Несколько минут из жизни Пулемёдова и Пистозимова

   Бравый напарник негодяя Пистозимова – добрый милиционер Пулемёдов всегда придерживался разумного правила, что когда жизнь является компромиссом, то это нормально. Однако следующее, ещё более разумное правило Пулемёдова гласило, что если компромисс превращается в жизнь – то это уже перебор. Посему, когда Пистозимов предложил ему вместо вкусного пирожка с капусткой приторную творожную ватрушечку, он надул губы, отсел, обидчиво поглаживая дуло табельного автомата, от напарника за другой столик и заказал бутылку рома и шаурму с вишней.
   У человека с ружьём тоже должна быть своя интимная минутка и радость.
   На самом деле Пистозимов не был таким уж бессердечным упырём. Просто в глубоком детстве единоутробный папаша Пистозимова – Трофим Ефремович Минолетов, находясь под мухой, частенько называл сына нагодяем. К этому неологизму матерных слов отец, однако, не присовокуплял и даже бил сына как-то любя, не сильно.
   В отличие от своей тупой канарейки Пистозимов всегда хотел оказаться в анале истории, как он это называл. Для достижения оного милиционер выбрал себе необычное хобби: он покупал кассовые чеки. А то, что в нагрузку к чеку ему непременно давали то бутылку водки, то десять банок «Чёрного русского», была не его вина, но исключительно каверзы ушлых тружеников прилавка.
   Теперь, глядя на обиженную спину напарника, Пистозимов чувствовал немые уколы своей снулой совести. Он вздохнул, отложил почти ненадкусанный вкусный пирожок с капусткой и без упоения принялся за приторную творожную ватрушечку…
   Лежавший на улице возле кафе бомж вытянул из грязного свитера заскорузлую шею, заглянул в окно и увидел в глазах Пулемёдова слёзы. Затем он приметил грустное табельное дуло и как мог спешно пополз сдаваться в приёмник. Пулемёдов промокнул влажные очки сухими губами и почти обернулся к Пистозимову. Но гордость не позволила ему. И вдруг в кафе взошла наречённая Афанасией невеста Пистозимова – Глория. Поводя руками в кокошниках с галунами, она уточкой проплыла между столиками и похристосалась со всеми там сидящими. Сделав неровный круг, Глория покинула зал и степенно удалилась в туалетные палаты. Вышед оттеда, Афанасия подошла со спины к горько сетовавшему на несладкую судьбу Пулемёдову и поцеловала его в испещрённый татуированными морщинами лоб.
   Умилённый Пулемёдов чинно встал, отвесил невесте Пистозимова земной поклон, отбил залихватскую артиллеристскую чечётку, неспешно допил ром, соснул дуплистым зубом, выплюнул недопереваренные останки шаурмы и разлобызал девицу во все губы.
   Сияя форменной бляхою и счастьем, к ним, роняя мебель и путаясь в невесть откуда охвативших его шпорах и конской сбруе, поспешил Пистозимов. Все четверо обнялись и, не размыкая рук и плеч, вышли на сразу ставшую весенней летнюю улицу. И изумлённые фонари, пока их не выключили на ночь, до позднего утра любовались, как верные друзья пели хоровод и плясали звонкими, разухабистыми песнями…