Миражи

Я озираюсь и понять происходящее вокруг не могу: нечто несуразное творится. Что, к примеру, я здесь делаю? Множество разного станочного оборудования и рабочие верстаки стоят, за ними - молодежь. Корпус - большой и светлый, ухоженный, даже пальмы в кадках стоят. Похоже, я в цехе металлообработки. Бред какой-то, честное слово!

Да, я работал станочником в инструментальном, но когда же это было? Боже, почти пятьдесят лет минуло! А это?.. Ну, явно же день нынешней поры и с моим дальним-дальним прошлым не увязывается. Может, возрастные галлюцинации? Или сказывается больное воображение? Вроде, нет: всё отчетливо и реально.

Ну, ладно: положим, я - на подработке… Ну, прибавку, довесок к пенсии хочу иметь. Однако ж, причем тут этот экзамен по математике? Все экзамены мною давным-давно сданы и прахом времен покрыты. Неужто вновь за учебу принялся? В эти годы?! Наравне с молодежью? Бред какой-то, честное слово!..

Математичка (она мне кого-то напоминает, но кого?! Роюсь в памяти, а откопать в тамошних завалах ничего не могу) заунывно, будто проповедь с церковной кафедры, диктует условия задачки.
- Некий бизнесмен на своем участке земли площадью в два с половиной га, засаженном садово-парковыми культурами, решил разместить еще и площадку для игры в гольф, - приводит все параметры игрового поля, - при этом, - продолжает математичка, - выдвинул условие перед специалистами: ни одно насаждение не должно пострадать. Вы должны, просчитав все возможности, выбрать единственно правильный и оптимально подходящий вариант. Эскиз, на котором указаны, где и на каком расстоянии друг от друга находятся участки с насаждениями, возьмете у меня. Задача ясна?

Я, как и все, утвердительно качнул головой, хотя, по правде-то говоря, задачка представляла собой - дремучий лес, в котором буду, знаю изначально, блуждать вечно. Потому что в математике и прежде не блистал, а сейчас - и подавно.

Смотрю: математичка ушла куда-то, оставив нас, сдающих экзамен, одних. Я растерянно хожу вокруг своего верстака, на котором лежат листки с данными задачки, то и дело останавливаюсь, вглядываюсь в записи, но они ничего во мне не пробуждают. Догадываюсь, что для начала надо произвести несколько математических действий, но каких? Явно нуждаюсь в помощи и если… Позорище - не переживу. В полной, короче, панике. А вокруг? Молодежь колбасится, отрывается, пользуясь отсутствием математички, короче. Ей-то что? Ну, да: знания еще свежёхоньки, запросто может восстановить. А я? Ну, где мне за молодежью угнаться? Растрясу лишь остатки «пороха», да и только.

И тут слышу знакомый до боли голос. Это - Она. Как и тогда, чуть-чуть картавит. Вглядываюсь в дальний от меня конец производственного корпуса и, хотя и смутно, вижу ее очертания. Совсем, не смотря на годы, не изменилась. Она тоже сдает экзамен? Получается, что так. И, как всякий утопающий, хватаюсь за соломинку. Появляется надежда: может, поможет «выплыть»? Сходить и попросить? Гордость не велит. А она, хотя и гуманитарий, может помочь: в математике-то куда как сечет, с золотой медалью школу закончила. Хожу и гадаю: поможет, не поможет? Кто-кто, а она прекрасно знает, что я в математике - ну, ни в зуб ногой. Стало быть, должна знать про мою сегодняшнюю проблему. Хожу, а сам, скосив глаз, зорко слежу за ее перемещениями. Вот Она подошла к одному верстаку, поболтала с кем-то, далее остановилась у другого и перекинулась парой фраз с девчонкой. И… Она все ближе и ближе. Я, отдалившись от своего рабочего стола, наблюдаю. Про себя думаю: «Подойдет или пройдет мимо?» Подошла! Остановилась, будто случайно и стала перебирать мои записи и, вижу, как она подсунула под низ два листочка, которые только что держала в руке. «Ага, - проносится в голове, - есть подсказка!» Я подхожу сзади. Она, как понимаю, чувствует мое приближение и, продолжая делать вид, что рассматривает мои записи, говорит громко, (это, чтобы другие слышали):

- А ты молодчина!.. Отлично решил задачку… А говорил, что только и можешь, что складывать и вычитать столбиком… Тут же, оказывается, и умножил, и разделил… И даже корень квадратный извлек…

- Но я же ведь…

Она прикладывает палец к своим пухлым губам и тихо-тихо наставляет:

- Перепишешь и сдашь математичке… Все будет в порядке.

Я шепчу ей на ухо:

- А что, если попросит пояснить? Я же… балбес балбесом…

- Работа письменная, зачем ей что-то спрашивать?

Она отходит и вновь громко говорит:

- Счастливчик! Хорошая оценка  гарантирована.

Я старательно копирую то, что мне подсунули. Копирую, а сам ничего в том не понимаю. Ну и черт с ней, с этой математикой. Что делать, если не мой «конёк»?

Молоденький женский голосочек прерывает мое столь усердное занятие:

- А я видела, видела, видела!

Поднимаю глаза, поворачиваюсь на голос и… Вижу метрах в пяти от меня, за одним из верстаков миленькую блондиночку. Сразу узнаю: не мудрено - это же участница шоу Наталья Варвина, волжаночка. Как ее раньше (просто удивительно!) не заметил? Оставляю занятие и подхожу к ней.

- Привет, красавица! - говорю я.

- Привет, красавчик! - мило улыбаясь, отвечает она.

- Ну… Когда-то… может быть… да только не сейчас…

- Зря вы: мужчина все еще ничего… Конечно, в солидном возрасте, но седины мужчину не портят, а, наоборот, красят.

- Преувеличиваешь, Наташенька…

- А скажите, сколько вам лет? Извините, что интересуюсь. Сами знаете, как бабы любопытны.

- А сколько дадите?

- Ну… Шестьдесят, наверное.

- Увы, - я тяжело вздыхаю, - больше, гораздо больше.

- Насколько больше?

- На целых восемь лет, - отвечаю я и вновь тяжело вздыхаю.

Наташка хохочет.

- Не вздыхайте тяжело, не отдадим далеко. Да, - девчонка хитро прищуривается, - а она, - кивает в дальний конец корпуса, - из бывших, да?

- С чего взяла, Наташенька?

Варвина капризно надувает губки.

- Дура, да? Слепая, да? Меня трудно провести.

- Ну, - я отвожу взгляд в сторону, - вроде того.

- А у вас со вкусами все отлично, - говорит она, смеясь, а потом спрашивает. - Много, признавайтесь, женских сердец разбили?

- Все в прошлом, Наташенька, в далеком прошлом.

- Скажете!.. Вы… Как мой папулька… Он у меня еще тот ходок, а станешь расспрашивать, начинает смущаться и отнекиваться.

- Ты, Наташенька, как я заметил, любишь отца…

- Очень-очень люблю. Он у меня такой… такой добрый и ласковый, как… как вы.

- Наташенька, ты меня совсем не знаешь.

- Знать и не надо.


- Как это?

- Женское сердце всегда чувствительно.

- Ты, - уверенно заключаю я,  - не блондинка.

- Это еще почему?

- Сильно, Наташенька, умная.

- Это плохо, да?

Я отрицательно мотаю головой.

- Нет, не плохо, но… В такой очаровательной девочке слишком много положительного. Поделись, а, с другими? С нынешним хабалистым окружением, например.

Наталья Варвина хмурится.

- Не восприимчивы.

- Окружение тебе навязали?

- Нет, но на шоу… двадцать четыре часа в периметре…

- Извини, Наташенька, за прямоту: излишне доверчива ты и друзья у тебя… Выбор твой, короче, часто неудачен.

- Вы… Говорите ровно то же, что и мой папулька… Удивительно!

- Ничего, в самом-то деле, удивительного: судим с высоты прожитых лет. А когда-то и мы…

- Что, тоже куролесили?

- Не без этого, Наташенька, не без этого.

Неожиданно она склоняет голову и кладет ее на мое плечо. Завиток, такой мягкий-мягкий, легкий-легкий, касается моей щеки и щекочет. Я замираю. Душа готова выпрыгнуть из меня и взлететь высоко-высоко. Я, по правде говоря, испытываю далеко не отцовские чувства, от чего становится чуть-чуть неловко, и я осторожно отстраняюсь.

- Наташенька, - говорю, - зря ты так с Нелькой…

Она, удивляясь, смотрит мне в глаза и недовольно встряхивает головой.

- Причем тут она?..

- Ну… Вы очень-очень…

- Что «очень-очень»?! - вижу, что девчонка нервничает.

- Красивы и… Это вас роднит…

- Вот как? Новость для меня: я-то думала, что мы абсолютно разные - она брюнетка, я, как сами можете убедиться, - блондинка.

- Цвет в данном случае не имеет значения. Вас роднит природная русская красота, красота, я бы так сказал, - земная очень, народная, красота, идущая изнутри, такая красота, которая может свести с ума - однажды и навсегда.

- Пусть так, ну, а все же, кто вам больше нравились, - брюнетки или блондинки?

- Почему, Наташенька, «нравились»? Мне… ну… И сейчас, несмотря на лета, не меньше…

- Кто же, кто?!

- Блондинки.

- Ура! Есть! Приоритет все-таки за мной! А, скажите, почему?

- Блондинки, если, конечно, натуральные, а не крашеные, - нежнее, тоньше, теплее и ласковее, к тому же добрее, - и тут я неожиданно запел. - Красоту уносят годы, доброту не унесут… Извини, Наташенька: нет ни голоса, ни слуха… Что-то накатило.

Девчонка понимающе кивает и звонко хохочет.

- Бывает. Ничего страшного. Я тоже, когда настроение…

- Ну, ты - молодчина: и голос есть, и пластична, и отлично держишься на сцене.

- Значит, и в этом нравлюсь, да?

Я смущенно отвожу глаза.

- Так ты, Наташенька, не можешь… ну…

Ее звонкий смех разносится по корпусу.

- Ха-ха-ха! Вы ведете себя, как юнец-мальчишка.

- Я - жив… и…

Наталья Варвина прерывает:

- А влюбиться могли бы?

Девчонка просто-напросто убивает.

- Мог, если…

- «Если» что? Годков сбросить, что ли?

- Это невозможно,- я вновь обреченно вздыхаю, - и, стало быть, не о чем говорить. А «башню снести» тебе по силам любому.

- Скажете! Почему тогда на проекте одна, без партнера? Где те, которым, как вы говорите, я «башню сношу»?

- Они, Наташенька, были и… еще будут.

- Были? - переспрашивает, притворяясь наивной, девчонка. - Кого вы имеете в виду?

- Ты отлично знаешь.

- Андрюшка Черкасов, что ли? - я утвердительно киваю. - Так он же бросил меня!

- Не обманывай себя, Наташенька: не он, а ты от него сбежала на поляну.

Варвина, вижу, обиженно надувает красивые свои губки.

- Он - грубый и… обижал… Любящий человек так себя не ведет.

- Ты не права… Вот ты встаешь утром с постели, а стол для тебя уже накрыт и завтрак, приготовленный его руками, на нем. И оператор показывает телезрителям крупный план. Планшет и на нем: «С добрым утром, любимая!»

- На камеру… показное, - замечает она.

- Положим, так. Но тогда ответь мне, почему он это делал, а никто другой; почему тебе делал, а никому другому?

- Ну… - девчонка мнется.

- Вот именно: ну! Нукают тогда, когда сказать нечего. Если с его стороны это была всего лишь игра, то отчего же подобным образом с другими девчонками не игрался? Причем, желающих с ним «поиграться» недостатка никогда не было и ты это знала: стоило Андрюшке пальцем поманить и они - тут, как тут. Мало таких, как ты, капризуль.

- Все равно, - и упрямо повторяет. - Любящий человек так себя не ведет.

- Нет, Наташенька: любящий человек именно так себя и ведет. Вот одно из романтических свиданий. Помнишь, на «язычке»? Признайся: тебе кто-нибудь нечто подобное устраивал? Молчишь и отводишь глаза? То-то же! Да, это был игровой сюжет, но это был талантливо сделанный сюжет и посвятил он тебе и только тебе. За одно это… А! - я машу рукой. - Девушки не ценят, что имеют, а, потерявши, - плачут.

Наталья в третий раз повторяет:

- Любящий человек так себя не ведет.

Я начинаю раздражаться.

- Ну, что ты заладила?! Умная девушка, а, как попугай, долбишь одно и то же. Как, по-твоему, должен был повести себя любящий Андрюшка Черкасов? Ползать и целовать половицы, по которым ты ходила? Преждевременно, потому что отношения только-только начинались, и вы всего лишь притирались друг к другу. Разве не так? Молчишь? То-то же!

И тут я стал читать, только что народившееся…

Ах, Наташка! Ой, Наташка!
Ищешь принца, да, из замка?
Был же, был тот самый принц:
Пред тобою падал ниц.

Ухажер он смел, отважен;
Честь имел, к тому ж ухожен.
Воротила носик ты,
Мол, не те, не те мечты!

И достукалась, каналья!
Ускакал твой принц, Наталья?
То бывает с каждою,
Так не став отрадою.

- Вы тоже стихи?..

- Пустое, Наташенька: не обо мне речь. Скажи лучше, что ты, бросая, еще-то ждала от него? Чтоб убивался? С горя ушел в монастырь и заперся в келье? Бросился в омут с головой и утонул? Сиганул с десятого этажа и разбился?

- Ну, я не знаю…

- Ты, Наташенька, не знаешь сама, что тебе хочется.

- Вы… на его стороне, да?

- Естественно, как ни жаль мне это признаться.

- Вы видели, как он вел себя?

- Видел.

- И что, он нормально?..

- Не совсем, но парня понять можно. Во-первых, я тебе должен сказать, ничего он страшного не натворил. Да, чуть-чуть грубовато усмирял норовистую «кобылку», да, можно было помягче обойтись, но, Наташенька, ты разве не видела, что ему натурально «башню сносишь»?

- Если… Он такой хороший и любил, то почему у нас не получилось?

- Скажу: в ваши отношения влезли, нагло и бессовестно, третьи лица. Причем, ты всё видела, но почему- то принимала вмешательства из вне смиренно, хотя этих «непрошенных благодетелей» должна была раз и навсегда выставить за порог.

- Вы о подружках?

- Да, если их таковыми можно назвать.

- Но они хотели мне добра…

- Добра? Они? Что ты несешь, Наташенька! Они и только они погубили ваши отношения. Кстати, Андрюшка, это хорошо понимал и пытался оградить тебя от их назойливого влияния. Ты не видела, что они тебе элементарно завидовали? Они не хотели мира между тобой и Андрюшкой, постоянно нашёптывая тебе всякие гадости, вносили разлад. Ты не слушала своего парня, ты слушала подружек. А они? Та же Сашка постоянно крутила своей голой задницей перед носом Андрюшки, а что ты? Она устраивала провокации, а ты велась на них. А Ленка? Только поманил бы ее Андрюшка пальчиком, тотчас же, не раздумывая, прыгнула бы к нему в постель. И она тебе хотела добра?!

- Я так думала… Мне так казалось…

- Прости, Наташенька, но любящая женщина, или хотя бы женщина, испытывающая искренние чувства к парню, так себя не ведет. А ведь вы могли стать отличной парой, если бы ты не была столь внимательна к наставлениям подружек.

Наталья Варвина грустно усмехнулась.

- Может быть… Может быть… А, кстати, ваша-то бывшая, глядите, как мечется там, в конце корпуса? Видит, что мы заболтались, и бесится от ревности.

- А, - я машу рукой, - я никогда всерьез ей не был нужен.

- Однако ревнует!

- Как собака на сене: сама - не гам, но и другим не дам.

- Глядите-ка, математичка появилась, - всплеснув руками, сказала Наталья Варвина, - а я еще набело не переписала решение задачи.

- Да, и мне кое-что осталось допроверить.

Девчонка хитро подмигнула.

- Понимаю… Впрочем, гляньте: сюда на всех парусах летит ваша бывшая… Фурия, настоящая фурия. Боюсь, мне сейчас достанется…

…Я открываю глаза. Раннее утро. Солнце упрямо пытается пробиться сквозь занавеску. Значит, хмарь, царившая последние дни, ушла. Наступил новый день, стало быть, с ним придут и новые заботы и... столь же милые моему сердцу миражи.

ЕКАТЕРИНБУРГ,  июль 2009.