Третийдомоткладбища

повесть
Посвящается моим предкам Туйновым, врагам народа образца 1931 года ,
раскулаченным курянам ,
на костях, которых построена Караганда
и железная дорога к ней.
Туйновым – Росинским посвящается

ПРОЛОГ
Я пришла
На могилку твою,
Я пришла,
Но ее не найду,
Лишь березка,
Что рядом стояла,
О тебе, еле слышно, шептала:
Помяни... Господи, слава тебе, помяни…
Господи, слава тебе, помяни, раба твоего…

Суета сует и всяческая суета быстро промелькнувшей жизни неожиданно взорвалась звонком сестры из Караганды: «Тебя крестил в 45-м сам святой Севастьян…». Осознание и переоценка ценностей, событий, поиск аналогий и неслучайных случайностей продолжается до сих пор. Но первым из нашей родни, в день рождения, получил широко известную книгу о преподобном старце Севастиане Карагандинском, мой двоюродный брат Вадим Туйнов,


да еще и в Москве, да еще и шикарный подарочный экземпляр - ровно через 45 лет после крещения. Ему не было еще и месяца, мне и 4-х лет, моему старшему брату Юрию исполнилось - 7, когда нас крестил в мае 1945, освободившийся из заключения в Карлаге, в Долинке (тюрьмы в тюрьме, в самом центре рабовладельческого государства, именовавшегося СССР) последний Великий Старец Оптинский Севастиан.


Крещение было тайным, ему запрещали проводить службы. А родились мы, все трое, во втором бараке от ворот лагеря для военнопленных, на территории Карлага, основного из концлагерей Гулага. Крестились в третьей землянке от колючей проволоки лагеря для военнопленных немцев, румын и японцев…

Раскулаченные, спецпереселенцы, враги народа, репрессированные… Вглядитесь в ночную тьму из окна вагона на перегоне Астана – Караганда- Балхаш. Вы увидите их тени вдоль насыпи…Вы проезжаете по их костям... Железная дорога от Акмолинска до Караганды, летом 1931 года, была построена за четыре месяца!!! Умерших от болезней, истощения, застреленных тут же на месте, за малейшее нарушение или попытку побега (выстрел в затылок, и могилу копать не надо….) закапывали в железнодорожную насыпь. Вся железная дорога Астана - Балхаш - это огромная братская могила - их могила. Могила раскулаченных по разнарядке ОГПУ середняков Поволжья, Мордовии, Курской, Орловской и Белгородской областей, которых выгнали из своих хат, домишек в том, что было на них одето. Конфисковав урожай, коров – кормилиц и все нажитое поколениями предков, повезли их, как скотину, в телячьих вагонах, от церковного звона старинных церквей, родной природы, от родных могил предков…. На смерть, на лишения, на муки нечеловеческие …

Когда поезд, трогаясь с вокзала Караганды на юг, проходит под автомобильным мостом, то справа остается мрачное здание бывшей пересыльной тюрьмы №16, за ней показывается моя родина, поселок Федоровка и, далее вдоль насыпи, протянется старое федоровское кладбище, часто посещаемое Севастьяном в 40-50х годах. На восток от тюрьмы и кладбища за поселками Федоровкою и Кирзаводом, на месте массовых захоронений узников Карлага и военнопленных, раскинулся микрорайон «Юго-Восток», где золотятся купола собора, хранящего мощи Севастьяна, а слева от моста, за бывшим «Зелентрестом», простирается бывшее село Большая Михайловка, где жил и построил первую церковь Севастьан. Образуется своеобразный крест: с севера на юг - ось креста это - железная дорога и параллельные ей тюрьма и кладбище, а перекладины креста, запад - восток, отмечены храмами.
Караганда сплошное кладбище, а храмов было маловато до последних времен. Книгу «Карагандинский старец преподобный Севастиан» (Издательство «Паломник» 1998 г.) мне дали почитать на одну ночь в Караганде в 1999году. Не отрываясь, проглотил ее четыреста с лишним страниц ...


И не просто обливаясь слезами, а рыдая…
СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Первая советская пятилетка... Для освоения целины Казахстана и разработки Карагандинского угольного бассейна, требовалась дешевая, (читай дармовая), рабочая сила (РАБЫ), и в начале 1931 года, через ОГПУ была организована высылка 52 тысяч раскулаченных по разнарядке, (наподобие продразверстки) вместе с детьми и стариками – полмиллиона человек. Отцы семейств построили железную дорогу Акмолинск - Караганда за 4 месяца!!! И повезли по ней эшелоны телячьих вагонов, битком набитые крестьянскими семьями. Везли их по жарким степям, в наглухо закрытых вагонах, где на весь вагон стояла одна туалетная бочка. Ехали там беременные, кормящие с младенцами, старики, дети. Уже в вагонах люди стали умирать и их, покойников, везли в жуткую жару вместе с живыми до самой Караганды. Так ехала и моя бабушка и пятеро ее детей, мои дяди и тети (младшей Насте было 6 лет.) и мать. Когда кончился путь - дальше рельсов не было (сейчас это Осокаровка), их выгнали из вагонов в голую безводную степь - 25 тысяч человек! Стали люди ложками копать, скрести пересохшую окаменевшую землю, рыть ямы для землянок. Помочь некому, мужчины и молодые девушки на работах, на железной дороге на шахтах. Лопат нет, копать нечем. Собирали в степи траву, караганник (это такой низкорослый колючий кустарник), чтобы устроить подобие шалашика, укрывались той одежкой скудной, которую успели взять с собой при стремительном выселении, и что еще осталось от вещей (так как все более-менее ценное за время пути выменяли на хлеб) и спали суровой августовской ночью, согревая друг друга.
Августовские ночи. Зездопад. Падают звезды. Лежат на голой, чужой земле старики, старухи, малые дети, выброшенные из родных мест в глухую степь, в неизвестность, боль, голод и страх… Смотрят на небо… О чем думают, о чем плачут… За что? Кому упадет какая звезда? Кому-то за это зверство на погоны (за освоение целинных и залежных земель). Последняя песня Колчака перед расстрелом у проруби «Гори, гори моя звезда….», прерванная залпом и последнее слово всхлипнет с последним выдохом, булькая, в ледяную воду из разорванной свинцом груди.
Ни жилья, ни хлеба, ни воды. В наспех вырытых ямах невозможно укрыться от знойного солнца и иссушающего степного ветра. Этим необыкновенно жарким летом 1931 года от дизентерии и голода погибли почти все дети до 6 лет, а остальные, начиная от 10-летних детей и заканчивая стариками, были мобилизованы на строительство земляных бараков. Достроить их к зиме не успели, и в ноябре, когда уже выпал снег и трещали морозы, стали заселять в недостроенные, не утепленные и не отапливаемые бараки, в которых порой не было даже крыши. В барак, площадью 50 кв. м. заселяли по 100 и более человек. За зиму от холода голода, повального тифа и цинги вымерло больше половины. Похоронные команды от комендатуры собирали покойников на телеги и сваливали их во рвы, вырытые на окраинах поселков.
Барак, в котором находились мои, с моей мамой Ольгой и тетей Настей (более старшие: Анна, Федор и Георгий Туйновы были на работах, на шахте), был очень холодным и малыши убегали ночевать в соседний барак, где была печка. 2 мая 1932 года, утром, мама и тетя Настя пришли в барак, а бабушка уже была холодная, лицо покрылось инеем. Побежали за дедушкой на шахту, а это 7 км по степи. Пока нашли его, пока он отпросился в комендатуре, пока дошли в поселок, бабушки в бараке уже не было, увезла похоронная команда. Ходили, искали среди трупов, в еще не засыпанных рвах. Не нашли, видимо сверху бабушкиного тела уже набросали еще гору трупов, и уже засыпали ...
«И родные не узнают,
Где могилка моя ...
Только раннею весною,
Соловей пропоет…».
Какой там соловей, в глухой, безводной степи? Лишь грохот проносящихся поездов, и их гудки и свистки…

Когда поезд от станции Осокаровка трогается в сторону Караганды, я всегда смотрю направо. Где-то там, в низине, в груде полуистлевших костей то, что осталось от моей бабушки (ни одной fotoграфии не сохранилось… и ни креста, ни холмика). Лишь в ноябре 2004 г., через 70 лет, по заказу русского посольства поставили памятный обелиск, на месте громадного братского кладбища. Через пару месяцев мародеры спилили и бронзовый колокол и чашу, а сейчас поставили их алюминиевые копии, да уж и сам обелиск рассыпаться стал…

ВОСПОМИНАНИЯ ОЧЕВИДЦЕВ Из книги «Севастииан Карагандинский»
Феодосия Федотовна Прокопенко (Швагер)
Маму и семеро детей, привезли в Осокаровку, на Пятый поселок 1 августа 1931 из Сталинградской области, где папа работал в сельсовете. В1929г., когда стали раскулачивать зажиточных крестьян, папу записали в актив, но он отказался отбирать у крестьян имущество и тогда нас забрали, как подкулачников. Была у нас землянка, корова, пара лошадей и несколько овечек. В голой степи, на месте будущего Пятого поселка, разместилось 50 тысяч человек. Кругом милиция на лошадях охраняла, чтобы не убежали. Бурьянчик собирали, варили и ели. Вырыли яму. Как погребок, кое-чем прикрыли сверху, так и жили год. Один колодец был на весь поселок, глубиной метров 25, он до сего времени стоит. День-ночь стояли за водой. Туалетов не было, ров был такой, метров на тридцать выкопанный, общий для всех. И вот люди стали умирать - повальная дизентерия. И наши стали умирать. Третьей умирает 17 сентября Варя. Только солнышко вышло, поднялось наполовину, мы с мамой эту дыру открыли, лежим, умирает Варя... А солнышко только вышло всем диском, и Гриша, маленький самый, умирает. И еще два братика не пережили эту страшную зиму… Что мы пережили - не дай Бог! Кто в Казахстане не бывал, тот и горя не видал, а кто побудет - до гроба не забудет! (с. 104-107)

Иерей Иоанн Тимаков
Нас привезли из Самарской губернии в середине лета 1931 года. Я был молод, со мной жена и маленький ребенок. Мы выкопали ямку в метр глубиной, попончиками крышу закрыли. Наш младенец прожил в этой яме месяц и умер. В 31-м, в 32-м году погибли все дети и старики, и к 33-му осталась одна молодежь, редко где старика увидишь. Умирало в день по 200 человек. Три бригады могилы копали 2 метра ширины, пять метров длины. Зимой могилы копать не успевали. Покойников складывали в кучи, величиною с дом, по 500-700 человек в каждой куче лежало, как дрова. Я работал на Кировой шахте, за 8 км. И каждый день по степи туда и обратно. Работаешь в шахте - грунтовые воды, как дождь, льют с потолка. Выйдешь из шахты - весь мокрый, в галошах вода, портянки мокрые, только фуфайку сухую оденешь и бежишь в поселок по тридцатиградусному морозу. Пока прибежишь - одежда примерзнет к телу. Шахтеры шли с работы и замертво падали. И всю зиму на дороге лежали. Бывало в пургу дороги не видно, а мертвецы вместо вешек в степи. Их весной на телеги собирали…
Изюмова Татьяна Артемовна
Родители мои были высланы в 1931 году из Волгоградской области. Привезли в поселок, что в 16 км. от Темиртау. 25 тысяч человек было в этом поселке, и все копали землянки в степи, к зиме соорудили из хвороста что-то вроде сарая. В нетопленом сарае, без окон, жили 10 семей. Бывало, что папа приходил с работы, а мама и все дети лежали засыпанные снегом. Он разгребал снег и спрашивал :
- Вы живые там?
- Да, живые...
К весне народу почти не осталось, все вымерли… А в 1939 году я родилась…
А в 1940 маму задавили в очереди за хлебом…. Она была беременная. Папа работал в войну по две-три смены, это был второй фронт, каждый день на шахте погибали люди... Уходя на работу, папа со мной прощался:
- Вернусь-не вернусь с шахты. Бог знает...
Помню нас называли кулаками. Спрашиваю у папы. Говорит:
- Деточка, от того называют, что, когда мы жили в России, нам некогда было спать на подушке, мы отдыхали в поле на кулаке. От того, что мы трудились, обрабатывали землю и своими трудами кормили Россию…
Монах Севастиан (Александр Алексеевич Хмыров)
В 1931 году мы были раскулачены и сосланы из Тамбовской области в Караганду. Там была чистая, голая степь, горелая степь. Нас высадили ночью, шел дождь. Мы вытащили из вагонов доски - нары, на которых лежали, на четыре части их кололи, делали козлики. Потом рубили караганник, накрывали им козлики и получался шалаш. В этих шалашах мы жили. Всех заставляли работать, делать саманы. Я был малолеток, но тоже работал, ворочал саманы, чтобы они просыхали на солнышке, из саманов и дерна делали домики. Только успели стены поставить, началась зима, а потолков нет, в декабре открылся сыпной тиф. Питание - преснота, суп пресный и хлеба давали по 400 граммов. Народ гиб. Вот, дома без потолков, снег валит, люди вставали из-под снега, которые живые были, а которые неживые под снегом лежали, их вытаскивали и клали на повозку. И везут, тянут эту тачку мужички такие же изнуренные - насильно заставляли собирать и возить мертвецов. И такое было - везут эту повозку, и тут же падает, замертво. Его поднимают, кладут сверху и пошли, дальше тянут…
Ольга Сергеевна Мартынова.
Наша семья жила в Астраханской области. Отец, мать и семеро детей. В 30-м отца принуждали вступить в колхоз, но он отказался. И однажды заходят к нам три женщины, двое мужчин и говорят:
- Здравствуй-здорово, Сергей Петрович! Вы подлежите раскулачке!
И всю ночь делали опись, каждую тряпочку описывали, каждую кастрюлю. Подогнали подводу, вывезли за Астрахань в пустынное место в степи. Было нас семьдесят семей, построили из досок сарай и жили полтора года. А 1 августа погрузили в товарные вагоны, и, как скотину, повезли. У нас не было ни воды, ни хлеба. И туалет был в вагоне. Вагоны качались, как пьяные, и уже в дороге люди стали умирать. Через 19 дней привезли в Пришахтинск. Там поле, а на нем высокий караганник. Палатки поставили для надзирателей. Какой-то начальник ходил и шагами отмерял участок на каждую семью: четыре метра так и четыре метра так (как раз на 2 могилы!) Сказал:
- Ваш адрес: улица Реконструкции, 14, можете писать домой.
Караганник нечем было вырубить. Залезли в него на нашей доле, четыре на четыре, и стали копать ямочку. Выкопали, где-то набрали палок, поставили над ямой, как шалашик, караганником накрыли, на дно постелили травку - вот и весь приют. И все мы там 9 человек, друг на дружке лежали. Через неделю умерла младшенькая, а потом другие. 18 марта 1932г. папа заболел тифом, а везти в больницу милиция не пускает, а я - то девчонка была, меня милиция не била (тогда били всех, а меня не трогали) и мама говорит:
- Отвези папу в больницу
Я пошла, нашла подводочку и отвезла. А больница была - ни окон ни дверей, и в самом здании снег лежал и лед на полу. У папы была высокая температура его положили на лед. Утром я пришла, а папа уже готов, застыл на льду... Весной всех на работу стали выгонять, саманы делать. Детей заставляли охранять сохнущий саман, чтобы казахский скот его не потоптал. А глянешь в степь, в сторону кладбища - тьма-тьмущая несут покойников. Да не несут, а находят досточку и волокут за веревку по земле. Это Пришахтинск, Тихоновка, Компанейск - там общие могилы были метров двадцать длиной и шириной метра три с половиной, чтобы ноги с ногами укладывадись. Рядами кладут, кладут…. Полную доверху могилу наложат и так закапывают. В нашей семье остались только мама, и я с сестрой…
Из книги известного карагандинского журналиста Екатерины Борисовны Кузнецовой «Свой в своего всегда попадет» www.karlag.kz
Ко времени образования карлага Соловецкие лагеря уже теряли свое значение. Гигантский спрут из колючей проволки пополз на север и на Восток, отторгая от страны все новые и новые огромные территории. Карлаг захватил земли Центрального Казахстана. Сооружение лагеря началось в самые трагические для местного населения месяцы - в степь пришла коллективизация, а с ней голод косил людей безжалостно. Унылые караваны полуголодных животных и еле передвигающихся людей поползли на юг и на север. Казахи искали спасения с Средней Азии и Сибири. Немногие из них остались в городах, пытаясь пережить страшное время. Часть ушла за кордон…
Караганда представляла из себя небольшое поселение, состоявшее из маленьких глинобитных домишек, лепившихся к шахтам, - источнику существования. Пыль, грязь, безводье, нищета - так выглядела она в те годы. Маленькая станция с неказистым вокзалом была воротами в этот угольный ад, представлявшийся раем несчастным, голодным степнякам, тем из них, кому удавалось добраться сюда из умирающих аулов. В аулах свирепствовали уполномоченные в кожанках, свято исполнявшие приказ партии: отнять все, до последнего стебелька, увести всю живность, до последнего ягненка. Под красными знаменами и лозунгами, написанными рукой кожаных комиссаров, ползли по степи телеги, груженные зерном, семенили стада, погоняемые новоявленными хозяевами жизни – так начинал свое победное шествие социализм по казахской степи. А по обочинам валялись мертвые, погибшие от голода, и никто не спешил их хоронить. Тысячи имен канули в безвестность…
Первыми «населенцами» лагеря были монахи и священники, их привозили в бесчисленных вагонах на пыльную и грязную станцию, выгружали и строили в колонны. Людей мучила жажда, безжалостно сек ледяной ветер. В те годы зимы бывали лютыми, лето жарким, а весны долгими и промозглым, с мокрым дождем и перепадающим снегом. Первым досталось особенно. Им предстоял долгий пеший путь по необьятной и безбрежной степи. Они шли кто в чем, многие почти босиком, и ветер развевал подолы черных ряс, Они сами строили тюрьму себе и тем, кому предстояло продолжить их смертный путь. Они лепили из глины и кизяка кирпичи-саман. Строили длинные бараки с маленькими оконцами и плоскими крышами, тянули «колючку». День за днем, километр за километром осваивали они территорию, превращая ее в лагерь. Казахи, встречавшиеся им на пути, были еще несчастнее их. Оборванные, голодные, еле передвигающие ноги, жались они к своим ободранным юртам. Заключенные делились с ними лагерной пайкой…
Ну, а что же сказать о планах первых пятилеток? Ну конечно, они были выполнены! (Правда какой ценой!). Мы за ценой не постоим! История Караганды это история Карлага и история крестьян спецпереселенцев 30-х годов. До этого города не существовало. На этом участке степи было несколько переселенческих поселков, возникших в начале века - Старая Тихоновка, Большая Михайловка, Дубовка, Федоровка, Крещеновка, где жили русские поселенцы. 19 декабря 1931 года было принято решение об образовании в Центральном Казахстане одного из филиалов Гулага 4 - Карлага, который первоначально получил название «Карагандинский совхоз-гигант ОГПУ». Целью его организации было освоение земель крайне сухих степей и полупустыни. Условия жизни заключенных Карлага были невыносимыми. Акт, составленный проверяющими работниками ГУЛАГа, от 5 февраля 1941 года : Заключенные размещены в саманных бараках, двойные нары, пол земляной, зимних рам нет. Грязь, сырость, печки в бараках топятся не ежедневно. В мужском бараке температура воздуха +4, в женском +16. Баня прачечная, дезкамеры из-за отсутствия топлива работают редко. Обнаружена массовая вшивость, мало белья, которое не меняется и не стирается. Зимняя одежда имеется менее чем у половины заключенных, у большинства на ногах летняя обувь. Кипяченая вода, как в бараках так и на работах отсутствует. На работах нет даже сырой воды, вместо воды едят снег. Питание, по качеству не соответствует калорийности. Имеются случаи невыхода на работу по разутости и раздетости. Считаются отказчиками от работы, паек им уменьшается, их отправляют в ШИЗО (штрафной изолятор). Частые попытки к бегству заканчиваются «ликвидацией».
Хозяйство Карлага процветало. Кроме изобилия дешевой рабочей силы он имел крепкий мозговой центр. В нем содержались ученые с мировым именем, политики, деятели культуры, военноначальники, люди духовного звания, монашествующие, высококвалифицированные агрономы всех уклонов, зоотехники, медицинские работники, экономисты и пр.
Сфера влияния Карлага распространялась от Алтая до Бетпак- Далы, от «Казахстанской Швейцарии»(курорт Боровое) до Заилийского Ала-Тау, на территории, равной территории Франции. Карлаг располагал реальной властью оружием, транспортными средствами, содержал почту, телеграф. Состоял из 26 отделений, расположенных, в радиусе от 2 до 400 км от Долинки, вокруг которой выросли лагерные зоны, оборудованные чин по чину (ограда из колючей проволоки с козырьком, сторожевые вышки, контрольная пропахиваемая полоса, круговые посты караульных собак). Хозяйство Карлага процветало, на всю страну гремела слава совхоза и его опытной сельскохозяйственной станции. Рекордные урожаи давали капуста, огурцы, помидоры. Небывалых результатов достигли селекционеры. Они вывели новые сорта озимых, яровых, кормовых культур, картофеля (сорт «Эпикур» давал по 60 тонн с га). Кроме того, было организовано скотоводческое хозяйство. На ВДНХ демонстрировалась корова Морошка, дававшая 12 тысяч литров молока в год. Огромнейшие отары овец, с середины лета до поздней осени, шли своим ходом из различных отделений Карлага вплоть до Петропавловского мясокомбината. Был сахарный завод, стекольное производство, катали пимы, выделывали кожу. В цехе № 3 РМЗ (ремонтно-механический завод на Федоровке) в военное время выпускали мины М-82, Карлаг кормил армию, давал государству зерно, мясо, оружие, одежду. Но заключенных за людей не считали, кормили баландой, ячменем «анютины глазки», и ежедневно из Долинки приезжали судьи и судили заключенных за то, что кто-то взял морковку или свеклу….. Набор приговоров известен… И когда сейчас в последнее время проявляют такую умилительно - трогательную заботу о ветеранах Великой отечественной войны, невольно начинаешь считать: откуда их столько, как они дожили до 78- 85 лет если участвовали в боях, перенесли жуткие невзгоды фронта и послевоенную разруху. Это не фронтовики! Это благополучно «воевавшие» в тылу, те же судьи из (троек, охранники лагерей , и пр. номенклатура , имевшая воинские звания, и теперь приравненная к фронтовикам . «Я кровь мешками проливал! » Чью? и Где? На каких фронтах - карлаговских, идеологических ?
В Алма-Ате на курсах в среднеазиатском противочумном институте проходя специализацию по особоопасным инфекциям (читай бактериологическое оружие) жил на квартире. На Новый год попили вина домашнего с хозяином (примаком). В пьяном угаре, в полночь, у него жутко глаза горят, хочешь покажу свои награды, достает из шифоньера мундир голубой полковника. Примерь. Меня до пола согнуло, столько железа, стал разглядывать, за что, спрашиваю, эти высшие награды? Это за Новый год. Накануне пришел секретный пакет, с надписью: вскрыть в 24.00, 31 декабря 1944 года. Вскрыл пакет, и согласно приказа, открыл ворота разделявшие зону в лагере между чеченцами и крымскими татарами. Они перезазали друг друга за ночь. А утром автоматчики обошли бараки, кто еще был жив, всех достреляли , а весь лагерь сожгли. И этот старик, родом с Ставрополья, до конца жизни прятался на окраине Аллма - Аты . Территория Карлага была равна территории Франции. Столицей Карлага был поселок Долинка (33 км от Караганды), воротами, куда прибывали заключенные, станция Карабас и братской могилой тысячи тысяч его узников стала безбрежная степь Центрального Казахстана. В центре Долинки размещался третий отдел - тюрьма в тюрьме, где заключенным добавляли срок, подвергали пыткам, производились расстрелы. В Карлаге работала выездная комиссия - коллегия областного суда в составе трех лиц называемых «тройкой». Приговоры исполнялись на местах. Приговоренных ставили на колени на край могилы и стреляли в затылок. Регистрировали их как умерших личные дела уничтожались.
Обратилась ко мне в Кустанае женщина, родившая в 1945г. в Караганде. Проблемы с детьми. Сыну за 30, к женщинам равнодушен, у дочери все нелады и мать парализована. Я пришел в шикарную квартиру. Громадный портрет увешенного орденами ее отца такой же и ее мужа покойного провел сеанс биоэнергетики её матери. Она оживилась разговорились. Я сказал что тоже родился в Караганде, как и ее дочь, на Федоровке в ста метрах от лагеря заключенных военнопленных . «А я там часто бывала, знаю, помню». Они с мужем, у обоих вся грудь в боевых наградах, были в этой «тройке». Мать исповедалась и через 3 дня умерла. Через полгода дочь находят мертвой, - передозировка наркотиков. Снова пришла плачет, за что и муж был старик из той же системы и любви не было… Что я мог сказать умной интеллигентной обаятельной женщине. Есть проклятье рода 17, 31, и 37-39. И ее крик из глаз « За что…». А за то, что твой отец стрелял в затылок людям, соотечественникам. И пока другие погибали на фронте, он ордена и медали получал:
«Я был батальонный разведчик ,
А он писаришка штабной,
Я был за Рассею ответчик,
А он спал с моею женой..
Ах Клава, любимая Клава,
Неужто судьбой суждено,
Чтоб ты променяла, шалава,
Меня на такое пшено…» ( Продолжение см. " Туйновы 1,2..."



19-03-2008 23:12

Re: Т Р Е Т И Й Д О М О Т К Л А Д Б И Щ А
повесть
Горечь, грусть, боль ужаса пронзившая тебя всего - на всю жизнь - боль близких и не...погибших от этой боли и кошмара красного ТЕРРОРА...и он продолжает, уже в другом обличии - убивать, и отнимать у нас самых близких нам...Без максимального РЕЗОНАНСА о каждой жертве ТЕРРОРА - нам от него не избавиться...
Я был за Рассею ответчик,
А он спал с моею женой..
Ах Клава, любимая Клава,
Неужто судьбой суждено,
Чтоб ты променяла, шалава,
Меня на такое пшено…»
Помните послефронтовые песни по вагонам и на базарах, под гармошку:
«Дорогие братишки сестренки…
Я геройски сражался в бою…
Вас 15 копеек устроят,
Для меня ж это рупь трудовой…»
Карагандинский клуб туристов–альпинистов был одним из сильнейших в Казахстане. Под руководством преподавателя горного техникума Пагануцци отправлялись, начиная с 1956 года ежегодные экспедиции туристов в Фанские горы, была составлена карта этого белого пятна - « Я сердце оставил в Фанских горах...». Начиная с 1962 года, на майские праздники, выезжали для проведения соревнований по туризму скалолазанию на станцию Калагир, (КАрагандинский ЛАГИеРь-казахская транскрипция) за 100 км от Караганды. В 1963 году проезжаем от Караганды поездом станцию Карабас - точка прибытия узников Карлага, лаерь распределитель, Чурбай-Нуру (по названию речки). Три реки в Карагандинской области Нура, Чурбай-Нура, Сокур, служили базами для поливного земледелия Карлага. Сидим поем свои песни под гитару. Дошли до фронтовых, спели вышеупомянутые. И вдруг кто-то мне :
- Стас, на спор, пройдешь по вагону с этой песней…?
- А давай!
Гитару на шею, за мной следом с кепкой другой, запел в соседнем купе:
«Ночь прошла в полевом лазарете,
Где дежурили доктор с сестрой,
А там, на железной кровати,
Умирает боец молодой...»
Идем дальше. Смотрю у людей, особенно пожилых, на глазах слезы. Дошли до конца вагона. Друг говорит:
- Пошли в следующий вагон, смотри, сколько насобирали.
Смеется, а у меня спазмы в горле, сразу настроение упало
- Нет пошли назад.
И до самого Калагира молча смотрел в окно.
Сотрудник Кустанайского КГБ, курирововавший пединститут, где я заведовал кафедрой медподготовки, активно участвовал в травле против меня, организованной некоторыми «учеными мужами местного розлива», и не очень учеными дамами, опасавшимися, что Мастеров метит на должность проректора по науке. В 1985 году у меня было опубликовано 37 научных работ, тема докторской диссертации «Особенности адаптации студентов первого курса к новым условиям обучения» была включена в план Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Руководитель академик Сердюковская, директор НИИ института гигиены детей и подростков АМН СССР.
Итак, в мае 1986 года меня неожиданно увольняют, суд выносит решение о незаконности увольнения и о восстановлении на работе. Немедленно возбуждается состряпанное уголовное дело, решение суда не выполняется, назначается другой заведующий кафедрой. Затем уголовное дело разваливается, суд снова принимает решение о восстановлении. В сентябре восстанавливают, но просто в должности старшего преподавателя. Чередой организуются комиссии по мою душу из облздрава, обкома партии, Минпроса КазССР, Минпроса СССР. В феврале 1988г. повторно увольняют. С тех пор, 17 лет безработный. Мотался по всей области с лекциями по линии бщества «Знание», «Общества книголюбов», затем изучил самостоятельно астрологию, чем и занимаюсь до сих пор.

Прокуратура Кустанайской области
9. 10. 1997 г. № 13\2915

Справка о реабилитации

Мастеров Станислав Николаевич, 1941 г.р., незаконно выселен с постоянного места жительства в административном порядке в спецссылку, в связи с раскулачиванием в 1931 году. В составе семьи состоял на спецучете в органах МВД без права передвижения с 1941 по 1947 г. На основании Закона РК о «реабилитации жертв массовых политических репрессий» от 14 апреля 1993 года, Мастеров С. Н. реабилитирован.

Наконец-то, через 66 лет меня реабилитировали! Теперь, дождаться компенсацию за кровь предков, а то уже прошло 74 года! Или ждут, когда все перемрут? Разумно, и дешево и сердито и платить никому не надо.
Население Караганды в те годы составляли прикрепленные к угольным шахтам с пометкой «навечно» все те же спецпереселенцы, а также освобождавшиеся со справкой «вечная ссылка в Караганду», бывшие узники Карлага. 2\3 населения города не имело паспортов и каждые 10 дней должны были отмечаться в комендатуре.
В 1944 году Севастиан с сестрами-монахинями купили дом побольше на Западной улице, где устроил небольшую домовую церковь, ходил по домам совершать требы, хоть разрешения не имел.
Ольга Сергеевна Мартынова вспоминает: В феврале 1946г. умер свекор. Отпевать его привезли Батюшку, о. Севастиана. На санях гроб везли до кладбища 12 километров. А мы шли за санями пешком. Мороз был очень сильный, дул ветер. Мы закутались с головы до ног, а Батюшка вышел почти раздетый, в бедной рясе, прикрыл свою голову стареньким шарфиком и голой рукой нес крест железный впереди себя. На обратном пути я спрашиваю батюшку: « Как же вы в такой мороз голой рукой крест железный держите?». А он отвечает: «Да это что! Вот у меня было такое испытание: когда меня принуждали отречься от Православной веры, то поставили в одной рясе на всю ночь на мороз и стражу приставили. Стража менялась через 2 часа, а я бессменно стоял на одном месте. Но Матерь Божия опустила надо мной такой «шалашик», что мне было в нем тепло. А утром меня повели на допрос и говорят: «Коль ты не отрекся от Христа, так иди в тюрьму» и посадили на семь лет.
Рассказыает Раиса Ивановна Кузьмичева. Наша семья была выслана из Курской области а 1931 году в Компанейск. Самые тяжелые были 31-33 года, люди умирали семьями… В 1939г. мама услышала о батюшке Севастьяне и повезла в Большую Михайловку крестить годовалого братика. Батюшка был еще очень слабый, он в это время только из Долинки освободился. В военные годы Батюшка стал приезжать к нам в Компанейск. Всех вдов и сирот он собирал вокруг себя и старался помочь им, хотя и сам жил очень бедно, в день его приезда мама просила меня залезть на крышу и смотреть, когда Батюшка пойдет от станции к нашему дому. Я помню как он шел, - белая борода, белые волосы, светлый плащ, серая шляпа, с палочкой идет и все бегут к нему за благословением. Потом мама посылала меня в 15 поселок сказать и там, что Батюшка приехал. Каждый его приезд был для нас праздником. Узнав Батюшку еще ребенком, я невольно отметила его непохожесть на других священников, в то время в наших краях жили и другие освободившиеся из долинки иеромонахи: о.Кифа, о.Макарий, о.Парфений, о.Кессарий, о.Пармен. Все они были хорошими священниками, но ни один и них не вызывал такого благоговейного чувства, как о. Севастиан. От него исходили токи благодати, и все ощущали это. Даже внешность у батюшки была необыкновенная: благообразной, одухотворенное лицо, проницательные темные глаза, шелковистые, как у ребенка, волосы. Батюшка был очень деликатным, тактичным, никогда никого не унизил, не оскорбил, не оборвал, он никогда не подчеркивал физических недостатков человекаю И в присутствии Батюшки никому не приходило в голову сказать про кого-то что он глухой, хромой, слепой, и пр. Вокруг Батюшки было высоконравственное поле, попадая в которое, делать подлости, говорить грубо было невозможно. Везде, всегда и во всем Батюшка был тихим, скромным, и даже добрые дела он старался делать незаметно. Иногда подойдешь к нему под благословение, а он очень аккуратно сунет в руку вчетверо свернутую денежку. Часто после его визита в наш дом, вечером, разбирая постель мы находили по покрывалом деньги. За 23 года моего знакомства с Батюшкой, я никогда не слышала, что бы он похвалил сам себя. Напротив, часто говорил: «Я человек малограмотный, четыре класса закончил и дара слова у меня нет, и голоса у меня нет» В 1951 Батюшка купил нам маленький домик на Мелькомбинате. К этому времени многие верующие по благословению батюшки уже переехали на Мелькомбинат из Майкудука, Тихоновки, Пришахтинска, Компанейска. В основном это были остатки семей, уцелевшие после перенесенной ими трагедии 31-32 годов спецпереселения. Насельники Мелькомбината - это люди с исстрадавшимися сердцами, с переломанными судьбами, вдовы, осиротевшие дети, у каждого была своя боль, свои кровоточащие душевные раны. К каждой страдающей душе Батюшка находил подход, также в окружении старца было много монашествующих, высланных в караганду в годы гонений и приехавших позднее к нему из Центральной России. Среди них были люди уникальные, талантливые, подвижники высокой духовной жизни. В целом это была крепкая христианская община, степной казахстанский скит, который во время безбожного коммунистического режима сумел организовать и взрастить на святой земле карагандинских лагерей Оптинский старец. Однажды он с двумя монахинями посетил общие могилы в которые 13 лет тому назад клали по двести покойников спецпереселенцев, умиравших от голода и болезней, и зарывали их без погребения, без крестов, (где и покоится моя бабушка Наталья Дмитриевна Туйнова- Россинская. С.М.) - старец, посмотрев на все это и обо всем наслушавшись, сказал: «Здесь день и ночь, на этих общих могилах мучеников, горят свечи от земли до неба». И был о. Севастиан молитвенником за всех их.. В 1953 году было получено разрешение на проведение служб в молитвенном доме, но литургию Батюшка мог служить только тайно на частных квартирах верующих, (в частности и в третьем доме от Федоровского кладбища по ул. Степная, потом Рыбалко , 4, в соседнем доме с нашим. С.М.). И после утомительного трудового дня, после келейной молитвы, Батюшка, маленький, худенький, в длинном черном пальто и в черной скуфейке, в три часа ночи шел своей легкой, быстрой походкой по темным карагандинским улицам в заранее условленный дом, куда по двое по одному украдкой собирались православные. Окна плотно завешивались одеялами. Службу заканчивали до рассвета и люди по одному по два расходились, мы с соседскими мальчиками Витей Чекушкиным и Вовой Серебряковым сидя под окном подслушивали необычное незнакомое но волнующее почему-то пение звучавшее внутри дома но тянуло в сон ночь глубокая а завтра в школу. А рано утром заходила к нам тетя Вера Плетникова и приносила горячие оладушки, осташиеся от утреннего завтрака верующих после молебна, приготовленных из муки принесенной верующими с мелькомбината (им выдавали муку в счет зарплаты, а для нас мука была большой редкостью).

Первоцелинники - спецпереселенцы освоили тысячи и тысячи гектаров целинных земель, к середине 30-х годов на территории карагандинской области и Осакаровского района создали 25 экономически крепких колхозов и разработали первые шахты Карагандинского угольного бассейна. Но, если попытаться подвести итоги и назвать число загубленных только в 1931-33 годах крестьян спецпереселенцев то, исходя из того, что из четырех выжил только один, окажется, что в наскоро отрытых на окраинах спецпоселков рвах и под желенодорожной насыпью от Акмолы до Балхаша вот уже более 70 лет покоится прах примерно полмиллиона крестьян и их детей. А через четверть века, после указов о реабилитации жертв политических репрессий, амнистий, работать в колхозах и совхозе-гиганте Карлага стало некому, и кликнул клич Хрущев - на освоение целинных и залежных земель (что это за «залежи», и кто их приготовил скоромно умалчивается уже больше 70 лет.)

ГСК республики Казахстан,
Центр криминальной информации
16 сентября 1996 года
Ясинской - Туйновой О.К.
Справка
В специальных фондах хранения Центра криминальной информации отсутствуют сведения о трудпоселенцах, выселенных из российской федерации в 1931-1933 годах, В ПОРЯДКЕ раскулачивания. Материалы учета комендатур, где состояли под надзором трудпоселенцы, в архив не сдавались, в 1953 году высланы в МВД Каз ССР, ГДЕ были УНИЧТОЖЕНЫ.

МВД РФ

УВД Курской области

АРХИВНАЯ СПРАВКА 12. 11 1996г
В документальных материалах архивного фонда имеется «Анкета на выселяемые кулацкие хозяйства Фатежского района» в которой значится:
Туйнов Константин Тихонович, жена Наталья, сестра Прасковья, дочь Анна, дочь Анастасия, дочь Ольга, сын Георгий, сын Петр, сын Иван, сын Федор, невестка Клавдия. В 1929 году \ до раскулачивания \,имел 9 десятин надельной земли, 2 лошади, 1 корову , 8 овец, 2 свиньи, 2 плуга, повозку, 2 хаты, амбар, ригу, сарай, молотилку, просорушку.. Хозяйство практически раскулачено, В настоящее время имеет 1 лошадь, 2 овцы, 1 хату. Обложен твердым заданием.

Крест Севастьяна образован в Караганде железной дорогой и параллельно ей ось тюрьма - кладбище а перекладина креста, это построенная им на базе обычного дома его церковь в Большой Михайловке, пригороде Караганды и храм собор Пресвятой Богородицы в микрорайоне Юго-Восток, где в правом приделе, у алтаря, находятся его мощи. На этой же оси, на кресте Севастьяна был и молельный дом ближе к Зелентресту, к железной дороге, к Федоровке, в котором крестились дети верующих другой конфессии, в основном немцы, Рожденный на Кресте или крещенный на Кресте Севастьяна, получает особую защиту от него, тайное невидимое покровительство и особый флер, который чувствуют священники... В 1974 году занимался с гороскопом и лечил 35-ти летнюю Ольгу Крамер. Она - немка, некрещеная . 19 мая звонит: «Мне сон приснился, что вы меня крестили, будьте моим крестным ». 21 мая (21 число Богородицы) приезжаем в церковь. А крещение уже идет. Подождали. Закончился обряд, выходят крестные и новокрещеные. (В этот день было невероятно много крестившихся). Выходит и отец Виктор, очень усталый. Я к нему: «Батюшка, мы опоздали. Это моя пациентка, ей приснилось крещение именно сегодня, и дата 21. Я кандидат медицинских наук, астролог».
Он сразу насторожился и ежиком смотрит: «А вы знаете, как Православная церковь относится к астрологам?»
- А как же? Да побиваемы будут камнями все волхвы, которые шли много лет за Звездой, предсказывающей рождение Христа, возвещавшие о приходе мессии, предупредившие Марию Богородицу, что царь Ирод уже послал искать будущего царя Иудейского и приказал вырезать всех новорожденных детей, и посоветовали Марии срочно бежать в Египет. Разозленный Ирод потом приказал догнать, поймать волхвов, возвращавшихся на родину, спасших Христа и Марию, выполнивших свой долг перед Богом. ВСЕ ОНИ БЫЛИ ЗАМУЧЕНЫ и УМЕРЛИ СТРАШНОЙ СМЕРТЬЮ». Отец Виктор мягко улыбнулся.
- Ну, зачем вы так сразу, не все так считают. Это касается только общения с душами умерших, Черной Магии, сатанизма. Ну а вы сами крещеный ли, когда, где?
- В Караганде, в 1945 .
- Подождите, да там тогда еще и церкви-то не было?
- А нас крестили в землянке, в поселке Федоровка, расположенного возле единственного в Караганде угольного разреза, с большими предосторожностями, в 50 метрах от колючей проволоки лагеря для военнопленных. Пожилой мужчина, с черной бородой, (я плохо помню, мне было 4 года), крестил меня и двух моих братьев и еще двух маленьких девочек.
- А какое имя дали при крещении?
- Святослав. Этот же священник отпевал моего деда в 1952 и еще раз напомнил мое имя при крещении.
Очень внимательно посмотрел на меня:
- Хорошо, я проведу крещение, готовьтесь.
И провел по полному чину! А в крестильном зале только-то: я -, крестный, и Ольга - крестница.
Меченые фамилии рожденных на Кресте Севастьяна… На Федоровке это Качура, Куржей, Залитко, Гуменюк. С Качурами мы были очень дружны, моя мать Ольга их всех вынянчила. И Павлодар и Экибастуз, да и весь Казахстан знает Станислава Павловича Куржея. Его жена Ольга крестила мою сестру Ольгу, а моя мать Ольга крестила ее дочь Людмилу … Уехали в Экибастуз, начинали разрабатывать угольный разрез, который теперь знаменитый «Богатырь».
Звали меня еще «Стас–гладиатор». Первенство города по боксу секундирует будущий трехкратный чемпион Союза, бронзовый призер Олимпийских игр Мехико, Вололодя Мусалимов
-Что-то ты Стас дохлый какой-то.
-Вторые сутки не сплю, ночью дежурил на «Скорой».Утром пару кусочков сахара.
-Кончай в первом раунде, а то до конца не дотянешь…
Сразу после гонга и рукопожания резкий прыжок назад-вправо, нырок и в прыжке боковой сверху (знаменитый удар Прима Карнера, удар пробивающий любую защиту). Соперник из политеха упал на колени…Начали счет, он встал в стойку. Я кинулся в атаку провел серию ударов и завершил «Примой». Опять нокаут! Его секундант выбросил полотенце.
ХЛЕБ-ОЛАДУШКИ
За Федоровкой угольный пласт выходил очень близко к поверхности земли. В начале была заложена шахта, а затем стали вскрывать разрез. О том сколько было сделано трудармейцами и военнопленными в устройстве разреза и сколько их улеглось в степи за Федоровкой можно судить относительно. На месте разреза озеро, Карагандинское водохранилище, любимое место летнего отдыха карагандинцев, много раков. В 1949-53г.г. за разрезом были огороды, нарезались под картофель. Это были земли бывшего подсобного хозяйства лагеря, а дальше были захоронения в 1955-1957г.г. мы ходили купаться на речку Сокур, по шатким деревянным лестницам спускались по уступам разреза среди рева экскаваторов и грохота угольных составов, а затем снова выбирались из этого ада.
Все детство прошло под круглосуточный рев и свистки составов копоть и тучи угольной пыли из разреза, висящий над поселком смог от горящего в отвалах и в самом разрезе угля. Разрез в последние годы перед закрытием расширился в сторону степи, по направлению к нынешнему аэропорту, близко подошел к реке Сокур и экскаваторщики, работавшие на вскрыше, снимали верхний слой земли и породы до самого пласта угля, говорили, что постоянно грузят в думпкары человеческие кости. Многие потом спились. И вот по пути на речку мы продирались через странные заросли караганника: росли они какими-то квадратами, и два шага нога ступает ровно по твердой поверхности, а два шага на 10-20 см ниже уже между кустами караганника. И тянулись эти мертвые безымянные приямки без крестов колышков ли камней далеко, дальше того места, где стоит Собор с мощами Севастиана….
Наш барак, где я родился, находился в 50 метрах от ворот лагеря для военнопленных и мы, 4-6 летние пацаны ходили смотреть, как их поутру выводили работу. Январская лютая стужа, пронизывающий ледяной ветер, и жалкие согбенные фигуры, в старых зеленых шинелях, в натянутых по глаза пилотках , а у японцев (маленькие, все в очках, очки белые от мороза и беспрерывно текущие сопли) бедные пешки, жертвы политических игр и шизофренической мании величия своих «наполеончиков».
День Победы 9мая 1945 года, запомнился мне таким. В 10 утра вдруг послышались винтовочные выстрелы, автоматная очередь. Выскакиваю, в одних трусах, на крыльцо барака. По улице, от лагеря, идут две шеренги солдат конвоя, охраны лагеря. Впереди командир с автоматом, все остальные с винтовками, с примкнутыми штыками … Победа!!! Очередь из автомата в небо, все тоже стреляют вверх, сделали круг вокруг бараков, постреливая … Ну а мы кинулись к черному рупору радио: там марши и песни … К обеду весь барак пьяно гудел, песни, патефон, пляски…. Победа, победа!!! Ур-ра…!

Справа, параллельно железной дороге идет первая улица Федоровки от тюрьмы до кладбища, бывшая Степная, затем переименованная в Рыбалко. Вот и аналогия тюрьма, каторга, ссылка, ул. Степная. «Степь да степь кругом (любимая песня), потом «умирал ямщик» и потом «схорони меня», вот и кладбище, вот и первые дома от кладбища, где и прошло мое детство. Каждое лето пас свою корову возле кладбища и железной дороги. Все детство, все каникулы школьные, сидя под могильной оградкой, под деревцем или на могильном холмике с книжкой. Так к 9 классу перечитал все книги федоровского Дома культуры, и, естественно, все похороны, отпевания пасхальные и другие службы проходившие на кладбище, были в моем, при том вынужденном, присутствии. И в окнах первых домов первой от кладбища улицы часто отражалась личность Севастиана… Чаще всего он отправлял службу в доме Степная (Рыбалко) 4, где жили тетя Вера и дядя Егор Плетниковы, ночевал в доме номер 3, где жили их родственники Плотниковы, а мы Туйновы, и Мастеровы жили в доме номер 5, Там же жили еще Язевы, Дикуны, Чекушкины, Блига , Шмидт. Домик Чекушкиных, номер 2 стоял в З0 метрах от кладбища.. А оно делилось на части, ближе располагалось чеченское, окруженное рвом, затем казахское, мусульманское дальше русское, православное, немцы украинцы и пр. находили там упокоение. На похороны сбегались дети из ближайших к кладбищу домов, и мы пастушки своих коров, Витя Серебряков, Малышевы. Изредка у могилы проводилось отпевание. Интересен нам был запах кадила, необычно яркое облачение священника, слова молитв среди серых, бедных могил, да и что скрывать, иногда доставалось по конфетке и печенюшке, или кусок батона. И еще одно воспоминание тех лет: всегда хотелось есть… и сейчас если кусок хлеба валяется… Мука тогда была редкостью, пирожки с картошкой, оладушки были большим праздником. И очень часто почему-то молодежь заглядывала на кладбище. Танцы 2 раза в неделю, кино в 8 а днем то кого то родитель пошлют могилку поправить то кого то хоронят то футбол гоняем на пустыре возле, то в холодке по деревьями с бутылочкой вина. Пить в будни и днем очень не одобрялось. Нравы в поселке строгие были, понятно - 30 лет постоянного страха, что пережили выжившие наши родители, и ведь только в середине 60-х стали потихонечку рассказывать.
Однажды в 1960 поздней осенью идем с танцев, моросит мелкий дождичек, а нам что, местным пижонам в красных носках и плетенках из линолеума, штаны в обтяжку. Стиляги! Клетчатые рубашки - ковбойки навыпуск и синие береты. Мода тех времен. Днем Валерка Качура приходил ко мне, пошли на кладбище, побродили видим свежевырытая могила в середине кладбища, кого-то подзахоронивать собрались. На дне могилы оставлены кайло и лопата. И вот Валерка мне, со скуки, для балдежа:
- А ты сейчас сможешь сходить на кладбище и принести кайло и лопату из могилы ? Спорим на бутылку вина, у меня есть дома?
Завели меня. Вышли на окраину поселка, до кладбища метров 300, темень, моросит. Они остались у забора крайнего дома, а я пошел, руки расставил, меж крестами, на ощупь. Ветер, мокрые ветки деревьев хлещут по лицу. Жутковато! Но примерно ориентируюсь. Ага! Вот часовня Чекризовых. Маленький деревянный домик-часовня, и на фасаде масляной краской в ряд шесть красавцев чубатых и усатых в казацких фуражках, вся грудь в крестах - братья бабки Чекризовой. Стал, осторожно ступая, ходить кругами: вот мягкая земля из могилы… Спрыгнул, выбросил лопату, кайло. Прыг-скок... Мокрая земля ползет край могилы, рыхлый обваливается руки скользят. НЕ МОГУ ВЫБРАТЬСЯ ИЗ МОГИЛЫ! Сел на корточки, спиной к стенке, сижу. Что делать? Ведь они меня не найдут, да и не пойдут искать, подумают, что обманул их, и не доходя кладбища, ушел спать домой. Вот и отправятся домой, а я до утра замерзну в чужой могиле. И вдруг спиной чувствую, что в 20 - 30 см, за мной, за слоем земли, лежит продавленный сгнивший гроб и скелет! Вскочил, отпрыгнул, как ошпаренный, и откуда только силы взялись. Берет на голове зашевелился, волосы кроткой стрижки ежиком, встали дыбом , Достал складной нож, в стене вырубил одну лунку, вторую .Уперся кулаками в одну стенку, ногами в другую на распор почти вылез, сорвался второй раз еще лунки подправил, подрубил, вылез, лежу на краю могилы без сил встал, взял кайло, вышел с кладбища и бегом к ребятам. А они сидят под забором, замерзли.
- Ну, Стас, мы уже думали, ты там от страха от разрыва сердца помер.
- На тебе кайло узнаешь…
- А что ты так долго?
- Не мог вылезти из могилы.
Пошли пить вино.
На пятом курсе я работал в этих местах сторожем ночным, рекламу делал в областном драмтеатре и еще помогал художникам-профессионалам. Тогда мода была на галереи и аллеи передовиков. На машзаводе с fotoграфий через эпидиоскоп рисовал лица передовиков, раскрашивал, а они получались мало похожими на себя. Тогда приходилось брать кисть и краски и «ретушировать» портреты чтобы добиться сходства. Задумал я купить мотоцикл. Денег хватало. Пошел к Ваське Кузину. Ну, давай сначала обмоем, а потом пойдешь покупать. Так и порешили. Выпили пошли на кладбище прогуляться. Идем и видим, свежую могилку: Шмаков разбился на мотоцикле, пьяный… А тут вчера китаец Витька на своем мотоцикле с коляской так к грохнулся что его коленная чашечка ускакала вперед на 15 метров. Васька и говорит мне
- Слушай Стас, я твой друг, я тебя люблю, я хочу чтобы ты жил, поедем, лучше возьмем еще вина. И куда тебе ездить? В институт можно и на автобусе. Пошли вмажем?
На том и закончился мой мотоциклетный бред.
Хлеб на Федоровку в хлебный магазин привозили в 3-4 утра. Летом мы с вечера занимали очередь у магазина, постелив старые фуфайки. Это была наша универсальная одежда. Новые, кто был постарше, одевали в кино или на танцы, и кирзовые сапоги с отворотами - шик, блеск, красота, да белая рубашка нараспашку, а-ля «перший парень на древне», таков был идеал моды тех времен угольной Караганды. Машина с хлебом, подъезжала к магазину в ночной холодный воздух из распахнутого фургона озарялся безумным светом запаха ГОРЯЧЕГО ХЛЕБА!!! Мы наперегонки, истекая слюнями бросались к машине. Кому везло, продавец хромой и вечно хмурый Саламбек, отбирал подавать хлеб из фургона, носить в магазин и складывать на полки. Эти счастливчики покупали хлеб сразу после разгрузки и, довольные, бежали досыпать домой, зажав подмышкой вожделенную буханку горячего хлеба. А мы, только нанюхавшись, голодною слюною истекали, с голодными спазмами в животе, прижавшись друг к дружке под фуфайками, на травке под забором, пытались продремать до рассвета. А там станут походить старушки, старики спрашивать у нас крайнего, кто за кем стоит. Потом к 7 часам подойдут нагловатые молодые мужики, шахтеры угольного разреза. И вот открывается дверь магазина и нас, малышню ночевавшую у магазина, мощный поток напор взрослых сзади вносит нас в тамбур, где 4 высоких ступеньки, бегом не взбежишь, споткнешься, отбросят в угол тамбура или притиснут к косяку. Однажды я только и запомнил последнее как меня продавливаю между дверью и чьим-то мощным бедром, как между вальцами, очнулся на улице под стеной магазина - вынесли бабульки.
Да… воспоминания счастливого детства… Возвращаешься домой, под лучами палящего солнца, грязный, не выспавшийся, волочишь по пыльной дороге фуфайку, и грустные мысли под шуточную песенку:
«Что-ж ты парень приуныл голову повес-и-л ?
В магазине Саламбек хлеба недовесил ….»
А тут вообще не досталось! За то сейчас, с ужасом представляешь, как мать спросит грозно: «А где хлеб? Что мы есть будем?!» В таких случаях, мы отправлялись с братом пешком в Новый город, центр Караганды -автобусов тогда еще не было. А это по жаре идти 5 км. Перебираемся через высоченную железнодорожную насыпь (когда деревья и кусты были большими!), бредем полкилометра до «Зелентреста», (там холодок под деревьями, хорошо!) потом снова, по жаре с километр до «Большой». Там, у крайних домов, недалеко от дома и ныне церкви Севастьяновой, колодец, ведро с железной цепью. Ой и вкусная вода была! Потом 2 км по жаре вверх на возвышенность, где белеют первые многоэтажки «Нового города»: обком, кинотеатр, гостиница (от гостиницы до вокзала и до тюрьмы №16 не было ни одного здания). Там, в магазине, если успеем, купим хлеба, повезет - батон, и назад, по жаре, в самое пекло. В 12 часов, тем же путем 8-10 км. Мне, 8 летнему пацану под постоянные подзатыльники и понукания старшего брата (Тигр, Лев, 19З8 года рождения, успел родиться в благополучные довоенные). Меня он называл «дохлятина» (угораздило родиться через 3 месяца после начала войны). О моей физической мощи говорит то, что всегда в классе я был самым маленький, даже в 10 м классе, на уроке физкультуры, стоял последним. Так что мои хлебные и институтские маршруты и кладбищенская зона многократно перехожены с Севастьяном … И старшая дочь, Лия Станиславовна, родилась ровно за два года до его смерти , 18 апреля 1964 года, и месяц находилась в 200 метрах от церкви Севастьяна, сразу за областной больницей, которую постоянно опекал Севастьян….

ИСТОКИ
Орловский помещик на ярмарке в Нижнем Новгороде, проиграл в карты курскому помещику несколько душ… По праву крепостного права появился Тихон Туйнов, на хуторе, на берегу реки, в селе Большое Аннеково, Фатежского уезда, Курской губернии. А что и как проистекала до этого нить рода… Тихон был молчун, прабабушка умерла рано, его сестра тоже, Констатин Тихонович вообще молчал. Все что я пишу, это то, что узнал в Харькове от дяди Феди и тете Марии Туйновой-Меньшовой, и тети Насти, прекрасная память которой, всё это хранит. Только мать Ольга Константиновна не любила распространяться на эту тему.
Мой дед Константин Тихонович Туйнов родился в 1880 году, на 4 года раньше Севастиана, в селе Анненково Фатежского района, Курской губернии. Вместе с прадедом Тихоном, который был хорошим огородником, выращивал и поставлял курскому купцу овощи. Прошел мировую войну, растил восьмерых детей, работал на поле и в огороде со старшими детьми и женой Натальей с утра до ночи. К 1931 году большая , работящая семья, (старшие дети не отделялись жили все в одном доме) имела на 12 человек, 2 лошади, 2 коровы, 8 овец и 8 десятин земли. Раскулачили эту семью отобрали все нажитое и отправили в ссылку в Караганду… Дед работал на шахте, строительстве, строил кирпичный завод, работал конюхом на скотном дворе угольного разреза.
Мой дед Константин Тихонович Туйнов имел золотые руки. Мастерил он телеги, арбы, клал печи, которые стоят до сих пор во многих домах Федоровки, Михайловки и Кирзаводе. Кстати, и печи в домах, где проводил службу и ночевал Севастиан, на нашей улице тоже сложены им. За год до своей смерти соорудил нам качели и карусель, на которых каталась вся ребятня из прилегающих к кладбищу домов. В голодные послевоенные годы мы выжили благодаря корове Маньке, а потом Зорьке. Дед уезжал на все лето в колхоз, к своему другу Мукушу. Дед уезжал в совхоз или колхоз к своему другу Мукушу. Там на сенокосе работал, зарабатывал машину сена, и поздней осенью, машина с сеном, уложенная по всем правилам, на 2 бастрыка, въезжала во двор. Гора сена сваливалась, шофера кормили и угощали, а мы залазили на стог сена по лестнице, стелили наверху половики, одежду, одеяла. Вот дед уложит нас, руки раскинет: я справа под мышкой Вадим и Юрий слева. Сумасшедший запах свежего сена… Громадные звезды с неба улыбаются… Дед Константин говорит:
- Это Млечный путь, вон Стожары а то Медведицы Большая и Малая.
Какой это был сон на вершине стога сена, под мышкой у деда, под звездным небом …
А первый раз я спал с ним еще в бараке, где мы жили в двух комнатках 7 человек. Однажды я проснулся среди ночи, какой-то страх охватил. Я босиком пошлепал к деду: «Мне страшно..», залез к нему под одеяло, уткнулся лбом в его бороду (он спал на досках, постеленных на железной раме кровати) на тюфяке набитом, сеном. Он прижал меня к себе и я уснул мгновенно.
Последние месяцы перед смертью дед почти ничего не ел, больше лежал за печкой. Однажды в ноябре мать утром спрашивает а где дедушка? Куда делся папаша? Появился дед обеду, молча положил на стол деньги и ушел за печку. Это были деньги за последнюю сложенную им печь. Сколько их, добротно сложенных дедом и дядей Жорой, до сих пор греют людей… Мать заплакала: «Да что же вы, папаша, неужель у нас совсем есть нечего». Умер дед 21 января 1952 года. Утром нас повели к умирающему деду, в ту комнатку за печкой, где потом на той же кровати, головой на юг, спал потом я. Сначала пришел старший брат Юрий, потом дедов любимчик, двоюродный брат Вадим (если ему разрешалось брать в дедовых ящиках любые инструменты, то мне без спроса - ни-ни..! ) Дед задержал на нем взгляд… Теплая искра появилась на секунду. Потом подошел я. Дед смотрел строго, с какой-то грустью, как бы стараясь о чем-то меня предупредить. Уж теперь-то я знаю, о чем говорил его взгляд: «Тебе передаю проклятье рода, отмаливай, терпи…» Посидели молча. Потом дед устало прикрыл глаза, и нас, детей мама с тетей Настей потихонечку выпроводили. После обеда из комнаты деда послышался плач: « Папаша –а-а..! Да на кого ж ты нас оставил ... Осиротели мы….»
Это был год страшных буранов. Люди замерзали в степи сбившись с дороги, угорали. Во время бурана низкие трубы печек бараков забивало снегом, и к весне Федоровское кладбище увеличилось почти на треть. Бураны продолжались с неделю, мы в школу не ходили. Дома до крыш были завалены сугробами. Могилу деду копали два дня. Приходилось прогревать землю кострами, выкопанное тут же заносило снегом. Мужчины, копавшие могилу часто приходили обогреться, обсушиться. Ходил и я с ними один раз, проваливась по пояс в рыхлом снегу, падая навстречу мокроснежным буранным порывам, пробиваясь сквозь серо-сизую тьму по глубокой борозде среди забураненного поля, набив полные валенки снегом. Странные мысли возникли. Вот в этой яме, узко вырытой среди громадных сугробов, в 200 метрах от, дома, который он с таким трудом строил и в котором он сейчас тихо лежит в гробу, он завтра поселится. Где-то здесь рядом под снегом безымянные казахские могилки, могилы с колышками из тюрьмы… Отпевание моего деда Константина Тихоновича проводил Севастьян, в нашем доме по адресу Рыбалко (Степная), 5. Чтобы съездить за ним, отчим Николай Мартынович, попросил лошадь с санями в конторе угольного разреза. Отогревшись и попив чаю (а добираться по бурану через заносы до дома Севастьяна, на Большой Михайловке, там где сейчас его церковь, пришлось около 7 километров. Севасьян с монахиней приступили к обряду. Мне запомнился он как крепкий подтянутый, чернобородый, с пристальным взглядом. Отчим Николай Мартынович вышел в другую комнату. Севастьян спросил: «Почему мужчина ушел из комнаты?» Мать пояснила: «Он католик по крещению». «Пусть войдет. Бог один». После крещения Севастьян посмотрел на меня внимательно, спросил, как меня зовут. Я ответил «Стасик». «Станислав - это польское имя» Мать подсказала: «Вы его, батюшка, окрестили Святославом еще 1945 году».
В соседнем доме на ул.Рыбалко, З Севастьян иногда ночевал. Однажды в ночь на Новый год, в нашем доме собрались все соседи, а меня с малышней отправили в этот дом. Малышня скоро засопела, а я не могу заснуть, лежу на сундуке. Передо мной в углу иконы лампадка, заполняла теплым светом всю комнату, глаза с икон приближаются, смотрят внимательно… Какие-то видения в полусне полудреме ощущение покоя и какой - то тихой радости… Странная, незабываемая ночь… На этом сундуке всегда спал Севастиан, когда приходил проводить службы. Про эту ночь на сундуке я вспомнил, когда посетил храм Богородицы на Юго-Востоке и прикоснулся к раке с его мощами. Пошла та же энергетика, что и на сундуке в далеком детстве, но более мощная, могучая и суровая. Та, в детстве, была горячая. Какие-то теплые волны раскачивали вверх и вниз, а эта ровная, как органная музыка.

ВСТРЕЧА: ПАЛАЧ-ЖЕРТВА
Неотвратимость наказания за предательство традиций. Убийцу всегда тянет на место преступления. Совесть… Предки требуют переоценки, покаяния, чтобы проклятье не перешло на потомков.
Недавно вдруг вспомнил, да так ярко, будто вчера было (1946 или 1947 год) мне было 5–6 лет. Лето, на улице жара, пыль… Играюсь в сарае, в холодке.
Дед Константин что-то мастерит в сарае, (работал конюхом, делал колеса для телег, чинил сбрую) запах свежей стружки, столярные инструменты , молотки, зубила и прочее... Болты, гайки, обрезки дерева, палочки, проволочки - это были игрушки нашей детской поры. Девочкам, матери или старшие сестры , шили тряпочные куколки , платьица.. Настоящих игр

[ Редактирование Втр Янв 29 2013, 07:34 ]
Наверх

Masterov
 Втр Янв 29 2013, 07:31



ID пользователя #441
Зарегистрирован: Сбт Янв 19 2013, 06:40
Сообщений: 68
« Старая… Выпали зубы..»

Свиток годов на рогах…
Ты уже все реже… И страна березового ситца не заманит..
Написал в сентябре пожелание.. Поехать бы.. Встретиться.. Наши последние юбилеи.. С кем по скайпу поговорил.. Кто ответил.. Кто промолчал.. Сразу после дня рождения 2 зуба сами выпали, три сломались в один день. Остальные зубы и старые корни рвал, только на убывающей Луне. И следил что бы не стояла она в это время в Овне и Тельце.. 8 штук в три приема. Один только зуб остался. Жду когда десны заживут - новые протезы поставят..
Потеря зубов- потеря кармической и генетической связи с родственниками.. Это 23-й градус Овна. Там у меня Марс в оппозиции к Меркурию в Весах, где за последний месяц второй раз за тридцать лет прошел Сатурн. « Старая… Выпали зубы..»
Все вспоминаю старшего брата Юрия.. « И чего ты все ищешь каких-то родственников? Тебе это надо? А им?» И еще мама, Ольга Константиновна Туйнова любила говорить - « Стасик! Не смеши людей!»
Все думаю, почему столько лет все тянуло искать родню? И по отцовской и по материнской линии? Чего искал? Чего не хватало? Это 23-й градус Овна. Там у меня Марс в оппозиции к Меркурию в Весах. Меркурий-речь, мышление. Марс- Это 23-й градус Овна. Желание горячее что-то сообщить родственникам.. Пообщаться.. Какое общение у меня было? С отцом почти не виделись за всю жизнь. В Сызрани нашел двоюродных братьев по отцу Гришиных..Такого тепла, как от Туйновых Федора и Марии, дяди Жоры, и их детей ( а видел их в самый радужный и восторженный период пребывания в Харькове с июля по октябрь 58 и с октября 58 по 20 января 1960 в Сталино).. Там чувствовал родовое тепло деда .. И сам наверное настолько пропитался запахом рода Туйновых от деда и матери, перенял какие-то туйновские черточки , когда малышом хвостиком ходил за дедом, когда он мастерил что-то, ходил на огород, на мельницу, в мастерские с тележкой. Потом ко мне присоединился Вадим, родившийся в 45-м.. А когда деда не стало, часто сидел с книжкой на его могилке на краю кладбища, погдядывая за пасущейся недалеко нашей кровой Манькой, потом Зорькой.. И когда братья Туйновы и Коневы в Курске и Анненково встречали меня, у них и их детей тоже видно возникло ощущений чего-то туйновского, чего они не могли знать, но помнили через своих родителей- запах родовой старших Туйновых, от дедов.. Их деда, загинувшего в Карлаге, и моего деда. И еще помнившая дедов Туйновых односельчанка бабушка Ольга сказала-«Очень похож на Костика Туйнова». И племянник Гриша Конев при встрече воскликнул-« Ну вылитый дед Гришака! И голос и манеры и походка!»
Так что сломавшиеся и выпавшие зубы именно в период сразу многих именинников сентября -октября из рода Туйновых (Туйновы : Наташа, я, Виктор, Лариса, Саша, мой внук Женя, дед Константин, Анастасия Туйнова, Марина Туйнова из Курска..) наверное означает, что нужное для корней рода уже сказано и написано.. Сломанные зубы- это ушедшие в другие, может более жизнеспособные роды, потомки.. С нами, уже очень старым поколением Туйновых, запаха наших дедов уж вовсе не уловить.. Все забито дезодорантом современности..