Часть 2

***

Скорее, налейте мне одиночества,
В стакан, не меньший, чем Черное море…
Мне в нем утопиться, наверное, хочется –
А может, не хочется – вот в чем все горе.

- Мисс… мисс… поднимайтесь! – хриплым голосом произнёс мужчина. Он увидел кровь в тусклом свете фонарей. Он почувствовал слёзы, застывшие на её щеках. Понял, что случай, заведший незнакомку сюда, представляет собой мрачное, неожиданное событие. Но всё равно в голосе наблюдалось некое раздражение.

Когда жизнь много раз ставит неразрушимые неожиданные преграды, уже хочется только одного – хоть одну минуту угрюмого обыденного приевшегося молчания в совершенно непримечательный осенний день.

- Оставьте меня. Прошу, оставьте. Мне не нужны запоздалые воспоминания. Флейта… я играю на флейте… прошу вас, не вырывайте. Не нужно гасить эти звуки, точно пламя дрожащей цветы. Не заглушайте. Не нужно. Будет слишком больно. Внутренняя боль поглотит наружную слишком быстро. Умоляю вас, слишком быстро… слишком быстро… - произнесла незнакомка, отмахиваясь хрупкой ручонкой от пальцев неизвестного ей человека, будто от стайки назойливых мошек.

- Прошу заметить, мисс, что сейчас вы не играете ни на какой флейте. Для того, чтобы играть, следует подняться на ноги, а не лежать возле мусорных баков! – нетерпеливо произнёс мужчина. Начавшейся спектакль с двумя актёрами ему заранее надоел. Сейчас было не до затейливых метафор и прочих словесных оборотов. Образы приелись за последнее время.

Особенно один – старуха в чёрном плаще со стальной косой, обрубающей жизни. Да, смерть казалась беспросветным и тяжёлым явлением. Но… очеловечивать такое жуткое явление? Это было выше его сил. Это было через край, за чертой всего дозволенного. Смерть, по мнению мужчины, не могла иметь никаких чувств. Она просто и безмолвно приходила, не спрашивая ни у кого совета. А разве без сопереживания, без чувств и эмоций, может получиться человек? Настоящий человек, а не раб железной косы?..

- Рационализм проклятый. Зачем ты терзаешь меня? – всё ещё находясь в полудрёме, произнесла девушка.

- Ах, мы теперь и на «ты»… просто чудесно… - процедил мужчина сквозь зубы. Вредно находиться везде день в молчаливом мраке. Нужно хоть что-то сказать, с кем-то вцепиться в перепалку. Ведь когда у человека нет любви в качестве эмоциональной разрядки, единственным заменителем является конфликт. Пусть вполовину так не утешающий и не придающий сил для жизни, но всё же, лучше, чем ничего.

- Мисс… я человек, а не философское направление. Пожалуйста, поднимайтесь. Вы находитесь на ХХХ стрит. Того гляди, совершенно замёрзните. Мисс… если вы не встанете, придётся применить тяжёлую артиллерию – пинки в бок ещё никого не устраивали, верно? А нести на руках незнакомую тушку не в моих принципах, особенно, если я чувствую, что дух моей девушки ещё находится рядом со мной! Она может разозлиться! Очень, очень сильно разозлиться… простите за грубость, но лучше горькая правда, чем сладкая ложь, ведь так?!! – последние слова он прокричал незнакомке в самое ухо, желая, видимо, усилить впечатления превосходства правды-матки.

Девушка, будто облитая холодной водой, вздрогнула и резко открыла глаза, попытавшись испуганно вскрикнуть. Правда, вместо громкого истеричного крика, получился испуганный полу-хрип, полу-всхлип. Едва различив во мраке тёмный силуэт, задрожав всем телом от внезапно нахлынувшего холода (или от страха), она пробормотала:

- З…зачем вы это сделали? Кто вы такой, чтобы лишать меня сна? И вообще… где я? Что произошло? Почему я здесь? Кто… как меня зовут? Как вас зовут? Это (девушка повела глазами в сторону) – мой дом?! - после этих ошарашенных вопросов, мужчина впал в ступор.

«Она это серьёзно? Вот что мне сейчас делать – плакать или смеяться истерично? Если это шутка, то крайне неудачная…»

- Ну… - мужчина набрал в грудь воздуха и попытался сформулировать точный, исчерпывающий, безобидный ответ. Последнее, с его никчёмными нервами и внезапно проснувшимся желанием послать весь мир, отнявший любимую Селин, к чертям, было труднее всего.

- Что – ну?! Почему вы так долго молчите? Сами ведь виноваты, что разбудили меня!

«Хотя бы не на «ты», что уже хорошо…» - подумал мужчина, все ещё успокаивая себя и собираясь с мыслями.

- Отвечаю на все вопросы по порядку. Во-первых, я сделал это, чтобы разбудить вас. Мне-то, в принципе всё равно, что возле мусорных баков лежит какая-то особа, не похожая на пьянчужку из-за дорогущих шмоток и струи засохшей крови на лице, но вот других это может насторожить. В конце концов, среди этих «других» ещё скрываются мои редкие друзья и знакомые. Мне банально жаль их больную фантазию, которая ещё в состоянии выдумывать романтические истории про принцев, королей, любовь до гроба и тому подобное. Это мешает людям настроиться на рабочий лад. Во-вторых, я житель этого дома, которого беспокоит ситуация окружающей среды – всякого мусора из баков, а также ему подобного. В-третьих, вы на ХХХ стрит, как я вам и говорил ранее, но если вам ничего это не напоминает, то прошу конкретнее сформулировать вопрос. В-четвёртых, не знаю, равно как в-пятых и шестых. Этому есть лишь предположения с довольно нелестными эпитетами, так что, прошу не спрашивать. В-седьмых, меня зовут Оуэн Хамилтон, но я предпочитаю звать себя Неудачником и Циником, с которым общаться просто невозможно. Вы уже догадались, наверняка, почему. В-восьмых, вы не успели даже мусорку облюбовать – что говорить о доме! А теперь мой один-единственный вопрос: вы правда не помните чётвёртое, пятое и шестое (если, конечно, помните, что такое четвёртое, пятое и шестое) или просто заговариваете мне зубы, строя из себя несчастную особу, потерявшую память?

Девушка замерла. Сердце в её груди забилось чаще. Словосочетание «потерявшая память» больно резануло без ножа, напомнив о состоянии, в котором она шла сюда, забытая, старавшаяся вспомнить хоть что-то…

Так получилось, что пункт под номером пять она вспомнила сама, выжав из себя робкое:

- Я не прикидываюсь. Извините. У меня действительно не осталось больше воспоминаний о потерянном во мраке имени, происхождении и событии, которое разрушило мой прежний мир, если он когда-нибудь был. Умоляю, если вы что-нибудь знаете о трёх окровавленных трупах и разбитой машине, скажите… это последнее, что я помню. А, нет… ещё была флейта, на которой я играла. Умею. Играть… скажите, скажите мне, если знаете. А за мусорку и окружающую среду простите – у меня просто не было выхода. Так хотелось просто заснуть. Я думала, что всё вспомню, но нет… -слёзы потекли из глаз девушки. Она больше не могла сдерживать себя.

Вновь заиграла флейта, теперь уже разрываясь от тоскливых мотивов.

Теперь пришла очередь удивляться мужчине. Никаких колкостей, только наивные детские слёзы. «Да она не старше двадцати…» - промелькнуло у него в голове. Чувство гнева на миг сменилось лёгкой жалостью. Так жалеют котёнка, который не может слезть с дерева. Жалеют, но всё равно проходят мимо, сказывается людская порода. Мужчина бросил на девушку хмурый взгляд, уже не такой раздражительный, как был вначале. Но всё же, с некоторым пренебрежением спросил:

- Вы вообще ничего не помните, да? Даже мимолётных воспоминаний нет до тех событий, которые произошли до… аварии? Если нет, то лучше сразу признайтесь – не хочу лживых крокодиловых слёз дочери богатого отца, которой негде жить из-за того, что её выгнали на улицу, а это стало следствием её… неангельского поведения! – слово «неангельское» он выделил особенно чётко.

- Авария? – переспросила девушка. Тусклый свет падал в её испуганных глазах.

Там, где разбилась флейта. Вновь представилось это жуткое место. Не вспоминать, даже не протягивать руку. Не смей. Это чересчур больно особенно сейчас, когда ты так слаба. Не вспоминай…

- Судя по всему, вы её описывали! – раздражение вернулось к нему. Бывший теперь жутким эгоистом, он думал, что даже несчастья могут происходить только у него одного.

- Описывала…да… авария… кровь… стёкла… три человека, а может больше, я не разглядела. Страшные лица, безжизненные, стеклянные глаза. Они не хотели умирать, даю слово. Это всё авария… какое страшное слово! Прошу, не говорите его больше. Оно слишком… не надо… не надо…

Она сдерживается вновь, соблюдая невидимые рамки приличия, стирает слёзы с глаз, будто чего-то стыдясь. А эмоции захлёстывают, будто волна. Взрывная волна. Не следует её тревожить, а то сработают внутренние часы.

- Описывала. Это до невозможного больно. Я шла, так хотела вспомнить, кто эти люди, почему я ехала с ними на машине… но всё зря. Я не могу. Не помню. Я действительно потеряла память… или потерялась в воспоминаниях. Всё одно. Извините меня! – шатаясь, девушка встала и хромающей походкой пошла прочь. Но совесть, возникшая буквально неоткуда своей воздушной рукой подтолкнула мужчину и заставила задержать уходящую мелодию.

- Что такое? Я что-то ещё натворила в окружающей среде? – спросила девушка, а огромные серо-голубые глаза становятся ещё больше.

- Нет. Просто… вам некуда идти в вашей дорогой одежде, которая сейчас понадобится местным ворам разве что. Мне жаль тех людей, что получат эти грязные, истрёпанные, потёртые вещи. Поистине, если вы желаете им угодить, вещи нужно сначала постирать, а затем идти на все четыре стороны. А возможно, постоянно стирать, гладить и убираться в одном доме… ведь нужно же мне какое-то вознаграждение за ваше пробуждение! Пока не отправлюсь от одного очень неприятного события, мне просто необходима служанка хотя бы на время поисков вашего прошлого с помощью друзей при отсутствии всемирной сети…сон и питание прилагаются. Пожалуйста, подумайте над этим предложением, ведь такие выгодные условия не валяются на дороге!

- Да. Они валяются возле мусорных баков, - девушка грустно усмехнулась сквозь слёзы. – Однако же, мне действительно некуда идти и сон на настоящей постели, а не на голой земле мне бы не помешал. Тем более, я не помню, где жила и кем работала раньше, так что должность служанки мне подойдёт… всё, что в новинку, для меня сейчас будет хорошим.

- Понятно. Пойдёмте со мной. На руках я вас носить по-прежнему не намерен.

- Господа никогда не носят на руках служанок! – назидательно проговорила незнакомка и, хромая, поплелась вслед за быстро идущей тёмной фигурой.

***

Поднимаюсь по лестнице, шаркая ногами, а он, не оглядываясь, неумолимо тащит меня вперёд. Не слишком любезен, но сейчас мне подойдёт любой прохожий, который начнёт искать мои воспоминания.

Потерялась. Всего лишь найти – как мало и как много одновременно! Боль во всём теле становится то острее, то тише. Не поймёшь её. Мы шагаем на пятый этаж, который незнакомец назвал самым подходящим. Незнакомец? Кажется, он назвал своё имя. Мистер Хамилтон?

Но мне не хватает духу его так называть. Не знаю, почему. Кружится голова, во рту пересохло. По-прежнему жутко хочется спать. Но не следует. Не следует впадать в сон, когда идёшь по лестнице… но глаза слипаются, слипаются, не слушаются…

Прошу вас, мистер Хамилтон, не спешите. Я сейчас упаду и останусь лежать до конца своих дней. Прошу вас, услышьте меня…

Я еле-еле добираюсь до пятого этажа, слышу звон ключей и невнятное раздражённое бормотание. Почему он всё время на что-то или кого-то злится? В конце концов, это тоже может злить. Так пусть злится на себя.

Хотя…он говорил, что в его жизни произошло одно очень неприятное событие. Что же он имел ввиду? Может, тоже аварию? До сих пор вспоминаю это с дрожью.

Он наконец справляется с замком и открывает дверь. Жгучий, яркий свет запыленной люстры… ослепляет, заставляет зажмуриться и произнести:

- Ах!

- Конечно, это не тусклые фонари на улице. Или вы привыкли находиться в темноте? Так я не пренебрегу возможностью выпроводить вас обратно… - шутит ли этот мужчина, говорит всерьёз, потеряв всю свою «жалость»? Не знаю, трудно судить. Знаю только одно… хочу поскорее вспомнить и уйти. Что-то мне подсказывает, что жизнь служанки в этом доме будет нелёгкой.

- Извините, просто неожиданно. Мои глаза способны привыкнуть к этому свету.

- Надо же! Я думал, они только способны лить ручьи по всякой ерунде… что, неужели не смешно? И что меня побудило взять вас тогда?!

- Ваша проснувшаяся пьяная совесть! – ответила я той же монетой и, с трудом сняв пуховик, одела его на кривой железный гвоздь, вбитый в стену и заменявший вешалку. На другой гвоздь мистер Хамилтон повесил чёрное пальто.

- Слушай, я тебя «нанял» не для того, чтобы ты острила и разжигала во мне ненависть… - процедил он.

- А я должна разжигать в вас неземную любовь ко мне? Умоляю, не надо начинать…прошу вас… я же только попросила напомнить… я уже извинилась за ваш нарушенный покой тысячу раз! Но не нужно же думать так, будто с наивными слезами не смогут сочетаться шипы для моей защиты!

Он что-то пробурчал в ответ, а я разулась и стала искать зеркало. Мне просто нужно было стереть эту жуткую кровь с лица… чтобы забыть. Чтобы забыть и вспомнить что-то другое, не менее важное.

Сколько же портретов, сколько портретов одной белобрысой девушки! Я смотрела по сторонам, блуждая в поисках искомого предмета и поражаясь их обилию. Так много, так поразительно много! Они висели на стенах, стояли на столах…

Снежные косы, блестящие бирюзовые глаза, бледная кожа. И узорчатая подпись «Селин» на каждом портрете в нижнем правом углу. Имя. Такое знакомое, до дрожи. Только не могу вспомнить, где же я слышала это имя? Жемчужные серьги. Она тоже любила жемчуг…

Блуждая по комнатам, я открыла незаметную сначала маленькую дверцу. Ключ до сих пор был в замке. Видимо, комнату не успели или забыли закрыть.

Там стоял лишь маленький туалетный столик, на котором было одно только письмо – без конверта, выставленное напоказ. Шуршащая, старинная, пахнущая воском и чернилами, бумага. Видимо, мой новый знакомый любит писать, словно в прошлом веке…

Это было нехорошо, как-то машинально. Хотелось лишь пробежать глазами… хотелось, но удовлетворить внезапно проснувшееся любопытство стало моей неожиданной целью. Может быть, за отсутствием своих воспоминаний, мне хотелось напитаться чужими?

***

« Ты ушла. Эта запись сделана сегодня. Ты ушла, Селин. Ты ушла… твержу это сто раз и всё не могу поверить. Ты ушла из-за стервятника, который уничтожил твою внутреннюю красоту, который насиловал тебя в тайне от собственной жены. Ты сбежала, вернулась ко мне в одном лёгком порванном платье после очередного нападения. А тогда был глубокий снег. Терпеть не могу зиму с этих пор ещё больше. Ты пролежала больная больше полугода. Мне показалось, что прошла целая вечность.

Ты ушла. Недописанное письмо, недосказанное слово. Ты улыбнулась вчера в последний раз, а затем ушла, навечно сломав мой «глухой барабан». Так ты в шутку называла сердце последнего Неудачника на земле. Ты ушла…

Это трудно. Это было трудно, это трудно сейчас, это будет трудно потом. Три времени, бесконечных и жестоких. Полгода поиска лекарств, нанимания врачей… полгода надежд, полгода прощальных улыбок.

И вот, они прошли, а легче почему-то не стало... ты ушла. Тебя больше нет, а есть только смертная скука и безысходное желание отомстить и убить того ужасного человека. Но рука не поднимется. Я не убийца. Я больше слабак. Прости меня.

А ты ушла… ты знаешь, сейчас мне противны все женщины на земле. Они живут, они чувствуют, они помнят каждое мгновение, которое провели вместе со своими любимыми. А ты? Ты будешь моим нежным, печальным воспоминанием. Всегда…»

- А какого чёрта…какого чёрта вы здесь делаете?! – при этом громком восклицании, в котором было больше боли, чем гнева (или мне так показалось?), я резко обернулась.