Манька

- Манька!Ма-а-а-анька,- голосом заблудившегося трамвая позвала Шура.У Шуры настала вторая, пока еще не опасная ни для нее самой, ни для окружающих, стадия опьянения.На этой стадии становилась она слезлива и сентиментальна до безобразия и все просила у дочки прощения за то, что загубила ее, Манькину, жизнь.Она хватала Машу за руки и скрипела:
- А помнишь, как в деревне хорошо было?Как все живые были? А?А?
И они чаще всего плакали потом вместе.Иногда заканчивалось это неплохо.Измученная слезами и жалобами Шура засыпала и похрапывала, иногда взвывая и что-то бормоча.И Маша тоже тогда спала.Но часто, слишком часто вслед за покаянными слезами,накатывала на Шуру  прямо-таки вселенская злость.И тогда она гундосила примерно следующее:
-Не было бы тебя, лахудры, я бы в Москве осталась.Замуж бы вышла!А кто меня теперь возьмет?
Вопрос был риторический.Смотреть на Шуру, страшную не от лет, а от пьянства, не хотелось даже родной дочери.
Вот и сейчас Маша глянула исподлобья на мать.Та поймала ее волчий взляд и крикнула:
-Манька, иди к е-ной матери или замуж!
И Манька пошла во двор.