Путевые записки Часть 5

Продолжаю публикацию фронтовых записок моего отца – Брюшинина Владимира Николаевича, участника Великой Отечественной Войны 1941-45 г.г. На фото - отец с фронтовыми товарищами. Снимок сделан в июне 1945 г. в зоопарке Тройя (г.Прага, Чехословакия)  Слева направо: В.Бычинский, В.Брюшинин, М. Лысенко.


Часть № 5

1 марта 1943 г. г. Дубовка
В Дубовке, по-весеннему грязной и шумной, очень много немецких пленных, согнанных сюда из-под Сталинграда. Их кормят, сортируют, гоняют на работу по уборке трупов, по разминированию немецких участков, ещё куда-то, но я сомневаюсь, что из них будет какой-нибудь толк. Вшивое, исхудалое, оборвавшееся и заросшее воинство! Вот как выглядят покорители Бельгии и  Франции, знаменитая 6-я Армия немцев. Я часто их вижу, когда хожу через город в столовую полка связи. Среди них немало румын в высоких белых бараньих шапках, таких же заросших и худых. Румыны пользуются большой свободой. Их можно встретить в городе и в одиночку, забегающих в дома к жильцам, чтобы променять что-нибудь на хлеб… Волга под снегом, мёртвая и неподвижная. Она хорошо видна в окно, как и снежные ровные степи, раскинувшиеся до жёлтого неба за рекой.

              Недавно рядом с нами горел склад  боеприпасов роты охраны. Тушить было нельзя – всё рвалось и секло вокруг. Спешно спасали аппаратуру связи с узла. Ворота и стёкла нашего дома изрешечены осколками. Вот была жуткая ночь!
Немец вечерами пробует бомбить Дубовку – всё в одно и тоже время – между 9 и 10 часами. Маскировка, маскировка, маскировка. Бомбы ложатся в самом городке, который итак пострадал сильно в период осенних боёв. И здесь можно найти глупую смерть. Глупую потому, что весь фронт сейчас  так далеко. В воздухе чувствуется яснее и яснее дыхание весны. Снег почернел, дороги стали непроезжими, горланят грачи на тополях, к вечеру у края крыши  застывает прозрачное кружево сосулек. Письма редки от Лизы. Боже, какая тяжкая тоска! В приказе по штабу Армии мне объявлена благодарность.

11 марта 1943 г.  г. Дубовка
Не завтра – сегодня – отъезд на фронт. Всё уже собрано. Положение на Украине напряжённое, немцы начали контрнаступление под Харьковым и уже снова взяли город. Наверное в этот котёл. Писем нет. Ходил в полк, получил сухой паёк на дорогу : американские консервы, лурд, хлеб, сахар, табак и т д.

12 марта 1943 г. ст. Иловлинская
Дорога поднимается всё выше и выше, поднимаясь от Волги, вдоль главной улицы городка, перпендикулярно реке. На мгновение врезается в память этот городок, рассыпавшийся небольшими хатками на волжском берегу, словно с птичьего полёта, но вот дорога,  взобравшись на водораздел, уходит вправо на Бойкие Дворики и дальше – к Дону. Исчезает Дубовка, исчезает Волга. Прощай, матушка, вижу тебя в последний раз, а если выживу, то увидимся в совсем иное, уже мирное время, когда я буду на пороге своего счастья. Не скоро это будет, ах, как нескоро!.. Вот и последние впечатления: т/т линия, которую строили мы, окопы контрольных станций, какая-то мельница на окраине, перекрёсток, изрытый чёрными воронками частых бомбёжек, по-весеннему залитых водой – всё!..

И думаю я, как будет снова оживать Волга, когда фронт всё дальше и дальше будет уходить на запад. Залечатся тяжёлые  раны войны, степь наполнится тишиной и запахами трав и цветов, зазвучат на берегах светлой реки девичьи русские песни, всё будет именно таким, как нам мечталось. Пойдут по Волге пароходы и никто  уже не будет бояться этих бомбёжек, от которых вода в реке вскипала как кипяток, а косяки мёртвой рыбы выбрасывало на песчаные отмели.

Дороги – ужасны. Сыро, холодно. Машины еле выбираются в балках, кое-где ещё лежит снег. В Иловлинскую прибыли перед вечером. На станции – как ярмарка. Машины, повозки, грузы, люди, люди, люди, всё ждёт погрузки. Там и сям стоят зенитки, оберегающие этот муравейник от воздушных налётов. Станция разрушена. Воронки у склада горючего – чудовищной величины (120 м вокруг) Что тут было полгода назад? Страшно даже подумать, хотя всё страшное, кажется, не только видел, но и пережил сам. Эту ночь проводили с Бычинским  у вещей на дворе, а завтра будем в станице искать квартиру, погрузка через несколько дней... Вечером холодно.

18 марта 1943 г. ст. Иловлинская
Живём в станице, хотя тесно всюду от массы войск, скопившихся в районе станции. Проходят эшелоны с войсками на Поворино – едут наши дивизии. Скоро и мы поедем. Питаюсь в столовой АХО, добыв запасной талон. Грузы на станции охраняет Насыров и Сергей по очереди. Делать нечего, я свободен, брожу с Бычинским вокруг по весенней степи и отдыхаю. Нашёл несколько ям с трупами гитлеровцев. Это всё, что осталось от  группы немецких автоматчиков, переправившихся через Дон к станции, когда фронт шёл по реке. Их переловили и перебили. Вот они, завоеватели вселенной. Один из них произвёл на меня неизгладимое впечатление. Он почти стоял в песчаной яме, подпираемый трупами своих товарищей… Голова откинута назад. Над широким лбом, как живые колеблются ветром тонкие рыжеватые волосы. Но лицо, глаза!.. Настоящий породистый ариец.

Фрицы не бомбят, хотя попытки были. Как то утром, перед завтраком, пара мессеров пробовали подкрасться. Было ясно, морозно. Так такую пальбу подняли, что всё небо зарябило от  разрывов. Пираты отпрянули и пошли стороной назад. Ехать, однако, опасно. Поезда бомбят и довольно часто.
В станице все большие здания разбиты. Школа, как развалина. Тоскливо, не знаешь толком, куда именно повезут, писем нет. Если не привезут почтари писем из Дубовки (они уезжают последними), то  не скоро ещё я буду их читать. Когда же нам дадут состав?

25 марта 1943 г. ст. Иловлинская
Погрузились в эшелон Получил в последнюю минуту письмо от Лизочки – отрадное, тёплое, ласковое… Отвечу ей с нового места, куда приеду, а может быть дорогой напишу. Отчаливаем сегодня ночью.

4 апреля 1943 г. ст. Хреновая
Двигались через Поворино. Чем дальше от Иловлинской к Поворино, тем  меньше разрушений, но вообще их много. Склады, водокачки, станции, груды составов, исковерканных и сожжённых. Какая война, какая страшная война! Как всё это будет трудно восстановить!.. В вагонах темно и холодно. Едем медленно. Спасибо, что в Поворино вечером  удалось сходить в баню, а то бы вшей развели – страсть. От Новокопетена снова разрушений больше, всё ближе линия фронта. Станции Колено, Таловая – разбиты. Я в Таловой сходил на базар. Станция и толпа на ней дохнули на меня знакомыми и яркими  впечатлениями  разрухи времён  Гражданской войны, сохранившимися с детства. На станции окна, заколоченные досками, ужасная грязь, беспорядок,  ничего не достать, на путях ералаш, на небольшом базарчике возле станции – спекулянты, воры, солдаты  с мешками, беспризорники. Боже, что стало с тобой, моя Отчизна! Давно я не видел железной дороги. Тяжело видеть её такой. Бледные лица железнодорожников, каждый работает за троих, без смены, без отказа, потому, что солдату ведь ещё тяжелей! Да, пожалуй, что и одинаково!..
Едем всё ближе к Лискам.Станция Хреновая. Здесь трудился великий Морозов, ухаживая за соснами Хреновского бора. Вспоминаю лесной институт и становится на душе немножко грустно и обидно. Вот они, знаменитые морозовские культуры, наполовину вырубленные вдоль  ж.д. на топку. Кто будет думать в такое тяжёлое время о том, что воспитание этих культур – труд целого поколения лесоводов…

5 апреля 1943 г. г. Бобров
Вчера выгрузились на 204 км у г. Бобров. Станция разбита, склады, пакгаузы  - тоже. Но пути исправны и поезда идут без задержек. Поздно вечером, утопая в страшной чёрной, грязи, добрались до города, где мы останавливаемся. До линии фронта ещё далеко и у нас, видимо, тут будет передышка и формировка. Разгрузились и части связи 470 батальон будет стоять в Корниво, в 5 км от Боброва. Город разрушен мало, но везде следы войны : рвы против танков, бойницы в школьных постройках, лабиринты траншей на улицах. Город готовился к обороне, ибо фронт-то  был зимой под Лисками, недалеко.
Решаю попробовать связаться с Давыдовкой. Мне теперь ясно, что в ней немца не было. Может быть мама и сёстры и сейчас тут живут?

15 апреля 1943 г. г. Бобров
Дни, полные работы, вечера, полные тревог. Немцы методически бомбят город, хотя малоуспешно. Вчера – гигантский фугас на 201 км. Бомба попала в состав, развалила склад, был большой пожар. Я дежурил в отделе, слышал отвратительную музыку завывающих в воздухе пиратов, видел взрыв фугаса, напомнивший мне фугасы под Сталинградом. Люди проворно прятались в каменные подвалы, а пират всё летал и летал над городом, издеваясь над человеческими нервами: низко, угрожающе завывая в виражах, словно выбирая цель удобнее. И так каждый вечер, подлец…

Уже подсохло. Лезет молодая колючая зелень из земли, зацвели подснежники – жёлтые и синие. В садах набухли почки, люди мирно трудятся на огородах. Я с Сергеем и Насыровым поселился на улице с поэтическим названием «Светлый луч». Домик на горе, ниже проходит железная дорога, ещё ниже река Битюг. Хорошо здесь, уютно, мирно, но времени совсем свободного мало. Писем сюда всё ещё не было, но я всем написал и в Давыдовку тоже.

26 апреля 1943 г. г. Бобров
Штаб степного округа, которому мы теперь подчинены, находится в Новой Усмани под Воронежем. Чаловский сегодня вернулся из командировки и рассказал мне всё, что он видел в Воронеже, городе моей юности, счастливых и умных студенческих дней, городе, где я встретил Лизу, полюбил, с которой сроднился навек, которую никогда не умел ценить. Милый город счастливейших моих дней.

…Ужасные разрушения родного Воронежа не поддаются  пониманию. Проспект Революции, ДКА, студгородок на территории СХИ, Плехановская улица, стадионы. Ах, всё это было…Город на 9/10 превратился в развалины.  Сады и парки изуродованы шрамами немецких траншей. В главный машинный зал СХИ попала бомба, разворотив всё здание. Нескоро теперь забьют фонтаны дендрологического парка, окаймлённые кустами  благоухающего жасмина…
О, варвары, варвары, хватит ли сил у меня мстить вам за всё бесконечно, до полного возмездия!..

Прекрасна весна, когда так тепло, что ходишь в одной гимнастёрке. Сухо, солнечно, вечерами – дивная луна, вечерние зори, обещающие покой; даже хрущи,  настоящие хрущи,  кружащиеся над вишнями, как у Шевченко. Вчера вечером, впервые за долгий срок жизни в Казахстане, я услышал соловья. Его первая родная песня донеслась из-за реки, где стеною стоят голубые дали соснового бора… Хочется иной, совсем иной, спокойной жизни. Работы много. Поярков и Смирнов затаскали меня совсем, даже начали поднимать ночами. Справляюсь я неплохо, все клиенты довольны, но от этого нажим на меня ещё сильней… Вечерами часто прилетают немцы, пробуют бомбить город, сея всюду тревогу неприятных ожиданий. Война – далеко, на фронтах пока тихо.

Беспокоит меня состояние здоровья дочурки. Ах, сколько же выпало невзгод на  хрупкие плечи моей Лизочки. Невесёлая молодость её! Вот, её мне жаль , так больше, чем себя. В такие годы, в весеннюю пору – и такая жизнь…Мне-то уж, дело солдатское, я выполняю свой святой долг перед Родиной, а ей за что такое наказание?.. Её письма - ласковые, полные женской привязанности, нежного участия, любви – единственное утешение моей  суровой и тяжёлой жизни. Сумею ли я когда-нибудь в полной мере доказать ей своё глубокое  восхищение её подвигом, её жертвами, принесёнными во имя будущего нашего счастья, сумею ли своею любовью и верностью отплатить ей за её чувства?.. Милая, милая, незабываемая…

5 мая 1943 г. г. Бобров
Эти три – четыре дня лили дожди. Было сыро, холодно, неуютно, скучно. Стану ли я упоминать здесь о своих невзгодах. Работаю и днём и ночью, спать дают мало, навязались дежурства – по очереди с Бычинским. Тревоги, грязь, работа… Сегодня с утра снова прояснилось и , когда я утром шёл с ночной работы в Оперативном отделе Штарма (проект передислокации в Хреновое), отдыхать домой на квартиру – смеющаяся, лучезарная природа звучала в моей душе, как чудный концерт. Нет, не убила во мне солдатчина способность ценить и любить красоту!  Я искренне радовался и этому синему  весеннему небу, ясным далям, свежей умытой зелени травы и деревьев. Вишня – вот-вот зацветёт. За Битюгом манят зеленеющие  хвоей леса, поляны, тихие заводи на реке. Вон, внизу , под горой , бежит  белый дымок паровоза по железной дороге к мосту, каким-то чудом уцелевшему от  яростных бомбёжек. Щебечут птички – чудесна жизнь! Приду домой, съем свою порцию гороховой бурды и спать, спать, спать…

Вчера я получил письмо от мамы из Новосибирска. Они туда эвакуировались из Давыдовки, когда немец был под Лисками. Ехали под обстрелом из дальнобойных орудий, снаряды которых ложились у ст. Икорец, недалеко от Боброва. Так, теперь буду им писать туда. Дали мне и адрес Васи, но он им давно что-то не пишет с войны.
Письма от Лизы приходят всё ещё старые, февральские, и я очень беспокоюсь. Какая, однако, ужасная тоска!

9 мая 1943 г. г. Бобров
Весна – в полном цвету. В садах всё бело – и на яблонях, и на грушах, вишнях, сливах. Тепло, сухо. Хорошие, блаженные дни! Как всё это время не похоже  на дикий сталинградский  кошмар! Когда я прихожу на обед, то не могу удержаться и  на 5 – 10 минут  спускаюсь через вскопанный огород в балку, засаженную садами. Рядом – наше стрельбище, которое я сам оборудовал. Здесь тихо так, что слышно, как гудят шмели, летая в траве над фиалками. Сочная зелень, железная дорога – хорошо!
Скоро этим дням  относительного покоя и отдыха – конец. Армия перебрасывается к фронту, кажется в район Старого Оскола, но это выяснится позже…

14 мая 1943 г. г. Бобров
И вот, когда надо было уже уезжать из этих мест, я вдруг почувствовал, как жаль мне их. Счастливый месяц! Здесь, после чудовищных напряжений сталинградского периода, (и сейчас ещё зуммерит противно в ушах эта дикая  страшная ночь с  боями, с трупами, пожарами). Здесь я словно вновь проснулся от кошмаров былого, встретил тихую, спокойную весну, так обновившую во мне светлые чувства, проследил её пробуждение, ясно радовался её торжеству. Разве забуду я эти дни, так далёкие от грохота, дыма и смерти других дней, сталинградских.. Всё здесь дышало тишиной и покоем и было всё поэтому так радостно и приятно. Навсегда останутся в моей памяти (навсегда, что бы мне не пришлось ещё видеть впереди) эти тёмные рощи за спокойной извилистой рекой, сосновый бор, синеющий вдали до самого Хренового, яблоневые и вишнёвые сады, осыпанные снежной порошей цветения, лунные ночи и трели соловьёв, надрывающихся всю ночь и особенно на рассвете.

…Маленькие мирные домики, рассыпавшиеся по  зелени пригородных косогоров так приветливы, что век, кажется, пробыл бы среди них. Внизу - река с железной дорогой, тихие заводи, плёс, утлые челны с купающимися ребятишками, взорванная водокачка,  белеющая стёклами у железной дороги, жёлтые песчаные косы, лысеющие за рекой у самого леса, и многое, многое другое…Здесь я впервые, после Воронежа, вновь наслаждался щедрой русской природой, жил ею, дышал…

Все уже уехали на новое место, к Старому Осколу, но я задержался, так как должен сделать  ряд схем по радио для Хачатуряна, едущего на совещание «вверх». Я поеду завтра, с машиной радиогруппы, как управлюсь. И вот сижу снова у бедного домика своей квартиры, и снова вдыхаю свежий смолистый запах, который вечерами приносит мне ветер из-за реки. Чудный концерт лягушек напоминает мне снова Воронежскую весну. Комары ко мне беспощадны, но в дом  никак не хочется идти. Вот идёт поезд, от моста: я слышу пыхтение паровоза, нарастающий стук колёс. Цветёт сирень. Огромные, тяжёлые букеты её  заставили вспомнить разъезд №7, посадки у линии, мою Лизочку, память о которой бережно, как самое святое, чистое и сокровенное, что осталось в моей солдатской душе, храню я на самом дне сердца…

Отрадный музыкальный антракт оканчивается. Впереди ещё много гроз и испытаний войны. Будут ещё лютые сечи с врагом, не на живот, а на смерть, но, теперь мы уже знаем, что можем его побить.
Совсем бесшумно осыпаются яблоневые лепестки и нежная метель цветения, падая на вскопанные гряды, пьянит и волнует ароматом тонкого чая…Чудесный, поэтический сонет !
Но, солнце село. Всё у меня в сборе, да долго ли солдату собраться в новый поход!  От реки поднимается белый густой туман. Надо ложиться – завтра в путь!

15 мая 1943 г. Усадьба Городищенского лесничества (р-н г. Старый Оскол)
Поздно вечером, уже при свете луны, приехал в машине радиогруппы в резиденцию Ивана Ивановича Зубкова. Удивительная судьба! Здесь ведь я часто бывал, когда работал инженером лесного хозяйства Старооскольского лесхоза. Это было в 1937 году… С огромным волнением осматриваю  давно знакомые места. Гражданских здесь нет, одни наши, военные и не у кого расспросить, где они. Только при выезде в лес, на кордоне, я спросил сторожа, знает ли он Зубкова, лесничего. «А то как-же, знаю»,- вскричал тот, с нескрываемым изумлением посмотрел на солдата, сидящего в машине,- «он уехал в Шаталовку работать. А вы его как знаете?» Но это - новый лесник, при мне здесь жил один добрый старичок, всякий раз угощавший меня мёдом…Знакомый дом лесничего с мезонином, двор, пруд с плотиной, рощи, питомник, баня – ах, всё это так мне знакомо!.. Дом лесничего занял оперативный отдел и туда без пропуска не пускают. Двор заставлен свежими соснами – так всюду на войне маскируют машины. Узел связи разместился в рабочей столовой, что через плотину. Устроился по-походному у шалаша в лесу со своими и долго не мог уснуть от нахлынувших воспоминаний!.. Страшная судьба! Не забуду и переправу через Дон  у Хворобаш, где мы впервые ступили на территорию, бывшую «под немцами». На минных полях у  Сторожевого леса, побитого артиллерией, подорвался в машине командир 343 сд генерал-майор Усенко. Разнесло в клочья!

…Так же не узнал я и Давыдовку, через которую проехал. Вокзал разбит, базарная площадь побита, дома разрушены артиллерией, бомбами. Мост через реку чудом уцелел. Домик, где жили когда-то мама и Галя, стоит сиротливо с заколоченными окнами. Огород не вскопан, ветлы изуродованы войной. Постоял, посмотрел, и, скорей догонять своих… До Старого Оскола 27 км. Капитан Рябцев, ездивший на КПП в город, рассказывал мне, что центральная часть города сильно разрушена. Вот бы побывать мне там, ведь я там жил, работал...