Лисица

 -Бабушка-а!  Ба-а! Ба-абушка-а!-  бегу, спотыкаясь, по двору, распугивая кур, уток, гусей. Те в панике разбегаются из-под моих ног, громко крича и хлопая крыльями.

Вечеряет – бабушка доит на заднем дворе  рыжую, с белой звездочкой на лбу, корову. Корова задумчиво пережевывает жвачку, шумно вздыхая и, время от времени, взмахивает хвостом, отгоняя назойливых мух.

 Дед высыпал  на асфальтированный двор целый совок ячменя и куры торопливо, задрав к небу пестрые общипанные хвосты, наперегонки  с  гусями и утками, стучат клювами по светло-желтой полоске. Утки, смешно вытягивая шеи, гребут широкими клювами по дорожке, как  совочками, собирая рассыпанное зерно.  Сбоку, важно погагатывая,  культурно подбирают  зерно с края  полоски  гуси. Они время от времени шипят на снующих под ногами цыплят. Изредка, какая-то заполошенная курица слишком быстро подберется к высокомерному гусаку и, тут же, получив по спине твердым  широким клювом, с криком «Ко-кок!..» - отскочит, испуганно взмахнув крыльями.

 Я несусь сквозь это клюющее птичье стадо словно таран и с размаха вылетаю сквозь распахнутую – если  куры есть в огороде, то выйдутклевать  - калитку, прямо под ноги бабушке, запнувшись об какой-то камешек и растягиваюсь на гравийной дорожке, не почувствовав поначалу боли  от содранных в кровь коленок и ладошек.

-Ну во-от…-  огорченно протягивает бабушка, поднимая меня с земли и отирая от грязи подолом фартука  мои саднящие ладошки.

-Куды ж ты так ненесси? – начинает причитать бабушка и я, слыша сочувствие в ее голосе, начинаю реветь во все горло от жалости к самой себе.

-Чегой то?! – раздается  взволнованный окрик деда и через минуту он сам показывается в проеме калитки, протягивая ко мне руки и поднимая меня, чтобы отнести в хату.

-Да  упала с разбегу. Неслась сломя голову куда-то… - причитает бабушка, торопливо семеня за широко шагающим дедом – она макушкой едва достает деду  до подмышки.

 От их сочувственных причитаний, чувство жалости к самой себе заполняют меня от пяток до самых глаз и проливается наружу целым потоком горючих слез.

-А-а-а!   Ой-ой-ой… - реву, уткнувшись деду в засаленный отворот  «рабочего»  пиджака.

 Тут следует немного отступить и  пояснить читателю, что у моего деда всю жизнь существовало три категории костюма  - «рабочий», «выходной» и «смертный». Раз в два года дед покупал новый костюм «на смерть» в соответствии с деревенской  модой, следовательно, «смертный» чуть тронутый молью, костюм становился «выходным», ну а выходной, уже слегка потрепанный становился рабочим и носился до тех пор, пока бабушка с руганью не сжигала его, уже латаный - перелатаный в печи.

 Дед, пригнувшись в дверях, внес меня в хату и, усадив на лавку возле окна, сел рядом, гладя меня по голове.Бабушка, намочив тряпицу и подслеповато щурясь, осторожно стирала грязь и кровь с моих коленок. Я же орала  благим матом, не переставая, тем более, что от вида собственных коленок и от прикосновения мокрой ткани, боль, казалось,  усиливалась в сто раз.Тут дед, видимо не выдержав моих истошных воплей, открыл заросший бородой и усами рот и начал причитать мне в унисон:

-А-а-а-а! Ой-ой-ой,    тасины коленки боля-я-ят! Ки-ишки через коленки лезу-у-ут! Фершала зови бабка-а-а! Будем зашивать коленки-и, чтоб кишки не повылазили совсе-е-ем!

От неожиданности мой рот захлопнулся сам собой. Вытаращив и без того большие глаза на деда, я, немного подумав, открыла было рот, чтоб заорать снова, но дед меня опередил:

-А-а-а-а! Зашива-ать  ки-ишки-и-и!

Такая перспектива меня вовсе не радовала, поэтому я, передумав, закрыла рот, перестав орать,  и только изредка судорожно всхлипывала.
Бабушка, за то время, пока мы с дедом орали, перевязала мои коленки чистой тряпицей, смазав густо  гусиным жиром,   и принялась за ладони. Пока она занималась коленями, на ладони я как-то, и не обращала внимания, но тут, взглянув на грязные, окровавленные ладошки, я вновь начала подскуливать от жалости к себе.  Лицо деда тут же скривилось так, что борода окончательно слилась с густыми усами,  и рта не стало видно вовсе.  От удивления, куда делся дедов рот, я замолчала,  во все глаза глядя на деда.  Дед пожевал губами, отчего борода зашевелилась, как живая и посреди густой заросли показалась широкая улыбка, над которой с лукавым прищуром смеялись, лучась добром, дедушкины глаза.
Но вот и ладошки были смазаны гусиным жиром и замотаны чистыми лоскутами. Дед,  сунув руку за пазуху, протянул мне на шершавой, загрубевшей и мозолистой руке, сухарь.

-На-ко, погрызи, лисичка мне сегодня дала, а я положил в карман, да и забыл.
Схватив сухарь, я удивленно вытаращилась на деда.

-Живая лиса? А где ты ее видал?

-Да бабка послала утром корову выгонять, я обратно через проулок  шел, а она там на арыку сидела.

-Где сидела-то? Где моя халабуда?

- Да на мостке и сидела.

-Я пойду, погляжу.., -стала я сползать с лавки.

-Да уж темно почти, куда на ночь глядя, - заругалась бабушка, - ты дед не помнишь уже ничего! Лиса утром  приходит на мосток.  Ты, унуча, лучше седни в хате посиди, нехай коленочки подживут, а завтра  пойдешь лису  смотреть.

 Наутро, только бабушка поднялась доить корову, как  меня словно ветром сдуло с кровати.
 
-Куда это  ты подскочила спозараночку?- бабушка повязав голову платком, застегивала на груди зеленую шерстяную кофту.

-Так лису же глядеть! Что ли ты позабыла все?- напомнила я ей.

-Так ты пока поваляйся чуток, я корову подою и пойдем.  Вишь, дед еще дома.

Дед сидел на кровати в кальсонах и натягивал штаны.

-Деда! Мы пойдем лису-то смотреть?

-А колени-то зажили?

-Вовсе зажили! Даже не болят! – я задрала подол сорочки, показывая  коленки, покрытые засохшей корочкой. – Вот, видишь, уже засохло все!

-Ну тогда, ты собирайся, бабка корову подоит и сходите с ней на мосток. А я пойду, мне в бригаду надо. Коня возьму да поеду  на выпас, баранух проведаю, уже стричь скоро.

Едва дождавшись, пока бабушка подоит корову, я,  отворив нараспашку калитку на воротах, хворостиной выгнала корову на улицу, где она влилась в медленно проходящее стадо, следовавшее за село на пастбище под присмотром сонно качающего на коне пастуха и двух лохматых  волкодавов. Убедившись, что корова пошла со стадом, я бегом бросилась к бабушке, сыплющей зерно курам.

-Ба, пойдем к лисе! А то прозеваем ее!

Высыпав остатки зерна,  и положив совок на дедов верстак, бабушка взяла меня за руку, и мы отправились со двора на улицу. Сразу за домом, свернув на сазы, мы, пройдя мимо палисадника и кучи кизяка, вдоль забора нашего огорода двинулись в сторону проулка.  Холодная роса холодила мои босые ноги, а пушистая трава щекотала пятки.

-Ты гляди, унуча, можа она где в кустах прячется. Она людей-то побаивается.

-А зачем она людей боится? Мы же ее не тронем.

-То мы. А люди-то всякие бывают. Бывают, что и ловят лису,  за пушистый хвост. А у её детки могут быть.

-А зачем ее люди за хвост ловят?

-Хвост больно у ей красивый. Рыжий, да пушистый.
-Длинный? Как в книжке?

-Длинноватый, конечно.
 
Я во все глаза глядела по кустам, боясь пропустить лису. Вдруг она и сегодня придет на мосток.

-Ба! А как она кричит? Лиса-то?

-Да она не кричит. Тявкает, как маленькая собачонка.

-Как Шарик?

-Не, Шарик  толстым голосом гавкает, лиса  больше как Розка, тоненьким голоском.

Тут вдруг в кустах впереди послышалось какое-то тявканье, весьма отдаленно напоминавшее собачье. Я настороженно уставилась на слегка шевелящиеся кусты.

-Тяв-тяв, -снова раздалось в кустах и что-то рыжее мелькнуло за деревьями, зашелестели кусты,  словно кто-то ломился сквозь них  и, немного погодя,  на тропинку из кустов вылез дед, отряхиваясь и вытаскивая из бороды мелкие травинки.

-Деда! Ты лисицу видал? Рыжая,  в кустах была? Это ты ее напугал!

-Да я ее споймать хотел, а она убежала. Это она бабку испужалась! Она  бабку-то не видала еще. Ну ты-то  же видала, она ведь тут была?

-Да только хвост рыжий и видела!- я была так расстроена, что не увидела лисицу целиком, что даже дергала сама себя за косицу.

-Дак она быстро-то бегает! Где ж углядеть! А вот меня-то она  и не испужалась! Вот и сухарик тебе передала. Сказала, что в горы побежит, у ей там детки. – Дед протянул мне сухарик, который я тут же спрятала в карман. На память от лисички.

-Ну,  айдате теперь завтракать, - бабушка потянула меня за руку  обратно, - а то  люди работают, а у нас конь не валялся.

Я после еще не раз выходила на арык к проулку, тайком от бабушки с дедом, но лисицу больше ни разу не видела, хоть и вглядывалась пристально в просветы между деревьями и кустами, надеясь, что мелькнет среди деревьев рыжий хвост…