1978 - 7

Глава 7

«- Я знаю многих из них. Русские, при Советах ли, при царе, всегда зарились на Восточный Азербайджан, но всегда были для Азербайджана хорошими клиентами – и помогали нам против вонючих британцев. Я предпочитаю русских британцам, я их понимаю»
(«Шамал». ПОНДЕЛЬНИК, 12 февраля. Глава 16. База «Тебриз-1». 09.30)

Сейчас я сожалею, что, постоянно имея в руках служебный фотоаппарат «Зенит», или свой «Зоркий», просто забывал о них; жалею, что не делал никаких «путевых заметок». Теперь пригодились бы.
В годы учёбы в Ленинграде я посещал два литобъединения. Одно из них под руководством поэта Всеволода Азарова собиралось при окружной газете на территории  Петропавловской крепости; второе – в самой академии под руководством ленинградской поэтессы Ирины Маляровой. Думаю, главное, что я вынес из этих литобъединений – это оценку техники стихов.
 Получив назначение в воинскую часть под Ташкентом, я продолжал писать стихи тайком; у меня появилась небольшая аудитория из моих коллег, особенно той их части, которая состояла из переводчиков. Когда в компании, обычно причастившись к горячительному,  друзья просили меня почитать стихи, я всегда пользовался случаем, читал и свои, и не свои. При этом я наивно полагал, что до начальства моё «баловство» не доходит.
Однажды я понял, что это была тайна Полишинеля.
Во время отпуска я преодолел сопротивление жены и отпустил бородку, полагая, что  она придаёт мне значимость. В Ленинграде на Невском я встречал офицеров с бородкой, особенно морских, а из курса «военной администрации», который прослушал факультативно* в академии, знал, что по закону ни один командир не может мне запретить отращивать усы или бороду.
Мне действительно никто не запрещал выделяться подобным образом. Просто на совещании офицеров командир полка (полк ещё не был преобразован в бригаду) произнёс с трибуны, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Если офицер на учениях нюхает цветочки, крапает стишки и отращивает бороду, то это значит, что у него не всё в порядке с крышей.
Присутствующие, улыбаясь, поворачивали головы в мою сторону.
К великой радости моей боевой подруги я бородку сбрил, а стихи перестали писаться сами собой, хотя иногда на меня «находило».

После распада СССР из Ташкента мы выбирались тяжело: в июне 2000 года я навсегда покидал Ташкент с 13-летним внуком Ваней; жена уже два года была в Питере, сын и дочь ещё оставались в Ташкенте; со мной были самые необходимые вещи, меня мучили боли, поезд тащился почти четверо суток, и Ваня по дороге делал мне уколы анальгина. Узбеки не позволили забрать с собой даже несколько книг, объявив их «национальным достоянием Узбекистана»… так моя библиотека оказалась на свалке… прочие бумаги и фотографии сын и дочь вывезли частично, оставив остальное у знакомых, как оказалось – на вечное хранение… советскую «краснокожую паспортину» я сменил на российский паспорт только спустя пять лет. До сих пор вспоминаю набитый людьми узенький коридорчик паспортного стола в Выборге. И задницы, отъезжавшие на иномарках …

Из экспедиций в туркменские субтропики я привозил своим детям что-нибудь экзотическое: черепашек, маслины, перья дикобраза, палочки бамбука. А ещё привозил небольшие акварельки, которые рисовал обычно поутру, так как вставал на два-три часа раньше всех. Сейчас этих акварелек нет, но они когда-то были и я, закрыв глаза, пытаюсь расшевелить свою память и воссоздать картины виденного.

Больше суток надо ехать поезду от Ашхабада до Красноводска - порта на восточном берегу Каспийского моря. Поезда на этой железной дороге в конце 70-х были в ужасном состоянии: вагоны грязные, с выбитыми стёклами окон и многочисленными поломками внутри вагонов.
Где-то на этом пути расположен городок Кзыл-Арват. В 1980 году, когда в город на пуск очередного каскада Великого Туркменского канала им. Ленина ожидался приезд Первого секретаря компартии Туркменской ССР, улицы Кзыл-Арвата были покрыты асфальтом. Нашей небольшой колонне проскочить не удалось и мы, потеряв сутки, заночевали в гостинице пограничников, до которой только и смогли добраться.
Путь от Изганта под Ашхабадом до Кзыл-Арвата сразу после Геок-Тепе и Бахарденского подземного озера шёл по прямому до горизонта асфальтированному шоссе, которое изредка расширялось, превращаясь в изобретённые Покрышкиным ВПП «аэродромов подскока». Такие аэродромы он создавал на дорогах Польши и Германии и описал их в своей книге «Небо войны».
В основном одноэтажный, зелёный, с многочисленными садами и огородами, городок производил приятное впечатление. К удовольствию офицерских жён из расквартированной в Кзыл-Арвате мотострелковой дивизии и комендатуры погранвойск, рынок был полон самых разнообразных фруктов, овощей и продуктов местного животноводства.
Кзыл-Арват – главный город племени текинцев. С текинцами, воинственным племенем, державшим в страхе соседей, в 19 веке русская армия воевала, причём не всегда успешно.
В советское время Кзыл-Арват был таким же   военным городом, как Термез, Кушка, Кзыл-Атрек, Чекишляр, Кара-Кала и др. В этих местах армия была, как сейчас сказали бы – «градообразующим производством». С уходом армии из таких мест у людей не станет работы, и города зачахнут, будут брошены, как были брошены древние города инков… учёные ломают головы – что заставило инков бросить устроенные города?  вот вам ответ – ушло войско.
После проезда Кзыл-Арвата мы сворачиваем на юг и сразу попадаем в живописное глубокое ущелье. Слева и справа – склоны, составленные из множества разноцветных слоёв, то горизонтальных, то смещённых с небольшим уклоном… здесь тысячелетняя геофизика если не всего материка, то, по крайней мере, древнего Каспия.

Самые сильные впечатления оставила у меня первая экспедиция в марте 1978 года.
Проезжая по единственной дороге между Кзыл-Арватом и Кзыл-Атреком – городком на самой границе – мы видели только  безлесные и безлюдные предгорья и горы советской части Копет-Дага; то слева, то справа виднелись антенны станций ПВО и загоризонтной радиолокации, ответвлялась бетонка ракетчиков.
На всём маршруте в 240 километров – один небольшой кишлак, в котором дома кирпичные и бетонно-каменные, то есть построенные государством.
За отрогами Копет-Дага открывается оазис Ахал-Теке - страна иомудов,  гокленов и текинцев.
Проезжая горы Копет-Дага, мы местами попадали в чарующие места.
Вот дорогу пересекает ручей с прозрачной как слеза водой. Солдаты уже начали отвинчивать крышки фляг, чтобы заменить тепловатый чай на холодную горную воду… но один из них зачерпнул ладонями прозрачную субстанцию, попробовал и начал плеваться: вода была солёной, как рассол для засолки огурцов!
Вот подполковник Комионко остановил колонну, чтобы мы размялись и полюбовались: всё вокруг было голубым, просто удивительно – камни как камни, а вокруг голубизна.
После гор дорога идёт по ровному, как тарелка, плато. Здесь своя экзотика: на телеграфных столбах вдоль дороги сидят, высматривая добычу, белые орлы. Иногда один из них сорвётся и медленно летит, сопровождая нашу колонну, и как бы  демонстрируя себя: «смотрите, какой я красавец!»
Пока проезжали горы, нас сопровождал неуютный пейзаж: никакой растительности и, соответственно, ни юрты, ни отары овец.
Но вот перевалы позади и мы на плато. Вдоль дороги бредут верблюды. Они идут сами, мерно, не спеша и никто за ними не смотрит. Верблюд – единственное животное, которое во время бега переставляет одновременно две правые ноги (переднюю и заднюю), потом две левые. В Туркмении верблюды одногорбые, от которых население получает мясо, шерсть, кожу и молоко. Верблюд при движении впечатляет  изяществом форм. Не зря поэты Востока сравнивали бёдра красавиц с бёдрами верблюдиц!
Ага! Если появились верблюды, то где-то близко люди? Ничего подобного! Только проехав ещё полсотни километров, мы увидели пастуха с отарой овец.
Впоследствии я узнал, что у верблюда кожа тонкая, как у человека, и он очень страдает от укусов комаров. В марте, когда тучи комаров  весенними ветрами переносятся с солончаков на кишлаки, верблюды покидают родные места и уходят в пустыни, в пески, удаляясь на десятки километров; при этом хозяева каким-то непостижимым образом всегда знают, где находятся их кормильцы.
От одного верблюда люди получают почти тонну мяса; обычно забивают одно животное на весь кишлак.
Для военных сбить машиной верблюда – очень большая беда: платить придётся не только за мясо и за кожу, но и за шерсть, которая должна была  расти и стричься несколько лет, да столько… но поди докажи, что верблюд не баран…
При подъезде к Кзыл-Атреку появляется оливковая роща. Нашу небольшую колонну обгоняют невесть откуда возникшие грузовики и даже легковушки, а слева впереди маячит единственный на весь Атрек кипарис.

Но мы останавливаемся. Здесь местность холмистая, предгорье.
Борис Львович объявляет привал, мы сворачиваем в сай**, располагаемся готовить ужин и дожидаться темноты: дальше дорога просматривается иранскими заставами; нам придётся двигаться ночью медленно, с притушенными фарами, и к своей позиции у заставы мы подъедем в полной темноте.
Пока что до темноты ещё часа три; водители не опытные, устают; ЗИЛ-157 прёт как танк со скоростью около сорока километров в час, десять часов езды утомляют, загоняют в сон, вызывают галлюцинации, человек видит поворот, которого нет, а за обочиной дороги крутой скос, или высохшее русло; после Кзыл-Арвата следуют перевал за перевалом, серпантины, опять напряжение внимания. Словом, трёхчасовый отдых не помешает.
Я заметил тропинку, уходящую вправо от дороги, в сторону покрытого солончаками плато. Это, казалось, была тропа в никуда; странно, что её кто-то протоптал.
Пока прапорщик Федя Исаков с солдатами складывают очаг, сбрасывают на землю захваченное с собой или подобранное вдоль дороги топливо, офицеры собираются в тени за одной из машин, сооружают столик, достают бутерброды и водку. Борис Львович не возражает: сегодня переводчикам и направленцам работы не будет, развернёмся мы только к утру, а там, пока что-нибудь выловим из эфира и загрузим офицеров КП работой, может пройти не один день…
Развёртывание – это моя задача. Поэтому сейчас, чтобы не соблазняться, я ухожу по обнаруженной тропинке.
Вскоре тропинка спускается куда-то вниз, идёт между глинистых стенок.
Вдруг что-то бьёт меня в плечо и по голове, моя фуражка катится вниз впереди меня.
Я устремляюсь за ней, и неожиданно попадаю в совершенно иной мир…
Позади меня раздаётся смех.

_________________________


*) Факультативные лекции были не обязательными и большинство слушателей академии на них не ходило; я посещал факультативы «Военная администрация», «Основы телевидения» и «Военное искусство в Первой Мировой войне».
**) Сай – лощина между горными гребнями, плавно спускающимися к дороге.

Следующая глава http://proza.ru/2013/06/23/1893