МАМА

- Мам, мы есть хотим, - Генка стоял на выступе стены под окном первого этажа  на  кончиках ботинок,  держась пальцами за жестяной карниз и говорил через двойное стекло оконной рамы, но мама все слышала, потому что форточка наверху окна, затянутая марлей, была открыта.

- Мам, ты не болей.  Тут Ленка и Танька со мной…
- Сыночек, как же ты нашел меня? Господи….
Мать лежала на больничной койке, укрытая коневым одеялом, бледная, чуть похудевшая, попыталась встать, чтобы подойти к окну.
- Лежи, лежи, - засуетились медсестры, пришедшие делать процедуры, - лежи, ах ты, Боже мой, да как же это, - жалостливо-изумленно запричитали они, глядя в окно,- как же вы это, деточки, в такую даль, как дорогу-то нашли?....

Генка, Ленка и Танька вот уже третий день ждали маму. Все началось с ничего. Вечером поужинали – мама приготовила галушки на картофельном бульоне, а потом занялись кто чем. Мама села вышивать, Ленка о чем-то шепталась с куклами, Генка сосредоточенно пытался починить курок у игрушечного ружья, а Танька – она вообще соплюшка – ходила туда-сюда от Ленки к Генке и по пути дергала мать за юбку, чтобы обратить на себя внимание, но не хныкала, а подергав юбку, опять шла к Генке, а потом к Ленке. Дома было тепло и уютно. Глиняный пол, на котором лежали простенькие, простеганные цветной лентой, коврики из мешковины, был так утрамбован и отполирован, что на нем были бы видны даже пылинки, но пол был чист. Ничто не предвещало беды. Старшая сестра Маринка уже работала на Байконуре (влюбила в себя то ли летчика, то ли вертолетчика с космодрома).
А отец …. Что-то было неладно с отцом….Не было его в этот вечер.
Вдруг мама охнула, схватилась руками за живот и застонала – Как же больно!
Потом была скорая помощь и маму увезли. Через два дня продукты дома закончились. Вернее, продукты были, но приготовить … Ленке семь, Генке пять, а Танька совсем соплюшка.
На третий день ближе к обеду Генка посмотрел на сестренок и сказал – Одевайтесь, к мамке пойдем, - и сам стал одеваться. На дворе был ноябрь, конец месяца. Хоть и Средняя Азия, но колотун. Он одел майку, вельветовую рубаху, сатиновые штаны, на ноги теплые носки и зашнуровал ботинки. Потом одел суконное пальтишко, купленное «на вырост»,  на голову большую отцовскую кепку. Ленка, сестра, упаковалась, как и должно девчонке, накрутила на себя все, что можно. И Таньку одели потеплее, получилась как матрешка, кругленькая, только на ножках.
Шанхай – так назывался пригород, в котором они жили. Он был сплошь из глиняных, саманных домов, окруженных такими же глиняными дувалами, поверх которых были вмазаны верблюжья колючка или битые бутылочные стекла. Шанхай находился строго через железнодорожную станцию от города, и больница, в которой лежала мама, находилась именно там, в городе. Генка не знал, где это, но какое-то чутье, а может быть природная память – ведь он слышал, о чем говорили врачи скорой – привели его к месту.
Как они, держась за руки, перешли кучу железных путей, прошли пешком полгорода и вышли к больнице, одному Богу известно. И как Генка нашел это окно, где лежала мама, неведомо.
- Мам, мы есть хотим, – первое, что он сказал, увидев маму, а уж потом – Мам, ты не болей.  Тут Ленка и Танька со мной…
Мама не плакала. Были видно, что слезы душат ее, но ни одна слезинка не скатилась из ее глаз.
- Какой ты у меня молодец и дорогу нашел, и больницу, и даже окно!,
У Генки от этих слов колыхнулась в груди гордость за себя, он шмыгнул носом – Да что там….
Медсестры, суетясь и квохча, быстро побежали на кухню, собрали все, что было, в бумажные пакеты и было уж хотели вынести, но их задержали женщины, которые лежали в палате вместе с мамой. Они стали доставать из тумбочек свои припасы, кто фрукты, кто варенье, кто сдобы, все, что было они собрали в сетку и медсестры вышли во двор больницы, нагруженные едой до некуда. Генке и сестре Ленке (Танька совсем соплюха) конечно не унести все это, тяжело же. Пирожки с повидлом дружно втроем они съели тут же, запивая больничным компотом, что-то рассовали по карманам, а сетку с оставшейся снедью взяли с собой.
Генка снова залез на окно – Мам, мы еще придем к тебе, и услышал, как соседки по палате говорили, - Какой же у тебя, Шурочка,  сын, смотри, какой самостоятельный, а всего-то шестой годик.
У мамы засияли глаза, но в них сквозили тревога и боль, - Ты там гляди, сыночек, поосторожнее.
- Ладно, мам, мы пойдем, ты уж поскорей выздоравливай.
Генка взял левой рукой сетку, перекинул ее через плечо, правой рукой взял Ленкину руку, Ленка взяла за руку Таньку, которая ничего не поняла и  очень устала, но все же не хныкала, осознавая ответственность момента. Так они и пошли. Генка с сеткой, деловито поглядывая на сестер, Ленка, держа за руку Таньку.
Медсестры и ходячие больные смотрели им вслед и вытирали слезы….

А еще через два дня маму выписали из больницы, и она пришла домой. Первым делом прибралась по дому, замочила в стирку белье и замесила тесто. Когда тесто подошло, мама раскатала его на большие тонкие лепешки и Генка с Ленкой стаканчиками нарезали кружочки. А потом все вместе стали лепить вареники с картошкой, а сестра Танька, совсем соплюшка, ходила от Генки к Ленке, потом к маме, а потом обратно… И было так тепло и уютно…