Муж ушел

               От Галины ушел муж. Неожиданно и скоропостижно. Только не подумайте, что он ушел в мир иной. Он просто ушел, в иной мир, свободный, счастливый и прекрасный – к молодой и красивой женщине, с которой у него, как оказалось, был роман.
      Надо сказать, что сама Галина тоже женщина далеко не старая. Да что там, она, собственно говоря, оказалась ровесницей той молодой и красивой, к которой ушел ее муж. Вернее, теперь уже не ее муж, а муж той красотки. Получается, что от Галины ушел к молодке новый муж молодки? А чего тогда она переживает, если от нее ушел чужой муж? Ой, чего-то она совсем запуталась.
      В общем, еще недавно был у нее муж и дочь десяти лет. А теперь она осталась одна. Собственно говоря, по поводу дочери она нисколько не переживает. И вовсе не потому, что бессердечная мать. Дочь ее Настенька гостит на летних каникулах в деревне ее родителей в Костромской области. Деревня у них хорошая, богатая и веселая. Дочери там очень нравится, она всю зиму только и жила ожиданием лета, чтобы уехать к бабушке и дедушке. Бабка с дедом тоже всю зиму жили в предвкушении, что вот наступит лето, и приедет к ним горячо любимая единственная внучка на все три месяца. Так что поводов переживать за дочь не было никаких. А вот муж подкачал – ушел.
      Галина решила пока никому ничего не говорить о свершившемся факте. Ни к чему это. Придет время, все узнают сами. А пока горевала, печалилась, особенно  вечерами после работы. Она рассматривала свадебные фотографии, где они с Леонидом оба счастливые, молодые, красивые и стройные, вместе рука об руку. Теперь она одна, не счастливая,  не молодая, не красивая и не стройная. За эти совместные двенадцать лет она набрала тридцать шесть килограммов – по три килограмма за каждый год. Видно, хорошо жилось за мужниной спиной. Если к ее предсвадебным пятидесяти семи килограммам прибавить эти набранные тридцать шесть, то получается без малого центнер живого веса. А Ленька как был легким и стройным, как кузнечик, так таким и остался. Подруга Машка, единственная осведомленная в свершившемся факте и видевшая собственными глазами новую пассию Леонида, говорила, что та дамочка фигуристая, с ногами и талией. Собственно, Галина тоже с ногами и талией, да еще какими – ножищами и талиищей. Как говорится, чем больше хорошего человека – тем лучше. И как Леонид не понял такой простой истины?
      Она сидела и горько плакала. Было очень одиноко, больно и страшно обидно. Ведь старалась для него и дочери, как могла. Говорят, не красна изба углами, а красна пирогами. Так вот, их дом ее стараниями был красен и углами, и пирогами. Тем не менее, муж ушел. Она смотрела в лицо улыбающегося мужа на фотографии и вопрошала: «Чего ж тебе не хватало, а?»  Тот, весело улыбаясь, отвечал: «Мне всего хватало. Только вот, Галочка, понимаешь, я все же мужчина молодой, который любит и ушами, и глазами.  С ушами все нормально, а вот что касается глаз, то они, понимаешь, мало радовали, видя перед собою изо дня в день полнеющую обрюзгшую тетку, рыхлую и пузатую. Понимаешь, Галин, хочется красоты, эстетики. Дабы лицезреть изо дня в день перед собою красивую женщину. Как Анжелину Джоли, например. Или как певицу Валерию. Ну, ты у меня умница, все поймешь». Она заливалась слезами: «Ленечка, а как же любовь, а?» «Любовь ушла, завяли помидоры», - неуклюже шутил бывший муж. «Сам ты помидор!» - обижалась Галина и бросала фотографию на диван, лицевой стороной вниз.
      Ну что ж, раз так, то у нее остается только один выход из сложившегося тупика: надо срочно худеть и стройнеть. Другого способа нет. Леню этим не вернешь, то хоть какое-то моральное удовлетворение получить.
      - Маш, - позвонила Галина подруге, - приходь до меня, только мигом. Будешь учить меня как худеть. Хочу быть такой, как... – чуть было не ляпнула: как новая жена моего мужа, - как Валерия. Тонкой и звонкой.
      И началась у Галины новая непривычная жизнь. В эту жизнь она въезжала с большим скрипом. Странная жизнь, когда нельзя ни в коем случае после шести вечера ни кусочка ничего, то есть, совершенно ничего. Абсолютно! В крайнем случае, если совсем свело желудок от судорог мучительного голода, то разрешалось выпить треть стакана теплой кипяченой воды с ложечкой меда. Кем разрешалось? Да Машкой. Близкая подруга оказалась страшной садюгой. В первые дни она даже поселилась у Галины, дабы лично контролировать процесс вживания Галины в новую жизнь. «Первые дни – самые тяжелые», - назидательно говорила Машка. Так и было. Правда, и следующие дни оказались не менее тяжелыми. Так же хотелось есть, особенно на ночь. Пыталась Галина обмануть саму себя шуточками типа: мы после шести не едим, мы только после девяти нажираемся. Но стоило ей так подумать, как ее глаза встречались с веселыми глазами Леонида (это Машка повесила его фотографию на стену как стимул для Галиного похудения). И сразу пропадало желание шутить.
           Вторым тяжелейшим испытание стали для Галины вечерние и утренние пробежки. Машка, как сторонница и фанатка здорового образа жизни, уже несколько лет бегала по вечерам с мая по октябрь. Теперь, ради близкой подруги, она добавила в свой распорядок еще и утренние пробежки. Как говориться: мерси большое за эту жертву, но мы обошлись бы как-нибудь без нее. Но Машка с ее явно садистскими наклонностями была неумолима. И они теперь по утрам и вечерам дружно трусили рядышком по тенистым аллеям расположенного рядом парка. Вообще-то бегать было не очень тяжело и даже приятно. Тяжело было заставить себя натянуть спортивную одежду и выйти из дома на пробежку. После пробежки в теле появлялась легкость, а в душе тихая радость. Машка чего-то там объясняла про повышение уровня тестостерона и серотонина и еще чего-то непонятное.
      Но самое тяжелое, что по-настоящему вводило Галину в тоску и депрессию, было то, что Машка из ее рациона полностью исключила все мучное и сладкое, а также соленое. «Видала, как Пугачева исхудала? Это ее Кристинка на бессолевую диету посадила», - приводила доводы Машка. «Я не Пугачева, а ты не Кристина. Дай соли хоть чуток», - молила она подругу.
«Посмотри на своего Леньку. Видала как лыбится. Радостно ему, изменнику. Вот рожа то его вытянется, когда тебя увидит, красивую и стройную».
      Галина только грустно вздыхала. Она не верила, вернее, твердо верила, что Леня никогда не вернется. Это надо принять как данность. И привыкать к этой мысли. Привыкать было тяжело, куда как тяжелее, чем сидеть на бессолевой и бессахарной диете. И помятуя, что клин выбивают клином, она  боль утраты выбивала истязанием собственного тела. То ли от душевного расстройства, то ли от чувства постоянного голода, а может по всем причинам вместе взятым, по ночам ее мучила бессонница, с чем она раньше никогда не сталкивалась и даже не представляла, что эта напасть может привязаться к ней. Раньше стоило ее голове коснуться подушки, и она тут же мягко и уютно проваливалась в крепкий спокойный сон. И сны ей по большей части снились светлые, хорошие. Не помнит такого, чтобы от кошмаров когда-нибудь просыпалась в холодном поту с дико бьющимся сердцем, как описывают в книгах или показывают в фильмах. Кошмаров не было и сейчас, потому что и сна не было. Лежала, смотрела в белеющий потолок, на бледно мерцающие в темноте стены, на складки органзы, сквозь которую матово светила круглая луна и подмигивали точки звезд. На соседней кровати мирно дрыхла Машка, иногда переворачиваясь с боку на бок, то посапывая, то похрапывая. Счастливая. Что там поделывает сейчас ее Настюха? Вопрос, конечно, чисто риторический. Настюха тоже дрыхнет, набегавшаяся за день на свежем воздухе, и даже не подозревает какой злой сюрприз ее ожидает дома. Она очень привязана к отцу, Галина подозревает, что отца дочь любит даже больше матери. Да и он ее обожает. Они копия друг друга и по характеру, и по образу. Интересно, чем Леонид сейчас занимается? Вопрос чисто риторический. Чем по ночам занимаются наконец воссоединившиеся влюбленные? От обиды Галина крепко зажмурилась, закусив губу до крови. Потом решительно, но осторожно встала с  кровати и тихо пошла на кухню. Отрезала солидный ломоть черного хлеба, круто посолила его, намазала сверху щедро сливочное масло. Сидела в темноте, ела с таким невероятным наслаждением, какого, наверное, никогда не получала от еды.  Вернулась в постель и уснула, едва голова коснулась подушки.
      - Соль организму нужна, - твердо говорила она утром Машке во время пробежки, - без соли и кости станут хрупкими, и зубы начнут крошиться, а главное – нарушится водно-солевой баланс в организме. А отсюда рукой подать до нарушения обмена веществ. Короче, я тебя люблю, но еду буду солить как положено.
      - И фиг с тобою, - неожиданно легко соглашается Машка, - честно говоря, мне самой эти каши и салаты без соли в горло не лезут.
      От этой маленькой победы, Галина широко улыбается. Она с удивлением ловит себя на том, что ее настроение вдруг делает резкий скачок вверх. Первый позитивный момент за все время после ухода мужа. Оказывается, и в горе можно быть иногда счастливой.
      После пробежки, Машка гонит ее в душ, кричит вслед: «Контрастный!»
А то. Конечно, контрастный – от тепло-горячего до тепло-теплого и обратно. Телу приятно и совесть чиста: какой-никакой, а все же контраст.
      Галина лежит на диване в одних трусах. Машка, усевшись на ее мягкую и объемную, как хорошая пуховая подушка, задницу, делает ей массаж спины, приговаривая: «Да, матушка, обросла ты телесами. Раскабанила тебя сытая и спокойная семейная жизнь. Раздобрела дальше некуда. А истинная женщина всегда должны форму держать. Ну да ничего, сгоним твой жирок. Делать тебе все одно нечего, одна сейчас как перст. Вот и будем из российской дородной бабы творить леди».
      - Эй, полегче там щипли, Пигмалион хренов. Завтра вся спина в синяках будет.
      - И пусть будет, - не унималась Машка, - кто эти твои синяки увидит? Хотя, увидят. Мы с тобою завтра в баню пойдем. Париться будем, сосуды от шлаков чистить, жир топить.
      - Да пошла ты в баню, - ворчит Галина, охая под железными пальцами подруги.
      - Вместе пойдем, матушка. Вместе.

      Вот так и пошли дни, день за днем. С понедельника Галина ушла на две недели в отпуск согласно утвержденному графику. Она решила, что к родителям и дочери поедет во вторую половину своего отпуска – в августе.  Машка, как неработающая дама при обеспеченном муже, который вот уже третий месяц работает в Англии, куда был отправлен от работы до сентября, неотлучно находилась при Галине и днем и ночью, с удовольствием садиста неумолимо внедряя в жизнь свою программу Галиного совершенствования. Галина ворчала иной раз для вида, даже ныла, но в душе была рада ее присутствию и той кипучей деятельности, что закрутила подруга. Если бы не Машка, она сейчас сиднем сидела бы дома, и рыдал сутки напролет, заедая свое горе килограммами пряников и конфет. Толстела и еще больше расстраивалась. А сейчас плакать и расстраиваться было некогда – то пробежки, то массажи, то фитнес-залы, то занятия йогой и танцами и еще всяким чем. К тому же Машка еще затеяла ремонт в спальне. Началось с того, что она заявила, что надо срочно поменять обои. Они прошлись по магазинам и выбрали нежно-кремовые обои в мелкий сиреневый цветочек. Три дня ушло на переклеивание обоев. Комната и впрямь стала неузнаваемой – красивой, светлой и нарядной. Но, как водится, после смены обоев пошла цепная реакция: замена штор, картины на стене, покрывалов на кроватях, люстры и прочих вазочек-статуэток. Затронули перемены и остальные комнаты. От этой занятости у Галины просто не оставалось сил и времени на переживание своего горя. И она временно отложила это на потом.
      Леня за все это время, а пошла уже шестая неделя после его ухода, никак себя не проявил. Он не звонил, не заходил за теми своими вещами, что еще оставались в его бывшем теперь доме. Судя по телефонному общению с дочерью, Настя не подозревала о произошедшем в их семье изменении.
      Однажды Глина поймала себя на мысли, что за всей занятостью ее жизни, отложенная на потом боль начала как-то мельчать, бледнеть и таять от невнимания к ней. Это было удивительно. Ведь горе ее было настоящим, тяжким и непоправимым. Муж ушел! Ее любимый горячо Леонид, ее половина, ее спина и защита от житейских невзгод. А такие мелочи как пробежки, диета, баня и танцы вдруг перебили эту основательную боль. Странно. Тем не менее, Галина замечала, что все больше начинает смеяться, шутить и даже петь. Вот что она любила с детства, так это пение. А голос у нее был хорошим, глубоким и красивым. Только за житейскими проблемами в последние годы как-то не оставалось ни времени, ни желания для песен. Да и не солидно, если солидная тридцатипятилетняя дама, мать семейства, вдруг будет песенки распевать, вместо того, чтобы делами и хозяйством заниматься. Все же не Кадышева и не Валерия. Те хоть пением деньги зарабатывают. Теперь семьи как таковой и не было, и Галина стала петь. Машка горячо поощряла это ее занятие и даже в качестве стимула к пению, разрешала съесть пару кубиков горького шоколада после пения. А раз так, то Галина и рада стараться – пела от души и с душою. Машка, как могла, подпевала ей.
                «Если краски стали чёрными,
                Окликают с неба вороны,
                И мечты жестоко срезаны,
                Как последние цветы.
                Если солнце скрылось без вести
                По дороге к неизвестности,
                Помни, что в беде и в радости
                Не одна на свете ты!
                Говорят, что счастья нет,
                Только я отвечу:
                Ты не жди, не жди рассвет,
                А иди навстречу!..»
     Вот так вот в делах праведных и заботах, с песнями переживала Галина расставание с любимым мужем.
     Двухнедельный отпуск закончился, и Галина опять вышла на работу. Накануне им с Машкой пришлось сделать шопинг, оказалось, что Галине нечего одеть на работу. Весы показывали потерю двадцати двух килограммов. «Нормально. По три кэгэ за неделю, - подводила итоги Машка, - но дабы не сорваться потом и не набрать все заново, давай будем сбавлять темпы. Начнем вводить в рацион немного картошки, больше орехов, творога и даже нежирной сметаны».
      - Машуня, - не соглашается Галина, - давай еще три недельки так же, а там уже и вводить. Понимаешь, хочу избавиться еще от тех десяти килограммов, что набрала за замужество, пока так хорошо получается.
      - С учителем спорить? – хмурится Машка, - Главное – вовремя остановиться. А то и до анорексии дойдет. Ладно, так и быть, еще десять дней по той же программе, а там начнем понемногу приводить все к норме.
      Вечером Галина примеряет обновки. Машка внимательно наблюдает показ мод. «Хорошо, - делает она вывод в конце показа, - Все хорошо. И одежда удачно купленная – хороша, и ты сама смотришься тоже отлично. У тебя даже походка стала другая – легкая, летящая. Да и то, тело гораздо легче носить, когда в нем на двадцать два кило стало меньше. И заметь: несмотря на то, что скинула почти четверть центнера, твое лицо не только не обвисло и не постарело, а напротив, кожа стала чистой и более упругой. А почему? А потому что правильно питалась, организм очистила, кишечник тоже от разного хлама избавился. И еще потому, что позитивно мыслишь, подруга. Песни поешь. В общем, у тебя сейчас почти по Горькому получается, когда и лицо, и фигура, и одежда – все красиво».
       Галина заливисто хохочет.
      - Вот сразу видно, Машка, что ты троечницей в школе была. Не Горький, а Чехов. «В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Она смотрит на фотографию Лени. Тот тоже довольно улыбается. Ему такая Галина явно по душе.
      Еще через три недели вес Галины достигает заветных шестидесяти и Машка, обрадованная и озабоченная этим одновременно, решает, что пора останавливать процесс похудения.
      - Ну, Маш, ну еще хоть троечку килограммчиков, - куксится Галина.
      - Будет тебе троечка, но очень постепенно, где-то к Новому году, а лучше к весне. Не то, матушка моя, сорвемся обе в такой жор, что никто не остановит. Ты, я смотрю, в азарт вошла. А это плохо. Короче, постепенно сбавляем физическую нагрузку, а дневную калорийность потихоньку увеличиваем до нормы. И потом, Галин, ты же сейчас чудо как прекрасно выглядишь. Как раз самое то – и лишнего уже нет ничего, и аппетитные округлости имеются где надо. Я, кстати, себе тоже сейчас нравлюсь чрезвычайно. Такая, блин, топ-модель. Топ, топ, топает модель. Вот мой Димочка удивится, когда из своего туманного Альбиона возвратится. Так что пора фиксироваться на достигнутом. Тощая корова – еще не газель. Кстати, Галюнь, чего-то ты  давно не ревела по поводу измены и ухода Ленечки, а?
     - Что делать, - вздохнула Галина, - плачь – не плачь, а что случилось, то случилось. Как-нибудь переживу. «Что было, то было, скpывать не могла. Я гоpдость забыла пpи всех подoшла. А он мне ответил: не плачь не велю, не ты виновата дpугую люблю». Пусть будет счастлив там, в своей новой жизни. А я подумаю как мне стать счастливой в моей.
     - Молодец, Галина, - тихо и твердо сказала Маша.

     Они сидят вдвоем на кухне. Шесть часов вечера. Ужинают. За распахнутым окном ярко светит солнце, поют птицы, слышен людской гомон, шум проезжающих машин.
     - Вот если не знать сколько сейчас времени, то можно подумать, что полдень, - говорит Машка, потягивая чай с мятой и лимоном, - вообще все так относительно. В конце декабря в шесть часов уже ночь, звезды светят, и луна на небе хозяйничает. Так и люди – при одних и тех же данных, кто-то счастлив невероятно, а кто-то думает о смерти, как об избавлении от жизненного ада. Все зависит от внутренней установки и от отношения к себе и жизни. Взять хоть меня. Я так убивалась, что у меня нет и быть не может детей. Когда узнала приговор врачей, то были даже мысли о смерти. Зачем такая жизнь пустоцвета? А теперь я совсем иначе мыслю. Раз Бог дал мне такую судьбу, значит, все не просто так, есть в этом какой-то смысл. Нет, я сейчас не о каре небесной за некие грехи земные, которые у каждого найдутся. Мы с Димой перед его отъездом в Лондон  всю ночь проговорили и вот что поняли – решили. Вот вернется он, теперь уже скоро, меньше, чем через месяц, и мы сразу же начнем заниматься вопросом усыновления или удочерения. Столько сирот у нас в стране, оказывается. Просто ужас! Мы с ним как-то спонтанно заглянули в один Детский дом, что-то вдруг толкнуло нас к этому. Купили пакет конфет, пакет игрушек и поехали. Сколько брошенных детишек, какие у них глаза! Говорят, у собак бывает человеческий взгляд. Так вот, у этих детишек какие-то собачьи глаза – грустные и с потайной надеждой. И меня так торкнуло – вот оно, мое предназначение: сделать хоть кого-то из этих несчастных детишек счастливым. Смотрю на Димку, а у того в глазах невыплаканные слезы блестят, тоже торкнуло. Вышли мы оттуда, посмотрели друг другу в глаза и все понятно обоим стало. Вот жду его, будем выбирать вместе себе сына или дочку. А сейчас я думаю – лучше уж сразу двоих, а то и троих. Если попадутся нам сестренки - братики или там братик с сестричкой, то непременно всех и возьмем, нельзя родных по крови разлучать. А плакать о несчастной судьбе глупо. Только себя разрушать. Если не можешь, не хочешь принять предложенные судьбою обстоятельства, то надо менять свою жизнь, чтобы самой стать счастливой и чтобы свет, идущий от тебя, делал счастливым твоих близких. Вот и ты, Галюня, кажется, тоже поняла, что не плакать-стонать надо, а творить свою судьбу, свое счастье. Как Кадышева поет: «Ты не жди, не жди рассвет, а иди навстречу».
      Галина только молча улыбается подруге. Улыбка ее светла и немного грустна. Все правильно. Но осталась, осталась в душе боль утраты. Она заглушена сейчас другими делами и заботами, она затаилась на дне души, но однажды она поднимется и так оглушит собою, так ударит по сердцу, что задохнется Галина от горя, захлебнется слезами, ослепнет и оглохнет от черноты. Чуткая Машка моментально чувствует ее состояние и весело подмигивает: «Ничего, подруга, прорвемся. Фиг ли нам, красивым бабам! А мы с тобою теперь и впрямь, красотки невероятные. И это неправильно, что такую красоту неземную не видят окружающие. Давай-ка наведем мы с тобою марафет, причипуримся по полной программе и отправимся в люди. А давай сходим в ресторан, а? Почему бы и нет? Я сто лет не была в ресторане, а ты все сто пятьдесят. Вот и сходим, посмотрим, как теперь в ресторанах люди гуляют. Да и сами погуляем – погудим, хоть натанцуемся. Мы с тобою заказывать много не будет, так салатик какой-нибудь легонький, да сок. Чисто символически. Чего смотришь на меня удивленно? Собирайся, сказала».
      Подруги долго определяются с гардеробом, наводят макияж. Машка уже готова, а Галина все никак не определится окончательно с бижутерией. Она в очередной раз кидается в спальню к трельяжу. В дверь звонят.
      - Маш, открой. Это, должно быть, соседка Дуся, - кричит она из спальни.
      Вместо соседки Дуси на пороге стоит... Леонид, собственной персоной.
      - Оппаньки! – округляет глаза Машка, - Это кто тут к нам пожаловал, а? Ну входите, мсье, будьте как дома, не забывайте, что в гостях. – Она распахивает дверь, пропуская Леонида. Тот переступает порог, прикрывает за собою дверь.
      - Кто там? Дуся? – звонко кричит из спальни Галина.
      - Дуся! За солью зашла. Я дам! – кричит ей Маша.
      - Чего врешь-то? - тихо говорит Леонид.
      - А не тебе меня упрекать, Ленечка. Не тебе учить людей праведности. У самого рыльце в пушку. Как новая жизнь с новой женой? Сладкая?
      Леонид ничего не отвечает. Он всматривается в такую знакомую, такую недавно родную обстановку, замечая новые детали интерьера. И ему вдруг становится неприятно видеть это новое. В спальне красиво и звонко запела Галина: «Мне бы только зиму пережить, мне бы только поле перейти. Из лесных ручьёв воды испить, счастье заплутавшее найти-и!»
       - Маш, я уже иду! Айн момент и я готова! – весело кричит она из спальни.
       - Куда это вы собрались, и к чему это она готова? – тихо интересуется Леонид.
       - А не твое собачье дело – ласково отвечает Маша, - вообще-то, мы в ресторан собрались.
       - Красиво живете.
       - Ага. А чего нам не жить красиво – красивым и счастливым дамам. Ты чего приперся то? За вещами что ли?
       - Вообще-то я к себе домой приперся, если че, - хмурится Леонид.
       - Да что ты говоришь! – тихо восклицает Маша, всплескивая руками, - К себе домой... Выгнала молодка? Надоел?
       - Сам ушел.
       - Ах, как все просто у тебя. Ушел – пришел. А ты не думал на тему: как Галина отнесется к этому? Может, она уже как-то привыкла без тебя обходиться.
       - Думал. Вот сейчас и спросим у нее. Чего гадать попусту.
       Дверь спальни распахивается и в прихожую влетает Галина в новом, красиво облегающем ее стройную точеную фигурку, синем искрящемся платье, в туфлях на изящной шпильке. На высокой шее посверкивает на серебряной цепочке кулон. Светлые волосы красиво уложены. Сияющее лицо от качественного макияжа стало прекрасно-загадочным. На губах играет улыбка.
       - Вуаля! Вот и я! – хохочет она Машке и вдруг замирает с застывшей улыбкой на лице, - Леня...
       Леня стоит застывшим соляным столпом. Он поражен, он не верит ни собственным глазам, ни своему рассудку. Как за те несколько недель, что он отсутствовал, могло произойти такое необъяснимое чудо. Он все время держал в памяти образ несчастной, зареванной Гали, ее жалобный взгляд, ее дрожащий голос, пляшущие от обиды распухшие губы. «Леня, как же так? Подумай... Подумай о Насте. Не уходи...» И он думал. Думал все время, пока был рядом с другой женщиной. Да, там все было прекрасно и замечательно, в этой новой яркой жизни. Но, удивительное дело, праздник жизни тоже начинает утомлять, и ты вдруг начинаешь вспоминать то прошлое, где был, казалось, не очень счастливым. И эти воспоминания становятся все теплее, все дороже. А главное, там, в прошлой жизни, несмотря на все бытовые проблемы и рутину, была душевная привязанность, родство и понимание душ, которых не оказалось в новой жизни. И он все больше стал ностальгировать о прошлом, отчетливо понимая, что скоро эта ностальгия перерастет в беспросветную тоску. Подумалось, что так, должно быть, происходит с теми, кто покидает Родину в поисках лучшей жизни. Там, на чужбине, все красиво, комфортно и сыто, но душа все больше рвется назад, к некомфортному и убогому родному. И эта тоска изъедает человека насквозь. И тут одно из двух – либо вернуться назад, либо умереть от тоски на чужбине. Он твердо решил вернуться. Он много раз представлял этот свой возврат, слезы обиды и прощения Гали.
       И вдруг... Галя, его родная и привычная Галя, совсем не та Галя. Перед ним невероятная красавица, такая, что он глазам своим не верит. Да она гораздо красивее той, от которой он сейчас ушел. Да что же это такое?..
       - Готова? – буднично говорит Машка, - Ну и хорошо. Пойдем в ресторан. Да, кстати, вот твой бывший муж решил вернуться, кажется. Ты, Лень, располагайся тут.  Будь как дома, не забывай... ах, я уже говорила это. Ну, будь здоров. Пошли, Галюнь, гульнем!..