Шерлок Холмс. Старик-китаец и шахматная доска

Примечание: рассказ является частичной переделкой работы для Большой Игры 3.

Летом 1897 года, когда Холмс уже достаточно оправился после путешествия в Корнуэлл, нам довелось стать участниками одного весьма необычного расследования, быть может, не вполне раскрывающего выдающийся аналитический талант моего друга, но все же достаточно любопытного, чтобы его стоило описать.
Началось все с визита инспектора Лэннера, заявившегося, как и положено полицейскому, совершенно некстати, спустя всего три часа после того, как мы с Холмсом разошлись по своим спальням. С превеликим трудом я заставил себя разлепить глаза и выбраться из постели, подгоняемый нетерпеливым детективом, который лично поднялся наверх, чтобы безжалостно разбудить меня.
— Давайте, Уотсон, просыпайтесь. Где же ваш халат? И ополосните лицо холодной водой, сразу станет легче, — командовал он, мимоходом приглаживая волосы перед зеркалом. — Дело определенно неординарное. Могу поспорить, Лэннера самого недавно вырвали из объятий Морфея, а значит, случилось нечто примечательное. Сейчас попрошу миссис Хадсон сварить нам кофе…
Ободренный этим обещанием, я наспех привел себя в порядок, подхватил записную книжку и спустился в гостиную, где уже поджидал инспектор. Верный своим привычкам, даже в столь ранний час одет он был с иголочки — на шее красовался элегантный галстук с булавкой, а ботинки сияли первозданной чистотой, словно он купил их только по дороге к нам. Впрочем, на затылке волосы слегка топорщились, и это позволяло сделать предположение, что дела службы действительно застали его врасплох. 
 — Что вас привело, Лэннер? Чем я могу быть полезен нашей доблестной полиции на этот раз? — осведомился Холмс, когда миссис Хадсон внесла поднос с кофейником и чашками.
— Скверная история, мистер Холмс, — досадливо поморщился инспектор. — Двое убитых, третий скрылся. Сплошная головная боль…
— Будьте любезны изъясниться точнее.
— Да, конечно, сейчас я все поясню, мистер Холмс. Сегодня ночью пара моих констеблей дежурила в районе доков, в Лаймхаус — мы сейчас пытаемся навести там порядок. Проходя мимо доков часа в два, они услышали крик о помощи и поспешили на зов. Но, к сожалению, немного опоздали. Возле одного из каналов они заметили лежащего без движения старика, явно мертвого, а рядом с ним тяжело раненого мужчину. И был еще третий, который обшаривал одежду убитого. Заметив приближающихся констеблей, он, вместо того, чтобы сразу сбежать, сначала попытался забрать у раненого шахматную доску, которую тот судорожно сжимал в руках. Но мои ребята — парни крепкие, они помешали ему завладеть добычей. И даже им пришлось нелегко, мерзавец не отступал и своей дубинкой едва не сломал руку Дерри. Но, в конце концов, осознав, что шанс упущен, все же бросился наутек. Догнать его не представлялось возможным. У старика был проломлен череп, а второй истекал кровью от глубокой раны на бедре, за считаные минуты он скончался. Ах да, забыл сказать, обе жертвы — азиаты, китайцы. И сбежавший преступник тоже.
— Вы уже осмотрели место происшествия?
— Да, причем самым тщательным образом.
— И к какому выводу пришли? — в голосе Холмса скользнула неприкрытая ирония.
— Все очень просто, — ничего не заметив, самодовольно улыбнулся полицейский. — Вчера был дождь, да и возле доков грязи всегда хватает, так что следы остались совершенно четкие. Старик шел один, со стороны пристани, а двое других за ним, но чуть сбоку. Потом они поравнялись, и началась потасовка. Старика ударили по голове дубинкой, но он успел пырнуть одного из нападавших ножом. 
— А что насчет коробки с шахматами?
— Вот это как раз мне и непонятно, — вздохнул Лэннер. — Дерри и Боун признались, что заглянули внутрь из любопытства, но ничего ценного не нашли. Я и сам рассмотрел коробку весьма внимательно и могу вас заверить, мистер Холмс, там только самые обычные деревянные фигуры. Но так как из-за них погибли два человека и пострадал полицейский, хотелось бы узнать, что в этих шахматах такого особенного. Поэтому я решил обратиться к вам. Что скажете? 
Холмс слушал внимательно, чуть прикрыв глаза и изредка глубоко затягиваясь дымом сигареты, небрежно зажатой между длинными пальцами. Выкурив одну, он тут же прикурил следующую. Через несколько минут молчаливого размышления, он отшвырнул окурок в сторону камина.
— Возможно, это дело окажется стоящим. Я взгляну на место преступления, если там еще осталось, на что смотреть. На покойных и шахматы тоже.
Спустя пятнадцать минут мы уже ехали по направлению к Ист-Энду — настоящей лондонской клоаке, в основном заселенной полунищими рабочими эмигрантами, тесно застроенной ветхими трущобами и изобилующей опиумными притонами. Однажды мне довелось побывать в одном из них, и воспоминания о том месте до сих пор вызывали неприятные ощущения. Холмса же подобные сомнения не беспокоили, и он с удовлетворенным видом барабанил пальцами по колену, выстукивая ритм одному ему слышной мелодии.   
Вскоре в воздухе ощутимо потянуло гниющим илом и сыростью, а унылые дома сменились портовыми постройками. Из-за них, словно иглы дикобраза, торчали разнокалиберные мачты, увенчанные флагами и опутанные паутиной снастей, между ними дымили толстые трубы тяжелых пароходов. Меня сразу посетила мысль, что в царящей тут шумной суете было бы настоящим чудом найти сохранившиеся с ночи следы. Холмс, очевидно, подумал о том же и беспокойно заерзал на сидении, неодобрительно поглядывая на снующих вокруг людей и доверху груженые повозки. К счастью, нужное нам место находилось чуть поодаль от оживленной части порта, где в старых доках медленно тлели почти непригодные и совсем брошеные лодки.
— Это здесь, я оставил Боуна подежурить, — махнул рукой инспектор в сторону одинокой фигуры констебля возле почти обмелевшего канала.
Грязи действительно хватало, и подошвы башмаков буквально утопали в мягкой серой жиже. На мой обывательский взгляд, все здесь было истоптано настолько, что понять, кто, откуда и зачем шел, решительно не представлялось возможным. Холмс же, при виде следов, мгновенно забыл о нашем присутствии и принялся изучать отпечатки, осторожно переступая с места на место, словно исполняя диковинные танцевальные па. Несколько раз он наклонялся к самой земле и тыкал в нее пальцем, вглядываясь так пристально, что мне с ужасом подумалось, будто сейчас он попробует мерзкую, кишащую инфекциями массу на вкус. 
Наконец, детектив закончил осмотр и удовлетворенно кивнул.
— В общих чертах вы не ошиблись, Лэннер, — заключил он. — Старик шел со стороны порта, а двое других его выслеживали. Рост старика примерно пять с половиной футов, один из нападавших выше его почти на полфута и тяжелее фунтов на десять, следовательно, это довольно высокий и худой человек. Второй ниже и чуть легче. Нож принадлежал высокому, он напал первым, но старик оказался проворнее и успел уклониться, и даже нанести ответный удар, завладев чужим оружием. В это же время низкий с большой силой стукнул жертву по голове. Высокий выхватил из ослабевших рук коробку с шахматами, но его собственная рана оказалась слишком серьезной — земля в том месте буквально пропитана кровью. Без сомнения, сообщник забрал бы коробку, но ему помешали подоспевшие на крик констебли. Могу так же предположить, что старик прибыл в Англию недавно: на ногах его были плетеные соломенные сандалии, а у его противников уже обычные грубые башмаки. 
— Все верно, мистер Холмс. Убитый китаец действительно высокий и худой, а старик обут в сандалии, — радостно подтвердил Лэннер. — У меня нет никаких сомнений, что все происходило именно так, как вы описали.
— Скажите, Боун, вы запомнили сбежавшего китайца? — обратился Холмс к усталому констеблю, который сейчас, бесспорно, с большей радостью отсыпался бы дома. 
— Признаться, мистер Холмс, было темновато, — ответил тот. — Да и по мне все эти узкоглазые на одно лицо. Но дрался мелкий дьявол словно одержимый, сразу видать, очень ему та коробка была нужна. Мы с Дерри глянули, что там, да ничего стоящего не увидели.   
Из Лаймхауса мы, игнорируя мое предложение заехать домой и позавтракать, прямиком отправились в морг.
Благообразный седоволосый старец даже после смерти сохранил удивительно спокойное выражение лица, его маленькое сухонькое тело казалось призрачно-хрупким на большом железном столе. Второй из убитых имел неприятные, грубо вылепленные черты, а одного взгляда на его мозолистые ладони хватало, чтобы даже я понял – этот человек занимался тяжелым физическим трудом.
— Опросите портовых рабочих, инспектор, и вы наверняка узнаете имя нашего покойного, — посоветовал Холмс. — Вы обнаружили при них какие-то вещи кроме шахмат?
— Да, у старика было при себе несколько китайских монет и два английских шиллинга. Да еще деревянные четки. А у второго и того меньше — лишь пара медяков. И, конечно, мы нашли нож. Все хранится в моем столе, если угодно, я вам покажу.
— Показывайте. У меня сейчас слишком много версий, и каждая мелочь поможет отбросить ложные.
Осмотрев описанные вещи, Холмс опознал четки как буддистские, и попросил отдать ему коробку с шахматами, что Лэннер сделал без малейшего возражения.
— Как вы смотрите на то, дорогой доктор, чтобы по дороге заехать в «Симпсон»? — с улыбкой предложил Холмс, когда мы вышли из здания Скотланд-Ярда. — Не могу же я допустить, чтобы мой верный летописец погиб от голода в неравной борьбе с коварством преступного мира.
— Боюсь, как бы нам не пришлось бороться с дизентерией или лепрой, — вздохнул я. — Но ваше предложение слишком заманчиво, чтобы я мог от него отказаться.
По возвращении домой я настоял, чтобы Холмс, уже с предвкушением поглядывавший на шахматную доску, вымылся самым тщательным образом. Пока грелась вода, я поднялся в свою комнату и приготовил раствор хлорной извести, который влил в наполненную ванну. Упустивший из виду мои манипуляции, детектив зашипел от возмущения.
— Фу, Уотсон, вы зачем это сделали? Собираетесь клопов травить?
— Нет, вас, — невозмутимо возразил я, и добавил мягче: — Ну, Холмс, раствор совсем слабый, даже запаха не чувствуется.
— За милю чувствуется.
— Смоете потом чистой водой. 
— Теплой больше нет.
— Сейчас нагреется еще.
— Вы умеете быть поразительно напористым, мой друг, — сдался сыщик и, быстро раздевшись, опустился в воду.
Покончив с водными процедурами, Холмс перебрался в гостиную и устроился за приборным столом, расставив перед собой шахматные фигурки. Единственное, чем они показались мне необычными — это тем, что набор был неполным. Не хватало двух белых коней, ферзя и ладьи, а так же черного короля, ладьи и коня, кроме того отсутствовало несколько пешек обоих цветов. Сама доска была прилично потерта, но, на первый взгляд, казалась совершенно заурядной.
Чтобы не мешать Холмсу работать, я отошел к окну и занялся чтением свежего медицинского журнала, время от времени поглядывая то на бредущих по улице прохожих, то на склонившегося над столом детектива. Так мы просидели до самого обеда. Наконец, когда миссис Хадсон зашла предупредить, что накроет на стол через десять минут, Холмс поднялся со своего места и прошелся по комнате. Вид у него был, мягко говоря, неудовлетворенный.
— Уотсон, должен признать, что Лэннер оказался прав — я не нашел в шахматах ровным счетом ничего. Фигуры вырезаны из цельного куска дерева, никаких швов, никаких следов склейки, которые наверняка бы остались, если бы что-то попытались спрятать внутри. Доска тоже не имеет ни двойного дна, ни каких-либо знаков или надписей, не считая многочисленных царапин, явно носящих случайный характер. Я склоняюсь к выводу, что старика убили не из-за шахмат. Возможно, сбежавший сообщник все же успел забрать то, за чем охотился. Подозреваю, как наиболее вероятное, что дело связано с торговлей опиумом, а если так, то не исключено, что убийцу и вовсе никогда не найдут.    
Я видел, что мой друг разочарован таким исходом, да, признаться, мне и самому хотелось, чтобы он обнаружил что-то любопытное, вроде старинной карты или какой-нибудь редкой восточной драгоценности.
Неудивительно, что настроение Холмса резко ухудшилось, он забрался с ногами в любимое кресло и набил трубку отвратительным дешевым табаком. Для пробы я предложил ему прогуляться по парку, но был удостоен резкой отповеди с пожеланием идти одному, если мне так не терпится надышаться пылью.    
Зная, что сейчас лучше всего дать детективу возможность немного побыть в одиночестве, я решил пройтись до канцелярской лавки и заглянуть в бакалейный магазин за бутылкой кларета. Выйдя на улицу, я даже немного пожалел, что не настоял на променаде — легкий свежий ветерок определенно был куда полезней того дымного тумана, который сейчас заполнял нашу гостиную. 
И все же мой расчет оправдался, пока я ходил, Холмс успел сменить гнев на милость.
— Мне сейчас очень нужно новое дело, — пожаловался он с грустью. — Скука для меня невыносима.
— Понимаю. И я тоже очень хочу, чтобы вам попалась достойная загадка. Надо лишь набраться терпения, и она наверняка появится.
— Мудрый старый Уотсон, — усмехнулся Холмс.
—Не преувеличивайте, пока не такой уж и старый, — запротестовал я. — Но насчет мудрости спорить не буду, вы же знаете, что я прав.
— Знаю, знаю… Что ж, пожалуй, попытаю счастья, и завтра еще раз наведаюсь в порт с неофициальным визитом, может, все-таки узнаю что-нибудь важное, — задумчиво пробормотал он. — Кто-то мог запомнить старого китайца с коробкой шахмат…
Было уже около полуночи, когда мы расправились с купленным мною кларетом, и я отправился к себе, пожелав детективу доброй ночи. И, уже будучи у двери, едва не выронил подсвечник, услышав внизу грохот и возмущенный вскрик Холмса. Опрометью бросившись обратно, я ворвался в гостиную, а оттуда в его спальню. Конечно, от быстрого движения свеча в моей руке погасла, а в комнате царил почти полный мрак, и единственным, что я понял наверняка, быто то, что здесь шла драка.
— Держите его, Джон! — крикнул Холмс. — Осторожнее, нож!
Не представляя, кого надо держать и откуда ждать опасности, я ринулся в бой, намереваясь использовать подсвечник в качестве оружия. Но в тесном пространстве и темноте мне удалось лишь ухватиться за край чьей-то одежды, который, впрочем, тут же выдернули из моей руки. Бить вслепую я не рискнул, опасаясь задеть Холмса. В следующее мгновение раздался звон стекла, треск, и все стихло.
— Уотсон, у вас не найдется спички? — удивительно ровным голосом осведомился Холмс, и лишь сбившееся дыхание выдало его волнение.
— Сейчас, в кармане, — я нащупал коробок, и спальня озарилась маленькой вспышкой света.
Сомнений не осталось — нас было только двое, на комоде и на полу поблескивали осколки стекла, окно оказалось выбито, а обычно господствующий в спальне беспорядок превратился в настоящий хаос.
— Вы целы, Уотсон?
— Да, кажется. А вы? — спичка догорела, я чиркнул следующей и зажег свечу.
В ее ровном свете ущерб стал еще очевиднее, но внимание мое привлекло не это. Холмс, растрепанный и взлохмаченный, прижимал к груди руку, по запястью которой сочилась кровь.
— Холмс, вы же ранены! — вскричал я. — Покажите, что там.
— Ничего страшного, не волнуйтесь. Неудачно схватился за лезвие, — кривовато улыбнулся он. — Просто царапина.
— Идемте в гостиную, тут плохо видно. Я сейчас быстро схожу за своим саквояжем. Вы ведь не думаете, что ваш гость может вернуться?
— Нет, это вряд ли. Он уже наделал шуму и второй раз не полезет.
Прежде чем подняться к себе, я убедился, что неглубокий порез на левой ладони действительно не представлял собой ничего угрожающего жизни.
Холмса, несмотря на напускное спокойствие, била мелкая дрожь. Надо сказать, у меня и самого бешено колотилось сердце, и лишь практика военного хирурга не позволяла рукам трястись от возбуждения. Все-таки не каждую ночь нам доводилось иметь дело с грабителем в собственном доме. 
На лестнице я столкнулся со встревоженной шумом миссис Хадсон и вкратце сообщил ей о случившемся, посоветовав спокойно дождаться утра, так как непосредственная опасность уже миновала. Спросив только, целы ли ее постояльцы, эта добрейшая женщина безропотно вернулась к себе. К слову сказать, это был не первый раз, когда я мысленно поблагодарил ее за несравненную терпимость, с которой она терпела все выходки детектива и прощала неудобства, связанные с его опасной работой. 
 — Пожалуй, тут стоит наложить пару шов для верности, — рассуждал я вслух, обрабатывая рану перекисью.
— Может, обойдемся пластырем? — морщась, предложил Холмс. 
Невзирая на профессию и связанные с нею риски, он остро не любил любые виды лечения, тем более такие болезненные, как наложение швов.  А мне ни в коем случае не хотелось причинять ему лишних мучений.
— Что ж, кровь уже не идет. Если вы обещаете быть осторожным, пластыря вполне хватит, — согласился я. — Сейчас забинтую, и мы закончим. И знаете что, я бы не отказался от глотка бренди.
Не дожидаясь ответа, я сходил к буфету и протянул Холмсу стакан.
— Выпейте, не повредит. Сильно болит?
— Не особенно. Какая все же досада, что нам не удалось его задержать.
— Как думаете, что ему было нужно?
— Уотсон! — Холмс едва не подскочил от раздражения. — Что значит, как я думаю? Неужели же вам может быть непонятно, что он приходил за шахматной коробкой?
— Так это был китаец?
— Конечно, это был китаец. Наверняка за нами следили от самого порта. Дождавшись ночи, грабитель влез по вашему любимому платану, потом перебрался на водосточную трубу и прошел по карнизу. Это требует определенной ловкости, но вполне выполнимо, я и сам так делал. Потом он отодвинул шпингалет и забрался в комнату. В этот момент вошел я. Он швырнул мне под ноги стул и собирался ускользнуть, но я успел помешать ему. Не слишком успешно, как видите.   
— Возможно, это тот самый сбежавший второй сообщник?
— Не исключено, комплекция у него подходящая. Но, в отличие от убитого подельника, этот вряд ли работал на разгрузке судов. Скорее всего, наш визитер играл в тандеме руководящую роль, а в помощники взял одного из рабочих, желающего раздобыть деньжат... Уотсон, это дело становится все интереснее и интереснее!
В глазах Холмса вспыхнул огонек азарта, а на губах заиграла довольная улыбка, словно и не он только что боялся простой хирургической иглы. 
Но на сей раз я не разделял радость моего друга: убийство в доках еще можно было рассматривать отстраненно, но когда вламываются в твой дом — это уже переходит все границы.
Я видел, что Холмс, будь его воля, прямо сейчас засел бы заново изучать шахматы или, еще хуже, отправился в Лаймхаус посреди ночи. И лишь проявив недюжинную выдержку, он ограничился осмотром развороченной спальни и позволил уговорить себя прилечь на диван, пообещав, что не покинет его до утра, при условии, что сам я тоже отправлюсь отдыхать.
Конечно, спокойно заснуть после подобной встряски было решительно невозможно, и я лежал, прислушиваясь к каждому шороху, то проваливаясь в дрему минут на десять, то снова пробуждаясь. На столике рядом со мной покоился заряженный револьвер. 
Часам к пяти я не выдержал и спустился в гостиную. К моему удивлению, Холмс все еще лежал и, похоже, даже спал, так что я осторожно попятился, боясь его разбудить, но был остановлен совершенно не сонным голосом. 
— Идите сюда, Уотсон, у меня есть для вас инструкции. Где-то через час я покину Бейкер-стрит, за домом могут следить, поэтому я воспользуюсь задним входом и переоденусь. Вы оставайтесь здесь. Пошлите Лэннеру записку, пусть на ночь он поставит констебля подежурить возле нашего дома. Пока мы не знаем, с кем имеем дело, надо обеспечить безопасность для его обитателей. На всякий случай вы тоже держите револьвер при себе.
— Вы пойдете в доки? 
— Да. Но не волнуйтесь, в моей маскировке это достаточно безопасно. И я постараюсь не задерживаться там долго. Если вы обратили внимание, на раме остался зацепившийся лоскут темного сукна и несколько капель крови, следовательно, наш гость поранился, когда покидал комнату. Это уже улика, теперь преступника можно опознать по порезам… Ах да, и заплатите миссис Хадсон за разбитое окно, пусть она вызовет стекольщика.
— Конечно, Холмс, я прослежу, чтобы вашу комнату привели в порядок.
— Спасибо, мой дорогой друг, — Холмс потянулся и сел. — А теперь попросите, чтобы нам принесли чего-нибудь перекусить, мне скоро собираться.
Оказалось, что в столь ранний час, наша квартирная хозяйка уже не спала, но из еды пока могла предложить только пару бутербродов и чай.
Наскоро позавтракав, Холмс удалился в свою разгромленную спальню и вышел оттуда с ворохом одежды. Спустя двадцать минут передо мной предстал пожилой хромоногий моряк с обветренным лицом и свисающими клоками седых спутанных волос. Чтобы скрыть забинтованную руку, он натянул дырявые вязаные перчатки.
— Давайте помогу! — не выдержал я, гладя, как мой друг неловко пытался завязать шнурки на старых стоптанных башмаках.
Когда я присел перед ним на корточки и принялся затягивать узел, на плечо мне мягко легла ладонь.
— Ну что вы так переживаете, Уотсон? Право же, можно подумать, я делаю это впервые. Просто спокойно дождитесь моего возвращения, а пока назначаю вас главным защитником нашей маленькой крепости, — с этими словами Холмс подмигнул мне из-под наклеенных кустистых бровей и, тяжело ковыляя, покинул гостиную.   
Я выполнил все, о чем он меня просил. В ответ на записку инспектор приехал лично. Не имея на то особых указаний, я рассказал ему о ночном происшествии, как оно было, и о том, что мы пока не приблизились к разгадке тайны шахматной доски. Осмотрев спальню, Лэннер посоветовал навесить на окна крепкие ставни, дабы избежать подобных инцидентов в дальнейшем, и пообещал на несколько дней приставить к дому констебля.
Потом появились мастера с новым стеклом, и работа в комнате Холмса закипела. Я же, не найдя для себя никакого достойного занятия, слонялся из угла в угол, чувствуя себя скорее не защитником крепости, а бесполезным бездельником. Наконец, окно было отремонтировано, осколки и мусор вынесены, а полы снова засверкали чистотой.
— Стул и прикроватный столик уже не починить. Зеркало, естественно, тоже, — сообщила миссис Хадсон о результатах. — Я заменю их в ближайшее время. В остальном же комната вполне пригодна для проживания.
— Спасибо, миссис Хадсон, — рассеянно поблагодарил я.
— И вот еще что, доктор. Вместе с обломками я выкинула кое-какой хлам вроде треснувшей трубки, сломанного ножа и пригоршни вонючих гильз. Надеюсь, он не заметит пропажи этих раритетов?
— Если и заметит, то не скоро. Сейчас он занят более важным делом.
— Да уж, это очевидно. Обед прикажете подавать как всегда?
— Да, спасибо, миссис Хадсон…
Прошло целых восемь часов, прежде чем на лестнице послышались тяжелые шаги хромого человека — по обыкновению Холмс избавлялся от маскировки только в самый последний момент. Хвала небесам, он был цел и невредим, но явно разочарован результатом своих трудов. Едва он вошел, комнату наполнили испарения дешевого виски.
— Будьте любезны, принесите мне холодной воды, Уотсон. Я просто задыхаюсь под слоем этой ветоши, — попросил детектив, тяжело падая на стул. — Нет ничего хуже, чем находится на жаре в гриме.
 Залпом выпив стакан воды и скинув бушлат и парик, он поделился своей неудачей.
— Во-первых, за домом действительно следят, но это не тот человек, что напал на меня ночью. Во-вторых, я не ошибся, предположив, что старик приехал совсем недавно. Если быть точным, он провел в Лондоне менее суток, а прибыл позавчера утром на пароходе «Лори Ли», идущим из Шанхая. Пароход отплыл обратно вчера, поэтому поговорить с моряками с него не представлялось возможным. В местном трактире мне рассказали, что старик околачивался возле верфей весь день, вел себя тихо-мирно, ни с кем не общался, глазел по сторонам, и на него вообще не обратили бы внимания, если бы он не таскал с собой шахматную доску.
— Опять эта доска.
— Именно! Значит, я все же что-то упустил… В общем, больше я ничего не узнал. Китайские рабочие не слишком словоохотливы с посторонними, а портовые бродяги и матросы не очень-то вмешиваются в их дела. Но, Уотсон, шахматы-то у нас! А значит, нам и карты в руки.
Поспешно переодевшись и смыв грим, Холмс с удвоенным энтузиазмом взялся изучать шахматные фигуры, словно не провозился с ними накануне полдня. С кропотливостью ювелира он осматривал каждую через увеличительное стекло, клал ее под микроскоп, взвешивал, царапал и смачивал какими-то реактивами, после чего не менее придирчиво исследовал коробку, выкуривал трубку и начинал все заново. 
— Быть может, дело в самих шахматах? — не выдержав, рискнул предположить я. — Какой-нибудь особенный редкий набор?
— Уотсон, эти шахматы куплены пять лет назад в лавке на углу Стрэнд и Картинг-лэйн. Там эта редкость продается по полтора шиллинга за полный комплект, — Холмс с досадой двинул от себя доску, так что по полу разлетелись лежавшие на краю стола бумаги и колбы. — Вот что, сходите-ка за газетой. И по пути незаметно гляньте в сторону аптеки, стоит ли еще там за углом паренек в серой кепке и темно-синей куртке.
Я отправился выполнять поручение, и, действительно, заметил прислонившуюся к стене фигуру в кепке и куртке указанных цветов, испытав при этом чувство слабого удовлетворения и нешуточной тревоги.
Купив газету, я возвратился в гостиную и ужаснулся — в комнате отчетливо пахло горелым, а над столом взвевалась струйка белесого дыма.
— Холмс! — вскричал я. — Что это вы творите?
— Просто проверяю, — странным, неуверенным тоном отозвался он, слегка виновато пожав плечами.
— Да вы с ума сошли! Мало вам было чертового корня! — я бросился открывать окно. — И за нами все еще следят!
— Не понимаю, действительно обычная древесина… Я уже все перепробовал.
Я подошел к столу, где на блюдце слабо тлела частично обгоревшая фигура.
— Холмс, вы сожгли епископа?
— Да. Черного.
—А вам не кажется, что это уже отдает богохульством?
Он поднял на меня удивленный взгляд, но поняв, что я шучу, рассмеялся сам. Впрочем, смех его был нервным и недолгим, а потускневший взор вдруг обратился в сторону ящика письменного стола. 
— Нет, Холмс, даже не думайте об этом, — испугался я. — После того, как вы прошли весь этот путь.
Мои слова явно не коснулись его сознания, ибо он продолжал смотреть мимо меня, словно загипнотизированный.
— Послушайте же, вы найдете разгадку. Вы ведь сами хотели получить достойную вашего ума задачу, неужели же теперь собираетесь переложить решение на кокаин? – прибегнул я к последнему аргументу.
— Да, да, верно, вы правы. Конечно, правы, — неохотно признал Холмс. — Меня просто ужасно раздражает, что я, как ни стараюсь, ничего не могу найти. Кажется, эти шахматы абсолютно бесполезны.
— Будь набор полным, мы могли хотя бы сыграть партию, — усмехнулся я.— А так и вправду…
— Неполный набор… — не слушая, отрешенно перебил меня Холмс. — А что если в этом все дело? Сейчас посмотрим.
Он стремительно раскрыл коробку игровым полем вверх и расставил имеющиеся фигуры по местам, сразу потеряв интерес ко всему окружающему.
— Нет, бесполезно, — спустя четверть часа перестановок заключил сыщик. — Ладью можно поставить и с одной стороны, и с другой, коня тоже, три пешки белых, пять черных, а клеток в каждом ряду восемь… Если это какой-то шифр, то без ключа нам его не разгадать. Уотсон, видимо придется мне опять идти в порт. Попытаю счастья в опиумных курильнях, там публика поразговорчивей, но и опасность выше.
Не успел я выразить свои соображения по этому поводу, как внизу раздался звонок.
— Лэннер, – произнес Холмс еще до того, как дверь открылась.
Едва войдя, инспектор огорошил нас очередной новостью.
— Труп пропал, мистер Холмс. Тело старого китайца украли из морга.
— Что? Когда это случилось?
— Вероятно, ночью. Никто ничего не видел, как обычно, а пропажу заметили только сейчас. Труп второго на месте. 
— Тааак… Скорее всего убийцы решили, что старик мог спрятать то, за чем они охотятся, внутри, то есть проглотить. Если это что-то вещественное, то, очевидно, небольшое, раз оно могло бы поместиться в шахматную коробку. В таком случае, они уже это получили…
Меня передернуло от мысли, что старика с таким беззлобным, умиротворенным лицом выпотрошат, словно животное, и скинут осанки в реку.
Холмс прошелся по комнате взад-вперед, напряженно о чем-то размышляя. Потом остановился и испытующе взглянул на Лэннера.
— Инспектор, теперь, когда мы можем исключить из уравнения шахматы, готовы ли вы прямо сейчас арестовать одного из тех, кто может быть причастен к этому делу? Но учтите, мы рискуем разворошить осиный улей. 
— Да, мистер Холмс, ведь убийца все еще на свободе, — без колебаний ответил полицейский. — Кроме того, китайским кварталом давно пора заняться вплотную. И если пришло время решительных действий, я к ним готов.
Без сомнения, Лэннер уже видел себя знаменитым борцом с преступным миром Ист-Энда, снискавший этим славу в народе и одобрение высокого руководства.
— Тогда выждите десять минут и выходите на улицу, — велел ему Холмс. — Видите напротив аптеку? Там, за выступом стены, прячется наш соглядатай, на него-то мы и поохотимся. Я обойду сзади, а вы захлопнете ловушку. Пусть посидит немного в камере, посмотрим, что удастся из него вытянуть.
Холмс, как и утром, воспользовался запасным выходом, а инспектор, подождав сколько нужно, вышел через парадный. Я осторожно выглянул из-за края шторы, чтобы иметь возможность наблюдать за разворачивающимися внизу событиями.
Лэннер, делая вид, что праздно рассматривает витрины, приблизился к аптеке, а потом резко свернул за угол, в следующую минуту они с Холмсом уже волокли упирающегося наблюдателя к полицейскому фургону.
Я ожидал, что мой друг сразу отправится в участок, но он вернулся в гостиную.
— Пусть пока поработает инспектор, — пояснил он свое решение. — Уверен, ночь в камере окажется действенней любых немедленных допросов. Кроме того, я все больше склоняюсь к мысли, что расследованием этого дела должна заниматься исключительно полиция. Для меня здесь почти не осталось ничего интересного. И все же, завтра утром мы навестим задержанного и расспросим его сами, хотя, боюсь, загадка шахматной коробки окажется куда более прозаичной, чем могло показаться вначале. Но пока будьте начеку, Уотсон, мы все еще рискуем оказаться в эпицентре конфликта.
Чтобы занять себя чем-то, Холмс взялся за скрипку. Уложив инструмент на колени, он задумчиво водил смычком по струнам, извлекая обрывки мелодий, то плавно затихающих, то вновь набирающих силу.
Но спустя два часа его музыкальные упражнения были прерваны самым неожиданным образом – к нам пожаловал очередной посетитель. Для обычных визитов было уже поздновато, и мы с Холмсом переглянулись, понимая, что это не рядовой клиент. Подозрения наши укрепила миссис Хадсон, сообщившая, что мистера Холмса настойчиво желает видеть молодой человек азиатской наружности.
— Просите его, — приказал Холмс.
Я вытащил из кармана револьвер и продемонстрировал его детективу.
— Если что-то пойдет не так, я готов, Холмс. Но неужели у них хватило наглости прийти прямо вот так, в открытую?
— Пожалуй, это действительно несколько странно. Но, очевидно, сейчас все прояснится.
В гостиную вошел мужчина лет тридцати, одетый в обычный костюм лондонца среднего достатка. Держался он спокойно и уверенно, и, как мне показалось, настроен был вполне доброжелательно.
— Добрый вечер, господа, — вежливо поздоровался он с едва заметным акцентом. — Извините, что потревожил вас с такой поздний час. Мое имя Хао Мин.
— И вы портной, — продолжил за него Холмс.
— Верно, мистер Холмс, у меня небольшая мастерская по пошиву одежды. Но откуда вы знаете, я вас совсем не помню. 
— Сейчас это совершенно не важно, — нетерпеливым жестом отмахнулся Холмс. — Присаживайтесь и рассказывайте, что вас привело, мистер Мин.
Наш гость присел на край дивана и покосился на меня.
— Простите, мистер Холмс, но я бы хотел рассказать это только вам…
— Мой коллега останется, — твердо перебил его Холмс. — Но я даю слово, что если ваша информация действительно не подлежит разглашению, она сохранится строго между нами. 
— Да, хорошо, пусть будет так, — согласился китаец, подумав. — Начну с того, что родился я в провинции Цинхай, в Тибете, но, как многие из моих соотечественников, хотел лучшей жизни для себя и свой семьи. Я, вместе с несколькими жителями из нашей деревни, переехал в Англию десять лет назад и много работал, чтобы выбраться из нищеты. В результате мне удалось даже открыть свое маленькое дело, чтобы обеспечить родным достойное существование. Устроившись, мы помогли перебраться сюда другим односельчанам, и теперь занимаем почти целую улицу.
Я обратил внимание, что тибетец, хоть и принял приглашение присесть, но примостился на самом краешке и вначале с заметным смущением мял край пиджака, словно ему неловко было признаваться в том, что он покинул родную деревню из корыстных побуждений. Однако, когда он заговорил о своих соплеменниках, лицо его преобразилось, отразив силу воли и гордый характер этого человека.
— Быть может, вам известно, что на моей родине сейчас сложная обстановка, — продолжал он. —  Земли Тибета делят и перекраивают, и каждая держава хочет урвать себе кусочек крыши мира. Нашему народу нелегко сохранять свои традиции и уклад жизни. И вот, мы, переселенцы, подумали, что здесь, на новом месте, мы могли бы отстроить привычную нам жизнь, создать свой маленький Тибет. Моей мечтой стало воздвигнуть здесь храм для верующих. Поэтому я, посоветовавшись с общиной, решился на рискованный шаг — перевезти из Цинхая нашу священную реликвию, которой мы поклонялись дома. Для нас всех снова обрести ее было очень важно.
— Что это за реликвия?
— Сосуд с пеплом из погребального костра Будды Шакьямуни, мистер Холмс. Моя семья охраняла его из поколения в поколение.
— И вы поручили эту работу старику?
— Нет, мистер Холмс, все было не совсем так. Дело в том, что эта реликвия настолько ценна, что ею захотел овладеть один богатый господин, здесь, в Лондоне. Мне не известно, откуда он узнал о наших планах, но в опиумных курильнях люди порой выбалтывают лишнее... Этот человек предложил мне денег, но я отказал ему. Стало понятно, что теперь нам нужно было его опасаться. В нашем квартале мы никого не боимся, но порт — совсем другое дело. Его люди могли напасть на любого, кто сойдет с корабля. Я написал письмо в нашу почти опустевшую деревню, чтобы посоветоваться, как поступить, и один мудрый старик предложил свою помощь. Он придумал, что будет надежнее создать иллюзию, будто сокровище привезет один человек, в то время как другой сделает это тайно. Мы так и поступили — пустили слух, что священный сосуд прибудет с кораблем из Шанхая, старик Чоу сам вызвался сыграть роль приманки и отвлечь внимание бандитов от парохода из Бомбея, которым приплыли женщина с девочкой, одетые в индийские одежды. Как вы понимаете, сосуд был у них. Теперь наша реликвия в безопасности, и мы сможем защитить ее от любых нападок.
— Однако бандиты до сих пор думают, что ваше сокровище у нас.
— Это ненадолго, скоро им станет известно, что они упустили свой шанс, и вам уже не будет ничего угрожать. Мне жаль, мистер Холмс, что вы едва не пострадали. Насколько я знаю, к вам влез известный головорез Гао Вэй, вам очень повезло, что вы остались живы. Узнав о нападении, я послал своего брата присматривать за вашим домом.
— Так это вашего брата я сегодня отправил в тюрьму?
— К сожалению, да. Он, похоже, был не слишком осторожен... Но вы ведь прикажите, чтобы его выпустили? — с надеждой спросил молодой человек. — Теперь, когда вы знаете правду.
— Я сделаю все возможное, чтобы его освободили, — пообещал Холмс. — Убийство и нападение на полицейского в доках — это тоже дело рук Гао Вэя?
— Да, мистер Холмс. У нас слухи о таком распространяются быстро. Но, даю слово, им можно верить.
— Эта информация может быть очень полезной… А известно ли вам, что тело вашего самоотверженного старца похитили из морга?
— Да, мистер Холмс, — лукаво улыбнулся китаец, впервые за весь разговор. — Вообще-то, это сделали я и мой брат. Достойный человек будет похоронен согласно буддистской традиции, а не закопан в безымянной могиле. Отныне он станет нашим героем.

— Что ж, дело завершилось совершенно непредсказуемым образом, Уотсон, — сказал Холмс, когда наш необычный посетитель ушел. — Я зря ломал себе голову над загадкой, которая не имела решения. Однако, я уже предвидел, что сами шахматы не имели в этом деле особого значения.
— Вы теперь жалеете, что все так обернулось?
— Нет, если честно, совсем не жалею. В конечном итоге, вышла довольно интересная история, хоть мое участие в ней оказалось столь несущественным. И шахматная доска все же сыграла свою роль, куда более выдающуюся, чем я ей приписывал.
Холмс, набив любимую трубку, удобно расположился в любимом кресле, и я привычно занял место напротив. На улице уже начали зажигать газовые фонари, подсвечивающие наши окна тусклым желтоватым светом.
— Вы ведь бывали в Тибете? — вспомнил я, хотя обычно мы не касались темы его трехлетнего отсутствия.
— Я провел там почти два года, — немного удивленный тем, что я сам спросил, ответил Холмс. — Не будет преувеличением сказать, что образ жизни и философия тамошних буддистов произвели на меня немалое впечатление.
— А вам не хотелось там остаться?
— В какой-то момент — да, красота и мирное величие гор покорили меня. Ах, Уотсон, — выпустив струю сизого дыма, мечтательно вздохнул он. — Вы себе не представляете, насколько там другой мир, насколько он больше, почти бескрайний, и наполненный покоем. Но вы ведь знаете мою натуру, мне никогда не полюбить чужую землю так, как нашу старую продрогшую Англию. Нет, я бы не смог там остаться. Кроме того, у меня были незаконченные дела, и я очень хотел вернуться сюда, на Бейкер-стрит.      
— И все же эти люди послали старика на верную гибель, — заметил я. — С его стороны, это, конечно, весьма благородный поступок, но с их — достаточно жестокий, на мой взгляд.
— Вы забываете, что для них сосуд с пеплом — бесценное сокровище, не материальное, но духовное. Я слышал об этой реликвии от Далай-Ламы… Хотя, знаете, быть может, вы и правы, — кивнул Холмс после минутного молчания. — Смотря, что считать высшей ценностью: объект религиозного поклонения или человеческую жизнь. Вы, как доктор, несомненно, выберете жизнь.
— А вы?
— Наверное, я тоже. А теперь давайте на время отложим эту тему. Такой тихий вечер.
— Да, удивительно тихий, — согласился я. — Завтра, наверное, пойдет дождь…
 Как и обещал, наутро Холмс отправился в Скотланд-Ярд, где, используя личное влияние и предоставленную Хао Мином информацию о преступнике, добился освобождения Мина-младшего из-под стражи. Полиция же, во главе с инспектором Леннером, занялась поисками Гао Вэя, и конечным итогом их расследования стал арест троих человек и закрытие одного из опиумных притонов. Впрочем, не вызывает сомнений, что на его месте вскоре открылся новый.
Месяц спустя Холмс снова заглянул в Лаймхаус, куда накануне пришвартовалась «Лори Ли». Один из матросов вспомнил, что старик, поднявшийся на борт в Шанхае, предложил ему продать старые шахматы. Но так как набор был неполным, моряк счел несправедливым брать за него деньги, и коробка с шахматами досталась старому китайцу в подарок.