Каков был ход вещей?

Критическая заметка к переводу письма Артюра Рембо к Полю Денеми.

Не могу не отметить как неполные литературные переводы отвратительны своей бестактностью. Начинать со слов "...Таков был ход вещей..." это даже настоящее оскорбление по отношению к Читателю, ведь у того может закрасться сомнение в собственной образованности; будто знание хода вещей является априорным знанием. Но если он не знает? Или, что еще хуже, знает, но его понимание разительно отличается от понимания автора, с которым Читатель живет в разных культурных и временных эпохах? Посмотрите сами на эти пропущенные строчки и целые абзацы, заменяемые бесчувственными многоточиями так, будто это вовсе не важно, эдакая пустая болтовня; подумайте, что такого в них может быть сокрыто, и действительно ли это именно то, что Вы предполагаете. Все дело в том, что с этими прочерками само письмо утрачивает свою математическую целостность и гармонию, о которой как раз говорил Рембо. Так происходит образование бреши, в которую каждый из Читателей может вложить что-то свое, собственные мысли и предположения, и Автора уже можно будет понять неправильно, превратно. Так получается, что едва ли к искусству в полной мере применимо понятие "Каждый понимает по-своему". Приведу гастрономический пример, понятный каждому. Представьте себе, что Вы в ресторане заказываете на обед пюре. Вы сделали этот заказ не столько из любви к картошке, сколько потому, что у Вас не очень-то много денег, чтобы заказать нечто более дорогое. Однако официант принес Вам самые изысканные вкусности, и отнюдь не за счет заведения. И все потому, что он понял Вас "по-своему". Официант оказался внимательным; по Вашему взгляду на соседний столик он увидел, что на самом деле Вам намного больше хочется отведать чего-то более изысканного, нежели просто пюре. Но в конечном счете получилась очень нелепая ситуация. Сколько бы не было приближено понимание официанта к истине, он все равно понял Вас неправильно. Заказ Вы озвучили довольно конкретно, основываясь на своем финансовом положении, а официанту нужно было только выслушать, не искать каких-либо скрытых смыслов и не выдавать свое понимание за Ваши слова, которых не было. Так и Автор в каждом из своих произведений или писем может быть не всегда честен, но его слова или узоры на холсте (если это художник) конкретны, и все, что требуется от Читателя – это не уподобляться невеждам с их вечным поиском несказанного, а просто внимательно выслушать. Внимательно – это значит, каждое слово, даже каждое непонятное и кажущееся лишним. Потому, что если бы хоть что-то в тексте было лишним, его бы там просто не было.


Оригинал письма:
Сам перевод (опубликован в нескольких изданиях именно в таком виде):

...Таков был ход вещей, человек не работал над собой, не был еще разбужен или не погрузился во всю полноту великого сновидения. Писатели были чиновниками от литературы: автор, создатель, поэт – такого человека никогда не существовало! 

Первое, что должен достичь тот, кто хочет стать поэтом, - это полное самопознание; он отыскивает свою душу, ее обследует, ее искушает, ее постигает. А когда он ее постиг, он должен ее обрабатывать! Задача кажется простой... Нет, надо сделать свою душу уродливой. Да, поступить наподобие компрачикосов. Представьте человека, сажающего и взращивающего у себя на лице бородавки.

Я говорю, надо стать ЯСНОВИДЦЕМ, сделать себя ЯСНОВИДЦЕМ.

Поэт превращает себя в ЯСНОВИДЦА длительным, безмерным и обдуманным ПРИВЕДЕНИЕМ В РАССТРОЙСТВО ВСЕХ ЧУВСТВ. Он идет на любые формы любви, страдания, безумия. Он ищет сам себя. Он изнуряет себя всеми ядами, но всасывает их квинтэссенцию. Неизъяснимая мука, при которой он нуждается во всей своей вере, во всей сверхчеловеческой силе; он становится самым больным из всех, самым преступным, самым проклятым – и ученым из ученых! Ибо он постиг НЕВЕДОМОГО. Так как он взрастил больше, чем кто-либо другой, свою душу, и так богатую! Он достигает неведомого, и пусть, обезумев, он утратит понимание своих видений, – он их видел! И пусть в своем взлете он околеет от вещей неслыханных и несказуемых. Придут новые ужасающие труженики; они начнут с тех горизонтов, где предыдущий пал в изнеможении...

...Итак, поэт – поистине похититель огня.

Он отвечает за человечество, даже за ЖИВОТНЫХ. То, что он придумал, он должен сделать ощущаемым, осязаемым, слышимым. Если то, что поэт приносит ОТТУДА, имеет форму, он представляет его оформленным, если оно бесформенно, он представляет его бесформенным. Найти соответствующий язык, – и к тому же, поскольку каждое слово – идея, время всеобщего языка придет! Надо быть академиком, более мертвым, чем ископаемое, чтобы совершенствовать словарь...

Этот язык будет речью души к душе, он вбредет в себя все – запахи, звуки, цвета, он соединит мысль с мыслью и приведет ее в движение. Поэт должен будет определять, сколько в его время неведомого возникает во всеобщей душе; должен будет сделать больше, нежели формулировать свои мысли, больше, чем простое описание СВОЕГО ПУТИ К ПРОГРЕССУ! Так как исключительное станет нормой, осваиваемой всеми, поэту надлежит быть МНОЖИТЕЛЕМ ПРОГРЕССА.

Будущее это будет материалистическим, как видите. Всегда полные ЧИСЕЛ и ГАРМОНИИ, такие поэмы будут созданы на века. По существу, это была бы в какой-то мере греческая Поэзия.

Такое вечное искусство будет иметь свои задачи, как поэты суть граждане. Поэзия не будет больше воплощать в ритмах действие; она БУДЕТ ВПЕРЕДИ.

Такие поэты грядут! Когда будет разбито вечное рабство женщины, когда она будет жить для себя и по себе, мужчина – до сих пор омерзительный – отпустит ее на свободу, и она будет поэтом, она – тоже! Женщина обнаружит неведомое! Миры ее идей – будут ли они отличны от наших? Она найдет нечто странное, неизмеримо глубокое, отталкивающее, чарующее. Мы получим это от нее, и мы поймем это.

В ожидании потребуем от поэта НОВОГО – в области идей и форм. Все искусники стали бы полагать, что они могут удовлетворить такому требованию: нет, это не то!

Романтики первого поколения были ЯСНОВИДЦАМИ, не очень хорошо отдавая себе в этом отчет: обработка их душ начиналась случайно: паровозы, брошенные, но под горячими парами, некоторое время еще несущиеся по рельсам. Ламартин порой бывает ясновидящ, но он удушен старой формой. У Гюго, слишком упрямой башки, есть ясновидение в последних книгах: «Отверженные» – НАСТОЯЩАЯ ПОЭМА. «Возмездие» у меня под рукой. «Стелла» может служить мерой ясновидения Гюго. Слишком много Бельмонте и Ламеннэ, Иегов и колонн, старых разваливающихся громадин.

Мюссе, четыреждынадцать ненавистен нам, поколениям, означенным скорбью и осаждаемым видениями...

Второе поколение романтиков – в сильной степени ЯСНОВИДЦЫ. Теофиль Готье, Леконт де Лиль, Теодор де Банвиль. Но исследовать незримое, слышать неслыханное – это совсем не то, что воскрешать дух умерших эпох, и Бодлер – это первый ясновидец, царь поэтов, ИСТИННЫЙ БОГ. Но и он жил в слишком художническом окружении. И форма его стихов, которую так хвалили, слишком скудна. Открытия неведомого требуют новых форм.

...в новой, так называемой парнасской, школе два ясновидящих – Альбер Мера и Поль Верлен, настоящий поэт. – Я высказался.

Итак, я тружусь над тем, чтобы сделать себя ЯСНОВИДЦЕМ...

Вы поступите отвратительно, если мне не ответите, и быстро, ибо через восемь дней я, вероятно, буду в Париже.

До свиданья 

А. Рембо