На третий день после Рождества. Уильям Сароян

Дональд Эфо, которому было 6 лет и 3 месяца, стоял на углу 3-й авеню и 37-й улицы, где его рассерженный отец Гарри час назад попросил его подождать минуту, пока он сходит в магазин купить кое-что для Алисы, которая лежала в постели, кашляла и плакала. Алисе было 3 года, и она никому не давала спать по ночам. Рассерженный Гарри не мог терпеть этот шум и обвинял в нём маму. Маму звали Мейбелл. «Мэйбелл Луиза Эткинс Фернандес в девичестве, - однажды услышал мальчик, когда она говорила это рабочему, пришедшему починить окно на кухне. - Мой муж – наполовину индеец по материнской линии, а я – наполовину индианка по отцовской. «Фернандес» звучит скорее по-испански или по-мексикански, но в моем отце есть именно индейская кровь. Хотя мы никогда не жили среди них, как это делают многие полукровки. Мы всегда жили в городах».
Мальчик был одет в комбинезон и в старое клетчатое пальто своего отца, которое стало для того слишком мало и вполне могло бы сгодиться, как пальто для мальчика, если бы не было так плохо подогнано. Рукава были подрезаны, но ничего более. До карманов было не достать, поэтому мальчик тёр руки одну о другую, чтобы согреть их. Было уже 11 часов утра.
Отец Дональда вошел в здание, скоро он выйдет, они пойдут домой, мама даст Алисе немного молока с лекарством, и она перестанет плакать, а мама и папа перестанут ссориться.
Заведение называлось «У Хэггерти». В нем был вход на углу и выход на боковую улицу. Гарри Эфо воспользовался выходом на 37-й улице через 5 минут после того, как вошел. Он не забыл, что мальчик стоял на улице, он просто хотел ускользнуть от него на некоторое время и от всех остальных тоже. Он выпил глоточек хлебной водки, который слишком дорого стоил, и всё. Он стоил 25 центов, и это было слишком дорого для 1 глотка. Он выпил его залпом, быстро вышел и пошел прочь, планируя вернуться через несколько минут, забрать мальчика, затем купить еду и лекарства и идти домой, чтобы проверить, можно ли чем-то помочь болезни дочери, но он почему-то продолжал идти вперед.
В конце концов, Дональд вошел в здание и увидел, что этот магазин был не похож на те, которые он видел раньше. Человек в белой форме посмотрел на него и сказал: «Ты не можешь сюда заходить. Иди домой».
«Где мой отец?»
«Здесь есть отец этого мальчика?» - крикнул бармен, и 7 мужчин, сидевших за столиками, обернулись и посмотрели на Дональда. Они смотрели на него 1 секунду, а потом опять начали пить и разговаривать.
«Кто бы ни был твой отец, - сказал бармен, - его здесь нет».
«Гарри, - сказал Дональд. – Гарри Эфо».
«Не знаю никого с таким именем. Иди домой».
«Он сказал мне подождать снаружи 1 минутку».
«Да, я знаю. Многие парни заходят сюда пропустить стаканчик, а потом уходят. Я думаю, он так и сделал. Если он сказал тебе ждать снаружи, тебе лучше подождать. Ты не можешь оставаться здесь».
«На улице холодно».
«Я знаю, что на улице холодно, - сказал бармен, - но ты не можешь оставаться здесь. Жди на улице, как тебе сказано, или иди домой».
«Я не знаю – как», - сказал мальчик.
«Ты знаешь адрес?»
Мальчик явно не понял значения вопроса, поэтому бармен попытался поставить вопрос по-другому.
«Ты знаешь номер дома и название улицы?»
«Нет. Мы шли. Мы пришли за лекарством для Алисы».
«Да, я знаю, - терпеливо сказал бармен. – И я знаю, что на улице холодно, но тебе все равно лучше уйти. Нельзя, чтобы сюда заходили маленькие мальчики».
Болезненный мужчина лет 60-ти, полупьяный и полуживой, поднялся со стула и подошел к бармену.
«Я буду рад отвести мальчика домой, если он покажет мне дорогу».
«Сядь, - сказал бармен. – Мальчик не знает дорогу».
«Может быть, знает, - сказал мужчина, - у меня самого есть дети, а улица – это не место для маленького мальчика. Я буду рад отвести его к маме».
«Я знаю, - сказал бармен. – Но, пожалуйста, сядь».
«Я отведу тебя домой, сынок», - сказал старик.
«Сядь!» - почти закричал бармен, и мужчина обернулся в изумлении.
«За кого ты меня принимаешь? – мягко спросил он. – Мальчик напуган, замерз и хочет к маме».
«Ты сядешь или нет? Я всё знаю про этого мальчика. Но если кто-то и поведёт его домой, то уж точно не ты».
«Но кто-то должен же», - мягко сказал мужчина и отрыгнул. На нем были поношенные, свалявшиеся вещи, которые, как знал бармен, ему дали в благотворительной организации. У него, возможно, оставалось еще 30-40 центов на пиво: деньги, которые он, скорее всего, получил попрошайничеством.
«Сегодня – третий день после Рождества, - продолжил старик. – Еще не так много времени прошло после Рождества, чтобы кто-нибудь из нас забыл о том, что этому мальчику нужно помочь попытаться вернуться домой».
«Эй, в чём дело?» - спросил другой пьяница со своего стула.
«Ни в чём, - ответил бармен. – Отец этого мальчика попросил его подождать на улице, вот и всё ». Бармен повернулся к Дональду Эфо: «Если ты не знаешь, как идти домой, просто подожди снаружи, как тебе велел отец, и скоро он придет и отведёт тебя домой. А теперь давай-ка, выходи отсюда».
Мальчик вышел и начал опять стоять там, где он простоял уже больше часа. Старик вышел за мальчиком. Бармен выскочил из бара, схватил старика за плечо во вращающихся дверях, обернул его и провел к его стулу.
«Сядь, - мягко сказал он. – Этот мальчик – не твоя забота. Позаботься лучше о себе. Я прослежу, чтобы с ним ничего не случилось».
«Но за кого ты меня принимаешь?» - вновь спросил старик.
Бармен, низенький плотный ирландец, которому было слегка за 50 и который смотрел на улицу через вращающиеся двери, повернулся и сказал: «Ты давно смотрел на себя в зеркало? Ты не дойдешь даже до следующего угла, держа за руку маленького мальчика».
«Почему нет?»
«Потому что ты не выглядишь, как отец, дедушка или друг маленького мальчика».
«У меня самого есть дети», - слабо сказал старик.
«Я знаю, - сказал бармен. – Но сиди спокойно. Некоторым людям можно быть добрыми к детям, а некоторым – нельзя».
Он поставил бутылку пива на столик старика рядом с его пустым стаканом.
«Это от меня, - сказал он. – Мне иногда можно быть добрым к таким старикам, как ты, а тебе иногда можно быть добрым к таким барменам, как я, но тебе нельзя быть добрым к маленькому мальчику, чей отец, скорее всего, находится поблизости. Просто сиди спокойно и пей пиво».
«Мне не нужно твое грязное пиво, - сказал старик. – Ты не можешь держать меня, как арестанта, в твоем грязном салуне».
«Посиди, пока не придёт отец этого мальчика и не заберёт его домой. После этого пойдешь так быстро, как захочешь».
«Я хочу уйти сейчас, - сказал старик. – Я не обязан терпеть ничьи оскорбления. Если бы я рассказал тебе кое-что о том, кто я такой, ты бы не говорил со мной в таком тоне».
«Хорошо, - сказал бармен. Он не хотел, чтобы ситуация вышла из-под контроля, не хотел скандала и чувствовал, что может помешать старику в его намерении быть полезным мальчику.  – Расскажи мне о том, кто ты, и, может быть, я не буду разговаривать с тобой так, как до этого».
«Конечно, не будешь», - сказал старик.
Бармен обрадовался, увидев, что старик наливает пиво в стакан. Он смотрел, как старик отпил треть, а затем старик сказал: «Моя фамилия – Элгейлер. Вот так-то».
Он выпил еще, и бармен ждал продолжения. Теперь он стоял посреди бара так, чтобы мог следить за мальчиком на улице. Мальчик тёр руки, но всё было в порядке. Он был мальчиком, которого закалили тяжелые времена, поэтому это ожидание отца на улице не будет слишком трудным для него.
«Элгейлер», - вновь повторил старик, и мягко продолжал. Бармен не слышал, что он говорил, но это было неважно, потому что он знал, что теперь со стариком все будет в порядке. Он возвращался в себя.
Женщина, которая приходила в салун уже около недели, в полдень, вошла с фокстерьером на поводке и спросила: «Там перед дверью стоит мальчик на холоде. Чей он?»
Она сжала искусственные зубы, глядя на пьяниц, а собачка затанцевала у её ног, привыкая к теплу.
«С ним всё в порядке, - сказал бармен. – Его отец ушел по поручению. Он вернется через минуту».
«Да, хорошо было бы, если бы он вернулся через минуту, - сказала женщина. – Если я и не могу чего-то выносить, так это отцов, которые бросают своих маленьких мальчиков на улице».
«Элгейлер», - громко сказал старик, обернувшись.
«Что ты сказал, старый пьяный оборванец?» - сказала женщина. Собака дернулась к старику, натянув поводок, и затявкала.
«Всё в порядке, - вежливо сказал бармен. – Он просто сказал свою фамилию».
«Хорошо, что он не сказал чего-нибудь другого», - произнесла женщина, вновь сжимая искусственные зубы.
Собака тоже немного успокоилась, но все еще пританцовывала из-за тепла. На ней была курточка, которую хозяйка всегда надевала на неё в холода, но она не укрывала ног, а у собаки сильнее всего мерзли именно ноги.
Бармен налил женщине пива, и она начала пить его, стоя у стойки. Наконец, она залезла на табурет и расслабилась, а собака перестала пританцовывать по комнате.
Бармен принес Элгейлеру ещё одну бутылку бесплатного пива, не говоря ни слова и не глядя на него, и они молчаливо согласились, что на этой почве поладят между собой.
Мужчина лет 35-ти, чье лицо и аккуратно подстриженные усы казались какими-то очень  знакомыми, вошел с 37-й улицы и попросил глоток бурбона, и после того, как напиток был налит, бармен очень тихо спросил его: «Это случайно не ваш мальчик стоит там, на улице?»
Мужчина уже поднял, было, маленький стакан ко рту, глядя в него, но теперь, услышав вопрос, повернулся к бармену, затем быстро проглотил бурбон и молча подошёл к окну, чтобы посмотреть на мальчика. Наконец, он повернулся к бармену и покачал головой. Он заказал еще 1 бурбон, выпил, затем вышел и прошёл мимо мальчика, едва заметив его.
Прикончив вторую бутылку бесплатного пива, Элгейлер начал дремать на стуле, а женщина с фокстерьером начала что-то рассказывать бармену о своей собаке.
«Я взяла Типпи ещё щенком, - сказала она, - и мы все время были вместе. Каждую минуту».
Парень моложе 30-ти в довольно приличной одежде вошел в четверть первого и попросил «Джонни Уокер» с черной этикеткой со льдом и запить водой, но быстро передумал и попросил «Джонни Уокер» с красной этикеткой, и, выпив, спросил:
«А где у вас телевизор?»
«У нас нет телевизора».
«Нет телевизора? – весело спросил мужчина. – Что же это за бар? Я и не знал, что в Нью-Йорке есть бары без телевизора. А что же люди тут смотрят?»
«У нас есть только фонограф».
«А, тогда хорошо, - сказал мужчина. – Если ничего другого у вас нет, значит – нет. Что бы нам послушать?»
«На ваш вкус».
Мужчина изучил названия пластинок, которые имелись в наличии, и затем сказал: «Как насчет Бенни Гудмена, «Звените, колокольчики!»?»
«Как пожелаете», - сказал бармен.
«Хорошо, - сказал мужчина, опуская 5 центов в щель. – Значит, «Звените, колокольчики!»
Машина заработала, мужчина опять сел, и бармен налил ему еще 1 порцию «Джонни Уокер» с красной этикеткой, со льдом. Музыка началась, и, послушав минуту, мужчина сказал: «Это не «Звените, колокольчики!», это что-то другое».
«Вы выбрали не тот номер».
«А, - без раздражения сказал мужчина, - это неважно. Совсем не важно. Это тоже неплохой номер».
Мальчик вошёл снова, но машина слишком сильно шумела, и бармен не мог сказать ему выйти, не поднимая голоса, поэтому он подошел к мальчику и вывел его на улицу».
«Где мой папа?» - спросил Дональд Эфо.
«Он вернется через минуту. Не заходи сюда».
Это продолжалось до половины третьего, затем пошёл снег. Бармен выбрал подходящий момент, вышел на улицу и забрал мальчика. Он начал ходить туда-сюда в кухню и обратно, принося мальчику еду. Мальчик сел на коробку за стойкой, так, чтобы его не было видно, и ел с верха другой коробки.
После еды ему захотелось спать, поэтому бармен подготовил ему место на пустых ящиках из-под пива, где он мог вытянуться. Он положил свою спецовку в качестве матраса и накрыл мальчика 3 старыми фартуками из корзины для белья и своим пальто. Они не перемолвились и словом с тех пор, как бармен привел мальчика с улицы, и теперь, вытянувшись и почти засыпая, мальчик почти улыбался и плакал одновременно.
Утренние пьяницы теперь ушли, включая Элгейлера и женщину с искусственными зубами и фокстерьером, и пока мальчик спал, клиентура поменялась еще раз.
Без четверти пять мальчик встал. Через мгновение он вспомнил о бармене, но они опять не говорили. Он встал, словно находился в своей постели дома, а затем, посидев в полусне с открытыми глазами в течение 10 минут, слез с ящиков.
Теперь на улице было темно и мело так, как обычно бывает в метель. Мальчик посмотрел в окно, затем повернулся и посмотрел на бармена.
«Мой папа вернулся?»
«Ещё нет», - ответил бармен.
Он опустился на колени перед мальчиком.
«Через несколько минут я закончу с работой, и если ты сможешь показать мне свой дом, когда увидишь его, я постараюсь доставить тебя домой».
«Мой папа еще не вернулся?»
«Ещё нет. Может быть, он забыл, где оставил тебя».
«Он оставил меня прямо здесь, - сказал мальчик, как будто это было невозможно забыть. – Прямо перед домом».
«Я знаю».
Ночной бармен вышел из кухни в белой униформе и заметил мальчика.
«Кто это, Джон? Один из твоих детишек?»
«Ага», - ответил бармен, потому что он не хотел объяснять своему напарнику, что случилось.
«Где он взял это пальто?»
Мальчик вздрогнул и посмотрел в пол.
«Это – одно из моих старых пальто, - сказал бармен. – Конечно, у него есть своё, но ему нравится носить именно это».
Мальчик с внезапным удивлением посмотрел на бармена.
«Ну да, дети – они такие, Джон, - сказал ночной бармен. – Всегда хотят выглядеть стариками».
«Точно», - сказал другой.
Он снял свою белую куртку, надел свою уличную одежду и взял мальчика за руку.
«Хорошей смены», - сказал он, пока ночной бармен смотрел, как они с мальчиком выходили на улицу.
Они вместе прошли 3 квартала в молчании, затем вошли в аптеку и сели за стойку.
«Шоколадную или ванильную?»
«Я не знаю».
Бармен заказал одну шоколадную и одну ванильную шипучку, и когда напитки стояли на стойке, взял себе ванильную. Мальчик принялся за шоколадную, а затем они снова вышли под снег.
«Попытайся-ка вспомнить, где – дорога к твоему дому. Ты можешь вспомнить?»
«Я не знаю, какая дорога».
Бармен остановился на минуту, чтобы подумать, что делать, но дело шло туго, и он не пришел ни к какому решению.
«Как ты думаешь, - спросил он, наконец, - ты можешь провести ночь в моем доме, с моими детьми? У меня – 2 мальчика и маленькая девочка. Мы тебе постелим, а завтра твой папа придёт и заберёт тебя».
«Придёт?»
«Конечно, придёт ».
Они пошли дальше в бесшумном снегу, а затем бармен услышал, как мальчик начал тихо плакать. Он не пытался утешить его, потому что знал, что утешения не было. Мальчик просто тихо плакал и шел со своим другом. Он слышал о незнакомцах и о врагах, и он начал думать, что это было одно и то же, но сейчас перед ним был кто-то, кого он никогда не видел раньше, но это не был ни незнакомец, ни враг. И все равно, без его сердитого отца ему было ужасно одиноко.
Они начали подниматься по ступенькам, покрытым снегом, и друг мальчика сказал: «Вот здесь мы живем. Мы сейчас поедим чего-нибудь горячего, а потом ты сможешь пойти в постель до завтра, пока твой папа не придёт и не заберёт тебя».
«Когда он придёт?» - спросил мальчик.
«Утром», - сказал его друг.
Когда они вошли в круг света, бармен увидел, что мальчик перестал плакать; возможно, на всю оставшуюся жизнь.

(Переведено в мае 2013)