Государство и революция - бестселлер В. Ленина 10

[Глава книги  МЕТАМОРФОЗЫ И ПАРАДОКСЫ ДЕМОКРАТИИ: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДОКТРИНА БОЛЬШЕВИЗМА (ИСТОКИ, СУЩНОСТЬ, ЭВОЛЮЦИЯ, АЛЬТЕРНАТИВЫ: 1903-1929 гг.). В 2-х книгах. Кн. II. Большевистская концепция демократии (1917—1929 гг.). Часть первая.— Кишинев: Editura «Arc», 1995.—XVI+280 с.]

3.2. Сочинение В. И. Ленина «Государство и революция»— теоретико-пропагандистская утопия (и ребус) большевизма, «литературный памятник» радикальнопримитивно-демократической,
революционно-охлократической (ясный смысл) и партолигархической (сокровенный смысл) политической культуры, выразитель психологии, менталитета стихийных движений пролетарских, люмпен-пролетарских масс

3.2.1.15. Квинтэссенция концепции пролетарской демократии

Квинтэссенция политической парадигмы большевизма может быть сведена к двум ключевым максимам, детерминирующим генеральную линию внутренней политики большевизма.
 
Во-первых, к само собой разумеющемуся, аксиоматическому положению о необходимости в качестве важнейшего условия для успеха революции единовластия, партийного самодержавия, абсолютной и непрерывной монополии на политическую власть для большевистской партии и несменяемости ее у власти, т. е. бессрочной ее монополии на власть в обозримом будущем.

Именно этот аспект парадигмы обусловливал не просто отстранение от политической жизни радикальных оппозиционных сил и конкурирующих с ними социалистических сил путем ограничения и лишения их политической свободы, но и репрессии по отношению к ним, ликвидацию их как политической силы. Поэтому с первых же дней завоевания власти большевики стали превентивно и систематически отстранять от политической жизни оппозиционные силы, а затем и конкурирующие политические силы, лишая их основных политических прав и свобод, прибегая к насилию, репрессиям, что провоцировало и разжигало гражданскую войну.

А сам по себе факт сопротивления или несопротивления оппозиционных сил большевистскому режиму принципиального значения для сворачивания формально-демократических прав и свобод не имел. Сопротивление только форсировало события, ускоряло наступление того, что рано или поздно должно было произойти,— ликвидацию как политических условий для легального функционирования оппозиции, так и ее самой. Потому-то простая и ясная формула «подавление эксплуататоров» была адекватнее сути большевистской доктрины, чем формула «подавление сопротивления эксплуататоров».

Подобная идеологическая максима и вектор внутренней политики в свою очередь обусловливались, кроме всего прочего, не столько властолюбием или особой жестокостью Ленина, Троцкого, Зиновьева, Сталина и т. д. (что, несомненно, имело место), сколько особым философским мировоззрением, убеждением и верой в то, что лишь им известна Истина общественного развития, и потому только им по праву безраздельно и на весь период коммунистического строительства должна принадлежать Власть. Все же непонимающие, несогласные, а тем более сопротивляющиеся этому рано или поздно и безоговорочно должны быть сметены с политической сцены и вообще с поверхности земли, ибо они только наносят вред строительству светлого будущего, мутят души «сознательным» трудящимся.

Во-вторых, квинтэссенция политической парадигмы большевизма может быть сведена к специфическому пониманию природы, качеств, структуры и роли политической власти в революционном обществе (вытекающему отчасти из первого момента парадигмы, а отчасти имеющему самодостаточное значение), и соответственно сам процесс властвования и управления, содержание принимаемых решений определяются большевистской нормативной моделью революционной власти.

Согласно этой модели революционная власть должна быть:
     1) не ограниченной ни правом, ни моралью, т. е. неограниченной, внеправовой и имморальной, руководствоваться, прежде всего, политической целесообразностью, а также интересами  —  в трактовке вождей большевизма   —  пролетариата, строительства социализма, коммунизма;

     2) насильственной, опирающейся   при  разрешении общественных конфликтов, а тем более антагонизмов, на насилие, а  не ищущая  компромиссов и  согласия сторон. Хотя эта власть и базируется на согласии бедных, беднейших и угнетенных слоев населения и на их поддержке, но при открытом проявлении с их стороны несогласия, а тем более неповиновения и сопротивления тому или иному решению власти незамедлительно используется насилие. Причем, и это крайне важно  подчеркнуть,  в  актах   насилия-П,  террора  против  одних слоев трудящихся принимали участие другие слои.
(Оба эти атрибута революционной власти, сформулированные Лениным еще в годы первой русской революции, рассмотрены нами во второй главе);

     3) идеократической, имеющей своим источником марксистскую идеологию в большевистской  версии, которая  и легитимировала   революционную   власть,   и   определяла   содержание сновных ее решений;

     4) всемогущей   (этот атрибут следует  из  предыдущего), способной в силу знания  единственно научной теории общественного развития творить принципиально новое коммунистическое общество, быть его демиургом, вдохновляя и обеспечивая его строительство; большевистские лидеры чрезмерно верили во всесилие государственной власти, вследствие чего насильственно претворяли  в жизнь многие  из  своих иллюзорных проектов вопреки некоторым потребностям людей, социобиологической природе человека, закономерностям развития общества;

     5) тотальной   по  отношению  ко   всем   сферам  общества, стремящейся   установить максимальный   контроль над  ним, пронзить своим влиянием любой сегмент, элемент его, сделать его максимально управляемым;

     6) изначально биполярной, с затухающей пульсацией общественно-политической активности масс и трансформирующейся во времени (функционирующей первоначально лишь в центре в большей мере как партолигархическая, в меньшей как революционно-демократическая, а на местах наоборот: больше в режиме революционной демократии и меньше как партолигархия, впоследствии и на местах тоже трансформирующейся по преимуществу в партолигархический режим с элементами тоталитарной, коллективистской, контролируемой охлодемократии поддержки).

Следует четко различать нормативную и дескриптивную модели революционной власти. Не все в нормативной модели сразу и сполна было воплощено большевиками в политическую жизнь, это естественно. Основная функциональная роль нормативной модели не столько в темпах и мере воплощения ее в практику, сколько в интенсивности стремления большевиков воплотить эту модель в политическую действительность.

Кроме того, если проявление большинства черт революционной власти определялось в значительной мере самими большевиками в центре и на местах, то неограниченный, неправовой, насильственный и биполярный характер обусловливался также и вовлеченными в политическую жизнь в революционное, переходное, смутное время народными низами, пульсацией их общественно-политической активности, закономерностями взаимодействия больших масс людей.

Описывая атрибуты революционной власти согласно большевистской доктрине, далее следует опять-таки различать два очевидных аспекта их проявления.

Во-первых, непосредственно человеческий аспект властвования и управления («управление людьми»). Речь идет о методах властвования и управления, способе и механизме, посредством которых правящие и управляющие разрешают общественные конфликты, добиваются от управляемых исполнения нормативных актов, выполнения принятых властью решений.
Во-вторых, опосредованно человеческий аспект, сферный аспект властвования и управления. Речь идет о характере воздействия, контроля, управления со стороны верховной и в целом всей системы политической власти, распространяемых на экономику, социальную и даже духовно-культурную сферу, что, конечно, тоже касается управляемых, но только не непосредственно (кроме работников данной сферы), а опосредованно (т. е. в значительной мере речь идет об «управлении вещами»).

Как первое ключевое положение парадигмы предопределяло ликвидацию политической свободы, насилие-I (затем и насилие-П), разжигание гражданской войны, точно также и второе развернутое ключевое положение, описанная модель революционной власти, лежащая в основе объективно-реального процесса властвования и управления, не могли не сказаться на состоянии дел в различных сферах общества, особенно в годы, предшествовавшие НЭПу, не могли не привести к кризисам в них, что в свою очередь не могло не спровоцировать (несмотря на изначальную поддержку властей широкими слоями пролетариата города и деревни, люмпенами, беднейшим крестьянством) конфликты между властью и трудящимися и, как следствие, сопротивление трудящихся проявлениям революционной власти в ее обоих аспектах, вынуждая последнюю использовать насилие-П для подавления этого сопротивления, что дополнительно разжигало и усугубляло гражданскую войну.

Анализируя качества, которыми открыто или завуалированно наделяли революционную власть большевистские олигархи, которые, исходя из такого ее понимания, властвовали, нельзя не заметить, что первые в порядке перечисления атрибуты — быть неограниченной и насильственной — являются неотъемлемыми свойствами другого атрибута — быть тотальной. Точно так же, как идеократичность, тотальность и всемогущество во многом предполагают друг друга. И все же мы считаем необходимым перечисление всех этих атрибутов революционной власти потому, что большевистские вожди сами открыто выделяли одни свойства (неограниченность и насильственность), лишь подразумевая другие и скрывая за семью печатями последний атрибут, и потому, что эти атрибуты позволяют лучше сопоставить революционную власть в большевистском исполнении с другими политическими режимами.

  Так, в частности, с одной стороны, становится очевидным, что характеристика большевистской власти как диктаторской и деспотической является недостаточной, с другой стороны, определение ее как тоталитарного режима тоже неполно ввиду наличия последнего, неучитываемого, непокрываемого данным определением свойства.

(Развернутую аргументацию сформулированных тезисов мы осуществим во второй части второй книги.)


Очевидно, что во внимание должны приниматься и тексты и сама политическая практика большевизма, ибо не все сокровенные мысли, максимы доктрины были артикулированы публично его вождями. Кроме того, понятно, что подлинные политические убеждения большевистских вождей раскрывались не в тех или иных отдельных текстах, декретах или поступках (хотя, конечно, и это имело место, и мы анализировали, и будем анализировать их), а в логике содержания ряда текстов, решений или ряда поступков, политического поведения на протяжении ряда лет, в рамках исторического периода.

И если доказано, что большевики в своей внутренней политике руководствовались, во-первых, идеей о собственной бессрочной и несменяемой абсолютной монополии на власть и, во-вторых, положением (являющимся следствием предыдущей идеи) о необходимости безотлагательного и безусловного (вне зависимости от мер самой оппозиции) сворачивания политической свободы, политических и гражданских прав и свобод, ликвидации всех видов политической оппозиции, широкомасштабного и превентивного использования насилия, репрессий, террора как главного средства разрешения конфликта с оппозицией, то фактически отпадает необходимость историографического исследования вопроса о главном инициаторе гражданской войны в России (поскольку имеются и неглавные субъекты, а кроме того, и субъективные и объективные условия, способствовавшие разжиганию гражданской войны), ибо ответ на него несомненен — большевики.

Мы не ставим под сомнение необходимость историографического исследования данного вопроса, но само по себе оно недостаточно, если только в центр исследования не будут поставлены политические воззрения, которыми руководствовались субъекты исторического процесса, стороны конфликта.

А знание содержания политической доктрины большевиков — как бы они публично ни лицемерили в своей агитации и  пропаганде, какую бы тактическую гибкость и «чудеса» политической мимикрии в достижении стратегической цели (политического единовластия и коммунистического переустройства России) ни проявляли, что, конечно, может ввести историографа в заблуждение,— помогает выявить подлинные мотивы их деятельности и главенствующую роль в разжигании гражданской войны, в осуществлении государственного террора в России.

(Продолжение последует)