Silentium

I'm not Jesus,
I will not forgive!

Мерный гул метро заглушила «Апокалиптика». Иногда мне кажется, что подобная музыка вырывает мне душу и, растерзав её на маленькие кусочки, выпускает в свободный полёт… Куда-то. Как выброшенный из окна мусор.
Я усмехнулась забавному сравнению, и чуть прикрыв глаза, откинулась на мерзко-коричневую спинку сиденья. Да, меня определённо раздражал этот цвет и люди вокруг, да… Старые кошелки, ветераны, которые слишком много говори о войне, педиковатые парни, одетые в эти дурацкие женские шарфики, человеческие самки с детёнышами… Ну в общем весь спектр человеческого зоопарка.
Я впилась глазами в лицо какой-то полной женщины, которая почему-то напомнила мне бобриху.
В наушниках Топпинен заиграл на виолончели, а женщина отвела взгляд.
Я усмехнулась этой маленькой, дурацкой, но так греющей душу победе.
Да, я просто стрёмная, неуверенная в себе сука, которая может только стебаться над разнообразными «представителями зоопарка», да писать мрачноватые рассказы, попутно поливая грязью любителей всяческой «ванили». Но… Но, как же мне хотелось, чтобы у меня всё было, как в глупых сентиментальных романах.
Он вот весь такой красивый… Я вся такая в платье белом… Ну, вы поняли о чём я, но у меня, по каким-то неведомым законам получалась исключительно коктель из киберпанка и юмористической фантастики.
Ой, да какая же я баба. Аж противно.

I've thought you were a good man,
I've thought you talked to god.
Your hippocratic messiah and child abusive turned satanic.

Я поймала его взгляд. Человека, сидевшего напротив, такого же как я посетителя всечеловеческого передвижного зоопарка.
Тёмных карих глаз, словно бутылочное стекло. Он улыбнулся и посмотрел прямо на меня, прислонив палец к тонким губам.
- Молчи.
Несколько движений руками.
- Ты меня понимаешь?
Случайностей не бывает. А отец фыркал, говоря: «твой сурдоперевод тебе никогда не пригодится, только с больными работать».
Моё движение рукой.
- Да.
Он слегка улыбается, и только сейчас я понимаю, что… Я никак не могу удержать в памяти его лицо. Вроде бы и красивые черты, но запомнить я не могу.
- Чудесно. Случайных встреч не бывает, да юная леди?
- Бывают. Моя с тобой, например. Тебе какая станция нужна?
Забавно. Говоришь, и тебя никто не слышит, хотя вагон полон людей.
- Та же, что и тебе.
Он чуть-чуть прищурился.
- Как ты вообще ездишь на метро? Станции же объявляют… Голосом.
Движения мои были слишком резкими, да и странными. «Бобриха» посмотрела на меня, как на сумасшедшую, а парень беззвучно рассмеялся и чуть повернулся ко мне, показывая слуховой аппарат.
- Плохо слышу, но всё-таки слышу. Авария.
- Мне жаль.
Я на секунду опустила взгляд, в лучших традициях романтического кино.
- А мне «Речник».
- Аналогично.
«Видимо, оно проще».
Я снова окинула парня взглядом.
«Проще, чем оно казалось. Чтобы не было это мистическое оно».

                ***

Речной вокзал - это грязное мокрое место, щедро сдобренное запахом немытых тел, блевотины и дыма.
Мне нравилось смотреть, как мои сапоги шли вровень с его ботинками, было в этом что-то… Марксовое, будто Речной вокзал выравнивал меня и его. Все мы один дружный рабочий класс!
- Мне четырнадцать.
- Прости, я отвлеклась. Сколько?
Какой-то мужчина бросил на нас непонимающий взгляд, и потонул в серой реке, ползущей к метро.
- Четырнадцать. Ты спросила, сколько мне лет. Хотя, люди обычно имя спрашивают в начале. А ты, какая-та странная…
Он беззвучно рассмеялся.
Намалеванное серым, небо весело настолько низко, что готово было упасть от какого-нибудь неверного движения. К примеру, взмаха голубиного крыла.
- Издеваешься? Да ты выглядишь лет на двадцать, если не больше!
- Нет, не издеваюсь. Просто психологически мне четырнадцать. И Олег. А то забудешь спросить, как меня зовут.
- Таня. Ты тоже странный. Ты ведь можешь говорить?
- Могу, но не хочу.
Олег остановился и чуть прищурившись, взглянул на меня.
- Таня, считай, что это некий Рубикон…
Мимо промчался автобус, расплескав вокруг себя радужные серые брызги.
- Рубеж, который я пересечь не могу. Пока что сознание говорит мне: «слова – ложь и пустая трата времени…»
- Она не дышит.
Я отбросила волосы назад, а где-то рядом взвыла кошка.
- Я не понял.
- Она не дышит потому, что ей не нравится наш воздух. Да?
- Да, этот воздух действительно плохой. Он пахнет озоном и дымом. Я не люблю озон.
Мимо снова промчался мой автобус.

                ***

- Гегель как раз таки и рассуждал на эту тему. Единства и борьбы противоположностей. На самом деле, всё просто. У тебя есть некие противоположности… Допустим… Мужчина и женщина.
На старом столе, навевающем мысли о коммуналке, была расстелена белая скатерть и стояли две чашки, украшенные какими-то гротескными синими цветами.
Чай остыл уже давно.
Под жёлтой лампой летала одинокая муха, чье жужжание казалось оглушительно громким в повисшей на кухне тишине.
- Бред о мужской и женской логике. О мужском и женском виденье мира… Всё оттуда. Мужчина и женщина – противоположны, но тем ни менее… Стремятся к единству.
- Я бы поспорила…
- Про компот не забывай,- оборвал Олег меня и кивнул на плиту, а точнее на кастрюлю, такою же белую и так же украшенную мерзким синим цветком.
- Да, не забываю я… - мой голос прозвучал на удивление раздражённо, - нормальные люди, приходя в гости, не варят компоты.
- А я люблю компот, - он улыбнулся, - но, к сожалению, не умею его варить. Ужас. И я попросил тебя, Тань, о маленьком одолжении.
- Ты странный.
- А ты варишь компот.
В окно, сквозь полоски жалюзи светило больное московское солнце, придавая предметам в комнате лимонный оттенок.
В мире есть те, кто любят лимоны?
- Тебе действительно просто не нравится воздух? - в моём голосе скользнули ноты злобы, разбившие тишину комнаты и поглотившие противное жужжание, - просто не хочешь быть, как мы? Те, кто говорят. Преграда? Предубеждение? Игра? Издевательство? Рубикон? – я отбросила половник в сторону и глаза рукой.
Боже, как тишина способна ранить слух, терзать его, царапать когтями…
«Мысль изречённая – есть ложь», но как… Как же плохо мне без этой лжи. Скажи, заклинаю я тебя, как в древности женщины заклинали воинов… Говори! Что угодно. Говори. Ты можешь. Не терзай. Прекрати.
- Сахр, - его голос коснулся моего истерзанного силентиумом слуха, - ты, - он облизнул губы, - забыла плжить сахр.

В закрытое окно бился голубь.