Бытие определяет сознание

                БЫТИЕ  ОПРЕДЕЛЯЕТ СОЗНАНИЕ


   Семён Михайлович Резвунчиков, пятидесятипятилетний школьный учитель математики, бывший брюнет и шахматист, думал о смерти.
Было июньское утро, в открытое окно дачи веял теплый ветерок, жужжали мухи, перед носом учителя, по желтым обоям, ползла усатая букаха.
У Рыковых на соседнем участке рычала газонокосилка.
Резвунчиков думал о смерти, потому что ему было плохо – вчера с гостями он выпил лишнего и выпил его много.
Чертовски хотелось опохмелиться, но это было чревато – Семён Михайлович не по наслышке знал, что опохмелка легко переходит в запой, а запой – штука опасная, ибо люто ненавидимая Алёной Борисовной Резвунчиковой.
Подумав о смерти, Семён еще минут десять размышлял о том, что все же опохмеляться не стоит, потому что завтра будет еще хуже и надо потерпеть до вечера, а там полегчает.
После размышлений, он так и не принял решения: пить или не пить сегодня.
Резвунчиков с кряхтеньем встал с дивана, прошёл на кухню воды попить, жена пекла оладьи и брезгливо сказала:
- Между прочим, ты один был, как свинья! У других женщин мужья как люди, а у меня – ты… - И грохнула сквородкой по плите.
- Да ладно, Аль, чего ты…, я больше не буду. – Проблеял Резвунчиков, подставив литровую банку под кран.
- И чтоб сегодня даже пива не пил, свинья!
- Да не буду, не буду…
- Знаю я твое «не буду»! Сиди дома и никуда не выходи до самого вечера, понял?
- Понял.
- Оладьи жрать будешь?
- Спасибо, не хочется. Я водички попью и еще полежу.
- Вот свекрови скажу спасибо, что такого дефективного сынка подсунула! – Произнесла традиционную угрозу Резвунчикова, переворачивая очередную порцию оладьев.

Вторично проснулся Семён Михайлович через три часа.
Стояла тишина. Молчала газонокосилка, только капала вода из крана на кухне, да где-то на соседней улице лениво переругивались собаки.
- Алёнушка! – Льстиво позвал жену Резвунчиков. Ответа не последовало. Одиночество ободрило и заставило преодолеть слабость членов.
Резвунчиков оделся и вышел из дому.
Калитка была заперта снаружи на висячий замок.
Это обозначало, что жена ушла надолго, а, возможно, даже уехала в город.
Резвунчиков вернулся в дом, осмотрел вещи жены и не нашел ни ее походной сумки, ни ключей от городской квартиры, которые лежали в буфете между рюмками.
Двойственное чувство посетило Семена Михайловича: радость и тревога. Причем, вспыхнувшая надежда на поправку здоровья как-то померкла перед тревогой о неизбежном, перед грядущим, которое неотвратимо.
Семён подумал несколько мгновений, глядя в кухонное зеркало на свою  небритую по случаю дачной жизни физиономию, колеблясь в принятии решения, но, отчаянно махнул рукой, вытащил из потайного схрона несколько купюр, закрыл входную дверь дома на замок и, через дырку в заборе через соседний, заброшенный участок, двинулся к магазину.