Лицо твое единственный итог

  Зал ожидания стал похож на огромную клумбу, цветы на которой стремительно увяли. То ли измученные жарой, то ли побитые морозом. Неужели у нас во время сна такие смертельно-бесчувственные лица? Постоянная репетиция перед неизбежной премьерой. Ах, как сладко затягивает в этот омут...
     Уходил бессильно на дно, лежал блаженно, как камень, ласкаемый струями. Снова всплывал, менял позу, взглядывал на часы, что лениво гнали тоже дремлющее время, потом снова падал, тонул, плыл по течению. Обрывки лихорадочных сновидений, громкие голоса. Да нет, это уже не сон.
- Такие морды я только у параши видел!
 Мужчина с девичьими ладошками раскачивается во весь свой рост над парнем в серебряной куртке. Он периодически заносит руку для удара ребром ладони, но, словно понимая, что такие ручки надо и дальше беречь, спокойно опускает ее – чтобы опять занести и опустить. Невысокий коренастый парень немного  отклоняется, но не сходит с места. Что-то негромко долбит. Эта долбежка раздражает долговязого. Он снова взвивается, замахивается, но воздействует только словесно. Потоки виртуозно-циничной ругани, с самого дна той же тюремной параши, не оказывают никакого воздействия на крепыша. Сохраняя все то же туповато-упрямое выражение лица, парень понемногу отодвигается. Сказав что-то особенно возмутительное напоследок – снова истерический словесный  выплеск – он небрежно поворачивается и, покачиваясь, уверенно идет к выходу.
- Щенки вонючие! Падаль! Дерьмо перестроечное! – разоряется долговязый, возвращаясь к своему месту.
Рядом с ним обнаруживается еще какая-то пожилая пара. Невыразительный мужчина словно пропущен через стиральный автомат и старательно разглажен. Ни складочки мысли, ни пятнышка чувств не обнаруживается на его лице. Зато женщина оказалась выразительной даже с избытком. От каждой складки на лице – оно все было в резких и глубоких морщинах – веяло силой и грубостью. Казалось, что у нее никогда не было ни родителей, ни бабушек и дедушек, ни старших сестер и братьев. Вся защита от внешнего и жестокого мира с младенчества лежала на ее собственных плечах. Достаточно только предъявить такое лицо в глухом переулке – и вы автоматически выворачиваете карманы.
Один знакомый художник, уехавший в Нью-Йорк еще до перестройки – чтобы невозбранно исповедовать идеалы подлинного социализма и свободы личности одновременно – прогуливался как-то по берегу Гудзона, собирая куски дерева для своих поделок. Неожиданно лезвие ножа коснулось горла, и ему было предъявлено два, вероятно, именно таких, если не лучше, лица. Без всякого словесного сопровождения. К счастью, 20 долларов были у него всегда с собой. Также и блокнот для рисунков. Пока бандиты оприходовали добычу, он сделал их моментальный групповой портрет. Друзья глянули и восхитились. Не колеблясь, ибо с младых ногтей привыкли к рыночным отношениям, вернули деньги и забрали рисунок. Именно  столько он и получал за такой уличный портрет
 Да, лицо твое – единственный   итог всех твоих исканий и тревог.

ПУТЕШЕСТВИЕ ДЛЯ БЕДНЫХ, Ночь на вокзале