Чемодан, вокзал - Россия!

Шёл восемьдесят девятый год двадцатого века. До распада великой, огромной страны, известной миру как Советский Союз, оставалось каких-то пару лет...
На площади имени Ленина в столице союзной республики несколько лет подряд кипят нешуточные страсти. Организаторы не устают собирать жителей не только из самой столицы, но и из окружающих сёл на митинги, вбивая в головы непросвещенного народа главную идею: русские – оккупанты, завладевшие республикой. Они мешают свободно развиваться родной стране, их нужно заставить убраться из страны. Пусть  едут в свою Россию. Каждый оратор, как запевала, заканчивает свое выступление, крича, что есть мочи: "Чемодан, вокзал - Россия!", и многоголосый хор зомбированной толпы вторит, троекратно повторяя: "Чемодан, вокзал - Россия!", "Чемодан, вокзал- Россия!", "Чемодан, вокзал - Россия!"
Руководство страны пока соблюдает советские праздники, в том числе и день освобождения Молдавии в 1940 году от румынской оккупации,который на протяжении более сорока лет отмечала большая часть населения, состоящего не только из молдаван. Русские, украинцы, белорусы, болгары, гагаузы и люди других национальностей, проживающие здесь с разных лет, считают страну своей родиной, но русофобам на это плевать.
Как обычно, на улице 28 июня, названной так в честь праздника, собрался народ, чтобы отдохнуть, посмотреть праздничный концерт. Но неизвестно откуда взявшиеся националисты стали мешать проведению праздника. Толпа, окружившая человека с флагом, на красном полотнище которого сияла золотая пятиконечная звезда, стала размахивать кулаками и злобно кричать: "Эй, ты,сталинист, оккупант, убирайся отсюда вон, в свою Россию, это наша страна, нечего тебе здесь делать!" Затем один из толпы попытался вырвать ненавистный красный флаг, но ему удалось лишь чуть-чуть надорвать полотнище. В тот же момент мужчина высоко поднял знамя над головой со словами:
- Не надейтесь, я не дам вам его порвать! Это символ нашей победы над фашизмом!
Толпа зашумела, еще плотнее обступила смельчака, его стали толкать, бить, а кто-то сзади попытался вонзить ему в спину заранее припасенное шило. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не вмешались работники милиции. Они в буквальном смысле вырвали потерпевшего из толпы.
Надругательство над государственным флагом являлось в то время одним из государственных преступлений, а избиение и нанесение телесных повреждений квалифицировалось как хулиганство. Против одного из тех, кто напал на потерпевшего и пытался нанести удар шилом, возбудили уголовное дело...
Огромный зал Верховного суда республики, вмещавший около трёхсот человек, был переполнен: заняты все скамейки, а кому места не досталось, стояли между рядами.
В центре зала на возвышении восседала коллегия из трёх судей: члена Верховного суда и двух народных заседателей. Пониже, слева от судейского стола, сидели два адвоката; с правой стороны - за отдельными столами - прокурор, секретарь и потерпевший.
Государственный преступник – тщедушный, невзрачный с виду, низкого роста молодой человек, активный член партии "Народный Фронт", был на подписке о невыезде. Он сидел на первой скамье напротив судей, а не за решёткой, где обычно находятся содержащиеся под стражей подсудимые. За его спиной все скамьи были заняты товарищами по партии. Они пришли в суд, чтобы морально поддержать «борца за независимость». А еще они пришли выразить сочувствие своему товарищу и показать всем сплочённость своих рядов.
- За что его судят? – слышится чей-то негромкий шёпот,– Подумаешь, порвал красную тряпку! А потерпевший за дело получил, не нужно было упираться!
- Тишина в зале! – громко говорит председательствующий и продолжает: - Судопроизводство ведётся на русском языке. Рассматривается уголовное дело по обвинению…
Подсудимый, не дожидаясь, пока судья назовёт его фамилию, имя, отчество и статью Уголовного кодекса, по какой привлечен к суду, с видом национального героя и непримиримого борца с "русскими оккупантами, поработившими его родину", демонстративно встаёт и, прерывая судью, громко говорит, делая ударение на каждом слове:
- Я требую, чтобы процесс вёлся на румынском языке.
Судья, назначенный членом Верховного суда буквально несколько дней тому назад, от неожиданности начал заикаться после каждого слова.
- На каком, простите, языке?
- На румынском языке!– делая ударение на слове "румынском", раздражённо повторил подсудимый.
- Но ведь согласно закону о языках у нас государственным является молдавский язык, а не румынский – возражает судья подсудимому.
- Хорошо, на молдавском, но только не на русском, – милостиво согласился подсудимый, и выдвинул новое требование.
- Требую, чтобы меня судили молдаване!
- Сунт де националитате молдовян, ши асесорий нородничь..., ши прокурорул... (я молдаванин, и народные заседатели молдаване, и прокурор тоже), - переходя на молдавский язык, говорит председательствующий, не касаясь других участников процесса - адвокатов, сидящих по левую сторону от стола судей.
- И госпожа? - с сомнением в голосе спросил подсудимый, показывая пальцем на светловолосую женщину, сидящую за соседним столом рядом со столом его адвоката.
- Она адвокат потерпевшего, - ответил судья, и чтобы исключить дальнейшие вопросы, быстро наклонился к народным заседателям и что-то прошептал. Те согласно кивнули головами, и судья провозгласил:
- Суд, совещаясь на месте, определил: дело будет рассмотрено на молдавском языке. Секретарь, пригласите переводчика.
Секретарь ушёл и через пару минут возвратился с переводчиком.
Огласив обвинительное заключение, председательствующий спрашивает подсудимого, признаёт ли он себя виновным, и так как подсудимый не признаёт своей вины, судом устанавливается иной порядок исследования доказательств: допросить подсудимого в конце, после допроса потерпевшего и свидетелей.
На протяжении двух дней суд занимался допросом потерпевшего и свидетелей, затем был объявлен перерыв. Утром следующего дня приступили к допросу подсудимого, который всё отрицал, несмотря на то, что во время судебного следствия было добыто достаточно доказательств его вины и впору уже было переходить к оглашению материалов дела, дополнениям и прениям сторон.
Неожиданно председательствующий обратился к адвокату, защищавшему подсудимого:
- Кажется, у вас было какое-то ходатайство?
- Да. Я прошу вернуть дело на доследование, - ответил тот важно, но при этом не привел ни одного серьезного довода в пользу своего ходатайства, промямлив, что якобы недостаточно доказательств для осуждения подсудимого.
Прокурор предпочёл высказать свое мнение уклончиво, заявив, что оставляет решение данного вопроса на усмотрение суда.
И суд, несмотря на высказанные адвокатом потерпевшей стороны обоснованные возражения против заявленного ходатайства, на то, что доказательств вины подсудимого больше, чем достаточно, удалился в совещательную комнату для вынесения определения.
Было невыносимо смотреть на циничный, неприкрытый ничем театр абсурда, происходивший не на городской площади, а здесь, в зале Верховного суда, где все выносимые судьями решения провозглашаются именем республики.
Между тем среди присутствовавших в зале единомышленников подсудимого начался глухой ропот недовольства, полагавших, что суд сейчас, немедленно должен вынести оправдательный приговор без какого-то там дополнительного расследования.
Заранее предвидя решение суда и понимая непредсказуемость поведения собравшихся в зале граждан, адвокат посоветовала потерпевшему удалиться, пообещав сообщить позже решение, которое будет принято судом.
Судьи в зале суда появились спустя два часа, и, как и следовало ожидать, председательствующий известил всех о возврате дела на доследование.
Что тут началось! Присутствовавшие в зале граждане, не довольные затягиванием дела, стали кричать:
- Долой судей! Долой! Долой! Долой! В отставку! В отставку!
Поднялся невообразимый шум. Люди плотными рядами стояли в зале и продолжали громко кричать. Судья и двое заседателей через совещательную комнату, имевшую отдельный выход в коридор суда, спешно покинули зал судебного заседания. За ними вместе с прокурором потянулись и другие участники процесса.
В надежде на то, что толпа вскоре успокоится и удалится из зала самостоятельно, либо администрацией суда будет вызван наряд милиции, который в принудительном порядке поможет разбушевавшимся гражданам удалиться, адвокат потерпевшего осталась стоять у своего стола. Но не тут-то было! Всю свою злобу и ненависть толпа выплеснула на женщину-адвоката, посмевшую во всеуслышание высказать свое мнение о том, что вина подсудимого доказана.
- Ты - сталинистка! Оккупантка! – кричали они, потрясая кулаками, яростно сверкая глазами и брызжа слюной. Лица их были перекошены от злобы и ненависти. На ходу придумывая небылицы, они бросали в лицо адвоката обвинения:
- Твой отец служил в НКВД и ссылал наш народ в Сибирь, а там их морили голодом и холодом! Убирайся отсюда!
- Чемодан, вокзал, Россия! – переходя на русский язык, трижды прокричали они хором любимый свой лозунг.
- Убирайся, пока цела!
Глядя молча на обезумевшую толпу, в которой могли быть и те, кому ранее она оказывала юридическую помощь, адвокат, на протяжении более двадцати лет честно и добросовестно боровшаяся за права людей, независимо от их национальности, принципиально отстаивая их законные интересы, не могла понять, откуда взялась эта дикая, тупая злоба и ненависть по отношению лично к ней. Поведение этих граждан граничило с безумием. Не верилось, что это безумие происходит не где-нибудь, а в зале Верховного суда республики, где постоянно на вахте стоит охранник-милиционер, обязанный принять незамедлительные меры в случае возникновения подобных ситуаций. Но представитель власти как будто не слышал, что происходит, предпочитая не вмешиваться.
Вдруг молодой мужчина, стоявший в проходе в первом ряду, сделал шаг вперед и, обернувшись назад, визгливо прокричал:
- Что вы смотрите на неё! Её нужно наказать! Пусть ответит за всё!
Затем он сделал ещё шаг по направлению к стоящей у своего стола адвокату, другой… Видя такое,  подсудимый подскочил к женщине, закрыл её своей спиной и, разведя руки в стороны, испуганно стал кричать:
- Люди добрые! Эта женщина ни в чем не виновата! Успокойтесь!
Пошёл вон! – прошипел он мужчине, который остановился, не зная, что делать дальше.
И тут, как по мановению волшебной палочки, толпа утихомирилась и стала медленно выходить из зала. Мужчина, призывавший наказать за всё адвоката, нехотя поплелся к выходу. Было понятно, что на толпу подействовал отнюдь не подсудимый, а кто-то иной. Присмотревшись внимательно к людям, толпившимся у дверей, защитник заметила адвоката подсудимого, что-то говорившего выходящим из зала людям и пожимавшего им руки.
- Вот оно что, оказывается, всё это подстроил коллега, - с горечью подумала она.
Дождавшись, пока все выйдут, адвокат направилась к дверям, но её опередил появившийся неизвестно откуда переводчик. Молодой человек подбежал к огромной двери зала и трясущимися руками попытался запереть её на большой и широкий засов. Естественно, у него ничего не вышло, так как для этого нужно было обладать недюжинной силой. Мало того, что такой силой он не обладал, у него еще и руки дрожали. По всему было видно, что он напуган. Несмотря на это, у него был очень комичный вид.
- Ты - то чего испугался? - спросила, смеясь, адвокат. - Ты же свой, молдаванин.
- Я за вас испугался.
- Понятно. А зачем дверь-то запирать? Пока ты её запирал, они уже, наверное  дошли до площади; здесь ходьбы - то от силы десять минут.
- А вдруг вернутся? – вопросом на вопрос ответил переводчик.
- Мало вероятно. Ладно, пойдём, - сказала она и вышла в коридор.
Там ее поджидали две женщины средних лет, оказавшиеся родными тётками подсудимого. Одна из них пыталась поймать руки адвоката, чтобы поцеловать, умоляя простить племянника.
- Что вы делаете, прекратите немедленно! - пряча руки за спину, сказала адвокат.
- Я вас знаю и очень уважаю, вы помогли моему отцу отсудить квартиру, помните? – говорила при этом она, назвав фамилию отца.
- Да, да, - вторила ей сестра, чуть не плача, - простите нас, пожалуйста!
- Как тесен мир, -подумала адвокат, а вслух сказала:
- Понимаю вас, не волнуйтесь, я не собираюсь писать заявление в прокуратуру. Я – защитник, а не обвинитель. Тем более, что ваш племянник не побоялся гнева своих товарищей, встал на мою защиту! Из него получился бы отличный защитник, - полушутя, полусерьезно добавила она. - Единственное, что мне хотелось бы вам сказать: очень обидно за вас, за вашего племянника и за других людей, которые не понимают того, что ими манипулируют политики, рвущиеся к власти. Поверьте мне, стоит им достичь своей цели, они тут же забудут о вас, и о вашем племяннике, который, как был грузчиком овощного магазина, так им и останется…
Прошло два года. Сменилась власть. "Предсказание" адвоката сбылось: в жизни бывшего "революционера" ничего не изменилось, если не считать того, что грузчиком он теперь работает в другом овощном магазине: не в центре города, как это было во время "революции", а на окраине…
А адвокат уехала в Россию.