Встреча рассказ

                Встреча
                (рассказ)
Огни города завораживали, манили разноцветьем красок. У большого деревянного киоска, построенного в виде пузатого чайника, разукрашенного в стиле Хохломы, толпилась молодежь, неохотно покупая дорогие безалкогольные напитки небогатого ассортимента. Садились за столики, стоявшие у киоска под открытым небом, и  веселились. Скудна была и выпечка в этом киоске. Кондитерские изделия представляла одна пересохшая пастила пенсионного возраста. Но молодые люди по всему довольствовались не только напитками, купленными в киоске. Они приносили с собой пиво и другие более крепкие. От разноцветного пузатого чайника, на носу которого разместился электрический фонарь, сиявший свалившейся каплей, убегал вглубь, в полутьму, небольшой скверик. В нем одинокие парочки, сидя на скамеечках, одаривали друг друга поцелуями.
Дальше от столиков, метров  в пятидесяти, оборвав сквер, освещенная со всех сторон неоновыми витринами гостиницы «Интурист», театра, кафе, ресторана, уставшая от дневной суеты, автомашин и людей, отрешенная от всего на свете, разлеглась большая площадь. Меньше становилось машин на улицах, дневная суетливость людей исчезла. Большой южный город погружался в благодатную прохладу бархатной ночи.
У Николая после выпитого стакана прохладительного напитка появилась неприятная изжога, и он, прислонившись к  стволу старого дерева, закрыл глаза, пережидая боль. Людские голоса, походившие на гул пчелиного роя, то затихали, то вновь с большей силой звучали в ночном прохладном воздухе. Вдруг из всего хаоса голосов совсем рядом, он отчетливо расслышал раздражительный  девичий:
 -Ты тоже ее хочешь? Хочешь, да? Ты такой же вонючий козел, как Шурка?
-Да ты меня уже заколебала с ней. Хочешь, Шурке рингани( позвони), он тебе скажет про это, - взревел мужской бас.
 -Шурка олдовый  (опытный) мужик, так он тебе и скажет, - язвительной скороговоркой зазвучал девичий голос.
Николай открыл глаза: недалеко от столиков, стояла худенькая молодая девушка в длинном черном платье. По ее хаотическим движениям угадывалось, что она была пьяна. В руке дымилась сигарета.
 -А я  - то ее считала своей подругой.  А она,… - голос девушки перешел на шепот и Николай не расслышал, что сделала подружка этой девушки.
 - Ну, давай, хорош, хорош, поняла? – придерживая ее за  руку, останавливал молодой парень в джинсовой куртке фирмы «Монтана».
После какой – то минутной паузы голос девушки опять пронесся по скверу.
 - Ну, подожди! Вот увидишь, я этого так не оставлю. Она сама всем хвастала. Понял?
 -Хорош, хорош, я сказал гонять, а то рыгнешь. Слушай всех.
 Молодой человек замахал руками. Гул проезжающей машины на секунды заглушил его голос. А еще минуту спустя Николай с трудом улавливал их обрывчатые фразы.
 -Ну не ори, не ори, я прошу тебя, - теперь уже девушка просила своего друга, голос за ворковал:
 -Ведь ты мой, да? Скажи, мой!?
А через минуту опять посыпалась брань и мат, как мука из худого решета: крупно, шлепками.
Что - то гадкое, пошлое, заползло в душу и начало грызть, точить, как червь дерево, нудно со скрежетом.  Вот, она молодежь! Может, и моя дочь, так же, как и эта девушка, сквернословит.  Послали учиться в институт в Одессу, а она его забросила.
Николаю сделалось не по себе: воспоминание о дочери отозвалось  нестерпимой болью в его сердце. Колючий ком подступил к горлу, стало трудно дышать. Он расстегнул ворот рубахи. Жена сразу после того, как пришло короткое письмо от Марины, по ночам не могла спать, а если и засыпала на короткое время, вздрагивала во сне, просыпалась в холодном поту. А после второго письма получила инфаркт.
И это благодарность родителям за восемнадцать лет ее воспитания. За то, что родители крахмалили каждую пеленку,  готовы были недоедать, умереть во время болезни ребенка: лишь бы он вышил и жил. Что с ней произошло? Почему бросила институт? Почему не могла приехать объясниться по - человечески? « Приеду все объясню». Через два дня еще письмо. « Не беспокойтесь, я выхожу замуж». И вот уже месяц , как все едет и объясняет. Сразу же после служебной командировки Николай Петрович решил ехать в Одессу, разузнать обо всем. Что происходит с его дочерью?
Николай  задавал и задавал себе вопросы и не мог найти ответа на них. Может не так воспитывали? Может оттого, что один ребенок в семье? Он не мог припомнить за свою прожитую  сорокапятилетнюю  жизнь, что его кто - то в школе, в семье, в техникуме, где он учился, учили сквернословить, не почитать родителей. Так же и они свою дочь не учили не чему плохому.
Почему дети не осознают, какую они причиняют боль родителям? Возраст!? Возраст!? Он и сам в свое время носил длинные волосы, принадлежал, во всяком случае, хотел принадлежать, к хиппи. Вспомнил стройотряд, первый поцелуй любимой девушки, который был слаще всего. Забываешь все на свете! Были и трудные дни, разгружал вагоны с углем до окровавленных мозолей на руках. У каждого поколения что - то свое». И нам может просто кажется,  что мы всегда правы и поступили бы не так»,- подумал Николай, успокаивая себя. Сейчас  то же всякие молодежные объединения. Неформалы. Панки. Металлисты. Рокеры. Что в этом плохого? Вот мы были не такими. А какими? Опять вопросы и все без ответа.
 Подошел Семен Павлович, сосед по комнате в гостинице. Он был старше Николая на пять лет. Никчемный бартер, порой такой несправедливый, пригнал его из глухого уральского городка и задержал в Краснодаре.
 -Николай, пошли по маленькой пропустим да перекусим что -  нибудь, - предложил Семен Павлович.
 - А куда?
 -Да хоть пошли вон вниз, в ресторан, - указав кивком головы в сторону ресторана, расположенного направо от гостиницы «Интурист», предложил сосед.
 -А может в гостинице? – придерживая левой рукой грудь, спросил Николай. Лицо его сузилось от боли, глаза расширились, но чтобы не показаться больным перед сибиряком Петряков улыбнулся. К тому же Николай знал, что скоро физическая боль затихнет.
 -Там сегодня спецобслуживание,  - развел руками Семен Павлович.  - А на втором этаже -  только за валюту: сам понимаешь, мы с тобой, милок, неглубоко ныряем, - похлопав по спине  Петрякова закончил Семен Павлович.
Поужинать в этот вечер им так нигде не удалось. Пресловутые таблички: «Свободных мест нет», казалось, были развешены во всех ресторанах и ночных кафе, во всех гостиницах города. Они, не раз бывавшие в командировках, прекрасно знали об этом, знали и то, что визитной карточкой в эти заведения являются даже «деревянные» рубли, предложенные рьяному блюстителю порядка швейцару. В номере у них оставалась недопитая бутылка водки, арбуз и полбуханки черного хлеба. И они решили довольствоваться этим.
Разрезав на дольки арбуз и хлеб, налив в стаканы понемногу водки, Николай пригласил к столу Семена Павловича.
 - Палыч, милости просим к столу. Как в лучших домах Лондона и Парижа!
Окинув взглядом стол, Семен Павлович взял лежащую на тумбочке памятку гостя, номера телефонов служб гостиницы.
 -Минутку, - произнес он, приподняв, указательный палец левой руки. И открыв, памятку гостя суетливо пробежал глазами по ровным строчкам цифр.
Синие глаза спрятались в густых бровях, подернутых сединой. Но когда Семен Павлович  чему - то удивлялся, брови поднимались вверх, собирая на лбу глубокие морщины, и глаза становились большими, открытыми.
Как только речь при разговоре по телефону заходила об ужине, на лице командировочного соседа появлялась такая гримаса, от которой Николаю еще больше хотелось, есть. Получив везде отказ, он зло бросил трубку.
  -Нет, Микола, это тебе не дикий Запад. Давай…
 Он подхватил стакан, чокнулся и, проглотив одним глотком, принялся за арбуз.
 -Ну, ничего, не отчаивайся, Николай Егорович, дома наверстаем. А сейчас - пей вода и ешь вода - всегда будешь молода. Если возникнет еще  потребность в этом – щелкнув  пальцем по бутылке.   -Я  могу раздобыть - выплевывая арбузные семечки себе в ладонь, проговорил Семен Павлович.
Николай ничего не ответил, махнул рукой.  Непонятно было, как расценить его жест: то ли он отказывался от предложения соседа, то ли соглашался с ним.
Вдруг зазвонил телефон.
 -Во! Всегда говорю, что есть Бог на свете: это наверняка насчет ужина, - торопливо заключил Семен Павлович и  схватил трубку:
 -Да. Здравствуйте! Сейчас, одну минутку. Конечно, конечно поможем…. Жил, а сейчас не живет.
Почему обидно? -  После минутной паузы, прослушивая голос на том конце,  Кудреватых возобновил разговор. -  Мы всегда рады гостям, - глаза у Семена Павловича открылись. Николай понял, что звонил кто - то другой и по какому  угодно поводу, но только не насчет ужина.
 -Двое. Сосед всегда на это смотрит положительно, -  он зажал трубку большой лохматой ладонью  и тихо поведал Николаю.
 - К нам в гости две дамочки просятся, я сказал, что ты не возражаешь.
 -Н - не знаю, я хотел помыться, - хотел было возразить Николай. Но Семен Павлович и слушать не стал своего соседа, освободив микрофон, поспешно ответил:
 -Да, да, слушаю, -  и опять зажав микрофон обратился к Николаю скорчив гримасу.
 -Все решено. Вчера целый вечер барахтался, как морж. Все. Все. Я сказал, что ты не возражаешь,  – решал за соседа сибиряк и вновь возобновил разговор.
 -Возраст, - наступила небольшая пауза. Семен Павлович покусывал тонкие губы, внимательно слушая собеседницу на том конце провода и хитровато улыбнувшись, отвечал:
 -Да вы правы. Да. Я с вами согласен – все возрасты покорны. С администратором будет все в порядке. Швейцар? Ну, это мы все уладим. Паспорта с собой? Это замечательно! Так. Так. Туфли красные? Да. А подруга? Сиреневая кофточка? Ну, до встречи!
Семен Павлович положил трубку, потер вспотевшие ладони.
 -Ну, Николай, иди, встречай гостей. А, я, пока ты с ними занимаешься, горячительного напитка раздобуду и еще кое - что. Да, паспорта у них с собой, так что до одиннадцати часов по закону имеем права гостей принимать. Администраторша у меня сегодня знакомая работает, так что не придется ничего показывать. Все эти проблемы я беру на себя.
 -Слушай Павлович, я, правда, что - то сегодня не настроен… - хотел было опять возразить Николай, но сибиряк махнул на него рукой, словно от надоедливой мухи.
 -Все, Николай, сами позавчера хотели гостей. А сегодня дамочки сами просятся, а он…Значит так. Одна в черном длинном платье с красным ремнем на поясе и в красных туфлях, а вторая в сиреневой кофточке, ажурные колготки. Да что ты у меня сегодня – потряс за плечи Николая сосед.
 -Давай не задерживайся, а то женщины не любят, когда опаздывают. А я сейчас горячительного  раздобуду и еще кое ,какие проблемы порешаю. И первым вышел из номера.
 Николай брел по зеленым паласным дорожкам коридора. Опять, как там, в сквере, сердце переполнялось тоской и страданием. Горестная обида на себя, на то, что не так воспитал своего дитя, вновь завладела им. Последние строчки письма живым голосом дочери звучали в его голове: « Я выхожу замуж. Ваша Марина». Огромная волна жалости и безграничной любви к своему ребенку наплывала на него и тут же разбивалась о непримиримые скалы гнева и ненависти. Почему бросила институт? Почему заранее не сообщила о своем намерении, не посоветовалась с родителями? Я бы бросил все и приехал, прилетел, приполз…  Или сейчас время такое, что все позволительно - не уважать родителей, жить гражданскими браками и так далее и тому подобное? Молодежь что ли другая пошла? Причем тут молодежь?  А сам, куда и зачем идешь? Опять одни вопросы и ни одного ответа на них.
Николай не заметил, как очутился за узорчатыми дверями гостиницы. Душа, горела каким- то неприятным предчувствием. У входа в гостиницу, мужчина и три женщины бальзаковского возраста над чем – то громко смеялись. Поодаль от них стояли две девушки: одна – в черном платье, подпоясанная широким красным лакированным ремнем, в красных остроносых туфлях. Вторая – в сиреневой кофточке стояла к нему спиной. Как две капли воды она походила на его дочь - Марину.
Николай Егорович сразу догадался о том,  что это были те две дамочки, о которых ему говорил Семен Павлович. Сомнений не было: девушка в сиреневой кофточке и черной юбке была его дочь. Но все же в глубине души теплилась надежда, на ошибку – ведь бывают же двойники, люди похожие друг на друга. « Нет, нет, она же в Одессе…» Ему хотелось, чтобы эта девушка оказалась похожей на его дочь. И вот она повернулась вполоборота. Да это была Марина.
Словно молния пронзила все тело Николая, ноги обмякли, сделались ватными. Чувство ярости парализовало все тело: не было сил сделать шаг, вымолвить слово. Николай понимал, что нужно какое - то время, чтобы победить в себе эту необузданную злость, слепую ярость. Девушка в черном платье выглядела лет на пять старше Марины. Разукрашенная во все цвета радуги, она,  догадалась, что мужчина встречает  их. Девушка, поправив сумочку, висевшую на плече, что - то сказала Марине, и та посмотрела на отца. Взгляды их встретились. Марина от неожиданной встречи выронила из рук сумочку. Затуманенный разум отца не заметил, как передернулось лицо дочери от испуга, белизна мгновенно поглотила румянец. Ее заколотило, как в лихорадке. Марина, содрогнулась от страшного голоса отца:
 -Гастролерша -а -а, убью -ю -ю, - взревел Николай.
Никого, не замечая вокруг, он  пытался поймать ее за волосы. У него было желание протащить дочь по мраморным плитам, по ступенькам дальше на площадь, по всем улицам ночного города. Руки, сжимали тонкую шею. Еще  малейшее усилие и дочь мертвая упадет к его ногам. Красная помада  поползла, у краешков губ, вместе с теплыми струйками алой крови. Дочь теряя сознание оседала. В какой - то момент отец возвращается в действительность и чувствует, что удерживает обмякшее тело.
В этот момент Николаю почудилось, что дочь совсем еще маленькая, беззащитная, больная. И, как всегда, когда она болела в детстве, он брал ее на руки и носил по комнате до тех пор, пока она не засыпала у него на руках. Он разжал руки, подхватил дочь и начал  целовать, приговаривая:
 -Дочка, милая, не умирай! Что ж это я с тобой сделал? Как же я… Что ж я…
Подруга, не ожидавшая такой развязки, отбежав несколько метров, призывала на помощь, размахивая  руками.
Вокруг собралась уже большая толпа зевак. Марина, придя в себя, расплакалась.
 -Папа, папочка, прости меня! Бей! Бей! Убей меня! Не могу я больше… - проступившая икота мешала ей говорить.
 -Я боя –л – л – а –сь. Па-а- па, про- с- ти!
 -Успокойся, я прошу тебя, успокойся, успокойся, - вытирая кровь и слезы с лица дочери, - старался   утешить свою дочь Николай. Все плохое: злость, ярость, ненависть моментально исчезли. Марина прижалась к его груди, всхлипывая, обнимала одной рукой, второй прижимала окровавленные губы. Толпа, собравшаяся рядом, недопонимала, что происходит? Минуты назад человек, готовый на  самый непредсказуемый поступок. Любил, лелеял, нежил свою дочь. И два человека никого не замечали. Им казалось, что они во всем большом городе одни, вообще одни на всем белом свете.  И для них никого не существовало. И теперь никто и никогда не разлучит их.