Наташки мои

                Наташки мои.

               

                ...Ольге Максимовой.
Часть 1. Золотая улыбка юности

Я заканчивал восьмой класс Волгоградской школы, был безнадежно влюблен в Лену Куделину из соседнего «Б», как вдруг сам оказался предметом страстного обожания шестиклассницы Наташки.
Бледная, хрупкая, не по возрасту высокая, она прихо¬дила на наш этаж этакой принцессой Несмеяной, томно замирала у окна в ожидании своего принца, то есть меня, и, трагически изломав линию бровей, падала на руки своих фрейлин, испустив горькое «Ах!», лишь только я появлял¬ся...
Подружки ее каждый раз уверяли, что Наташу едва успели вернуть к жизни и что я абсолютно бессердечный мужчина!
Роковую страсть заметили. Над влюбленной и «бессер¬дечным мужчиной» начали посмеиваться. В ответ на это На¬ташка принялась падать не только на больших переменах, но и на маленьких.
Ленка Куделина перестала здороваться...
Мне пришлось вызвать на дуэль двух самых злых на¬смешников. Один из них выиграл по очкам — под моим пра¬вым глазом расцвел синяк. Второй — «поставил в извест¬ность директора...».
Учеба превратилась в пытку. Я сдался. И согласился на рандеву.
Толстая фрейлина Кузина строгим тоном уточнила все детали встречи: - «Завтра в полдень в школьном саду под одинокой вишней. И запомни, — добавила Кузина, — На¬талья будет в белом!»
На следующий день, легко добившись, чтоб меня выгна¬ли с урока химии, я без опаздания спустился в сад.
Стоял месяц май. Под облаком цветущей вишни в корот¬ком белом платьице ждала меня Наташка. Она грациозно опиралась плечиком на коричневый ствол дерева, татуиро¬ванный перочинными ножами. От корней до ветвей вишня была покрыта именами любимых. Из-за куста шиповника грозно смотрели на меня фрейлины. Сердце мое дрогнуло — с чего начать?
Хрипло каркнув, пролетела над нами ворона.
Наташка взялась тонкими пальцами за нижнюю ветку и, как мне показалось, приготовилась к очередному обмороку.
Я не выдержал: «В субботу, в шесть, на набережной, возле летнего кинотеатра». И, резко повернувшись, пошел прочь. «Предал, предал!» — стучало в моей голове. Внут¬ренний голос ехидно добавлял: «Да, так вот и изменяют лю-
бимым в садах под вишнями!» Ясно, что он намекал на Лен¬ку Куделину.
За спиной послышался шорох сползающей по дереву На¬ташки. Давно знакомое предобморочное «Ах!» перекрыл радостный шепот фрейлин. Я не обернулся.
К счастью, Наташа пришла на свидание одна. Не глядя на нее и забыв поздороваться, я грозно предупредил: «Толь¬ко без обмороков — уйду!» Влюбленная согласно закивала, затем цепко ухватилась за мою руку и щебеча потащила к билетной кассе.
Лишь только погас в зале свет, как весенняя гроза хлест¬нула таким дождем с градом, что зрители наперегонки бро¬сились к выходу. Я надеялся потерять Наташку в толпе, но это было равносильно потере собственной руки, так как На¬ташка ее ни разу не отпустила. Счастливая, насквозь про¬мокшая, она гордой рысцой семенила рядом и успокаивала меня: «Ничего, ничего, пойдем в другой раз».
Меня затрясло от ужаса, я остановился — какая интрига против Ленки! Снова позорное «Предатель!» закружилось в голове. Верная возлюбленная поняла мой озноб по-своему. Она прижалась ко мне горячей девичьей грудью и крепко обняла. «Сейчас согреешься, любимый, вот сейчас!» — шеп¬тала нежно Наташка...
Второй встрече, к величайшему моему счастью, помешал соперник.
Бывший до того «в тени», он вдруг объявился, встретив меня у школы по окончании уроков. Ревнивец предложил немедленно пройти в сад на дуэль.
Парень был старше меня и выше ростом, но при первом же взгляде на него я понял — это первая дуэль в его жизни. Я захохотал как безумный. Меня, уличного бойца с многолетним стажем, вызывает драться этот пятерочник?
Соперник растерялся. Он, видно, был готов ко всему, су¬дя по обмотанным бинтами пальцам и дрожащей нижней гу¬бе, но только не к откровенному презрению.
В дуэли я ему не отказал — не успел. Влюбленный вдруг обрушил на меня такой поток чувств к Наташке, рассказал столько проектов их будущей совместной жизни, что меня тоже прорвало, и я излил ему доселе никому не высказан¬ные сантименты к Ленке Куделиной. Пораженный соперник быстро размотал бинты и убежал. Видать, чувства его были настоящими — он неделю не появлялся в школе, потом при¬шел на пару дней и снова пропал. Выглядел он измучен¬ным, похудевшим, с припухшими от переживаний глазами.
Подругам Наташки показалось, что я его страшно из¬бил, и произошло непредвиденное перемещение сил — фрейлины покинули Несмеяну, а я, к своему собственному удивлению, стал с ней часто встречаться и даже несколько раз поцеловался.
Осенью мама вышла замуж, мы переехали в другой район, и пришлось сменить школу. Наши отношения с На¬ташкой оборвались на довольно долгий срок.
Через несколько лет, проживая уже в Москве, я приехал в Волгоград навестить маму, добрейшего моего отчима и дру¬зей. Неделя пролетела незаметно и весело. Я посадил на да¬че пару вишен, вдоволь накупался в Волге, а перед самым отъездом мы заглянули небольшой компанией в гастроном купить шампанского. Когда подошла моя очередь, продав¬щица винного отдела, блеснув золотыми зубами, нежно шепнула мне: «Здравствуй, милый».
Я посмотрел по сторонам — быть может, это предназна¬чалось другому? Но до боли знакомое «Ах!» открыло тайну незнакомки. По-моему я тоже воскликнул «Ах!», и она по¬няла почему...
Стыдливо прикрыв золотые фиксы ладошкой, Наташа вдруг выпалила: «Я замужем, у меня двое детей, и мы с супругом работаем вместе!» Мой ответ был ложью: «Я тоже женат!»
С Несмеяной и раньше было так — обмороки, предатель¬ство, ложь...
Толпа выпивох оттеснила меня от прилавка, я крикнул Наташе: «Увидимся, зайду, поговорим», потом быстро по¬шел к выходу.
Вслед мне счастливо улыбалась «золотая юность» моя.

Часть 2. Бутылочка

Стояла жаркая осень 1969 года. Мне было семнадцать лет.
На Аллее Героев Волгограда звучали из магнитофонов го¬лоса битлов и ролингов. Милиционеры бегали между скаме¬ек, отнимали кассеты, но тут же находились копии. Длин¬новолосые, в круглых очках «под Леннона» и рваных джин¬сах, мы, рискуя свободой, храбро держались на гребне вол¬ны хиппи, захлестнувшей страну. Вряд ли кто-либо из нас глубоко вникал в лозунги и принципы этого великого и гу¬бительного западного движения, но музыка, волшебное сло¬во «свобода» волновали необычайно. В невидимую брешь железного занавеса наших границ хлынуло нечто новое... Нам не хотелось ночевать дома, носить обувь, жить по со¬ветам вождей. Впрочем, наши маленькие бун¬ты никогда не переходили в организованные манифестации — мы развлекались и любили...
Однажды я познакомился в кафе с умной, эрудирован¬ной и, как мне показалось, суперсовременной «центровой» девушкой Ольгой. Моя подруга курила, носила очень ко¬роткие юбки, так как находила, что изгиб ее ног внизу не очень удачен... Я так не считал — скорее нос был слегка крупноват, но это придавало ей своеобразный шарм — она мне нравилась. Через пару месяцев мне показалось, что она даже влюбилась в меня, но скорее всего я обольщался, хо¬тя события празднования Нового года показали, что мы оба были способны на очень сильные чувства.
Так как семья Ольги на всю жизнь осталась для меня очень близкой, а ее младший брат Федор стал впоследствии моим настоящим другом, мне хотелось бы описать их отца и маму. Добрейший Николай Иванович был Героем Совет¬ского Союза, потерял на войне руку, возглавлял Институт городского хозяйства, Тамара Андреевна беззаветно любила своих детей и мировую историю. Будучи профессионалом этой неточной науки, она, помнится, изыскивала любой мо¬мент, чтобы вложить в наши полупустые головы хоть кру¬пицу своих знаний.
В дом этих чудесных людей я и пришел встречать Новый 1970 год, где... Где праздник начался очень весело. Юные парочки обменивались подарками, шутили, танцевали. Ког¬да большие напольные часы пробили половину двенадцато¬го, явились запаздывающие: двадцатипятилетний, уже лы¬сеющий Алик, чем-то похожий на Адамо, хотя и с переби¬тым носом, и подруга-блондинка, на которую я вначале не обратил внимания... Судьба в лице кого-то из присутствую¬щих посадила их напротив нас с Олей. Алик представил свою спутницу: Наташа, он — Алик... Она подняла на меня глаза, и я напрочь забыл про любовь детства Лену Куделину и роскошную хозяйку дома Ольгу.
Какая-то девочка из нашей компании крикнула: «Киселек, за тобой тост!», Ольга мне шепнула: «Киселева — моя луч¬шая подруга, и они с боксером Аликом скоро поженятся...»
Я будто сошел с ума: все происходящее вокруг стало чудным сном, а Киселек — сияющей звездой с пухлыми, красивыми губами.
Из любых концов просторной залы я возвращался к ней, как лунатик, чуть ли не вытянув перед собой руки! Ольга пыталась отвлечь меня танцами и «светской беседой», но у нее ничего не получилось. Уверен — она все поняла сразу...
Усугублялась история тем, что Наташа впала в одинако¬вое со мной состояние — это была любовь с первого взгля¬да. Как в тумане я видел Олиных подруг, выказывающих ей сочувствие, слышал отрывки фраз, осуждающих мое по¬ведение, но, к стыду своему, ничего уже не мог изменить. Теперь я танцевал только с Наташей. Мы неприлично креп¬ко обнимались, щеки наши полыхали, я тонул в сияющих глазах Киселька и едва сдерживался, чтобы не впиться при всех в ее алые, пухлые губы.
Нас спасла Ольга. Она предложила игру в «бутылочку». Все сели кругом на полу залы. По очереди стали крутить непочатое шампанское, чье горлышко указывало, с кем це¬ловаться.
Волшебство новогодней ночи — мою Наташку целовал только я!
Боксер Алик просидел весь вечер за столом и раньше других стал собираться домой. Попрощался он с каждым отдельно. Наташе он поцеловал руку, грустно улыбнулся. Меня попросил выйти с ним на улицу. Я очнулся. С плеч будто спала невероятная тяжесть. Драться — ясно, привыч¬но, а вот полюбить с первого взгляда — нет!
Почти счастливый я вышел вслед за соперником. Я ду¬мал, он атакует сразу: в подъезде или в арке, где мы оста¬новились, но ошибся. Алик долго смотрел на меня, потом медленно протянул руку, пожелал большой, настоящей любви, уточнил: потому что у вас любовь, и, так же, не от¬водя взгляда, попросил беречь Наташу, светлую, нежную, чистую, вкладывая в эти слова обоим нам понятный смысл... Затем резко выдернул руку и пошел вдаль по набережной. Я долго стоял и смотрел ему вслед. Вновь вернулось ощущение странной тяжести...
Когда Алик скрылся из виду, я побрел обратно, в дом.
Ольга и Наташа сидели на кухне. Ольга медленно вста¬ла со стула, подошла ко мне и погладила по щеке: «У вас — любовь, я не обижаюсь».
Это было слишком! Я ушел в залу, сел к столу, выпил полстакана коньяка — они с ума сошли! Алкоголь не действовал. Я налил еще... Как из тумана появилась Ната¬ша. Не обращая ни на кого внимания, мы стали безудерж¬но целоваться.
Гости начали расходиться. Оля проводила всех, кроме нас — заперлась в своей спальне...
Киселек жила совсем рядом, но губы ее успели опухнуть от поцелуев так, будто мы пересекли весь город. Как вер¬нулся домой — помню с трудом.
1970 год начался! До самого конца апреля, времени моего призыва в ар¬мию, мы не провели с Наташей ни одного дня друг без дру¬га. Мы нигде не работали, возвращались домой не раньше полуночи, синева Наташкиных губ перекинулась и на мои.
Невинная любовь извела нас — необходимо было срочно начать взрослые отношения. Тут-то и возникла глав¬ная проблема — Наташе Киселевой не удавалось перейти этот рубеж!
Я обращался за советом к старшим, опытным в любви то¬варищам, она, очевидно, тоже, но, видимо, нам было суж¬дено расстаться безгрешными.
Не помогли пикники за Волгой, квартиры друзей, осво¬бождаемые специально для нашей «брачной ночи», мы изму¬чились, исхудали, а Киселеву я переименовал в Кремневу.
В армию я ушел в кризисном состоянии, Наташа пообеща¬ла ждать. Мне жизнь без нее не представлялась возможной...
После шестимесячной страстной переписки я вдруг полу¬чил самое краткое письмо в моей жизни: «Петр, выхожу за¬муж — прости».
Служба за рубежом, муштра, строжайшая дисциплина, голод помогли мне встретить это известие почти равнодуш¬но. Я простил...
Демобилизация! Это слово вместило в себя многое: воз¬вращение домой, новую жизнь, свободу! Уверен, что спол¬на отдал «долг» Родине: до сих пор не могу забыть специ¬альные навыки по уничтожению «противника» как оружи¬ем, так и голыми руками.
Безумные командиры не изменили, к счастью, мою пси¬хику. Они вытянули меня в длину, в ширину и подарили, с их слов, необходимый опыт на всю оставшуюся жизнь.
Недели три я уничтожал этот «подарок» радостью встреч с родными, близкими и друзьями, потом пошел к Киселевой.
Наташа работала в ЦУМе, в секции музыкальных инструментов. Мое появление совсем не смутило Киселька. Почти не отводя влюбленных глаз с толстого заведующего, т.е., мужа, она познакомила нас, затем убежала по делам на склад. Подождав минут пятнадцать, я вышел вон под воро¬ватым взглядом супруга моей Наташки.
Жизнь — капризная «бутылочка»! Я проиграл через мно¬го лет самый драгоценный ее выигрыш — здоровье. После несчастного случая год пролежал в клинике, надолго утра¬тил возможность самостоятельно передвигаться. Страшно сказать, но это новое для меня состояние я мог бы сравнить с любовью с первого взгляда: краткий сон, преувеличенные эмоции, беспомощность...
Однажды меня приехал навестить брат. Пытаясь взбод¬рить, Геннадий рассказал, как в музыкальном отделе торго¬вого предприятия, которым он теперь заведовал, к нему по¬дошла немолодая, но еще красивая женщина и спросила, правда ли, что он мой родственник? Брат ответил: - «Да». - Она заплакала и ушла.
—  Фамилия ее Киселева. Видишь, тебя еще помнят.
Я невесело улыбнулся:
—  Вижу...
Мне почему-то ясно представилось лицо Алика-боксера с перебитым носом...