это едва ли не самая характерная примета марта.
У пригретой завалинки сонно прожужжала муха. Красная бабочка призрачной тенью мечется над снегом. На солнечном пригорке зачернела полоска первой проталины. Тихо. Слышно, как поют петухи в деревне. Постукивая коготками, поползень бегает по обомшелой коре старого тополя. Оживленно чирикая под застрехой крыши, воробьи таскают для гнезда соломку.
На весеннем солнце горят не только снега, загорают даже деревья. И что удивительно, каждое по-своему: ива розовеет, тополь темнеет, а вот береза, та, наоборот, белеет. Каждое прихорашивается, как может.
Возвращаются домой первые перелетные птицы. Не беда, что снег растаял еще не весь, дни его сочтены. И вот уже брызнул веселой задорной песней скворец. А из глубокого поднебесья льется и льется, словно весенний ручеек, песня жаворонка. Кружась над вершинами деревьев, возбужденно каркает воронье. Над лесом разносится барабанная трель дятлов.
С глухим гулом садится на реке лед. Теплый порывистый ветер несет с собой волнующе-радостное ожидание близких перемен.

                КТО НАСОРИЛ ПОД ПИХТОЙ?
Всю зиму простоял снег, сверкая нетронутой белизной. Но пришла весна, снег подтаял и под каждой елкой, пихтой, кедром запестрел сором. Порыжевшие хвоинки, золотистые чешуйки коры, клочки лишайника, паутина и прочая лесная пыль. Откуда все взялось? Может быть, озорная белка натрусила, прыгая в ветвях? Или дятел намусорил, обстукивая одряхлевший ствол? Бывало, конечно, и то, и другое. Но дело не только в этом, и даже не в ветре, что треплет ветви, а в том, что в лесу постоянно, даже зимой, идет иглопад. Невидимо для глаза ели и пихты сбрасывают устаревшую хвою. С ноября по апрель хвоинки одна за другой потихоньку падают, зарываясь в пушистый снег. Под старой пихтой в марте соберешь до пригоршни опавшей хвои. А обнажилась земля - и под деревом ее уже целые вороха. Она накопилась за многие годы, ведь смолистая хвоя почти не гниет. В сосновом бору почвы не видно: вся она прикрыта толстой подстилкой слежавшейся хвои.
Праздничной игрой красок, яркостью цветовой гаммы обставлен листопад. Он воспет художниками и поэтами. Вовсе не так, скромно, исподволь меняют наряд хвойные деревья. Иглопада никто не замечает. Прислушайтесь: в хвойном лесу всегда стоит тишина. Нет того шороха, что издает падающий сухой лист.
Елки и пихты роняют свои иголки бесшумно. Им некуда торопиться, смена наряда идет незаметно, но беспрерывно круглый год. Под двухсотлетней елью лежит плотный слой слежавшейся хвои. Пропитанная смолой, хвоя почти не гниет, храня тайны многолетней истории леса.

                ЧАРЫМ
В конце марта лучи становятся такими яркими, что начинает плавиться снег. За день подтает, осядет, капельками воды пропитается, а тут вечер. Скроется солнце, и вот уже снова подкрадывается морозец. Ночью он трещит вовсю, и к утру влажный снег схватывается твердой ледяной коркой. Она бывает так прочна, что свободно держит человека даже без лыж. По-местному такой весенний наст называется чарымом.
То-то хорошо бывает морозным утром прокатиться на лыжах по хрустящему, твердому, как ледник, снежнику. Лыжный каток да и только! А в обуви, в какой бы ни шел, в ботинках ли, в сапогах, даже в валенках, заледеневший снег громко гремит и под ногами отчетливо слышится:
- Ча-рым, ча-рым.
С чарымом все становится доступным, иди куда захочется. За час пешего хода можно уйти так далеко, куда раньше на лыжах не дошел бы и за полдня. Но ходи, да не забывай, что чарым держит, пока его не подтопило солнце. А если прозевал, пеняй на себя! Из гладкого паркета снег превращается в непроходимую трясину. Бывали случаи, когда люди не могли выбраться из снежного болота и, обессилев, замерзали.
Лесным обитателям чарым кому в радость, а кому беда. Хорошо волку, лисе или зайцу. Лапы у них широкие, мохнатые, не проваливаются. А у кого острые копыта - хуже не придумаешь. Маралы, косули, лоси проламывают ледяную корку, сдирая об ее жесткие, зазубренные края кожу ног до крови. И хищникам в это время догнать их ничего не стоит.
Не рады чарыму глухари, рябчики, тетерева. Хоть и приятно на нем хороводы водить, узоры перьями чертить, да негде на ночь теплую снежную ухоронку сделать. В чарыме лунку не пробьешь, хоть лоб себе расшиби. Вот и приходится ночевать на ветру и морозе.

                ИГРЫ В ПОДНЕБЕСЬЕ
В;рон вор;не не ровня. Птица гордая, редкая, в чем-то на самого орла похожая.
С приходом зимы все вор;ны слетаются в города и поселки. Роются на свалках и помойках. Не таков в;рон. На поклон человеку не пойдет. Хоть и родня вор;не, а общества ее чуждается. Да он и вообще от всех птиц держится особняком, и если пролетит над городом, то об этом узнает разве что опытный человек.
- Корк... корк, - гортанный и звучный, похожий на журавлиный, крик несется из поднебесья. Взглянешь, а там в вышине две черные точки. В;роны любят летать на большой высоте. Они всегда держатся вместе. Раз образовав пару, не разлучаются всю жизнь. Но тем не менее, каждую весну заново устраивают свадьбу.
Еще стоят морозы, но весна уже не за горами. И в;роны это хорошо чувствуют. Они торопятся поскорее вывести птенцов. Когда растает снег, пищи будет вдоволь, как ни в какое другое время года. Ведь в;рон питается... падалью, и ранней весной будет собирать обильную дань зимы.
Свадебный ритуал выполняется по правилам высшего пилотажа. Две черные, как смоль, птицы с ликующим кличем возносятся на недоступную для глаза высь. Оттуда, сложив крылья, камнем падают вниз. Со свистом рассекая воздух, они приближаются к земле, потом вдруг снова взмывают вверх. Явно забавляясь, в;роны поджимают то одно, то другое крыло, кувыркаются и выделывают в воздухе разные фортели. Так раз в году справляет весенний праздник лесной отшельник, ворон-птица, как говорят в народе, вещая, мудрая.

                ОПЛЫВИНА
Всю зиму падал в горах снег. Его навалило столько, что от тяжести он еле держался на крутых склонах. Кажется, топни ногой, и он обвалом понесется вниз. И только кусты да деревья помогают удерживать непосильную ношу, не давая ей соскользнуть. Но вот пришла весна, и тут за дело принялось солнце. Грея, оно так подтопило снег, что он стал рыхлым и податливым. К тому же, и земля подтаяла, отмякла, снег пропитался водой и, не выдержав, как по маслу поехал вниз. Сдвинувшись с места, сначала он полз, а затем, все убыстряя свой бег, помчался с горы водопадом.
Лавина - так называется снежный обвал в горах. "Оплывина", - говорят местные жители. Там, где прошумела оплывина, склон оголился и земля стала жадно поглощать весеннее тепло. Прошла неделя, другая и из земли полезли росточки ранних растений. Прямо чудеса: кругом снега, а тут расцвели желтые леонтицы и розовые кандычки!
Но вот всюду стаял снег, теперь уже все склоны запестрели светлыми флажками подснежников, а что же на месте оплывины? Здесь успела подняться летняя зелень. Подснежники отцвели, и другие цветы и травы спешат занять их место. Зато под горой, куда упали лавины, снег будет таять очень долго, иногда долеживая до конца лета. А следом за кромкой тающего снежника будут появляться растения, которым положено было отцвести месяц-два тому назад. В горах бывает и так, что подснежники или ранние жарки цветут только в сентябре!
Так, где обгоняя свое время, а где запаздывая, по горам шагает весна.

                В СНЕЖНОМ ПЛЕНУ
В четверг вечером Юрка пришел к своему другу. Поговорив о том, о сем, сказал как бы между прочим:
- Витька, знаешь, в горах чарым встал. Да крепкий такой, прямо как бетон...
- Да ну! - обрадовался тот. - Чего ж ты молчишь? С этого бы и начинал. Ты как в субботу, работаешь?
- Отгул возьму.
- Тогда надо собираться.
Ребята давно уговорились сходить на глухариный ток на Юзгалиху. По слухам, там еще сохранились птицы. Дед Лаврентьев охотился в тех краях еще в шестидесятые годы. С того времени, правда, никто из охотников туда не ходил. И вот парни решили проверить старые глухариные места. Не охотиться - охота на глухаря запрещена, - а так, хотя бы посмотреть на диковинную птицу.
Подъехав на попутках к лесу, ранним субботним утром ребята были уже в пути. Перед ними лежала широкая горная долина с разбросанными по сторонам березовыми и пихтовыми рощицами.
Какое это удовольствие - скользить на лыжах по мартовскому чарыму! Никогда, ни зимой, ни летом тайга не бывает так доступна, как сейчас. Лыжи не идут, а будто по льду, едут сами: оттолкнулся палками - и кати в любую сторону. А назад оглянулся - никакой тебе ни колеи, ни следочка. Утренний воздух еще обжигает легким морозцем, но он уже несет с собой волнующие запахи весны. И что это - понять трудно: то ли ожившая хвоя начинает источать аромат, то ли с открывшихся отдушин и промоин уже доносятся запахи реки.
Вокруг величаво и как-то торжественно стоят белые горы. Солнце поднялось и заскользило длинными лучами по волнистому полю заснеженной речной террасы. Вдали намасленно залоснились обледенелые макушки и горбатые спины хребтов, исполосованные цепочками пихтачей.
Через час легкого бега долина сделала изгиб и сузилась, превратившись в глубокое ущелье. Одновременно с левой стороны открылся вход в боковой отщелок Юзгалихи, куда и лежал путь наших охотников. Идти стало труднее, начался подъем. Где-то внизу, заваленная снегом, бежала река, над головой вздымались крутые откосы с точащими голыми зубцами скал и одиночными пихтами.
Снег подтаивал все сильнее, и ребята спешили. Останавливаясь передохнуть, они каждый раз оглядывались назад.
- Ну и покатимся завтра вниз, - сказал Юра, - костей на соберешь.
- Да уж понесет, только тормозить успевай, - поддакнул Витька.
Вскоре ущелье расступилось, открывая вид на горный цирк, склоны которого поросли старым, казавшимся сейчас синим пихтачом. Где-то здесь по гривкам должны токовать глухари. Тут же, уютно примостившись к подножью горы, стояла почерневшая от старости, покрытая корьем, а сейчас заваленная снегом, избушка. Последние шаги давались нелегко, снег размяк, и не держал лыжи. Теплая хмарь испарений поднималась над горами.
Ребята насобирали сушняк, затопили печь.
- Вовремя успели, - грея руки над раскаленной плитой, говорил Виктор, - смотри-ка что со снегом сделалось, из-под ног уходит. Плывун какой-то!
Юрий не особенно разделял радости друга.
- Не нравятся мне эти лисьи хвосты, - озабоченно показал он на облачка, протянувшиеся по небу и похожие на связку длинных и тонких птичьих перьев.
Ночью затянутые дымкой звезды мерцали тускло и бледно, а перед утром, когда ребята встали, и вовсе исчезли. С юга тянул сырой ветерок. Влагой пронизан был не только воздух, но и снег. По нему и шагу нельзя было сделать, ноги вместе с лыжами проваливались до самой земли. Чарым вконец пропал.
- В такую хмарь глухари токовать не будут, - убежденно сказал Юра, с крыльца вглядываясь в темноту. - Да и не дойти до них без надежного наста.
Ребята прождали до рассвета, но погода все ухудшалась. Посыпалась крупа вперемежку с мелким колючим дождем. Ожидать, чтобы снег подмерз, и нечего было надеяться. Хочешь, не хочешь, а надо возвращаться домой. Ребята встали на лыжи, но только тронулись, как тут же увязли по пояс. Снег взялся водой и передвигать ноги было так тяжело, словно к каждой был привязан пудовый груз. Позади оставалась глубокая колея.
- Нет, так нельзя, - сказал Юра. - Мы подрезаем склон, это опасно. Может сойти оплывина. Давай, спустимся на дно ущелья.
- А там и тем более прихлопнет, как в ловушке, - возразил Витя. - С обеих сторон может снег обвалиться.
- Да, но мы хоть не будем обнажать снежный пласт.
Спустились в самый низ ущелья, но идти стало еще труднее. Вдобавок к рыхлому снегу путь теперь преграждали огромные валуны, когда-то давным-давно скатившиеся со склонов.
Пуржило. Клочья тумана влажными холодными щупальцами касались лица. Видимости никакой, еле друг друга различали.
"В такую и даже лучшую погоду все охотники-промысловики отсиживаются по избушкам, - вспомнив, подумал про себя Юра. - И носа не высовывают, пока мороз не схватит снег и не сойдут лавины. Бывает, неделями голодают. А вот у нас времени нет. Да уж как-нибудь, может пронесет," - успокоил он сам себя.
Барахтаясь в снегу, вымокшие горе-охотники медленно продвигались вниз, со страхом поглядывая по сторонам. Впереди что-то зловеще зашелестело, зашипело и с нарастающим шумом ринулось вниз. Это откуда-то сверху сорвалась лавина. Сдирая кусты и камни, она промчалась по боку горы и, ударившись о дно, выплеснулась далеко на противоположный борт ущелья. На удар лавины снег вокруг отозвался тихим вздохом, вздрогнул, а выше по откосу пробежала извилистая трещина. Весь снежный склон прямо над головами ребят завис, готовый в любую секунду обрушиться вниз. Оба в испуге замерли.
- Попались, - проговорил Витя. - Как в снежной мышеловке. Ни вперед, ни назад.
- Назад, только назад к избе, - вполголоса почти прошептал Юрка, словно боясь, что от звука голоса произойдет обвал. - Вперед слишком далеко, а назад по старой лыжне безопасней, да и идти совсем близко. Мы же почти ничего прошли.
С опаской поглядывая наверх, ребята медленно побрели обратно к избушке. Теперь-то они поняли, почему так голы крутые откосы ущелья. Их каждую зиму и весну обдирали лавины, не давая вырасти ни пихте, ни осине, ни березе.
Весь день эхом отзывались горы на шум падающих лавин. Стихло лишь поздней ночью, когда подморозило, и снег закоченел. Утром по хрустящей, льдистой корочке чарыма ребята почти бегом спустились вниз. Дно ущелья почти сплошь было завалено плотным, спрессованным снегом. Толщина его местами превышала десять метров. Страшно подумать, что было бы, попади они под такой завал.
- Вытаяли бы где-нибудь в июле, как подснежники, - мрачно пошутил Юра.
О глухарях не вспоминали: было пока не до них. Но когда спустились в долину, Виктор сказал, будто ничего и не произошло:
-А что, может махнем в следующую субботу?

                ШТОРМ НА СНЕЖНОЙ ЦЕЛИНЕ
Уже март, а снега - море. Бывает, в горах за зиму мало-помалу натрусит его до трех, четырех метров толщины. И вот греет, греет солнце, а толку мало. Не знает, как к снегу подступиться, за какой бок ухватиться. У пеньков на сугревах - тут дело еще идет. Дерево впитывает, собирает тепло и вокруг нагревшегося ствола снег потихоньку отступает, кругами и кольцами обнажая прогалинку за прогалинкой. А в чистом поле никак не убывает снежная целина! Днем отмякнет, ночью в броню закует. Обледеневший снег, как крепость, противится солнцу, теплу и того больше. Но не вечно же лежать надоевшему всем снегу-холодуну! И на него рано или поздно управа найдется.
Самое горячее солнце в полдень. В это время лучи и прожигают в снегу косые борозды и лунки. Будто струей паяльной лампы. И тогда становится снежное поле не ровным и гладким, а волнистым, в рытвинах и ухабах, будто изъеденное снежным ветром. Так и кажется, что дунул ветерок на стоячую воду и пошла по ней рябь, да так и замерла.
А лучи все ярче, все жгучей. Бороздки все глубже, и вот уже по снежным полям гуляет не легкая рябь, а застывшие штормовые волны с острыми макушками на гребнях. На снежных гребешках клочья снега - ажурное кружево ледяной пленки.
Еще напор солнечного ветра. Снежные валы наконец-то рассыпались, и кое-где проглянул кусочек черноты. Впору, как моряку, отчаявшемуся увидеть желанный берег, закричать: "Земля!" Шутка ли: не видели ее пять долгих зимних месяцев. Ну, а раз уж высунулась земля, ухватилось за нее солнце, и дело быстро пошло на лад.
Запарила оттаявшая пахота. Темные полосы проталин захватывают пригорки и поля, сгоняя снег в ложбины да овраги. Тут и конец пришел одряхлевшей седой старухе. Поделом тебе, зима, освобождай место весне!

                ПИРУШКА У РУЧЬЯ
Едва ли не первые насекомые, родившиеся после зимы - хилые, едва видимые глазом комарики-ледничники. Они появляются в марте на только что оттаявших ручьях. Они вьются над водой и, чуть скроется в облаках солнце, замертво падают на снег, в воду и на прибрежный лед. А птицам только того и надо. После зимнего поста с жадностью набрасываются они на неожиданное угощение!
Особенно много погибших комариков скопилось у края полыньи, где вода выплескивает трупики на лед. Сюда и слетелись пернатые со всего леса. Боясь намокнуть, жеманно присаживаются длиннохвостые синички-ополовнички, торопливо суетясь, снуют синички-гаички. Но самыми удивительными во всей этой компании казались свиристели. Целая стайка красивых птиц шеренгой выстроилась вдоль ручья. Среди птичьей мелкоты они выглядели настоящими великанами. Этакие пышногрудые красавцы с цветными хвостами.
Вытянувшись столбиками, птицы неуклюжими скачками передвигались по залитому водой снегу и, отталкивая друг друга, поспешно хватали насекомых. С непривычки (свиристель - птица древесная) ноги у них скользили и разъезжались, свиристельки недовольно и недоуменно топорщили хохолки, но оторваться от скромного блюда не желали.
Вот одна из них замешкалась на одном месте, а солнце в эту минуту спряталось за тучки, и свиристелька... примерзла! Хотела взлететь, крыльями взмахнула, а хвост не пускает. Пичужка от страха даже заверещала, вся стайка вокруг столпилась, смотрят удивленно на подружку, да чем ей поможешь!
Но не погибать же из-за нескольких перьев! Дернулась свиристелька изо всех сил, взлетела, а хвост на льду остался. Бог с ним, с хвостом, хорошо, хоть живой из объятий мороза вырвалась! Сидит на ветке, в себя прийти не может. Какая же теперь красава, коли куцая!

                МУЗЫКА ВЕСНЫ
Одна из первых примет весны - сосульки. Теплый луч пригрел оголившийся карниз крыши, и под снегом ожила, проснулась вода. Но солнце растапливает, а мороз намораживает. Из этого противоборства и рождаются всевозможные ледяные чудеса, называемые сосульками. Свешиваясь прозрачными леденцами, они все растут, пока не сплетутся в хрустальные кружева и гирлянды.
- Звень... звень, - булькают и стучат струйки воды. На отмякшем, волглом снегу они вытаяли и выбили лунки и бороздки. Ночью мокрый снег взялся ледяной корочкой, и капли, падая, разбиваются на мелкие брызги. Как радует слух эта музыка весны, кристально-чистый перезвон мартовской капели! Прилетела синичка, уцепившись за карниз и изогнув шею, клювом ловит водяные брызги. За всю зиму в первый раз напилась.
А дни все теплее, солнце все жарче. Сосули из глянцево-прозрачных стали ноздревато-серыми, рыхлыми. То все росли, теперь начали таять и уменьшаться. Потом вдруг разом обрушились и рассыпались со стеклянным звоном.

                КУПАНИЕ СОЛНЦА
Побежали ручьи, проселочные дороги запестрели лужами. И каждая - что лесное зеркало. Заглянешь, а там весь мир: макушки деревьев, а выше их - небо, и облака плывут. А разгуляется день, и засверкает вода сполохами жгучих огней. В каждой луже купается солнце! Зимой оно было холодное, надменное, а сейчас, весной заулыбалось, развеселилось не на шутку. Видно, и ему жарко стало. Плещется, во все стороны летят снопы ярких брызг. Слепит так, что больно смотреть. Щуришься, жмуришься, да никуда не спрятаться от этого блеска. Солнце одно, а окунулось в вешние воды и раздробилось на тысячи солнечных осколков. Если кинуть в лужу камешек, то задрожит вода, и, рассыпая фейерверки горячих брызг, заполыхает настоящим пожаром.
Блики солнца сейчас всюду: желтыми зайчиками заиграли на стволах тополей, рыжими веснушками запестрели на ребячьих лицах. Такое обилие света бывает лишь раз в году - ранней весной. Стаял снег, сбежали вешние воды, и сразу присмирело солнце. Утихомирилось, и уже не балуется, сверкая в блестках воды  и ослепляя прохожих.

                СНЕГ ЗАШЕВЕЛИЛСЯ
Всю зиму лежал себе снег, беспробудно спал мертвецким сном. По-барски развалился пуховыми перинами на лежнях-колодинах, мягкими подушками расселся на пнях. Лениво подремывая, разбухая и толстея после каждого снегопада. А в марте лежебока вдруг ожил, зашевелился и пополз, будто тесто, подоспевшее на опаре. Никому покоя не дает весна-красна!
Белый матрац на коньке крыши разломился на две половинки, и обе потихоньку поехали вниз. Изогнувшись кренделем, снежный пласт повис с карниза и уже хотел свалиться да не успел. Пришла ночь и намертво приморозила его к железной крыше. Но надолго ли? После полудня обледенелый край ледяного края маслянисто блестит влагой, и вот уже, сверкая голубой искрой, робко свешивается первая капля. Нагрелась крыша, подтопила снизу снежный пласт, и он съехал, как блин с горячей сковородки.
Всю зиму нарастал снег на крышах. Под непосильной тяжестью скрипели бревна деревянных домов. Не выдержав снега, проваливались крыши ветхих сараюшек. Все ждали: вот придет весна, и снег отступит, перестанет баловать, разрушать и ломать строения. А он, наоборот, вцепившись мертвой хваткой, стал валить избушки на бок. А все от того, что с юга подтаял, а с севера еще больше нарос. Вот и изогнулись все набекрень и наперекосяк.
Рыхлая подушка на пне расползлась, превратившись в горбушку хлебного каравая. А снег, прилепившийся на заборе, похож на курчавую овчину, небрежно наброшенную для просушки. Точь-в-точь руно - мягкая шкура белого барашка, перекинутая с одной стороны на другую.
Подтаивая, расплываются на снегу следы. Заячьи превратились в рысьи, лисьи - в медвежьи, мышиные - в горностаевые.
Чего только не наделают весна и солнце!

                КТО ПЕРВЫЙ?
С наступлением весенних дней с нетерпением ждешь возвращения птиц. Кто самый смелый прилетит первым, не боясь морозов и снегов?
В середине марта еще все завалено снегами, но уже прошла волна оттепелей. По южным склонам прогрохотали лавины и кое-где оголилась земля. До ледохода еще далеко, но на таежной речке вблизи полыней лед садится с глухим гулом, похожим на отдаленный гром.
Там, где под обрывчиком начал подтаивать бережок, обнажились желтые клочки прошлогодней травы. Из-за сугробов видно, как выбрызгивается на лед разбухший ручей. И вдруг, будто плеснувшая волна, взмахнуло птичье крыло. Судорожные, нервные движения, характерные белые плечики на сгибе крыльев и рыжий длинный хвост.
- Неужели горихвостка? Вот уж никак не ожидал!
Хрупкая тонконогая птичка кажется неестественной на снегу. Будто и сама это зная, она как-то стыдливо крадется, прячась под бережком. Прыгает на лед, с непривычки ноги скользят, разъезжаются. Птица взмахивает огненным веером-хвостом, машет им, будто метет метелкой. Потом взлетает и, как бабочка-бражник, трепеща в воздухе крыльями, на лету схватывает со снега едва видимых глазом комариков-ледничников.
Отчаянная, дерзкая птичка. Как умудрилась она прилететь в такую рань! И дождется ли она прихода теплых дней?

                КРИКИ В НОЧИ
Отошел к ночи радостный весенний денек. Закатилось солнышко - и сразу из-за горы повеяло ледяным холодом. Недаром говорят: "Пришел марток, надевай пару порток". Ночью мороз лютует ничуть не слабее зимнего. И чем ярче сияет день, тем сильнее ночная стужа.
На небе желтая луна - большой круглый каравай. Старается изо всех сил, заливает все вокруг голубым, жемчужным светом. Но... светит, да не греет. Мерцают, искрятся под луной снега. Перемигиваясь, сверкают на небе звезды. Черные пихты стоят не шелохнувшись, будто хранят какую-то тайну. Тихо так, что упади хвоинка - услышишь, обломись сучок - вздрогнешь, пискни пичуга - покажется песней. Но все птахи на ночь запрятались в густые пихтовые лапы - дремлют. И вдруг - глухой и угрюмый крик вдали:
- Шу-бу!
Такой мрачный бас, что услышишь рядом - вздрогнешь. Это лесной царь-филин голос подал. Всю зиму молчал, а весну почуял, загукал, заиграл. Заяц побежал от страха, под куст шарахнулся, лисица на месте замерла, хвост поджала.
И опять тихо. Голубеют снега, плывет над горами лун. А в пихтаче кто-то негромко, вполголоса баском:
- Ку-ку-ку...
Помолчит, а потом опять так же, не повышая голоса:
- Ку-ку-ку...
А это лесной сыч. Маленький, но ловкий ночной хищник. Весь день прятался в тени пихтача, а теперь вылетел на охоту.
Берегитесь синички, хоронитесь мышки. Цепки у сыча когти, зорки глаза, чутки уши.
И так каждый раз: днем беззаботное треньканье синиц, а ночью настороженная тишина и мрачноватые крики пернатых охотников: филинов, сычей, сов.

                РАЗМИНКА НА БЕРЕЗЕ
Солнце греет, у тетеревов кровь играет. Пятки чешутся, эх, отплясать бы! Сидят краснобровые петухи на березе. Так и тянет их на полянку. Не терпится попрыгать, подурачиться, силой друг перед дружкой побахвалиться. Взглянет косач вниз, а там сплошной снег. Рыхлый, того и гляди, утонешь, где уж там до плясок!
Делать нечего, надо ждать. От огорчения петухи вскрикивают один за другим, да так тоскливо:
- Ку-кар-ра!
А ноги сами собой так и ходят, так и выплясывают. Переступает косач лапами в меховых сапожках, вертится на березовом суку. Шаг вперед, шаг назад, негде разгуляться! Ни подраться, ни попрыгать! Головой вертит, яркими надбровьями похваляется. Не брови, а красные банты. Одно загляденье! Поклоны головой бьет, бубнит заунывным голосом. Хвост распустит: два черных закрученных вензеля. Точно лира.
Рядом зрители сидят, рябенькие тетерки. Смотрят и одобрительно квохчут. И им не терпится спектакль посмотреть. А представление начнется, когда оттает полянка, парком изойдет, трава подсохнет. Вот тогда рассядутся вокруг рябушки, а черныши померяются силами. Но пока на березовом суку только репетиция, генеральная разминка перед боевым турниром.

                ЧЕРТЕЖИ НА СНЕГУ
Лесной отшельник глухарь бирюком прожил всю зиму. Прятался по лесным чащобам, на глаза не показывался, голоса не подавал. А к весне затосковал, на токовище потянуло. По темноте утром слетел, наст попробовал: не проваливается, даже ледяной корочкой взялся. Прошествовал, гордо подняв голову, хвост веером, борода торчком. Остановился, будто прислушиваясь: тишина. И зашептал, как лесной колдун какие-то заклинания. Шепчет, точь-в-точь на точиле ножиком водит. Поточит, потом толстым клювом начинает щелкать, да так, словно сухие сучки ломает. А сам по кругу ходит, мохнатыми ножищами закорючки на снегу ставит, опущенными крыльями борозды проводит, чертежи рисует. То ли угрозы шлет, то ли приглашения на свидание. Прилетит другой петух, прочитает, ответ напишет. Так друг другу письма строчат. Договариваются о встрече. Снег растает, соберутся вместе, от души наговорятся.

                БАННЫЙ ДЕНЬ
Днем дороги подтаяли так, что не только курице напиться, но и воробью искупаться можно. Вот птицы и устроили банный день. В черную от сажи воду уселся скворец и давай от души плескаться. Он барахтался с таким удовольствием, что его подружка не выдержала и тоже в воду полезла. Лежа на животе, оба купались, забрасывая крылышками воду на спину. Брызги во все стороны!
Птицы смывали с себя дорожную грязь. А что вода в саже - не беда. Скворцы и сами, как головешки черные. Глядя на скворцов, и голубь тоже разохотился. Забрался в лужицу, перышки растопырил, крылья в воду опустил и воркует во весь голос. А его товарищ устроился еще лучше. Уселся на заборе под самой крышей, а спину подставил под ледяные струйки капели. Хоть и холодно, а все равно приятно. Да и надо же после зимы помыться!
Водные процедуры на выбор: кому ванна, кому душ. Весна, она всех напоит, всех искупает.

                ОВСЯНКА
В конце марта, когда побуреет от грязи снег, по деревенским санным дорогам скачут буренькие, желтогрудые птички, похожие на воробьев. Они кормятся, выискивая зернышки в кучках конского навоза. А чуть пригрело солнышко, присаживаются на макушки кустов и, радуясь теплу, тянут незатейливую, простенькую песенку: "Синь-синь-синь-си-и". Первые два слога произносятся торопливо, а третий тянется нараспев. Песенка однотонная, слегка жалобная, как будто птичка кого-то просит или уговаривает: "Сено неси, да не тряси-и!" Это овсянки - одни из первых пернатых вестников весны. И чем больше весна вступает в свои права, тем громче хор овсянок. В теплый весенний денек по опушкам леса, на угревах по пригоркам, заросшим куртинами сибирского миндаля и караганы, уже десятки желтоголовых птах тянут все на один лад. И так хорошо бывает бродить среди голых кустов ивняка, блестящих в ослепительных лучах солнца, и слушать звенящую колокольцами перекличку милых птичек: "Зинь, зинь, зинь, зи-и-и!"
Конец марта, весь апрель в поле и в лесу проходит под аккомпанемент овсянок. Но вот пришел звонкий май, и скромная песенка овсянки затерялась и стала незаметна в хоре соловьев, кукушек и славок. Про овсянку все забыли и вспомнят только через год, когда придет новая весна.

                ЛЕОНТИЦА
На солнцепеке сквозь снег проглянула первая проталина. Не успела она обогреться, а из сырой земли уже полезли розовые ростки. Этакие уродливые крючочки-гномики под бурыми шляпками. Это леонтицы - из мира растений едва ли не первые на Алтае вестники весны.
Глубоко в земле покоятся клубеньки-картофелины размером с фасолину. Чуть просочилась талая вода к корешкам, напоила растеньице, и оно тут же просыпается, спеша заявить о себе: "А вот и я!" Вытянулись уродцы, распрямили сгорбленные спинки красноватых стебельков и расцвели курчавыми ярко-желтыми гроздьями.
- Подснежники зацвели! - радуются ребята и веселой гурьбой бегут на ближайшую оттаявшую горку.
Возвращаются все с маленькими букетиками скромных, но зато первых после зимы цветов. Сколько веселья, шума, разговоров, впечатлений! И это немудрено: ведь каждая весна для детей - это новое открытие мира.

                УТРО ГОДА
                (апрель)
Коротка эта пора. Только что лежал снег, через неделю зеленеют луга. Вчера кружилась снежная метель, сегодня цветут подснежники и поют птицы. И так вся весна пролетит в стремительном беге сменяющихся событий и растает в знойном мареве лета.
Вечером за окном что-то зашелестело. Дождь! Капли сначала робко, потом все чаще и чаще шуршат по крыше, по мокрым ветвям, по талому снегу. Как приятен для слуха этот ласковый шепот первого в году дождя! Холодный апрельский дождик гонит запоздавший снег лучше теплого весеннего солнца.
Обновленной, умытой встает утром земля. Растаял парок над обнажившимися пашнями и полями. Открылись посветлевшие дали, сиреневые леса, розовые перелески. Снег сошел почти весь, и лишь жалкие остатки его попрятались в самых укромных уголках, в оврагах и лощинах. Оттуда тянет сырым холодом и подземельем.
Радостно это время года, короткий миг, когда зима уже ушла, а лето не наступило. Такие же ощущения свежести, юности, счастья испытываешь на рассвете, когда зарождается новый день и утро борется с отступающей ночью. Недаром ведь весну называют утром года. Солнце светит мягким, теплым светом. Краски скромные, неброские, неяркие. Греется, оттаивая, земля. Чавкает, сочится под ногами вода. Хрустят полеглые, прибитые снегом, травы. В лесу пахнет прелым прошлогодним листом. Забуревшие деревья набухли почками. Цветут первые, по-весеннему робкие цветы: желтые леонтицы и фиолетовые кандыки. Скромны и неказисты эти ранние подснежники, но как радуют они сейчас взгляд!
А в ближайшей рощице заливаются птицы. Поют зяблики, юрки, дрозды. Лучший певец апрельского леса - певчий дрозд. Ранним утром он первый открывает симфонию пробуждающегося дня. Особенно торжественно звучат флейтовые ноты певца в высокоствольной старой тайге. Стоит еще глухая, предрассветная мгла. Великаны-пихты черными силуэтами темнеют на опушке леса, неясными расплывчатыми пятнами белеют острова снега. В сонном и мрачном лесу невидимая в темноте птица старательно и медленно выводит рулады дивной песни. Свою утреннюю серенаду дрозд исполняет чаще всего с макушки самой высокой пихты. И хотя песня его состоит из отдельных строф, но как чисто и мелодично они звучат! Сколько дивной страсти и очарования в них заключено! Впечатление от песни усиливается романтикой окружающей обстановки. Дремучая лесная глухомань, разгорающаяся заря весеннего утра и эти дивные, чистые звуки! С не меньшим (если с не большим!) восторгом пение сладкоголосого певца слушается вечером на фоне угасающего неба или даже в темноте.
На оттаявшем от снега пригорке краснобровые красавцы тетерева устраивают боевые турниры. Из года в год собираются они на одном и том же месте, на току. Собираются, чтобы в поединках встретить праздник весны, показать свою удаль и силу. Петухи слетаются на ток затемно, далеко до рассвета, и долго, до восхода солнца слышится их странная, булькающая песня.
Но это все громкие голоса, а если прислушаться, то можно услышать и другие, совсем тихие звуки. Слышно, как капает с обломанной ветки березовый сок, шуршат, ползая по сухой траве муравьи, а над цветущей ивой роем вьются пчелы. Ожили реки. Весенние ручейки долго бежали, пока не слились в одну большую реку. Талая вода разлилась по низинам, полям и лугам. Туго пришлось подснежным обитателям леса: мышкам, землеройкам, кротам!
Проснулись медведи, сурки, суслики и бурундуки. Заяц беляк сбросил зимнюю меховую шубку и одел летний серый наряд. Белые клочья заячьей шерсти остались на голых кустах.
А птицы все прибывают и прибывают. С каждым днем все оживленнее в лесах и полях. Возвращаются на родину пернатые странники. В небе шум крыльев, на земле веселые песни. И ночью и днем проносятся стая за стаей. Летят и летят перелетные птицы.

                ПОДСНЕЖНОЕ НАВОДНЕНИЕ
Погожим апрельским деньком началось бурное таяние снега. И таял он не только с поверхности. Земля будто почувствовала наступление весны: из глубин ее поднялось тепло, и теперь наступление на снег шло с двух сторон: сверху и снизу. Талая вода капля за каплей сбегала со снежной поверхности на землю, устремлялась в лощинки, и все больше накапливалась там. Наконец ее стало так много, что из низинок и ложков она потихоньку стала растекаться по сторонам и так незаметно пошла по полям и лугам.
Под снегом началось наводнение. Вот когда плохо пришлось подснежным обитателям! И не только подснежным, а и подземным. Ведь сколько в земле понарыто нор, закопушек, ходов. Тут живут и кроты, и мыши, и суслики, и слепушонки, ласки и горностаи.
Вот из-под снега вдруг показалась усатая мордочка. Длинный желтый зверек выбрался наружу и скрылся в ближайших кустах. Это колонок. Он охотился под снегом за мышами, а теперь пришлось спасаться самому.
Хрипло закаркало, закружилось над полем воронье. Везде и всюду успевают эти грабители и воровки, так и смотрят, где что похуже лежит, чем поживиться, да что бы стащить. И сейчас, почуяв чужую беду, они тут как тут.
Выскочила перепуганная мышь и со всех ног помчалась по снежному насту. Но как далеко видна черная точка на белом поле! Конечно же, ее сразу заметили зоркие вороны. Увидели и целой вытагой кинулась вдогонку за крохотной зверушкой. Сумеет ли спастись бедная мышь? Ей бы только добежать до спасительных елей. но нет, не повезло на этот раз беглянке. Одна из ворон опередила других и, спланировав на крыльях, села рядом с мышью. Несколько неуклюжих на вид прыжков, - и ворона догнала и сцапала малютку. Тюкнула клювом и дух вон их тщедушного тельца. Только шерстинки полетели по ветру.
Опустело снежное поле, а в воздухе еще долго стоял оживленный птичий галдеж: голодные вороны с ворчливым криком гонялись за своей более удачливой товаркой.

                ТАБУНОК ДИКИХ УТОК
Из карьера на фабрику тяжелые БелАЗы возили руду. Смена подходила к концу, и люди устали. Ездка туда и обратно, опять туда и обратно, и так рейс за рейсом. Сколько их надо сделать за день! Работа однообразная и утомительная. Перед глазами мелькало одно и тоже: серая лента усыпанной гравием дороги, белый шлейф пыли за каждой машиной, вокруг унылые в весеннее время поля, которые оживляют разве только стаи надоевших ворон.
Рядом с дорогой щетинился прутьями молодой ивняк. Весеннее половодье вскрывшейся ото льда реки затопило его. Безучастным взглядом шофер скользнул по сторонам, оглядывая примелькавшуюся местность. И вдруг резко нажал на педаль тормоза. Взвизгнула и заскрипела машина, идущая следом. Тяжелый "БелАЗ" едва успел остановиться.
- Ты чего, Иван, очумел что ли! - набросился водитель второй машины на своего товарища. - Так и врубиться можно. Что там у тебя случилось? - добавил он уже помягче.
Тот, которого звали Иван, в ответ беззлобно улыбнулся и, высунувшись из кабины, молча показал рукой в сторону. Там, на широко разлившемся плесе плавал табунок диких уток. Они только что прилетели издалека, и теперь отдыхали и кормились перед тем, как снова отправиться в путь. Наверное, они так обессилели, что не обращали внимания на огромные гудящие машины, снующие рядом с ними. Картинка вовсе немудреная, но она сотворила настоящее чудо: почерневшие от тяжелой работы и пыли люди улыбались, глядя на мирно плавающих уточек и селезней, и уже день не казался им серым и тусклым, а наоборот, светился солнцем и искрился красками. И куда только подевалась усталость, будто разом свалился с плеч тяжелый груз работы!
Не больше минуты простояли водители. Но, тронувшись дальше, они будто стали совсем другими людьми: окрыленными радостью и даже счастливыми.
Какую же струнку затрагивает в нашей душе звук первой капели, трубный крик журавлей или вот этот табунок диких уток, присевших передохнуть на первой попавшейся им на пути луже? Наверное, много осталось в нас от тех далеких времен, когда человек жил среди дремучих лесов один на один с диким зверем и птицей и уже тогда радовался солнечному лучу и птичьей песне.

                ЛЕДОХОД НА БУХТАРМЕ
В начале апреля, когда снег на горах уже наполовину стаял, лед на Бухтарме все еще стоял, хотя и чувствовалось, что он вот-вот рухнет. Он потемнел, стал ноздреватым, полосами просел, и поверх его идет грязно-желтая вода. С каждым солнечным днем ледяной покров оживает все больше. Он то оседает, то, вздуваясь горбами, пучится и будто дышит. Тепло, и мутные потоки воды проедают в ледяном панцире отдушины и промоины. Края их рушатся, и обломки тут же затягивает под ледяной покров. Слышно, как они глухо стучат и скрежещут, задевая каменистое дно реки и царапая ледяной потолок.
Вдруг что-то с гулом треснуло, ледяное поле раскололось и, ухнув, осело по всей ширине реки. Лед тяжело и натужно заскрипел и зашевелился. Со стоном разламываясь на части, ледяные глыбы одна за другой устремились во все ширящуюся водяную стремнину. Гора льда сначала очень медленно, но все убыстряясь пошла по реке. Ледоход начался!
Напирая и наваливаясь друг на друга, льдины крошатся и трещат. Время от времени раздаются могучие вздохи ломающихся и шлепающихся в воду глыб, и в этих звуках чудится то скрип уключин фантастической гигантской лодки, то плеск циклопически широких весел.
На крутом повороте плывущий ледяной остров зацепился боком за подводный камень, другим его занесло на берег, и он застрял, образовав затор. Встав на дыбы, льдины сгрудились и, как ожившие, полезли на пологий берег. А сзади напирали все новые ледяные острова, и вот уже целая гора белых айсбергов перегородила реку. Бухтарма вздулась, и вода с шумом ринулась поверх образовавшейся плотины. И снова затрещал лед под страшным напором. Затор не выдержал и рухнул, унося в водовороте ледяное крошево.
Всю ночь бушевала и буйствовала река. Невидимые в темноте льдины с хрустом шуршали, шлепая по воде, а утром открылась вздувшаяся водная поверхность, ревущая мутными валами, но освободившаяся от ледяных оков. Лишь по берегам, обтаивая, лежали ноздреватые грязно-зеленые ледяные останки. Они были похожи на допотопных чудищ, выброшенных на галечниковые отмели, и с их мокрых остекленевших боков каплями и целыми струйками стекала вода.
Часам к одиннадцати, когда уже вовсю припекало солнце, на речном горизонте снова появилась сверкающая белизной полоса. Это пошел лед с верховий. Медленно и величаво приближалась ледовая армада. Издали она казалась несметной стаей плывущих белых птиц. Когда же льды приблизились, то оказалось, что они вовсе не такие уж чистые и белые, были тут и грязные, с вмерзшими камнями и донным илом. Одна проплыла с куском дороги, другая с навозом и кучей сена.
А льдин все больше и больше. Трое рыбаков хотели переправиться на другой берег. Сунулись в реку на лодке, да где там, лед пошел сплошным потоком, и пришлось возвращаться восвояси.
Весело в это время на реке. Солнце слепит, играя блестками на воде и льдинах,  Бухтарма гулко охает и бухтит, накатываясь волной на берег.
- Чирьи, чирьи, - в плеске воды и шуме ледохода едва слышен звонкий птичий голосок. Словно радуясь буйству стихии, тоненькая, стройная трясогузка перелетает с льдины на льдину. Ее так и называют: птичка ледоломка. Со свистом крыльев над самой водой парами проносятся утки, гомонят в прибрежных тополях вороны.
Народ, взрослые и ребятишки столпились на берегу. Возгласы, шум, смех. Ледоход - это событие почти всегда радостное и никого не оставляющее равнодушным.

                ЗОЛУШКА ВЕСНЫ
Наша ива, эта Золушка в растительном мире, весной обращает на себя внимание первой среди деревьев. Невзрачная лоза, тальник, что растет по грязным берегам ручьев и рек, цветет дважды. В первый раз очень рано, почти зимой, когда еще везде лежит снег, и нет даже проталин. Обласканная первым, чуть теплым мартовским лучом, доверчивая ива, она же верба, тут же сбрасывает смолистые чехольчики и обнажает белые пушистые почки. Еще далеко до тепла, но это вовсе не значит, что дерево обманулось, сияние снега и солнца вполне устраивает неприхотливую вербу. Счастливая, месяц, а то и больше стоит она в жемчужном ореоле света, невольно притягивая к себе внимание. Что до морозов, то они не страшны раскрывшейся почке; белые ворсинки не хуже пуха и шерсти оберегают ее от любых холодов.
В конце апреля, вместе с подснежниками, она расцветает по-настоящему. Тогда кусты ее распускаются желтыми, дивно пахнущими барашками сережек. И пусть голые прутья стоят по колено в мутной и даже грязной воде. Пусть заилены они весенним половодьем, пусть захламлены лесным сором. Ничто, даже пылающие у ее ног цветы болотной красавицы-калужницы не могут умалить обаяния бурного цветения этого простенького и скромного растения. Его притягательную силу в полной мере ощущают пчелы, что летят к иве за первым взятком. Его оценивают кулички, что, бегая меж голых прутьев, оставляют крестики следов на иле, да еще щеглы, что, сидя на макушках тала, вызванивают оду весеннему солнцу.

                КАНДЫК
На опушке леса высыпали белые и розово-фиолетовые кандычки. Они так торопятся навстречу солнцу, что лезут прямо через пласты подтаявшего, рассыпчатого снега.
Кандык, без сомнения, самый красивый подснежник в алтайском лесу. А все растеньице-то: два пестрых лилово-зеленых листка, а между ними на красной ножке шестилучевая звезда. Листьями кандык очень похож на ландыш, а нераспустившийся бутон - на тюльпан. Но стоит только цветку раскрыться, как венчики отгибают лепестки назад, и сходство с тюльпаном сразу исчезает.
Растут кандыки густо и споро. Целые полки и легионы светлых цветков ворсистым ковром усыпают лесные поляны и перелески.
У кандыка глубоко в земле запрятана продолговатая белая луковичка. Луковица съедобная, сладкая на вкус. Вышедшие из берлоги медведи когтями разрывают землю, едят их, подкрепляя свои силы после зимовки.

                ВЕТРЕНИЦЫ
В апреле светло даже в самом густом лесу. И хотя еще не видно зелени, а зайдешь в озаренный рассеянным светом топольник, сколько тут цветов! Будто кто взял и пригоршнями разбросал мелкие звездочки ветрениц. Где кинул гуще, а где пореже. Словно крохотные ромашки, белые цветочки усеяли серую рогожку лесной подстилки. Особенно много их у комлей тополей, в низинах, где повлажней и побольше прошлогодней листвы. Ветреницы любят мягкую землю, рыхлый перегной и сырость.
А ветреницами их называют за то, что очень уж они кратковременны и непостоянны. Сегодня красуются, а прошла неделя-другая и будто ветром сдуло весь белый цвет. Зато остался зеленый ковер из ажурных мелких листьев, в которых не каждый узнает только что отцветшие лесные подснежники.

                ОБМАНУТЫЕ ПОДСНЕЖНИКИ
Как радует нас первая оттепель, раннее тепло! А ведь оно не всегда к добру. Скорее даже наоборот. Обманчива и коварна весна, если она пришла раньше, чем ей положено.
Чуть проглянула земля из-под снега, а подснежники уже тут как тут. Выкарабкались из подземелья на солнечное тепло, а ночью мороз. Самого холода подснежники не боятся, замерзшие, они легко отходят. Страшно другое - оковы земли. Ведь влажная земля, смерзаясь в ледышку, расширяется и рвет корни растений. Поэтому, бывает, посмотришь, целая лужайка как будто живых цветков, а тронешь один, другой - все, оказывается, погибли. В глубине земли росток оторвался от корешка. Вот так и получается, что поторопились самые ранние растеньица, подвела их оттепель, обманула. Хорошо, что прорастают они не все разом. Словно заботясь о продолжении рода, природа всегда оставляет про запас какой-то резерв. И запоздавшие растения оказываются в более выгодном положении, ведь они прорастают, когда спадают ночные заморозки.

                ПРОБИВАЙСЯ, КТО КАК МОЖЕТ
Диву даешься, глядя, как прокладывают себе дорогу побеги весенних растений. И как это хватает им силы прорасти сквозь слой твердой, едва оттаявшей земли! А вот как.
Собранные в плотный пучок, росточки хохлатки пробиваются с помощью заостренных чехольчиков на макушках. Будто наконечники на копьях, они прорезают грунт, не давая пораниться нежной поросли. Эти футлярчики образовались еще осенью, когда закладывались почки будущих побегов. За зиму они грубели, стали жесткими, будто зная, какую работу придется выполнять.
Вылезли желто-восковые штычки и отпали, свалившись на бок. Они стали не нужны. Хохлатка тут же разворачивает ажурные завитушки кружевных листьев и растет быстро не по дням, а по часам.
Многие растеньица в качестве наконечников используют грубую кожицу своих семян. Проросло семя, укоренилось и толкает вверх головку, словно шляпкой, прикрытую крепкими створками семечки.
А вот леонтица пробивается к свету буквально своим горбом. Согнется росток в дугу, поднатужится и спинкой упирается в земляную кровлю. Проходит день-два, и на поверхности всюду появляются этакие прогнутые посошки. Кривые, горбатые, вскоре они распрямляются, превращаясь в стройные цветки.

                ЦАРИЦА ЗМЕЙ
Однажды мне повезло. Я встретил царицу змей. Так называют у нас черных гадюк. Она лежала на обтаявшей соломке поперек тропы и грелась. Я подошел, но она и не подумала уступить дорогу. Ведь она же была царица! Гадючка величественно приподняла маленькую головку, и мне показалось, что на голове у нее блеснула крохотная золотая корона. Ее надменный взгляд говорил красноречивей всяких слов:
- Куда же ты идешь? Разве не видишь, что здесь я, царица!
Она была вся угольно-черного цвета, отливающего синевой. По глянцево-гладкой шкуре блестками сверкали серебристые чешуйки. Рубиновые бусинки глаз мерцали тлеющими угольками. Из огненно-красных губ вырывался раздвоенный язычок, казавшийся струйкой пламени. Не змея, а живой браслет. И откуда такие берутся, хоть сейчас бери и надевай на руку!
Конечно, она охраняла ручей. Прекрасный родник прозрачной ледяной воды, бегущей из-под березы по песчаной гальке. А я, как назло, хотел пить. Тропинка была узкой, вокруг стеной стояла прошлогодняя трава. Я свернул в сторону и, проламываясь сквозь чащу, обошел царицу гадюк стороной. Змейка осталась нежиться на нежарком апрельском солнце. Она даже и не подумала пошевелиться, хотя я пил воду совсем рядом с ней. Так я и ушел, а змея даже не удостоила меня своим взглядом.

                В СНЕЖНЫХ ТИСКАХ
Приятно под новогоднюю ночь ощущать на лице падающие снежинки. Какие они нежные и совсем невесомые - прелестные кристаллики снега, похожие на маленькие звездочки! О них так и говорят: легкие, как пушинки. Но не такие уж невесомые эти эфемерные снежинки! Когда снега навалит три метра, что нередко бывает в Горах Алтая, то это уже нешуточный груз. Туго приходится кустарникам и деревьям-подросткам. Наваливаясь всей тяжестью, снег давит, прижимая их к земле. И так всю долгую зиму, накапливаясь и уплотняясь, снежный пресс сжимает деревца в тяжких объятиях. Еще большему насилию подвергаются малорослый древесный народец весной. Подтаявший и осевший за день, ночью снег сковывается жестким морозом, превращаясь в ледяной панцирь. Ледяные оковы рвут, изгибают стволы и ветви, ломают макушки. И так каждые сутки всю весну, пока не стают снега: днем отпустит, ночью скрутит в железных тисках.
Такое испытание не каждому кустарнику под силу. Выживают самые стойкие, неприхотливые, обладающие гибкими стволами, или умеющие, как гидра, быстро восстанавливать потерянные конечности. Не страдает лишь дикая лесная акция карагана. Ее упругие, как веревки, ветви почти стелются по земле и что от того, если придавит снегом. Все же остальные платят снегу дань. Из-за многоснежья черемуха не вырастает в дерево, а всю жизнь прозябает скрюченным и изломанным кустарником. По этому причине, несмотря на все усилия лесников, здесь плохо приживается сосна со своей хрупкой древесиной. А вот пихта выдерживает и даже процветает, ветви ее достаточно гибки.
Весной, когда снег освободит землю от своих оков, заросшая кустарником поляна похожа на мамаево побоище: тут и там валяются искалеченные стволы, оторванные ветки, лежат поверженные, распростертые на земле бойцы. Где скрючено, где сломано, а где согнуто в бараний рог. Все лето до самой осени расправляют поврежденные члены черемуха, таволга, жимолость, сибирский миндаль. Кое-как залечат раны, не успеют как следует выпрямиться, а тут снова зима, и опять повторяется суровое испытание на выносливость и прочность. И так из года в год идет извечная война растений со снегом.

                ПАЛ
Как это часто бывает в алтайских предгорьях, весна стояла сухая и ветреная. Пелена грязноватого снега сползла со склонов гор, обножив соломенную щетину травы и сизые остовы карагайника. На ветерке и солнце вся эта прошлогодняя ветошь быстро проросла, да так, что поднеси спичку, и вспыхнет как порох. Так оно и случилось: на третий день степь закурилась дымками. Кто-то пустил пал.
Оставляя за собой обугленную землю, огоньки, подгоняемые ветерком, бежали хищными торопливыми зверьками. Вечером пожар был виден за километры. Это было фантастическое зрелище: в черной темноте горы сверкали гирляндами огней. Захватывая все новые пространства, тысячи огоньков, словно живые, расползались во все стороны.
Издавна существует этот дурной обычай пускать весной палы. Наверное, так наши прадеды расчищали земли под пашни и сенокосы. Теперь надобности в этом давно нет, а палы все равно пускают. Какая жестокая рука это делает! Сколько гибнет живности: ящериц, змей, муравьев, ежей, птиц, гнездящихся на земле. Вот что рассказал один тракторист:
- По свежему пожарищу я перевозил бороны. Жуткая это картина: пепелище, гарь. Черными головешками торчали обгорелые кусты шиповника. Сизые космы пепла летели из-под колес и струились по земле, развеваемые ветерком. Кругом мертво, нет ничего, что бы привлекло взгляд. Вдруг на этом печальном поле я заметил какой-то черный предмет. Я думал, что это камень. А подъехал ближе, пригляделся: мертвая тетерка на гнезде! Вот ведь самоотверженность какая: горела, а не ушла. Так и осталась сидеть навечно на яйцах. И ведь, наверное, не сразу сгорела, была у нее возможность убежать, улететь. А она вытерпела такую смерть, погибла, защищая кладку! Взять бы за руку того, кто поджигал, да подвести к этой могилке. Да разве он что поймет!

                ЗОЛОТАЯ ВЕСНА
Отсияла весна снега и света, прозвенела весна капели и ручьев. Настала пора золотой весны.
Солнце ласковое, теплое. Зажмуришься: сверкают желтые искорки и жгучие огоньки. А откроешь глаза: всюду желтизна вышедшей из-под снега травы, из которой уже выглядывают звездочки первых цветов. И почти все как на подбор золотые. Тут и крохотная куриная слепота, и изящные тюльпанчики гусиного лука, россыпи леонтиц и одиночные блестки горицвета, по оврагам мохнатые подсолнушки мать-и-мачехи, а по логам - курчавая хохлатка. Даже в городе, и то первый цветок желтый: одуванчик.
Шагает золотая весна, пламенеет цветами, набирается тепла. Бывает, правда, случаются "заморозки". И тогда поляны вдруг забелеют от высыпок ветрениц, засверкает одетая в снежный наряд черемуха.
Но еще не облетел черемуховый цвет, еще не отошли подснежники, как расцвели первоцветы и опять все лимонно-желтые, янтарные, золотистые: на лугах бархатистые бокалы примул, в грязноватых лужах блестящие, словно напомаженные, калужницы и мохнатые кусты ракиты, по горам - тюльпаны.
Венчают золотую весну всеобщие любимцы жарки, они же огоньки. Если ранние цветы бледны и чуть теплы, то эти полыхают жаром не хуже раскаленных углей.

                ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ
Остатки снега дотаивают под густыми ветвями пихтача. Он лежит зернистыми пластами, обильно усыпанные коричневыми чешуйками шишек, кудрявыми завитушками бересты, побуревшими иголками пихт и звездочками березовых семян. В тени он грязновато-серый, на солнце - желтовато-золотистый, весь в блестках разноцветных искр. Подмерзший, утром снег похож на клочья старой, лежалой ваты и кажется каким-то пыльным и даже сухим. Но уже через час после восхода солнца бока его лоснятся водой. Капля за каплей стекают с покатой белой спины и вот уже темное пятно влаги расползается вокруг снежника. Лесные коньки, овсянки, без передыху пропев все утро, спешат к подснежному родничку, чтобы смочить горлышко и продолжить музыкальные упражнения.
Отступая, снег обнажает затянутую сизой паутинкой пыльцы перезимовавшую землю. Точно рыжим ворсистым войлоком, она укрыта слоем слежавшихся старых листьев, пожелтевшей травы и всякого лесного сора. На кустике шиповника белеет клочок шерсти, оставленный перелинявшим зайцем. Кучками березовых сережек под деревом желтеет тетеревиный помет. Видно, в мягких подснежных лунках коротали здесь длинные зимние ночи косачи.
С таянием остатков снежных сугробов прощаешься с зимой, но почему-то вместе с радостью приходит и грусть. Умрет последний снег, а вместе с ним и та чудная, волнующая пора. Как миг пролетит весна, вспыхнет дивное летнее разнотравье, но и оно не заменит тот восторг, вызываемый робким сиянием одного лишь маленького цветочка на голой земле. Сердце всегда хранит к нему трепетную привязанность, и хотя это повторяется из года в год, утолить эту любовь невозможно. Нет картины прекраснее этой: сугроб оттаивающего, кажущегося теплым снега, россыпь бело-розовых кандыков, и над всем этим ослепительное весеннее солнце.
А может быть так бывает всегда: ждешь лета и одновременно грустишь по уходящей весне, наступает осень - тоскуешь по минувшему лету.

                ШЕПОТ ВЕСЕННЕЙ ЗЕМЛИ
В весеннюю пору бывает миг, когда уже почти смолкли голоса талых ручьев, но еще не поднялась поглощающая все звуки поросль молодых трав. Неужто безмолвна сейчас земля, влажная, дымящаяся струйками испарений?
Остановитесь на опушке леса у сырого луга, на котором только что стаял снег, и вода, не успев просохнуть, поблескивает среди бурых болотистых кочек и пучков старой осоки.
Постарайтесь не замечать трелей перепархивающих с кочки на кочку трясогузок и прислушайтесь, как оживает затопленная водой лесная мочажина. Слышите, как кто-то большой, разлегшийся на лугу, сопит и дышит, по сонному всхлипывает и причмокивает? Раньше я думал, что эти звуки рождает растущая на болоте трава. Острыми шильцами ростков она рыхлит, пробуравливает и шевелит плотный слой прошлогодней травяной подстилки. Травинок вокруг много, тысячи, десятки тысяч. Микрошорохи накладываются один на другой, и от этого происходит таинственный, но явственно различимый звук, похожий не то на шепот, не то на сопение спящего, но живого организма. Потом пришло другое объяснение, и я думаю, что оно верное. Звуки влажного луга - это голос самой земли, пробудившейся от зимней спячки. Почва оттаяла, отмякла, ожила и теперь дышит, чмокая и вздыхая, и в этом нет ничего необычного - она впитывает просачивающуюся в ее поры снеговую воду. Весенний луг живет своей, непонятной нам, людям, жизнью!
Просох луг и смолк невнятный разговор волглой земли с водой. Но умерли одни звуки, родились другие. Шипя, посвистывают на ветерке соломенные кроны перезимовавшей осоки, сухо шурша, перекатываются по траве старые листья.
Все, что ползает, бегает по земле, не может оставаться беззвучным. Обновляя жилье, тысячи трудяг-муравьев со всех сторон тащат отмершие хвоинки и разный лесной сор. Над муравейником в теплую погоду стоит вечный шорох осыпающегося песка.
"Шаги" насекомых услышит далеко не каждый. Гораздо громче вкрадчиво-тягучий, точно льющаяся струйка воды, шелест ползущей змеи и порывисто-быстрый, как удар хлыста, порыск юркой, разогревшейся на солнце ящерицы. И уже совсем "топотом" кажутся пробежки лесной мыши-полевки и прыжки резвящегося в старом бурьяне полосатого бурундука. Впрочем, это уже не голоса земли...

                СОН-ТРАВА
По каменистым склонам гор словно кто навтыкал букетики пушистых цветов. Чудесные сине-фиолетовые бокальчики, а заглянешь в глубину - там золотая окаемочка из желтых тычинок.
Нет первоцвета красивее сон-травы. На улице прохладно, холодно и цветам. Потому и кутаются в серебристо-меховые опушенные шубки. Пушистые колокольчики, пушистые стебельки и узорчатые листья. Озябли, свесили вниз головки и дремлют. От того и зовут их сон-травой.
С древности почитали на Руси сон-траву добрым волшебным цветком. Верили, что если положить траву под голову, то сбудутся загаданные сновидения. Считалось, что предохраняет она от дурного глаза и от наговоров.
Недолог век этого подснежника, как, впрочем, и всех остальных первенцев весны. Опали синие лепестки, на месте колокольцев выросли мохнатые, длинноволосые головки. Дует майский ветерок, развевает серебристые локоны отцветшей сон-травы. Разлетаются по степи семена волшебного цветка.

                НА ПРАЗДНИКЕ ВЕСНЫ
                (май)
Уже стаял последний снег и отшумели весенние ручьи. После короткого майского дождя сладкая, теплая дрема окутала непросохшую землю. К вечеру настороженно затих и притаился все еще неодетый лес. Смолкли, торопясь спрятаться в кустах, птицы. Деревья уснули в томительно-сладостном ожидании чего-то таинственного и важного.
Пробуждение было прекрасным! Солнце брызнуло из-за гор ослепительными лучами и не узнало леса. Словно кто накинул на него прозрачную кисею. Из какой воздушной пряжи соткана ткань молодой листвы! Под покровом ночи деревья как-то сразу оделись в нежно-зеленый наряд.
Свершилось то, чего мы ждали всю долгую зиму, ради чего светило солнце, таял снег и пели птицы. Лес зазеленел почти мгновенно, как вспыхнул, будто опустилась на него с небес волшебная изумрудная мантия.
Развернул свои клейкие, пахучие листочки тополь, раскрылись почки берез, осина выбросила пушистые червячки соцветий. Дивно запахло смолистым ароматом молодых побегов. Майский воздух, настоянный на запахах весны, одновременно пьянит и бодрит.
Весенний ветерок озорно накинулся на молодой лесок, раз, другой трепыхнулся в кронах деревьев и, разбудив все живое и неживое, переметнулся на реку. Сбрасывая капли жемчужной росы, нетерпеливо затрепетали крохотные листья берез, заволновались воды, сердито забубнил и забулькал ручей, легкая рябь пробежала по глади озер.
Лес, наконец, очнулся и зашумел на разные голоса. В радостном хоре майских звуков самые звонкие птичьи песни. Как только не поют птицы! Каждая исполняет свою серенаду по-своему. Кто хором, кто поодиночке, кто днем, а кто ночью.
А есть и такие оригиналы среди пернатых, что, не умея петь, все же по-своему славят наступление весны: дятел барабанит длинным клювом по сухому дереву, лесной кулик-дупель, поднявшись высоко в небо, пикирует оттуда со свистом дребезжа распущенными перьями хвоста.
Разгар самого жаркого птичьего пения - конец мая, когда расцветает черемуха, а соловей запевает в полную силу. Стоит прислушаться к голосам майского леса.
Утро. Лучи солнца, легко проникая сквозь молодую листву, яркими бликами ложатся на стволы берез и тополей, на вороха прошлогодних листьев. Черная, подсохшая земля покрылась ковром нежных весенних цветов: желтых примул и белых ветрениц. Пряно пахнут клейкие листочки тополей. Пение и крики птиц слышны отовсюду. Громче всех голос кукушки, этой непременной обитательницы леса. Кто его не слышал!
Возбужденная и волнующаяся от предстоящей встречи с соперником кукушка сидит на вершине ели. Хвост ее судорожно дергается и замирает, крылья свисают по бокам вниз, а сама она поворачивается из стороны в сторону. Вот перышки на горле взъерошились, и над лесом понеслось звонкое: "Ку-ку!"
На лесной полянке токуют коньки. С трелями поднимаются с ветвей серые птички и, не переставая петь, медленно планируют к земле.
А соловьи! Разве можно забыть про них - этих лучших солистов весеннего хора! Трели и щелканье их слышны круглые сутки. Страстное их пение особенно волнует в светлые лунные ночи...
Веселятся, поют птицы. Пройдет, пролетит эта короткая и беззаботная пора года, наступит время родительских хлопот, когда птицам надо будет кормить своих птенцов. Хотя, впрочем, многие уже сейчас заняты постройкой гнезд, а некоторые даже успели обзавестись потомством. А пока ликует и поет земля. Она справляет свой праздник.

                БЛАГОУХАНИЕ ТОПОЛЯ
На берегу мутной, затопленной весенним разливом протоки, давно распустилась верба, закапал прозрачный сок с обломанной ветви березы, а старый тополь все еще чего-то ждал, не в силах очнуться от зимней дремы. Готовясь к пробуждению, по крохам впитывал он в себя тепло. Почки на его ветвях побурели, набухли, пропитавшись липкой желтой смолой. Однажды, в солнечный майский день они лопнули, обнажив клейкую завязь глянцевитых зеленых ростков. И старый топольник разом ожил, задышав сладостным духом эфирных масел из устьиц распускающихся лепестков. Впервые после зимы пряный и нежный запах заполнил лес, и это изысканное благоухание едва ли уступало аромату самых душистых цветов и, уж, конечно, было намного сильнее.
Несомненно, это был день тополя. Привлеченные запахом, над ним загудели пчелы, зажужжали мухи, запорхали бабочки. Кто бы подумал, что это надоевшее всем, скучное дерево способно так чудно преобразить лес, сделать его радостным и праздничным.
С сухим шорохом опадали смолистые чешуйки с тополевых почек. Деревья, разворачивая и распрямляя новорожденные ростки, одевались в кружево молодой листвы. Благоухание волнами плыло по старой тополевой роще. В теплом недвижном воздухе стояли обогретые теплым солнцем деревья. В свете яркого дня их кроны блестели свежестью обновленных листьев.

                КУКУШКИНЫ СЛЕЗКИ
В середине мая, когда черемуха осыпает белый наряд, вместе с соловьем прилетает кукушка. И сразу начинает куковать. Кукует, да только в голосе ее не радость, а тоска и горе. Плачет горькими слезами: надо деток выводить, а у кукушки своего дома нет, строить гнезда она не умеет.
Покричала, улетела, а под деревом, где она сидела, выросли белые и розовые подснежники - кандыки. Да не простые, а с пестрыми листьями. Горячие кукушкины слезки падали в траву и оставляли на них темные продолговатые пятнышки и крапины.
На смену маю пришел июнь. Кукушка все не успокоится, все кукует и опять горюет и плачет, жалко ей своих деток. Осиротила они их, подбросила в чужие гнезда. Где плакала, куковала кукушка, там на лесных полянах выросли бело-розовые цветы-орхидеи. И листья у них точно такие же, как были у кандыков: пятнистые, в пестринках от кукушкиных слезок.
Кончился июнь. Не кричит больше кукушка, не плачет. Улетела в теплые края, а вместе с ней исчезли и цветы кукушкины слезки. Нет в лесу кандыков, нет северной орхидеи ятрышника. Отцвели и вместе с отлетом кукушки сгинули, потонули в густом травяном море.

                ГНЕЗДО ТЕТЕРКИ
Гоша Лыков слыл мечтателем. Наверное, потому и работал сторожем на водокачке. Та была за городом на горе. А вокруг лежали горы - покатые безлесые лбы, заросшие тарначом, так называют здесь густой непролазный кустарник из дикой акации, шиповника, жимолости и волчьего лыка. Гоше нравилось смотреть на эти горы: весной и осенью рыжие, летом ярко-зеленые, зимой пустынно-белые, заваленными полутораметровым слоем снега. В полном одиночестве он привык часами слушать завывание ветра или пение птиц. С особым трепетом прислушивался он каждой весной к волнующим звукам тетеревиного тока. Косачи водились везде, и осенью частенько рассаживались на проводах телефонной линии, совсем рядом с будкой.
Однажды в мае, когда уже отшумели тока, Гоша случайно наткнулся на гнездо тетерки. Оно было на старом картофельном поле, среди которого торчали будылья - посохшие остовы дудок и серое кружево осота. Насупившись, сидящая на кладке птица будто вросла в землю. Упавшие седоватые стебли образовали над ней подобие крыши такого же цвета. Бахрома из старых трав закрывала ее спереди. Из-под ее опушенного бока выглядывала целая кучка охристых, почти куриных яиц. Лежали они плотными рядами, аккуратно уложенными, будто в корзинке. Пестро-бурая рябушка с большими черными глазами и куриным клювом казалась безучастной и словно бы не замечала человека.
Полюбовавшись, Гоша присел на корточки и приговаривая "цыпа, цыпа", ласково погладил птицу по голове. Та незлобливо прошипела, но с гнезда не сошла.
С того дня Гоша приходил к своей соседке почти ежедневно, но теперь он не позволял себе приближаться так близко, чтобы не пугать птицу. Сделавшись ее добровольным охранником, он только проверял, цело ли гнездо. Правда, даже с расстояния пяти метров разглядеть рябушку было почти невозможно: крапчато-рыжая ее спина не отличалась по цвету от остатков прелой травы. Теперь Гоша понял, почему так скромно окрашены самки многих птиц: будь на ее месте красавец-черныш, он был бы виден издали и вряд ли смог благополучно высидеть кладку. А чтобы не потерять гнездо в море травы, Гоша поставил рядом сторожок - высокую палку.
Однажды Гоша из своей конторки услышал шум трактора. Вначале он не придал ему значения, а потом вспомнил: гнездо! Выскочил и ахнул: трактор, вспахивавший картофельное поле, шел прямо на заветное место.
- Стой, стой! - закричал издали Гоша и, размахивая руками, побежал навстречу. Запыхавшись, он не мог перекричать грохот остановившегося трактора. Потом знаками показал трактористу: "Сходи!" Тот вылез в промасленной одежде, ничего не понимая. Гоша взял его за руку, и подвел, показав гнездо. Тракторист улыбнулся и кивнул головой.
На поле осталась невспаханная межа. Тетерка продолжала насиживать.
Прошло несколько дней, и однажды Гоша обнаружил, что гнездо опустело. В лунке лежали высохшие скорлупки. Тетеревята вывелись, и мать увела их в травяные и кустарниковые чащобы, раскинувшиеся вокруг по горам на десятки километров.

                МЕДВЕЖИЙ ЛУК
В сырых местах у верхней границы леса, по ручьям, по низинам вместе с травой поднялись острые стрелки дикого лука. В одних местах его называют калбой, а в других - черемшой. А еще - медвежьим луком. Нетрудно догадаться, за что: это любимое лакомство косолапого гурмана. Целыми семьями издалека приходят медведи на влажные луговины, чтобы отведать таежного деликатеса.
Не одни медведи оценили вкус дикого лука. Его едят и люди. Он сладковат, слегка острит, но без чрезмерной луковой горечи и отдает чесночным запахом. Но этот привкус легкий, без тех неприятных последствий, которыми грешит обычный чеснок. Нет аппетитней приправы для путешественника, присевшего перекусить на берегу холодного ручья. Это растение не только вкусно и богато витаминами, но и обладает лечебными свойствами. Местное население давно знает свойства черемши и с удовольствием употребляет в пищу. Из нее делают салаты, начинки для пирогов, кладут в супы и борщи, с успехом заменяя обыкновенный лук. В былые времена черемшу вывозили из гор возами. Наподобие капусты квасили и солили в бочках, запасая впрок на всю зиму.
В честь дикого лука в Восточном Казахстане целый горный хребет назван Калбинским. Вблизи Лениногорска есть поселок Черемшанка, также Черемшанским назван один из горных отрогов вблизи Зыряновска.

                МНОГО ЛИ ДЛЯ СЧАСТЬЯ НУЖНО?
Перед моим лесным домом есть поляна, заросшая мелкой травкой, называемой в народе птичьей кашкой. Ее и впрямь любят птицы и каждое утро слетаются сюда на кормежку, а некоторые на этом лугу даже гнездятся.
Однажды я нашел птичье гнездышко, аккуратно втиснутое в небольшую вмятинку в земле. Пока я раздумывал, кому оно принадлежит, скромная сероватая птичка робко и как будто бы с мольбой выглянула из-за травяного кустика. Чтобы не беспокоить птицу, я отошел в сторону и тут же услышал жавороночью трель. Птица взвилась в воздух и теперь пела от радости и в благодарность за то, что я не тронул ее жилье. И я подумал о том, как скромен и нетребователен этот маленький певец полей. А еще мне представилась вся незамысловатая история птичьего гнезда.
Весной, когда стаял снег, лошадь наступила копытом на размокшую землю. Получилась вмятинка. Неглубокая, размером с человеческую ладонь. Солнышко пригрело и обсушило поляну. Жаворонок уже давно присматривал подходящее место для своего домика, увидел ямку и обрадовался: как кстати, ведь в лунке гораздо удобнее свить гнездышко, чем на ровной земле. Ветром не сдует, а поднимется трава, закроет его от жарких солнечных лучей. Да и от посторонних глаз спрячет, что тоже немаловажно.
И вот оно готово, свитое из сухих былинок, вправленное в неглубокий копытный след, чудо-гнездышко - бесхитростный птичий дом. Радующая взор весенняя картинка: зеленеющий луг, солнце, трепещущий в голубом небе, поющий жаворонок и его крохотная и нежная женушка в уютной соломенной колыбельке. Как немного нужно для счастья птице!

                ДЕЛЬТАПЛАНЕРИСТЫ
Холоден рассвет в горах. Ледяным дыханием веет от ближних снеговых вершин. Вырываясь из-за зазубренных скал, посвистывает колючий ветерок. Хрустальными колокольчиками позванивают заледеневшие головки альпийских цветов.
Тихо. Молчат замерзшие птицы. Наверное, ждут, когда обогреет их солнце. Но еще не скоро выкатится оно из-за высокой, до самого неба, горы. И вдруг со стороны мрачной кручи кто-то затянул громким, но мелодичным голосом тоскливую, немного грустную песню.
- У-у-у-у-и-ить...- начало медленное, тягучее, а окончание поспешное, торопливое. Вроде как старательно выводит буквы-ноты, а в конце расписался быстрым росчерком пера.
Это улар. Большой темно-бурый петух, похожий на индюка. Помолчал, а потом опять глубоким, грудным тенором повторил то же самое:
- У-у-у-ить...
Зовет что ли кого? И нашелся другой, отозвался. Наверное товарищ его. Но далеко. Аж на другой стороне ущелья запел. Запел точно такую же протяжную, флейтовую мелодию, да так, будто с горы что-то катилось, все набирая скорость, а потом рассыпалось мелкой дробью.
И пошла перекличка. По очереди поют то один, то другой.
- Эге-гей, где ты там? - спрашивает один. - Как, брат, переночевал?
А ему отвечают:
- Ой, не говори. Замерз я.
- Ну так лети ко мне. У меня солнце раньше появится. Да и полетишь - согреешься.
А тот боится, да и холодно вылезать из обогретой земляной лунки. Наконец, решился. Взобрался на скалу и сорвался оттуда, будто бросился с берега в ледяную воду.
Летит дельтопланеристом, раскинув крылья, и то ли от страха, то ли от переполнявших его чувств кричит на все ущелье:
- Гуль-гуль-гуль. Вот я лечу, лечу, лечу...
Сел и заквохтал по-куриному:
- Как-коготь, как-коготь.
Тут и другие петухи откликнулись, запели, а потом один за другим полетели, черными треугольниками пересекая небо.
И долго еще, пока солнце не разогреет горы над склонами от альпийских лугов до ельников, звучала перекличка горных индюков.

                СОРОКА РАЗБОЙНИЦА
                (рассказ слесаря)
В один из майских дней в открытые ворота ремонтного цеха залетела ласточка. С громким щебетом она облетела обширный и гулкий зал и уселась под самым потолком на металлическую ферму. Наверное, помещение ей понравилось, потому что на ее призывный крик прилетела и вторая гостья. Она подсела к первой, обе о чем-то пощебетали, потом сорвались с места и выскользнули на улицу. Наверное, они решили здесь загнездиться. И правда, через несколько дней обе уже таскали кусочки мокрой земли и лепили себе дом.
Надо сказать, что у нас в цехе уже гнездились голуби. Если откровенно признаться: ох и надоели они нам! Приходишь утром на работу, а станки заляпаны белыми кляксами. Кому это понравится! А то бывает, и во время работы на голову подарочек шлепнется. Чего только ни придумывали наши рабочие! Нет никакого сладу с голубями, хоть охоту на них с ружьем не открывай! В конце концов привыкли и махнули рукой. А тут еще новые квартиранты, ласточки. Но надо признать, никто не сказал недоброго слова в их адрес. Наоборот, у каждого светлело лицо, когда касаточки затевали между собой любезное щебетанье. Уж как они миловались! Сядут рядышком, прижмутся друг к другу и наговориться не могут. Любит наш народ ласточек, ласково зовет касаточками, а уж обидеть - это самый большой грех.
Недели через две запищали в гнезде птенцы. Теперь наши певуны посерьезнели, целыми днями таскали каких-то мух и букашек, лишь на минутку присаживаясь на ферму, чтобы передохнуть.
Однажды Миша Новиков после обеда говорит:
- Беда, ребята. Никак сорока гнездо ласточкино заприметила. Захожу я сегодня в цех, а она из ворот: ширх! И хоть бы застрекотала, а то ведь молчком. А ласточки вокруг нее вьются, да так гневно кричат. Боюсь, что одного птенца она утащила.
Сороку, живущую рядом в заводском сквере, знали все.
- Надо бы приглядеть за гнездом, - высказался бригадир Иван Иванович, - а то ведь всех повытаскает.
На следующий день в обеденный перерыв Коля, наш ученик, задержался, собирая детали. Только смолкли станки и рабочие ушли в столовую, как рядом с воротами раздалось сорочье стрекотанье. Это сорока делала разведку: не остался ли кто?
- Посмотрю, что будет, - решил Коля и спрятался за станок.
А разбойница влетела и прямиком к ласточкиному гнезду. Ласточки закружились вокруг нее, тревожно закричали. Тут и Коля спохватился, замахав руками, закричал, да поздно. Воровка успела-таки сцапать голенького пискуна. Тряхнула клювом, да так, что у того и головенка долой. Взмахнула крыльями и была такова.
Потом ребята хотели сорочье гнездо разорить, да пожалели: все-таки у нее тоже дети. Но с тех пор за ласточкиным гнездом присматривали, охраняли. И все же разбойнице удалось еще одного малыша унести. Зазевались как-то все, забыли, а она тут как тут. Остальные малыши все же выросли и благополучно вылетели. Правда, осталось их всего двое. А старики загнездились во второй раз за лето. К тому времени сорока уж улетела. Наверное, в лес.

                СМЕРТЬ ЛАСТОЧКИ
Это случилось в одном из домов отдыха.
Внезапная майская гроза загнала отдыхающих в летние деревянные домики. Стоя на верандах, люди с удовольствием вдыхали свежий воздух, насыщенный озоном и смотрели, как хлещут струи дождя. Ливень вскоре перешел в град. Крупные матово-белые градины с треском сыпались на песчаные дорожки, громко барабанили по фанерным стенам и крышам домиков. Судя по звукам, удары были чувствительными.
Вместе с людьми грозу пережидала и ласточка, залетевшая под крышу ближайшего коттеджа. Гнездо же ее, очевидно, было на веранде соседнего домика. Не обращая внимания на людей, птица громко верещала, видимо волнуясь за своих малышей, оставленных без присмотра. Наверное, ей надо было кормить малюток, а град, как назло, не переставал. Несколько раз ласточка срывалась со своего присеста, но сделав круг под потолком, тут же снова цеплялась за балку под потолком. А гроза все шумела, с каждым порывом хлеща потоками воды и градин.
- Чирьи, - громко крикнула ласточка, и, не выдержав, выпорхнула наружу.
- Куда! - ахнул полный мужчина, но было поздно. Ласточка успела пролететь какой-то десяток метров и упала, как подкошенная. Сразу несколько человек бросились за ней, прикрывая головы руками. Птица была мертва. На ее тельце виднелись синие кровоподтеки. Градины сразили ее наповал.

                ВПИТАВШИЕ ЖАР СОЛНЦА
Водяная купальница, купава, что вырастает на влажных, жирных лугах Алтая, поражает яркостью и сочностью цветов. Кажется, что внутри цветка зажжен огонь. Но загорается он далеко не сразу. Вначале на стебле с узорчатыми листьями набухает и растет зеленый бутон Бурея, он раскрывается бледно-желтым цветком. Пока он еще мелок и неказист и в невзрачном растении трудно признать знаменитого красавца сибирских лесов и лугов. В это время он очень похож на своего ближайшего родственника - купальницу европейскую, цветок ничем не примечательный и скромный. Но не надо спешить и разочаровываться столь быстро. Признанный любимец сибирского жителя - жар;к, он же огонек, набирает свой цвет не сразу. Впитывая соки земли, поглощая жар солнца, он постепенно наливается пламенем огня, одновременно разрастаясь и увеличиваясь в размерах. Лишь через семь-десять дней после раскрытия бутона входит он в полную силу. И тогда скромные поляны меж пихт и берез, лесные болотца и берега ручьев разгораются, вспыхивая неугасимым оранжево-красным огнем пожара.

                МЕСЯЦ ПТИЧЬИХ ХЛОПОТ
                (июнь)
Снова на земле наводнение. Не потому, что с гор спустилась талая вода, и реки опять, как весной, вздулись мутными, бушующими потоками. Мир залила яркая, изумрудная зелень. Она поглотила все краски, море травы и листвы затопило горы, луга и поля. Наступило лето - пышное, роскошное, благоуханное. Наконец-то пришла пора, когда юная, заждавшаяся своего часа природа хочет показать все, на что она способна. Огненным румянцем в лесу заалели жарки и Марьины коренья, белая кипень цветущей таволги перекинулась с лугов на горы. Зацвела по ручьям калина и рябина. Медовый настой повис над рощами и перелесками.
Сколько же времени: осень, зиму, весну тайно копились силы, чтобы взорваться вдруг таким буйством жизни! В каком-то ликовании все живое на земле веселится, танцует и поет. Кажется, они забыли про еду и сон - поют не переставая и днем и ночью. Метелицей пляшут комары, хороводом кружит мошкара.
Но июнь - не только месяц плясок и песен. Это и время забот. У каждой птицы сейчас гнездо. Приглядитесь, они всюду: в траве и на земле, в кустах и на деревьях. Какие только дома не строят себе птицы! Сколько времени, старания и труда вкладывают они в сооружения жилища! Умению птиц строить гнезда могут позавидовать и самые умные среди животных - звери. А как волнуются, тревожатся птицы, если их семейному очагу грозит опасность! Они яростно кричат, смело бросаются на врага и зачастую жертвуют собой.
Яркие, сияющие стоят дни. Плавает в воздухе тополиный пух. Разморенная дневным зноем, в тихой заводи плещется рыба. Облака, как снежные горы, безмятежно повисли на небе. Кажется, они застыли на месте, и ничто не предвещает непогоду. Но вот, что это? Где-то вдали уже глухо грохочет гром. Только что сияло солнце, и вдруг все померкло. Ветер гнет к земле молодые деревца, обремененные тяжестью свежей листвы. Лохматые мрачные тучи несутся так низко, что, кажется, вот-вот зацепят макушки гор. Крупные, с горошины капли дождя весело прыгают по траве, дробно стучат по листьям, и падая в лужи, пронизывают их сверкающими жемчужинами.
А дождь все хлещет и хлещет, он льет как из ведра, потоки мутной воды бегут по дорогам. Но короток летний ливень, вот уже в просветах туч проглянуло солнце. Разноцветный мост радуги перекинулся из одного края поля в другой.
Еще не кончился дождь, а сквозь его шелест уже слышится песня жаворонка. В мокрой траве кричат перепелки, надрываясь от возбуждения, на лугу томно скрипит коростель. Словно повинуясь всеобщему настроению, тучи расходятся так же внезапно, как и появились. Курится промокшая земля, клочья тумана тают в небе. Так, сменяя жаркое солнце на обильные дожди, идет благодатный июнь.
             
                ГРОЗА
После полудня невесть откуда натянуло тучи, и вскоре они закрыли все небо. День потускнел и как-то сразу потух. Где-то за горой ворчливым басом пророкотал гром. Деревья вдруг ожили, заволновались, тоскливо жалуясь, заговорили ветвями, зашелестели листвой. Повеяло прохладой, свежестью и влагой. Ветерок дунул сильнее, понес пыль с дороги и окончательно прогнал знойную духоту.
Снова загромыхало, теперь ближе, а потому громче и продолжительнее. В весеннее половодье так катятся по дну горной реки камни: рывками, с остановками, с глухим тревожным стуком друг о друга. Сгибая макушки тополей, опять прокатилась волна ветра. На некоторое время все стихло, и вдруг упруго забарабанило, застучало по листве. Отвесные струи, ударяясь о пыльную землю, шипели и пузырились.
Дождь все усиливался и вдруг хлынул таким залпом, будто разом окатили из бочки. Седые космы струй серой водяной завесой отгородили лес и деревья. Белым туманом вдруг задымились дальние склоны гор, там происходит что-то неясное, кажется, что пляшут призраки. Будто подхлестывая дождь, опять громыхнул небесный раскат. Приглушенный шумом ливня, он прозвучал так, будто всхлопнули большой и тяжелый ковер. Порывы ветра очередями приносят все новые и новые потоки воды. И вдруг что-то дробно с еще большей силой загрохотало по траве. Град! Так вот почему "дымились" горы! Там стихия небесная сражалась с зеленой травяной стихией.
Градины скачут и прыгают, как бильярдные шарики, и вот уже в ложбинах беловато блестят рассыпчатые кучки льда. От них сразу же повеяло зимним холодком.
Град кончился так же внезапно, как и начался. Затихла и еще долго не могла опомниться мокрая, избитая земля. Исхлестанная, изодранная в клочья трава поредела, повисла лоскутами. Поникли ветви деревьев с отбитыми остями листьев. Пьяно запахло перебродившим пивом и соками молодой зелени. Ни единый звук теперь не нарушал тишину. Белая вата тумана лениво шевелилась и ворочалась в распадках и логах.
Но вот из мокрого куста прозвучал одинокий голос маленькой птички пеночки, ей отозвалась славка. Возвращаясь к жизни, медленно просыпались леса и луга.

                НОЧНОЙ ГОЛУБОК
Среди лесного сора под сосной лежал серый сучок. И все проходили мимо, не обращая на него внимания. Мало ли в лесу всякого хлама: щепочек, кусочков коры, обломков ветвей. А вечером, когда смеркалось, "сучок" вдруг ожил. Свистнул, взвизгнул и... вспорхнул. Оказывается, это сидя на земле, спал козодой. Пока дремал, старался остаться незамеченным, а полетел - всем напоказ. Крыльями машет, а на них белые пятна. Мелькают, сигналя во тьме: я здесь, я здесь.
Так, то, сложив крылья, голубком парит, то захлопает ими, будто ударив в ладоши. Наверное, обрадовался, что ночь пришла и можно порезвиться. Летал, летал, сел на теплый камень и затурлыкал, словно деревянная трещотка:
- Тр-рр... тру-тру-у.
Это песня у козодоя такая.
Летает, урчит, "в ладоши хлопает", на лету ртом мошек ловит.
А ночь идет, теплая, летняя. В подсохшей траве звенят кузнечики, сверчки. Кувыркаясь в воздухе, хрипло и глухо вякает лесная сова, а со стороны каменистого угора до утра разносится странная песня козодоя. То ли костяная, то ли деревянная.

                ВЫПЬ
Егерь Николай Сучков с сынишкой Саней плыли по озеру на лодке. Пробираясь сквозь камыши, они заметили большую рыжевато-пеструю птицу. Она стояла на болотистом острове и, уставив длинный клюв под ноги, что-то высматривала в воде. На зеленоватых толстых ногах, сутулая и приземистая, она была похожа на кочку из бурых озерных водорослей.
Увидев лодку, птица не испугалась, не улетела, а, подняв острый, как пика, клюв, стала вытягиваться кверху.
- Чего это она? - удивился мальчонка.
- Погоди, сейчас увидишь! – Отец приложил палец к губам.
Птица продолжала тянуться, пока не стала тонкой и длинной, как кол, и вдруг вообще исчезла из глаз. Темными продольными полосами по шее и животу она слилась с камышами, будто растворилась среди них.
- Видел? - обратился егерь к сыну. - Это выпь. - Хитрая птица. Это она так прячется, чтобы мы ее не заметили.
А помолчав, добавил:
- Будешь рядом идти, может так долбануть клювом - без глаза останешься. Злая.
Лодка давно проплыла мимо острова с диковинной птицей, а Санька все не мог забыть про нее: нигде больше таких не встречал.

                ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ
Настя вернулась с экскурсии разрумяненная, разгоряченная на жарком солнце и похвалилась?
- Вот какие я принесла жарки!
Разжала потную ладошку - день был теплый - и положила на стол букетик. А дедушка и бабушка сидят и молчат. Удивленная из холодностью, Настя посмотрела на свои цветы и все поняла: жарки-то завяли! Они просто-напросто испеклись на солнце.
Дедушка вздохнул, укоризненно покачав головой:
- Просил же я тебя, Настя, не рвать полевые цветы. Ну, там три цветочка, и хватит. А ты вон сколько погубила... Хоть бы толк какой от них был, ведь все равно пропали. Выкинуть придется.
- Да я, дедушка, всего два часа назад их рвала, - оправдывалась Настя. - Они такие румяные были, свежие, да яркие!
Бабушка тем временем принесла вазу, налила в нее воды и со словами "пусть отдохнут с дороги", поставила туда цветы. Может быть, и зря она это сделала, стебельки у жарков были как плети, и головки безвольно сникли на стол. Но бабушка уверенно сказала:
- Посмотрим на них завтра. Жарки, они ведь воду любят. На то и купавы.
Утром только проснувшись, Настя побежала в горницу и, пораженная, застыла. Солнечные лучи, пробиваясь в окно, освещали комнату, а на столе стоял букет свежих, будто сейчас сорванных огоньков. Цветы поднялись, выправили стебли и все как один повернули головки к окну. Они по привычке встречали восход солнца. И где только нашлись силы!

                ЗАПОЗДАВШИЕ
Позже всех, в конце мая, а то и в начале июня прилетают самые красивые, самые нарядные птицы. Они так бросаются в глаза, что им и спрятаться от врагов трудно. Вот и ждут, когда кустарники и деревья оденутся в зеленый наряд. В густой листве и скрываются. К тому же все они любители тепла - настоящие жители тропиков.
Вот они, наши недолгие летние гости.
Желто-черная с рубиновыми глазами иволга.
Сине-зеленый с красноватым брюшком зимородок.
Ярко-лимонная, будто волнистый попугайчик, желчная овсянка.
Золотисто-голубая щурка.
Все, как на подбор, цветастые, прямо-таки райские птицы. И лишь одна из запоздавших - славка - серенькая невзрачная. Как попала она в эту франтоватую компанию - непонятно.

                БЛАГОДАРНАЯ ГАЛКА
Я шел по улице, торопясь на работу, и в это время услышал возбужденные ребячьи голоса:
- Бей ее, бей! - кричал вихрастый рыжий мальчишка. Двое других, перебегая с места на место, высматривали что-то в летних тополя и время от времени швыряли вверх камнями.
- В чем дело? - поинтересовался я у ребят, догадавшись, что они преследуют какую-то птицу.
Мальчишки мялись, явно что-то скрывая.
- Галка там, - пояснил без всякого желания, наконец, один из них. - Она у Витьки значок стащила. Схватила со стола и улетела. Вон она сидит, - показал он на макушку дерева.
Тут только я заметил черную птицу, которая почему-то не улетала, хотя в нее кидали камни и палки.
- Да она ручная, у Витьки живет, - развеял мои сомнения все тот же мальчишка.
Пришлось заступиться за птицу. Пожурив ребят, я заставил их выбросить из карманов камни.
- Да мы так, понарошку, - оправдывался Витьки. - Разве я сделаю ей плохо, если я ее сам вырастил. Она даже имя свое знает, - похвалился он и позвал:
- Гала, Гала!
Но Галка снялась с дерева и улетела. Как видно, она не очень-то была привязана к своему хозяину. А может, просто обиделась.
Вечером, уже забыв утреннюю историю, я возвращался домой. Мальчишек нигде не было видно. Стояла тишина, нарушаемая лишь оживленным чириканьем воробьев во дворах. Вдруг меня обдала волна легкого ветерка. Я услышал непонятное шуршание и в тот же миг что-то вцепилось мне в плечо. Не успел я испугаться, как увидел сидящую на мне... галку!
Вот тебе и раз! Это она, оказывается, запомнила своего защитника, и теперь увидев с дерева, прилетела, чтобы выразить свою признательность.

                ЖИВАЯ ПАЛКА
Много небылиц и всяких тайн рассказывают о лесе. И каждое из чудес - диво, пока оно непонятно и необъяснимо. А как поймешь, то оказывается, все просто и нет в нем никакого волшебства и загадок.
Один человек рассказывал:
- Видел я в лесу живую палку. А дело было так. В жаркий полдень присел я отдохнуть в тени развесистой березы. Сижу, отмахиваясь от комаров, и вдруг вижу: из травы на дорогу выползает... палка! Да, да, самая настоящая палка буроватого цвета и шевелится. Этакая дубина с метр длиной, если не больше. Я глаза вытаращил.
"Что, - думаю, - за чудо-юдо такое?” А сам соображаю, что бы это могло быть. А "оно" , это чудо, движется и уже к середине дороги добралось. Я встал и палка замерла. Подбегаю - вот тебе раз! Мигом всякое затмение спало. Никакая это вовсе не палка, а молодые хорьки, вытянувшись в цепочку, друг у дружки за хвосты держатся. А впереди мать их через дорогу переводит. Меня увидели, замерли, разлегшись на дороге. Да забавно так: ведь все на виду. А им это невдомек. Потом мамаша, видно, опомнилась, сообразила, что так не спрячешься. Зыркнула по сторонам, куда бы скрыться. Дернула "поезд", да только не весь "прицеп" успел за ней. "Палка" разорвалась на две части. Одни хорьки убежали, другие остались лежать на дороге. Потом и они опомнились, следом засеменили, а трава еще некоторое время шевелилась: то там, то здесь выглядывали любопытные мордашки зверьков.
Ничего в этом загадочного и необъяснимого нет. У всех куньих - молодых хорьков, горностаев так принято вести себя при передвижениях. Держатся за мать и друг за дружку, чтобы не потеряться.
Хорошо, что этот человек разобрался в происхождении "палки". А если бы нет, то и рассказал бы:
- Видал змею толщиной в руку.
И попробовал бы кто его убедить, что это не так. Пошла бы гулять молва о лесном удаве. Да она и так время от времени гуляет.

                У КОГО БОЛЬШЕ?
Сколько яиц в гнездах птиц? У всех по разному.
Меньше всего - одно у крупных пернатых хищников: змееяда, осоеда, кумая. Наверное, потому они так редки.
Немногим больше - два - у авдотки, козодоя, у журавлей и крачек. Всего три яйца в гнезде каспийского зуйка, у чомги, баклана, коршуна и озерной чайки.
Всего по четыре яйца у большинства куликов: перевозчика, кроншнепа, чибиса, а также у белой цапли и черного аиста. Число четыре вовсе не случайно. Яйца у куликов крупные, сильно заостренные с одной стороны. Плотно прилегая острыми концами друг к другу, так они занимают меньшую площадь и птица может накрыть их своим телом.
Не более пяти яичек несет серая цапля, сплюшка, жаворонки, ласточки.
Шесть у серого гуся, сыча, зимородка, конька.
До семи у волчка, лебедя, сорокопута-жулана, дрозда рябинника.
До девяти яиц бывает у тетерева, глухаря, болотной совы.
До десяти у утки-поганки, у рябчика, у камышницы .
До двенадцати у утки-огаря, кряквы, чирка, коростеля, лазоревки, гаички.
До пятнадцати у большой синицы, перепелки, лысухи.
До шестнадцати у длиннохвостой синицы, чирка.
Рекорд побила серая куропатка. У нее в гнезде бывает до двадцати пяти и даже двадцати семи яиц. Чтобы разместить все, она складывает их штабелем одно на другое. Такая плодовитость нужна куропатке, чтобы выжить и не исчезнуть. Ведь после зимы из каждых десяти птиц остается одна.
Сколько несет кукушка, сказать трудно, ведь у нее нет собственного угла, и свои яйца она подбрасывает в чужие гнезда. Очевидно, немало. Многие птицы, обнаружив подброшенные яйца, свои гнезда бросают, так что кукушке надо нести их с запасом.

                А КАКОГО ЦВЕТА?
Птичьи яйца бывают самого разного цвета. Конечно, всех цветов радуги здесь не найдешь. Окраска их обычно неяркая, блеклая, не бросающаяся в глаза, и это понятно, она служит целям маскировки.
Яйца чисто белого цвета несут птицы, гнездящиеся в дуплах и норах. Это дятлы и сизоворонки, скворцы и зимородки, совы-сплюшки и щурки. Им незачем окрашивать яйца под цвет окружающей местности, в темноте дупла они и так не видны.
У маленькой цапельки волчка, у голубей, горлиц яйца тоже белые - они хотя и не живут в дуплах, но гнездятся в такой глухомани, куда почти не проникает дневной свет.
Самые красивые яйца - голубые - у певчего дрозда, каменки и горихвостки.
Зеленоватые - у камышовки, цапли, щура.
Коричневые - у соловья, полевого жаворонка, журавля.
Рыжевато-крапчатые, пестрые - у куропатки, перепелки, пустельги, тетерева.
У озерной чайки яйца зеленовато-крапчатые и настолько изменчивые, что в колонии, где живут сотни пар, не найдешь и двух гнезд с одинаковой расцветкой яиц.
А вот у кукушки яйца бывают самые разные. Смотря кому подбрасывать. К садовой - горихвостке - голубые, к белой трясогузке - беловатые в крапинку, к дроздовидной камышовке - зеленоватые с бурыми пятнами. Как только не приспосабливается, чтобы обмануть!

                НА ХАРИУСА С ИСКУССТВЕННОЙ МУШКОЙ
Когда в разморенном летним теплом воздухе поплывет тополевый пух и посветлеет в реках вода, рыбак собирает свои нехитрые снасти и отправляется в горы. Каждый добирается до своего заветного, дорогого ему места.
В клочьях белой пены бьется горный поток. Веревочными жгутами свиваются водяные струи, кружась вокруг осклизлых валунов. Это и сердито ревет вода, срываясь с крутых уступов. Прежде чем успокоиться, она долго кружит воронки на дне глубоких омутов-ям, и словно нагазированная, поднимается пронизанная сверкающими пузырьками воздуха.
Над заводью пляшет, играет мошкара, в тени нависающих скал светлыми стрелками мелькают рыбки. Это хариусы. Здесь, в затишье скапливаются они, собираясь с силами, чтобы преодолеть водяной порог. Неведомая сила гонит рыбу вверх по реке.
Рыбак становится за выступ скалы, стараясь не бросать тень на воду. Достает длинное, выструганное из ивовой лозы, удилище, рассматривает и привязывает к леске сплетенные заранее дома волосяные мушки.
Хариус - привередливая, капризная рыба. Самое сложное в искусстве перехитрить умную рыбу - плетение искусственной мушки.
Делают мушку из грубого волоса, например, конского или из звериной шерсти. Обматывают крючок так, чтобы торчали "усики". Иногда вплетают цветную шелковую нитку или перышко мелкой птички - "крылышки". Бывает и так, что подгонка мушки производится на месте в зависимости от вкуса и настроения хариуса.
Настроив снасть, рыбак забрасывает леску так, чтобы мушка, как и положено быть живой, все время была на плаву. Для этого рыбак легким движением удилища плавно и не торопясь проводит мушку снизу вверх по течению. Если хариус голодный, а мохнатая приманка кажется ему аппетитной, то он резко рывком жадно хватает ее. Тут рыбак не зевай! Хлестко, но не сильно нужно подсечь рыбку, иначе она может "выплюнуть" приманку. Но все в порядке. Серебристая с темной спинкой рыбка прочно сидит на крючке. Рыбак выбрасывает ее на галечниковый берег, отцепляет и кладет в берестяной туесок, привязанный к поясу. И вот он уже снова взмахивает удилищем и, напряженно всматриваясь в бликующую рябь волн, отыскивает взглядом лохматую мушку.
Сверкает солнце, от бегущих струй пестрит в глазах. Хорошее нужно иметь зрение при умении хариуса, ведь нужно постоянно следить за мелькающей в волнах приманкой.
А вокруг по берегам обомшелые скалы. Свесив головки, вниз заглядывают сине-фиолетовые водосборы, кудрявые саранки. За ними темно-зеленая стена пихт, а над головой синее небо с плывущими по небу белыми барашками облаков. Ни с чем не сравнимое, увлекательное занятие...

                ПОЛОВОДЬЕ СРЕДИ ЛЕТА
В июне летнее тепло подбирается к белкам и горные снега начинают бурно таять. А тут еще льют обильные июньские дожди. И вот реки Алтая вздуваются мутными волнами второго в году половодья. Трудно угадать какое наводнение, первое - в апреле, или второе - в июне, бывает более бурным, многоводным. Мутные потоки, поднимаясь вровень с берегами, смывают вековые тополя, несут огромные стволы, целые кусты, ветви, разный сор. Под ударами волн дрожат стволы затопленных берез и тополей. Хлещет прутьями по мутной воде молодой лозняк. Плывут бревна, доски, пучки травы, старые листья.
Веселый звон и гомон стоит над рекой. Едва не задевая волны, кулики-перевозчики режут воду косыми крыльями. Низко-низко по-над рекой голубой искрой проносится зимородок.
Самое время туристам сплавляться по большой воде. Скрылись под волнами перекаты - шивера, подводные камни - "булки". Стремительно несется самодельный плот из бревен или на надувных резиновых поплавках. Только успевай работать гребями - не попал в нужную струю - придавит к берегу, или того хуже, сметет с плота нависшими ветвями упавших деревьев.
Кончились дожди, спало половодье. Умытыми, причесанными, а кое-где и разрушенными, неузнаваемыми предстают берега. Светлеет вода, все более смирными становятся реки. Лето идет к своей макушке - к июлю.

                ВЕЖЛИВАЯ ВОРОНА
Бабушка с внучкой собрались картошку полоть. Пришли на огород, бабушка сумку с провизией оставила на меже. Вдруг внучка проголодается или пить захочет. Работы-то много, и за два часа не управиться.
А на краю пашни сидит ворона. Посмотрела она на бабушку с внучкой и громко крикнула:
- Кар-р!
- Чего это она, бабушка?
- Это она с нами здоровается, - говорит бабушка. - Вот какая вежливая ворона! Играй. Оленька, а я пополю.
Окучивает картошку, работает тяпкой бабушка, потихоньку передвигаясь с одного края огорода на другой. И внучка в куклы играет, забыла обо всем. Время незаметно, быстро бежит. А солнце печет!
Говорит бабушка:
- Надо бы отдохнуть, да и пить хочется. Пойдем, Оленька, пирожки съедим.
Взяла бабушка сумку, а она пустая. Рядом пакет валяется, весь изодранный. Бабушка только руками всплеснула:
- А где же пирожки? Ты, Оля, не брала?
- Не брала, бабушка.
- Да куда же все подевалось? Вроде, и не приходил никто.
А ворона все там же сидит, где сидела. Сидит и посматривает издалека на бабушку с внучкой. Как будто ждет чего.
- Бабушка, а ворона-то облизывается!
- Не облизывается, и клюв чистит.
Посмотрела бабушка на ворону и все поняла:
- Так это она, воровка, и съела наши пирожки! Ах, раззява, скормила плутовке обед! И как это я, старая, забыла про воровку. Ворона, она не проворонит!
Делать нечего, напились бабушка с внучкой молока да и побрели домой. Только отошли, а ворона опять как крикнет им вслед:
- Кар-р!
- Бабушка, ворона нам до свидания сказала?
 А бабушка сердито так отвечает:
- Это она говорит, чтобы мы с тобой в другой раз умнее были.

                СЕРДЦЕ НА ЛАДОНИ
Как-то на пустынном берегу Зайсана я набрел на покинутую одинокую избушку. Это была небеленая приземистая мазанка с плоской земляной крышей. Крыша поросла степной полынью, распахнутая дощатая дверь болталась на скрипучих петлях.
Кто и когда ее сделал? Скорее всего, зимой здесь жили чабаны, а все лето она стояла пустой. А может, ее построили рыбаки, а потом забросили за ненадобностью. Так или иначе, но мазанка была необитаема, и сейчас в ней хозяйничали птицы. Я понял это, когда увидел стайку шустрых воробьев, с говорливым шумом слетевших с земляной кровли.
Толкнув низенькую дверцу, я пошел в полутемное помещение. В нос ударило затхлостью, дымом и застарелыми запахами давно не проветриваемого жилья. Несколько птиц (это были ласточки и воробьи) метнулись мне навстречу, выскользнув в полуоткрытую дверь.
В комнатке было пусто, лишь большая закопченная печь стояла в дальнем углу, погруженном во мрак. Невольно я поднял глаза на лежанку и... мне показалось, что там есть кто-то живой. Не успел я сообразить, кто это, как оттуда шумно взлетела крупная птица, а на месте, где она сидела, остались два белых яйца. Оказывается, голубка устроила на печи гнездо.
Пожалев, что ненароком потревожил птицу, я хотел было сразу же выйти, но насмерть перепуганная голубка со страху бросилась к оконцу с полуразбитым стеклом. Воробьи беспрепятственно пролетали через небольшое отверстие, но голубица застряла и отчаянно забилась крыльями. Еще немного, и она поранилась бы об острые края стекла.
Я быстро подошел и взял голубку в руки. К удивлению, она оказалась вовсе не такой уж большой, какой кажется в полете, и вся уместилась в моей ладони. Птица была так напугана, что даже не стала делать попытки вырваться и улететь. Безропотно сникнув, она сразу покорилась своей судьбе, и это поразило меня больше всего. Ведь знала же она, что в руках человека ее почти наверняка ожидает смерть. Ей бы кричать, царапаться, кусаться, как делают это почти все живые существа в подобных обстоятельствах; здесь же лишь кроткий взгляд жертвы молил о пощаде. Было горько и обидно за гордое существо, рожденное, чтобы жить, радоваться, летать, а не для того, чтобы вот так покорно отдаться на волю более сильного.
Руку буквально жгло ее тельце, а сердце пульсировало так, что стук его отдавался по всему моему телу, и тогда мне пришла мысль, что я держу не только голубку. Вот так в своих руках человек держит всю жизнь на земле, всю природу. И природа перед ним беззащитна, как эта голубка. Человек достиг такого могущества, что волен решать: казнить жизнь на земле или помиловать. Все зависит от его благоразумия и доброты или, наоборот, от жестокости и жадности.
Я открыл и вышел на улицу. Солнечный свет ударил в глаза. Пели птицы. Вытянув руку вверх, я разжал ладонь: лети, дитя природы, живи и радуйся солнцу!

                ФИРМЕННОЕ ВАРЕНЬЕ
Сам я алмаатинец. Вырос среди садов и знаю толк в разных фруктах. И вот пришлось мне переехать в Восточный-Казахстан. Не скрою, долго тосковал я по яблоневым и сливовым садам. И, понятное дело, с высокомерным недоверием относился к местным ягодам и плодам. Все казалось невкусным, хуже чем алматинское. Кислицу я считал слишком кислой, черную смородину горькой и грубой, полевую дикую клубнику пресной и приторной. А когда однажды соседка принесла баночку варенья из ревеня, я вообще поднял ее насмех: что за варенье из травы! Вот сделать из нее квас для окрошки, это совсем другое дело.
- Да вы попробуйте, - настаивала соседка.
Пришлось подчиниться. Со скептической миной на лице зачерпнул я на кончик ложки янтарную жидкость, в которой плавали порезанные ломтики золотисто-красного цвета. Наверное, мое лицо говорило само за себя. Глядя на него, соседка расплылась в улыбке.
- Ну как? - спросила она.
Вкус был совершенно необычный. Пожалуй, я согрешил бы против истины, сказав, что оно вкуснее вишневого или, например, абрикосового. Но было в нем что-то сразу от многих плодов: сливы, черешни, урюка. И еще что-то свое, особое, неуловимо приятное, делающее непохожим на все, что мне приходилось пробовать до этого. Чувствовался в нем аромат леса, горных цветов, меда, а плавающие в сиропе неразварившиеся кусочки стеблей казались мармеладинками. Оно было в меру и кислым и сладким, и в то же время слегка горьковатым.
С тех пор ревневое варенье - мое самое любимое, и бывает, я сам предлагаю его кому-нибудь приезжему с юга:
- Попробуйте, наше фирменное, алтайское!

                ЗНОЙНОЕ МАРЕВО
                (июль)
Волнистыми струйками течет, поднимаясь над раскаленной землей, горячий воздух. В знойном мареве дрожат и колышутся зыбкие очертания далеких гор.
В полях поднялись, налившись соком и ароматом, густые травы. Идет сенокос. Все реже с радостной песней взлетают жаворонки, зато неумолчно стрекочут, звенят кузнечики. Стоя на одном месте и тряся крыльями, над головой вьется рыжая птица. Это пустельга высматривает добычу.
Мелеют реки, светлеет вода. Жарко, невыносимо жарко в степи под палящими лучами солнца, и как манит к себе синяя полоска леса!
Под золотисто-зеленым пологом леса всегда густая тень и прохлада. В радостном приветствии трепещут листья осинок и берез. На опушке малиновым морем пышно расцвел кипрей. Белая ромашка рассыпалась по лесным полянам. пахнет медом, душистым сеном, клубникой, разогретой пихтовой смолой и хвоей. Все это запахи спелого лета.
Неутомимо журчит, что-то нашептывая, ручей. То он сердито булькает и бубнит, срываясь с невидимого под густой травой порожка, то ласково плещется в заросших голубой душицей берегах.
Бабочки белые, черные, голубые вьются и вьются над ручьем и, опустившись на сырой песок, с жадностью сосут влагу.
В это душный, полуденный час угомонилось все живое на свете. Смолкнув, попрятались по кустам разомлевшие от жары птицы. Даже комары, и те утихли. Кажется в самом воздухе разлито спокойствие и умиротворенность.
Хорошо вот так, ни о чем не думая, отдыхать на берегу лесного затона, и вслушиваясь в легкие шорохи леса, смотреть на спокойную гладь воды.
В таинственном полумраке голубого омута, будто живые, колышутся пучки темно-зеленых водорослей, солнечный луч вдруг выхватит из этой шевелящейся массы плывущую рыбу, она скользнет неясной тенью и исчезнет, подняв со дна облако черной мути.
Трепеща прозрачными крылышками, играют над затоном стрекозы. Стайки серебристых рыбок нежатся в теплой воде. Сверкнув на солнце блестящим боком, сонно плеснется одна из них, легкая рябь пройдет по глади воды и опять тишина. Дремотная, ленивая тишина летнего полудня.
Все реже хор птичьих голосов. Уже молчат овсянки и чечевицы, прощальную песню спел соловей. Хрипло прокуковала в последний раз кукушка и смолкла до будущего лета. Зато теперь звучат иные голоса, настойчивые и требовательные крики птенцов. Ведь сейчас почти у каждого лесного жителя, в гнездах и норах голые и пушистые, беспомощные и самостоятельные, очень разные, но всегда симпатичные малыши. Одни еще сидят в гнездах, другие разбрелись по лесу, прячась в ветвях и густой траве. Сколько труда нужно приложить родителям, чтобы накормить своих прожорливых детей! Быстро растущие, птенцы едят очень много. Малыши мелких птиц съедают за день еды больше, чем весят сами! И вот с рассвета до поздней ночи, не зная отдыха, птицы-родители таскают червячков, паучков и мух.
Вечереет. Только что воздух был полон влажных и душных испарений. И вот уже с гор опускается освежающая прохлада. Навстречу ей с низин поднимаются клубы белого тумана. В густеющих сумерках расползаются они лесными призраками и привидениями.
Утром травы встают росные, вспоенные обильной влагой. В травяной чертоломине из-под земли лезут невидимки-грибы: подберезовики, подосиновики, свинушки.
Травы постепенно прекращают свой рост, сохнут, желтеют, вянут. Лето идет на убыль.

                СОЛНЕЧНАЯ ЯГОДА
В конце июня, начале июля на некрутых склонах предгорий поспевает первая полевая ягода клубника. Она намного мельче домашней, может быть, не так вкусна, зато запашистей и уж, конечно, полезней. И варенье из нее не какое-нибудь, а можно сказать, солнечное, будто вобрала в себя эта ягода тепло летнего солнца. Когда его ешь, то во рту жарко становится, а чай пьешь - пот прошибает. Поэтому и лечат этим вареньем разные простуды и хвори. Хорошо зимними вечерами, сидя у самовара, пить чай с клубничным вареньем. Хочешь, не хочешь, а обязательно вспомнишь, как собирал ягоду, снова почувствуешь жаркое солнце над головой, ощутишь зной раскаленного летнего полудня.
Еще можно сказать, что эта ягода похожа на свою лесную сестрицу землянику. Но если земляничка - эффектное украшение лесных полянок, то полевая клубника намного проще, скромнее, она не так красива, да она и не лезет на показ, а скорее наоборот, прячется в траве. Встречаясь на границе леса и поля, эти две ягоды перенимают друг у друга не только вкус, но и внешний вид, так что их бывает даже трудно различить.
Ворсистые округлые горки с начинающими подсыхать травами. Самая предсенокосная пора. По времени она совпадает со сборами дикой клубники-ползуники. Сколько сенокосных угодий вытопчут ягодники из-за клубники! Лазаешь на коленках, разгребаешь руками бурьянную путаницу, высматривая, где на травяных канделябрах побольше развешено розовых, желтоватых и белых бусин. На солнце ягода чуть подсохшая, подвяленная, словно бы сморенная жарой (зато и самая сладкая), в травяной тени - зеленоватая, водянистая, рыхлая, но все равно уже спелая и тающая во рту.
Над головой качаются огромные цветы белых и красных мальв, лилово-синие шары отцветшего мордовника. Пищат, перепархивая с куста на куст, слетки степных и луговых птиц.
Жарко. Жжет солнце, нигде не найдешь кустика, чтобы приклонить голову в тени, нигде не услышишь звон ручейка, чтобы утолить жажду. Потому клубника - ягода солнца, от того такая сладкая, жаркая и запашистая.

                ИВОЛГИНЫ СЛЮНКИ
С Васей, всезнающим деревенским парнишкой мы шли берегом Бухтармы. Отмахиваясь от комаров, продирались сквозь заросли папоротника и густой частокол ивовых прутьев. Над ивняками высились могучие тополя. Оттуда то и дело раздавались громкие крики иволг. Нигде я не встречал так много этих звонкоголосых золотых птиц, как в пойменном Бухтарминском лесу.
На оголенные руки, за шиворот откуда-то сверху падали капли не то воды, не то пены. Я невольно посматривал на небо, но оно было голубым, безоблачным.
«Роса?» - предположил я, но откуда ей было взяться в сухой, жаркий полдень! А может сок, что вытекает весной из раненого дерева? И опять-таки, какой же сок в июле! И тут я заметил на многих ивовых листьях комья белой пенистой слюны, похожей на мыльную пену. Она пузырилась и стекая с ветвей, дождем сыпалась на землю. Листья шелестели и вздрагивали под легкими шлепками капель. При безоблачном небе в лесу шел дождь, и не какой-нибудь, а слюнявый.
- Иволгины слюнки, - пояснил Вася, видя, что я с любопытством рассматриваю пену на листьях. И рассказал такую сказку.
- Иволга живет высоко на деревьях и никогда на землю не спускается. А там земляника поспела. Страсть какая румяная, да вкусная! Хочется птице полакомиться ягодой, да никак не решится вниз слететь. Боязно свою красоту показать. Вот и бегут у нее слюнки, падают на кусты и ветви. Слышишь, как кричит, да плачет!
Рассказ мне понравился, и я решил проверить, что же это на самом деле. Вот что я нашел в книжках.
Есть такое насекомое - пенница или слюнявица. Живет на листьях деревьев, но увидеть ее трудно, так как будучи потревожена, она тут же сваливается в траву. А вот личинка ее выдает себя клубком слюны, которую сама же и делает. Дело в том, что в сухом воздухе личинка быстро погибает. Вот она и приспособилась: все время ест сочные листья ивы, выделяя жидкость, которой себя и обволакивает. А чтобы жидкости было больше, пускает в нее пузырьки воздуха. Пузырится, пенится "слюна" на глянцевых листьях, и мало кто знает, что в этой пене прячется едва видимый глазом крохотный черный червячок - личинка пенницы.

                МЕДВЕЖЬЯ ПЕРЕПРАВА
Нюся Акентьева из села Быково полоскала в Бухтарме белье. В жаркий летний день у речки было прохладно и свежо. Из-за легкого ветерка, что тянул от воды, даже комаров не было.
Нюся так увлеклась, что ничего не видела вокруг себя. Решив передохнуть, она разогнула спину, посмотрела на реку и обомлела: прямо на нее плыла медведица с двумя медвежатами. Очевидно, медвежья семья переправлялась с одного берега на другой. Вскрикнув от испуга, девушка уронила в воду ведро и бросилась бегом в деревне. Медведям же было не до нее. Не обращая внимания на Нюсю, они как ни в чем не бывало, выбрались на берег. Тут они все разом по-собачьи встряхнулись, выбивая воду из густой бурой шерсти. Медведица легонько стукнула медвежонка, попытавшегося было увильнуть в сторону, и все трое легкой трусцой побежали в лес.

                ЦВЕТ ЖИЗНИ
Бывает не так просто определить вид и название птицы. Иногда для этого приходится даже считать количество перьев, например, в крыле или хвосте. Ясно, что для этого нужно сначала поймать, как говорят специалисты, добыть птицу. Ученые-орнитологи так и поступают. Больше того, не считается фактом наблюдение, если не представлено доказательство - тушка мертвой птицы. И как ни убеждай, на слово все равно не поверят.
Я никакой не ученый и не специалист. В свободное время хожу, любуюсь природой. Как умею, определяю птиц. Конечно, у меня и в мыслях никогда не было намерения убивать кого-то, чтобы сосчитать перья или сделать промеры. У меня и ружья-то нет. Когда нужно, я просто достаю книжку-определитель с нарисованными картинками и сравниваю с натурой.
Так было и с малым жаворонком. Посмотрел на рисунок и все сошлось, величина и внешний вид, расцветка и ареал - территория, где он живет. Осталось лишь одна непонятная деталь: в книжке птичьи ножки были нарисованы блеклой серой краской, в жизни же они светились ярко-розовым, почти красным цветом.
Я долго ломал голову, в чем дело, пока не понял: художник рисовал не живую птицу, а мертвую! Скорее всего, образцом послужило музейное чучело. Но разве чучело заменит живую птицу! Как в сказке Андерсена: у механического соловья не было души. Так и у чучела исчез красный цвет - цвет жизни.

                ЧЕМУ СМЕЕТСЯ КУКУШКА
Бывает, соберется в лесу кукушек столько, что от их крика в ушах звон стоит. Все надрываются изо--всех сил, каждая хочет перекричать другую. Сидит, хвост торчком, крылья распущены, и горланит без остановки. А ей со всех сторон вторят такие же очумелые.
Все "ку-ку", да "ку-ку", а одна истерическим хриплым голосом:
- Ха-ха-ха!
И хоть не часто, но нет-нет, да и услышишь это загадочное кукушечье "ха-ха-ха". Захотелось мне узнать, в чем тут дело и почему кукушка иногда кричит не своим голосом. Спрашиваю одного старичка-пасечника. Он всю жизнь в лесу провел, наверное, знает. И вот что он мне рассказал:
- Известное дело: надо кукушке нестись. Шастает она по кустам и деревьям, чужие гнезда разыскивает. А сама покрикивает "ку-ку", да "ку-ку", голосом своим птичек пугает. Птицы ее боятся. Грудь у нее полосатая, они ее за ястреба принимают. Вылетит кукушка из листвы - птички врассыпную. А разбойнице только того и надо. Отложит яичко в пустое гнездо, да еще и посмеется над обманутой птичкой. Вот ведь ехидная птица!!
Правильно сказал дедушка, да не совсем. Обычное кукование, что мы всегда слышим - голос кавалеров, самцов, самочки же откликаются редко и всегда смехом. Что поделаешь, голос у них такой. Так что выходит "насмехается" кукушка не над одураченной птахой, а над своим же супругом.

                ГНЕЗДО ЛУНЯ
Совхозный бригадир ехал на коне вдоль болотистого ручья. Вдруг видит: большая хищная птица опустилась невдалеке в высокую траву.
- Чего она там делает в болоте? - подумал бригадир и решил посмотреть. Запомнив место, он направил коня в сторону ручья. Высокие камыши почти скрыли его вместе с конем, но он все же увидел, как длиннокрылая бурая птица вымахнула из болота и косо понеслась ввысь.
Подъехал бригадир к замеченному месту и на притоптанной сырой земле среди камышей увидел большое гнездо. На куче сухой травы сидят шестеро испуганных птенцов. И все разной величины. Самый маленький пуховичок размером с куриное яйцо, самый крупный величиной с голубя. У старших на концах уже вылезают черно-коричневые перья. У всех большие черные глаза. Открывают желтые рты, а в них загнутые крючком языки. Сами долговязые. Слез бригадир с коня, чтобы рассмотреть поближе, а старшие птенцы зашипели и опрокинулись на спину. Выставили вперед длинные лимонно-желтые ноги с когтистыми пальцами, зло шипят, крыльями и ногами машут. Так просто такие не даются!
А над головой у человека в небе две птицы вьются. Одна темно-коричневая, другая светлая, будто седая. Это самка и самец луня летают и жалобно пищат дрожащими голосами:
- Кьи... кьи... кьи!
Понял бригадир, что то родители птенцов, не тронул луней и поехал своей дорогой.

                ЖЕСТОКОСТЬ
Ласка - маленький, но жестокий хищник. Убивает птиц и зверюшек в несколько раз крупнее себя, и зачастую больше, чем нужно.
Рыская из стороны в сторону, крохотный охотник пробирался в траве. В поисках поживы, он то привставал "колышком" и осматривался поверх себя, то припадал к земле и принюхивался. Ласка охотилась. Внимание ее привлек птичий писк. Присаживаясь на сгибающиеся верхушки мятлика, пестрые чеканчики тревожно чакали и перелетали с места на место. Лучше бы им этого не делать! Уловив нотки беспокойства, хищник направился прямиком в сторону птичьих криков. Несколько пробежек, и ласка обнаружила гнездо. Сунула нос... и какое разочарование! В лоточке пусто. Малыши успели разбежаться и, как видно, совсем недавно: гнездо еще хранило тепло и запахи птенцов. Не мешкая, хищник побежал по горячему следу. Далеко ли убегут неумейки-малыши! Ласка быстро нашла одного, с ходу задушила и, утащив в сторону, спрятала под коряжину. Не обращая внимания на горестные призывы родителей-птиц, вернулась назад, нашла второго птенца, умертвила и унесла к первому. Так делала она, пока не задушила и не перетаскала всех. Тогда съела одного, и, оставив про запас остальных, отправилась отдыхать.

                УДОД И КУКУШКА
Я учил сына различать птиц по голосам. Как-то раз, слышим, в каменистом безлесом ущелье тутукает какая-то птица. Кричит за горой и ветром доносится однотонная концовка песни:
- Ту... ту-ту, ту... ту-ту.
Я спрашиваю сына:
- Знаешь, кто кричит?
Он подумал и говорит:
-Похоже на кукушку.
Тут вылетает птица и машет крыльями, как разноцветная пестрая бабочка. Села на камень, поклонилась, развернула хохол на голове и зашипела:
- Кш-шау!
- Теперь, - говорю сыну, - узнаешь?
- Еще бы, - отвечает тот, - как не узнать. это удод.
В другой раз бродим в хвойном лесу. И снова тутукает как будто та же птица, но теперь в пихтаче:
- Уп... уп-уп, уп... уп-уп.
Я опять к сыну:
- А это кто?
Он, не задумываясь, отвечает:
- Как кто! Конечно, удод.
Идем на голос и видим: на маковке высоченной пихты сидит полосатая, будто в тельняшке, птица.
Кукушка! Нас увидела, хвостом махнула и исчезла за пихтой. Очень осторожная кукушка. И кричит не своим голосом. Прямо чудеса какие-то.
Сын в недоумении смотрит на меня, что, дескать, за розыгрыш. А я ему объясняю:
- Эта кукушка не обычная, а глухая. Она не кукует, а тутукает, точь-в-точь, как удод. Если не знаешь, то ни за что нее отличишь. Только надо помнить, что глухая кукушка живет в темнохвойной тайге, где удод почти не встречается. Он живет в степи, в разреженных лиственных лесах, в садах, иногда вблизи человека. Так что вместе этих птиц не увидишь.

                МЕДВЯНАЯ РОСА
Палатку я поставил на берегу реки. Всю ночь речка бухтела, разговаривала и о чем-то нашептывала волной, накатывающейся на берег. Хорошо спится под журчание и плеск речной волны!
Но к утру речка поутихла, наверное, устала и заснула. Я выглянул и ничего не узнал: вода дымилась сизоватым парком. Словно клочья рваной ваты, весь перекат был прикрыт пеленой волнующегося тумана. Он шевелился, дышал, извергая из себя беловатые струйки испарений. Извиваясь и растягиваясь, эти струйки медленно истлевали в предрассветной сутеми утра, а на их месте появлялись другие. Значит, ночью резко похолодало, и от разницы температур воздуха и воды речка "закипела" и запарила, как это бывает зимой на незамерзающих полыньях.
А на траву пала обильная роса. От мелких капель влаги росная трава казалась беловатой, седой. В пазухах лопухов и манжеток скопились целые пригоршни воды. Они сверкали и перекатывались слитками матово блестящей ртути. Серебром жемчужин отливали крупные капли, бисером и бахромой усеявшие кайму длинных листьев осоки. Шагни и промокнешь по пояс. Да какое там по пояс, по плечи! Травища за лето вымахала такая, что человека может и с головой укрыть.
Утро занималось яркое, жаркое. Запричитали, застонали на реке кулики-перевозчики, загнусавили в мокрых кустах чечевицы, громкоголосой флейтой засвистела иволга. Хлопая по воде крыльями, поднялись и полетели утки-крохали. Где-то за горами поднялось солнце, в здесь в лесу, из-под мохнатых пихтовых веток брызнули жгучие снопы света. В прозрачных лучах видно, как плавают пылинки, дрожит застрявшая в паутине соринка.
Вот солнце заглянуло на полянку, закурилась дымком испарений трава. И просохла. Проснулись, зашевелились божьи коровки, засуетились какие-то букашки, запорхали дремавшие до этого бабочки: белые, желтые, голубые. Расправились обмякшие было травы, разгладились, прихорошившись, каждая былинка, каждый листок. Раскрыли смежившие лепестки бутонов цветы. Омытые росой, точно после парной бани, они засверкали янтарными блестками нектара, задышали медовым, хмельным духом. Пряный аромат кипрея, дягиля, белковки поплыл по тайге. Загудели, перелетая с цветка на цветок, пчелы, осы, шмели. Вот она, пора медовых рос, пора большого медосбора. Говорят же "один день весь год кормит".
Пчел кормит один месяц: июль. Но зато весь год готовится к нему природа: зимой метут бураны и сверкает снежная радуга, весной звенят ручьи, а летом гремят грозы, и падает освежающая роса. И потому нет меда душистей алтайского, как нигде больше нет такого пышного разнотравья.
Но росы бывают разные. есть медовая, а есть медвяная. Такая медвяная, сладкая роса, случается, сочится из устьиц листьев некоторых трав и даже деревьев, а еще ее выделяют тли, питающиеся соком растений. Стоит зеленый куст, а листья, будто медом или сладким сиропом обмазаны. Блестят на ощупь липкие, на вкус сахарные. Летят пчелы за цветочным нектаром, а тут даровое угощение, будто с неба упало. Бери безо всякого труда сколько хочешь. Вот пчела и соблазняется фальшивкой и начинает таскать ее себе в ульи. Такой мед называют падевым, то есть бросовым, упавшим невесть откуда. Вроде бы, поддержка пчелам, а не любят его пчеловоды и даже боятся. Особенно, если появился он в конце сезона. Для людей он вполне съедобный, сладкий, витаминный. В некоторых странах падевый мед ценится даже выше обычного цветочного, так как считается целебным для человека. А для пчел не годится. Все-таки падь, она и есть падь, суррогат, подделка. Хранится плохо, а главное, расстраиваются от нее пчелиные желудки. Запасутся таким поддельным, ненастоящим медом пчелы на зимовку, а пчеловод проглядел. Пропадет тогда пасека, погибнут пчелы от поноса. Ведь одно дело нектар, что источают, благоухая, лесные и луговые цветы, и совсем другое - медвяная роса - сладкий сироп, что от избытка сил и жизненных соков сочится прямо со стеблей растений.

                ЛЕШЕВА СКРИПКА
Таежная лесная поляна. Болотистый луг с бегущим среди мокрых кочек ручейком. Стройные пихты, стеной обступившие сырую луговину. Солнце скатилось за кромку леса. Все больше сгущаются сумерки, все назойливее комариный писк. Ночью здесь царство комаров и... лесных ведьм.
Потухла последняя светлая полоска на горизонте. Ночь вступила в свои права, но почему начало вдруг светлеть? Это выкатилась луна, сверкающий серебристый диск над зубчатой стеной леса. Один за другим смолкли лениво щелкающие соловьи, затихли охрипшие от беспрерывных криков кукушки.
Некоторое время стоит тишина. Пауза перед ночных концертом. Потом началось. Сначала слышится какое-то механическое дребезжание, словно провели большим смычком по разболтанным ржавым струнам. Черной тенью в ночном небе пронеслась птица и уселась на пенек. Силуэтом видно короткое туловище и длинный клюв. Это загадочный ночной кулик - лесной дупель.
Помолчал, потом снова раздались оглушительные скрежещущие, скрипучие звуки: "Чжив-чжив-чжив".
Птица взмыла вверх, откуда-то со стороны показалась другая. С новой силой теперь уже дуэтом завизжали, затрещали дьявольские, оглушительные трели. К первым двум присоединились все новые и новые птицы. Огромными летучими мышами дупели то взмывали вверх, то с вибрирующим воем реактивного снаряда пикировали вниз. Одни носятся в воздухе, другие, опустившись в кусты, продолжают кричать, и эти звуки напоминают то ли трели жаб, то ли жужжание огромного жука. Стоит глухая ночь, во мраке пихт и кустов ничего не видно, и только жутковатые голоса дают представление о происходящем.
Удивительный спектакль, дикий концерт, похожий на шабаш ведьм, где исполнители играют на лешевых колдовских скрипках.
Всю ночь, то затихала, то с новой силой возобновлялась эта чертовская лесная музыка. Но вот стало рассветать, и дупели исчезли кто куда. Снова запели соловьи и закричали кукушки. Выглянуло солнце, и уже ничто не напоминало о ночном разгуле длинноносых лесных существ.

                СИЛА ИНСТИНКТА
Маленькую Олю привезли на Алтай из далекого Ленинграда.
«Пусть погреется на солнышке, меду поест», - решили родители.  Да и бабушка с дедушкой соскучились по внучке.
Все поражало Олю в лесу: огромные стройные пихты, березы, свесившие ветви до самой земли, а главное, трава. Она была такая высокая, что казалась Оле лесом, только еще более густым. Чтобы рассмотреть на макушках дудок душистые цветы, приходилось запрокидывать голову вверх и тогда девочка видела голубое небо и белые облака.
В стороне от дома на зеленой лужайке стояли маленькие домики-ульи. Дедушка сказал, что там живут пчелы, поэтому Оля боялась подходить к ним. Она уже знала, что пчелы очень больно жалят.
Каждый день Оля играла в тени берез или копалась в песке на берегу маленькой речушки, протекающей прямо за огородом. Однажды прошел дождь, и на следующий день утро было прохладным.
- Как бы ты, Оля, не простудилась, - сказала бабушка, потеплее одев внучку. Та только вышла на дорожку, как услышала пчелиное жужжание. Желто-коричневая пчела, с разлету ударившись в бок, запуталась в густой шерсти свитерка. При этом она так зло и рассерженно гудела, что Оля испугалась и, отмахиваясь руками, побежала назад в дом.
- Дедушка, почему она не отстает! - с плачем закричала девочка, открывая дверь.
- Погоди, не маши руками, -сказал дедушка, и, взяв веничек, смахнул пчелку. Та отлетела, но развернувшись, направилась назад к Оле.
- Кыш, негодница, - опять взмахнул веником дед и прогнал пчелку в открытую дверь. Потом повернувшись к бабушке, сказал:
- Это ты, старая, виновата. Разве не знаешь, что пчелы не любят шерстяной одежды, да еще темного цвета! А потом объяснил внучке:
- Эта пчелка тебя за медвежонка приняла. Свитерок-то у тебя вон какой лохматый! А вражда у пчел к медведям давняя. Косолапые большие сладкоежки, приходят из леса на пасеки за медом и грабят ульи. За это пчелы и невзлюбили их. Да не всегда правильно разбираются, путают. Увидят кого в шерстяной или меховой одежде и нападают, чтобы прочь гнать. Хорошо еще, что только одна пчела на тебя напала, да и свитер толстый, не ужалишь.
- Ну теперь иди, гуляй смело, - добавил дедушка, когда бабушка переодела Олю в светлое платье. - Теперь не нападут.

                КОМАРИКИ НА КОНЬКАХ
С пятилетней внучкой Оленькой я гулял по деревенской улочке. Стоял теплый июльский день.
Маленький пестрый жучок промелькнул в воздухе и уселся девочке на платьице. Она взяла жучка, посадила его на ладошку и, вытянув руку вверх, пропела песенку, которой ее научила подружка:
- Божая коровка, улети на ветку,
Там твои детки кушают котлетки.
Красный, в черных точечках жучок будто послушался слов ребенка. Он приподнял жесткие цветные надкрылья, расправил крылышки и взмыл в знойное небо.
Мы прошли еще немного и на лужице увидели жучков-вертячек. Глянцево-черные жучки стремительно носились по воде, выписывая немыслимые зигзаги.
Оля оживилась и спела новую прибаутку:
- Писарь, писарь, напиши мне письмо!..
И тут она замолчала, явно обратив внимание на что-то другое, по-видимому более интересное. Я тоже присмотрелся и только сейчас заметил длинноногих комариков-водомерок, ловко скользящих по воде.
- Что, Оля, замолкла? - спросил я девочку, явно озадаченную увиденным.
- Комарики, катаются на коньках! - наконец оправилась она от удивления.
На этот раз у нее не оказалось готовой прибаутки, но разве придумаешь более верное сравнение!

                СПОКОЙНО, НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ!
Все птицы выражают чувства по-своему. Кто голосом, кто хвостом, а кто и всем телом. Одни бурно, другие скромнее, но редко кому удается остаться невозмутимым в случае тревоги. Вот как выражают свое волнение птицы.
Трясогузка покачивает длинным хвостиком и бегает, мелко семеня тонюсенькими, как спички, ножками.
Горихвостка "зябко" вздрагивает и дрожит крыльями.
Рябчик поднимает чубчик на голове и встряхивается, трепеща мелкой дрожью.
Чибис кланяется, втыкает клюв в землю, и жалобно "плача, кувыркается в воздухе.
Удод шипит и, будто головной убор индейца, распускает на голове пестрый хохол.
Оляпка, то и дело приседая на коротких ножках, оставляет "визитные карточки" - белые кляксы помета.
Синяя птица тревожно свистит и, сидя неподвижно, нет-нет, да и ополоснет в воде клюв с добычей.
Крапивник беспокойно суетится, и, вздернув торчком хвостик, мышью бегает и шуршит под валежником.
Ушастая сова щурит злые глаза и, вытягиваясь столбиком, прижимается к стволу дерева.
Многие кричат, один истошно громко (например, дятел), другие жалобно тихо (например, соловей). Дроздовидная камышевка поет, и чем больше волнуется, тем энергичней ее песня. Иволга "рявкает" как кошка, которой наступили на хвост. Сорока стрекочет, как из пулемета, и при этом машет хвостом: вниз быстро, вверх медленно и плавно.
Интереснее всех ведут себя совята. Напуганные, они сами стараются напугать своего врага. Топорщат крылья, раздуваясь как шар, клацают клювом, переступают с ноги на ногу. Как не перепугаться, увидев такое страшилище!

                КРОТ ОХОТНИК
Считается, что крот всю жизнь проводит под землей, почти не вылезая наружу. Неповоротливый, ползает там по узким норам, подбирая все что попадется на пути: дождевых червей, личинок, жучков. Наверное, многие удивятся, узнав, что крот хищник. Но это действительно так. Один рыбак был очевидцем охоты крота прямо на лесной поляне.
Это было ранним утром после дождя. Еще не совсем рассвело, рыбак торопился на утренний клев. Вдруг он увидел, как через мокрую дорогу торопливо перебежал серый остромордый зверек. Проскочив открытое пространство, он исчез в травяных джунглях.
Не успел рыбак понять, кто это: полевка или землеройка, как следом выскочил... крот!
Тут уже сомнений не могло быть: с загнутым книзу носом, в бархатисто-черной лоснящейся шубке крота перепутать не с кем. С непостижимой для себя скоростью коротконогий толстый зверек прыжками пересек усыпанную галькой дорожку и как торпеда врезался в травяные заросли. Очевидно, он пытался догнать беглеца.
Вот тебе и подземный тихоход!
Рыбак хотел было уже продолжать свой путь, но тут трава зашевелилась, и на поляне снова появился крот. Как видно, он возвращался не солоно хлебавши. Да иначе и не могло быть. Но зато сам факт оказался сенсацией, ведь до этого никто еще не видел, чтобы крот охотился, да еще бегая вприпрыжку.
Оставшись без добычи, крот вовсе не торопился скрываться в своем подземном убежище. Припав носом к земле, он с жадностью стал хватать толстых дождевых червей, плавающих в дождевых лужах.
Понаблюдав несколько минут, рыбак пошел своей дорогой. К этому времени уже совсем рассвело, немного погодя исчез и крот, убравшись в одну из многочисленных кротовин.

                САМ СЕБЕ ВОДОПРОВОД
Берега Зайсана голые, пустынные и очень засушливые. Влаги выпадает мало, поэтому тут, как в настоящей пустыне, растет даже саксаул. Но больше всего удивляет не саксаул, а кустики ревеня на глинистых такырах и пустошах. На раскаленной, иссохшей земле, словно приклеенные, лежат похожие на плоские блюда-тарелки листья и нежатся под жгучим солнцем. И видно, что живется здесь ревеню вовсе неплохо.
В жару, когда мучает жажда, отломишь такой лист-зонтик и с удовольствием похрустишь кисловатой и очень сочной мякотью толстого черенка. Грызешь, а сам думаешь: откуда столько соков у растения в засушливом климате?
Однажды в пустыне пошел дождь. Дождинки падали на широкие листья-ловушки ревеня и, как по крыше, скатывались вниз в пазушки, в устьица растений. Ни одна капля не пропала, все до одной стекли к корням.
Растение само поило себя!
Но вот кончились дожди, и теперь листья только мешают, испаряя драгоценную влагу. Но дело свою они уже сделали, ревень отцвел и даже семена рассеял. Лопухи отпали, высохли и гуляют по полю, постукивая жестяной погремушкой по камням.

                НА ИСХОДЕ ЛЕТА 
                (август)
Пыльная дымка повисла в вылинявшем за лето белесом небе. От зноя выгорели, поблекли травы, высохла, растрескалась земля. Кажется, не будет конца жаре и лету. Но приходит момент, когда с удивлением и тихой грустью замечаешь: лето пошло на убыль. Перелом обычно наступает после ненастья.
Прогремела гроза, и летний ливень сменился монотонным, мелким дождем. Под его тихий шепот измученная, заждавшаяся влаги земля млеет в томной неге блаженства и покоя.
Ночью вызвездило, подул холодный ветерок, а когда наступило утро, стало ясно: что-то изменилось в природе. В такое утро долго не расходится голубоватый туман. Оцепенело молчат деревья, в гулкой тишине гаснут и тонут все звуки. Уже порозовели макушки деревьев, а внизу все клубится, колышется туманная мгла. Но вот пелена на миг расступилась, проглянуло солнце, сначала робко, а потом вдруг сразу окунулось в белый кипящий океан. В облаках тумана купается солнце!
Рассеялся и ушел туман, но уже не вернулось прежнее жаркое лето. С каждым днем все прохладнее ночи, свежеют утренние зори. Белым бисером на восходе солнца сверкают крупные капли росы. Остывает в реках вода. Вдруг тихо стало в лесу. Золотая иволга мелькнула в зелени листвы, крикнула в последний раз и умолкла. В сладкой истоме замерли луга и поля. В умолкшем лесу слышно, как шуршит падающий с тополя одинокий пожелтевший листок. Визгливо прострекочет сорока, дятел молча постучит по пустому дереву, и опять тишина.
Где же сейчас птицы? Все они давно отгнездились, выводки распались и разбрелись по лесу. Птицы отдыхают. Набираются сил, готовясь в дорогу, ведь скоро им предстоит дальний путь.
Уже в августе улетают стрижи, иволги, желчные овсянки, те птицы, которые и прилетели позже других. Птицы исчезают скрытно, незаметно, будто тайком.
Скворцы собрались в громадные стаи и носятся по полям. Вместе со старыми птицами и неопытная молодежь. Молодых скворцов легко отличить по более светлому с пестрыми крапинками, оперению.
От стариков молодежь набирается ума-разума, проходит школу жизни.
Август - месяц урожая. Убирают хлеба. Давно уже созрели лесные ягоды: малина, смородина. Спеет калина, рябина, черемуха. Пируют и птицы, и звери.
Лето кончается. В воздухе, особенно по утрам, отчетливо чувствуется свежее дыхание осени.

                ЯГОДА НЕДОТРОГА
В полуденном лесу всегда сумрачно и душно. Идешь под пологом пихтовых лап, и вдруг в лучике солнца сверкнет рубиновая капля. да не одна, а целое ожерелье ярко-красных бусинок, нанизанных на кисточки нитей. Это значит, что поспела смородина.
Приятно освежиться сладко-кислой ягодкой в знойный день. Но только и всего. Красную смородину никто всерьез за настоящую ягоду не воспринимает. Так, безделушка для баловства, не лучше, чем костяника. Другое дело смородина черная. Это ягода серьезная, витаминная, урожайная, а потому, можно сказать, промысловая. За ней карабкаются по горам, лазают по таежным буеракам, продираются в зарослях кустов по берегам рек.
Ягода эта интересна еще тем, что дает неисчислимое множество сортов и разновидностей. Не найдешь и двух одинаковых кустов, все чем-то различаются по цвету ягод, вкусу, да и по другим свойствам. Конечно, основной цвет ягод черный, но он варьирует в оттенках от бурого до самого светлого, почти белого. Почему-то особенно хороши ягоды желтые и полосатые, как маленькие арбузики. Они нежны на вкус, запашисты и сладки. Посмотришь через такую смородинку на солнце, а она светится, будто налитая янтарным медом. И на вкус что мед, сладкая, душистая, особенно в полдень, разогретая солнцем. Недаром в таких кустах любят селиться осы, известные сладкоежки. Бывает, увлечешься и налетишь ненароком на бумажное гнездо полосатых хищниц. А то лесной клоп попадет вместе с ягодой. Плюнешь тогда с досады, такой противно-вонючий!
Жарко. Солнце печет, пауты - оводы и слепни досаждают. А перед глазами ягоды, ягоды, черными бусами и серьгами усыпанные кусты. Сядешь под такой смородиновый шатер, как у вымени дойной коровы. Дробно, словно струи в подойник, звенят, барабанят ягоды по дну ведерка или берестяного туеска.
Ягода недотрога, да к тому же лукава. Так и норовит увильнуть, не попасть в приготовленную для нее посуду. Чуть дотронулся до ветки, до одной ягодки, а все остальные, непрошеные, градом осыпаются со всего куста. Опали, рассыпавшись по траве, и поминай как звали.
Хороша горно-таежная смородина, но есть у ней несколько существенных недостатков. Она толстокожа, горчит и, как правило, грубовата. Это особенно замечаешь, сравнивая ее с лучшими садовыми сортами, завезенными из других мест. От того и воротят от нее нос многие хозяйки. Нежнее вкусом ягода, что растет по ручьям и берегам рек, хотя и ей далеко до садовой смородины.
Ягода обычно поспевает в июле-августе, иногда уже в сентябре встретишь куст с отдельными, чудом сохранившимися смородинками. Иссиня-черные, иногда уже сморщенные, подсохшие, словно переспевшие и уже покрытые невесть откуда взявшейся в лесу пыльцой. Уже и листочков нет - а ягоды висят. Такие бывают отменно сладкими, без всякой горечи, будто подвяленый виноградный кишмиш.

                РАЗМЫШЛЕНИЯ ПОД ПИХТОВОЙ КРОНОЙ
В жаркий день нет ничего приятнее, чем отдохнуть под сводом густой пихты. Даже в полуденный зной здесь царят тень и прохлада. Под ногами длинноволосые локоны вечнозеленой травы, в прядях ее запутались красные бусины костяники, редкое кружево папоротника рассыпано вокруг. А из-за ажурных папоротниковых листьев подмигивает единственным сине-лиловым глазком ядовитая ягода, которая так и называется: вороний глаз. Сквозь зеленый шатер откуда-то сверху пробивается тоненький лучик солнца. Как туго натянутая тетива лука, он дрожит, а в свете его, словно подвешенная на невидимой ниточке, танцует, стоя на одном месте, маленькая муха. Она трепещет прозрачными крылышками, да так быстро, что на месте крыльев виден только сверкающий ореол. Потом мушка переменит место и опять стоит в воздухе, будто завороженная прелестью летнего дня.
Шелковистая трава-мурава так и манит: сядь, посиди. Опустишься на пружинистый ворох опавшей хвои - под пологом дерева уют и тишина. Блаженствуя, размышляешь, мечтая о чем угодно.
Тонко-тонко попискивают синицы-московки, гнусавят синицы-гаички. Даже комаров и тех здесь, кажется, нет. Может быть, их отпугивает аромат хвои? Недаром хвоя дает пихтовое масло, используемое в парфюмерии и медицине.
Над головой лилово-серые, гладкие, без чешуек, стволы могучими колоннами подпирают небо. Янтарные капли душистой смолы выступают на их глянцевых боках. Из этой смолы получают дорогой пихтовый бальзам - клей для склеивания линз в микроскопах и фотоаппаратах.
Перед глазами ниспадающий шатер из тяжелых ветвей. Каждая, что мохнатая лапа пушного зверька. Пихтовая хвоя мягка и нежна на ощупь. Раскачиваясь, она ласково гладит лицо, стараясь прогнать усталость. бывает, распарившись, спрячешь от зноя лицо в пихтовых лапах. Как освежающе холодит хвоя!
В условиях многоснежья пихта оказалась хитрее своих сородичей - других хвойных пород. Все они к зиме не сбрасывают одежду-хвою, а потому несут на себе огромную тяжесть снега. Ветви не выдерживают, ломаются. А пихта обладает удивительной гибкостью и может поспорить с гибкостью ивовой лозы. Пригнет крону, придавит снегом к самой земле, а весной присыплет сором, хвоей, землей, и вот чудо ветви: пускают корни и начинают жить самостоятельно. Пихта единственная представительница мира хвойных, способная размножаться отводками.
Густ и тенист пихтовый лес. Вытянувшись в струнку, плотными рядами стоят деревья одно к другому. Пихта - главный хранитель влаги в горном лесу. Снег под ее покровом иногда лежит до июня. И тогда у ее подножья еще долго цветут подснежники и первоцветы - любители прохлады и влаги.
Пихтовый лес хорош в любое время года. Весной, в мае когда молодые пихточки похожи на девушек, украсивших свои темно-зеленые юбочки светлыми оборками молодых побегов. Зимой, когда припорошенный снегом пихтач разнообразит одноцветье красок. А как торжественен строй вековых пихт! Дремлют гиганты, охраняя сон зимнего леса, укрывая птиц и зверушек от злого ветра.
Деловая древесина из пихты качеством не славится. Она хуже еловой, не говоря уже о сосне. Она недолговечна, боится сырости, обрабатывается плохо, а множество сучков, которые пронизывают тело пихтового ствола, так тверды, что оставляют вмятины и зазубрины даже на лезвии стального топора.

                ГРИБНОЕ СЧАСТЬЕ
Собирание грибов в захламленных и диких лесах Алтая вовсе не то легкое, похожее на прогулку занятие, столь любимое в средней полосе России. Грибы здесь наглухо запрятаны под пологом густейшей поросли могучих трав. Так что и найти-то их бывает не просто, не говоря уже о трудностях лазания по таежным буеракам и чащобам. Наверное, поэтому грибная охота до самого последнего времени была вовсе незнакома местному населению и лишь с появлением приезжих грибников она получила распространение. Может быть и не в таких количествах, как в лучших грибных местах, растут тут и подберезовики и подосиновики, лисички и волнушки, но предпочтение отдается, несомненно груздю. Иногда этот гриб называют подгруздком, мокрым груздем (в отличие от сухого или, иначе, черного груздя). Впрочем, настоящего, правильного названия никто не знает, и, если смотреть по книгам, то по всем признакам, это скорее скрипица, гриб, растущий у воды. И если верить описаниям, вовсе невкусный и не имеющий никакой ценности. Настоящий классический груздь, как правило, житель хвойного леса (есть такие и на Алтае!), алтайский же груздь (или скрипицу) можно назвать речным. Растет он почти всегда в пойменном тополевом лесу, иногда в ивовом и уж совсем редко в осиннике. Чаще всего это островитянин или прибрежный житель. Во всяком случае, он всегда обитатель сырых низменных мест.
Лесной боровой груздь - индивидуалист, обычно растет поодиночке, речной груздь - гриб общественный, любит селиться большими сообществами, колониями. Вопреки утверждению литературы, алтайская соленая скрипица по вкусу практически ничем не отличается от настоящего груздя и уж, по крайней мере, ничуть ему не уступает. А потому, следуя неколебимой традиции местного населения, оставим в сторону редко употребляемое, да к тому же сомнительно установленное научное название гриба и будем впредь именовать его коротко и просто: груздь.
Пора груздей приходит не ранее, как во второй половине июля, а чаще в августе. Все зависит от погоды, и конечно, от дождей, но угадать точно время никогда нельзя. Иной раз есть все: достаточно дождей и влаги, и парило хорошо, и туман лежал на земле, а придешь в лес - грибов нет. И напротив, когда не ждешь, они высыпят, словно по мановению волшебной палочки.
У каждого гриба свой норов и свои излюбленные привычки. Подосиновики, лисички, опята, мухомор - все они любят покрасоваться, яркой шляпой похвалиться. Совсем иное дело груздь. Этот живет по принципу "не высовываться". Бывает, можно ходить, не подозревая, что под ногами целые поросли грибов и спохватиться лишь тогда, когда под ногой пружинисто захрустит раздавленное грибное тело. Точно так же иной может проходить весь день, ничего не найдя, другой нагрузится сверх меры. И в этом нет ничего удивительного, ведь собирание груздей целое искусство. Почти такое же сложное, как например, выслеживание хитрого зверя. Не знающему повадок, норова капризного гриба, вряд ли улыбнется счастье. Зато отведавший радость грибной охоты заразится ею навсегда. Увлечение это сродни кладоискательству, и уж, конечно, азартнее, острее по ощущениям, чем сбор диких ягод или кедровых шишек. Даже распознав привычки хитрого груздя, сколько приходится исходить, облазить буераков, сколько переворошить старых листьев, прежде чем нападешь на грибное место! Бродишь, вороша прель суковатой палкой, обойдешь один остров, другой, а грибов нет как нет.
Но вот, что это за припухлость, вздутие почвы у комля старого дерева? Подозрительно разорвавшись, приподнялась лиственная подстилка, а из трещинки проглядывает что-то белое. Боясь спугнуть удачу, бросаешь быстрый взгляд по сторонам и замечаешь, что припухлость не одинока. Тут и там бугорками приподнялся слой подопревшего лесного сора на земле. В нетерпении и с волнением в груди трогаешь палкой полусгнившую прель, видишь один гриб, другой и вдруг словно спадает маскирующее покрывало. (О, этот желанный миг!) Глазам открывается удивительная картина: словно строчки, прошитые на швейной машинке, во все стороны расходятся ряды беловатых лопушистых шляп. Они всюду: выглядывают из-под прошлогодней уже полусгнившей серой и рыжей листвы, торчат из травы, высовываются из песка. Коршуном бросаешься на землю и дрожащими руками приподнимаешь слежавшийся пласт листьев. Вот они, мясистые, упругие шляпы с загнутыми вовнутрь валиками-краями, с капельками росы и беловатыми ворсинками-бахромой по кромке грибной крыши. Садишься на корточки, вынимаешь складешок и начинаешь подрезать ножки под корешок. Чуть тронешь, а из-под лезвия проступают белые капли горького молочка. Мягко и хрустко вонзается ножичек в хрящеватое бело-мраморное тело. Чем моложе гриб, тем он пружинистей и тверже. Старые, словно паутиной, обрастают белым пухом. Они рыхлее, мягче, ножки в червях, но в шляпках, при желании, и если есть необходимость, всегда можно вырезать грибное тело, еще не тронутое тлением. Ползешь на коленях, продвигаешься по грядке, пластаешь ножом, ничего вокруг не замечая, а следом остаются лежать горки срезанных грибов. Их подберешь потом, когда "грядки" кончатся. Тогда сложишь в ведра, короба, рюкзак, а то и в большие специальные приготовленные для этой цели полиэтиленовые мешки. Груздь - тот гриб, которого если наберешь, то много, иногда на целый бочонок. Бывает, загрузишь багажник машины, да еще и на сиденье короба умостишь. Вот оно, грибное счастье! Успевай, пользуйся моментом.
Грузди предпочитают острова песчано-галечниковые или с малым слоем суглинистой почвы. Они не любят глухую, густую тень, а выбирают места, прогреваемые солнцем, но не прямыми лучами, а просеянными сквозь редкое кружево листвы. Наиболее густо засевают они опушки тополевых и ивовых лесков, почти всегда выбирая южные и юго-восточные берега низменных речных островков. Там, где лес порос караганой, жимолостью, таволгой, обычно не встретишь груздя. Напротив, шиповник, ежевика, даже хмель нередко сопровождают эти грибы и потому так часто пальцы после сборов бывают унизаны болючими занозами.
Грузди любят селиться грядками по берегам промоин, рытвин и всякого рода канавок. Иногда они отваживаются выбираться на открытые пространства и растут по сплошному галечнику или песку. реже, но их можно встретить и на горах, в тени осинового леса. Здесь они любят ложбины, поросшие длинноволокнистой, жесткой травой, которая густыми космами начисто закрывает их так, что найти их можно только случайно или на ощупь рукой.
Следует отметить, что несмотря на постоянство груздевых плантаций, они могут и исчезать, перекочевывая в другие места. В сильное половодье (а они бывают по нескольку раз в году) реке ничего не стоит смыть грибную деляну и тогда ее поминай как звали. Грибные споры вода разнесет и поселит на новых берегах.
Бродить по грибы по дебрям и буеракам захламленного речным сором леса не так-то просто, но для истинного любителя грибника это всегда в радость. Особенно увлекательны грибные путешествия-сплавы на надувной резиновой лодке по Бухтарме. Плывешь, чувствуя себя не то Робинзоном, не то Колумбом, не то охотником-следопытом, причаливаешь к неведомым островам, каждый раз ожидая найти там сокровище - грибной клад.
Грузди - грибы грязнули. Они, как поросята, вывалявшиеся в грязи, в той почве, на которой произрастают. И растут они среди сора, песка и все это в обилии собирают на своих шляпах. Потом очень трудно бывает очистить грибы от лесного мусора, листьев, травинок, песка, прямо-таки врастающих в грибное тело. Многие тяготятся утомительностью и однообразием работы по чистке груздей, а между тем, ее можно превратить в удовольствие. Конечно, грибы можно привезти домой и замочить на ночь в ванне, но лучше всего этим заниматься на природе, там, где грибы собирал. Сделав запруду у берега реки, с вечера вываливаешь туда свою добычу. К утру размокшие листья и трава отстают сами, а грязь и песок легко очищаются посудной щеткой.
Незаметно бежит за работой время. Ласково журча, струится и плещется река, золотисто-зелеными бликами посверкивают волны. Едва не задевая острыми крыльями воду, мимо проносятся кулики-перевозчики, помахивая длинными хвостиками, по берегу бегают изящные трясогузки. А ты, сидя на гладком речном валуне, ловко орудуешь ножом и щеткой и, сортируя очищенные грибы, перекладываешь из одной запруды в другую. Ничего, что слегка ноет согнутая спина, а груда необработанных грибов тает не так быстро, как бы хотелось. В любой момент можно отвлечься, чтобы распрямить затекшую спину, проводить взглядом убегающий по воде выводок хлопунцов-крохалей или просто порадоваться хорошему дню, солнцу и жизни.
При мойке и чистке груздей всегда надо иметь ввиду, что оставлять грибы, тем более мокрые, на открытом воздухе никак нельзя, они темнеют буквально на глазах, поэтому всплывшие на поверхность грибы надо обязательно утопить, придавливая их щепой, корьем, всем, что попадется под руку. Это замечание важно не столько от того, что почерневшие грибы неприятно смотрятся; это не главное, главное в том, что потом они быстро начинают пропадать.
Много надо перебрать грибов, чтобы посолить запас на зиму, ведь едва ли десятая часть от собранного, отсортированного, очищенного, а главное, придавленного "гнетом" останется к моменту последней операции, когда бочонок (или эмалированная кастрюля) устанавливается в прохладном погребе или подполье.
Отмытые грибы долго, суток трое вымачиваются в холодной воде. Чтобы ушла горечь, воду меняют не менее двух раз в сутки (а лучше еще чаще), опять-таки не забывая о том, что замачиваемые грибы должны быть затоплены, для чего можно употребить специально вырезанный (и предварительно вымоченный) деревянный кружок или большую фаянсовую тарелку.
Вымоченные грузди укладываются в посуде слоями, круто посыпаются крупной зернистой солью и перекладываются для запаха укропом, а для придания крепости и упругости смородиновым листом. Можно положить и хрен, впрочем употребление его так же, как и чеснока - дело вкуса. Груздь имеет свой неповторимый грибной аромат и вряд ли нуждается в дополнительных пряностях.
Засоленные грибы обязательно задавливаются увесистым грузом, лучше всего для этого подходит окатанный, хорошо промытый речной валун. В народе такой груз метко называют гнетом; считается, что чем тяжелее "гнет", тем лучше качество готовых грибов.
Зыряновцы собирают грузди большей частью по рекам Бухтарме, Тургусуну и Хамиру. Хотя, бывает, они высыпают и в совершенно неожиданных местах, вдали от крупных рек: в крохотных рощицах у болотцев или ручьев, а иногда и в горных осинниках. На моей памяти несколько удачных грибных вылазок.
Первая и самая запоминающаяся относится к 1967 г. Друг-рыболов и заядлый грибник предложил съездить на другую сторону "моря" (так называют у нас Бухтарминское водохранилище) в Миролюбовку. Далековато, но в те годы бензин был дешев, а жажда путешествий и приключений неуемной. И я без колебаний согласился проехать без малого 180 километров, и это только в одну сторону.
Тополевая рощица вдоль маленькой речушки подступала к самой деревне и мы шарились почти на задворках крестьянских усадеб. Лаяли собаки, пели петухи. Деревенские жители взирали на растущие у них под боком грибы совершенно равнодушно, очевидно, считая их несъедобными.
Грибов было много. Тогда, в первую поездку, мы загрузили "Победу" как могли, заполнив мешками багажник и заднее сиденье. Потом, правда, такое везение больше не повторилось, все как-то не могли угадать время, к тому же и деревенские вскоре разобрались и стали пользоваться своим богатством. Слава о миролюбовских груздях прошла по всей области и теперь нередко сюда приезжают даже из Усть-Каменогорска. Я же переключился на верховья Хамира, долгое время держа в строгом секрете местонахождение своей плантации, пока не обнаружил, что о ней знают многие грибники и в свою очередь ревниво оберегают ее от других. Впрочем, от этого она не потеряла своей прелести, так как далеко не каждому улыбается грибное счастье.
Грузди можно собирать в любой год, даже если лето выдалось засушливым. Им бывает достаточно утренней росы, которая так обильна в августовском лесу или подпочвенной влаги, если рядом есть берег реки или близки грунтовые воды. Важны два условия для успешного сбора: знать место, где они растут, а еще лучше иметь "свою" проверенную "плантацию", дикий грибной огород. Тут, правда, нужно оговориться, что такие плантации, хотя и отличаются постоянством, но иногда могут и бесследно исчезать. Ведь все эти низменные побережья и острова, где любит селиться груздь едва ли не каждую весну и лето заливаются половодьем и разбушевавшейся реке ничего не стоит смыть какую-то грибную деляну.
Второе условие - важно точно угадать момент. Опоздал на какую-то неделю (а время может быть растянуто с июля по октябрь) и прощай, грузди. Пронесло, проехало грибное счастье. Грибы разбухли, стали рыжими, рыхлыми, пожелтели, зачервивели. Укрытые лиственной крышей, они преют, гниют. Сами чернеют, а стенки своей каморки опыляют белым налетом . Это разлетаются споры - будущие зародыши грибов. Прошла еще неделя, и ничего не осталось от груздя. Сгнил гриб, расплылся по земле мокрой чернильной кляксой.

                ЛЕСНОЙ ЧАЙ
Остановились туристы на привал и тут вспомнили, что забыли взять чай. Ну а что за вечерний костер без чая! Но ребята все деревенские, тут же нашли выход из положения.
- Я знаю, - сказал Коля, -чай можно заварить из листьев малины и черной смородины. Можно еще душицу положить для запаха или мяту.
- А еще лучше кипрейный чай, - добавил Петя. - Кипрея в лесу тоже сколько угодно. Все опушки и поляны розовые от его цветов. Кипрей недаром и зовут Иван-чаем.
- А моя бабушка пьет чай из чаги - березового гриба, - сказала Таня. - Этот гриб растет на старых больных березах. Чай из чаги полезный и вкусный.
- Ну, допустим, чай из чаги нам не удастся сделать, - поправил Таню самый опытный из всех - Миша. - Чай из чаги надо настаивать не меньше четырех дней. А вот бадановый чай - это да! Моему дедушке 85 лет, а он вон какой крепкий, еще на охоту ходит. Он всю жизнь проработал на пасеке и всегда пил бадановый чай. Этот чай ароматный, нежный на вкус и делает человека здоровым. Только собирать надо старые, пролежавшие зиму под снегом листья. Их легко отличить по внешнему виду: они желтовато-бурые на цвет, подсохшие. Дедушка рассказывал, что раньше, когда настоящий чай был дорогим и доступен далеко не всем, бадановый лист собирали в больших количествах. Возами везли на ярмарки и продавали под названием чагирного или монгольского чая.
Растет бадан в сырых и тенистых местах на скалистых берегах горных рек Алтая в верхней зоне тайги. Листья его крупные, глянцевые немного напоминают листья мать-и-мачехи, но округлее, больше и мясистее.
Ребята так и сделали: каждый вечер пили лесной чай из бадана и нисколько не пожалели, что забыли настоящий.

                КАМНИ ПОТЕЮТ
Жарко. На небе ни облачка, солнце палит вовсю. А из-под обомшелой скалы среди пихт бежит ручей, и никакой зной его не берет. Завяли, поникнув по берегам, душица и мята, а ключику хоть бы что. Вода родниковая, а потому в любую жару холодная до ломоты в зубах. Посверкивают на перекатах светлые струйки, блестят на солнце обломки камней, окатанные гладыши-валуны. Лежат в студеной воде и млеют. Словно их потом прошибло. Только не понять от чего: от холода или от жары. А скорее всего и от того и от другого. Сверху припекает, снизу холодит. "Ноги" в воде студятся, "голова" на солнышке печется. От этого все тело каменных голышей в испарине. Крупные капли выступают на покатых блестящих лбах, прозрачными слезами стекают по каменным щекам.
Так сходятся в одном месте зной и стужа. Встретились и не уступают друг другу. Не может летняя жара перебороть остатки зимнего холода, запрятавшегося в недрах каменной скалы. От того и потеют камни, лоснятся потеками испарины.

                ЗЕЛЕНЫЕ ДОРОЖКИ
В августе утра бывают прохладные и росистые.
Шел я как-то берегом Бухтармы по широкой луговине. Давно скошенная трава успела отрасти ровным ворсом, и сейчас от росы казалась сизовато-белой. Прямо как иней в сентябре или октябре. Это ночной туман перед восходом солнца упал на землю, усеяв траву мельчайшими капельками влаги.
Конечно, чтобы не промокнуть, было бы благоразумнее в такую рань отсидеться в палатке, дожидаясь, пока солнце посушит землю. Но тогда прозеваешь все события в лесу, ведь птицы и звери не будут ждать, они торопятся сделать все свои дела с утра пораньше.
Иду, наслаждаясь прохладой, вдыхаю бодрящий, по-осеннему посвежевший утренний воздух. Шаркаю ногами по мокрой траве и радуюсь, что никакая сырость мне нипочем. Сапоги резиновые, непромокаемые. Оглянулся назад и обомлел: следом за мной тянулась зеленая дорожка. Кругом все будто заиндевелое, седое, а примятая тропинка изумрудная. Это я собрал всю росу на сапоги и трава стала не росистая, а просто мокрая.
Никогда бы не подумал, что наследить можно не только на снегу или, например, на песке, но и на траве. Вот и еще кто-то следы оставил. Целый табунок неизвестных лесных обитателей прошелся раньше меня по поляне, то расходясь веером по сторонам, то снова сходясь. Пока я раздумывал, кто бы это мог быть, травинки заколыхались и высунулась пестрая куриная голова. Голова вытянула шею и, схватив крепким клювом овсяную метелку, нырнула вниз. И все это быстро и бесшумно, будто потонула в травяной пучине. Былинки успокоились, но зато качнулись в другой стороне. Ага, теперь понятно, это тетеревиный выводок кормится в росистой траве. Мне-то в сапогах хорошо, а представьте, им каково! Вымокли, видно, как мокрые курицы.
Я поднял голову и не поверил глазам. В дальнем углу поляны замершими каменными изваяниями стояли две косули. Уши их были широко расставлены, обе, не отрываясь, пристально рассматривали меня.
Миг, и нет ни косуль, ни тетеревов. Взошло солнце, мириады росинок вспыхнули разноцветными фонариками и погасли. Трава просохла в несколько минут, и от зеленых дорожек не осталось и следа. Лениво застрекотали кузнечики и кобылки, все стало буднично и привычно. Но теперь-то я знал, что на утренних зорьках, пока мы досыпаем сны, в лесу стоят заиндевелые, росистые поляны, а диковинные птицы и звери бродят по ним, оставляя в траве зеленые дорожки.

                ПОКАЗАТЕЛЬНЫЕ ПОЛЕТЫ
Когда солнце разогреет тайгу, в воздух один за другим взмывают пихтовые усачи. Устраивают показательные полеты, хвалясь друг перед другом: кто лучше. Даже со стороны видно, как трудно им летать. Над спиной торчат жесткие надкрылья, впереди длиннющие усы-антенны. Ноги, те хоть под брюхо подобрать можно, а усы куда денешь? Тем более, что они в четыре раза длиннее всего тела. И для чего такие нужны? Одна заботы - как бы не сломать! Летит такое чудище: стрекоза не стрекоза, оса не оса. Странная летательная конструкция, напоминающая этажерку-аэроплан на заре воздухоплавания.
Какая сила заставляет жуков летать? Причина для этого есть, и немаловажная. Усатые кавалеры привлекают и отыскивают невест. Для этого и парят над лесными прогалинами, да по опушкам, то и дело натыкаясь на ветви. падают и, вцепившись в пихтовые лапы, долго и недовольно скрипят. Шевелят суставчатыми усами, ощупывают их лапами. Наверное проверяют - не обломались ли. Отдохнут и снова в полет. Смотрины продолжаются.

                БОДЯК И ОСОТ
Заброшенная грядка на краю огорода заросла бурьяном.
- Проклятый осот! - со злостью говорил хозяин. Он с ненавистью косился на густой ковер ядовито-зеленой травы, но расправиться с ней все не доходили руки. Между тем, время было упущено, осот крепко уцепился корнями за землю и все ближе подбирался к грядкам моркови и редиса. Хозяйка с ожесточением рвала истекающие ядовито-молочным соком жирные стебли, но дожди шли часто, и через какую-то неделю трава отрастала вновь. Мало того, захватывая все новые площади, осот пробрался и на картошку.
Пропалывая сорняки, хозяйка стала замечать, что есть стебли с жесткими и колючими листьями, а есть совсем мягкие и сочные. Как-то пришла соседка и сказала:
- Да у тебя тут кроме осота и бодяк растет!
В конце июля бодяк зацвел розовато-лиловыми шарами. Вскоре расцвел и осот; желтые его цветы были как у одуванчика. Теперь уже нечего было и думать победить всесильные сорняки. Когда косой скашивали макушки, то вскоре на месте одной отрубленной вырастало несколько новых. Осот совсем возгордился:
- Я главная трава в огороде, - хвалился он. - Я победил всех, и даже хозяин не мог со мной справиться. Я всех выше, всех гуще и вообще кроме меня здесь никто ничего не стоит.
- И я ничуть не хуже, - не отставал бодяк. - Я всех сильнее и к тому же самый колючий.
Каждый из них не замечал ни своей никчемности, ни вредности. С ними рядом никто не хотел даже расти.
Картошка уродилась плохая. Нахальные осот и бодяк вытянули из земли все соки, заслонили солнце и свет.
В августе бодяк отцвел, фиолетовые цветы его поседели, разбухли пушистой метелкой. Он перестал расти и сразу стал каким-то невидным. Но желтый осот все еще продолжал цвести, и только в сентябре, когда стукнули первые заморозки, стебли его обмякли и побурели, будто обваренные. Нашлась, оказывается, и на него управа.
Как-то в избу заглянул сосед. Увидев в окне разлохмаченные белесые соцветия, качающиеся над засохшей травой, он спросил:
- Что это у тебя там мельтешит, какая собака забрела в огород?
Хозяин повернул голову к окну и с удивлением поправил:
- Не собака, а вроде как, чьи-то ребятишки.
В это время зашла хозяйка. Услышав разговор, она рассмеялась:
- Да какие там ребята! Это же осот такой белоголовый!
И впрямь, отцветшие шары осота были похожи на растрепанные седоватые клочья пуха или шерсти.
Потом прошли обильные дожди. Потеплело. И удивительно, казалось совсем замерзший осот вдруг ожил. Обломанные у самого корня кустики зацвели крохотными цветочками. Он все еще не хотел сдаваться и цеплялся за жизнь.
Весной, когда стаял снег, от ботвы осота почти ничего не осталось. Она истлела. Зато пух соцветий, развеваемый ветром, долго цеплялся за голые кусты, пока его не растащили птицы и мыши на гнезда.
Вот и все: теперь-то конец бодяку и осоту. Как бы не так! А миллионы семян, рассеянных по земле? Бодяк и осот себя еще покажут!

                ОТГОЛОСОК ДРЕВНИХ ЛЕТ
- Пойдем, Саша, за медом, - сказал как-то дедушка гостившему на пасеке внуку. - Будем чай пить со свежими сотами.
- А ну, если пчела ужалит, боюсь я их, - отозвался Саша. Он всегда старался держаться подальше от ульев.
- Не ужалит. На голову тебе сетку наденем, а кроме того, у меня дымарь есть, - дед показал черный жестяной ящичек, похожий на закопченный чайник.
- Только не бегай, не шуми и все будет хорошо.
Сашка опасливо шел за дедом по широкой доске, проложенной среди скошенной травы. Разного цвета, синие, желтые, зеленые домики стояли на деревянных колышках. У летков копошились пчелы.
- Вот здесь, - сказал дед, останавливаясь у одного из ульев. Он снял с домика крышу и наставив дымарь в улей, два раза нажал на ручку. Из носика повалил густой дым. Сидящие в улье пчелы зашевелились, поползли вниз, но ни одна не кинулась на обидчика.
Дед вытащил крайнюю рамку, посмотрел на свет и сказал:
- Эта пойдет.
Вечером, когда сидя у самовара, все пили чай вприкуску с медовыми сотами, Саша спросил:
- Дед, а зачем ты дымил в улей?
- Ага, заметил все же, - засмеялся старый пчеловод. - В этом-то и весь секрет. Делал я это для того, чтобы пчел напугать. Очень они боятся дыма. А происходит это с древних времен, когда дикие пчелы жили в дуплах старых деревьев. И не было у них беды страшней, чем лесной пожар. Верная для них гибель. С тех пор пчелы, как услышат запах дыма, так забывают обо всем на свете. Тут им не до врагов. И кусаться некогда. Спешат поскорее улететь из опасного места.
- Ну ты, дед, наверное что-то напутал, - не поверил Сашка. - Что же, по-твоему, получается, тысячу лет назад были пожары, а теперь пчелы боятся дыма? Ведь тех пчел давно нет на свете!
- А вот и не напутал, - обидчиво проворчал дедушка. - Инстинкт! У пчел выработалась привычка опасаться огня, и сколько бы поколений ни прошло, все они будут бояться пожара. Природа, она ничего не забывает!
Дед помолчал, а потом добавил:
- И муравьи тоже боятся пожара не меньше, чем пчелы. Не только дыма, даже запаха золы не переносят. Вот пчеловоды и пользуются этим: чтобы отвадить непрошеных гостей, раскидывают золу у ульев.

                БЕЗ РЕНТГЕНА
- Тук-тук, - слышится по всему лесу. Без устали работают лесные плотники-дятлы. Самый большой дятел желна рушит толстенные пеньки, будто долотом вырубает глубокие ниши. Иной ствол давно погибшего дерева весь издолблен, весь в сплошных ранах. Если быть внимательным, на дне каждой такой дыры иногда можно разглядеть чернеющее круглое отверстие - ход жука древоточца или его личинки. Значит, достал-таки лесной хирург древесного вредителя! А вот как он догадался где нужно долбить - это вопрос. Не просвечивает же он дерево рентгеном! Говорят, выстукивая, дятел по звуку находит в дереве пустоту. Может быть... Но вот однажды, стоя у издолбленной работягами-дятлами пихты, я услышал легонький скрип.
- Ск-р-р,- проскрипело внутри дерева и смолкло. Казалось, кто-то пилил там крохотной пилкой. Замерев, я прислушался. Опять скрипнуло и смолкло. Невидимый пилильщик работал с перерывами и роздыхами.
Я не поленился, взял топор и по примеру дятла стал рубить сушину. Из сердцевины мертвого дерева выпал толстый, молочно-воскового цвета червяк - личинка жука-древоточца. Крупная, сама мягкотелая, а головка маленькая, но твердая, будто роговая. А ей иначе и нельзя. Хорошие нужно иметь челюсти и зубы, чтобы перегрызть жесткие древесные волокна. И сила для этого требуется немалая. Упирается, грызет, зубы скрипят, даже сквозь дерево слышно. Не здесь ли кроется разгадка того, как дятел отыскивает древоточцев? Он слышит их по звуку! Может быть, поэтому зимой пестрые дятлы переходят на растительную диету, долбят сосновые шишки. Зимой-то личинки не грызут дерево, спят. Откуда дятлу о них узнать.

                ОБРОСИЛАСЬ
Екатерина Ивановна, пенсионерка сговорилась с соседками собирать полевую клубнику. За весь день облазила склон горы и набрала целое ведро. Устала так, что еле до дому добрела, но все равно осталась довольной.
- Зимой пошлю внучатам варенье, - радовалась она, - да и самой не грех побаловаться чайком.
 Но через три дня радость омрачилась огорчением: руки, ноги, а кое-где и лицо оказались покрыты волдырями, будто от ожога.
- Обросилась! - ахнула старушка. - Вот ведь беда! И как же я об этой напасти забыла, не побереглась.
Правда, волдыри не болели, но страшно чесались. Удержаться, особенно по ночам, чтобы не расцарапать все более вздувающиеся пузыри было совершенно невозможно. Из лопнувших волдырей вытекала прозрачная жидкость. Еще через несколько дней от инфекции, попавшей в ранки, кожа воспалилась и зуд еще усилился. Успокоение приносила только вода, горячая до такой степени, что еле терпела кожа.
Заживали ранки очень медленно. Почти месяц ходила старушка с перебинтованными руками и ногами, а потом еще несколько месяцев на руках были заметны пятна и шрамы.
Отчего же так пострадала пенсионерка? Среди местного населения бытует твердое убеждение, что обжигает травяная роса. Поэтому собираясь за ягодами в поле или лес, стараются идти посуху, избегая росяные утра или сырость после дождя. Благоразумно закутываются с ног до головы в плотную одежду, мажут руки вазелином. В какой-то степени это помогает, но все равно с началом ягодного сезона на каждом шагу видишь "обросившихся". "Обжигаются" и в других местах, но нигде так сильно, как в Восточно-Казахстанской области. И это понятно, пожалуй, нигде нет такой богатой растительности, как на Алтае.
Что это за трава, так жестоко наказывающая любителей ягод? Безусловно, виноваты растения. Одно мы знаем хорошо - это ясенец, неопалимая купина с его ядовитыми эфирными испарениями. Но не только ясенец. Оказалось, что подобным же ядовитым свойством обладают и борщевики. Те самые огромные зонтичные растения с белыми соцветиями, зеленые дудки, которые так любят медведи.
Но вот, зная ясенец и борщевики, и остерегаясь их пуще огня, лазаешь в траве, собирая малину и смородину. Тут же тщательно моешь руки, по совету бывалых ягодников держишь их в дыму над костром, но проходит время и опять видишь на руках все те же волдыри.
Значит, тайна травяных ожогов не раскрыта полностью. Возможно, ветром переносится пыльца ядовитых растений на другие, вовсе безвредные? Или есть еще какие-то неизвестные жгучие травы? Так это или нет, но загадка требует своего окончательного разрешения. Надо найти и эффективное средство защиты от этих неприятных свойств растений, ведь "оброшение" не так безобидно, как может кому-то показаться. Врачи определяют его ожогом второй степени.

                БАБУШКА И МЕДВЕДЬ
Вот какой случай произошел с жительницей одной деревни.
Она пришла в лес собирать ягоды. Кислица в тот год уродилась отменная. Глаза разбегались при виде кустов, усыпанных тугими гроздьями и, конечно же, женщину охватил азарт. Сняв с головы платок, она повесила ведро себе на шею. У нас так часто делают, и это очень удобно. Ведро всегда перед собой, обе руки свободны, и дело идет гораздо быстрее. И так эта бабка увлеклась, что ничего не видела, кроме кустов, увешанных кистями кроваво-черной смородины. Да в этом и не было ничего удивительного, ведь травища едва не скрывала ее с головой.
Один из кустов показался ей особенно рясным. Понятно, что бабка сразу полезла к нему. И надо же было так случиться, что именно под этим кустом отдыхал… медведь. С утра пораньше, по холодку он хорошо поужинал и теперь в жаркие часы дня спал, ничего не слыша. А тут эта бабушка с ведром, кряхтя и отдуваясь, встала прямо перед ним. Медведь проснулся от шума, ничего не понимая, вскочил на ноги и при этом своей башкой стукнул во дну ведра. Да так подкинул его, что оно возьми, да и наденься на голову пока еще ничего не подозревающей старушке. От всего этого мишка, конечно, изрядно напугался, но и рассердился тоже. И прежде чем дать тягу, со злости решил проучить обидчика обычным своим медвежьим способом: снять скальп. Махнул лапой по голове, да не тут-то было: когти без всякого вреда скользнули по железному ведру. Рявкнул тут мишка сердито и деранул с такой скоростью, что только треск по всему лесу пошел.
Можно только представить себе, что тут было с бабкой! Наконец она очухалась, бросила ведро и со всех ног драпанула вниз, в деревню. Тут уж ей было не до ягод.

                ШОРОХ ЛИСТВЫ
                (сентябрь)
В радостях и хлопотах незаметно пролетело лето. Отзвенело птичьими песнями, отцвело разнотравьем, вырастило ягоды и хлеба и теперь осталось не у дел. Еще стоит тепло, можно бы цвести и зеленеть, а травы и листва увядают. Еще вовсю сияет солнце, а уже видно, что идет ненастье. По небу размазана серая известь, будто белой кистью кто-то небрежно помахал по сине-голубому холсту. Это протянулись предвестники непогоды - лисьи хвосты перистых облаков. Они скручиваются в спирали, все гуще облачность, все мрачнее небо. Словно вспоминая буйные летние шалости, отдаленно пророкотал гром. И зародилась тайная надежда: вдруг прозвенит освежающе-короткий ливень, проглянет солнышко и просушит листву, а вместо этого заморосил мелкий и долгий осенний дождичек.
Сентябрь... Жалея о прошедшем лете, с грустным писком шмыгает в придорожных кустах одинокая пеночка-теньковка, буднично тренькают синички, молчком прыгая по стволу пихты, постукивает по сухому дереву дятел. Предчувствуя непогоду, печально и тоскливо кричит бурундук, шуршат в сухой траве мыши.
Первый заморозок будто пожаром опалил листву. Жарким румянцем запылали леса. Какое буйство красок, оттенков и тонов! Горы, что разноцветный ковер: желтые, оранжевые, пурпурные пятна расползлись по всему лесу. Одни лишь пихты, да сосны по прежнему неизменно зелены.
Осень... Монотонным шорохом дождя стучится она в окно. Сорвавшимся с осины листком тихо шелестит по крыше, мышью сиротливо скребется под порогом.
Тихие, золотые дни. К раздумьям и грусти располагает его робкое сияние примолкшей природы. И как дорожишь теперь каждым часом погожего дня! Ревностно ловишь приметы уходящего лета, радуясь каждой зеленой травинке, самому скромному цветку и каждой не улетевшей птице. А осень, словно на прощание, одаривает ласковым теплом солнца и нежной синевой небес.
Давно исчезла летняя духота, посвежел воздух, чуть слышно вздрагивает ветерок и с дерева падает засохший тополевый листок. Он задевает за ветки и в звонкой тишине с жестяным стуком падает на землю. Ветерок усиливается, и вот уже в воздухе хороводом кружится цветная, шуршащая метель. Под ногами шелестит мягкий ковер.
- Кру... кру, - в небе звенят прощальные крики птиц.

                ТАЕЖНАЯ ЯГОДА
Любимейшая и главная ягода в алтайской, восточно-казахстанской тайге, безусловно, кислица. Это разновидность красной смородины, хотя по цвету она вовсе не красная, а скорее синяя. Впрочем местные жители различают два сорта кислицы: красную (она лилово-бордовая) и черную (имеющую иссиня-черный цвет). Если спросишь любого, даже заядлого ягодника, то очень мало найдется таких, что признают в кислице смородину. А если сказать, то удивятся и не поверят: "Какая же это смородина, когда кислица!"
Своей популярностью кислица обязана не только сочности ягод, из которых готовят освежающие морсы, прекрасные кисели и варенье, но и обильным урожаям, каким вряд ли может похвалиться другая смородина, да и вообще любая ягода. Налитые, едва не лопающиеся от сока ягоды висят маленькими гроздьями наподобие виноградных и, бывает, куст обвешан ими со всех сторон. Как манят они с первого взгляда любого, особенно новичка в тайге! Но попробуешь на вкус и сморщишься: уж больно ягода кисла. За это и получила свое название. И такой у нее въедливый сок, что поешь - и долго потом щеголяешь фиолетовыми зубами, синими губами и языком.
Когда созревает кислица, а это бывает в конце августа, то об этом мало-помалу начинает говорить весь город. Жители Зыряновска приходят в волнение. Все вертится вокруг ягодной темы и поездки в горы. Договариваются и собираются группами и в одиночку. Едут в автобусах, на собственных "Москвичах" и на мотоциклах. На две-три недели оживает тогда тайга. Потревоженные медведи нехотя уступают ягодные места, поднимаясь выше в горы к снежным белкам. В глухих таежных трущобах прокладываются людские тропы. Как бы много ни уродилось ягоды, поход за нею всегда бывает труден. Это целое путешествие, для горожанина почти подвиг, о котором потом долго вспоминают и пересказывают друг другу десятки раз.
Лезешь, продираясь через переплетения кустов акации, жимолости, гигантских зонтичных дудок и прочего травяного бурьяна. За шиворот сыплется какая-то труха, высохшие листья, семена, желтоватая, будто пудра, пыльца лезет в глаза, уши, нос. Зеленые зонтики размером со слоновые уши качаются над головой. Все это разгребаешь, раздвигаешь руками топчешь и пригибаешь ногами. А травяным джунглям все нет конца и края. С боков, сверху и снизу сплошной зеленый кошмар, настоящий травяной ад. Голова идет кругом от запахов ядовитой пыльцы, душных испарений и бесконечного мелькания зеленых стеблей, дудок и трав.
Ползешь, цепляясь за какие-то корешки, перешагиваешь через поваленные, ощетинившиеся острыми сучьями стволы, да вдруг ухнешь куда-то в неизвестность, как говорят, в тартарары. Замрет от испуга сердце, а ты скользишь, не зная куда, пока не приземлишься в узкой глинистой промоине, где темно и сыро, где по мокрой земле ползают беловатые, лоснящиеся от влаги слизни, а маленькие паучки растянули свои липкие тенета. Как бы ни чертыхался, а все равно с удовольствием, разгоряченный, с минуту отдохнешь в прохладе - и опять карабкаешься дальше.
Кислица растет в горах на северных склонах. И чем выше, тем она бывает крупнее и обильней. Часто бывает, что доберешься до желанных кустов, а ветви уже обобраны. Кто-то попроворнее успел все обчистить. Это неудивительно, ведь ягодников много, и каждый торопится опередить другого. И тогда снова ломишься, продираясь сквозь зеленую стену и стараясь отвернуть в сторону с проторенной тропы, чтобы найти нетронутое место.
Но вот, наконец, ягодник добрался до нетронутого кисличника. Можно и отдышаться, и осмотреться. Кусты кислицы - те же что черносмородиновые, только крупнее. И листья те же, разве что без аромата, да пожалуй, чуть глянцевитей и темней. Увесистые гроздья лоснящихся, слегка приплюснутых смородин заметно отягощают ветви. Ягод в урожайные годы бывает столько, что с трех-четырех кустов набирается ведро. Будто чернилами, перемазанные фиолетовым соком, усталые, искусанные слепнями, (слава богу, комары уже пошли на убыль и днем уже не досаждают) ягодники тащат вниз полные ведра, бочата, туески. Часам к трем все собираются у машин. Оживленные, обсуждают виденное и пережитое, поджидают, кличут отставших. Сколько впечатлений может уместиться в одном дне!
Рассказам нет конца, но кто-нибудь обязательно помянет медведя: «Смотрю, помятые, пожемканные кусты. Медведь жевал ягоду вместе с ветками и листьями. А рядом куча - голимая ягода. Ну и трухнул я, братцы!»
Другой впервые видел бурундука, третий вспугнул тетерку.
Собрали - не собрали, домой возвращаются, хотя и измученные, исцарапанные и искусанные жгучей крапивой, но все равно радостные и счастливые.
Так было в прежние годы. С тех пор многое изменилось. Теперь культурные ягоды выращивают на дачах, и кислица отошла на второй, а может и на третий план. Да и в лесу не стало той ягоды, что была прежде. Лес поредел, а местами исчез вовсе: где вырубили, а где и сгорел. И хотя еще остались островки нетронутого леса (крутизна склонов не позволяет добраться туда лесорубам со своей техникой), что-то успело измениться в климате. Стало суше и жарче летом, холоднее зимой. Не хотят жить в такой тайге зверь и птица, постепенно исчезают ягоды. Кислица захирела, кусты зачахли, а многие сгинули бесследно. Не встретишь теперь кустов, что давали по половине ведра. И урожайных лет что-то не стало. Ходишь, лазаешь весь день, а соберешь каких-нибудь полведра. Какая же это кислица - одна маета!
Созревает кислица в августе, но брать ее (по выражению местного населения) лучше в сентябре, когда она входит в настоящий вкус и кажется особенно сочной. Она сохраняет все свои вкусовые качества до самого снега. И даже зимой, пока кусты не завалит снежными заносами, птицы лакомятся подмороженными иссиня-черными ягодинами, наполненными терпким, кисло-сладким соком.

                СНЕГОТОП
Это случилось в суровое военное время. В тот год конец сентября выдался на редкость теплым. В горах стояла солнечная, совсем летняя погода, и лошадям, что паслись на горных лугах, было раздолье. Но осень есть осень, всякое может случиться. И старый Ермил - старший пастух и конюх - отдал команду гнать табун вниз. Его помощник, хромой Варфаломей, был рад-радешенек такому решению.
- Три дня пути, и будем дома, - не скрывая довольства, говорил он. - Домой-то кони сами побегут, и подгонять не надо.
Что ни говори, а три месяца цыганского житья в драном балагане не каждому по вкусу. Однако третий пастух - тринадцатилетний Николай - не разделял радости стариков. Ему было жаль покидать привольные альпийские луга, где еще не отошла ягода-черника, а на местах недавно растаявших снежников цвели подснежники и жарки.
- Куда торопиться, погода-то вон какая, только и нагуливать лошадей, - пытался вставить он свое слово.
Но дед Ермил был непреклонен. Да и кто будет слушать мальчишку!
- Завтра и погоним. И так задержались, почитай на месяц. Время сейчас неустойчивое, ненадежное. Нагрянет непогода - вмиг занесет снегом. Тогда намаешься, хлебнешь горя. И коней погубим.
В первый день спустились в долину к верхнему участку лесорубов. Здесь и заночевали. А утром выяснилось, что пегая кобыла Пеструха охромела. При переправе через речку она поранила копыто острым камнем. Прихрамывали и еще несколько лошадей - они ушибли ноги на каменистом спуске.
После долгого раздумья дед Ермил принял решение:
- Ну что ж, парень, ничего не поделаешь, придется тебе задержаться на пару деньков. Варфаломей не может, бабка у него больна. Пусть лошади отдохнут, пока ноги заживут. А тогда иди вниз. Деревня Масляха недалеко, а там дорога - не пропадешь.
А потом добавил:
- На всякий случай оставляю тебе доброго коня. Он не подведет, недаром Снеготопом зовут.
Коля только рад был такому повороту дел.
- Ладно, не беспокойтесь, Ермил Палыч, все сделаю как надо, - заверил он старика.
Табун ушел. Коля сделал себе лежанку в избушке лесорубов, приготовил еду.
Был на редкость тихий осенний день. В воздухе медленно кружились желтые березовые и осиновые листья. Зеленые пихты стояли усыпанные золотыми украшениями.
Но к вечеру по небу закружили, завихрили спиралями разводья легких облаков. Как-то совсем необычно потемнело, потянул сырой ветерок. Высыпавшие на небосводе звезды вскоре потонули в мороке туч. А ночью повалил снег. Густой и мягкий, словно шмотки мокрой ваты. Утром, когда Коля встал, снегу было по колено, а он все сыпал и сыпал. Кони, тревожно всхрапывая, кучкой стояли рядом с избушкой и будто чего-то ждали от человека.
Холодало. Снег начинало крутить. Надвигалась метель.
«Лошадям есть нечего, а непогода может продержаться и неделю. Надо быстрее спускаться, - дошло до пастуха. - Не то совсем завалит, не выберешься».
Кавалькада лошадей вытянулась цепочкой. Коля верхом на Снеготопе, остальные следом вереницей. Хромые лошади шли медленно.
Снеготоп, ступал, осторожно ставя в снег свои широченные копыта. Временами он проваливался в сугроб и тогда грудью раздвигал снег впереди себя. Казалось, что он плывет по белому полю.
Буран все усиливался. Мокрый снег лепил глаза, забивался под одежду, таял на теле и это было самое худшее. В мороз человек так не промокнет и не промерзнет, как в сырую оттепель.
Вскоре мело уже так, что впереди за несколько метров ничего не было видно. перед глазами все кружило, плясало, мутно-белая пелена застилала лес. Одна сплошная круговерть, сквозь которую едва проглядывали серые остовы пихт. Коля вдруг понял, что потерял дорогу. Тропу давно занесло, все заровняло серое поле.
«Надо опустить поводья. Снеготоп сам должен найти дорогу», - догадался мальчик.
Снеготоп шел все медленнее. Снег достигал его брюха: ему было уже трудно пробивать дорогу. Несколько раз конь останавливался, сбивался, стоял, словно раздумывая, куда идти. А может быть, просто отдыхал. даже такой легкий седок, как паренек, стал для него тяжел. Коля слез и пошел пешком за конем, с трудом перешагивая из одного следа в другой. Уже выбиваясь из сил, он догадался схватиться за лошадиный хвост. Сразу стало легче. Умный Снеготоп тянул ровно, стараясь не спотыкаться и не заваливаться в стороны, хотя делать это на крутом склоне было все труднее.
«Топай, милый, выручай, Снеготопушка», - мысленно уговаривал Коля. Он уже давно потерял всякое представление о времени и месте, где находится. Штаны его давно промокли и теперь закоченели, но на ходу холод почти не ощущался.
«Только бы хватило сил дойти до деревни, - думал он все время. - Остановишься, замерзнешь».
Снег так и не переставал. Коле показалось, что начинает темнеть. так оно на самом деле и было. Наступил вечер. И вдруг мальчик почувствовал, что снег как будто мельчает, да и склон выположился. Они спустились так низко, что зима стала медленно отступать.
«Теперь не пропадем», - обрадовался он и вдруг подумал, что сейчас у них в деревне наверное идет дождь и вряд ли кто догадается, что здесь творится. Ведь еще только сентябрь.
Когда уже совсем сумерки поглотили все вокруг, Снеготоп вдруг остановился перед каким-то препятствием.
«Чего это он?» - удивился Коля и тут понял, что это забор. Залаяла собака. Они пришли в долгожданную Масляху. Умный конь не подвел и привел куда надо.
Вскоре Коля уже отогревался в избе у печи и думал о том, что и лошадям его сейчас хорошо. Они отдыхали в конюшне, и сена им хозяин дал.
- Ну, паря, и добрый же у тебя конь, - говорил хозяин - бородатый мужик. - Не он, замело бы вас снегом. И откуда такой снег в сентябре?
Но Коля уже не слышал. Он засыпал.

                ИВОВЫЕ "ЯБЛОКИ"
Осыпалась листва на ивовых кустах, и на концах ветвей стали заметны бурые махровые "цветы", своей формой (но ни в коем случае не цветом) слегка напоминающие увядшую и засохшую розу. Их бывает так много, что буквально все ветви могут быть усыпаны ими. Издали они еще кажутся похожими на диковинные плоды, например, на сморщенные, почерневшие от старости и оставшиеся зимовать яблоки. Но если это плоды, почему не находится ни одной птицы, ни одного зверя, пожелавшего бы полакомиться ими? Ни лоси, ни зайцы, ни косули, с удовольствием объедая нежную кожицу лозы (а иногда и целые ветви), всегда пренебрегают их "плодами". Впрочем, вот синичка-гаичка прицепилась к "шару" и с ожесточением долбит его. Но опять-таки ее прельщает вовсе не сама "роза", а насекомые, оставшиеся зимовать в ее не то лепестках, не то чешуйках.
А все дело в том, что это вовсе не плоды, а уродливые разрастания древесной коры, вызываемые маленькими комариками - ивовой галлицей. Весной эти крохотные насекомые, проникая в ивовую почку, выделяют особые ростовые вещества и почки, вместо того, чтобы выпустить нормальные продолговатые листья, начинает разрастаться мясистыми, с широкими чешуйками и лепестками, образующими своего рода цветок. Эти "цветы" служат для их хозяев жильем - помещением, предохраняющим от непогоды.
Давно уже непрошеные гости покинули ивовые ветви, а домики их красуются еще несколько лет, вызывая недоумение у многих любителей природы: откуда на иве вдруг появились плоды?

                ЛЕСНОЕ ХОЗЯЙСТВО
У себя на даче я не держу никаких домашних животных. Даже курицы нет ни одной. Однако сена хоть немного, но заготавливаю на зиму всегда.
Заглядывает в гости сосед, удивляется:
- Зачем тебе сено? Ни козы, ни телки. Вот у меня две коровы, свиньи, куры. Даже лошадь имеется.
Он явно неодобрительно осматривает мой двор.
И почему люди в деревне живут, если хозяйства нет никакого? И огород у тебя пустует. Что это, одни подсолнухи, да венички!
- У меня, Авсксентий Варфаломеевич, тоже хозяйство, - словно оправдываясь, шучу я, - лесное. Вот, например, птицы живут, - показываю на развешенные скворечники. - В одном скворцы, в другом вертишейки нынче летом квартировали.
Но Авксентию Варфаломеевичу это ни о чем не говорит, он качает головой, осуждая меня как явно пропащего человека, городского чудака, занимающегося баловством.
- И бурьян не выдерган. Вон репей какой вымахал, - продолжает замечать крестьянский хозяйский взгляд. - Непутевое это дело, - ворчит сосед, - баловство одно. И коровник пустует. А сено на чердак ты зря складываешь. Не дай бог, спичку кто бросит.
Мне неудобно перед гостем. Он-то трудяга, хотя и тоже пенсионер, как и я. Я вот к нему хожу каждый день, банку молока покупаю. Но как ему объяснить, что у меня в лесу тоже свой интерес имеется? А что до хозяйства, так и оно у меня, вроде бы, как есть. Только не такое, как у него, домашнее, а лесное, вольное.
Вот, к примеру, во дворе лежит куча почерневших от старости камней. Я их тоже не трогаю и даже оберегаю, здесь живет жаба. Черная и большая, мягкая, как надувная резиновая игрушка. Каждый вечер, когда стемнеет, она выбирается из своего убежища и, грузно шлепаясь, прыгает по мягкой траве двора. Существо как будто бы никчемное и даже противное, но для меня она ничуть не менее желанна, чем тот же соловей, что каждую весну распевает за оградой моего двора. К тому же, жаба живет здесь испокон веку, явно больше, чем я в избе. Ну как же можно ее выгонять, когда, возможно, не я здесь хозяин, а она.
Что же касается сена, так оно зимой большим спросом пользуется у моих соседей, лесных жителей. Дача у меня на самой окраине деревушки, почти в лесу стоит. К стожку за огородом, бывает, лоси подходят. Может и косуля какая, по беде оставшаяся, забрести.
В пустой коровник - так даже зайцы бегают полакомиться сеном. Где еще зимой его найти!
На сеновал, который я устроил на чердаке, прилетают ночевать рыженькие овсянки. Там в сене они и зернышки ищут.
Для птиц же и сорняки в огороде оставлены:
подсолнухи и просо - синичкам,
репейник - щеглам,
хмель - красногрудым снегирям,
полынка, крапива, лебеда - длиннохвостым сибирским снегирям-урагусам.
У меня и в саду деревья не домашние, а лесные. Они тоже птицам службу служат, какая-никакая, а подкормка:
рябина и калина - для свиристелей и дроздов,
березовые почки - для тетеревов,
березовые сережки - для чечеток.
Вот какой у меня большое хозяйство!

                КОРЕНЬ, ДАЮЩИЙ СИЛУ
Погожим сентябрьским деньком мы поднимались на гору Щебнюху. Гора эта не лишком высокая, всего около двух тысяч метров над уровнем моря, но по алтайским понятиям высота считается немалой. Перед вершиной проходит верхняя граница леса. Пихты здесь угнетенные с отмершими вершинами, кедры приземистые, с изогнутыми кривыми стволами
Трава уже отцвела, засохла и начала никнуть к земле. Громко шуршали пестрые бурундучки, иногда мелькали короткохвостые полевки. Выделялись высокие стебли растений, похожие га чертополох с побуревшими шаровидными соцветиями. те, что не совсем высохли, еще сохранили красновато-лиловый цвет. Я заметил, что некоторые кусты выбиты из земли острыми копытами...
- Маралы, - коротко пояснил мой спутник, здешний лесничий. - Копают корни и едят, набираясь сил перед боевыми турнирами. Да и на предстоящую зимовку силы надо подкопить. Они и весной, ослабевшие после зимы, копытят эту траву, - добавил он.
Так вот он какой, знаменитый маралий корень, по научному левзея сафроловидная, дающая бодрость духу, молодость и физическую силу телу! Средство от утомления, лекарство, снимающее усталость. В народе говорят, что корень поднимает человека от четырнадцати болезней.
Во многих местах мы видели целые природные плантации этого растения.
- Сейчас в некоторых районах нашей страны маралий корень разводится как кормовое растение для скота, - сказал мой спутник. - Кроме своих ценных лекарственных качеств оно еще и очень урожайно и питательно.
Потом мы увидели палатку, приткнувшуюся к развесистому кедру. Здесь в тени, на прутяных решетках сохли выкопанные корни. Это работали заготовители маральего корня. Рабочие показали нам и другое чудодейственное растение, называемое золотым корнем. Свойства его подобны маральему корню и даже сильнее, а растет оно еще выше - на каменистых осыпях под снежниками.
 Это были стройные стебли с мясистыми, серебристого цвета листьями, увенчанные короной мелких желтых цветов.
- Понюхайте, - сказал один из сборщиков, подавая золотистые с перламутровым блеском корешки, - они-то и лекарственные.
От искривленного, похожего на морковь, корня явственно исходил запах розы.
Так вот почему он еще называется розовым!
Я подумал: уж не потому ли знаменитый пантокрин, отдаляющий старость, изготовляют из молодых рогов маралов, что о эти животные едят маралий и золотой корень. Ведь не делают же пантокрин из рогов благородных оленей, по существу тех же маралов, но европейских. Оказывается, все дело в том, что в Европе не растут эти чудодейственные растения.

                ВОРИШКА
Ребята из нашей деревни Ванюшка и Сережка рыбачили на Бухтарме. Сделали шалаш, натаскали травы и ночевали преспокойно в тепле и уюте. Место хорошее: река, скалы, рядом протока с тенистыми отмелями и тихой водой. Мальчишки купались, загорали, ловили рыбу.
- А знаешь, - сказал как-то Ванятка, укладываясь спать, - сегодня я видел кошку. Черная вся, без единого пятнышка. Прошмыгнула по берегу и спряталась в кустах. Откуда бы ей здесь взяться?
- Ну, это ты брось, - сказал более рассудительный Сережка. - Кошке здесь вовсе нечего делать. Деревня далеко, если одичавшая, она обязательно бы поближе к людям подалась.
- Умный ты больно, - обиделся Ванюшка, - не хочешь, не верь, а может еще сам увидишь.
Ребята уснули, а утром поднялись до рассвета, чтобы поудить на прохладной зорьке. Ловились чебаки и красноперые язи.
Из-за тумана, стелющегося над Бухтармой, медленно поднималось холодное солнце. Вдали стонали кулики-перевозчики, ядовито звенел одинокий комар.
Время летело незаметно. В азарте ничего не замечая, ребята вытаскивали одну рыбку за другой и складывали каждый в свое ведерко. Конечно, улов был у них общий, но оба хотели похвастаться свое удачей: кто больше наловит. Рыбачили молча, с солидностью настоящих взрослых рыбаков. Лишь однажды Сережка не выдержал и прихвастнул:
- Ого, какая попалась!
Оглянулся, чтобы посмотреть на своего друга и остановился, пораженный. Ему показалось, что рядом с ведерком мелькнула темная тень.
- Неужели и правда кошка? - подумал Сережка, но ничего не сказал товарищу, чтобы не признаться во вчерашнем промахе.
Рыбалка продолжалась, и каждый из рыбаков был уверен, что наловил больше другого.
- Все, хватит, - наконец не выдержал Ванька. - Солнце припекает, да и есть хочется. Пора завтрак готовить.
- Ладно, - согласился Сережка, а сам подумал: "Сейчас увидим, кто больше наловил. Наверняка у меня раза в два больше." Заглянул в ведерко и ахнул: там лежали три мелких пескаря. А рядом по сырой земле до кустиков тальника и коряг на берегу протянулась целая тропка мелких звериных следов.
- Ха-ха-ха! - злорадно засмеялся Ванька. - Вот наловил, так наловил! Спал ты, наверное, а не рыбачил. А еще говорил, что нет кошки. И куда ты только смотрел!
- Да не кошка это, - вдруг догадался Сережка, - это же норка! И как мы про нее забыли.
И верно, норок здесь все знали. Очень много их развелось за последние годы по берегам рек и ручьев.
Ребята подивились нахальству и смелости зверька, но рыбу никто не жалел. Наоборот, оба вроде как были даже довольны, что их так ловко надули.
- Вот это да! - все никак не мог успокоиться Сережка, - из-под носа ведь утащила. А ты все: кошка да кошка. Куда кошке до норки!

                ПОЧЕМУ БУРУНДУК ПОЛОСАТЫЙ
В детстве у меня не было вопроса: почему бурундук полосатый? Я хорошо помнил сказку о том, как медведь бурундука лапой "погладил". Так когтями "приласкал", что на спине у того пять ярких полосок навсегда остались. А вот когда я стал взрослым, то засомневался: мишка ли тут виноват?
Иду однажды по осеннему лесу. Так хорошо бывает в эту пору года! Невидимые, в ельнике тихонько гнусавят и тренькают таежные синички - пушистые, опрятные гаички и растрепанные суетливые московки. Дятел вдалеке лениво и глухо постукивает по сухой пихте.
Лес поредел и солнце, пробиваясь сквозь облетевшие ветви, всюду пестрит полосками и пятнами света
На небе ни облачка, теплынь стоит, а бурундучок, уныло покрикивая, предсказывает ненастье.
Вдруг какая-то птица свистнула в кустах. Да это вовсе и не птица, а предсказатель непогоды, шустрый бурундучишка. Присел и, сгорбив полосатую шубку, шуршит в пересохшей листве и точит что-то зубами. Грызет, а сам на меня глазок косит. Я шелохнулся, треснул сучок под ногой, а он уже взбрыкнул и шасть под куст! Будто солнышко мигнуло сквозь ветви. Сверкнуло что-то желтое, полосатое и тут же потерялось в пестроте осеннего подлеска. И тут мне стало понятным, почему бурундук желтый и полосатый. Сидящий, он будто под шапкой невидимкой, растворялся среди солнечных пятен и опавшей осенней листвы. Черные же полоски на спинке сделали его невидимым на бегу. С ними он прямо-таки слился с пестротой кустарников и ветвей.


                СУШАТ СЕНО
Сеноставки - маленькие бесхвостые зверьки, обитающие в горах. За тонкий писк их еще называют пищухами. Сейчас у них горячая пора: заготавливают и сушат сено. стригут зубами травку, складывают в стожки. Травки отборная, чистая, душистая. И копенки - аккуратные: стебелек к стебельку. Укрыты под навесами камней, под кронами у комлей пихт. Надо, чтобы сенцо провялилось на ветерке, не пересохло и, не дай бог, не подмокло и не сопрело. В общем, дел у круглоухих зверьков полон рот. Чуть захмурило, тучки заходили|, сеноставки в беспокойстве перетаскивают траву где придется, прячут от дождя. Кончилась гроза, опять забота: ворошат, проветривают, подсушивают. Камешками прижимают, чтобы ветром не разнесло, не сдуло. А то и корова может стожок языком слизнуть. Правда, скотина в эти края почти не заходит.
Большое нужно терпение и искусство, чтобы подготовиться к зиме. Но хозяйственные сеноставки работы не боятся. Суетятся, трудятся от зари до зари. Зато с запасом ароматного сена в трудные времена не пропадешь.

                ЗАГУБЛЕННАЯ КРАСОТА
Григорий Иванович был художником. Не только по профессии (он работал оформителем в заводском дворце культуры), но и художником в душе. Во всем он стремился видеть прекрасное и в первую очередь в природе.
В лесной заброшенной деревушке у Григория Ивановича был домик. Старый художник перестроил его на свой лад: кресла и стулья здесь были сделаны из пней и выворотней, кровати из обструганных лесин. Стены украшали уродливые коряги и причудливо изогнутые корни. По углам из обомшелых и усыпанных грибами-трутовиками кривых коряжин выглядывали лесовички и гномики. Все они были сделаны из корья, еловых шишек и чаги. Даже дверные ручки хозяин заменил удобными для рук сучками и деревянными наростами. Художник любил приезжать сюда в субботние и воскресные дни. Он бродил по горам, писал этюды, а вечером сидел у потрескивающего березовыми поленьями камина.
Вот и в это раннее октябрьское утро Григорий Иванович встал в прекрасном настроении. Разгорающаяся заря обещала яркий погожий денек. Григорий Иванович потихоньку оделся, повесил на шею фотоаппарат, а потом, немного подумав, перебросил через плечо старое ружье. Он давно уже не охотился, а зачем это сделал сейчас, наверное и сам бы не смог этого объяснить. Так, почти машинально, по почти забытой старой привычке.
По камням перепрыгнув через булькающий ручей, он стал взбираться по крутому, лесистому склону горы. Под ногами громко трещали высохшие дудки дягиля. Где-то среди деревьев тихо попискивали синицы-московки. Коротышка-поползень, вереща тревожно громким голосом, торопливо взбегал по обомшелому стволу засохшей пихты. Вдруг сверху что-то шумно захлопало. Григорий Иванович поднял голову и увидел большую черную птицу, усевшуюся на вершине старой осины.
«Глухарь!» - понял старый художник. Давно, уже много лет не доводилось ему видеть этого красавца тайги. А ведь когда-то они были здесь обычны. Чем-то дремуче-лесным веяло от всего облика этой древней птицы.
«Надо сфотографировать!» - первое, что мелькнуло в голове.  Прицелился визиром фотоаппарата: нет, не то. Получалось очень мелко. Почти точка на фоне ветвей. Зато простым глазом все было видно хорошо.
Черная птица медленно поворачивала большую, словно каменную голову, тревожено озиралась по сторонам.
«Улетит, сейчас улетит! - лихорадочно соображал художник. - Умчится и поминай как звали. И следа не останется от чудесного видения». А как хотелось оставить ее с собой, сохранить в памяти и показать жене, друзьям. Доведется ли еще когда встретиться с таким красавцем!
В каком-то торопливом затмении Григорий Иванович сорвал с плеча ружье, приложился и выстрелил.
Тяжело стукаясь о ветви, грузная птица мешковатым комом полетела на землю.
И тут только дошло до старого художника непоправимость случившегося. Стараясь не разглядывать, он торопливо сунул мертвую птицу в рюкзак. Теперь не хвалиться удачей хотелось ему. Нет, вовсе наоборот, его мозг сверлила одна мысль: поделиться своим горем.
Никакой речи не могло быть о продолжении задуманного восхождения на гору.
- Мария! - голосом, в котором слышалось неподдельное отчаяние, крикнул он с порога испуганной жене. - Посмотри, что я наделал! Что я наделал!!!
Дрожащими руками он вытащил из рюкзака большущую окровавленную птицу.
- Ну и что? - догадавшись в чем дело и успокаивая мужа, проговорила Мария. - Отлетался петух. Мы из него сварим отличный суп. А кроме того ты сделаешь чучело и оно будет стоять в твоей комнате.
- Нет, нет, мне ничего не нужно, -уставшим голосом сказал Григорий Иванович. - Зачем я это сделал! Я же не хотел этого.
Теперь ему было все безразлично. К сваренному супу он не притронулся. Но чучело сделал. И каждый раз, взглянув на гордого красавца глухаря, чувствовал укор совести.
«Нет, не то», - тоскливо думал он и вспоминал ту незабываемую картину: озаренная только что взошедшим солнцем вершина сосны и озирающаяся, с вытянутой длинной шеей диковинная, будто из сказки, птица.
Ружье он больше никогда в руки не брал.

                БИЧУЮЩАЯ БЕРЕЗА
Непогода некстати застала меня в пути. Сильный порыв ветра сорвался откуда-то из-за горы и больно ударил в лицо снежной крупой. Вершины деревьев загудели тревожно и глухо. Сырой, промозглый холод пробрался под полу ватной куртки. Стало неуютно, захотелось в тепло, домой.
Торопливо сбегая по узкой тропе, вьющейся по гребню горы вдоль опушки редкого леса, я обратил внимание на странную парочку деревьев. Уединившись от всех остальных, рядышком стояли молодая пихта и росла береза. Это сосуществование вовсе не было таким мирным, как это поется про тонкую рябину, прислонившуюся к дубу. Напротив. деревья враждовали, сражаясь друг с другом! Если же говорить точнее, это было избиение пихты березой. Размахивая тонкими и гибкими ветвями, берез хлестала свою соседку. Она прямо-таки бичевала более малорослую пихту. И, как видно, это повторялось с каждую непогоду. Многие пихтовые ветви были захлестаны до смерти и уже отсохли, и от того все дерево казалось однобоким: пышная хвоя с одной стороны и голые сучья с другой.
Пихта держалась стойко. Содрогаясь под порывами ветра и хлесткими ударами березовых ветвей, медленно и величаво раскачивалась ее вершина. Что она могла противопоставить своей агрессивной соседке? Только смирение, стойкость и терпение. Плавно размахивая уцелевшими ветвями, пихта глухо шумела, словно ропща и жалуясь на свою судьбу и неудачное соседство.

                ЛЮБИТЕЛЬ КАРТОШКИ
Выкопала тетка Агафья картошку и пожаловалась соседке:
-Хороший нынче урожай, да вот крот много поел.
А та договорить не дала и сама запричитала:
- И не говори, соседушка, у меня проклятущий, почитай, четверть огорода попортил. И ведь каждый год хулиганит, а управы на него нет. Чего уж я не делала, и известку в гряды закапывала, даже карбид клала, а не помогает. Ничего не боится ворюга.
Обозлились соседние мужики и давай крота искать. рыли, рыли, пол-огорода перекопали и нашли вовсе не крота, а какого-то совсем другого крупного рыжего зверька. Голова массивная с малюсенькими глазками. туловище короткое, очень сильные лапы с длинными когтями, как у хорошей собаки.
- Бусый крот, - небрежно бросил один из мужиков, местный охотник.
А это вовсе и не крот, а цокор - грызун из семейства полевок. Кроту он вовсе даже и не родственник. Тот насекомоядное животное, можно сказать, хищник, дождевыми червями, да жуками питается, а цокор - грызун, вегетарианец. Ест подземные части растений. И вот беда: любит корнеплоды - свеклу, морковку и обожает картошку. Цокор не ложится зимой в спячку, а делает на это время запас корма. Можно представить себе, сколько нужно запасти еды, если зима тянется целых пять месяцев! В одной из кладовых нашли три ведра картошки. Сколько же он запасает всего, если таких складов бывает несколько!

                О ЧЕМ ШЕПЧЕТ ОСЕННИЙ ДОЖДЬ
С вечера зарядил нудный и по-осеннему холодный дождик. В открытую форточку хорошо было слышно, как сыпали мелкие капли, вызванивая дробь по железным крышам, по лужам и асфальту. Потом дождь как-будто смолк, и в наступившей тишине за стеной дома я услышал шорох опадающей листвы. Это не было сухое шуршание умерших листьев, сорвавшихся с дерева и ударяющихся по пути о ветви. Казалось, нашедшие на земле последний приют листья о чем-то шепчутся, потихоньку переговариваясь друг с другом. И чудились в этом разговоре печальные вздохи и жалобные всхлипы. А еще казалось, что кто-то крадучись ходит, шлепая босыми ногами по мокрой листве.
Так продолжалось всю ночь, и только с рассветом раскрылся секрет таинственного шуршания. Оказывается, дождь вовсе не кончился, а перешел в мельчайший, почти туманный морос. Влага, стекая с мокрых ветвей, падала тяжелыми крупными каплями. Вздрагивая под ударами, шелестели, точно вздыхая, листья. Так, исподволь, сторожкими шагами незаметно крадется осень.

                СИЛА ЖИЗНИ
Осенью срубили большую развесистую осину. Спилили под самый корешок.
«Конец пришел ветерану», - так думали все о старом дереве.
Но вот наступила весна и вокруг пенька стали вылезать молодые побеги. Тонкие, стройные прутья осины. Сначала показалось несколько лозинок, а затем поперло их вверх великое множество. К концу лета вокруг пня поднялась целая щетина свежей поросли. Настоящая древесная рать, полная сил и молодой энергии. Это корни, умирая, успели дать ростки, и те, пробившись через землю, быстро потянулись к солнцу.
Прошло несколько лет. Давно сгнил пенек, пропали, наверное, и старые корни, а вокруг их зашумел молодой осиновый лесок. Жизнь погибшего дерева продолжалась в его детях. Так, наперекор всему, настойчиво и упрямо передается эстафета жизни.

                РАЗБОРЧИВЫЙ ШИПОВНИК
В сентябре на колючем шиповнике созревают плоды. Спеют, но не опадают. Ждут, кого-то приманивая своим ярко-красным румянцем. И дожидаются. Лакомятся ими рябчики, тетерева, глухари. Стайками налетают дрозды. Глотают ягоды целиком. Мягкий плод переваривается, а твердые косточки, целые и невредимые, выходят наружу. Это растению выгодно. Весной семена прорастают и на удобренной почве выходит росток молодого шиповника. Так, лакомясь и перелетая с места на место, птицы расселяют многие ягоды.
Ну а для чего шиповнику острые шипы? Оказывается, кроме друзей, есть у дикой розы и враги - всевозможные грызуны. Дело в том, что мыши и полевки съедают все без разбора. Острые их зубы перемалывают самые твердые косточки. Тем более, что они гораздо калорийней мякоти плода. Шиповнику вовсе ни к чему раздавать и губить свои семена. Вот он и отгородился от непрошеных гостей колючками. Попробуй доберись до ягод по ветвям, усаженным острыми, как иголки, шипами!
Таков шиповник: одних приглашает, от других защищается.

                КЕДР КОРМИЛЕЦ
Серое утро занялось в горах.
- Крэ-ээ! – разнесся по ущелью резкий, пронзительно громкий птичий крик. Большая пестро-серая птица, сложив крылья, стремительно пошла вниз. Это кедровка увидела свое дерево и обрадованно затрезвонила об этом на весь лес:
- Спешите на пиршество, благородный кедр, кормилец тайги раздаривает свои орехи!
Едва ли кто в тайге останется равнодушным к этому зову. Лесные жители собираются со всех сторон: кто бегом, кто на крыльях, а кто и пешком ковыляет. Много любителей полакомиться питательными и вкусными орешками. И хоть не каждому доступно могучее дерево, оно щедро одарит, накормит всех желающих. Достанется даже мышам, предусмотрительно сбросит им свои орехи на землю.
Добывает орехи кто как может, но лучше всех для этого приспособилась нагловатая и пронырливая, похожая на сороку кедровка. Она ловко шелушит шишки клювом, а лишние орешки таскает под языком. Для этой цели там у нее есть вроде бы как специальный мешок. Наберет птица в рот три-четыре десятка орешков и летит прятать про запас на зиму. Куда складывать, она долго не раздумывает, терпения не хватает, поэтому сует куда попало: в разные щели, под камни, подсовывает под мох. Зимой запасы съест не только хозяйка, но и любой житель тайги, если посчастливится найти птичий клад. Кедровке их не жалко, ведь она и сама забывает о многих своих захоронках. Орехи теряются, и весной некоторые из них прорастают. Так птица расселяет кедровые леса.
Белке тоже добывать орехи не проблема, ведь она по деревьям скачет почти так же, как летает птица. Схватит шишку в зубы и перемахивает с ветки на ветку, с дерева на дерево. Хлопотунья торопится запастись провизией на черный день. Складывает куда придется: под отставшую кору дерева, в дупло, а где и просто в кучу камней.
А вот маленькому бурундуку такая работа не по силам. Шишку ему не унести, где уж там, хотя бы с дерева снять. Подгрызет орешек, шишка на землю летит, а бурундучишка следом со всех ног торопится. Боится, как бы кто не утащил. На готовенькое ведь удальцов много. От маленькой мыши-полевки до великана Топтыгина. Косолапому медведю лень лазать на высокий кедр. Он лежит под деревом, ждет, когда шишка сама свалится или кто ненароком уронит. Шишки медведь ест не шелуша, пережевывает орехи вместе с чешуей. А желудок от этого у него вовсе не портится и не болит.
Кто бы мог подумать, даже маралы приходят в кедрач попастись, кедровые орешки погрызть! Всем в тайге нужен кедр. Вырастай поскорее, могучее дерево, набирайся сил, корми лесное звериное и птичье племя!

                ИНЕЙ
После дождя разведрилось, посвежело. С вечера потянул северный ветерок и ночью стукнул заморозок.
Выглянула луна и начала творить чудеса. Наверное, она решила приворожить лес своим таинственным светом, усыпав алмазными лепестками траву и деревья. К рассвету выбелила поляны, на тропинках разостлала белесые холщовые дорожки, осыпала мхом изморози траву.
Утром выглянуло солнце. Осветив заиндевевшую землю, оно скользнуло по опаленной морозом листве, и побагровевшие листья дружно, как по команде, с шорохом посыпались вниз.
Лучи солнца упали на землю, и сверкающие искры инея на глазах стали исчезать. Трава обмякла, поникла и, будто облитая кипятком, тут же потемнела.
Закапало с крыш. Железо сначала обтаяло, потом начало просыхать, задымилось парком и, не прошло и нескольких минут, как от влаги не осталось и следа.
Занимался день, сияющий, яркий, жаркий.

                ПОРА РАССТАВАНИЯ
                (октябрь)
Сыплет и сыплет разноцветный дождь. Начинается октябрь в золоте и шелесте листвы, а кончается стуком голых ветвей на ветру, иногда и шорохом снежной поземки по мерзлой земле.
Трепетное расставание с летом и осенью заметно во всем: в дрожании одинокого листочка на осине, в печальных криках улетающих птиц.
Стынут на ветру деревья, но еще мельтешит среди голых ветвей невесть откуда взявшийся мотылек. Он поистрепался, весь пообтерся, но в нем еще теплится жизнь. Какие-то лохматые, едва живые гусенички еще ползут по земле, а в мокрой траве барахтается паучишка. Ночью этот народец замирает, но днем, едва пригреет солнышко - оживает вновь. Жалко этих уродцев, старушек и калек! И хотя они еще цепляются за жизнь, дни их сочтены. Осень несет для них холод и смерть.
Всегда грустно прощание с летом, и так хочется еще и еще раз ощутить эту ласковость и теплоту солнца, увидеть зелень травы и голубизну воды и неба. Трудно смириться, но знаешь: скоро надолго все скроет белое покрывало зимы.
Но осень - это не только холод и затяжные дожди. Бывает, весь месяц держится ясная, сухая погода. Прекрасны эти молчаливые октябрьские дни. Солнце неярко, воздух прохладен и свеж. В глухих распадках дремлет осенний лес, сизая дымка скрадывает седые таежные дали. Какие изысканные, акварельные оттенки красок неба, воды, гор и лесов!
Иной раз выдастся особенно теплый денек. Кажется, снова вернулась весна. Воспоминания, чудесные видения прошлого нахлынут теплой волной. Не потому ли и тетерева, взбудораженные обманчивым солнцем, вдруг снова начинают токовать? С закрытыми глазами переступают по березовым веткам и глухо бормочут, будто в полудреме.
Опустели поля и леса. Улетели трясогузки, скворцы, грачи. Голо и тихо вокруг. И вдруг с высоты, откуда-то из поднебесья звонкие голоса. Стая больших, черных птиц медленно плывет над лесом. Льются и льются, берущие за душу тревожные крики птиц. Улетают журавли. Заканчивают пролет водоплавающие: утки, гуси. кулики. В осиротевшем лесу остались хозяйничать сороки, дятлы, синицы. А на опушке леса, в краснеющих кустах рябины шумно пируют дрозды. Ссорятся, без умолку трещат. Гулко разносятся их крики в осенней тишине. Компанию дроздам составляют прилетевшие с севера снегири, свиристели, чечетки. С гор спустились крикливые сойки и кукушки. В зимние наряды оделись зайцы, горностаи, ласки. Предчувствуя ненастье и зиму, делают последние запасы на черный день даже такие неприхотливые птицы, как синицы. Они подбирают с земли и прячут в расщелины коры семена и куколки насекомых.
И вот уже тучи обложили небо. Стало сумрачно и неуютно. Перед близкой непогодой в панике засуетились, забегали мыши, попрятались по закоулкам птицы. Ознобный ветер тревожит и треплет на верхушках деревьев жалкие остатки листвы. Обнаженные тополя печально кланяются, прощаясь друг с другом.
Монотонно стучат и стучат капли дождя. На кончиках ветвей стынут прозрачные капли. В холодном воздухе медленно плавают первые снежинки. Поздняя осень...

                ЗАПОЗДАВШАЯ КРАСАВИЦА
Во второй половине октября, когда сумрачно небо и неярко солнце, когда уже окончательно распрощался с теплом и не ждешь ничего, кроме холода, сырости и близкого снега, по логам и руслам ручьев с удивлением замечаешь белоснежное цветение кустов.
Что это, вызов приблизившейся зиме?
Не веря глазам своим, подходишь ближе. В сырой низине, затянутой щетиной пожухлой осоки, куда не хочешь ступать, чтобы не промочить ноги, по колено в воде стоят шатры ивовых кустов, словно укрытые белой пуховой шалью. Длинные повислые сережки украшают поникшие ветви. Легкие, будто снеговые, срываются с них пушинки и медленно плывут по воздуху.
Запоздавшая невеста? Неужели расцвела перед самым снегом, накинув на себя белоснежную кисейную фату?
Как хотелось бы в то верить, но чудес на свете не бывает, и белая фата кустарника вовсе не подвенечная. Все объясняется проще и более прозаично. Это ива чернотал, по научному, ива пятитычинковая. Большинство ив цветет весной, а чернотал летом. Потому до осени зреют у него семена, приготавливаясь к расселению лишь в конце октября. И белый пух - вовсе не цветы, а легкие парашютики, помогающие семенам разлетаться далеко по сторонам. Позднее созревание дает иве преимущество: ведь летом семена часто засыхают от недостатка влаги, а чернотал водолюб, засуха ему противопоказана. Вот он и не торопится, терпеливо дожидаясь осенней слякоти. Лишь перед самой зимой ложатся его семена в размокшую от обильных дождей землю.

                БЕРЕЗА ХРАНИТЕЛЬНИЦА
Старик посадил у окна березку.
- Пусть хоть дерево украшает усадьбу, - решил он, оглядывая неприглядную картину голого крестьянского двора.
Но жена его была не очень довольна. Ей казалось, что муж сажает дерево слишком близко к избе.
- Вырастет и начнет разрушать стену, - корила она мужа.
Березка долго болела, но выжила, хотя ей, наверное, и не слишком удобно было расти, закрытой от солнца бревенчатой стеной дома.
Через несколько лет деревцо превратилось в большую березу, возвышающуюся над крышей избы. Ветви ее, свисая, заглядывали прямо в окна.
Шли годы, старый хозяин умер, жена продала почерневшую от времени избу и уехала к детям.
Новый владелец дома решил начать с ремонта. «Надо подводить бетонный фундамент», - думал он, осматривая нижние венцы бревен. Некоторые уже совсем сгнили. Их съел грибок! Белая плесень щупальцами проникла в тело дерева и бревна тлели, рассыпаясь в прах.
Хозяин облазил все подполье и обнаружил странную вещь. Вся северная сторона дома оказалась сухой, стены ее не тронула гниль. И это несмотря на то, что в этой части подполья чуть ли не тридцать зим хранили картошку.
«Почему так? - рассуждал хозяин. - С северной стороны сухо, с южной - сыро. Должно бы быть наоборот».
Разгадка пришла, когда стали рыть траншею под фундамент. Вся земля со стороны березы оказалась пронизана ее корнями. Они протянулись в подполье не менее чем на пять метров!
«Так вот оно в чем дело, - сообразил хозяин. - Береза, высасывая корнями влагу из земли, сушила подполье и этим сохранила половину дома».
«Пусть растет!» - решил тогда новый хозяин и не стал трогать корни. Фундамент он подвел только с одной стороны, а береза продолжала расти, давая приют птицам и украшая двор. И, конечно, хранила дом.

                КАК ЛОПУХ СТАЛ РЕПЕЙНИКОМ
Весной на задворках сада из земли вышел толстый росток лопуха. Он быстро обогнал всех своих соседей в росте и лишь одна крапива, тоже незванная гостья, была выше его. Но зато какими широкими листьями обзавелся лопух! Они были большие, как слоновые уши. Зверушки и птички укрывались под ними в жару и непогоду, ребятишки, играя в прятки, ползали под прохладными листьями, а в дождь прикрывались ими, как зонтиками. У лопуха не было ни шипов, ни колючек, чтобы защититься, да он и не противился. Ему вовсе не жалко было сорванных листьев, вместо них вскоре вырастали новые. Наверное, поэтому лопух для всех казался этаким добреньким простачком.
- Эх ты, лопух! - говорили люди про человека, которого провели за нос. Или, жалея, журили: - Облапошили, брат, тебя!
Однако лопух был себе на уме и, невзирая на все невзгоды, все рос да рос. Вскоре он выбросил высокий ветвящийся стебель. Из пазух у основания ветвей выглянули мохнатые, словно в войлочном пуху, шарики соцветий. В июле лопух вообще было не узнать: он украсился розово-фиолетовыми цветами. Пчелы довольно охотно посещали цветы лопуха. Подтверждая свое название, бабочки репейницы вились над ними. Но люди почему-то переменили свое отношение к лопуху. и смотрели теперь на него с неприязнью.
-Ишь, как вымахал! - говорили они вовсе без всякой симпатии.
  Действительно, это было совсем другое, вовсе не беззащитное растение. Напротив, оно даже стало агрессивным. В сентябре цветы его засохли, побурели и превратились в колючки. Так, незаметно для всех, мягкотелый лопух стал злым репейником. Теперь он никому не давал прохода, цепляясь за каждого, кто по неосторожности задевал его. Репейнику пришло время размножаться, и он всем навязывал свои семечки-зацепки: авось да где-нибудь приживутся! Для скотины это была настоящая беда. Залепленные колючками,, овцы казались закованными в диковинные латы, а отяжелевшие гривы и хвосты лошадей невозможно было распутать. Неудивительно, что и люди избегали колючие кусты, стараясь обходить их стороной.
- Что ты пристал, как репей! - в сердцах говорили они, когда хотели избавиться от назойливого человека.
В октябре, когда одна за другой увядали и никли травы, репейника по пустырям стало даже как-будто больше. Его не брали ни дожди, ни заморозки.
Выпал снег, и почерневшие кусты репья в белом поле выделялись еще более отчетливо и резко. Лопух продолжал расселяться даже зимой, ведь засохшие его корзиночки-колючки были полны семян.
Однажды в солнечное морозное утро маленькая Маринка выглянула в окно и удивленно закричала:
- Мама, а кустики-то снова расцвели!
Мать посмотрела и рассмеялась:
- Да это же щеглы!
Побуревшие шарики репья и впрямь раскрасились: они были облеплены нарядными желто-красными птичками. Весело перекликаясь, бойкие птахи неспешно теребили засохшие соцветия. Они выклевывали крохотные зернышки-семена.
Так никчемный, казалось бы, никому ненужный репей пригодился птицам в трудную пору. И еще не раз за долгую зиму прилетали покормиться к репейнику то щеглы, то большие синицы. Одним нужны были семечки, другим насекомые, зимующие под чешуйками колючих шаров. И после каждого такого посещения снежная поляна вокруг репья была усеяна дорожками черного сора.
Лишь к весне птицы оставили репей в покое. Пошли дожди, репейник, наконец-то сдался и сник. А из земли уже приготовились пробиться наружу ростки новых лопухов. Лопух не таков, чтобы пропасть!

                НЕНАВИСТНИК СВЕТА
Как и положено подземному жителю, больше всего на свете не любит крот дневного света. Да и зачем он ему, если крот почти слеп. У него и глаз-то не сразу заметишь, многие даже считают, что у него их вообще нет.
Всю жизнь копается крот в земле. Роет норы во все стороны, а если и делает отдушины, то обязательно прикрывает их рыхлой землей. При этом наружу даже носа не кажет. Как бульдозер, толкает перед собой землю, черная кучка на поверхности шевелится, растет словно по волшебству, а самого зверька не видать и в помине. Если землерой и выберется на свет божий, то разве что по большому несчастью. Например, во время наводнения. Говорят еще, что иногда ночью в сырую погоду он выползает, чтобы полакомиться дождевыми червями. Но опять-таки почти всегда в темноте. Вот и в своем подземелье он тщательно следит, чтобы, не дай бог, не просочился бы где лучик света. А если уж такое случится, то как не подслеповат хозяин, а заметит и тут же спешит заделать брешь. Этим и пользуется охотники-кротоловы. Проткнут палочкой дырку в кротовине и настораживают капканчик. Хозяин, конечно, со всех ног туда.
- Батюшки, свет-то откуда? Неужто крыша прохудилась! Чего доброго, так и дождем зальет!
Только просунет лапу земли подгрести, а коварная ловушка "щелк" зубами, и зверек в своем же доме и пойман.

                СЛУЖБА ИДЕТ
Скрипнула и хлопнула калитка, хозяйка ушла на работу. Размахивая хвостом, Дружок обежал двор и на всякий случай ткнулся в ворота. Так и есть: не закрыты. Видно, спешила хозяйка, не попал в петлю крючок. Вот радость собачья, гуляй на свободе. Можно пошататься по чужим дворам, пошариться по помойкам. Выждав, когда стихнут шаги, Дружок выскользнул в щель и побежал на улицу. Через час, обегав всех своих приятелей и побрехав на недругов, пес набрел на совхозную свалку. Нельзя сказать, чтобы собаку плохо кормили, но и не баловали - это верно. Да и что это за собака, которая спокойно пробежит мимо помойки, где всегда можно найти вкусную сахарную косточку или, например, баранью ногу.
Вдоволь натешившись, Дружок прихватил петушиную голову с собой про запас, и решив, что пора и честь знать, с добычей затрусил домой. Добежав до родных задворков, пес замедлил шаг: как быть? Во дворе грелся кот Василий. Вообще-то у Дружка с ним нейтралитет. Но до поры, до времени; при удобном случае каждый исподтишка старался напакостить другому. И уж, конечно, Васька эту петушиную голову постарается украсть. Взвесив все, Дружок свернул в огород и закопал добычу на старой картофельной грядке. После этого спокойно зашел во двор и лег у будки.
Теперь можно бы и вздремнуть, поджидая хозяйку с работы и делая вид, что никуда не отлучался, а весь день охранял двор. Но что это не дает спать верному сторожу дома? Чуть положил голову на лапы, он тут же встает и пристально смотрит в сторону убранного огорода. Ах, вот оно что! Сороки каким-то образом обнаружили его клад и, оживленно стрекоча, расселись вокруг по плетню. Какое тут спокойствие! А это уж слишком: одна из стрекотух спланировала на землю.
Грабеж среди бела дня! Дружок вскакивает и с лаем мчится, чтобы разогнать обидчиц. Белобокие веером разлетаются по сторонам.
- Уф! - еле отдышался.
С драгоценной петушиной головой пес направляется снова к дому. чтобы спрятать клад поближе. Кот Васька, не поднимая головы, прищуривает глаз.
«Заметил, вражина!»
Пес опять передумал, он затащил курятину к себе на постель и лег на нее животом. Так-то надежнее.
Скрипнула калитка, вошла хозяйка. Пес вскочил, виляя хвостом.
- Ну, как Дружок, дела?
- Гав-гав! Все в порядке, хозяйка!
Служба идет!

                ВАРЬКА
Люди стояли на остановке и скучали в ожидании автобуса. Вдруг из скверика напротив большими прыжками выскочила черная ворона. Судя потому, как она передвигалась, птица не могла летать. Нисколько не обеспокоенная близким присутствием людей, ворона бесцеремонно направилась в сторону урны, стоящей на краю площадки. Но, как видно, вовсе не урна привлекла ее внимание. Рядом лежала картонка, забрызганная кляксами красной краски. Подскочив, птица стукнула большим черным клювом по картонке, явно метя в одну из клякс. Очевидно, она приняла ее за следы пищи. Картонка слегка подпрыгнула, ворона долбанула по другой кляксе и в недоумении замерла. Потом она наклонила голову, словно пытаясь получше разглядеть предмет своего интереса, ловко подцепила картонку клювом и перевернула. С другой стороны картонка была такой же цветастой. Черная птица переступила с ноги на ногу и опять клюнула один и второй раз.
Стоя в каких-нибудь трех-четырех метрах, люди забыли про автобус и с любопытством следили за птицей.
- Что за вороны пошли, - удивился высокий мужчина, - уже и людей перестали бояться.
- Да это же наша Варька, - пояснила одна из женщин. - Мальчишки притащили ее птенцом с подбитым крылом. Она и прижилась среди людей. Ее никто не обижает.
Варька же, не получив желаемого эффекта, была явно раздосадована и как-будто раздумывала как ей поступить дальше. Но это длилось какое-то мгновение. Словно приняв решение, ворона клювом подхватила картонку и вперевалочку подошла к урне. Вспорхнув, она уцепилась за железный край и, заглянув внутрь урны, бросила туда картонку. Потом спрыгнула и заковыляла прочь.
- Смотрите-ка! - заговорили в толпе. - Знает, куда девать ненужный хлам. Наверное, видела, как это делают люди.
Все были удивлены. Но тут подъехал автобус и люди, словно бы нехотя, пошли на посадку. Остановка опустела и только одна Варька ковыляла вприпрыжку вокруг, выискивая что-либо съестное.

                ЗАГАДКА БЕРЕСТЫ
В лесу вопросы и загадки на каждом шагу. Взять, например, самое обычное дерево березу. Если приглядеться, на коре многих деревьев, а особенно старых и засохших, круглыми точками чернеют отверстия. И дырочками этими, как поясками, бывают окольцованы талии белоствольных красавиц, да еще и не в один ряд, а в несколько. Секрет этих березовых колец можно разгадать только весной, когда просыпаются деревья и под корой начинает двигаться сок. Этот сок любят дятлы и специально долбят дырочки, чтобы напиться.
Вроде бы ответ на загадку есть, но тут же возникает сомнение: сколько же должно быть дятлов в лесу, коли, как ни посмотришь, все упавшие на землю березы сплошь дырявые! А дело в том, что не каждая дырочка на бересте - дятлова работа. Есть у него помощники: жуки короеды. Например, березовый заболонник. Жучок этот по запаху чует больное дерево. Прилетает и начинает сверлить кору. Сделает дырочку и под корой во все стороны прокладывает ходы. Одновременно и питается и яички откладывает. А для просушки древесины и вентиляции время от времени делает все новые и новые отдушины. Так вот и появляется множество дырочек на белой березовой коре. Эти отверстия легко различать.
Дятловы дырочки покрупнее, с рваными краями, иногда квадратные. Располагаются кольцами по стволу.
Короедовы же отверстия мельче и совершенно круглые, будто прожженные раскаленным гвоздем. Располагаются чаще вдоль березового ствола.

                МЕТЕЛКИ БАБЫ-ЯГИ
Сказочная Баба-Яга, летая в ступе, помелом свои следы заметает. А метелки эти она заблаговременно по всему лесу заготавливает. Не верите - сходите посмотрите сами. На старых пихтах тут и там торчат густые веники, собранные из пучков засохших ветвей. Бери любую и хоть сейчас подметай лесную тропинку. Некоторые разрослись в большие вороха - настоящие гнезда. Не иначе тут Баба-Яга полеживала, отдыхала после облета своих дремучих владений.
Что это дело нечистой силы, видно сразу. Печать смерти лежит на лесных метлах. Сами пихты зеленые, а "веники" ржаво-бурого цвета, словно коснулось их ядовитое пламя огня.
"Ведьмины метлы" - действительно болезнь дерева, вызванная невидимыми простым глазом, паразитными растениями. Удивительно, что этот паразит, прежде чем погубить ветку, заставляет ее пышно разрастись кустистой, всегда направленной кверху пушистой лапой. Разрастается, а потом вспыхнет, побуреет, будто рыжий лисий хвост. Вот вам и готова "ведьмина метелка".
Бывают "ведьмины метки" и на березах. Наверное, с ними лесная бабушка ходит в баньку попарить старые косточки.

                РОЖДЕННЫЙ ЗАМОРОЗКОМ
Давно увяли и поникли травы. Одна голая земля. Черная, холодная, по утрам схваченная ночными заморозками. Ничто живое уже не радует глаз. И вдруг, что это? Наперекор всему красуется запоздалый одуванчик. А может, наоборот, ранний, поторопился будущую весну встречать? Это на пригорке в полдень пригрело солнце, земля оттаяла, отсырела, набухла влагой, вода проникла к корням и растеньицу почудилось, что кончилась зима. Одуванчик развернул сморщенные листочки и расцвел. Почти без стебелька, он прижался, распластавшись на сырой земле. Золотая звездочка на черной грязи, цветочек, рожденный отеплившим заморозком.
Ночью цветки закрываются, съежившись в обледенелый комочек. А днем, стоит лишь немного прогреться воздуху в бледных лучах, и снова улыбается веселый одуванчик. Будто крохотное солнышко шлет прощальный привет от ушедшего лета.
Неприхотливому одуванчику вовсе не во вред эта мнимая весна. Бывает, и снег упадет. Цветку и тут ничего не делается. Растает, и на влажной земле посвежевший, он сияет пуще прежнего. Так цветущим и уходит под снежное покрывало зимы.
Поздний одуванчик, что ранний подснежник. Только не весенний - предзимний.

                КРАСКИ ОКТЯБРЯ
Тусклы и неярки цвета уходящего в зиму леса. Под хмурым небом увядшая соломенно-желтая трава, седые остовы облетевших кустов и деревьев, почерневшая хвоя старого пихтача. Но все ли так мрачно в сутеми предноябрьских коротких дней?
Солнечными островками желтеют метелки - остатки листьев на макушках тополей и берез. По-молодому светло пламенеет багрянцем куст шиповника. А в полумраке лесной чащи нет-нет, да и засветится фонариком рубиновый глазок ягоды - калины, рябины, а то и боярки. У калины он просто красный, а у рябины с каким-то глубоким, потаенным светом изнутри. У боярки же плоды желтые, с восковым налетом, налитые соком так, что даже просвечивают. Среди всеобщей серости эти ягоды кажутся до нескромности броскими и цветистыми. Глядя на них, думаешь о том, что вовсе не случайно природа их так ярко разукрасила - надо ведь кому-то и в эту невеселую пору радовать глаз.

                ПОЧЕМУ ПРОПАЛО БЕРЕЗОВОЕ ПОЛЕНО
Свалило ветром березу. Большое, вполне еще здоровое дерево. Лежало оно на земле год, два, травой вокруг заросло и казалось, что ему и век ничего не сделается. У березы древесина крепкая, твердая. Недаром из нее делают топорики, черенки для лопат, тележные колеса, словом все те вещи, которым и положено быть очень прочными.
Но вот как-то уже поздней осенью, когда упала трава, а лес стал просматриваться насквозь, увидел я знакомое упавшее дерево. Среди серых кустов погибшая береза издалека выдавала себя снежной белизной коры.
«Наверное, она будет здесь лежать вечно», - подумал я, удивляясь тому, что береста на мертвом дереве была свежа так же, как и на живой березе.
Я наступил на ствол ногой и... провалился!
Целой береза оказалась только на вид, на самом же деле она давно сгнила. И весь ее белоснежный ствол на поверку вышел всего-навсего берестяным чехлом, заполненным изнутри древесной трухой.
Вот тебе и самое крепкое в лесу дерево! Береза пропала даже быстрее, чем лежащая рядом старая-престарая пихта. Торчащие во все стороны пихтовые сучья были еще упруги и больно кололись, хотя кора на них давно облезла, обнажив голую древесину. Вот в этой-то коре и весь секрет. Облезшая пихта, намокнув, вскоре и высыхает, а у березы не так. Береста у нее плотная, непромокаемая, почти не гниющая. Для живого дерева это хорошо: береста бережет дерево от порчи сыростью и непогодой, а для мертвого, наоборот, погибель: спеленатое оболочкой, березовое бревно, раз намокнув, потом уже не просыхает. Так в вечной сырости лежит, преет, пока не сгниет. И сгнивает быстро, за год, два.

                САМ СЕБЯ ПОГУБИЛ
Когда-то давным-давно, перелетая с горы на гору, таежная птица кедровка уронила орешек кедра Он упал на высокую скалу, и скатившись, застрял в узкой расщелине. Расщелина была забита лесным сором, частичками почвы и весной орешек пророс. Пустив корешки в трещинки скалы, крохотный мохнатый росточек вылез на поверхность. Ему было не слишком удобно на голом каменном утесе, нависшем над горной речкой. Дерево стояло одиноко и его некому было заслонить от ветра. Кроме того, корням его не хватало питания, он жил на голодном пайке. Но шли годы, и кедр, хотя и медленно, а рос и рос. Прошла целая сотня лет, прежде чем он превратился в коренастое, разлапистое дерево с толстым кривым стволом и густой кроной, похожей на лохматую шапку. Люди, проходя мимо, останавливались и говорили:
- Смотри-ка где прилепился! И как это он держится на отвесной скале?
А кедру и на самом деле приходилось туго. Корни его, разрастаясь, раздвигали камни, проникая вглубь скалы. Казалось бы, кедр укрепляется, а на самом деле, все было как раз наоборот. Вместе с дождями, солнцем и морозами корни его все больше и больше разрушали скалу, за которую держались. Ослабляя собственную опору, дерево само себе готовило печальную судьбу.
Как-то осенью подули сильные холодные ветра. Под напором стихии ствол дерева трясся мелкой дрожью и эти толчки отдавались в держащей его скале. Ударил особенно сильный порыв ветра, кедр зашатался, со скалы посыпались камни, и могучее дерево с глухим стоном рухнуло в пропасть.

                ПЕРВЫЙ СНЕГ
С утра ничего не предвещало непогоды. Даже, наоборот, легкий утренний заморозок сулил дневное тепло. И хотя небо стояло мглистое, подернутое легкой пеленой облаков, можно было ожидать, что к полудню проглянет солнышко и разгонит тучи. Наверное, поэтому взгляд то и дело натыкался на багрово-пунцовые шатры черемух и казалось, что это выглянул луч солнца, выхватив из мрака живое теплое пятно. Но погода так и не разгулялась, а напротив, в воздухе, будто невзначай, закружились белые пушинки. Вскоре снег повалил большими хлопьями, похожими на мокрые куски ваты. Лес закрылся колышущейся шторой, унизанной белыми жемчужинами. Все вокруг сразу погрузилось в мертвую тишину. Даже шороха снежинок не было слышно: снег-то шел мокрый, наполовину с дождем.
Попрятались, умолкнув, птицы. Мышь-полевка промчалась по поляне, торопясь укрыться в сухой норке. И вдруг тишину нарушил громкий стрекот сороки. И голос ее был такой возбужденный, что казалось, будто и птица удивляется раннему снегу.
Подмерзшая было за ночь дорога тут же раскисла, превратившись в грязь, да такую скользкую, какая бывает лишь после оттаявшего первого осеннего снегопада. На траве и ветвях кустарника снег на какое-то время задержался, а когда стаял, то сразу стало заметно, как поредели травяные джунгли, будто обнажив испод леса. Сникли и обвисли высохшие дудки.
Окончился снегопад, от снега не осталось ничего, кроме слякоти, а в природе будто что-то умерло, оборвалось. Я долго думал о том, что же изменилось, пока не понял: оборвалась ниточка, связывающая осень с летом. Теперь эта ниточка протянулась к зиме.
В народе говорят: "Упал первый снег, через месяц жди зиму". С известной долей отклонений это всегда так и бывает.

                ШЕЛЕСТ ПОЗЕМКИ ПО СТЫЛОЙ ЗЕМЛЕ
                (ноябрь)
Угасает осеннее небо. Как уныло и серо вокруг! Холодно. Зябко. Всюду слякоть и грязь. Все будто вымерло, нигде ни птицы, ни зверя. Одному ветру раздолье в голом лесу и поле, и он звенит, тоскливо завывая в ветвях.
Посуровел, помрачнел лес. Все короче дни, все бледнее солнце. Наверное, ни в какую пору не бывает так сумрачно, как сейчас. Ничто не отражает свет: ни седые остовы кустов, ни бурая, будто старое сено, прибитая заморозками трава, ни черная, сырая земля. И дни бесцветные, тусклые, будто в полутьме. Не поймешь, то ли это день, то ли уже вечер.
Как облегчения ждешь зиму с морозом, а все еще моросит колючий мелкий дождик. Ледяные капли срывают с деревьев последние листья, и они беззвучно падают, ложась на стылую обнаженную землю. Горько пахнет мокрой травой и прелым осиновым листом. Земля давно уже не просыхает, продрогла. Набухшая влагой, зияет она лужами и черной пахотой полей. Теперь она уже обречена и покорно ждет снега. Заждались снега мохнатые и пернатые. По ночам мерзнет тетерев - нечем укрыться. Заяц трясется от страха: вылинял - белый, а кругом черным черно.
Надежды на возвращение тепла нет никакой. После слякоти ненадолго установится ясная, холодная погода. Гремят под ногами замерзшие комья земли, стеклянным звоном хрустит на лужах ледок. А с севера уже идут сизые, холодные тучи. Мрачные, тяжелые, они приносят с собой ледяное дыхание зимы.
Цепляясь за мокрую ветку, балансирует на ветру растрепанная ворона. Ветер играет ею, как хочет, треплет крылья и хвост, разносит заунывный вороний крик.
Снег сыплет всю ночь, и к утру белым-бело. Ушли под снег земля и трава, ручьи и лужи. Одинокими палками в белом поле торчат репейники и кусты. Мокрая, озябшая земля укрылась мягким пуховым платком и сразу будто потеплело. Повеселели поля и перелески. А сколько света прибавилось вокруг!
Вместе со снегом пришла зима. Неустойчива она еще в ноябре. Капризная, обманчивая. Вдруг потеплеет, насупится небо и заморосит дождик. Обледенеют дороги, приманивая птиц, хрустальным звоном отзовутся замерзшие ягоды калины и рябины. Горьки ягоды, но нет зимой ничего слаще их для свиристелей и дроздов.
Тихо в лесу, но это не мертвая тишина. Со звонким щебетом пролетит стайка щеглов. Хрипло на весь лес прокричит сварливая кукша, простуженным голосом ей откликнется сорока. Снежный ломоть нет-нет, да и шлепнется с пихты. Вздрогнет, качнется ветка, одна, за ней другая. Так деревья перекликаются друг с другом. Лесные великаны вовсе не умерли. Чтобы убедиться в этом, стоит принести домой веточку смородины или черемухи. Оттаяв, она издает сильный, терпкий запах. Дерево хранит в себе ароматы лета и это как напоминание о том, что жизнь еще вернется в эти голые, замерзшие кусты.
А снег все идет. Мохнатый, пушистый, он завалил кусты, заровнял ямки. К земле пригибаются тяжелые ветви пихт. Зайдешь в лес: кого тут только нет! Затаились в чаще белые фигурки, разные диковинные звери. А тишина такая, что звон в ушах. Вдруг вздрогнула макушка елки, рассыпалась снежная кухта и белым облачком поплыла меж берез. Это легкая на прыжок белка махнула на соседнее дерево.
Испугался на земле заяц беляк, выскочил из-под сугроба и пошел скакать по белому полю. Куда он, туда и след. Страшно зайцу, страшно каждому зверю. Снег для дикого зверя - беда. От своих следов, как от собственной тени, никуда не денешься, не спрячешься и не убежишь. Так и ходит за зверем страх.
Багровый диск солнца уходит за горизонт. Огненные сполохи пересекают небо. Впереди долгая зима.
    
                ТАНИСТВЕННЫЙ ВОРИШКА
На ноябрьские праздники Нина Андреевна решила порадовать своих домашних узбекским пловом. Ну, а какой плов без моркови! Хозяйка полезла в погреб, спустилась и что такое? Смотрит и ничего не может понять. Всего неделю назад с огорода привезли овощи, вот тут с края высыпали ведро моркови, а сейчас пусто. Ни одного хвостика, хоть бы след какой от морковки остался. Нина Андреевна осмотрелась внимательно и удивилась еще больше: половина свеклы тоже куда-то исчезла.
"Да кому это надо было воровать? - подумала Нина Андреевна. - И ведь замок целый! - вспомнила она. - Только что открывала. Чудеса какие-то". А потом спохватилась: "Да что это я. Кому нужно из-за какой-то мелочи лазать по чужим погребам?"
Хозяйка стала внимательно осматривать картошку, занимающую большую часть погреба и обнаружила, что многие картофелины погрызены, а некоторые вообще целиком выедены изнутри. Остались одни грязные картофельные корочки.
"Зверек какой-то", - наконец, догадалась Нина Андреевна. Только теперь она заметила в земляной стенке погреба круглую дырку. Делать нечего, хозяйка помянула недобрым словом незваного гостя и заложила отверстие камнем.
Морковь пришлось занять у соседки.
Но через неделю все повторилось: таинственный воришка прокопал новый вход рядом с первым и опять основательно похозяйничал в погребе. Едва ли не весь картофель сверху был испорчен погрызами. Но больше всего по вкусу воришке пришлась свекла. Если что не съел и не утащил, то все равно испоганил своими зубами.
Как видно, теперь воришка окончательно присвоил погреб, посчитав его своей личной кладовкой. Впрочем, не совсем так. Кладовая у него где-то была своя, иначе зачем ему было перетаскивать овощи.
«Хомяк! Больше некому, - решили на домашнем "военном" совете. - Пора принимать меры, иначе останемся и без картошки».
Поставили удавку-ловушку, но лишь на восьмой день пойман-таки таинственный воришка. Не воришка, а ворюга! Старая водяная крыса! Тут только вспомнили, что и летом она все время пакостила на огороде: таскала и портила редис, морковь, огурцы. Но тогда она жила за огородом на ручье, а вот зимой перебралась, где посуше, да поближе к продуктам. Хитрая!

                ПРИХОД ЗИМЫ
Весь день шел дождь, а к вечеру зашумел ветер. Захлопала дверца на чердаке, тревожно загудели провода, раскачиваясь, засвистели голые макушки тополей. Быстро похолодало.
К ночи поутихло, и в тишине стала слышна редкая капель. Это пошел снег. Он падал бесшумно, таял, а капли, медленно и нехотя стекая с крыш и ветвей, шлепались на опавшую листву. Потом прекратились эти шорохи, и все смолкло.
А утром по громкому стуку дверей в коридоре, по яркому свету в комнате стало понятно: в природе произошло что-то важное, необратимое. И верно: черноту земли прикрыла белая скатерка первого снежка.
Днем в ложбинках еще темнели проталины, а под тонким слоем снега податливо и мягко продавливалась земля. Но к вечеру опять похолодало. Лужицы талой воды на глазах стали затягиваться мутно-белой пленочкой молодого льда, закоченев в камень, замерзли комья грязи на дороге.
Стемнело, и на черно-бархатном небе засветились яркие звезды. Мороз крепчал. Вышла луна и осветила мертвенно-белую безжизненную равнину.
- У-гу! - пронеслось над заснеженным полем. Большая птица черной тенью сорвалась со стога и поплыла вдоль молчаливой опушки леса.
Кончилась осень, началась зима.

                СПАС ВОРОБЬЯ
Стоял трескучий мороз. Солнце не могло пробиться сквозь клубы морозного тумана и светило тускло и скупо.
Редкие прохожие торопливо шли по улице, спеша укрыться в подъездах домов. Подходя к остановке, Николай Иванович поднял меховой воротник теплого пальто. Пассажиров не было. Наверное, автобус только что ушел, и Николай Иванович подумал, что ждать придется долго.
Вдоль дороги тянул ледяной ветерок - хиус. Николай Иванович отступил назад, спрятавшись под защиту навеса и, от нечего делать, стал наблюдать за стайкой птиц, кормящихся на остановке.
В птичьей ватажке было несколько воробьев и две синички. Беспрестанно суетясь, синички то и дело присаживались на утрамбованный снег. Подпархивая, они пробовали клювиком разный сор в надежде найти что-либо съестное. Чтобы не обморозиться, озябшие птички поджимали под себя ножки, точно юбочкой прикрывая их пухом собственного живота.
Воробьи вели себя более степенно. Распушившись, они большей частью сидели на ветках клена, подремывали или же о чем-то лениво переговаривались. Слетали на землю они редко и никогда не делали это зря, а только когда видели поживу. Некоторые из собравшихся пассажиров бросали им, кто что мог. Николай Иванович пошарил у себя в кармане, и нащупав несколько зернышек, бросил на площадку. Пичужки, торопливо похватав подсолнушки, тут же вернулись на свой присест, а один воробышек остался. Скорее всего, ослаб от мороза, голода и задремал. И тут, откуда не возьмись, рядом опустилась сорока. Оказывается, она тоже сидела на дереве, и ничем не выдавая себя, следила за птичьей мелкотой.
"И как это я ее не заприметил сразу?" - уже потом подумал Николай Иванович.
Скок-поскок, сорока подскочила к оплошавшему воробышку и ткнула клювом. А тот - кувырк, да и на бок. И все это на глазах пассажиров. Не задумываясь, Николай Иванович сорвал шапку и швырнул в разбойницу. И вовремя! Испугалась сорока и заскрипела крыльями восвояси.
Николай Иванович взял не подававшего признаков жизни воробья и положил в карман. Так, на всякий случай. Вдруг да оживет. И свою руку без перчатки туда же засунул. Легонько холодное тельце обхватил пальцами. Тепло рук передалось птичке, и воробей вдруг зашевелился и пришел в себя. Даже крылышками зашуршал. Николай Иванович не стал выпускать пленника на мороз, для него это была бы верная смерть. Он принес его домой, и воробышек благополучно прожил до весны в застекленном ящике кухонного буфета.

                НАХОДЧИВЫЕ СИНИЦЫ
В конце осени, уезжая с лесной дачи, я оставил мешок подсолнечных семечек. Специально выращивал для птиц.
«Приеду домой, заберу для внучки. Будет ей чем кормить птичек голодной зимой», - рассчитывал я. А чтобы, не дай бог, мыши не съели, мешок прицепил за крючок к потолку веранды. Уж здесь не достанут!
Приезжаю, как задумал, через две недели. Уже снег лежит. Открываю дверь: что за разгром?! Вся веранда усыпана подсолнечной шелухой. Я сразу глаза на мешок. Ага, все понятно. В мешке дырка. Теперь надо узнать, кто воришка. Оглядываю еще раз веранду и вижу на полу целые горстки белого, явно птичьего помета. Кроме синиц сделать это некому. Поднимаю глаза вверх. Так и есть, прямо над птичьими следами под потолком деревянные балки. Значит синички отдыхали на них после обеда, а может быть, и ночевали. А как они пробрались на веранду? И тут нет никакого секрета: я просто-напросто забыл закрыть форточку.
Расследование закончено, и у меня перед глазами вся картина. Осенью, живя на даче, я прикормил синичек. Они привыкли к бесплатной столовой и прилетали всякий раз, как только чувствовали голод. Но однажды прилетели, а на столике пусто.
- Безобразие, - сказала одна из них, самая нетерпеливая - почему нас не кормят?
- Да, да, - подтвердила другая, - это наглость - так обмануть: прикормить, а  потом бросить на произвол судьбы.
- Кажется, хозяина нет дома, - сказала третья и полетела к избе.
Все птицы кинулись за ней, чтобы обследовать стены дома и попытаться проникнуть внутрь.
- Сюда, сюда! - возбужденно заверещала самая смелая и находчивая. - Я нашла вход.
И все птички одна за другой нырнули в открытый лючок. Ну, а найти мешок и растрепать даже самую плотную ткань для синичек труда не составляет. Есть у этих предприимчивых и очень умных птичек какое-то чутье, особый нюх на съестное. Где бы что ни спрятал, если не закрыл - обнаружат очень быстро. А продырявить мешок, даже если он связан из прочных капроновых ниток - самое простое и обычное для синиц дело. И не такое продалбливали. Клюв у них хотя и маленький, но крепкий, а сами птички настойчивые и упорные. И как я, растяпа, забыл про этих маленьких проныр!

                ЗАБЫЛИ ПРО ЗИМУ
Не сегодня - завтра наступит зима, а тут, не переставая, льют и льют дожди. Воды уже столько, что и земля не принимает. Всюду в низинах стоят лужи и целые озера. Раскисла, став податливой и мягкой, набухшая влагой почва.
То-то раздолье дождевым червям! Им только того и надо: слякоти, да рыхлого чернозема. Повылезали все из норок, блаженствуя, еле-еле шевелятся. От избытка влаги они даже полиняли, из кровяно-красных сделись беловато-розовыми.
И вспомнилось мне, как вели себя эти червяки летом. Высунет какой-нибудь из норки кончик хвоста и греется. Вроде бы дремлет, а как услышит шаги человека, так сразу шмыг назад, да с такой прытью, какой никогда от дождевого червяка не ожидаешь. Сейчас же ленивые и медлительные, они безмятежно нежатся, лежат. И никакой беды не замечают. Мало того, что гибнут на улицах и дорогах, обманутые теплом, они вовсе забыли о надвигающейся зиме. А она - тут как тут. Вечером моросил дождь, а к утру откуда-то вдруг сорвался ледяной ветер. Стукнул мороз, и земля покрылась корочкой льда. Самые проворные червячишки убрались восвояси, а нерасторопные замешкались, да и закоченели. Так и остались лежать, превратившись в сосульки.

                ЧТО ИСКАЛА СОРОКА
В начале зимы птицы долго не могут привыкнуть к тому, что летняя столовая надолго закрыта. Все пытаются искать еду на старом месте, там, где ей чаще всего и положено быть - на  земле. Молодым воробьям это простительно: первый раз в жизни зиму встречают, им все интересно, и к тому же, есть хочется - вот и садятся на снег, пытаясь найти что-либо съедобное. Трепещутся в белоснежном пуху, да где им, мелкоте, до зернышек добраться! Ну, а старые, "стреляные" воробьи, те все под застрехой крыши. Сидят, поглядывают на молодых и, наверное, подсмеиваются над юной наивностью.
Но не только воробьи пытаются поживиться на земле. Иду по полю и вижу: то в одном, то в другом месте разрыт снег. Кто-то покрупнее воробья работал, добрался до черноты и даже земляные комочки расшвырял, запачкав ими белоснежное покрывало.
Первый снег еще неглубок. Мягкий, пушистый, он едва скрывает присевшую в поле ворону. Может быть, она и копалась? Вместе с черными птицами на кустах сидят белобокие сороки. Вот одна опустилась в снег, только хвост и торчит. Издалека видно, как головой мотает. Клювом из стороны в сторону чиркает, снег раскидывает, хвост помелом так и ходит.
Не выдержал я, подошел. Сорока взмахнула крыльями, оставила на снегу свой отпечаток и взлетела.
Вот что искала белобокая: среди снега на разрытой земле лежали расклеванные остатки дождевого червя. Одного из тех нерасторопных бедолаг, что не успели вовремя убраться от зимы и замерзли. Снег скрыл следы трагедии. и все об этом забыли. Все, кроме сорок. Они-то запомнили и теперь прилетели сюда, совсем как в собственную кладовую.

                НАЛИМЬЯ ПОРА
Все рыбы как рыбы, оживают весной, а налим, наоборот, поздно осенью. И все у него не так, как у других. Все рыбы любят рассвет, а налим ночь. Живет одиноко. Мрачный, замкнутый. Сам неуклюжий, рот большой, глаза желтые. Длинный и скользкий, как... налим.
Все лето он прятался под корягами, забивался в норы, отлеживался в глубоких ямах. Видно, жарко ему было. Дремал полусонный, ленивый. Ждал, когда остынет вода. И дождался. Когда пришла предзимня пора вдруг зашевелился, ожил. Приободрился, повеселел. И чем холоднее на улице, тем лучше чувствует себя любитель лягушек. Оказывается, он нерестится в трескучие морозы.
Тусклыми днями конца октября - начала ноября рыбаки вдруг вспоминают про налима. По сырости, слякоти, продираясь в кустах густого ивняка, бродят по берегам мутных рек и речушек. Налим неприхотлив, грязную воду предпочитает чистой. Лучше всего ловится на закидушки по ночам. И это понятно, ведь налим бодрствует в темноте после захода солнца. И чем темнее ночь, тем энергичнее он разбойничает, подстерегая чебаков, окуней, плотву.
Охотится, и сам же по жадности на крючок попадается.

                ВЕЛИКАЯ ТИШИНА
Насупился, присмирел опустевший лес. Все ниже и ниже холодные тучи. Повалил хлопьями снег, и наступила великая тишина. В пушистой белой вате потонули все звуки, и уже не слышно ни писка мыши, пробирающейся в пожухлой траве, ни стука капель, падающих с черных ветвей. Оглохла, онемела тайга. Все поглотил снег: бульканье не замерзшего ручья, шелест одинокого листка, падающего с макушки осины. Белая пелена затянула дали, потом растворились очертания близких берез и осин. Одни только пихты проглядывают темными остроконечными пирамидами. Не видно и не слышно ничего живого: нахохлившись, попрятались в укрытиях птицы, забились в норах и под корягами звери. Зимнее безмолвие опустилось на лес.

                УШЕЛ!
Подувала поземка, но старому лису в его теплой шубе она была нипочем. Его больше беспокоил голод. Ночью он навестил знакомый поселок, но ему не повезло. В одном из подворий курятник неусыпно охранял злобный полкан, в другой он просто-напросто не смог пролезть - хозяин забил щель доской. Лис подобрал замерзшие и уже обледеневшие объедки на задворках деревенских усадеб и полуголодный ушел в поле.
Снега вывалило больше метра глубиной, и мыши стали недоступны. Пропитание надо было раздобывать рядом с людьми. Эту истину лис усвоил уже давно и потому направился в сторону небольшого карьера, который издали выдавал себя дымным чадом и шумом огромных самосвалов. Наученный опытом, старый зверь не боялся этого грохота. Он знал, что охотников здесь нет, а безоружные люди опасности для него не представляли. Так ему казалось.
Лис выжидал. После полудня шум утих. Все машины ушли, и карьер обезлюдел. Наступил пересменок. Старый лис уверенно побежал вниз по дороге, спиралью уходящей на глубину. На дне карьера стояли черные великаны - экскаваторы и буровые станки. Распугивая ворон и сорок, давно приспособившихся здесь кормиться, рыжий плут рыскал по площадке в надежде поживиться остатком чьего-нибудь завтрака. Нюх его привел к объедку колбасы, но не успел он проглотить его, как ухо уловило шум приближающихся машин. Лисовин бросился назад, но автомобили один за другим уже шли по дороге, вьющейся по краю уступов. Эта дорога была единственным выходом из карьера. Зверь оказался в западне. Со всех сторон возвышались кручи скальных откосов.
- Смотри, лиса, - показал водитель самосвала своему пассажиру-экскаваторщику. - Ей некуда деться, - добавил он с возбуждением и, оглянувшись назад, помахал рукой ехавшему следом шоферу.
Две машины стали рядом и закрыли весь проезд. Подошли еще автомобили. Люди вышли, и встав в цепь, двинулись на одинокого, обреченного лиса. Каждый сжимал в руке кто гаечный ключ, кто рукоятку, кто кусок резинового шланга. Огненно-красный зверь метался по небольшой площадке, и люди, не скрывая радости, вслух обсуждали, какая хорошая выйдет шапка.
Круг все сужался, и тогда лис решился. Он направился к едва видимому желобу, что ровным семидесятиметровым откосом понимался на самый верх. Ни у кого из людей и мысли не было, что зверь может выбраться по такому крутому склону. Но лис знал на что идет. Он видел, что в желобе нет отвесных выступов скал, которые не мог бы преодолеть, а покрывающий весь откос глубокий снег давал ему необходимую опору для ног. Снег уже успел слежаться, и ноги легкого зверя проваливались неглубоко. Уверенно, шаг за шагом он поднимался вверх. Четкая, знакомая всем охотникам цепочка следов ложилась на снег.
Задрав головы, люди зачарованно следили за удалявшимся рыже-красным хвостом.
- Эх, ушел, воротник! - в сердцах сказал пожилой бульдозерист и бросил гаечный ключ на землю. Остальные молчали, но каждый в душе был рад такому исходу.
- Молодец, старый, красиво идет! - с восхищением произнес один из молодых ребят, и все молча пошли к своим машинам. Вскоре карьер заработал своей обычной шумной жизнью.

                БЕЛАЯ СТУЖА
                (декабрь)
Пришла суровая, может быть, самая холодная пора года. Жестокая стужа опустилась на землю. Куда ни глянь: все белым-бело: сверкающий изморозью снег, тусклое бледное небо, белесая морозная мгла.
Застыло и замерзло все: вода в реках и озерах, запахи и даже звуки. Были ли когда зеленые травы, песни птиц и аромат цветов? Мороз завоевал весь мир, забрался во все закоулки, под сугробы, под кусточки, и нет нигде от него спасения. Кажется, никогда не было теплого лета, а всегда вот так: безжизненность снежной пустыни, холод и ледяной ветер.
Тускло светит декабрьское солнце, желтым пятном еще пробиваясь сквозь туманную завесу. Все короче и короче дни, и тем желаннее каждый час хорошей погоды. Хорошо тогда пробежаться на лыжах среди белого безмолвия, петляя меж заиндевевших елей. Чем сильнее мороз, тем тише, неподвижнее воздух. Сизые дымки вьются над избами лесной деревушки. Голубеют глубокие снега, синие тени протянулись по ровному полю. Идешь, а снег под ногами "скрип-скрип", на разные голоса поет негромкую песню зимы.
Мороз крепчает, "стреляет" лед на реке, трещат деревья. Зябко зимой и человеку, а каково зверю и птице? Плохо: голодно и холодно. Редко у кого есть теплая нора, чтобы укрыться от стужи, а найти пищу еще труднее - ведь снег укутал всю землю, спрятал зернышки, травы и ягоды. Весь световой день заняты добыванием корма пернатые. Не нашел пропитания днем - ночью замерз. Закон жизни жесток: остаются самые сильные и выносливые.
Каждый приспосабливается к морозам и зиме, как может. Одни оделись в теплые "шубы", другие запаслись харчами еще с осени, третьи спрятались от стужи и голода, залегли в спячку. Глубокие снега заставили копытных - косуль, лосей, маралов - совершить кочевки в малоснежные, безлесные районы. Вслед за ними отправились волки и даже рыси.
Многие птицы в зимнюю пору перебираются поближе к человеческому жилью. Здесь легче найти корм. Целые стаи ворон, сорок, воробьев, обитают сейчас у городских свалок, у зернохранилищ. Под окнами домов смело суетятся в поисках корма большие синицы, и часто эти отважные и немного нахальные птички залетают в открытые форточки.
До поздних сумерек снуют в поисках поживы дятлы, сойки, чубатые ронжи. Мышкуют лисицы-огневки, скрадывают добычу хорьки, ласки и горностаи.
Но вот, кажется, заснуло все, и в мире нет никого. Но и в ночной темноте тоже идет жизнь. Где-то в поле рыщут волки, на опушке скачут зайцы, грызут горькую осиновую кору. Вдруг страшно гукнуло, загромыхало в дремучих снегах. В испуге притаился заяц, птицы еще плотнее сбились в кучу, бесшумной тенью скользнул в темном небе мохнатый филин. Отблесками лунного света таинственно мерцают лиловые снега. Холодно. Безмолвие и полярная стужа.

                ПИР У БЕРЕЗЫ
Семена березы созревают в июле-августе. Но деревья не торопятся их высевать. Потихоньку, всю осень и зиму шелушатся чешуйчатые золотые сережки, рассыпая мелкие, полупрозрачные семена. Со стороны кажется, что сыплется желтая труха, но если приглядеться лучше, то можно рассмотреть, что каждая летучая чешуйка состоит из плоского ядрышка и снабжено двумя слюдяными крылышками.
Дунет ветерок - и кружится, сверкая золотисто-серебристыми пропеллерами, березовая метель. До самой весны идет зимняя посевная. Береза будто приберегает угощение для зимних пернатых гостей. Видно, желанны они для нее, коли ждет она этих кратких минут птичьего пиршества на своих ветвях.
И гости не заставляют себя долго ждать. Березовое угощение привлекает многих зимующих у нас мелких птиц: чижей, чечеток, щеглов.
Только что было тихо, а тут будто ветерок пронесся над головой. Налетела целая стайка бойких, говорливых пичужек. Расселись, облепили березу, вцепившись лапками в повислые сережки. Висят, покачиваются, оббивая чешуйки-семена. Что склюнут, а что и на снег обронят. Суетятся, перекликаются, оживленно щебечут.
- Че-чет... чет-че-чет, - слышится среди берез.
Птахи едва ли не самые малые, а в лесу заметные. Серовато-бурые, были бы на вид чечетки невзрачными, если бы не малиновые шапочки на голове. Всегда веселые, задорные, словно мороз им нипочем, а зима для них в радость. Оседая на снег,  в воздухе кружится березовая мишура, а следом слетают пичужки. Склевать все не склюют, а бисером следов усеют снежную целину.
Так же внезапно, как налетели, разом снимаются и улетают крохи. Прошелестели их крылья, прозвенело последнее "че-чет", и снова тишина под березой. И лишь золотистые чешуйки да цепочки следов на пушистом снегу напоминают о прошедшем пире.
         
                СПАТЬ ХОЧЕТСЯ
В горах строили дорогу. Слой за слоем мощный бульдозер снимал пласты земли. Стоял сильный мороз, и от обнаженного, талого под снегом суглинка поднимался густой белый туман. Вдруг бульдозеристу показалось, что в развороченной земле копошится что-то живое. Он остановил грохочущую машину и вылез из кабины, чтобы посмотреть. Среди земляных комьев, ссутулившись и вобрав голову в плечи, сидел пятнистый, рыже-черный зверек.
«Хомяк! - узнал бульдозерист. - Холодно бедняге», - подумал он, и с детства зная повадки злого и бесстрашного зверька, с осторожностью стал к нему подбираться. Но хомяк и не думал ни удирать, ни обороняться. Вялый, дрожащий от холода и безразличный ко всему, он хотел только одного: спать! Как видно, он зимовал в уютной подземной спальне. И надо же было случиться, что как раз через его гнездо пролегла дорога!
Бульдозерист взял его на руки; зверюшка недовольно приоткрыла сонные глаза, будто говоря: "Не мешайте спать!"
- Замерзнет, однако, - сказал человек и взял его с собой в теплую кабину. Там он дал ему корочку хлеба. Хомяк немного погрыз и тут же, свернувшись калачиком на телогрейке, уснул. На другой день он уже был в живом уголке юннатского кружка. Ребята сделали ему постель из сухой травы, ваты и листьев. И хомяк проспал в ней всю зиму, лишь изредка вставая, чтобы подкрепиться.

                СОБОЛЬ ВЕГЕТАРИАНЕЦ И ХИЩНАЯ БЕЛКА
Хищный ли зверь соболь? На первый взгляд, странный вопрос. Хищник, да еще какой кровожадный! Нередко его добычей становятся птицы и звери, во много раз превышающие размерами самого охотника. Но старый промысловик Пахомыч, собираясь в тайгу, ворчал: "Какая нынче охота, рябина не уродилась, соболя не будет".
- При чем здесь рябина? - удивился я.
- А при том, что рябина в наших краях зимой - наипервейшая еда для соболя. Белки здесь мало, за мышами в нашем снегу соболю не бегать. Также и с птицами - мелочи соболю не поймать, тетерев, да глухарь совсем повывелись. А на одной пищухе все зиму ему не продержаться. Так что, - продолжал Пахомыч, - ничего соболю не остается, как переходить на вегетарианский рацион. Да! - вспомнил он, - соболь любит кедровые орехи, но сейчас, зимой их не найти...
Ну а белка? Как известно, она относится к отряду грызунов. Основная ее пища - орехи, ягоды, грибы, семена, молодые побеги деревьев. Но водятся за ней грешки: при случае любит полакомиться яйцами или молодыми птенчиками из гнезда. Вот и разберись: кто плотоядный хищник, а кто плодоягодный вегетарианец.
Интересно, что еще в 1882 году в России был принят закон об охоте, где все животные разделялись на хищных и нехищных. Соболь же после долгих споров был зачислен в нехищные. Очевидно, это было связано с тем, что хищники подлежали уничтожению без ограничения, а нехищные в какой-то степени охранялись.

                СНЕГ - КРЫША НАД ГОЛОВОЙ
Вряд ли возможна была бы жизнь мышей, полевок, землероек зимой, если бы не снежный покров. Говорят, что снег хорошо "греет". Конечно, снег не может греть, зато он отлично держит тепло. Но снег - не только пуховое одеяло, защищающее от убийственного холода, он еще и укрытие от голодных врагов, постоянно рыщущих наверху. И чем толще снежное покрывало, тем надежнее оно защищает от мороза, тем труднее добывать пищу лисам, волкам, горностаям, питающимся мышиной мелкотой.
Имея над головой укрытие, полевки, бурозубки, мыши живут довольно вольготно и привольно. Под снегом они прокладывают сложную систему ходов и сообщений. Делают даже вентиляционные отдушины, чтобы поступал свежий воздух. Мыши из травяной ветоши строят уютные гнезда, ходят друг к другу в гости. Настоящий подснежный городок со своими правилами и распорядками.
Также в снегу находят спасение от ночного холода рябчики, глухари и тундровые куропатки.

                ЗВЕРИ-СНЕГОХОДЫ И ПТИЦЫ-СНЕГОСТУПЫ
Тяжко зимой зверю, не легче птицам, обитающим на земле. Голодно, холодно, а тут еще снег. Все сыплет да сыплет. К середине зимы в горах его наваливает до полутора-двух метров. Трудно, ох как трудно передвигаться по рыхлому, глубокому снегу!
Хуже всего копытным. Острые копыта прорезают снежный пласт до самой земли. Маралы на глубоком снегу пропахивают брюхом целые траншеи. До чего могуч длинноногий лось, а и он выдыхается, пробежав какую-то сотню метров в зыбучем снегу. До того запарится, что уставший, валится замертво. Лежит, бока кузнечными мехами раздуваются, пар столбом от него валит. Потому лоси зимой много не ходят. Сбиваются в стадо в несколько зверей. Вытопчут тропку в молодом осиннике, ивняке и живут там, пока все не обгрызут. И уж потом перебираются на другое место.
Маралы, те ищут открытые склоны гор, где ветром снег сдувает. Здесь и передвигаться и прокормиться легче.
Еще труднее косулям. Они вообще не могут жить в глубоких снегах, а потому еще с осени откочевывают в малоснежные места. Из горной тайги уходят в сухие, остепненные горы на берегах Иртыша и Бухтарминского водохранилища.
Лучше приспособлены к передвижению по мягкому снегу те, кто одет в меховую шубу: хищники и грызуны. К зиме они готовятся заранее, на ноги "одевают" "валенки", которые не только греют, но и служат опорой при ходьбе по снегу. Самые широкие и мягкие лапы у рыси и росомахи. Поэтому на снегу они меньше всех проваливаются. У волка и лисицы лапы меньше, но звери сберегают силы тем, что при ходьбе ступают след в след задними и передними ногами.
Зайца, как известно, спасают ноги. Поэтому они для него - предмет особой заботы. Беляк "обувается" в такую плотную длинную шерсть, что бегает по снегу как на лыжах. По-английски его так и зовут: лыжный заяц. Следы его зачастую кажутся поистине великанскими, такими, что их впору принять за волчьи, а то и рысьи.
Ласки и горностаи (да и все куньи) передвигаются прыжками. Конечно, усилия большие, но все-таки меньше, чем при ходьбе: не так часто надо ступать, каждый раз погружаясь чуть ли не с головой. Кроме того, мелкие хищники частенько прибегают к другому способу передвижения. Они буравят снег, делая подснежные ходы, и при этом частенько пользуются уже проложенными "штольнями" полевок и других мелких грызунов.
Белая и тундровая куропатки отращивают на пальцах такие густые пух и перья, что ходят как на снегоступах.
Рябчикам и тетеревам по снегу ходить приходится реже, чем куропаткам. Но и у них для этого случая по краям пальцев к зиме вырастает чешуйчатая бахрома, которая хоть и незначительно, но увеличивает площадь опоры. Главное же, с ее помощью птицы удерживаются на обледенелых ветвях.
Как только не приспосабливаются! Нужда заставляет.

                СИНИЦА С ПОВАДКАМИ МЫШИ
Я сидел в рабочем кабинете один. В большой комнате стояла полная тишина.
Вдруг слышу: откуда-то из-под стола идет легонькое, но энергичное постукивание. Можно было подумать, что кто-то торопливо и, не таясь, тюкает по деревянному полу. Судя по звукам, маленький, но смелый и настойчивый.
Мышь? Но та бы опасливо и воровски скреблась, грызла, а эта долбила, нисколько не смущаясь производимым ею шумом. Нет, звук был не мышиный.
Пока я размышлял, из-под тумбочки конторского стола выскочила шустрая синичка, и, стуча коготками по полу, перебежала под соседний стол. И уже оттуда раздалось знакомое тюканье. Но теперь я знал: наверное, синичка нашла какую-нибудь старую завалящую хлебную крошку, а может быть, и семечко, и сейчас старательно долбила ее.
Одну задачу я разгадал, но была еще и другая: как синичка очутилась в комнате? Обычно эти смелые пичуги залетают в открытые окна или форточки. Тут-то и была загвоздка, ведь окно мы давно закрыли и даже заклеили, а форточек у нас в помещении не было вовсе.
Раздумывать долго не пришлось, синичка сама показала свою дорогу. По-мышиному, быстро семеня ножками, она перебежала через всю комнату и юркнула в щель под дверью. Слышно было, как она победно звонко крикнула во весь голос и полетела по коридору. А ведь здесь, в комнате, она не сделала ни одной попытки пискнуть или взлететь!
Весь декабрь, живя в коридоре, навещала нас смелая гостья. Потом исчезла. Что случилось с ней: погибла ли она или нашла места более кормные - неизвестно.

                СОРОЧЬИ ПОМИНКИ
Любим ли мы сорок?
- Это кто как, - говорила Валентина Федоровна, моя соседка по даче – некоторым белобокие нравятся. Стрекочут, мол, общительные, никогда не унывающие птицы. Оживляют, дескать, леса и все в таком роде. А нам, сельским жителям, любить их не за что. Все воруют, ничего от них не спрячешь - везде найдут и утащат. Летом на улице готовишь обед, сала там нарежешь или мяса. Чуть отвернулся - ан уже нет сала. Даже с горячей сковороды стянут. Зимой пельмени выставишь на мороз. Глянь - половины уже нет.
Говорю как-то своему деду:
- Мочи моей нет, сделай что-нибудь. Отвадь зловредных птиц!
Взял он ружье, подкараулил одну сороку. Застрелил и выставил на плетень для острастки. В назидание остальным.
Что тут сделалось с сорочьим племенем! Слетелись чуть ли не со всего лесу. Кричат, возмущаются, с места на место перелетают. Может звали ее, свою подружку, дескать, хватит сидеть, давай, лети к нам!
Потом поняли все, расселись по кустам и молчат, будто покойницу поминают. Только вечером разлетелись, а утром опять все здесь. Пострекочут по-своему, поплачут, а потом сидят, молча горюют, словно на поминках. Смотреть на них - за душу хватает. И, заметьте, в рот никто ничего не берет. Не воруют, не тащат, ни до чего этого, вроде, и дела нет.
Так три дня просидели. На четвертый убрала я мертвую птицу. Сил уже не стало смотреть на чужое горе. И сразу всех как ветром сдуло. Тишина. Правда, потом воровать стали по-прежнему. Ну, да и бог с ними. Что-то пропала у меня на сорок злость. Не обеднеем.

                ПРЕДАТЕЛЬСКИЕ РОГА
Всю ночь влажными хлопьями падал снег. В горы пришла зима.
С морозным, мглистым рассветом поднялся с лежки могучий лось. Широкие, как грабли, рога украшали его голову. Еще недавно они служили ему боевым оружием в сражениях с такими же, как и он лесными богатырями. Но время турниров прошло, и теперь рога служили своему хозяину разве что украшением. Но потаскай-ка все время на голове полуторапудовый груз! К тому же, задевая за свисающие ветви деревьев, они постоянно мешали ему ходить по лесу.
Нет, рога теперь были лосю ненужной обузой. И лось чувствовал это еще по легкому зуду на голове. Ему все время хотелось почесаться, и он то и дело останавливался, чтобы потереться о стволы осин и тополей. Вот и сейчас, легкой походкой спускаясь вдоль крутого осыпистого склона, он остановился у разросшейся кустом молодой березы. Привычным движением наклонил голову и уперся рогами в дерево. Зуд не проходил, и лось, двигая головой, надавил еще сильнее. И тут случилось неожиданное. Под напором зверя один из березовых сучков подался, отросток рога зашел за него и... лось оказался в капкане. Рога его заклинило в развилке ветвей. Великан дернулся назад - крепкое дерево не отпускало. Не отламывались и рога -видно, для этого не подошло время. В нетерпении могучий зверь переменил положение, изо всех сил напряг шею, но с тем же результатом.
Упругая береза была крепче и сильнее мышц животного. Уже испугавшись, лось заметался по склону, камешки полетели из-под копыт и вдруг ноги его потеряли опору. Тяжелый зверь почти повис на березе.
Долго еще метался, все более теряя силы, лесной богатырь. Обезумевший от страха, он так и не вырвался из объятий дерева. К вечеру закаркало, закружилось воронье. Черные птицы рассаживались вокруг по деревьям, ожидая смерти лесного великана. Обо всем это уже через несколько лет рассказали скелет, полустлевшие остатки шкуры и рога, торчащие из развилки подросшей березы.

                НОЧНОЙ ПЕРПОЛОХ
В городском парке каждый вечер стоит птичий галдеж. Это, устраиваясь на ночевку, хрипло каркают и "рычат" сотенные стаи ворон. Днем они кормились на городской свалке, а к ночи прилетели на свое, раз и навсегда понравившееся им место. Их привлекает сюда большой массив деревьев, где можно разместиться коллективно большой компанией.
Шум начинается еще засветло. Черные птицы перелетают с места на место, ссорятся между собой, о чем-то громко переругиваются, и эта птичья перебранка не затихает очень долго, продолжаясь даже в полной темноте. Но вот уже ночью, наконец, все стихает. Нахохлившись, вобрав голову в плечи так, что из перьев торчит один только клюв, дремлют квартиранты парка. Медленно тянется длинная зимняя ночь.
Далеко за полночь сдавленно вскрикнула одна из ворон. Крик ее тут же оборвался на полуслоге, но напуганные соседки с шумом сорвались со своих мест и, натыкаясь на ветви, долго кружились в темноте. Прежде чем вороны расселись на своих местах, над деревьями бесшумно поднялась черная тень большой лохматой птицы и растворилась в ночи. Сжимая в когтях мертвую ворону, таинственный ночной разбойник полетел в сторону, чтобы спокойно расправиться со своей добычей.
Утром, проходя на работу, многие видели огромную рыжую птицу, сидящую в ветвях высохшего тополя. В лапах ее что-то чернело.
- Сова, сова, - говорили люди, показывая на нее пальцем. Действительно, это была самая большая наша сова - филин. Оголодав в зимнем лесу, пират ночи давно уже перебрался в город и здесь зажил вольготно. Каждую ночь, дождавшись, когда заснут птицы, он направлялся в парк, чтобы без труда снять одну-две вороны себе на обед. Наевшись, филин не бросал остатки трапезы, а оставлял про запас. Потом, уже днем, подремывая где-нибудь в укромном месте, он время от времени отщипывал себе кусочки мертвой вороны, а заодно и грел лапы в остатках ее перьев.

                ВСТРЕЧА У ЗИМОВЬЯ
Проверяя капканы, охотник обнаружил следы огромных лап. Захлопнутый капкан был утащен в сторону. На истоптанном снегу виднелись кровь и клочки бурой шерсти. Попавшийся в ловушку колонок был съеден каким-то зверем.
«Никак медведь! - обмер промысловик. - Шатун!». Проверил выходной след, тот уходил в сопки, поросшие редкой лиственницей. «Не по пути, может уйдет своей дорогой», - успокоился охотник и тронулся дальше. Но подойдя ко второму капкану, увидел, что и здесь побывал медведь. Сделав большую дугу, зверь подошел с другой стороны. «Проверяет капканы!» - екнуло сердце старого промышленника.
Теперь ему было не до охоты. Опытный таежник, он хорошо знал, что это такое - бродяга-медведь в зимнем лесу. Шутки с ним плохи. Разбуженный голодом или потревоженный кем-то в берлоге, медведь обычно в нее больше не ложится и бродит по тайге, пытаясь найти что-либо съестное. Но заснеженный лес - пустыня, и тогда в безумии голода зверь становится бесстрашным, и не останавливается ни перед чем. Он не только не избегает встречи в человеком, но и ищет ее.
Поправив на плече ружье, заряженное дробью, охотник непроизвольно огляделся по сторонам и торопливо зашагал к зимовью. До избушки, заброшенной в горном ущелье, было километра три. И весь этот путь охотник оглядывался через каждые десять шагов. За каждой пихтой ему мерещился затаившийся зверь. Чутье подсказывало ему, что встреча с шатуном неизбежна. Рано или поздно, лыжные следы приведут оголодавшего медведя к жилью человека.
«Но когда и где будет эта встреча?» - мучительно думал охотник. Во всяком случае, теперь ежесекундно надо было быть начеку. «Эх, нет со мной Зорьки!» - с досадой посетовал он про себя, в который раз вспомнив о приболевшей собаке. Она была оставлена далеко дома за непроходимым зимой перевалом.
Подойдя к избушке, он обошел ее вокруг. Следов медведя нигде не было. На сердце немного отлегло. Захватив вязанку дров, охотник пошел в жилье и, чего раньше никогда не бывало, тщательно запер за собой дверь. Не раздеваясь, тут же перезарядил ружье тяжелым жаканом, и только после этого присел к печке, чтобы затопить ее.
Ночь прошла спокойно, утро приободрило охотника. «Эк, испугался!» - усмехнулся он про себя.
Когда окончательно рассвело, он взял стоявшее у изголовья ружье и отправился к ручью за водой. Как всегда, тренькали синички, где-то невдалеке пор сухой пихте стучал дятел. Все было спокойно, даже буднично. «Ерунда какая-то», - подумал таежник о вчерашних страхах.
Легкий туман стелился над незастывшим ключом. Охотник наклонился, чтобы зачерпнуть воды и вдруг увидел все те же знакомые следы. Стоя за большим тополем, медведь караулил его у тропы и, как видно, ушел совсем недавно.
Холодный пот прошиб охотника. Он понял, что за ним ведется неотступная слежка. Неопределенность становилась невыносимой. «Нет, ожидать больше нельзя, - наконец решил он, - надо ускорить события самому». Еще раз проверив ружье, он тронулся по следам. Петляя меж тополей, те уводили все дальше в лес. «Здесь засада!» - решил было охотник, когда следы зашли за кучку молодых пихт.
Он обошел их стороной, но увидел, что след тянется дальше. Несколько раз попадались вывернутые пни, разворошенные под снегом муравейники. Вряд ли чем мог поживиться медведь здесь.
Дойдя до горы, косолапый круто повернул. «Назад к жилью», - догадался охотник.
Теперь он был уверен, что медведь будет ждать его у зимовья. Он присел, чтобы поправить лыжу, но в этот момент зрение его уловило какое-то движение между стволов деревьев. Человек поднял голову и увидел медведя. Разбрасывая снег лапами, с опущенной вниз головой, черный, жуткий в своей худобе зверюга скачками бежал навстречу. Скинув с ног лыжи, охотник успел встать за ствол дерева с ружьем наизготовку. Лобастая, лохматая башка мелькала перед мушкой, закрывая почти всю тушу медведя. «Нельзя стрелять, пуля скользнет по черепу, не причинив зверю вреда», - лихорадочно соображал охотник, выжидая удобный момент.
И он дождался когда, коротко рявкнув, медведь вскинулся на дыбы. Вид его был страшен. Свисающая клочьями с боков шерсть, стекающая с желтых клыков пена.
Пуля ударила в открывшееся горло, но казалось, не остановила зверя. С поднятыми лапами он продолжал бежать, пока не уткнулся в ствол дерева, за которым стоял охотник. Он рухнул, но когтистые лапы его все еще тянулись к человеку, царапая дерево и загребая снег

                ПО ГРИБЫ... ЗИМОЙ
Речь здесь пойдет вовсе не о съедобных грибах, идущих в пищу в жареном, соленом, сушеном или маринованном виде. Есть совсем другие грибы, которые мочат, из которых делают настойки и чай. Пьют этот чай и лечатся. Вы, конечно, догадались - это чага - древесный березовый гриб.
Зимой, когда деревья оголены, на многих старых тополях, осинах, ивах, березах виднеются грибные наросты. Чаще всего они имеют вид беловатого, иногда бурого лошадиного копыта. Это грибы трутовики.
Трутовик - разрушитель. Селится, как правило, на больной древесине и дерево, которое он облюбовал, чаще всего обречено на смерть. И вот этот зловещий гриб, несущий дереву гибель, помогает людям исцелиться от некоторых желудочных заболеваний. Только надо знать, что целебный гриб чага, хотя и относится к трутовикам, но вовсе не похож на лошадиное копыто. В отличие от обычного трутовика, чага - это бесформенные, бугристые образования на березовом стволе, они темного цвета, часто растрескавшиеся. Собирать их лучше на старых, но еще не мертвых деревьях. На сухостое чаге питаться нечем, она погибает и сама становится непригодной к употреблению.

                ТАИНСТВЕННЫЙ РАЗБОЙНИК
Среди ночи всполошились, тревожно заквохтали куры, испуганно загоготали гуси. Утром хозяйка зашла в курятник и ахнула: на полу лежала мертвой ее лучшая несушка. Курица казалась почти невредимой, лишь на затылке под перьями нашлась маленькая ранка. Рассмотрев внимательнее, хозяйка поняла, что таинственный убийца все же воспользовался добычей. Почти весь мозг курицы был выеден.
- Хорек, - решил подошедший взглянуть хозяин.
Он оглядел все стены, потолок. Щелей нигде вроде бы и не было.
- Закрывай лучше двери, - посоветовал он жене.
Следующая ночь прошла спокойно, но на третью неизвестный убийца опять похозяйничал в курятнике. Снова, как и в первую ночь, задушенной лежала большая белая курица.
- Ах, разбойник! - ахнула хозяйка, открыв дверь, - да что же это такое делается! Моя лучшая курица!
Нагнувшись, она хотела поднять хохлатку, но тут из-под нее выскочил маленький белый зверек с гибким, как у змеи, телом. Остановившись на полпути, он повернул маленькую головку, нагло оглядел человека и юркнул в маленькую щелку под стеной. У курицы оказались почти наполовину выедены внутренности живота.
Это была ласка - маленький бесстрашный хищник. Уже давно забралась она в подполье. Перевела всех мышей, а потом принялась за хозяйских кур. И ведь зверек-то с ноготок, по мышиным норам лазит. А вот поди ты, кур берет!

                ЗИМНИЙ ДЕНЬ В ЛЕСУ
                (январь)
Поздно просыпается зимний лес. Вот уже и петухи пропели в деревне, летом в это время давно светло, а сейчас, в январе, вместо солнышка на небе серебристой скатертью раскинулся Млечный путь, да неровным радужным светом дрожит лунный венец. Потрескивают от мороза забереги на реке. Неясные тени скользят меж стволов деревьев. Кто-то рыщет, крадется, а кто, узнаешь только днем по следам.
Рассвет подкрадывается незаметно, будто тайком. Чуть заметно бледнеет лунный диск, меркнет блеск звезд. Все больше светлеет небо, сначала узкой полоской на востоке, а потом занимая весь небосклон. Но все еще тускло и бесцветно, пока есть только два цвета: серый и черный.
Одна за другой гаснут звезды. Еще в полной темноте, в замерших кустах грустно пискнула одинокая пичуга. Это как сигнал для остальных. Стали просыпаться, подавая о себе знать, и другие птицы. Не выдержали холода, снялись и полетели дрозды-рябинники.
"Чуть жив, чуть жив," - тоскливо разносится в предрассветной мгле дребезжащий птичий крик.
Словно проявляясь, вырисовываются контуры гор и суровый зимний лес. Будто солдаты в серо-зеленых шинелях, замерли в строгом строю пихты, пригорюнились осины и березы. А за синеющими далями на горизонте разгорается розовая заря. Простуженным голосом прострекотала сорока. Слышно, как где-то вдали захлопали крыльями тяжелые тетерева. С вечера они укрылись от стужи в глубоком снегу, сделали лунки и просидели там всю долгую зимнюю ночь. Тепло и уютно в мягких пуховых перинках, да ничего не поделаешь, голод не тетка, надо вылетать на мороз.
Словно завеса поднялась над миром. Раздвинулись и ушли в даль горы и долины, стало видно, сколько снега вокруг. Завалило им все кусты, заровняло ямы и ложбинки. Длинные голубые тени пролегли от деревьев и расчертили на снегу затейливый узор. По-праздничному засветилось роскошное убранство леса - снежная бахрома на еловых лапах и ветвях берез.
Приветствуя рождение нового дня, радостной дробью забарабанил дятел. Легким перезвоном рассыпались по лесу голоса синиц. С необыкновенной легкостью неутомимые птички прыгают по ветвям, хлопотливо суетятся, звонкими криками оживляя безмолвие заснеженного леса.
Не богат событиями зимний день. Мало зверей и птиц в зимнем лесу, да и те ведут скрытный образ жизни. Если бы не следы, то можно подумать, что зима - мертвая пустыня. Одни белые сугробы, черные остовы деревьев да синеющие дали гор. Тихо и пусто. Ели укутались в теплые шали и сладко задремали.
Но вот что-то зашумело в ветвях, посыпалась снежная крупа. Это прилетели черные красавцы тетерева. Расселись на березах, расхаживают, поклевывая почки да сережки. На скудном пайке сейчас птицы. Тут уж не до жиру, быть бы живу. Березовая, пихтовая "каша", кое-какие ягоды - вот и вся еда тетерева-косача зимой.
Свежо дышится в крепкий мороз. Пушистым инеем ложится горячее дыхание на шапку, брови и ресницы. Мороз пощипывает уши и нос. Но как ни жесток январский мороз, и он отступает в солнечный день. В полдень прогревает так, что сыплется, истаивая в воздухе, изморозь с ветвей. Вдруг вздрогнула, словно очнулась старая пихта, расправила могучие плечи и снежный обвал белым водопадом обрушился на землю
Короток зимний день. Кажется, совсем недавно взошло солнце, прокатилось низко-низко над горизонтом, и вот уже снова падает за огнено-красным краем земли.
С визгливыми криками унеслись куда-то прочь дрозды. Замер в морозном воздухе, словно растворился в тумане последний птичий крик, и стало тоскливо и неуютно. Погас последний луч, с реки подул пронизывающий, ледяной ветерок и потянул за собой клубы белого тумана.
Вот и солнце ушло, а горизонт еще долго пылает, освещая небо багровыми полосами. Но постепенно краски все больше тускнеют, и не успеют они окончательно померкнуть, как одна за другой зажигаются на небосклоне звезды. Кончился короткий зимний день, наступила длинная долгая зимняя ночь.

                МОРОЗЫ ЛЮТУЮТ
Установились трескучие морозы. Ночью жмет до 40, днем отпускает до 30. Лютует зима. Солнца почти не видно, желтым пятном расплывается оно в морозной мгле.
Исчезли куда-то все птицы, одни сороки, нахохлившись, черно-белыми фигурками сидят на заиндевевших кустах.
Белку, до этого неугомонно прыгавшую по деревьям, потянуло на сон. Забравшись в гнездо, она тщательно законопатила мхом щели, прядью лишайника заткнула выход, и, свернувшись клубочком, погрузилась в сон.
Дольше обычного дремлют в своих убежищах соболи, куницы, хорьки. На что у них теплые шубы, а и они бывает, из-за морозов прерывают охоту.
Забившись в расщелину под каменистой осыпью, прячется от лютого холода соболь.
Отсыпаются в глубоких осиновых дуплах куницы и хорьки.
Колонок укрылся в колоднике среди лесного бурелома.
Норки, горностаи, ласки забрались в подснежные норы и не показывают наружу и носа. Что они там делают: охотятся или отсыпаются - неизвестно.
Заяц беляк залег под заваленной снегом ивой. Лежит, гложет вокруг себя кору да обкусывает молодые веточки.
Глухари, рябчики, тетерева сидят в снежных лунках больше обычного, и только сильный голод заставляет их покидать свои убежища на час-полотора, чтобы покормиться.
Трудно приходится даже лесному великану-лосю. Чтобы не замерзнуть, он в два раза увеличил свой рацион. Вместо обычной нормы в 10 килограммов осиновых побегов, съедает больше 20. Несмотря на теплую шкуру, он то и дело греется, делает разминочные пробежки.
Пустынно в белых полях. Одна лисица-огневка, мелькая красной шубкой, бродит по заснеженной пустыне, строчит ровные пунктиры следов.
Оранжевый шар солнца склоняется к горизонту. Оно еще не закатилось, а с другой стороны уже плывет по небу бледно-голубая луна.
- У-у, - глядя на серебристое блюдо, поют голодные волки. Холодно, голодно.

                С МОРОЗОМ НЕ ШУТИ
Снег - единственное спасение для многих обитателей зимнего леса, а для мелкоты особенно. Для них он не только пуховое одеяло, спасающее от убийственного холода, но и укрытие от голодных врагов. Полевки, лесные мыши прокладывают под снегом лабиринты ходов, кормятся травяной ветошью, ходят друг к другу в гости и даже устраивают гнезда. Словом, живут словно ни в чем не бывало, но соблюдая свои правила и порядки. Плохо тому, кто нарушит их!
Вот что произошло с маленькой землеройкой, всего лишь на несколько минут покинувшей подснежный городок. Наверное, она решила переменить местожительства, а может просто захотела прогуляться. Выбралась из-под снега и со всех ног весело и бодро помчалась по белой пустыне.
Стоял трескучий мороз. Бежать по снегу было легко, холод и ветер сбили его в твердый наст, но другая беда подстерегала беглянку: не привыкший к стуже крохотный зверек стал мерзнуть. Пробежав несколько десятков метров, он решил погреться, нырнув под снежную крышу. Но не тут-то было! Наст был непробиваем для зверька, весящего каких-то несколько граммов. Землеройка побежала дальше, но теперь она стала нервничать и торопиться.
А мороз давал о себе знать все больше и больше. Беглянка снова и снова пыталась зарыться, но безрезультатно. Землеройка была уже и не рада, что затеяла это путешествие. Жить бы да поживать, не высовывая носа из-под снежного укрытия!
Заметавшись, она растерялась и решила повернуть назад. Скорее к спасательной норке в тепло и уют! Но было уже поздно, слишком далеко убежала нерасчетливая путешественница от родного гнезда. Холод все больше сковывал ее движения, и она бежала все медленнее.
Много ли нужно зверьку с тщедушным тельцем? В последний раз, сделав отчаянную попытку нырнуть под снег, землеройка потеряла последние силы и сдалась.
Ледяной ветер гулял по снежному полю, гоняя поземку. Он шевелил черные шерстинки на одиноко закоченевшем трупике.

                РЫСЬ В ГОРОДЕ
Невероятные происшествия, бывает, случаются даже в городе. Именно такая история произошла в 60-е годы в Зыряновске.
Сторож мясокомбината по какой-то надобности решил заглянуть в старый деревянный сарай, стоящий в стороне от людных цехов. Открывает дверь - и видит в темноте два горящих зеленых глаза.
«Никак кошка забралась!» - с досадой подумал сторож про незваную гостью. Но только он хотел было ее прогнать, как услышал зловещее шипение - крупного зверя. «Что за черт! - испуганно вздрогнул он испуганно и машинально захлопнул дверь. - Да там не кошка, а почти целый тигр!»
С опаской прислушался, приложив ухо к двери, но в сарае никто даже и не шелохнулся. «Эк померещилось, - подумал дед, - однако, лишнего вчера хватил».
Уверенными шагами подошел он снова к сараю и храбро распахнул дверь. Сунулся в темноту, а оттуда мимо него ринулось что-то большое, рыжее, в пятнах. Бесшумно и мягко спрыгнув с полки, зверь проскочил так быстро, что старик не успел что-либо и сообразить. Оглянулся, и видит: здоровенная долговязая кошка большими прыжками мчится к забору. Ноги высоченные, на ушах кисточки.
«Рысь! - догадался наконец старик. - Вон куда угораздило ее забраться. Видно голод заставил податься в город».
Зима в том году, действительно, выдалась суровой, снежной. Морозы стояли до сорока градусов. Тяжело стало промышлять хищнице в лесу, вот она и пришла поближе к людям. А на мясокомбинат, стоящий на окраине, ее приманил мясной запах.

                ЗИМНЯЯ СКАЗКА
Днем захмарило, отпустило на тепло. Влажная испарина поднялась с земли. Ночью заклубился сырой туман, клочьями ваты между деревьев поползли белые призраки. Что творилось в лесу - не понять: ничего не видно и не слышно. Когда пришло утро, туман стал редеть. Игольчатыми звездочками с неба посыпалась снежная мишура. Она еще не кончилась, как на глазах все стало светлеть, оживать. Расступилась белая пелена и открылась сказка: лес, осыпанный бриллиантовой изморозью. Березы, словно девицы, свесили плакучие локоны. Каждая веточка, будто обсахарена, облеплена серебристо-дымчатым инеем. А по снежному полю гигантскими одуванчиками торчат заиндевевшие зонтики медвежьих дудок. Кажется, дунь и все полетит. И впрямь, брызнуло солнышко, и сверкая колючими искорками, посыпалась снежная мишура.

                ЧАСЫ СМЕРТИ
Мария Ивановна жила одиноко. Уже давно, выйдя замуж, уехала младшая дочь, и старушка почти все дни коротала вдвоем с котом Мурзиком. Телевизор смотреть она не любила, ей нравилась тишина. Долгими зимними вечерами, сидя вместе с Мурзиком, она вязала, да слушала тиканье часов. Ходики были очень старые, Мария Ивановна помнила их с детства.
- Пора их тебе заменить, - говорила соседка, заглянув на чашку чая. - Им уж, наверное, скоро сто лет будет.
- Да уж нет, - отвечала Мария Ивановна. - В этом доме у меня нет ничего дороже этих часов, да старого кота.
Но вот случилось так, что часы остановились, и их пришлось отдать в ремонт. Дом словно осиротел. Теперь только шарканье старушечьих шагов, да мурылканье кота нарушало тишину. "Скучно без часов, - проснувшись среди ночи, думала Мария Ивановна. Сон никак не шел к ней. - Хоть бы сверчок какой завелся..."
И вдруг ей показалось, что в соседней комнате что-то затикало.
- Тик... так... тик...
Смолкло, а потом опять то же:
- Тик... так...
"Что бы это могло быть?" - испугалась старушка. На мышь не похоже. Та бы потихоньку шебуршала, а это стучит, словно крохотный маятник отбивает время. Конечно, тише чем старые ходики, но в ночной тишине слышно отчетливо. Никак, это часы смерти отсчитывают мое время. - вовсе расстроилась Мария Ивановна.
Посмотрела на кота, но тот сладко спал, вовсе не разделяя тревоги своей хозяйки.
До утра Мария Ивановна так и не сомкнула глаз. Она лежала, прислушиваясь к новым для нее звукам. Наверное, когда шли ходики, она их просто не замечала.
Днем тиканье то замолкало, то возобновлялось вновь. Ни соседка, ни ее внук-студент, человек как-никак грамотный, не могли объяснить происхождение странного звука. Даже определить место, откуда он исходит, было не так-то просто. Все ходили по комнате, останавливаясь, прислушиваясь, но каждый показывал на разные предметы. Одному казалось, что тикает в шкафу, другому - в столе, а третий слышал звуки даже в потолке.
Загадку разрешил слесарь, пришедший проверять водопровод.
- Говорите, тикает? - в задумчивости переспросил он. - Щелкает, вроде как скребется? - И озабоченно ответил:
- Это плохо. Пожалуй, завелся у тебя, бабуся, нехороший сосед: точильщик. Есть такой червячок, живет в дереве и древесиной питается. И если уж начал что грызть, будет есть, пока до конца не источит.
Слесарь был прав. Только точильщик - это жучок, а беловатые червячки - его личинки. Они-то и питаются древесиной, предпочитая дерево мертвое, старое, например, мебель, пол или чердачные перекрытия в домах. Коварство точильщиков еще и в том, что, превратив в труху внутреннюю часть древесины, они не трогают наружных слоев, а потому обнаружить их бывает очень трудно. Разве что по "тиканью часов", которое издают взрослые жуки. Стукаясь головой о стенки, они дают знать о себе и назначают друг другу свидания.

                ЗИМНИЕ НАХЛЕБНИКИ
Тысячные стаи голубей и воробьев кормятся и живут сейчас на совхозных складах и скотных дворах. В полдень посмотришь: крыши ферм, токов, будто черным зерном усыпаны несметным числом птиц.
С шумом, похожим на рокот прибоя, поднимаются они в воздух и тогда небо становится пестрым, а глаза рябит от множества трепещущих крыльев.
Рядом с ними нет-нет, да и увидишь приблудившихся парочку овсянок, снегирей или хохлатых жаворонков.
Отдельными табунками кружатся сороки. Вряд ли их привлекает зерно. Другое дело падшая скотина, отходы скотобоен. Да и вообще, где все остальные, там и сорокам легче прокормиться.
Вороны, те поосторожней. И хотя ночевать прилетают в города и поселки, кормиться предпочитают по окраинам и задворкам, на помойках и свалках. Так и держатся у деревень, рядом с людьми и скотом. Глядишь, и перебьются зиму.

                СЕКРЕТ МАЛОГО ДЯТЛА
В лесу нет-нет, да и услышишь работу пернатых плотников.
Тук-тук! - как долотом большой пестрый дятел долбит старую березу или пихту. Ищет жуков-древоточцев, их личинки. Вон какие дыры выдалбливает!
А в поле, что на опушке осинника, кто-то отзывается стуком потише.
Тук-тук! - стучит малый дятел по высохшему стволику медвежьей дудки. Птичка небольшая, а тоже плотник, хотя рубит не дерево, а отвердевшую травяную палку. Каждому свое.
Обстукивая снизу доверху, перелетел, прицепился к другой. Всюду по заснеженному полю голыми остовами торчат белые зонтики мертвого дягиля, борщевика, дудника. Какой же в них интерес дятлу? А секрет прост. Оказывается, трубки их внутри полые, с перегородками. Убежища для насекомых лучше не сыскать. Многие, забравшись внутрь, выхода обратно не находят и там умирают. А некоторые зимуют. Букашки загодя, еще летом прогрызают отверстия в дудке и занимают очень удобные квартиры. Иной раз набиваются десятками всякие там жучки, мошки, паучки. А малый дятел как-то вызнал об этом и приспособился грабить чужие захоронки. Нигде не укрыться! И ведь точно рассчитывает, где долбить: чуть выше суставчатой перемычки. Там вся пожива скапливается, словно на этажах дома-небоскреба. Поэтому не удивляйтесь, увидев маленького трудягу на одеревеневшем травяном стволе. Просто так, бесцельно, дятел работать не станет. Лесной плотник добывает себе зимнее пропитание и, надо сказать, вполне успешно.

                ДОМОВОЙ
Необыкновенное происшествие случилось в нашем городе. На чердаке большого дома поселился домовой. По крайней мере, так уверяла старушка, рассказывая об этом соседке. По ночам многие слышали какой-то шум, возню, царапанье, а некоторые жильцы верхних этажей уверяли, что по потолку кто-то топает и даже кричит сдавленным, хриплым голосом.
Днем ребята постарше лазали на чердак, но кроме голубей никого не увидели.
Мужчины смеялись: - Чего только не придумают эти женщины! Мыши там бегают, да ветер хлопает дверцей.
Правда, не раз замечали, как ветерок раздувает по двору птичий пух и перо. Откуда взялись? Кто растребушил? Значит, кто-то все же разбойничал в доме. А тут еще слух прошел, что будто бы в темном проеме чердачного окна видели то ли чучело с горящими глазами, то ли черта с рогами. А еще слышали, как у конька суетились птички, а сорока яростно стрекотала истошным голосом.
Однажды один из жильцов полез на чердак исправлять антенну. Высунул голову в люк и, как ни темно показалось ему со свету, а успел заметить: что-то большое, мохнатое бесшумно переметнулось в глубь чердака. Мужчина шагнул вслед и оторопел. Клацая клювом и сверкая огненными глазами, перед ним стояло растрепанное страшилище с рысьим, кошачьим "лицом". Не успел человек что-либо сообразить, как чудище превратилось вдруг в большую и рыжую, как копна сена, птицу. Тут же птица мягко спрыгнула со стропил и взмахнув широкими лохматыми крыльями, вылетела в разбитое чердачное окно.
Это был филин. Мороз и голод загнали его в город. Он поселился на чердаке и каждую ночь разбойничал, давя голубей, во множестве обитавших под крышей.
В народе филина прозвали пугачом. И не зря. Что-что, а попугать он большой мастер. Так взъерошивает дыбом перья, что становится похожим скорее не на птицу, а на разъяренного зверя со сверкающими глазами. Такого хоть кто напугается!
Сейчас филин большая редкость. Побольше бы таких "домовых".

                СНЕЖНОЕ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ
Снегом завалило землю. Сначала он придавил траву, потом примял кусты и даже согнул маленькие деревца. Рыхлый, пушистый, он все шел и шел. Громоздился уже целыми горами и сугробами. Тяжело, ох как тяжело держать на себе такую ношу!
Вдруг что-то глухо охнуло, будто треснуло где-то внутри под снежным пластом. Под ногами всколыхнулось, вздрогнуло. эхо прокатилось над лесом. Показалось, что снег поднатужился и, тяжко вздохнув, разом осел. Снежное землетрясение!
Тоненькая трещина, извиваясь змейкой, пробежала по снежной целине. На обрывистом берегу реки откололась огромная белая глыба и поползла на лед. Вздрогнула пихта, закачались ветви, брызгами рассыпалась снежная кухта. Встряхнулась молодая березка, распрямляясь, взмахнула макушкой, и на землю шмякнулся огромный ком снега.

                ГДЕ ЗИМУЮТ БАБОБЧКИ
Мать послала Колю наколоть дров. Вместе с охапкой березовых и осиновых чурок Коля принес в кармане желтовато-белого толстого червяка, засушенную бабочку, похожую на прелый осиновый листок и мертвую божью коровку.
- Вот что я нашел, - похвалился он. - Бабочку между поленьев, божью коровку под чешуйкой сосновой коры, а червяк выпал из расколотого пихтового полена.
Он положил находки на табуретку и забыл про них. Запылал огонь в печи, и в избе стало тепло. И вдруг насекомые все ожили. Похожий на куколку со сложенными лапками и усами, восковой червяк стал мягким и вздрагивал от прикосновений. Быстро-быстро поползла божья коровка, а бабочка медленно раскрыла резные угловатые крылья, из серой превратившись в оранжево-красную, и... полетела.
Свершилось маленькое чудо: насекомые, отогревшись, решили, что пришла весна. Оказывается, вовсе не все они умерли осенью. Помните, в погожие дни сентября, пока еще заморозки не убили последние цветы, порхали цветастые бабочки. Многие из них вывелись незадолго перед зимой и залезли под кору деревьев, забились в трухлявые пни, под опавшие листья, спрятались на чердаках и подвалах. Там, сложив крылья, долгие месяцы они пребывают в сонном, ни живом, ни мертвом состоянии. У некоторых бабочек зимуют куколки или даже гусеницы. Чтобы не погибнуть, они строят домики из свернутых в трубку листьев, окутывают их паутиной. Многие, конечно, становятся добычей птиц, но часть остается, и когда приходит тепло, оживают.

                СНЕГУРОЧКИНА ЗИМА
                (февраль)
На дворе зима, а глянешь на небо - оно высокое, яркое, совсем как весной.
В хороший погожий день вдруг разнежится, заулыбается ласковой улыбкой синеокая снегурочка - февральская зима. Оттого ли, что светлее стало вокруг, как-то по-новому смотрится все вокруг. Снег как-будто тот и уже не тот, стал он словно теплее, заголубел глубокими тенями, порозовел под лучами солнца.
В полдень, будто невзначай, вдруг покатится с ветки капелька талой воды, сверкнет радужной искоркой и, схваченная на лету морозом, превратится в прозрачную сосульку.
На миг показалось: ожил сонный лес, будто и впрямь пришла весна. Запахло пряной черемуховой почкой, свежей белизной засияли стволы берез. Пригретый теплым солнечным лучом, вдруг встрепенулся самец большой синицы и задорно запел. "Цинь-ци-ци, цинь-ци-ци," - заливается певец, а сам все хорохорится, все скачет с ветки на ветку. Не рано ли весну встречать?
В высокоствольной тайге ему вторит дробным стуком желна. Постучала по дереву "тук-тук", а с вершины целый водопад.
Недолговечна эта призрачная мнимая весна. Вот уже по небу понеслись барашками перистые облака - вестники непогоды. Потускнели дали и из голубых стали сине-фиолетовыми. Над гребнем гор завихрились зловещие серые язычки. Солнце проглядывало сначала желтым пятном, а затем скрылось совсем. Исчезли тени, стало уныло и мрачно. По сизой равнине змейками побежали струйки снега. Закружилась, заметалась снежная метель, будто снова вернулся лютый декабрь. И так всегда бывает в феврале: то снег, то солнце, то мороз, то оттепель.
Еще не прилетели никакие из перелетных птиц, но где-то в конце месяца высоко в небе видишь пролетающих черных воронов. И странно: если осенью их унылые крики предвещают ненастье, то сейчас, в конце зимы, звучат радостной песней: скоро весна!

                ОХОТНИЧЬЯ ТРОПА КРОТА
Путиком охотники называют свою охотничью тропу. Маршрут, по которому они ходят, проверяя ловушки и капканы. Есть такой путик и у крота. Только находится он под землей. Мы ходим по лесу, не подозревая, что делается у нас под ногами. А там, под снегом и даже в земле, идет своя жизнь.
У каждого крота нарыты сотни метров тоннелей, из которых большинство охотничьи, ловчие. К зиме подземный землекоп еще увеличивает их количество, прокладывает галереи под снегом прямо по поверхности земли. И все свои подземелья крот обегает по нескольку раз в день. Обычно утром, в полдень и вечером. Осматривает, что где попалось: дождевой червь, личинка или какое насекомое. Может и мышкой закусить, если случайно в гости приблудилась. На зимующую лягушку, ящерицу наткнется, съест, не побрезгует. Если не наестся, бежит по второму разу, иногда новый маршрут прокладывает.
Закусив, крот отправляется отдыхать в свою жилую квартиру - гнездовую камеру. Она у него в центре охотничьих троп, в сухом месте, отделана с комфортом. Устлана мягкими листьями и корешками. Живет там крот, беспокоясь лишь об одном: не промерзла бы земля. Если снега выпадет зимой мало, тогда беда: пропадет подземный житель с голода.

                РАСПЛАТИЛСЯ
Пасека на ручье Березовом - самая дальняя. Дальше и тропы нет, со всех сторон долина занята горами. Тяжелые снега заваливают ущелье зимой, и тогда становится оно почти непроходимым. Глухо тут, безлюдно. Лишь одна избушка чернеет под елкой, поглядывая на лес подслеповатым окошком. Звериных следов вокруг множество. Не обеспокоенная человеком тайга живет своей тайной, скрытой от глаз людей жизнью. Зимой здесь почти всегда стоит тишина.
Но вот громкий и резкий крик птицы нарушил безмолвие заснеженного леса. Кричала сойка, явно увидев что-то необычное. Шедший на камусах человек вздрогнул и пугливо оглянувшись, со злостью посмотрел на нарушительницу спокойствия.
- Кыш, негодная! Раскричалась, предательница!
«Как бы беды не накликала, - подумал он, но тут же опомнился: - Какая беда, в лесу ни души».
Сойка прокричала еще раз и, сорвавшись с пихтовой маковки, скрылась среди деревьев.
«Все-таки не к добру это», - опять суеверно покосился лыжник и неуверенно тронулся дальше.
Три дня назад совхозный пасечник Егор приходил скидывать снег с омшаника и зимовья. Снежная выдалась зима, уже в декабре навалило столько, что не очистишь крышу - раздавит избушку. Прокладывая лыжню, в соседнем пихтаче пасечник заметил лосей. Четыре зверя притаились под склоненными к низу ветвями, почти сливаясь с чернотой хвои.
«Вот оно что, - обрадовался Егор, - и до меня добрались!» И тут же у него созрел план поживиться, как он считал, бесхозным добром. «Чего проще, приду с ружьем и один лось мой. Вон они ходят, как домашние. Мясо закопаю в снег, а потом потихоньку перетаскаю домой». Егор уже не сомневался в успехе задуманного.
Лоси в эти края пришли недавно. Первыми незнакомые следы увидели пчеловоды. Сначала думали, что это маралы, но потом увидели самих зверей: долговязых, горбоносых и нескладных, как ломовые лошади. По-домашнему доверчивых лосей поначалу не трогали, большинство осознавало: нельзя. Другие боялись, хотя и соблазн был велик: шутка ли, целая лошадь мяса. Потом, видно, поняли: никто не охраняет. Некоторые осмелели, а правильнее сказать, обнаглели. В таком деле ни с кем не делятся, но молва прошла, что на Малой Логоухе убили лося. Потолковали и на том замолчали. Потом у соседа по пасеке Ивана Кузнецова видел Егор рога и копыта диковинного великана. Спросил, а тот ему в ответ: собака, мол, откуда-то принесла.
Еще тогда смекнул Егор, что не все тут чисто: пошаливают пчеловоды, бьют дорогого зверя почем зря. Кто их в тайге проверит? Все шито-крыто, все с рук сходит. На весь район один штатный егерь, и тот мотается по берегам Бухтарминского водохранилища, а в лес и не заглядывает. Есть, правда, нештатный охотинспектор в поселке - дед Ермил, но и тот старый, больше на печи сидит.
Местный мужичок хитер и по характеру своему добытчик. Когда приезжал из города председатель общества охотников, просил не трогать зверя. Деревенский охотник, а он же почти всегда и пчеловод, сразу смекнул: не охраняется - значит, можно брать. Вот и весь секрет, почему лося на первых порах появилось много, а потом быстро поубавилось.
«Тут они, - радостно отметил браконьер, подходя к ручью. - Да и куда им деться по такому-то снегу!»
Как видно, житье лосей было неважным. Молодые осинки и ивняк были объедены начисто, стволы обчищены добела.
Не снимая камусов, скинув с плеч одностволку, охотник двинулся вдоль незамерзающего ручья. Лоси были совсем близко, Егор видел клочки темной шерсти, вмятины от копыт, в которые затекала вода. Но сами звери, не показываясь, легко уходили по свободному от снега руслу.
Запарившись, пасечник остановился передохнуть, как вдруг какой-то звук заставил его оглянуться назад. Раздув ноздри, комолый самец в упор разглядывал человека. За ним теснились остальные лоси. Оказывается, сделав круг, звери догнали охотника, едва не уткнувшись ему в спину. Смятение длилось недолго. Толкая друг друга, звери кинулись назад по руслу. Но не все. Сгрудившись, они вытолкнули одного в сторону и тот погнал по целику. «Мой!» - довольно ахнул Егор и кинулся вслед долговязому великану. Далеко раскидывая ноги, тот уходил сноровисто и скоро.
«Ничего, далеко  не уйдешь», - позлорадствовал охотник, и верно, чем дальше от ручья, тем глубже становился снег. Ногами и брюхом лось пропахивал глубокие борозды. Торопливыми шагами Егор на лыжах бежал рядом. След вел в молодую поросль редкого пихтача. Вот пихтач расступился, и Егор совсем близко от себя увидел лося. Завалившись на бок, тот уже не стоял, лежал на боку, едва ли не по голову погрузившись в снег. Пар поднимался от его взмокшей спины, заиндевевшая шерсть свалялась клочьями. Кося глазом, зверь следил за подходящим человеком. Но ни мольбы о пощаде, ни страха, ни злости не прочел в этом взгляде охотник. У зверя не было сил не только бежать, но и как-то выразить свое отношение к тому, что сейчас должно было произойти.
Трясущимися руками Егор поднял ружье, поймал на мушку широкий лоб и выстрелил. Зверь дернулся и затих. «Готов», - сам себе сказал Егор и внимательно посмотрел на лежащего перед ним великана с запрокинутой головой и почему-то прижатыми ушами. И тут ему показалось, что зверь подсматривает за ним через полуприкрытые веки.
«Чего только не померещится, - подумал пасечник. Та же скотина, зарезанная корова, например». Ему не раз приходилось дома колоть свиней. Егор деловито снял рюкзак, потом лыжи, не торопясь протоптал дорожку и, вытащив нож из меховых ножен, подошел к убитому зверю. И тут случилось неожиданное. Лось вдруг согнул переднюю ногу в колене и удар страшной силы отбросил браконьера далеко назад. Он упал на спину, теряя сознание.
«Конец!» - успело мелькнуть в голове. Больше он ничего не помнил.
Когда очнулся, лося рядом уже не было. Как видно, картечь скользнула по крепкой кости, лишь оглушив зверя.
Горе-охотнику было уже не до добычи. Слава богу, жив остался! Пчеловода спас теплые ватник. Острое лосиное копыто едва до него достало и не пробило толстый слой ваты. Острая боль разламывала грудь. Почти ползком добрался Егор до избушки. О возвращении в поселок не могло быть и речи. Лишь через несколько дней пришли за ним мужики из совхоза. У пасечника оказались сломанными два ребра.
- Это тебе повезло, - заметил опытный сосед. - Лось копытом, как копьем, пробивает насквозь волка, а то и самого медведя.

                ЗИМНЯЯ ПОСЕВНАЯ
Февраль. Чуть пригрело солнышко, и деревья начали... зимний сев. Еловые шишки выросли давно, в августе-сентябре, а созрели только сейчас, в конце зимы. Побурели, висят на зеленых ветвях коричневые смоляные сосульки. Висели, висели, и в солнечный полдень вдруг начали раскрываться, рассылая во все стороны своих деток.
Трах! - щелкнуло что-то в шишке. Одна чешуйка отклеилась, оттопырилась и выпустила первого разведчика - крохотное крылатое семечко. Легонькое как пушинка, оно полетело-полетело наискось через всю лесную поляну.
Трах! - выскочила, отщелкнувшись вторая чешуйка. Еще одно семечко завертелось, желтым пропеллером сверкая в воздухе. И пошло пощелкивание и потрескивание по всему ельнику. Чем сильнее греет солнце, тем больше растапливается смолка и раскрываются шишки.
И березы от елок не отстают. Эти рассеивают семена потихоньку, не торопясь, всю осень, зиму, весну. Шелушатся чешуйчатые сережки, рассыпая летучие полупрозрачные семечки, похожие на труху и на древесные опилки.
Крутится, сверкая золотисто-серебристыми крылышками елово-березовая метель. Идет зимняя посевная.

                СОБАЧЬЯ ВЕРНОСТЬ
Анчар вырос в деревне. Дом его хозяина, а значит и его дом стоял на окраине села. Сразу за плетнем огорода начинались холмистые горы, поросшие колючим кустарником, и маленький щенок любил убегать туда, чтобы погоняться за какой-нибудь птахой. Анчар не помнил свою мать, но хорошо знал тепло рук хозяйки, которая ласково трепала его по спине и кормила молоком. Когда Анчар подрос, хозяин - пастух совхозного стада - стал брать его с собой на пастбище. Анчару нравилась его работа: целые дни теперь он проводил в горах, охраняя овец.
Но случилось так, что хозяевам пришлось уехать. Они продали дом, а Анчара отдали знакомым в город. Унылые наступили для собаки дни. Привыкший к свободе, теперь пес весь день сидел привязанный на цепи. Со двора ему были видны горы, такие же, как и его родные - город был недалеко, в каких-то двух десятках километров, от покинутой деревни. Новые хозяева обращались с ним хорошо, но Анчара неудержимо тянуло в дом, где он провел свое детство. Длинными ночами, не смыкая глаз, он смотрел в сторону родной деревни и тосковал. Он почти ничего не ел и худел на глазах. Так прошло полгода.
 Однажды приехали соседи его прежних хозяев.
- Анчарушка! - окликнул его знакомый женский голос, и Анчар радостно встрепенулся. Далеким, родным повеяло от этого голоса.
- Что ж это ты так исхудал? - продолжала женщина и жалостливо добавила:
- Давай-ка я тебя покормлю деревенским молочком!
Анчар благодарно завилял хвостом и подбежал к своей чашке. Если бы знали, как приятна ему была эта встреча! А вкус молока с еще большей силой воскресил в нем воспоминания о прошлом.
Вечером Анчар сорвался с цепи и ушел. Почти всю ночь бежал он по безлюдной обледенелой дороге и к утру был у своего старого дома. Новые владельцы не держали собаку, и Анчар молчком обежал пустующий, так хорошо знакомый ему двор. Все осталось на прежнем месте, не было только его будки.
Стояла страшная стужа, но Анчару было жарко. Вспотевший, он блаженно растянулся на закаменевшей от мороза земле. Теперь некуда было торопиться, он достиг того, к чему стремился. Он был дома, и ему было так хорошо! Холода он не чувствовал, разгоряченный бегом, он дремал и видел себя во сне маленьким щенком. Хозяйка что-то лаково говорила ему, гладила и кормила парным молоком.
Изморозью мерцали звезды. В лунном свете все больше серебрилась шерсть собаки. Было очень тихо, мороз крепчал.
Медленно занималось утро. Анчар не просыпался. Не очнулся он и тогда, когда взошло солнце и обогрело двор. Мертвый, он лежал все в том же положении, и в позе его были спокойствие и умиротворенность.

                ГИБЕЛЬ СОЛОНГОЯ
Солонгой был голоден. Уже второй день ему ничего не попадалось, и голод подстегивал его рыскать в поисках пищи. Мыши - основной объект охоты, куда-то исчезли с его охотничьего участка. И рыжий, похожий на хорька зверек бежал все дальше и дальше. Кругом расстилалась снежная пустыня с торчащими кустиками шиповника и сибирского миндаля. Жесткий, колючий ветерок гнал по полю снежную поземку.
В полдень он отдохнул несколько часов в тихой закраинке под снежным сугробом, а затем прыжками продолжал свой путь. На исходе дня он почувствовал близость человека. Несколько раз пришлось пересекать дороги, он видел человеческие постройки, слышал шум автомобилей. Солонгой готов был повернуть назад, но стали попадаться следы мышей и голод пересилил страх.
Аппетитный запах свежего следа привел его к железной трансформаторной будке. Ловкий телом хищник легко пролез в узкую щель и тут же увидел мышь. Та заметалась в тесной будке, прыгая с одного оголенного провода на другой. За ней следом молнией метнулся солонгой. Распластавшись в длинном прыжке, он дотянулся до жертвы, успел вцепиться в теплый мышиный загривок, но вкуса крови уже не почувствовал. Что-то яркое сверкнуло, громко и страшно затрещало и оба зверька замертво упали на пол.
Что же произошло? Маленькая мышь с начала зимы жила в трансформаторной будке, без всякого вреда для себя и для электрической сети бегая по оголенным проводам. Солонгой же, схватив мышь, сидящую на другом проводе, замкнул электрическую цепь. Сеть автоматически отключилась и остановилось большое горнорудное предприятие - карьер.
Все это установили по следам электрики, пришедшие искать неисправность. Тут же на месте лежали и закоченевшие виновники аварии - солонгой с мышью в зубах.

                МЕХОВЫЕ ЛЫЖИ
Хорошо кататься на лыжах с горок, но очень уж трудно взбираться наверх. Лыжи так и норовят поехать назад. Ладно еще, если в руках есть палки. Тогда можно пониматься "лесенкой" или "елочкой", а палками упираться. Но у таежного охотника руки всегда заняты и лыжных палок он обычно не берет. А вот иметь бы такие лыжи, чтобы вперед шли, а назад не скатывались! Оказывается, и такие лыжи придумали сибирские охотники - камусные.
Как говорится в поговорке, шкуру против шерсти не погладишь. По шерсти рука сама идет, а обратно - застревает. Шерстинки не пускают. Вот и решение задачки с волшебными лыжами: нужно одеть их в шкуру! Такая шкура называется камусом. Лучший камус с ног лося и лошади. Шерсть здесь жесткая, к снегу привычная, не курчавится и самое главное - растет в одну сторону. Подбил лыжи таким мехом - и ходи разглаживай снег по шерсти. А против шерсти не погладишь, лыжи назад даже под гору не поедут.

                НА ДЕДУШКИНОЙ ПАСЕКЕ
Дедушкина пасека далеко в горах. Дед с бабкой живут там все лето, а на зиму приезжают в город. Все пять месяцев зимы стоят пчелы одни, живут самостоятельно. Только раз в месяц приезжает сюда дед проведать пчел, да сбросить снег с крыши избушки и омшаника. Иначе раздавит. Очень много снега выпадает в горах.
Увязался однажды с дедом внук. Да дед и сам не возражал: «Пусть привыкает. Большой уже».
Ехали на автобусе, потом на лесовозе. Вылезли среди леса, встали на широкие охотничьи лыжи. Только на них можно добраться до засыпанной снегом избушки.
Шли долго, останавливались, пили чай из термоса. До пасеки добрались уже на исходе короткого зимнего дня.
Ох и снегу навалило здесь! Лапы пихт придавило сугробами, белые пуховые подушки развалились на пеньках. Через забор перешагнули словно через маленький порожек. Кое-как откопав дверь, опустились в избушку.
- Сейчас, мигом тепло сделаем, - говорил дед, растапливая железную печурку. Заполыхала березовая береста, печь загудела, затрещала сухими полешками. С дороги разморило. Пока поужинали, стемнело. Зажгли свечку.
- Ложись, Сашок, - сказал дед, ставя внуку согретую у печки постель.
Утром Саша вышел на улицу и зажмурился: какой белый снег! В городе такого не бывает.
Было очень тихо. Где-то вдалеке постукивал дятел. Вдруг, будто легкий ветерок пронесся по вершинам берез. Стайка мелких, зеленовато-серых птичек, суетясь, облепила ветви.
- Чижи прилетели, - с некоторым удивлением заметил вышедший дедушка. - Редкие гости. У нас они не живут, а вот, гляди-ка, принесло каким-то ветром.
Прежде чем зайти в омшаник - низенькую избушку, где зимуют пчелы, дед поучал внука:
- Веди себя тихо. Пчелы не любят, когда их тревожат.
Потом зажег красный фонарь, и пропустив вперед Сашу, быстро закрыл за собой дверь. Внутри было темно, сухо и, как показалось Саше, даже уютно. При свете фонаря виднелись ряды ульев, пахло медом и еще чем-то хлебным.
- А почему у тебя фонарь красный, а не обычный? - спросил Саша.
- Пчелы не видят красного света, - пояснил дед, - он их не беспокоит.
Дедушка легонько постучал пальцем по стенке улья. Пчелы отозвались тихим гудением, вроде как недовольно ворча: "Кто это посмел нас тревожить?" Постепенно гул смолк. Пчелы успокоились.
- Живы, - сказал дедушка и пояснил:
- Сейчас пчелки собрались в клубок вокруг хозяйки семьи - матки. Греют ее и сами греются. И мед потихоньку едят.
Потом он, наклонившись, осмотрел все ульи и удовлетворенно заметил:
- Кажется, все в порядке. Пчелы ведут себя тихо, значит, не голодают и мыши не завелись. А то, бывает, проберется какая мышка в улей. Может тогда разбойница беды натворить, улей разграбить.
- А почему ее пчелы не зажалят? - удивился Саша.
- Летом обязательно зажалят, да еще прополисом - пчелиным клеем замуруют, чтобы не гнила, - пояснил дедушка. - А вот зимой нет. На зимовке нельзя от клубка пчелам отделяться. Какая оторвалась, считай пропала. Замерзнет. Вот мыши этим и пользуются, хозяйничают пока пчелы беззащитны.
Много еще интересного узнал и увидел Саша. А вечером, когда возвратились домой, мальчику всю ночь снились пчелы. Они воевали с нахальной мышью, забравшейся в чужой дом. Пчелы ее жалили, гнали и вцепившись в шерстку, тащили к выходу.

                ЗИМНЯЯ РАДУГА
Рассвело, но сонная мгла еще окутывала заснеженную землю. Недвижная серо-пепельная пелена зависла над лесом.
Но вот сквозь сизую мглу просочился робкий лучик солнца, и сразу все изменилось. Туман зашевелился, задымился как вулкан и вдруг стал окрашиваться полосами желтого, розового, синего цвета. В воздухе засверкала снежная радуга!
Из всех уголков леса заструился живой свет. Кажется, теплом и цветом пропитался сам снег.
Потом туман стал подниматься и редеть. С неба посыпались вороха сухих сияющих снежинок. Шурша, они падали, усеивая снег лучистыми искорками солнца.
Замерзшая влага упала. Радуга рассеялась и исчезла. Воздух очистился и небо засияло синевой.

                В КОМПАНИИ ТЕПЛЕЕ
Крохотным длиннохвостым синичкам-ополовничкам особенно трудно коротать зимнюю ночь. Они не привыкли ночевать по теплым чердакам и уютным дуплам, как это делают городские воробьи и голуби. К тому же, у них такое маленькое тельце, что, кажется, дунь - и из птички дух вон!
Чтобы не замерзнуть, маленькие скитальцы ночуют компанией штук по десять. Из-за этого, боясь растеряться, они и весь день держатся вместе.
Для ночевки ополовнички выбирают укрытое от ветра местечко, например, берег оврага под нависшим земляным карнизом или выворотень большого дерева с торчащими во все стороны корнями. Усевшись кучкой или поплотнее рядком, птички обогревают друг друга. Замерзшие с края перебираются в теплую серединку, и так всю длинную ночь живой комочек шевелится, тихо попискивает и, крохи, худо-бедно, коротают эту наиболее тяжелую пору суток.

                НЕ ПО ЗУБАМ
На южных склонах гор снег бывает неглубок, к тому же злые зимние ветры сгоняют его  в ложбины, почти оголяя каменистые склоны.
Здесь на далеком отгоне из года в год тебеневали кони. Это были одичавшие степные коньки, невысокие в холке, гривастые и, главное, очень неприхотливые. Даже зимой они обходятся без помощи человека, самостоятельно добывая себе пищу. Они копытят слежавшийся от ветра снег, добираясь до жестких кустиков типчака - сухой невысокой травки, кучками торчащей среди глыб камней и щебня.
Вот к таким вольным конькам-горбункам и решили подобраться два изголодавшихся волка. Но и кони умели за себя постоять. Недаром они и паслись без пастухов.
Первым серого разбойника заметил буланый коняга, выполнявший роль вожака. Он предупреждающе всхрапнул, и лошади, бросив пастись, тут же сбились в кучу и заняли круговую оборону.
Встав друг к другу головами, они приготовились отразить нападение копытами сильных задних ног.
Чувствуя, что добыча даром не достанется, волки залегли поблизости в камнях. Они выжидали, когда какой-нибудь горбунок отойдет от табунка. Уж с одним-то они справятся!
Лошади терпеливо продолжали держать оборону. Тогда волки переменили тактику. Но напрасно, то один, то другой пугали, изображая нападение. Табун не распадался, кони держались дружно. И хищники пошли в атаку.
Трах! - Сильный удар копытом едва не раскроил первому череп и отбросил его назад. Пошатываясь, волк едва встал на ноги. Видя такой исход, второй решил не соваться. Не солоно хлебавши оба повернули назад и безрадостной трусцой побежали своей дорогой. Добыча оказалась не по зубам.

                ОСИНОВАЯ СТОЛОВАЯ
Росла осина, никому не была нужна. Осенью ветром свалило - никто даже не заметил. Никчемное дерево, валежник, бурелом. Мало ли его кругом валяется, перегораживая лесные тропинки. Чтобы не споткнуться, лоси и косули обходили свалившуюся лесину стороной, а заяц одним махом перепрыгивал ее поверху. Одним только лесным мышам да полевкам не мешало упавшее дерево Под ней они находили себе укрытие, строили гнезда, готовились к зиме.
Но вот выпал снег, укрыл землю вместе с опавшей листвой и высохшей травой. Голодно стало зверям и зверушкам. Хоть плачь - нечем закусить. Вот когда вспомнили про никому не нужную мертвую древесину.
Первыми освоили осиновую столовую опять-таки мыши. Проделали под снегом ходы и потихоньку начали точить древесные почки. Вспомнили про осину и зайцы. Каждую ночь теперь у валежины шел пир горой. С голодухи горькая осиновая кора показалась грызунам сладкой.
Вслед за зайцами пришли косули , а за косулями пожаловал сам великан--лось. Всем хватило древесной коры и веток.
За зиму почти дочиста обглодали осину. Осталась лишь почерневшая от старости несъедобная кора у комля, да ветви, до которых не могли дотянуться лоси. Вот какое дерево осина. Оказалась всем она нужной!

                КТО ХОЗЯИН У КОРМУШКИ
Когда выпал первый снежок, маленький Сережа сделал кормушку для птиц. На кусте черемухи прямо под окном подвесил фанерную дощечку.
Первыми о столовой проведали белощекие синички. Нисколько не церемонясь, они сразу ринулись отведать угощения. То одна, то другая хватала по подсолнечной семечке, взлетала на ближайшую ветку и там, зажав добычу пальцами лапок, долбила ее острым клювом.
Вслед за синицами появились воробьи. Эти не кинулись сломя голову, а долго сидели рядом, присматриваясь и словно обдумывая, нет ли здесь западни. Потом осмелели, да так, что и синиц стали боком отпихивать. Только где им, нерасторопным, против быстрых и вертких птиц! Пока воробей повернется, синица тут как тут: схватит из-под носа семечку и поминай как звали. Порхают синички взад-вперед, только стукоток идет: тюкают клювиками вкусные зернышки.
Узнала про кормушку сорока. Уселась белобокая на соседнее дерево. Хвостом махнет, прострекочет, а к "столовой" никак не слетает. Неужто совесть взяла, младших братьев объедать не хочет? Конечно же нет. Просто побаивается, очень уж близко к окну кормушка.
А на второй день появилась незнакомая гостья. Большая птица ростом с галку. Голова рыжая, с пестрым чубом и голубенькими плечиками. Крикнула скрипучим голосом "чжэ-чжэ" и мягко, словно ком ваты, спрыгнула на край фанерки. Все, конечно, врассыпную. А незнакомка склевала все хлебные крошки, да тут же и спать прикорнула.
Летает вокруг птичья мелкота, а кормиться боится: кто ее знает, что на уме у рыжей.
Это сойка. Все лето она жила в тайге, ничем не выдавая себя. А пришла зима - и погнал ее голод поближе к людям. И вот ведь бесцеремонная: в поселке никогда не была, в первый раз прилетела, а сразу хозяйкой себя повела.

                В ЛЕДОВОМ ПЛЕНУ
Как обычно, с вечера тетерева на ночевку зарылись в снег. Ничто не предвещало беды. Но ночью неожиданно потеплело. Небо заволокло влажными тучами, заморосил дождик. К утру ветер переменился, с севера потянуло холодом и мокрый снег сковало ледяной коркой. Птицы оказались в ледовом плену. Проснулись, а над головой крепкая броня. Многие побили крылья и головы, и далеко не всем удалось вырваться на свободу - они погибли, замурованные во льду. Еще хуже пришлось мышам и полевкам, что жили под снегом. Тоннели и норки обледенели, а снег, пропитанный водой, сделался как бетон - нигде не пробиться к еде. Мор для звериной мелкоты оказался еще более губительным, чем для птиц.
Страшное это бедствие для лесных обитателей - неожиданное потепление или, тем более, дождь среди зимы.