Синева

***

Мелькают деревья, кустарники, поля, станции. Людские жизни. Всё меняется, всё подвластно течению времени и скорому движению поезда. Но у меня (как и у всех людей) даже в этот тяжёлый вечер есть то, что останется неизменным. Непоколебимым… это небо, отраженное в моих глазах, полных тоской.

Тёмно-синее небо за окнами поезда. Несменяемо. Нетленно. Вечно. Близко и так далеко… словно глаза одной девушки, которые то преследуют меня, то снова исчезают во мгле. Синий цвет. Тёмно-синий. Глубокий и льющийся нежным потоком, словно платье шелковое.

Шёлк струится по бледной коже. Бледная луна, тёмно-синее небо. Бледная кожа, точёное лицо, которое сделалось ещё бледнее в минуты нашей последней встречи. Последнего, мимолётного поцелуя.

- Вам не слишком душно? – услужливым тоном спрашивает проводница.

- Что, простите? – на миг отвлекаюсь от своих мыслей.

- Не слишком душно? Я могу открыть окно…

Всё верно. Мне слишком душно. Только вот не внешняя температура нарастает. В этом синем комбинезоне проводницы я вновь вижу шелестящее шелковое синее платье. И белые, белые пальцы…

Белый снег и синее море. Небо и луна. Близко и далеко из-за нелепого видения, промелькнувшего в голове любимой девушки, за которой я сейчас отправляюсь, исследуя каждый миллиметр тёмно-синего неба.

- Откройте, если можно…

Интересно, а почему я сам не могу открыть окно? В кармане у проводницы настойчиво звонит телефон. Противная музыка…

Телефон блестит, точно серебро. Серебро. Синий карман и телефон, мелькнувший на его фоне. Зудящая боль в руке и сердце.

- Проводница вагона для людей с ограниченными возможностями слушает… - бодрым голосом отвечает проводница.

Я горько усмехнулся. Да, конечно. За этой нечеловеческой синью неба и призрачных глаз, впечатавшихся в память, можно и не заметить собственной сломанной руки, из-за которой на меня приклеили ярлык: «человек с ограниченными возможностями»… глупо и мерзко. А бледная рука тянется, чтобы снять преграду в виде стекла между мной и синим небом.

- Оставьте. Я сам.

Закусив упрямо губу, я левой дрожащей рукой раздвигаю тяжёлый разъём. До боли, до скрипа зубов.

Окно я не мог открыть, потому, что боялся впустить эту синь. Очаровательную, губительную синь, что выступает слезами на глазах. Лунный свет струей тихой брызнул мне в лицо… и небо открылось. Ветер пахнул, взъерошивая каштановые волосы у проводницы.

Нет… я так больше не могу. Каждый цвет в палитре ночи напоминает о почти-потерянном счастье.


Дурацкие предрассудки на тему моего будущего рядом с ней. Она все уши прожужжала своими предсказательскими штучками…
Сказала, что уезжает из-за того, что я могу с ней погибнуть. Испуганный блеск сверкнул в синих глазах. Ядовитая синь, пропитанная болью.

Синий цвет моего ядерного солнца. Яд подействовал. Отравлен. Отравлен ею. Отравлен и пропитан синими чернилами от её растёкшейся по листу ручки…

Кляксы, кляксы. На сердце – одна большая тёмно-синяя клякса. Клякса души – непонятного синего моря и неба, в которое я буду влюблён бесконечно, ища там звёзды своей судьбы.

Смешная синева. С ней я умру. А без неё буду жить дальше? Скорей всего, умру ещё раньше. Пусть даже от перелома, записавшего меня в разряд людей с ограниченными возможностями.

Беззвучное ругательство. Вновь вспоминаются буквы, цифра «11» и клякса… всё небо теперь кажется одной жирной тёмно-синей кляксой… и белая бумага режет сердце, точно нож, ловя серебряный блеск, как словил его телефон проводницы.

Синее небо так близко… и так головокружительно далеко. Можно протянуть руку – и не дотянуться. Можно смотреть, но нельзя увидеть до конца.

Можно гадать о тайнах, скрывающихся в синей бездне, но нельзя разгадать их полностью. Ты вновь скрыла себя за маской сине-серебряной, моя милая леди.

Значит, вновь мне придётся тебя искать. Невыносимо. Пусто. Как пусто это небо, с которого исчезают постепенно звёзды.

Зажмуриваюсь. До слёз.

- Вы плачете?

- А вы ещё здесь? – с раздражением бросаю я подходящей проводнице. Она кладёт мне жесткую руку на плечо и смотрит на меня с противным сочувствием. Что же, действительно… у неё своя казённая синева есть. Можно посочувствовать тем, чья синица спряталась в чёрной бездне.

- Больно?

Я усмехаюсь. Вот настырная… спрятав все эмоции за бледной маской, я лишь пожимаю плечами и говорю:

- Да. Но не там, где вы думаете.

А к чему врать и скрываться? Уже достаточно. Одна часть моего сердца уже где-то скрылась.

- Надо же… вы умеете читать мысли? – с долькой горечи говорит проводница и подходит ближе к окну.

- А вы – умеете? – отвечаю вопросом на вопрос.

- Нет. А зачем? Видеть всё это так скучно… лучше смотреть на что-то загадочное…. Например, небо. Что скрывается за его синевой? А за белизною луны? Вы никогда не думали об этом?

Усмехаюсь и вновь смотрю туда, куда устремлен задумчивый взгляд. Опять синева… опять клубок мыслей, смотанный воедино.

- Знаете, а по-моему, вы всё-таки читаете мысли…

- Иногда у ищущих своё счастье мысли сходятся…

Я вопросительно посмотрел на неё.

- Когда-то мой любимый человек тоже пропал в синеве. Слышали об «Уснувшей Элизе»?

- Корабль, что недавно затонул?.. Конечно, слышал.

- Ну вот. Это была погибельная для него синева. Я не искала его, думая, что всё будет нормально, зачёркивая свои мысли о том, что может случится непоправимое. Чувствовала, но не обращала внимания. А синева не прощает… синева моря поглотила моё счастье, которое теперь прощальной звездой горит в небесной синеве. Самое страшное то, что я знаю – жить без него не могу. Он приходит ко мне по ночам и шепчет: «Смотри на звезду и думай обо мне…» становится легче, знаете. Нахожу в себе силы, чтобы жить и отвечать осточертевшему начальству бодрым голосом… знаете, возле моего дома, который я почти забыла, этой звезды не видно. Только в поездах предоставляется шанс для поиска своего счастья в вечерней синеве, где лишь бледный холодный лунный свет вместо тёплых прикосновений родных рук! Вечный поиск и вечная синева, без которой я бы просто бросилась под поезд…

- А когда звезда гаснет?

- Трудно. Но выживаю, подкрепляемая надеждой, что звезда снова появится в синеве… бледный свет, бледный свет… синь и бледный, дрожащий луч – порой этого достаточно.

Несколько минут мы стояли молча. Синее небо безмолвно отражалось у меня в душе взглядом, который стал с рассказом проводницы ещё роднее и дороже.

- Я, конечно, не советчик, не предсказатель, но могу сказать точно: ищите, пока есть возможность утонуть в синеве глаз, а не в синеве вечного неба… наслаждайтесь её живым воплощением, а не бледной, дрожащей звездочкой и холодным светом луны… ищите синеву. Ищите синеву. А на всё её возражения по поводу глупых предсказаний передайте вот что, - она протянула мне аккуратно сложенную записку. Тёмно-синими витиеватыми буквами там было выведено посвящение.

Я лишь кивнул, поражённо смотря уходящей проводнице вслед. А бледный луч луны следовал за ней по пятам.

***

На следующий день я узнал имя проводницы, что в день катастрофы на «Уснувшей Элизе» бросилась под поезд. Она стала воплощением легенды метущегося призрака, не пущенного в рай из-за совершения страшного греха.

***

На следующий вечер я вышел на станции, где когда-то вышла моя любимая. Один взгляд в небо… вновь - прекрасная и влекущая к себе синева.

Я зажал записку в руке. Теперь я знал, что мне нужно делать.

«Обещаю… синева моя будет найдена…» - прошептал про себя. Мои слова подхватил шелест травы, в которой пряталась душа за ворохом одежды из казённой синевы. Синева, по которой пролилась кровь.

Я понял, что кровопролития, собственного и любимой женщины, допустить не должен. Лучше – временный поиск и мучительная боль от вида синевы, чем вечный поиск и видение в синеве одного единственного наслаждения.

Роковая станция. И синева, что проводила меня, чтобы потом раствориться в её глазах… снова стать моим счастьем вместе с тёплым прикосновением родной руки.

Луна с тоскливым и прощальным взглядом освещала мои шаги. И где-то в вечерней тьме отозвалось:

«Счастливый… живой…
Он способен своими глазами поглощать синеву…»

Послышался плач, пролившийся на землю в виде прохладного дождя. Синева отступала. Начиналось новое утро.