Откровение

– Знаешь, я не говорила тебе – думала, мне показалось… Я начала видеть красоту.

– А раньше не видела?

Я никогда не слышала, чтобы моя мама о таком говорила. И это был первый раз, когда она говорила со мной, как с равной. И поэтому я так удивилась, что чуть было не упустила суть. Вернее, тогда я её всё-таки упустила…

– Нет, доченька, раньше не видела. Мне кажется, это дается напоследок. Может, перед смертью?

Она умерла через двадцать четыре года. А тогда она была на три года моложе теперяшней меня.

А мне тогда было четырнадцать, и говорить со мной, как с равной, было рановато.

– Мам, ну зачем ты опять?.. Думаешь, приятно такое слушать?..

– А ты и не слушаешь... Вернее, не то слышишь.

– Ну хорошо... Какую красоту ты вдруг увидела?

– Не увидела, а стала видеть. Во всём. Небо красивое, деревья. Дождь. Пузыри в лужах...
 
– А  если я тоже вижу? Тоже перед смертью? Небо вон синее, облака плывут, солнце… И дождь я люблю... Ну что ты смеёшься?! Ну маам...

– Мне не объяснить. Я и говорить не хотела, боялась – скажу, а оно исчезнет… Я по-другому увидела, доченька, как картину какую-то... Нет, не объяснить. Исчезнет.

Конечно, я забыла этот разговор очень быстро – другие тогда были заботы и интересы, попритягательнее. И она тоже больше никогда к этому не возвращалась.

Мне повезло – я испытала и осознала это счастье, как и моя мама, и в том же самом возрасте, что и она...

Конечно, и раньше моё романтически настроенное сердце замирало от красоты, особенно в море; я хорошо помню свой первый дальний выход на яхте, когда я резко поглупела и всё время хотела уединиться – и это были первые признаки причастности: поглупение и желание уединиться.  Бывалый народ гнал меня спать после вахты, а когда не получалось – крутил пальцем у виска, но меня это не останавливало.
Часами напролет, в любую погоду я впитывала и вдыхала в себя счастье, а счастье плескалось так рядом, что можно было лечь на палубу, опустить руку в воду, растопырить пальцы и чувствовать, как оно проходит через тебя...

Еще через несколько лет Океан принял меня как родную, полностью стерев в моей жизненной системе чувство страха и заполнив освободившееся пространство безусловной любовью к морю, к воде – на всю жизнь.
 
За полтора месяца в Атлантике я заново научилась видеть – уже не глазами. Но это еще было не то, о чем говорила мама. Конечно, тогда мне казалось, что я полностью посвящена, что уже ничто и никогда не удивит меня большей красотой и гармонией – по большому счету так и есть, и сердце моё именно там начало успокаиваться,  подсказывая мне, что главное, а что – нет...

Ослепляли айсберги, всплывали киты, дрейфовали саргассовы водоросли, летали рыбы – птиц не было, поэтому летали рыбы... Потом засинел Гольфстрим. Забортную воду брали белым ведром – вода в ведре была ярко-голубой. Гольфстрим в ведре...

Но я тогда еще не могла того, что могу сейчас. Не видела картины целиком – той, думаю, картины, которая открылась моей маме, а потом, через много лет, и мне... Я тогда еще хотела бунтовать, разделяла мир на плохое и хорошее, врала и кривила душой: "господи, как надоел этот штиль… или шторм... или ветер, который не в ту сторону..." – произносила такое, разговор поддерживала. Запутывала действительность, не знала тогда, что нельзя. Действительность ничего не понимала про меня, удивлялась: "вроде и сердце открыто, и плачет при каждом восходе, и песни поет на каждом закате, и не боится ничего – своя, одним словом... а вот нА тебе... Чем ей плох штиль?.. А шторм? Вот уж правда, ради красного словца не пожалею и Отца..."

Но она, действительность эта чудесная, или Творец, или Бог – кому как удобней и привычней – умнее нас. Она выжидала, уча и подавая знаки, верила в меня...

...и однажды, вовсе не в море, а выйдя утром вынести мусор, я вдруг оказалась в центре этой картины мира...

Серебристая ива, мудрое старое дерево, источала свет. Лучи солнца казались струями – виден был каждый луч, льющийся сквозь крону. Птицы пели, как скрипки Вагнера. Я подняла глаза – и увидела многослойность неба, мгновенно осознав, как там всё непросто, не так, как кажется... Взгляд мой наполнился, стал медленным – я увидела, каким великим режиссером воплощен этот сценарий. Я поняла, что имеют в виду мои учителя, говоря про светлую пустоту внутри – хотя думала, что и раньше понимала. Я сдвинулась с места со своим ведром,  пошла – и вдруг увидела себя… Рядом со мной шла пятнистая лань с золотыми рогами...

Я вернулась домой с пустым ведром, и мой муж спросил – что случилось? Яичница сгорела. Хоть бы предупредила, что надолго уходишь...

– Я начала видеть красоту, – сказала я.
А потом подумала  –  мама… как ты там?..