Наталия Ширшова
Осадок всегда на дне 2
Р О М А Н
В тексте 843043 зн. с пр. или
Контактные телефоны: 8 988 581 60 10
8 952 576 70 29
E-mail tala2107@mail.ru
2008год.
Вернувшись из свадебного путешествия по Греции, Агафья остается в семейном гнездышке одна. Ее муж Котя оказался талантливым художником. Константин заключает контракт и на год улетает сначала в Грецию, потом в Италию, оставив жене кругленькую сумму денег и номера телефонов для связи. Они постоянно перезваниваются, и Агафья считает себя самой счастливой женщиной на свете. Она уверена, что черная полоса в ее жизни закончилась после замужества, но гораздо позже она поймет, что черная полоса только начинается.
Почему она не послушалась подругу, ведь как Катя уговаривала ее не выходить на работу, считая краеведческий музей проклятым местом. Иначе, чем объяснить исчезновение уборщицы тети Даши, которой везде мерещились фантомы? Как объяснить исчезновение охранника Петра, устроившего слежку за директором музея Федором Ивановичем? Агафья решает сама начать расследование.
Может, она б и довела до конца это таинственное дело, если б ее саму не похитили. Теперь за дело берется энергичная Катерина, вернувшаяся в родной город из Испании. Перед Катей длинный список лиц, имеющих зуб на Агафью. Под номером один: Федор Иванович, за ним идут следователь Петр Петрович, изнасиловавший Агафью, охранник Николай и пожарный инспектор. Кто из них причастен к исчезновению Агафьи?
Неожиданно появляются помощники…
Можно быть хитрее другого, но
Нельзя быть хитрее всех.
Ларошфуко.
- Агашка, ты совершенно не изменилась, хоть и стала замужней дамой. – Укоризненно покачала головой Катя, закадычная подруга Агафьи. – Сколько раз тебя била жизнь, а ты до сих пор с ослиным упрямством становишься на те же грабли. Что, мало тебе досталось от твоего разлюбезного директора? Ведь из-за него ты чуть не тронулась. И, если б Костя в свое время не вывел мерзавца на чистую воду, ты б не плескалась в теплой водице Средиземного моря, а стояла под ледяными струями «Душа Шарко» в какой-нибудь клинике для душевно больных. А, кто тебе первый указал на Федора Иваныча? Я! – Твоя лучшая и единственная подруга. Мне он сразу не понравился, как только увидала его противную слащавую физиономию. У меня на мужиков глаз набитый, я сразу могу распознать их сущность. Говорила я тебе, что Федор – скользкий тип? Говорилаа… Права я была? Праваа… А, ты слушала меня? – Обидчиво поджала губы Катя.
- Нет пророка в отечестве своем! – Засмеялась Агафья. – Я тогда вообще никому не верила. Мне все были подозрительны: и ты, и Костя. Даже, тетя Зина…
- «Ясновидящая» ты наша! – С сарказмом поддела подругу Катя. – Ты поступала с точностью наоборот. Кстати, на Семена Михалыча я тоже не могла б подумать, такой тихий старичок, безотказный подъездный умелец. Всем всегда приходил на помощь, а на поверку оказался убийцей. Как после этого людям доверять? Вот, скажи!
- Катька, что это ты на него ярлык навесила? – Рассердилась Агафья. – Даже наши правоохранительные органы сняли с него обвинение за недоказанностью. Или, как там говорится-то? – Наморщила лобик девушка. – Ну, в общем… - махнула она безнадежно рукой. – Не виновен человек и все! Семен Михалыч и так здорово пострадал, остался без дополнительного приработка. Жильцы почему-то побаиваются пускать его в свои квартиры. Я просто удивляюсь таким людям! Один идиотский случай перечеркнул десятки лет доверия.
- Ничо себе, «случай»! - Хмыкнула Катя, подняв аккуратно подведенную бровь. – Убийство ты называешь случаем?! У меня на тебя просто слов нет! Ты какой-то всепрощающий агнец. Директора своего простила, что он тебя чуть не довел до сумасшествия, Семену спустила, что он тебя подставил. Да – да, дорогая! Даже и не возражай! Еще как подставил… Замочил мужика, и подсунул тебе труп в шкафчик. Хорошо, что следователь нормальный попался, а не то сидеть бы тебе в колонии где-нибудь под Магаданом, а не загорать под теплым Греческим солнышком. – Покосилась она на подругу. – Смотри, как долго загар держится?! И тебе очень идет смуглая кожа под твои пепельные волосы и голубые глаза.
Катя вдруг замолчала и задумалась, подперев кулачком щеку и, уставившись Агафье в переносицу.
- Слушай! – Вдруг закричала она, стукнув подругу по плечу. – Меня сейчас посетила одна мысль.
Агафья с опаской посмотрела на нее, ничего хорошего не ожидая, ибо ее подругу чаще всего навещали авантюрные мысли.
- Ну, что на этот раз ты задумала? Только сразу предупреждаю: менять прическу я не буду, наклеивать ресницы тоже...
- Так, речь вовсе не о твоей внешности! – Подняла удивленно плечи Катя. - Я совсем о другом…
- Переклеивать обои не стану, двигать мебель и перевешивать картины тоже…
- Да, и не надо! Я тебе этого не предлагаю. Вот еще! Тебе нравится Костина мазня, и на здоровье! Хотя, тебя он нарисовал… Супер! – Зацокала языком Катя. – Теперь и я вижу, что твой муж – настоящий художник. На портрете ты прям красавица! Знаешь, портреты ему удаются все-таки лучше, чем пейзажи. И, зачем вы только повесили твой портрет в прихожую? Может…
- Не может! – Перебила подругу Агафья. – Обсуждению это не подлежит! Пейзаж будет висеть в гостиной, а мой портрет в прихожей.
- Ну, и ладно! Хозяин барин! Мне совсем про иное в голову стукнуло. Я хотела сказать, что Семен Михалыч сослужил тебе хорошую службу.
- ???
- Да, что здесь непонятного? Он помог тебе избавиться от твоего жуткого, похожего на гроб, шкафа. Ведь, если б Семен Михалыч не спрятал в нем труп, ты никогда б не выбросила этого уродца, и шкаф продолжал бы портить весь вид. А, вообще, Семен – классный мужик! Я очень благодарна ему, ведь именно он помог восстановить в твоих глазах наше доброе имя, убив негодяя. Ведь это тот самый грабитель, что доставал тебя последнее время? Тетя Зина сразу его признала в покойнике. Жаль, что твой директор не попался под руку нашему герою, надо было и его, голубчика прибить. И, как ты, Агашка, смогла ему простить? Волосы-то давно отросли? А мёдиком со снотворным он случайно тебя больше не подчует? – Иронизировала Катя. – А я ведь говорила тебе, что у мёда аптечный вкус. А ты?.. Лечебный – лечебный… - Передразнила Катя подругу, прищурив глаза.
- Катя – я, давай, остановись, а! Да, Федор Иваныч плохо поступил со мной, но, ведь он осознал свою вину, и был уже за это наказан. Его почти четыре месяца продержали в психиатрической клинике. Мне иногда кажется, что он в принципе и не сознавал, что делает?! Его надо пожалеть, все его действия оправданы душевным недугом. Федор Иваныч не ведал, что творил. Понимаешь? Это все его болезнь. – Взглянула в глаза подруге Агафья, но наткнулась на лед.
- Я понимаю одно: тебя, Агашка, тоже надо было упаковать рядом с ним, в психушку. Ты или чокнутая, или, как я уже говорила, агнец. Неужели ты веришь бредням Федора?
- Не Федора! Мы на работе читали заключение его лечащего психиатра. Федор Иваныч решил не скрывать от коллектива свой диагноз. Как видишь, он весь прозрачный, у него от нас нет никаких секретов. Другой бы просто скрыл от посторонних свой диагноз, а он… Вот таким порядочным оказался. Знаешь, Катька, я его еще больше после этого стала уважать.
- Еще одно слово, и я тебя уважать перестану! – Заорала Катя. – Ты, Агашка – просто слепая дуреха! Твой преподобный Федор оказался еще хитрее, чем я думала. Он купил со всеми потрохами психиатра. И знаешь, почему? Да, потому что ему было выгодней пролежать четыре месяца за решеткой желтого дома, чем сидеть долгие годы за решеткой колонии. Уж поверь мне, четырьмя месяцами он не отделался бы. Не знаю, какая статья в уголовном кодексе предусмотрена за издевательства, но уверена, что условным сроком он бы ни за что не отделался. Да и работа на руководящей должности ему б была заказана. А тут он вернулся в ваш музей на прежнее место директора. Небось, сейчас играет роль униженного и оскорбленного? Он, случаем не намекает, что крыша у него поехала от твоего мужа?
- Не – ет! А, при чем здесь Костя? Да, у Кости с Федором Иванычем были кое-какие разногласия, но после того, как директор узнал, что я выхожу за Костю замуж, смирился и пожелал нам счастья. Катька, хочешь, верь, хочешь, нет, но Федор Иваныч после клиники здорово изменился. В лучшую сторону…- Поспешно добавила Агафья. – Вероятно, все его бывшие наезды на сотрудников были связаны с его недугом. Он стал мягким, тактичным. Вообщем, таким, как был до его назначения на должность директора.
- Представляю, сколько зелени он отслюнявил там, наверху, чтобы вернуться на свое мягкое креслице.
- Твой сленг меня убивает! – Покачала головой Агафья. – Ты можешь говорить нормальным русским языком? И, вообще… Тебе не приходило в голову, что Федора Иваныча просто ценят, как хорошего специалиста? Почему ты все меряешь на деньги? – На мгновение глаза Агаши потемнели, и голос стал глухим. – По-твоему, всех можно купить?
Катя жалостливо посмотрела на подругу.
- Я знаю одного человека, которого уж точно купить нельзя! - серьезно ответила она, - но ты, Агашка, исключение. Остальные-то люди нормальные. Вот и муж у тебя оказался человеком, который не витает в облаках, а умеет считать денежки. Кстати, надолго он уехал?
- Контракт подписан на год. Я поначалу так гордилась за него, что именно Костя выиграл конкурс. – Голос Агаши дрогнул, и глаза заволокло слезами.
- А теперь скучаешь?! – Не то вопросительно, не то утвердительно произнесла Катя.
Агаша быстро – быстро закивала головой, и потянулась за бумажной салфеткой, совершенно некстати вспомнив о своем стареньком любимом халате с необъятными карманами, в которых хранилось много чего нужного и полезного, например, носовые платки в больших количествах. После того, как она вышла замуж за Костю, и халат, и платки, и слезливо – сопливые романы остались в прошлом. Пока муж был рядом, она не вспоминала про свои маленькие слабости; ей было не до жизни любимых книжных героев, ибо герой ЕЕ романа был поблизости. Им было очень хорошо вместе. Каждый день Костя устраивал Агаше маленький праздник. То ужин при свечах с бутылкой дорогого вина, то сюрприз в виде колечка с изумрудом. Вообщем, не жизнь, а сказка. Но однажды Костя сказал: «Булочка моя, к сожалению, мой денежный источник совсем иссяк. Мне, как кормильцу, придется отправиться за добычей в далекие края, а ты останешься поддерживать огонь в нашем очаге». И, буквально через неделю Костя, оставив Агаше пухлый конвертик, выданный ему заказчиком в виде аванса, улетел в Грецию расписывать какой-то храм.
- Подумаешь, каких-то двенадцать месяцев. - Пыталась успокоить Агафью Катя, протягивая девушке еще салфетку.
- Одиннадцать. - Поправила Агафья Катю, - месяц уже прошел.
- Тем более… Одиннадцать месяцев, – это тьфу! Они пролетят очень быстро. Не успеешь опомниться, а Костя уже будет дома с кучей денежек и подарков.
- Не надо мне подарков, я хочу, чтобы он сам побыстрее приехал, - всхлипывала Агафья. – И, зачем он только уехал? Можно было и здесь работать. Зарплата нормальная. Мы могли б потихоньку и на эти деньги жить; я ведь до замужества как-то обходилась.
- Вот именно! – Поддела подругу Катя, - «потихоньку»… Уж мне-то не говори, как ты жила до свадьбы? Перебивалась с хлеба на квас. А твой муж – настоящий мужик! Бросил насиженное место и уехал на заработки в чужую страну.
- Вообще-то, там хорошо, теплоо, - мечтательно закатила глаза Агафья и высморкалась. – Мы ж в Греции отдыхали… Знаешь, как там весело было!
- Это хорошо и весело, когда ты на отдыхе с женой. А твой муж в Грецию поехал не отдыхать, а работать. Ему придется вкалывать ой – е – ей! У меня знакомый работал за границей по контракту, так что я знаю. - Решительно заявила Катя. – Там каждый доллар мокрый от пота. Думаешь, зря твоему мужу такой большой аванс выплатили. Тебе этих денег запросто хватит, чтобы безбедно прожить до возвращения мужа. Агаша, может, ты все-таки еще раз подумаешь: стоит
тебе выходить на работу или нет? Ну, что тебе неймется? Если б у меня был такой муж, то я б уж не упустила возможность полениться дома. Обложилась бы романами, задрала ноги на диван, да и почитывала себе в свое удовольствие. Пользуйся моментом, пока детей нет, - воспитывала подругу Катя, - а то пойдут мокрые памперсы, кори да ветрянки, и тебе будет тогда уж не до книг.
- Костя и поехал на заработки для этого, - покраснела Агафья, - чтобы заработать на эти самые памперсы, на всякие кроватки – коляски и прочее. Знаешь, Катя, как ему хочется ребенка. Он сказал, что надо минимум двоих…
- Ну, да! Пятерых…- Взорвалась Катя. – Ну и мужики и, ну и эгоистыы! – Им-то что? Знай себе зарабатывай денежки, а ты залезай снова в свой фланелевый халат и возись с разбитыми носами и разодранными коленками! Ведь только стала походить на нормальную женщину и, что, все коту под хвост?!
- А я б очень этого хотела! – Мечтательно вздохнула Агафья. – Я тебе скажу по секрету, - снизила она голос до шепота, - а свой старенький халатик я не выбросила, а запихнула на антресоль, - хихикнула девушка. – Как пойдут дети, так он мне и пригодится! Не в кружевном же пеньюаре детей нянчить.
- Я и не сомневалась, - засмеялась Катя. – Мне кажется, что ты из него уже никогда не вылезешь, разве что, когда на животе сходиться не будет. Ну, это дело далекой перспективы, а я говорю с тобой за настоящее. Агаша, не выходи ты на работу! Слышишь? Прошу тебя: посиди дома! А я куплю тебе кучу твоих любимых женских романов. Столько куплю, что тебе хватит их читать до приезда твоего мужа. И даже не стану критиковать твой безобразный вылинявший халат. – С надеждой заглянула в глаза подруге Катя. – Мало этого, стану слушать твой пересказ о жизни книжных героев. Ну, как мне еще тебя убедить, чтобы ты не ходила в этот гребаный краеведческий музей?! – Выругалась Катя. Она и сама не могла объяснить, почему не хотела, чтобы Агашка возвратилась на работу в музей?! Не хотела, и все! Катя была так рада за подругу, что у той наконец-то наступил просвет в ее серой, блеклой жизни. Ей попался хороший парень. Уж кому-кому, как ни ей, чистой душе, и должно было повести с мужем. Жаль только, что Костя был вынужден на время уехать и оставить Агашу одну. У Кати почему-то болела душа за подругу, но она не могла найти этому разумного объяснения.
* * *
- Остап, здравствуй! – Весело пролаял в трубку Федор Иванович. – Ты, что замолчал? От радости слышать старого товарища у тебя голос пропал?
- Я б, может, тоже хотел пожелать тебе здоровья, Федор, но, в отличие от тебя, не могу лицемерить, - глухо проговорили в трубке. – Ты, зачем звонишь? Опять шантаж?
- Ну–ну! Что, уж ты так? Разве я не могу просто так позвонить своему другу? Справиться о его драгоценном здоровье… Кстати, как ты себя чувствуешь? – С иронией спросил Федор Иванович.
- Не дождетесь! – Прохрипело в трубке. – Ну, что ты хотел? У меня работы много. Или говори, или…
- Все работа и работа. Вот и я работал на износ, и ты сам знаешь, чем дело обернулось?! Столько времени потратил на лечение. И не только времени, между прочим. Знаешь, сколько нынче стоит здоровье-то? Молчишь? Желаю тебе никогда не попадать в больницу! Я совсем разорился. Вплоть исподнюю рубаху продавать.
- Ты потому и звонишь?! Тебе, что, на рубаху денег дать? – Хмыкнул Остап.
- Обижа – аешь! – Вздохнул Федор Иванович. – Но я поступаю, как учил Христос: прощаю обидчикам своим и молюсь за врагов своих.
- Не надо мне ни твоих молитв, ни твоих прощений! Оставил бы ты меня в покое, Федор!
- Не могу! Хотел бы, но никак не могу. Говорю ж тебе, что поистратиться пришлось. Лекарства, то да се… Справочка о моем диагнозе тоже хорошо потянула. Думаешь, просто мне было получить справку, что у меня временное психическое расстройство. Да и место директора в музее держали для меня не за мои красивые глаза. Каждый месяц больничного стоил мне косарь. Вместо того, чтобы мне получать по больничному листу, приходилось самому бабки отстегивать. Пришлось четыре тысячи баксов выложить начальству, и то еще носом гад крутил, что маловато, будто я директор приисков, а не зачуханного краеведческого музея районного масштаба.
- Федя, а действительно, что это ты так держишься за это место? – Вкрадчиво поинтересовался Остап. – Я-то ведь тебя прекрасно знаю! Из любви к искусству ты и не чихнешь. Какая у тебя, интересно там корысть, а? А, ну, колись!
- Не говори чушь! – Разозлился Федор Иванович, - что ты по телефону болтаешь несусветное?! Сейчас все разговоры прослушиваются. Мать иху… - Выругался Федор Иванович, - …выдумали фискальную службу.
- А у тебя есть, что скрывать? – Хихикнул Остап. – Вот, мне например, скрывать от нашего государства нечего. – Повышая голос, сказал он. – Все налоги до копеечки плачу, долгов не имею. Чист, как стеклышко.
- У меня тоже секретов нет! – Поспешил добавить Федор Иванович. – А про долги, мой друг, ты и позабыл. – Я как раз на счет долга и звоню тебе! За тобой, товарищ мой, должок имеется! Ты должен лично мне, а не государству. Али позабыл?! Картину вы с Чернецовым толкнули, а меня с бабками и обошли. Нехорошоо! Не по-товарищески это!
- Хватит тебе муссировать! – Оборвал Остап Федора Ивановича. – «Товарищ – товарищ». Товарищ, - это тот, кто товар тащит, то есть, ворует…
- Вот, и я про тоже, Остапчик… - Пропищал Федор Иванович. – Товар, то бишь картину, твой товарищ Чернецов украл, а ты нашел на нее покупателя. Я-то хорошо знаю о твоих связях. А баксы вы поделили между собой. Не знаю, в каком процентном соотношении? Но мне на это наплевать! Меня беспокоит моя собственная доля. Извини за нескромность, но мою-то особу вы обошли, грубо говоря, кинули. С Кости спроса нет, он куда-то сдернул; да и не обещал он мне ничего. «Разве что, свернуть шею». - Закончил про себя Федор Иванович и хмыкнул.
- Что ты ржешь? – Вскипел Остап. – И, вообще… Что ты гонишь?! У тебя, вероятно, с головой еще не все в порядке. Ты, по всему видать, не до конца пролечился в психушке. Если тебе не хватило денег, то я могу одолжить. – На мгновение в трубке повисла тишина, потом Остап продолжил очень тихо, - у меня, действительно, везде есть связи и я помогу тебе по старой дружбе вернуться в больницу. И не потребую платы за услугу. - Добавил он глухим голосом.
- Ты, что, меня пугать вздумал? – Взвизгнул Федор Иванович. – И не боишься, что нас прослушивают?!
- Не боюсь! – Категорично заявил Остап. – В моих словах нет угрозы и криминала, а только сочувствие больному человеку. Ты ж сам говорил, что у тебя было психическое расстройство. – Тяжко вздохнул он. – А, на счет картины?.. Хочу сразу поставить точки над «и». Твой бывший сотрудник картину не крал! Все картины находятся на своих местах: часть висит в залах, а часть хранится в запасниках музея. Мне это доподлинно известно. Ты ж сам признал, что у меня многочисленные связи. Вот, мне и сообщили… Ну, ладно, Феденька, мне, действительно надо работать; дел накопилось тьма. Если тебе понадобится моя помощь в госпитализации или там… исподнюю рубаху купить… - Подковырнул приятеля Остап, - то, пожалуйста, обращайся без стеснения. Ну, бывай! И еще… Береги себя, Феденька! Сам знаешь, какое сейчас мутное время. Алкаши да наркоманы за копейку могут и днем голову свернуть. Прямо, кошмар! Ходи да оглядывайся!
Федор Иванович отнял от уха трубку с короткими гудками. Он понял, что на этот раз проиграл, последнее слово осталось за Остапом. Столько времени Федор Иванович следил за Костей, пускал по его следу ищеек. Точно знал, что Костя что-то задумал; недаром видел на мольберте в его мастерской старое полотно. И, когда парень был почти у него в руках, Остап перехватил инициативу, и заграбастал весь куш. Ведь, он точно продал картину заграницу, - это сказал Федору доверенный человек. У Федора Ивановича от злости, что он упустил бешеные деньги, аж челюсть свело. «Ну, это, ребята, я вам так просто не спущу! У меня и ты, Остапчик, и ты, Костик, еще попрыгаете! Вы еще меня хорошо не знаете! Меня безопаснее было б иметь другом. – Злорадно подумал Федор Иванович. – Остап будет первым в списке моих врагов. А до Кости у меня пока не хватит длины рук, но, ведь здесь осталось его «сердце», его разлюбезная женушка. Уж очень он ее любит…»
* * *
Если б Агафья хоть одним глазком могла заглянуть в свое будущее, разве б она вернулась на свою работу? Нет, нет и нет! Она стала б обходить музей десятой дорогой. Но, вероятно, на ее ладони линии жизни и судьбы повернули не в ту сторону и направили девушку прямиком к пропасти, куда она по собственной воле и зашагала, переступив знакомый порог краеведческого музея. Агафьи не было здесь всего какие-то три месяца, но, только очутившись в до боли знакомых и любимых стенах, она осознала, что ужасно соскучилась по своей работе, по этому зданию, по своеобразному запаху старины. Девушка не удержалась, чтобы не пройтись по залам, останавливаясь у витрин с экспонатами, которые за семь лет выучила наизусть; от невзрачного глиняного черепка и серебряной кухонной утвари до золотых украшений. Каждый предмет пропустила через свои руки, к каждому подписала таблички с описанием данного изделия. Где сей предмет найден, какого возраста и, каково его предназначение? С похвальной аккуратностью она вела каталог всех предметов, имеющихся в музее. Девушка остановилась перед очередной стеклянной витриной и нахмурилась. Она провела по гладкой стеклянной поверхности и, взглянув на испачканную ладонь, недовольно покачала головой. «Так и есть, пыль недельной давности. Надо бы сказать уборщице, чтобы вытерла, пока Федор Иваныч не увидел, а то крику не оберешься», - подумала она, и уже хотела было отправиться на ее поиски, но что-то Агашу остановило. Она вернулась к витрине, нагнулась и стала внимательно разглядывать, шевеля губами. Что-то было не так! Девушка выпрямилась и закрыла глаза. Тут же услужливая зрительная память представила перед мысленным взором Агаши картинку. Справа, ближе к центру лежал массивный золотой гребень, украшенный крупными рубинами. Вернее, это был только фрагмент гребня, потому что у изделия отсутствовала большая часть зубьев. Девушка открыла глаза и вновь посмотрела на содержимое витрины - гребня не было. Она еще раз внимательно осмотрела все предметы под стеклом. Может, его переложили в другое место? Но, нет! Его не было! Остальные экспонаты были чуть сдвинуты, чтобы закрыть образовавшуюся пустоту. Агаша почувствовала, как над верхней губой выступили капельки пота; она вспомнила оценочную стоимость гребня. Он стоил очень-очень дорого. Хотя, ювелирную ценность гребень не представлял, разве что изделие можно было использовать, как лом драгметалла, предварительно вытащив изумруды. Но, у кого б поднялась рука на историческую реликвию, ведь это память о нашем далеком прошлом. Агафья засуетилась, пытаясь приподнять тяжелую стеклянную крышку, но та не поддалась, удерживаемая замком. Девушка с удовлетворением вздохнула. Слава Богу, замок не взломан. «А, может, я напрасно разволновалась, просто гребень забрали на реставрацию? Надо будет спросить у Федора Иваныча. Но что-то удерживало ее от разговора с директором. – Человек только что вышел из больницы, где лечился четыре месяца от нервного расстройства, а я сунусь к нему с расспросами о гребне. Если он не в курсе, то разволнуется и еще, чего доброго, у него случится рецидив». И Агафья решила иными путями узнать про судьбу гребня. Внезапно по телу прошел холодок, как предвестник неприятностей. С ней такое уже случалось перед тем, как на ее горизонте появлялся незваный гость. Но, ведь он давно убит и, что ей теперь бояться? И все эта перестраховщица Катька! – Вспомнила Агаша предостережение подруги. – А, вдруг Катька была права, когда не хотела, чтобы я возвращалась в музей. Она так меня уговаривала.
- Агафья Викторовна?! – Вернул ее на землю визгливый знакомый голос, заставивший девушку вздрогнуть, будто директор застал ее на месте преступления. – Как я рад, как рад, что слухи не подтвердились.
- Здравствуйте, Федор Иваныч! – Покраснела девушка, беря директора под руку и поспешно отводя его от злополучной витрины. – Извините, что сразу не поднялась к вам в кабинет; так соскучилась по музею и вот… решила сама себе устроить небольшую экскурсию. А, какие слухи-то?
- Что это вы, голубушка, так задергались и, куда вы меня тащите? – Подозрительно посмотрел на девушку директор. – У вас же все на лице написано! Что, снова наша уборщица не вытерла пыль? А вы хотели это скрыть от моих глаз? Угадал?! – Засмеялся директор. – Заступница вы моя! Да, не волнуйтесь! Не выгоню я ее. Прямо и не знаю, что с ней делать? Халатно относится к своим обязанностям. Но… - Понизил голос директор, и доверительно шепнул Агафье в ухо, - …жалко старушку! Пенсия у нее небольшая, а у нас хоть какой-никакой, а приработок. Пусть работает! А вы, как считаете?
- Думаю, ей можно простить. - Преданными глазами посмотрела на своего начальника Агафья. «Не права была Катька! – Подумала она, - Федор Иваныч – добрейшей души человек». - А, что за слухи, Федор Иваныч? Вы что-то сказали на счет каких-то слухов обо мне…
- А слухи, моя дорогая, вот какие! Говорили, что вы после затянувшегося отпуска, не вернетесь к нам. Что после свадьбы останетесь дома варить мужу борщи, да стирать его носки. За три месяца вы чай и работу свою позабыли? – Ласково заглянул в глаза девушке Федор Иванович.
- Ну, положим, не работала я всего два месяца. Один месяц – положенный мне отпуск, а еще тридцать дней взяла в счет отгулов. А еще месяц?.. Так, Федор Иваныч, вы ж сами в марте отправили меня в командировку, - удивленно взглянула на директора Агафья. – Вы разве забыли?
- К сожалению, я не все помню. – Горестно вздохнул мужчина, и взял за руку Агафью. – Многое хотел бы напрочь забыть, но, как говорится, грехи не дают. Сколько я бед причинил вам, дорогая моя. Мне страшно подумать, что может сделать больная психика безответно влюбленного мужчины. А, ведь я очень любил вас, Агашенька, готов был бросить к вашим прелестным ножкам все драгоценности мира. Что там драгоценности?.. Я был готов отдать вам свою жизнь взамен на счастье побыть с вами хоть несколько мгновений. Уж и не знаю, что вам рассказал Костя? Хоть я и очень уважаю вашего мужа, но он ведь тоже был влюблен в вас, значит, мог передернуть мои слова, оправдания моих поступков. Дело прошлое! Но давайте расставим все точки по своим местам! Я не хочу, чтобы между нами была какая-то недосказанность, которой могут воспользоваться недобрые люди во вред нашим с вами товарищеским отношениям. Ведь, я не теряю надежды, Агашенька, что мы, несмотря на козни моего больного воображения, останемся с вами добрыми друзьями. Я так боялся, что вы не вернетесь в музей, что я больше никогда не услышу вашего милого голоса, никогда не увижу ваших необыкновенных платиновых волос. Сейчас я вам признаюсь! Ведь ваши чудные локоны я срезал на память. Они до сих пор лежат у меня в потаенном месте. – Шептал Федор Иванович, украдкой озираясь по сторонам, но, не забывая прижимать к сердцу горячую кисть девушки.
- Как, «в потаенном месте»? – Удивленно подняла плечи Агафья. – Вы ж подбрасывали пряди мне в чашки.
- Кто - о?! – Закричал, артистично закатив глаза, Федор Иванович, - я - я?! Какой враг вам мог такое сказать? – Поднес он пальцы ко лбу. – Вот! Что и следовало ожидать! Я, как чувствовал, что за спиной меня могут оклеветать. Агашенька, если вы не боитесь слухов, то пойдемте сегодня после работы ко мне, и я продемонстрирую вам потаенное место, - это что-то вроде алтаря. Там я храню самое дорогое, что у меня есть. Ваши немногочисленные фотографии, которые мне удалось добыть, помпон от вашего домашнего башмачка, который я срезал ночью, пока вы спали. Да! Я признаю, что оставил один из ключей от замка, который вам подарил. Я не мог отказать себе в счастье хоть несколько секунд полюбоваться вами, спящей красавицей. Но, - это был совсем невинный, можно сказать, целомудренный взгляд.
- А, как же снотворное, которое вы мне подмешали в мед? – Уже ничего, не понимая, спросила Агаша. – Вы ж сами говорили, что мед…
- Я говорил вам, - перебил девушку Федор Иванович, - что мед обладает целебными свойствами. Если б я задумал какой-нибудь криминал по отношению вас, то, уж поверьте, смог бы так усыпить, и взять вас силой, что вы и не ворохнулись бы. – Злобным голосом произнес мужчина, но тут же растянул губы в слащавой улыбке. – А я хотел только одного, самого безобидного для вас: любоваться вами, пока Морфей держал вас в своих объятиях. Ну, что, убедил я вас, Агашенька, или, все-таки, поедемте ко мне домой за доказательствами? – Хитро посмотрел он на девушку.
- Нет – нет, зачем же домой?! – Поспешно ответила она. – Я вам итак верю, Федор Иваныч. Но у меня теперь возникло еще больше сомнений, чем раньше, - опустила Агафья голову и осторожно вытащила свою кисть из рук Федора Иваныча.
- Вы еще сомневаетесь во мне? Как мне больно это слышать! – Закатил драматически глаза мужчина.
- Что вы - ы?! – Искренне возразила Агафья. Для себя она уже решила, что произошло простое стечение обстоятельств, жертвами которых стали они оба: и она, и Федор Иванович. Причем, теперь уже Агафья сомневалась, кто из них больше пострадал? Скорее всего, потерпевшей стороной был Федор Иваныч. Ведь его вина только в том, что он искренне полюбил ее, Агафью. И именно она виновата в том, что у мужчины произошел нервный срыв. Это ж она не ответила на его чувства. И, пока она нежилась под лучами солнышка, он, бедный валялся на больничной койке. Почему она такая бездушная и толстокожая? Федор Иваныч – тонкий человек, с ранимой психикой. Но, ведь она тоже не виновата, что полюбила другого. И, что теперь ей со всем этим делать? Агаша ласково посмотрела на Федора Ивановича и, даже осмелилась провести ладошкой по его лысеющей голове.
- Не надо! – Срывающимся на крик голосом, произнес обреченно директор. – Теперь я буду только издали любоваться вами. Мое интеллигентное воспитание не позволяет мне надеяться на ответное чувство чужой женщины. Чужая жена для меня свято! Но от дружбы с вами я, ни за что не откажусь. Пусть меня хоть режут… И от вас, милая, прошу только одного: если вам когда-то понадобится моя помощь… даже жизнь… - с пафосом сказал он, - требуйте! Я вам принесу себя в жертву. И еще одно. Если вам наши с вами враги (а мы уже знаем, что они есть), будут говорить вам про меня разные небылицы, то…
- Я никому не стану верить! – Категорично заявила Агафья.
- Ну, что ж… я рад, что не ошибся в вас. Вы действительно не только очень красивая женщина, но и еще очень умная. Ну, а сейчас… – Вмиг изменившимся голосом, сказал Федор Иванович, - …за работу!
«Она еще больше дура, чем я думал. - Покачал головой Федор Иванович. – Только такая глупая овца, как Агафья, и могла слопать всю фигню, что я ей приготовил. Даже не полагал, что так легко удастся убедить ее в моей невиновности. Несколько комплиментов, извинений, раскаяния… И, вот! Я со скамьи обвиняемых пересел на скамейку потерпевших. Если и дальше дело пойдет в таком же темпе, то вскоре Агаша перекочует в мой лагерь и позабудет о своем драгоценном муженьке. Но торопиться не стоит, иначе можно наломать дров. Времени у меня вагон и маленькая тележка; до возвращения Кости почти год. Но, как же она похорошела. К прекрасным формам прибавилась хорошенькая мордашка. Вот что значит, любовь! Огромный стимул… Но, она такой же товар, как все в нашем продажном мире и, как любой предмет имеет свою цену. За Агафью Костя выложил немалые деньги; зеленый камешек на ее пухлом пальчике явно не корунд. Да и кругосветное путешествие влетело ему в копеечку. И еще Остап гонит, что никакой картины не было! Откуда тогда у нищего художника появились сразу такие бабки? Но, как все люди его профессии Чернецов оказался транжирой и мотом. Вместо того, чтобы пустить денежки в оборот или вложить в камешки, он в пару месяцев их спустил. И ежу понятно, что денег у него не осталось, иначе Костя не уехал бы от молодой жены за тысячи километров. Но без участия и внимания его Агашенька не останется. Уж я-то приложу все свои старания, чтобы опутать ее любовной паутиной. У меня прямо слюна бежит на нее глядучи. Костя ее купил, а я перекуплю, поиграю как кот с мышкой и… Конечно, будет жаль расстаться с такой красотой! – Скептически скривил губы Федор Иванович. – Но, что поделаешь? Это не моя вина, а Агашина беда, что ее муж решил обойти меня с моим же другом, а я никому не прощаю подлых поступков. Агаша оказалась всего-навсего разменной монетой между мной и Чернецовым. Надо побыстрее пополнить свою казну. По правде сказать, я здорово поистратился в лечебнице, но не лежать же мне было в общей палате вместе с психами. Одноместная палата, специальный стол, то да се истощили мой кошелек. Не хотелось бы, но придется идти на криминал.
* * *
- Тетя Даша, здравствуйте! – Подошла к уборщице Агафья. – Как вы себя чувствуете, как давление?..
- Ой – й, Агашенька! – Обрадовано всплеснула руками пожилая женщина. – Ты ли это?! Ну, прямо королева! Ты к нам, как, проведать зашла или за расчетом? Тамара Васильевна говорила, что ты не то уже уволилась, не то только собираешься писать заявление. Может, врет?..
- Слухи о моем увольнении сильно преувеличены. - Весело засмеялась Агафья. – Да, на работу я вышла, тетя Даша, на работу – у! Соскучилась по коллективу ужасно. Да, и что мне одной дома-то делать? Костя уехал…
- Ну, и, слава Богу, хоть одно нормальное живое лицо в музее появилось, а то все ходят, как сомнамбулы или привидения. А, на счет моего давления, - так, пока Федора не было, чувствовала я себя прекрасно, а как он вышел из… - тетя Даша закрутила по сторонам головой, - …из психушки, так состояние и ухудшилось.
- Что, опять замечания делает? – Улыбнулась Агаша.
- Да, как сказать?! – Неопределенно пожала плечами уборщица. – Вроде бы и не придирается зазря, не ругает, а все-таки, мне как-то не по себе. Знаешь, от него холод идет, как из погреба. И вообще… Он какой-то ненастоящий. Я его боюсь.
- Тетя Даша, вот уж это на вас никак не похоже! Вы всегда такая боевая и голос у вас командирский и вдруг… «боюсь…» Что вы шепчите-то? Федора Иваныча поблизости нет.
- Знаешь, Агаша… Мне кажется, что он везде, - перекрестилась женщина и, вытянув шею, заглянула за Агашино плечо. – Слушай! Третьего дня я мыла полы в холле, уже смеркалось. Все работники музея разошлись по домам, да и «Сам» тоже со мной распрощался и вышел из здания. МОю, значит пол, а сама думаю: «Чтобы такое полезное купить своему внуку на день Рождения?» Вдруг меня кто-то хвать за плечо. А я-то знаю, что за спиной у меня стена, возле которой стоит каменная баба. Веришь, у меня внутри захолонуло все! Стою сама, как та каменная бесчувственная баба, руки – ноги, будто свинцом налитые, а язык, словно к небу прирос. Ну, думаю: «Все! Конец мне! Наверно, это наши «братья по разуму» за мной прилетели. Сейчас приведут меня в беспамятное состояние, да и вошьют микрочип. И буду я зомби». Вообщем, кошмар, что пережила… Я, может быть, и не разволновалась бы так, но, ведь точно знала, что, кроме меня и охранника, который сидел за столом в поле моей видимости, в музее никогошеньки нет. И тут… Из-за моей спины выходит… Кто бы, ты подумала?.. – Подбоченилась уборщица.
- Привидение! – жутким голосом произнесла Агафья, вытаращила глаза и захохотала.
- Лучше б это было какое-нибудь привидение. Но, нет, - это появился черт знает, откуда взявшийся директор, Федор Иваныч. А, может… его двойник, который имеет способность проходить сквозь стены. Ну, что ты улыбаешься, Агаша? – Укоризненно покачала головой уборщица. – Думаешь, я помешалась или у меня старческое слабоумие? Сама поговори с музейными работниками! Они тебе подтвердят, что видели Федора в музее, когда его не должно было быть здесь. Ведь он лежал в закрытом учреждении, туда даже посетителей не всех пускают и решетки на окнах. А, уж о том, чтобы психи могли свободно выходить за двери, и речи быть не может! Я нарочно справлялась у знающих лиц. Ни-ни! Больных не выпускают! Так что, у Федора или есть двойник, в чем я сильно сомневаюсь, потому как двойник – телесное создание и через стены проникнуть не может, или… - Тетя Даша снова понизила голос, - или у него есть фантом. И он посылает его, чтобы следить за нами. Хочешь, верь, а хочешь, нет, но я сама месяц назад видала его, этот самый фантом.
- Ну, и как же он выглядел? – Иронично посмотрела Агафья на тетю Дашу.
- Как – как? Да, обыкновенно! Как и должен был выглядеть. Ведь, - это был фантом Федора Иваныча, поэтому и был, как две капли воды похож на своего хозяина. Я его видела, вот как сейчас вижу тебя, - ткнула уборщица пальцем в грудь Агашу.
- А я, случаем, не фантом? – С сарказмом спросила Агафья женщину, и скривила в усмешке губы.
- Нет! – твердо ответила та, ничуть не обидевшись на девушку. – У тебя есть физическое тело; в противном случае, мой палец прошил бы тебя насквозь.
- А вы, когда в прошлый раз видели Федора Иваныча, тоже тыкали в него пальцем? – Глупо хихикнула Агафья.
- Что ты – ы?! – Замахала руками женщина. – Я чуть не померла со страху, когда его увидала. Он стоял в белом балахоне возле витрины с редкими экспонатами и ковырялся в ящике, а я подсматривала из-за угла.
- Кстати, на счет витрины… Тетя Дашенька, пока не забыла… Пожалуйста, протрите стекло, там пыли в палец толщиной, скоро не видно будет экспонатов. А то, боюсь, как бы «фантом» директора не вынес вам выговор, - не удержавшись, хихикнула вновь Агафья.
- Даже и не подумаю! – Скрестила на груди руки уборщица.
- Как?! – Удивленно вскрикнула Агафья. – Это ведь ваша обязанность, наводить чистоту. Федор Иваныч рассердится. Вы не боитесь потерять работу?
- Да, хоть ста работ лишусь, а к нечисти ни за что не подойду. Я имею в виду, не грязь, а потустороннюю сущность.
- Что-что?! Какую сущность? – Наклонила голову Агафья, подставив уборщице ухо. – Вы снова про фантом намекаете?
- Если б ты, Агашенька, вместо любовных романов хоть иногда почитывала научную литературу, то сейчас бы не хихикала и не позорилась в своем невежестве.
А то мы сейчас с тобой говорим на разных языках. Надеюсь, ты не станешь отрицать существование внеземных цивилизаций. Да, не смотри ты на меня так, будто я прилетела с другой планеты на одной из тарелок. Думаешь, я всю жизнь мыла полы, да вытирала пыль. Да, будет тебе, деточка, известно, что у меня три курса физтеха. А, что не окончила институт и не стала физиком?.. Ну, так уж получилось! Полезла не туда… Заинтересовалась ни тем, и вот… Результат видишь сама. – И уборщица кивнула головой на грязное ведро.
- И вам не обидно? – Уставилась Агафья на женщину.
- Кто обижается, у того болят печень и желчный пузырь, - непонятно для Агаши ответила тетя Даша. – Я всем все прощаю! По крайней мере, стараюсь простить, хотя иногда это бывает ох как нелегко, - тяжко вздохнула она. – А потом… Существует Закон Сохранения. Не делай никому гадости, ибо вернется все сторицей. Собственно, - это относится и к хорошим поступкам.
- А причем здесь фантом? – Уже без тени улыбки спросила Агафья.
- Что ты знаешь о многомерности Мироздания?
- ???
- А, знакома ли ты с пророчествами Иоанна Богослова, Мишеля Нострадамуса, Ванги?..
- Ну – у – у, как сказать?.. Поверхностно! Тетя Даша, если вы такая начитанная умная женщина, почему вы боитесь каких-то фантомов? Ведь, всему есть научные объяснения.
- Я боюсь ни каких-то фантомов, ибо приведения в своем большинстве совершенно безобидны. И, что они не могут перейти в другую сущность, то есть, душа умершего не может переселиться в другое тело, виноваты мы, живые. Нельзя сожалеть об усопших близких, иначе не произойдет реинкорнации. Оплакивая усопших, мы тешим свой эгоизм. Но не будем вдаваться в подробности, иначе я заведу тебя в дебри. Для тебя, Агашенька, все это очень сложно. Так что, дорогая, читай свои любовные романы! – Скептически произнесла уборщица. – А, что касается меня? Да! Я действительно боюсь Федора Иваныча, и мне совершенно не стыдно в этом признаться. Ведь я не святая, моя аура, как решето и я, как пылесос втягиваю в себя весь астральный мусор, весь негатив. А эта витрина прямо источает смрад. Насколько я помню, там лежат личные вещи людей, живших несколько веков тому назад, а каждая вещь обладает хорошей памятью. Вот, почему нельзя носить чужие вещи! Чтобы не притянуть к себе негатив бывшего хозяина, его болезни, неудачи и так далее.
- Да – да! – Закричала Агафья. – Я с вами согласна. И в Фен – Шуе об этом написано.
- Вполне вероятно… - Пожала плечами уборщица. – Хотя, насколько мне известно, Фен – Шуй, - это культура Востока; что-то на счет искусства создания гармонии в окружающей человека среде. Так?
- Да – а! Гармония в семье, уют в доме…
- Я понимаю! – перебила девушку тетя Даша. – Но ведь восточное учение в корне отличается от западного. У европейца даже «иммунная оболочка» отличается от «иммунной оболочки» восточного типа. У них и энергоинформационный поток проходит по-разному; у западного типа сверху вниз, а у восточного – наоборот… Но, к сожалению, и у тех, и у других встречаются зомбированные люди. – Тетя Даша снова оглянулась по сторонам. – Теперь ты поняла, почему я опасаюсь нашего директора?!
- Вы считаете, что и нашего Федора Иваныча… зомбировали? – Прошептала Агафья и схватилась за щеки. – Но, кто и зачем?
- Может быть, зомбировали, а, может, подшили ему микрочип. Мне сие неизвестно. Но, что с ним что-то не то, - это точно! Может, в него вселилась сущность, и происходит раздвоение личности. Одна половина лежала в закрытой, зарешеченной клинике, а вторая разгуливала по городу? Жаль, конечно, мужика, если к нему применили психотропную технологию для порабощения воли, или, если к нему подселили «нечто». Но себя жальче... И я вовсе не хочу кого-то подпитывать своей энергией, и не желаю, чтобы мое тело служило тарой для «астрального мусора».
Агафья смотрела на тетю Дашу расширенными глазами и не знала, как воспринимать ее слова?! Толи, как несостоявшегося ученого физика, толи, как потенциального больного психиатрической лечебницы. Разговор с уборщицей, вернее, ее монолог, внес сумятицу в голову девушки. Многомерность Мироздания, астрал, реинкарнация, чужеродные сущности, мыслеформы… Все эти нагромождения знакомых, а чаще незнакомых слов, на какое-то время отодвинули Агафью от реальности. Она поймала себя на том, что стоит одна посреди зала. Девушка потопталась на месте, глубоко вздохнула и поплелась в туалет в надежде найти там тряпку. «В конце концов, не всем дано разгадывать тайны Мироздания, кому-то надо выполнять и грязную работу, а то скоро под пылью сегодняшних дней скроется день вчерашний», - подумала Агафья. Она с ожесточением стала тереть витринное стекло, с досадой поглядывая на то место, где недавно красовался гребень. «Стоп! – Приказала себе девушка. – Что говорила тетя Даша? - И Агафья прикрыла глаза, вспоминая… - «…фантом Федора Ивановича в белом балахоне стоял возле витрины с экспонатами и ковырялся в ящике». – Так выходит, что сам директор забрал гребень?! Это был не призрак, не двойник, не «сущность». Возле витрины с реликвиями тетя Даша видела самого Федора Иваныча. Уж не знаю, каким образом он смог покинуть лечебницу, чтобы объявиться в музее? Но, что это был живой человек, - сомнению не подлежит! В фантомы пусть верит тетя Даша, а я прямо сейчас и узнаю, какого числа приходил в музей директор?» - Подумала Агафья, и быстрым шагом, почти бегом направилась к охраннику.
* * *
Остап сидел в своем роскошном кабинете, и не сводил глаз с фотографии молодой красивой женщины. Он поерзал, удобнее устраиваясь в кресле, закурил сигарету, с удовольствием затянулся и выпустил через ноздри дым, но тут же замахал рукой. Дым скрыл с глаз фотографию Кати. Остап улыбнулся ей и подмигнул. У него было прекрасное настроение, так как его Катюша через три месяца ухаживаний наконец-то пригласила его к себе домой. Остап надеялся, что платонические отношения перейдут в более близкие. Торопить события он не хотел, так как боялся разорвать и без того слишком тонкую нить их связывающую. Катюша в корне отличалась от его прежних, легкомысленных девиц, которые после первого же ужина в ресторане охотно прыгали к нему в койку. Несмотря на свои сорок восемь лет Остап выглядел совсем неплохо, волосы еще не растерял, но приобрел опыт, связи и положение в обществе. В женщинах у него никогда не было недостатка, ибо его обаяние, подкрепленное толстым кошельком, служили ему исправно. Но с Катей у него произошла осечка. Он поймал себя как-то на мысли, что знаком с девушкой больше трех месяцев, а до сих пор знает о ней столько же, как и в первый день их знакомства, то есть, кроме имени, ничего. Остап смотрел на фотографию, вспоминая… Они познакомились в авто магазине, куда он зашел просто так. Покупать машину он не собирался, его пока устраивал и старенький «Опель». В полупустом зале девушку Остап приметил сразу же. Судя по ее одежде, она была со вкусом и при деньгах. Девушка разглядывала автомобили, задавая менеджеру на удивление грамотные вопросы. Остап издалека невольно любовался элегантной женщиной. Он видел, как она в сопровождении менеджера направилась к кассе и открыла сумочку, потом в недоумении осмотрелась по сторонам; Остап почувствовал на своем лице ее взгляд. Внезапно ее плечи безвольно опустились и из рук выпала сумка. Тут Остап, как истый джентльмен, кинулся на помощь к девушке, но его опередил юркий менеджер, который поднял с пола сумочку. Он зацокал языком, показывая девушке надрез на сумке.
- У вас были наличные или кредитка? – Деловито поинтересовался он.
- Доллары… - еле слышно ответила девушка. – Только что сняла в банке всю сумму.
Она пыталась что-то объяснить, но менеджер уже потерял к ней всякий интерес, и потихоньку выталкивал ее из магазина. Остап пошел следом за ними. И вовремя… Потому что, как только за девушкой захлопнулись зеркальные двери, выдержка ей изменила и она стала валиться на пол, и если б не крепкие руки Остапа, непременно б упала. Вот с того самого дня они и стали встречаться. И этот неудачный для Кати день, для Остапа оказался счастливым. Остап отдавал должное характеру Кати. Уже через неделю она успокоилась, а, когда он через два месяца купил для нее «Пежо», была счастлива. Малолитражку цвета майского жука, Катя приняла с радостью, но написала Остапу расписку, что обязуется по частям вернуть ему деньги за машину, чем окончательно сразила Остапа. Он ни за что не хотел брать у нее эту дурацкую расписку, но Катя стояла на своем и в конце дебатов призналась:
- Остап, такие дорогие подарки я могу принимать только от очень близкого человека. Понимаешь? По духу мне близкого… У меня был такой человек… - Катя прокашлялась; было видно, что ей тяжело даются воспоминания, и Остап уже было хотел оборвать девушку, чтобы не делать ей больно, но она покачала головой и продолжила. – Нет! Ничего!.. Мне уже лучше. Так вот! Мы с этим человеком довольно долго встречались. Настолько долго, что он успел состариться и умереть. И в этом была моя вина! Нет – нет! Ни в его смерти! Я виновата была в том, что слишком долго проверяла наши чувства. Он был очень хорошим человеком, любящим, щедрым. Покупал мне разные драгоценные безделушки: кольца, серьги, колье и так далее, а я не брала их. Теперь-то я понимаю, что была бессердечной эгоисткой. Как я сейчас себя ругаю. Ведь видела ж, что мой отказ обижал его, доводил до сердечного приступа, и все равно стояла на своем, и не принимала его подарки. Но перед своей смертью он перехитрил меня и оставил в банке на мое имя пятьдесят тысяч долларов. Вот их-то у меня и вытащили из сумки. Вот так я была наказана! Видно, я испорченная женщина, коли, не смогла уберечь деньги любящего меня человека.
Остап почувствовал укол ревности к покойнику.
- Ты его еще любишь, Катюша? – Охрипшим голосом спросил он.
Девушка немного помолчала перед тем, как ответить.
- Мне кажется, что я его никогда не любила. В том смысле, какой ты вкладываешь в это слово. Уважала? Да! Дорожила его отношением? Да! Не изменяла ему? Естественно! Но… Не любила его, как мужчину. Может быть поэтому и не ценила его внимание, и не принимала от него ничего, кроме цветов. Иначе, я просто б перестала себя уважать. – Катя дотронулась до руки Остапа и заглянула в его глаза. – Ты меня понимаешь?
Остап, молча, кивнул головой в знак согласия. Но, в действительности, он ничего не понимал. Как это так? Женщина спит с мужчиной и не хочет брать от него подарки. В его жизни такого не встречалось, хотя через его постель и перекатилось немало всяких женщин. Он взглянул на девушку и столкнулся с ее насмешливыми глазами.
- Остапчик, хороший мой, ну, как ты не понимаешь?! Принимая подарки от нелюбимого мужчины после интимной близости с ним, - это все равно, что продавать себя. Мне абсолютно безразлично, что обо мне скажут люди, я не собираюсь не перед кем оправдываться и объясняться. Соседи и так шепчутся за моей спиной, когда я привожу в гости мужчину. Вернее, приводила… - Поперхнулась Катя и на миг замолчала. – Но, повторяю: «Меня это не трогает! Главное, – это не потерять самоуважения!»
- Написав расписку, ты провела между нами границу! – Горестно констатировал Остап. – Из сказанного тобою я сделал вывод, неутешительный для себя: ты не захотела принять от меня в дар автомобиль, значит, я для тебя нелюбимый мужчина. Конечно! Иначе и быть не может! Ты молода, красива, умна и благородна, а я…
- А ты торопишь время! – Ласково заглянула в глаза Остапа Катя, и нежно пробежала пальчиками по его щеке, будто бабочка коснулась крылышками.
Остапа сначала передернуло, а после по телу разлилось тепло. Ему ужасно захотелось прижать к себе эту необыкновенную женщину, но, столкнувшись с холодными глазами цвета изумруда, он сдержался.
- Торопить время – не в моих интересах! – Саркастически хмыкнул Остап, прижимая к губам холодные пальцы девушки. – Была б моя воля, я вообще остановил все часы. Но, это невозможно! Мне не дано повернуть стрелки назад, как ты не можешь догнать меня. Между нами постоянно будет разница в двадцать длинных лет. Ты для меня будешь, как ранняя весна, а я, как глубокая холодная осень.
- Бр – р! – Поежилась Катя, пряча руки в карманы джинсов. – Ты на меня такой холод напустил. Зачем так далеко заглядывать? Я привыкла не загадывать дольше сегодняшнего дня, поэтому и давай жить сегодня, не строя долгосрочных планов. Лгать тебе я не собираюсь. Да, я еще не успела тебя полюбить, у меня на это просто не было времени, ибо любовь с первого взгляда не для меня. Можешь считать меня рациональной, консервативной, но вот так уж я устроена, и меняться не собираюсь. Да, наверно, это и невозможно. Такой меня создала матушка природа. Отдавать свое сердце незнакомому человеку, - это глупо! Остап, только без обид! Ведь, признайся, что я права! Ни ты меня, ни я тебя совершенно не знаем. Обо мне ты имеешь сведения только с моих слов! А наговорить тебе я могу ой - е – ей сколько. Профессия обязывает риторике. – Улыбнулась Катя краешком губ. - «Если б не мое искусство выделывать языком петли, завлекая красноречием глупых мужиков, то сидела б, как в свое время Агашка, без куска лишней булки», - подумала Катя, а вслух со смехом продолжила: - А, вдруг я брачная аферистка или «черная вдова»?
- И, сколько раз ты уже была замужем? – Насторожился Остап.
«Кажется, я перегнула палку», - подумала девушка.
- Вот видишь, Остапчик, ты уже и испугался, и начал сомневаться во мне. Это о чем говорит? О том, что я права! Надо время, чтобы хорошо узнать друг друга. Тогда ты не станешь делать круглые глаза, и не будешь верить всяким сплетням о предмете своей любви. А на счет моего выхода замуж?.. Скажу тебе правду. Наверно из-за своего эгоизма я так и останусь на всю жизнь старой девой. – Засмеялась Катя. – Мне уже двадцать восемь годков стукнуло, а я совершенно не собираюсь туда выходить. Мне и здесь хорошо! Я уже построила себе гнездышко; травинку за травинкой, веточку за веточкой свила его по своему вкусу, и не хочу его покидать.
- А такой вариант, как потесниться, чтобы дать место рядом с собой мужчине, ты не рассматривала, Катюша? Ты не хочешь для начала пригласить меня в гости?
- Для начала чего? – С сарказмом спросила девушка. - Разве я обещала тебе продолжение?
- Но, ведь ты сама только что сказала, что надо хорошенько узнать друг друга, - заволновался Остап. – Ко мне ты идти боишься, а на свою территорию тоже не пускаешь. Так, где ж нам узнавать друг друга? Не в парке ж на скамейке!.. Прости за цинизм.
- Прощаю! – Совершенно серьезно ответила Катя и, внимательно посмотрев на собеседника, решительно сказала: «Хорошо! Я приглашаю тебя в гости!»
Остап, сидя в своем любимом кресле, всматривался в зеленые глаза на Катином портрете. Он обдумывал, что бы подарить ей, кроме банального джентльменского набора? Это должен быть необыкновенный подарок, который не заденет ее щепетильную натуру и, от которого она просто не сможет отказаться. Катя – девушка тонкая, чувствительная с идеальным вкусом, и ширпотреб из ювелирного магазина явно не для нее. Здесь надо что-нибудь этакое… В единственном экземпляре. Какой-нибудь раритет. Остап в уме перебрал предметы своей коллекции, и разочарованно покачал головой. Его глаза вновь встретились с изумрудными глазами Кати; ему показалось, что «портретная» Катя насмешливо улыбается. Пронзительный телефонный звонок резко сбросил мужчину с заоблачных высот мечтаний. Звонил кто-то из «своих», посторонние выходили на него через секретаря. Остап заставил себя отвести глаза от «магнитного» лица и снял трубку.
* * *
Агафья еле дождалась конца рабочего дня. Первый день после длительного отпуска показался ей безразмерным, и любимая работа не приносила сегодня удовлетворения. Какое-то подсознательное чувство заставляло Агафью избегать встречи с директором. Ей не терпелось поделиться новостями с подругой. «Как хорошо, что у меня есть - Катя! – Тепло подумала о подруге девушка. – И, как здорово, что небольшая размолвка канула в вечность, и мы с ней вновь общаемся. Не могу просто себе представить, что б я сейчас делала?! Мне до сих пор стыдно вспоминать, что я совершенно необоснованно приревновала Костю к ней, считала Катю предательницей…- Агафья прижала к горячим щекам ладони. – Хорошо, что Катька незлопамятная. Она вообще, молодец! Несмотря на неоконченное высшее образование, умеет разбираться в людях, получше меня. А я-то считала себя знатоком человеческих душ, - хмыкнула Агафья. – Думала, что черпаю эти сведения из любовных романов, над которыми Катька постоянно смеялась. Катька-то знает психологию мужчин из собственного опыта. В отличие от меня у нее этих самых мужских душ (как она сама именует их: «особи») было видимо-невидимо. Но, как любой живой человек, и она может ошибаться в людях, хотя и уверяет, что абсолютно каждого мужика может раскусить после одного дня общения. Но, вот с Федором Иванычем у нее точно вышел прокол! Это наверняка очень достойный человек, уж не говорю о его профессиональных качествах. Моя интуиция тоже кое-чего стоит. Вот уверена, – Агафья скосила глаза на часы, что-то про себя подсчитывая, – что Катя через полчаса позвонит в дверь». Она вздохнула и, открыв холодильник, уставилась на полупустые полки. Ей после отъезда мужа совершенно не хотелось готовить. Зачем зря терять время на долгую готовку горячей пищи типа борщей и супов, если можно обойтись полуфабрикатами из ближайшего магазина? Катька сколько уж раз пеняла ей на то, что она непременно испортит себе желудок от казенной еды. Надо, пока Катька не застала ее на месте преступления, побыстрому пожарить котлеты из готового фарша, который она только что купила в кулинарии. Агафья вывалила в миску свино-говяжий фарш подозрительно красного цвета, сунула в него нос и чихнула от избытка специй. Попробовать на соль уже было выше ее смелости и она, полагаясь на вкус профессионалов поваров, принялась лепить котлетки. Скворчавшая, брызгающая маслом сковорода, недовольно приняла в «объятия» расползающиеся лепешки. Следующую партию Агаша щедро снабдила тремя яйцами, надеясь, что белок накрепко склеит разваливающийся фарш. Но, бык свинье оказался не товарищем и они не хотели вместе сосуществовать. Агафья ложкой выковыривала из сковороды недожаренный фарш, когда в дверь постучали. Девушка от неожиданности вздрогнула и открыла рот. «Кто бы это мог быть? – Подумала она, посмотрев на часы. – До Катиного прихода еще пятнадцать минут. И потом… У меня есть звонок. - Агафья, высунув кончик языка и, держа обеими руками ручку тяжелой сковороды, на цыпочках прошла в прихожую; посмотреть в глазок ей мешала все та же сковорода, но выпускать из рук грозное горячие оружие она не желала. В дверь вновь забарабанили. - Надо было еще до отъезда Кости поставить железную дверь! – в поздний след подумала Агафья. – Ведь он же мне сколько раз предлагал, а я дура, боялась, что при пожаре такая дверь не даст мне выбраться из квартиры. Теперь уж и не помню, где я это слышала? А про грабителей-то я и позабыла! Давно уже никто не посягал на мое имущество, а мое благосостояние сильно возросло. – Агафья покосилась на свое колечко с изумрудом. – Надо бы на всякий случай спрятать, но, куда?» – Она ничего лучше не придумала, как запихнуть его в недожаренный фарш.
- Кто там? – Пропищала Агафья, прислоняясь ухом к двери.
- Дед пихто! – Зло ответили за дверью Катиным голосом. – Агашка, хватит держать меня на лестнице!
- А, чо ты не звонишь? – Тихонько спросила Агафья, выглядывая на площадку.
- Зачем стучать, коли есть звонок? – Резонно заметила девушка, поудобнее перехватывая сковородку.
- А он у тебя работает?
- Ну, да! – Неуверенно ответила Агафья. – Я, правда, точно не знаю, ведь сама себе я не звоню. На, подержи! – Сунула она в руки подруге злосчастную сковороду, и надавила на пупочку. – Не работает! – Округлила удивленно глаза.
- Открыла Америку! – Разозлилась Катя, принюхиваясь к фаршу и, морща носик. – Это, что за гадость? – Кивнула она подбородком в сковороду.
- Котлеты.
- ??? А они об этом знают? – С сарказмом поддела подругу Катя, с грохотом водружая на печку сковороду. – Ты снова купила полуфабрикат?! Ну, сколько раз тебе можно говорить, что в кулинарии продают всякую мерзопакостную гадость. Понюхай! Жуткая вонь! Мясо, наверно от умерших естественной смертью животных, сдобрено огромным количеством отдушек. Агашка, ты не исправима! Неужели ты станешь есть эту… у меня даже нет слов для названия.
- Если котлеты не получились, можно отварить макароны и будет по-флотски. На тебя отваривать? Ты мне компанию составишь? – С надеждой в голосе промямлила Агафья.
- Нет! – Категорично заявила Катя. – Из нас двоих кто-то должен остаться в живых, чтобы вызвать скорую помощь для другого, отравленного недоброкачественной пищей. Агаша, ставь чайник! – Приказала Катя, взяла сковородку и нагнулась над мусорным ведром, чтобы пресечь все пути отступления. – Что это?! – Закричала она. – Агашка, ты так увлеклась лепкой, что не заметила, как фарш проглотил твое кольцо. Вытаскивай сама! – Брезгливо поморщилась Катя. – Видишь, от полуфабрикатов у тебя одни неприятности. Мало того, что чуть не отравилась, так ведь могла и потерять Костин подарок. Дай слово, что никогда не будешь пользоваться сомнительными услугами кулинарии!
- Даю! – Нехотя сказала Агафья, клацая кнопкой чайника. – Интересно, что это у меня со звонком? А, вдруг вновь грабитель вернулся? – Испуганно посмотрела она на подругу.
- Ну, да! Вылез из могилы и испортил твой звонок. – Жалостно взглянула она на Агафью. – У тебя, Агашка, точно что-то с мозгами. И, знаешь, почему? – Хихикнула Катя.
- ???
- Да, потому что, дорогая моя, ты питаешься дохлятиной из кулинарии. – Уже, не сдерживаясь, хохотала Катя.
- Хватит! Я, по-моему, дала тебе слово… Сколько можно муссировать одну и ту же тему?! Теперь уже и не знаю: стоит ли мне говорить тебе или нет?! У меня на работе открылись кое-какие обстоятельства, - понизив голос, сказала Агафья, и направилась к раковине, подставив под струю испачканное кольцо.
- На счет твоего разлюбезного директора?!
- Ойй! – Вдруг испуганно крикнула Агафья.
- Что, обожглась? – Кинулась на помощь подруга. – Надо опИсать палец, и все пройдет. А то будет волдырь.
- Кольцоо! Кольцоо! – Причитала Агафья, бухаясь на колени и, пытаясь впихнуть свое тело под мойку.
- Что, «кольцо»? – Не поняла Катя.
- Кольцо! Костин подарок смылся в раковинуу!
- А – а – а?! – Поняла Катя, и бросилась к телефону, крича на ходу, чтобы Агафья не пользовалась раковиной на кухни.
Через десять минут пришел Семен Михайлович, и еще через полчаса все «разрулил». Вытащил из сифона Агашино кольцо, починил неработающий звонок. И с удовольствием согласился на приглашение хозяйки выпить с ними за компанию чаек с тортиком. Мужчина, причмокивая, пил горячий напиток, подозрительно дергая кончиком носа. Наконец не выдержал…
- Агафья, у тебя, что, снова крысы завелись? – Покосился он в сторону мойки, – пахнет дохлой мышей.
- Да, фарш это, фарш! – Закричала девушка. – Сколько можно меня изводить?
- Это какой такой фарш? – Поинтересовался Семен Михайлович, не обращая внимания на Агашин вопль.
- Ладно вам! Сейчас выброшу! Достали совсем! – Ворчала Агафья, вытаскивая мусорное ведро.
- Давай уж я сам! Все равно собрался уходить… - Вытащил он у Агаши из рук ведро, и закрыл за собой дверь.
- Странный какой-то. – Пожала плечами Агафья.
- Поди сюда! – Махнула рукой Катя, направляясь к кухонному окну. – Вот, видишь?! Дядя Сеня кормит уличных кошек.
- Вижу! Только и они что-то того… Не очень едят…
Катя на это только покачала головой.
- Ну, что там у тебя за события произошли? Никак, твой Федор уволился? Или снова спрятался в психушке?..
- Ты можешь быть серьезной и спокойно меня выслушать? Сегодня вообще какой-то ненормальный день. Все началось с самого утра. Наша уборщица оказалась любительницей уфологии, всякой там космоэнергетики, и так далее. Но дело не в этом! Она совершенно случайно увидела во внеурочное время в помещении музея нашего директора. Тетя Даша, правда, понесла всякую околесицу про внеземные существа, фантомы и другую ересь, но, главное в другом… Она утверждала, что видела ночью нашего директора. А он в это время должен был быть в лечебнице. Понимаешь?
- Я-то давно поняла, а вот ты теперь понимаешь?! – Вытаращила глаза Катя. – Я ж тебе говорила, что у него в психушке все купленные. Вот, твой Федор и гуляет себе спокойно, и на работу ходит по ночам. Правда, я не знаю, что ему ночью там делать?!
Агафья отвела глаза от пристального взгляда подруги.
- Катя, а, может, он лунатик? Дело в том, что мы с охранником сегодня журнал прихода сотрудников сто раз пересмотрели. Тетя Даша говорила, что видела директора месяц назад, а мы на всякий случай, пересмотрели все числа трех месяцев. Фамилии директора там не было!
- А он, что, тоже должен, как и простые смертные отмечаться в дурацком журнале посещений?
- Федор Иваныч, - человек демократичный, он сам составил инструкцию для всех без исключений, не разбирая табеля о рангах. От директора до уборщицы все расписываются в журнале.
- Это уже интересненько! – потерла ручки Катя. – А тетя Даша, или как там ее, не могла ошибиться? У нее со зрением, как?
- И со зрением, и со слухом все нормально. И старческим слабоумием она не страдает. В отличие от многих других интеллект у нее выше среднего. И, к тому ж… - Агафья немного прокашлялась, пытаясь подобрать нужные слова. – Оказывается, Федора Иваныча видела не только наша уборщица. Его еще пару раз лицезрел наш охранник Петр. Может, видели и другие охранники, но я же сегодня разговаривала только с Петром. Он вообще странные вещи говорит. Вроде того, что в музее по ночам ходят привидения, но, по совести говоря, меня волнует другое!..
- Чтобы приведение не показалось пред твоими ясными очами. - Продолжила мысль Катя.
- Нет! – Подняла указательный палец Агафья. – Ты не угадала! Тетя Даша видела нашего директора возле витрины с раритетными экспонатами, очень – очень дорогими. – Агаша вновь замолчала; на этот раз надолго. Она уже была не рада, что решилась рассказать все Кате. Вдруг, дело не стоит выеденного яйца, и гребень взят директором для совершенно невинных целей?
- Ну–ну! – Что ты замолчала? – Торопила подругу Катя.
- В витрине я не обнаружила одну вещь. Я позже сверилась с каталогом, не веря своим глазам и, проверяя себя. Этой вещи в витрине не было, а в каталоге она числилась.
- Что за вещь?
Агафья помялась. Но, сказав «а», надо было рассказать Кате все до конца, хотя у Агафьи и оставались некоторые сомнения. Даже, если исходить из худшего, то есть, предположить, что гребень похитил Федор Иваныч, то утрата раритета повиснет на ней, Агаше. Правда, она плохо разбиралась в финансовых делах, как и в юридических тоже. Но девушка вспомнила, как прежний директор частенько на планерных совещаниях напоминал сотрудникам музея, чтобы он были бдительны, потому что все отвечают за ценности, хранящиеся в музее. Выходит, что Договор материальной ответственности подписывал и Федор Иваныч, будучи еще реставратором.
- Агаша, с тобой все нормально? – Потеребила плечо девушки Катя. – На тебе прямо лица нет. Ты можешь объяснить, что за вещь такая пропала у вас? Вот ты несколько раз сказала: «Вещь – вещь…»
- Из витрины с экспонатами исчез старинный гребень, примерно пятнадцатый век, золотой с тремя большими изумрудами. Правда в гребне отсутствуют несколько зубьев и два камня, а у одного из уцелевших камней небольшая трещинка, но все равно, гребень имеет большую ценность; скорее историческую, нежели как ювелирное изделие.
- Ну, вот! – Поджала губки Катя, - что и стоило доказать! Твой мерзкий директор не только садист и извращенец, но и банальный расхититель государственного имущества.
- Катя, я подписала материальный договор. – Тихо произнесла Агафья таким тоном, будто сказала, что ей объявили приговор.
Катя долго смотрела на поникшую голову подруги, и думала: «Да, что ж ей все время не везет? Только, казалось, выкарабкалась из нищеты и одиночества, так на тебе, новое испытание. Судя по рассказу Агашки, дело хреновое!» Катя вновь отодвинула штору и выглянула в окно.
- Что там, кошки? – Упавшим голосом спросила Агафья.
- Не-а! Жуки… - Непонятно ответила Катя. – Вернее, один «Жук». Твой Федор мне все паморки отшиб, и я забыла показать тебе свое новое приобретение. Посмотри, каков красавец! Ты, куда смотришь-то? Ты не на небо смотри, а вниз на стоянку автомобилей. Видишь малолитражку зеленую с перламутровым отливом? Ну, вон, под фонарем стоит…
- Да, вижу-вижу! Она сверху на майского жука похожа.
- Да! – Гордо вскинула голову Катя. – Это автомобиль марки «Пежо». Из-за названия и цвета я дала ему имя «Жук». Здорово?
- Здорово! – Эхом отозвалась Агафья. – Новенькая, так и сверкает, чудо, какая хорошенькая.
- Да, уж! Что есть, то есть! Жаль будет расстаться с такой красотой. – Тяжело вздохнула Катя, отходя от окна.
- А, почему «расстаться»? Ты ее, что, в кредит взяла? – У Агафьи расширились глаза, и свои неприятности сразу же отошли на второй план. Ей стало до слез жалко подругу. Агаша видела, что та изо всех сил старается бодриться и не показывать вида, что ей плохо. «В своей одинокой жизни у нее появилась хоть какая-то радость, игрушка, и вдруг придется лишиться ее?» - Подумала с горечью Агаша. – Катя, у тебя, что, нет денег на очередной взнос? На, возьми! – И Агафья ни секунды, не раздумывая, послюнила палец и стала стаскивать кольцо. – Я, правда, в ювелирных изделиях не разбираюсь, в общем, полный профан, но сегодня наша секретарша, увидев мое кольцо, долго не могла прийти в себя. Наверно час охала и ахала от восторга; сказала, что оно стоит бешеных денег. Может, так оно и есть? Для меня-то оно ценно, как подарок. – Агафья тут же замолчала, поняв, что сказала совсем не то. – Катька, ты не думай, мне его совсем не жаль! Меня драгоценности не любят, так и норовят от меня смыться. - Засмеялась Агафья.
Катя подошла к девушке, взяла ее за обе щеки, и чмокнула в маленький нос.
- Агашка, ты даже не представляешь, что сама являешься раритетом. Твоему Косте здорово повезло с тобой; интересно, а сам-то он понимает, что в твоем лице вытянул выигрышный билет? По крайней мере, я-то уж точно благодарна Господу, что он послал мне тебя. Правда, не знаю, за какие заслуги?! – Хмыкнула девушка. – Ну, да ладно! – Шмыгнула она носом. – Может, как аванс за будущие благие поступки. А за колечко тебе спасибо, но я вынуждена от него отказаться. Мне материальная помощь не нужна, по крайней мере, на сегодняшний день. А тебе вот, может и понадобится. Я, к чему это говорю? Просто хочу, чтобы ты знала, что моя машинка в твоем распоряжении. Это моя личная вещь, мне ее подарил один богатый чиновник местного разлива. – Катя не стала говорить Агаше про расписку; зачем? Это ее, Катины проблемы, и она сама их решит. – Так, говоришь, что ты подписывала Договор материальной ответственности?
Агаша молча, закивала головой, и из глаз вновь брызнули слезы. «Надо сегодня же достать с антресоли старый халат, там такие объемные карманы», - совершенно некстати, подумала она, высмаркиваясь в бумажную салфетку. Катя замолчала, давая подруге выплакаться. Она знала, что сейчас совершенно бесполезно разговаривать с Агашкой. Кроме всхлипов и стенаний от нее все равно ничего путного не услышишь. Катя порылась в аптечке, нашла валерьянку и пустырник. Недолго думая, по-богатому плеснула в воду той и другой микстуры, понюхала, попробовала на язык и протянула стакан подруге.
- Пей! – Коротко приказала она и сморщилась, увидев, что та одним глотком влила в рот горькую жидкость.
- Спасибо! – Всхлипнула Агафья, понемногу успокаиваясь. – Катя… Меня… Посадят?.. – Спросила она.
- Куда? – Не поняла Катя.
- В тюрьму за халатное отношение к материальным ценностям, доверенным мне государством.
- Не говори чушь! – Разозлилась Катя. Она злилась не на Агашку, а на этого подонка, их директора, который подставил всех сотрудников. Но они-то, сотрудники пусть сами выкручиваются, а вот Агашку Катя в обиду не даст. Если что, она наймет для нее самого лучшего адвоката. – Агаша, ты не кисни раньше времени! – Приказывала она, - и вообще, не раскисай! Все будет хорошо! Я хочу тебе сказать, на всякий случай. Самое плохое, что может случиться… Я повторяю: «Самое плохое…», если гребень не найдется, то всех вас заставят выплатить его стоимость. Вот, почему мой зеленый «Жук» может оказаться для тебя золотым. Мы его продадим и… Ну, вот, опять слезы! Агашка, не реви! Твой Костик вернется из Греции с мешком денег и купит мне другую машинку.
- А если у него не бу – удет такой суммы?! – Испуганно посмотрела на подругу Агафья, и икнула.
- Тогда мне самой придется подсуетиться, и найти «денежный мешок», - невесело засмеялась Катя. - Эх – х ты – ы! – Обняла она подругу. – Говорила ж я тебе, чтобы ты не выходила после отпуска на работу. Недаром у меня душа болела. Но, ничего, могло б быть и хуже. Но, какой же все-таки, негодяй ваш директор! Обкрадывать своих же подчиненных…
- Так, и себя тоже. Ведь, он тоже материально ответственен. Вот, что мне не понятно. – Подняла брови Агаша.
- Святая ты простота! Он-то получит от продажи гребня весь куш, а отдать ему придется только часть, которую раскинут между вами всеми. Если вообще, ему присудят что-нибудь возвращать. Он может представить в суд справку, что все это продолжительное время лежал в закрытой лечебнице. Вот и все!
- Но его ведь видели минимум два человека. Причем, тетя Даша заметила, как он возился в витрине.
- А охранник из лечебницы поклянется, что никто из больных не мог покинуть помещение с кучей запоров и высоких заборов. Да и подкупленный главный врач подтвердит, что больной такой-то лежал под капельницей или в смирительной рубашке, или еще что-нибудь. И, кому, ты думаешь, поверит судья? Уважаемому главному врачу или тете Даше, которая станет рассказывать про сущности и фантомы? Да после таких показаний она сама станет клиентом психиатрической клиники. – Катя немного помолчала, покачивая изящной туфелькой. – И потом… Ты забыла про журнал посещаемости. Ты сама мне сказала, что фамилии директора вы не нашли. Вот и все! Если б я была адвокатом вашего Федора, то в два счета разбила все обвинения против него. И ты мне уж поверь, дорогая моя: у вашего преподобного директора, в случае чего, отыщется отличный адвокат. Но, не боись! Мы тоже не белыми нитками шиты. Если понадобится, мы тебе наймем адвоката. «Жук» расплатится. – Засмеялась Катя. Настроение у нее вновь поднялось. «Оказывается так приятно не только совершать хорошие поступки, но даже думать о них», - подумала она.
- Думаешь, Федор Иваныч мог подкупить и охранника, и уборщицу? – Не могла никак успокоиться Агаша.
- Да, нет, конечно! Он проходил в здание через черный ход.
- У нас вход и выход только один! – Категорично заявила Агафья. – И не качай головой! Мне-то лучше знать; я все-таки как-никак работаю в музее семь лет, и обследовала здание вдоль и поперек, с подвала до чердака. Никакого другого входа, кроме центрального, в музее нет.
- Насколько я помню, у вас два этажа.
- Да. А еще подвальные помещения и чердак. В подвале находится хранилище, две мастерские: одна для художника, вторая для археологов, они там восстанавливают, найденные при раскопках разные предметы. Амфоры, гидрии… Вообщем, много чего… Потом, в подвале находится помещение с генератором, техническая комната. – Агафья закрыла глаза, вспоминая. – На первом этаже в холле сидит охранник, также на первом этаже находятся смотровые залы. На втором – служебные помещения. Приемная директора, его кабинет, бухгалтерия, комната экскурсоводов и мастерская для реставрационных работ.
- Ну-ка, ну-ка! – Заерзала на стуле Катя. – А мог у вашего Федора остаться от этой комнаты ключ? Ты говорила, что ваш Федор до директорского кресла был реставратором?
- Причем, очень хорошим… - Встрепенулась Агаша. – Все говорили, что он очень талантливый, высокий профессионал.
- Мне плевать на его профессиональные качества! – Обрубила Катя. – И прекрасные мастера своего дела бывают маньяками и убийцами.
- Ну ты уж, того… Слишком… Какой же Федор Иваныч маньяк?
- Твой муж вовремя прищемил ему хвост. – Безапелляционно констатировала Катя. - Еще немного и он переступил бы тонкую черту, отделяющую его от убийц. Извращенец хренов! – Не сдержалась Катя. – И потом… Чем он не маньяк? Он одержимый человек. И ему самое место, если не в колонии, то уж в психушке, - это точно. Надо его было держать там постоянно, причем в смирительной рубахе. Спокойней было б для нормальных людей.
Агафья хотела сказать что-нибудь в защиту директора, но не нашла веского аргумента и только открыла рот.
- И ты еще защищаешь этого гада?
- ???
- Естественно, у тебя просто нет слов в его оправдание. Ты мне лучше ответь: «У вас есть пожарная лестница?»
- А, как же! – Подняла брови Агафья.
- Ну вот! Теперь мне все ясно! – Взмахнула руками Катя. – Если есть пожарная лестница, то на нее должен ведь быть выход. А выходят люди в случае пожара из чего? Из двери. Логично? Значит, что? Значит, должна иметься дверь. Должна?
- Должна! – Согласилась Агафья. – Но у нас, ее нет. Пожарные уже неоднократно штрафовали нашего прежнего директора, и обязывали его прорубить запасную дверь.
- Ничего не понимаю! А, куда тогда лестница ведет? Может, к какому-нибудь окну на втором этаже?
- Катя, я понимаю, к чему ты клонишь?! Но у реставрационной два малюсеньких окошка. Вот такие узенькие бойницы, - и Агаша развела руками, показывая ширину окон. – В них разве что кошка может протиснуться, а фигуру нашего директора ты видела сама.
- Да. Имела радость с высоты моего окна увидеть колобка. Мерзкий тип! – Демонстративно поежилась Катя, и скривила в брезгливости губы.
- Ну, это ты напраслину говоришь! – Засмеялась Агафья. – Фигура у него совсем неплохая, и никакого живота вовсе нет.
- Мы отвлеклись! – Перебила девушка подругу. – Так куда ведет ваша чертова пожарная лестница?
- На чердак… - Коротко ответила Агафья.
- Ну вот!.. – Обрадовалась Катя. – Значит, ваш преподобный директор проникает в помещение музея через чердак.
- Не – а!
- Почему «не – а»? – Удивилась Катя.
- Да, потому что на чердак можно попасть только с улицы. Он никак не связан с помещением. Еще давным-давно экс. директор приказал заварить чердачный лаз, опасаясь воров.
- Ну, тогда это просто чертовщина какая-то. - Развела безнадежно руки Катя.
- Вот и ты пришла к тому, что в музее живут различные сущности, привидения.
- Я этого не говорила. – Потерла лоб девушка. – «А сущность эту я сама выведу на чистую воду», - подумала она.
* * *
- Остапчик, привет дружище! – Закричали в трубке голосом Федора. Правда, на этот раз голос был не очень уверенный. Федор Иванович боялся, что его товарищ не захочет разговаривать с ним, а ему ох как надо было убедить Остапа приобрести у него некую вещицу. Конечно, Федор Иваныч и сам мог продать ее, но на это требовалось время. Кроме того, найти достойного покупателя, который не заложит тебя при первой же возможности, было нелегко, да и опасно. Какая гарантия, что его не кинут или, еще того хуже, не убьют?! Тут уж не до выпендрежа! Придется свою обиду и неприязнь засунуть в задницу. У него еще будет время поквитаться с Остапом. Но это позже… Пока же он ему нужен, - это самый надежный посредник в сделке. На этот раз Федор не будет таким доверчивым и наивным, и поступит разумно. Сначала деньги, а после стулья. За гребень он запросит достойную, вещи, сумму и… Только сейчас Федору Ивановичу пришла в голову идея; он туда приплюсует и стоимость картины, попробует убедить товарища в выгоде от сделки. Лишь бы он захотел с ним общаться. – Остап, не вешай трубку! Возможно, мой звонок тебя заинтересует! – Тараторил он.
«А, вот, по-моему, тот зверь, который ко мне и бежит», - удовлетворенно подумал Остап. У него было охотничье чутье. Он по голосу определил, что Федор на этот раз звонит по делу, причем, судя по тому, как лебезит, дело неотложное.
- Федор? – Удивленно спросил Остап. – Вот уж не ожидал, что ты наберешься наглости позвонить мне. Тебе не говорили, что ты, как осенняя муха: прилипчивая и кусачая?! – Хмыкнул Остап, прижимая плечом к уху трубку и, пытаясь прикурить сигарету. Зажигалка несколько раз щелкнула вхолостую. – Фу, черт! – Выругался мужчина.
- Ты, что ругаешься? – Пытался изо всех сил не сорваться Федор. Для себя он решил: будет сдерживаться до конца, выдержит все унижения. Остап ему нужен. - Зажигалка… мать ее! Работает через раз. – Пыхтел Остап, пытаясь, раз за разом высечь огонь.
- Надо бросать курить! – заискивающе сказал Федор. - Здоровье в нашем возрасте дорого стоит.
- Поучи еще! – Буркнул беззлобно Остап, с удовольствием затягиваясь и, прикрывая от дыма глаз. – И, чего это ты про возраст-то заговорил? Я, если ты еще не забыл, моложе тебя, и на здоровье не жалуюсь. И денег у меня хватает, чтобы следить за своим здоровьем.
- Вот я про тоже и говорю, - это хорошо, когда есть лишние денежки, а вот, если их нет, тогда как быть? – Натужно выдохнул в трубку Федор.
- Прибедняешься? Так, говори, зачем позвонил?! Я ж тебя знаю, как облупленного! Просто так без корысти ты ж не станешь интересоваться здоровьем товарища.
- Да, просто хотел сделать тебе приятное, и предложить купить у меня одну вещицу. Заметь, из глубокого к тебе уважения, я позвонил тебе первому. Поверь, вещь уникальная, и у меня каждый захочет оторвать ее с руками.
- Федор, оставь виляние хвостом! Я-то знаю, что ты не домашняя безобидная болонка, а хитрый зубастый пес.
- Спасибо, что хоть кобелем не назвал. Но я на тебя, Остапчик, не обижаюсь. Знаю ведь, что ты человек горячий, но отходчивый, к тому ж справедливый.
- Извини, Федя, если я малость перегнул палку, но терпеть не могу, когда хитрят. Почему б тебе сразу не сказать: «Дескать, так и так… Я нуждаюсь в деньгах, у меня есть кое-что для продажи…» А ты начал набивать цену; не люблю этого. Ну, что там у тебя? – Будто нехотя, поинтересовался он.
- М – м – м… Я не могу говорить по телефону. – Замялся Федор Иванович.
- Давай сразу же расставим точки над «и»! Если это криминал, то ты напрасно меня побеспокоил. Ты ведь прекрасно знаешь, что у меня чистые руки, и я занимаюсь только легальным бизнесом. Именно поэтому так долго и занимаю руководящую должность, и не собираюсь рисковать. Репутация у меня незапятнанная, так что, Феденька, разреши мне пожелать тебе здоровья и откланяться!
- Погоди! Не вешай трубку! – Заверещал Федор Иванович. – Ты, вероятно, меня не правильно понял. Я ни за что б не стал тебя подставлять. Но восточная пословица говорит: «Сколько раз не повторяй слово халва, во рту от этого слаще не станет». Я к тому, что вещь надо увидеть, чтобы оценить. Я просто уверен, что она тебе понравится. Когда мы сможем повидаться?
- Фуу… Ну, ты меня прямо за горло взял. Ну, ладно уж, сейчас сверюсь с планом, - деловито изрек Остап, и подмигнул девушке на фотографии. Он нарочно тянул время, прошуршал бумагой перед микрофоном телефона, попросил секретаршу сварить кофе. Остап прямо кожей чувствовал, как на другом конце провода исходит от злости Федор. «Ничегоо! – скривился он, - пусть подождет, помучается от неопределенности. Глядишь, и скинет цену. Остап не сомневался, что у Федора есть что-то уникальное, во вкусе ему не откажешь! Он сидел, развалившись в кресле, и потягивал ароматный напиток, изредка посматривая на часы. Федор ожидал уже пятнадцать минут. – «Пора!.» – Решил Остап и дунул в трубку. – Алло! – Гаркнул он, - это кто на телефоне? Ойй, Федор! Ну, брат, извини! Совсем про тебя забыл. Работа!.. мать ее! посетители… Прямо продохнуть некогда. Ну, что там у тебя?
- Остап… – Обреченно произнес Федор, - ты ж собирался со мной встретиться.
- Ойй, прости-прости! Вот, я болван! Щас… Так-так-так… Я могу в пятницу в шестнадцать часов. У меня появится окно минут на сорок-сорок пять. Жду тебя в нашем кафе. – Официально произнес Остап и, не дожидаясь ответа собеседника, опустил трубку на рычаг.
Федор Иванович еще некоторое время по инерции прижимал к уху влажную трубку, но, в конце концов, понял, что и на этот раз последнее слово осталось за Остапом. Этот диалог забрал у него все силы; он сидел, уставившись в зеленый глаз на телефонном аппарате. «Что это? – Встрепенулся Федор Иванович и приподнял трубку. – Из динамика раздавались короткие гудки. Через мгновение зеленый огонек погас, а в ухе послышался непрерывный зуммер. – Все ясно! Тамара подслушивала разговор. Федор Иванович аж вспотел. Он вспоминал, что она могла услышать и понять из их с Остапом диалога?! – Вроде бы ни он, ни Остап, ничего лишнего не сказали. Кругом одни шпионы! Мать иху! – Разозлился Федор Иванович. – Еще неизвестно, увидела - ли Агафья, что в витрине отсутствует один из экспонатов? Она долго тогда отиралась возле витрины, но ему ничего не сказала. Хорошо это или нет?! – Задумался Федор Иванович. – Если она обнаружила отсутствие гребня и не довела до моего сведения, тогда, о чем это говорит? Или Агафья не помнит всех предметов, лежащих за витринным стеклом, или она уже выявила пропажу? Тогда ее молчание для меня опасно, ибо девушка подозревает именно меня. Может, пока не поздно, вернуть на место гребаный гребень? Но, так нужны деньги. Я просто уверен, что Остап не поскупится, увидев раритет. Но, как долго еще ждать?! Сегодня только вторник. Надо все хорошенько обдумать! – Федор Иванович прикрыл глаза и провел пальцами по лбу. Он почувствовал, что лоб липкий от пота. – Гадина, какая! – Подумал он о секретарше. – Ну, ничего! Я ее отважу от прослушивания чужих разговоров». И директор решительно произнес через селекторную связь:
- Тамара Васильевна, зайдите, пожалуйста!
Через минуту дверь медленно открылась.
* * *
Впервые Катя чувствовала себя не в своей тарелке. По обыкновению она спокойно, как должное, принимала дары от мужчин. «А, что? – Рассуждала она сама с собой. – Если они преподносят мне презенты, так это не из последних денег. Им приятно дарить, а мне нравится принимать подарки». Все ее многочисленные «бой Фреды», если так можно назвать «мальчиков» предпенсионного возраста были при должностях и при деньгах. Но Катя придерживалась принципа: у нее ВСЕГДА на данный период был только один мужчина. Как правило, расставались они по желанию обеих сторон, друзьями. Катя не считала себя куртизанкой, просто она любила красиво жить: весело и по возможности, без проблем. Трезво смотря в будущее, она готовила себе безбедную старость; приобрела недвижимость в виде небольшой уютной квартирки, которую сейчас сдавала в аренду. К тому ж, понимая, что годы рано или поздно смоют краски с ее привлекательного личика, она решила восстановиться в институте, и продолжила обучение на вечернем экономическом факультете. Днем же вела на местном телевидении свою программу. Деньги, правда, были не ахти какие, но публичная жизнь заставляла держать себя в постоянной форме, не давая расслабиться. К тому ж, именно голубому экрану Катя была обязана многочисленным поклонникам. Ее узнавали на улицах родного города, даже брали автографы. Тем более, было удивительно, что ее лицо оказалось неизвестным мужчине, с которым она познакомилась в автомагазине, куда зашла с определенной целью. Конечно же, Катя не собиралась покупать себе иномарку; у нее не было столько денег. Но, вот уже целый месяц она одна, так как последний кавалер, тепло, попрощавшись, уехал с семьей в далекую восточную страну. И срочно понадобилась замена, новый мужчина, и она решила «закинуть удочку» (по ее выражению), в магазине, где продавались французские авто. Здесь уж наверняка водятся крупные рыбки, случайных прохожих в дорогом магазине не будет. Катя разыграла спектакль с порезанной сумочкой. Она и представить себе не могла, какой богатый улов это принесет?! Но, вот уже месяц ее гложет совесть. Раньше с ней таких метаморфоз не случалось. Правда, в оные дни ей никто таких дорогих подарков и не делал. Остап в ее мужской «коллекции» оказался самым щедрым, но и самым наивным. Он спокойно проглотил всю заваренную ее умелой рукой, сладкую кашку. Кате даже было как-то не по себе, что Остап каждое ее слово принимает за чистую монету. Она, зная мужскую психологию, видела, что он поставил на нее крупную карту, а если точнее, то, как сейчас принято говорить: познакомился с ней для серьезных отношений. Иначе, как понять его намеки на счет общего гнездышка?! Остап открыл перед девушкой все карты; она знала, где и кем он работает, где живет. Катя чувствовала серьезность его намерений и, видя, что с его стороны их встречи не легкий флирт, дала понять, что подарки принимать не станет. Собственно, поэтому она и написала долговую расписку на машину. Девушка еще была не готова связать себя по рукам и ногам цепями Гименея. Появись Остап раньше, кто знает, может, она б и решилась на замужество, потому как считала, что любовь встречается только в сентиментальных романах, которыми зачитывается Агашка. Но, когда Катя увидела, как развивались отношения ее подруги с Костей, то поняла, что любовь есть, просто Кате еще было не дано ее встретить. Катины догмы
пошатнулись. И, хотя Остап и отвечал многим ее интересам, но ее сердце молчало. Нет! Не станет она спешить с замужеством. У нее еще есть время и не потеряна надежда найти свою любовь. Бесспорно, Остап интересный мужчина, умный, галантный, ну и щедрый, конечно же, но не таким она представляла своего мужа. Если б у нее спросили, каким она видит свою половину, она не смогла б ответить. Но, не таким, как Остап… Теперь она жалела, что согласилась на встречу с ним у себя дома. Она боялась, что свидание на ее территории может продвинуть их отношения; и дело не только в интимной близости, которой у них еще не было, но, вероятно, предстоит серьезный разговор на счет общего хозяйства. Впервые в жизни она не знала, как себя повестИ, чтобы не обидеть мужчину, но и не вселить ему в душу надежду на брак. Она хотела поделиться колебаниями с Агашкой, но после некоторого раздумья пресекла эту идею. Конечно же, та со своей бабской колокольни начнет убеждать ее в том, что Кате в ее двадцать восемь лет уже пора вести «оседлый» образ жизни, обзавестись мужем и кучей ребятишек. Нет! Агашка ей не советчик. Катя решила не загадывать, а жить по «принципу сегодняшнего дня». Приняв для себя решение, она успокоилась, и ее мысли переключились на проблемы, актуальные именно сегодня; эти проблемы связаны с Агашей, а точнее, это Агашины проблемы. Но, по всему видно, решать их придется ей, Кате. Девушка не верила ни в приведение, ни в фантомы и не поверит, пока не увидит всю эту чертовщину своими глазами. А, если уборщица и охранник, со слов Агаши, утверждают, что видели нечто в образе директора, то это и был никто иной, как сам директор. Осталось только узнать, как он проникает в музей?! И Катя решила сама обследовать все помещения.
* * *
Дверь слегка приоткрылась; ровно настолько, чтобы в щель могла просунуться голова охранника. Тот смущенно кашлянул, привлекая к себе внимание директора.
- Федор Иваныч, а Тамара Васильевна вышла на пять минут, она пошла, получить деньги, - объяснил охранник.
- А ты, что делаешь на втором этаже? – прищурил глаза Федор Иванович. – И потом… - встрепенулся он, - разве сегодня твоя смена?
- Так, говорю ж, что сегодня день выдачи зарплаты, вот, я и пришел из дому, - обстоятельно объяснял Петр, переминаясь с ноги на ногу.
- А деньги теперь, что, выдают в моей приемной? – С сарказмом произнес Федор Иванович, облокотясь на спинку кресла. – А я и не знал, что бухгалтерия переехала.
- Да, нет, бухгалтерия по-прежнему находится на своем месте. – Не поняв иронии, серьезно докладывал охранник. – И касса там же…Тамара Васильевна увидела меня в коридоре, и попросила посидеть на телефоне, пока она сбегает за деньгами. Она боялась пропустить важный звонок.
- Ну, и?..
- А мне, что, жалко, что - ли? Я умею пользоваться селекторной связью. Подумаешь… Много ума не надо! Сиди, да нажимай на нужные кнопки.
- А, что за важный звонок ждала секретарша? Она тебе случаем не сказала?
- Да, говорила, что это вам может кто-нибудь нужный позвонить, а не ей.
- Мне никто не звонил? – Уставился директор в лицо Петра.
- Пока я здесь был, вы сами набирали кому-то. Телефон делал тыр – тыр – тыр. Так что никто и не мог бы вам дозвониться, аппарат-то был занят, - как несмышленому младенцу, объяснял Петр.
- Можешь идти! Появится Тамара Васильевна, скажешь, чтобы сразу зашла ко мне! – Сердито махнул рукой директор.
«Ну, и идиот! - Подумал он. – У него в голове жернова вместо мозгов. Но, может, это и к лучшему? Что вместо хитрющей, любопытной Тамары в приемной оказался олух царя небесного. А я еще не верил, когда в коллективе говорили про Петра, что после «горячих точек» у него с головой не все в порядке. Слава Богу! Но Тамару надо все равно прочехвостить. Так… Для острастки…»
- Федор Иваныч, вызывали? – В кабинет вошла секретарша с блокнотом и ручкой в руках, и подобострастно уставилась на начальника.
- С каких это пор вы нашли себе заместителя, Тамара Васильевна? Может, вам тяжело стало справляться с вашими непосредственными обязанностями? Так, я могу на ваше место взять другого человека. Помоложе и поскромнее… Которого будет интересовать только его собственная работа, а не телефонные разговоры начальника. – Федор Иванович оперся грудью на стол, и зашипел, как змея, - думаете, я не знаю, что вы шпионите за мной. Просто из-за своей интеллигентности я молчал, мне неудобно было делать замечание женщине в вашем возрасте, а вы без зазрения совести пользовались моим благородством. Но, хочу вам заметить, уважаемая, что всякому терпению может наступить конец. Пожалуйста, - растянул директор губы в ехидной улыбке, - примите это к сведению!
Секретарша стояла в оцепенении. Ее лицо заливала краска стыда, обиды и злости на директора. Она еле сдерживалась, что б не запустить в его надменную, мерзкую физиономию блокнотом. Но рассудок взял верх над эмоциями. Ей нельзя потерять эту работу; кто ее возьмет в предпенсионном возрасте на другое место? Придется терпеть!
- Вы еще здесь? – С сарказмом спросил директор? - У вас, что, нет работы? Идите пока и работайте! – Приказал он, сделав ударение на слове «пока», и махнул рукой, будто отмахнулся от навязчивой мухи.
Секретарша чуть ли не задом вышла из кабинета. Она в эту минуту сама себя ненавидела. - И, главное, за что он сорвался на нее? Что она сделала не так? «Можно считать, что пронесло, - облегченно вздохнул Федор Иванович. – Секретарша теперь не сунет свой длинный нос в мои дела. Вон, как испугалась, что я ее уволю; ну а нулевым интеллектом Петра ему не то, что шпионить, ему опасно доверить пасти коров. Физиономия у него дебильная, и вообще… тормознутый какой-то».
Петр, дождавшись секретаршу, вышел из приемной директора, аккуратно прикрывая за собой двери. И хорошо, что Федор Иванович не видел в этот момент выражение лица охранника. Глуповато-угодливая маска слетела с его лица, в смышленых глазах Петра появился интерес. У охранника в отсутствии секретарши было время прослушать весь разговор директора с невидимым собеседником. В начале он просто от скуки слушал диалог мужчин, еле сдерживая смех от того, как невидимый собеседник отчитывал Федора и, как последний оправдывался и лебезил. Вероятно, Федор зависел от мужчины или имел свой интерес, иначе б он не позволил мужику окунать его в дерьмо. После того, как Федор намекнул собеседнику, что это не телефонный разговор, охранник стал уже внимательней слушать их, пытаясь уловить суть. Недомолвки мужчин стали для Петра подозрительны, а когда директор вызвал его и отчитал за то, что охранник находился в приемной, подозрение его увеличились во стократ. Директор зло смотрел на него, будто пытался пробуравить глазами и узнать, что известно Петру?! И Петр решил все выяснить сам, для чего ему надо было проследить за Федором. Он вернулся домой и составил план действий. Для начала проверил по календарю график своих смен и остался удовлетворен. Его смена в воскресенье, значит, пятница в его распоряжении, и никто не помешает заняться слежкой. Петр решил начать ее от стен музея, так как не знал, в каком кафе произойдет встреча мужчин. Жаль, что у него нет прослушивающего устройства, придется пойти на риск и занять столик поблизости. «Но, почему на риск? – Подумал он. – Ведь, я могу немного изменить свою внешность. Купить парик или… наоборот… Сбрить свои волосы, например. И еще можно наклеить усы». Не откладывая решение в долгий ящик, Петр направился в ванную и обрил наголо свою голову. Он уставился на свое отражение; на него из зеркала смотрел испуганный, прямо какой-то незащищенный мужчина. Голове стало холодно, а самому Петру без его густой шевелюры неуютно. Он провел ладонью по лысому черепу и тяжело вздохнул. Боевое настроение вмиг улетучилось вместе с волосами. Петр уже пожалел, что так поступил, но успокоил себя тем, что волосы не зубы, может, еще и отрастут. Лишь бы голова осталась целой. Но, собственно, чего ему бояться? Главное, в Чечне не боялся, а тут испугался какого-то мужичонки. Самое плохое, что может случиться, - это, если его разоблачат, то просто выгонят с работы. Ну и пусть! Он уже и сам подумывал найти себе другое место. Раньше его в музее удерживала надежда, что когда-нибудь Агаша полюбит его, а теперь… Ни веры тебе, ни надежды не осталось! Разве что, любовь... Он не мог забыть Агашу, не мог выдернуть ее из сердца, разве что, вырвать вместе с сердцем. Петр печально подморгнул своему тоскливому отражению, приставил под нос клок своих волос, и прыснул. С усами пришлось повозиться, потому что они получались то огромными, как у Тараса Бульбы, то маленькими, как у Гитлера. Наконец-то, промучившись, мужчина остался доволен полученным результатом. «Конечно, не так аккуратно, как у Пуаро, - подумал он, - но вполне сносно. Довольно симпатичные усики получились. И, почему это я раньше не отращивал усы? Может, тогда б Агаша заметила меня? Все! Хватит думать о чужой жене! – Дал себе команду Петр. – Главное, что моя внешность кардинально поменялась. Если я сам не узнаю себя, то уж Федор и подавно не узнает в усатом лысом мужике охранника». Петр с нетерпением ожидал пятницы, отсчитывая дни. В среду он был вынужден работать в кепке, чтобы не святиться лысиной перед директором, и на его немой вопрос, сбивчиво ответил:
- Немного приболел… знобит… продуло, наверно. Здесь такой сквозняк.
Накануне пятницы Петр очень долго ворочался, никак не мог заснуть, и только под самое утро провалился в свинцовый сон. И ему приснился их директор, будто сам Федор елозит опасной бритвой по черепу Петра; при этом грязная пена залепляет ему глаза и заползает в нос и рот. Петру становится с каждой минутой все труднее и труднее дышать. Он пытается отпихнуть руку директора, но чувствует, как опасная бритва уже сползает на его шею. Проснулся Петр ближе к полдню, у него сильно болела голова, и на душе было не спокойно. «Может, ну его?! – Мелькнула трусливая мыслишка. – И, что мне надо от его дел?» Петр загадал: «Если не удастся с первого раза нормально приклеить усы, я отменю слежку за Федором». Усы получились просто супер! Он еще некоторое время критически рассматривал себя в зеркале. Вертел головой, дергал себя за, приклеенные намертво, усы. Подергал носом, отчего усы хищно зашевелились. Настроение у него не улучшилось, а сердцу стало так тяжело, будто на него упал громадный валун. Так у него еще сердце не болело, даже тогда, когда он узнал о свадьбе Агаши и Кости. Мужчина глубоко вздохнул, но тяжесть не прошла, а распространилась по всем внутренностям. Уже и легким не хватало воздуха. Он взглянул на пачку с сигаретами, уже потянулся, было за ними рукой, но передумал, и взял со столика пачку жевательной резинки. Надел куртку, по привычке похлопал себя по карманам, проверяя наличие документов, зажигалки и так далее. Левый внутренний карман неприятно тянул вниз. Петр засунул руку и достал оттуда тяжелый перочинный ножик со множеством лезвий; некоторое время смотрел на него, потом положил на столик. Вернулся на кухню проверить, все ли краны на печке выключены?! «И, зачем такая тщательность? – Подумал он. – Будто на сутки ухожу, а не на пару часов». Петр еще какое-то время потоптался в прихожей, затем решительно «прошуршал»
молнией, застегивая куртку под горло. Он уже взялся за ручку входной двери, как вдруг резко повернулся и протянул руку к перочинному ножику. Карман куртки снова обвис под тяжестью ножа, но, как ни странно, сердцу стало как-то полегче. Петр вышел за дверь, закрыл квартиру на оба замка и подергал за ручку. Он вновь поймал себя на мысли, что ищет любой повод, чтобы оттянуть время. «Хоть бы в лифте застрять, что – ли!» - С надеждой подумал Петр.
* * *
С раннего утра пятницы настроение Федора Ивановича было чудесным. Он плотно, вкусно позавтракал под музыку своего любимого Вагнера. С особой тщательностью оделся, от души облив себя туалетной французской водой. «Готовлюсь так, будто спешу на свидание с любимой женщиной, - подумал он. – Но Остап должен видеть, что я еще в седле и не последний кусок хлеба доедаю, поэтому у меня и запросы соответствующие. Отсюда и цену за гребень стану назначать. Кстати, надо бы улучить момент, да и забрать его из моего тайника в подвале. Так… Где мои ключики от входа в подвал? – Разговаривал сам с собой Федор Иванович, расхаживая по квартире. – Хорошо, что я поменял замок, а то с этим стареньким английским в последнее время одни неприятности были. И все моя излишняя бережливость! Из-за нее чуть сам себя в подвале не замуровал. Правда, за новый замок пришлось выложить кругленькую сумму, но он того стоит; жаль только, что к нему положено всего два ключа. А, собственно, зачем мне больше-то? Солить их, что - ли?» Федор Иванович еще раз посмотрел на свое отражение, удовлетворенно хрюкнул и вышел из квартиры, позвякивая связкой ключей в кармане. Он направился к лифту, но в самый последний момент передумал. «Не хватало мне еще повиснуть между этажами, да и проторчать в нем неизвестно сколько!» - Проворчал он и стал спускаться по ступеням, брезгливо через платок, держась за перила. Как-то он уже имел неосторожность прикоснуться «невооруженной» ладонью к перилам, и потом весь день чувствовал на ладони чей-то плевок, как не отмывал руки. Никаких непредвиденных приключений с ним в дороге не произошло, и он вовремя подошел к зданию своего музея. Легко бегом преодолел три ступеньки и распахнул двери.
- Здравствуйте, Николай! – Весело приветствовал он охранника, протягивая руку. – Как здоровье? Не замерзли? Может, пока не дали отопление, стоит поставить сюда электрический камин? – С повышенным вниманием интересовался директор, и сам был горд собой от такой заботливости о персонале. – А то ваш коллега жаловался, что его на посту продуло.
- Доброе утро, Федор Иваныч! – Ответил на рукопожатие охранник. – Спасибо за заботу, но на здоровье не жалуюсь, да и сквозняков здесь, благодаря вам, нет. После того, как по вашему распоряжению поставили металлопластиковые окна и двери, в холле стало просто прекрасно. А кому, интересно, холодно? Вроде бы, на больничный никто из нас не собирался, - забеспокоился охранник, что придется выходить чаще на работу.
- Так, Петр говорил, что его продуло. Он даже весь день кепку не снимал.
- Ааа! – С облегчением засмеялся охранник, - тогда все понятно! Федор Иваныч, Петьке просто стыдно с босой головой сидеть. Он дуралей зачем-то башку налысо обрил. Ну, понятно, если б это было летом. Жарко… А в зиму-то зачем? Вот умора! – Захохотал Николай, запрокидывая голову, отчего его острый кадык, задвигался по шее, как живое существо.
- Может, мода такая?!. – Брезгливо отвернул лицо Федор Иванович, и поскорее вытащил кисть из руки охранника. – Или поспорил с кем? Мало - ли?..
- Какая модаа, Федор Иваныч?!. Да, и не идет ему совсем лысина. Он стал на гангстера похож или шпиона. Да, ему, видать, и самому не очень понравилось новое обличье, иначе б он в фуражке все время не был. – Веселился и балагурил от души охранник, радуясь, что нашелся слушатель. Причем, не абы кто, а сам директор.
Федор Иванович пожелал Николаю спокойно отработать смену и направился к себе в кабинет, в очередной раз, делая вывод, что с головой Петра не все в порядке. «Раньше в голове было пусто, а теперь еще и на голове». - Хихикнул директор. Вскоре работа полностью заняла мысли Федора Ивановича, и он напрочь перестал думать о такой мелочи, как охранник. Час пробегал за часом, а директору некогда было поднять головы. В пятнадцать часов в кабинет заглянула секретарша.
- Федор Иваныч, вы просили напомнить вам, что у вас важная встреча.
- Да – да, Тамара Васильевна! – Дернул головой директор. – Большое спасибо! Как-то сегодня уж особенно быстро пролетело время, вы не находите? Ай йяй! – Посмотрел он на часы и замотал головой. – Вы сегодня хоть обедали, Тамара Васильевна? – Состроил он участливую мину.
- Спасибо, у меня с собой был бутерброд. А вот вы, Федор Иваныч, остались сегодня без обеда! – не удержалась секретарша и съехидничала.
- Ничего! Я подпитывался духовно. – Растянул губы в улыбке директор. – Я сегодня уже не вернусь, так что прощаюсь с вами до завтра. – Торопился он, запихивая руки в рукава пальто.
«Ну да! Как же? Не вернешься! – Зло прошептала Тамара Васильевна. – Знаем мы вас! Сделаешь вид, что уходишь, а сам спрячешься в укромном уголке, да и будешь подсматривать за подчиненными. Уу, злыдень!» - Прошипела в след уходящей спине секретарша.
Но Федор Иванович, погруженный в свои мысли, не расслышал женщину. Быстро сбежал по ступенькам, попрощался с охранником и вышел. Дойдя до угла здания, он неожиданно остановился и обернулся; на него чуть не налетел какой-то юнец.
- Ты чо, дядя, офанарел что-ли? – Ругнулся парень и сплюнул ему под ноги.
«Показалось, - вслух подумал Федор Иванович, не обратив внимания на задиравшегося парня. – Да, наверняка показалось! Мало – ли лысых мужиков по улице ходит? Да, и что ему возле музея околачиваться, когда у него смена в воскресенье? А у этого парня, по-моему, еще и растительность под носом. А Петр, насколько я помню, бреется начисто». Федор Иванович еще немного постоял, всматриваясь в многочисленные лица прохожих, спешащих по своим делам, и сам заторопился. Времени у него оставалось впритык. Он еще раз посмотрел по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, юркнул во двор и чуть ли не бегом кинулся к потайному лазу. Замок мягко щелкнул, втягивая язычок. Федор Иванович хотел, было уже толкнуть дверь, когда почувствовал, что рядом кто-то есть. «Значит, не показалось…» - С досадой подумал он и резко повернулся.
- Петр?!. Что вы здесь делаете?
Ошеломленный охранник не нашелся сразу, что ответить?! Было ясно, что его узнали. Значит, весь грим был ни к чему! «Значит, отступать некуда и надо идти напролом», - подумал он.
- Теперь-то я понял, Федор Иваныч, как вы проникаете в здание музея?! А я уж начал бояться, что у меня что-то с головой. Принимал вас за привидение. – Петр не сводил глаз с лица директора. Он ожидал от него чего угодно: нагоняй, оскорбление, угрозу увольнения с работы, но директор вдруг неожиданно расхохотался, и Петр немного расслабился, нагибая голову и пролезая в узкий ход. За ним последовал директор, легонько подталкивая парня в спину и подсвечивая фонариком. Петр потихоньку, нагнувшись, продвигался вглубь темного коридора. Фонарные снопики на долю секунд высвечивали влажную каменную кладку, земляной пол, несколько картонных коробков, покоробившихся от времени и сырости. Правда, среди этой бесформенной груды светящийся круг ненадолго задержался на небольшом деревянном сундучке. Петр хотел, было остановиться и рассмотреть внимательнее интересный экспонат. Он обернулся к директору.
- Федор Иваныч, вы не дадите мне на минутку свой фонарик? Я тут увидал кое-что интересное.
Директор будто и не слышал просьбу охранника. Он с насмешливостью разглядывал его, направив мужчине в лицо яркий свет от фонарика, заставляя Петра щуриться.
- Петр, так вы следили за мной, решили поиграть в шпионов? Какой же вы, в сущности, еще ребенок. Сдаюсь – сдаюсь! Вы меня поймали на месте преступления! - Поднял комично руки директор, отчего луч света подпрыгнул вверх, и Петр машинально поднял голову вслед за белым пятном. Вдруг, совершенно неожиданно для Петра, Федор Иванович сделал резкий выпад вперед, нанося парню ребром ладони удар по шее. Петр ухватился за горло и свалился мешком под ноги Федора Ивановича. Тот направил яркий луч фонарика в лицо жертве, отпихнул бесчувственное тело, освобождая ногу, потом брезгливо ткнул его носком туфля в бок, - никакой реакции.
- А с головой у тебя точно швах! – обратился он к Петру, - надо же быть такому доверчивому идиоту, чтобы просить меня показать сундук. Может, тебе и содержимое его показать? А, может, и поделиться с тобой? – Продолжал ерничать Федор Иванович, наклоняясь над сундуком и вставляя маленький резной ключик в едва заметную скважину. Крышка сундучка тут же откинулась назад, издав звук, похожий на стон. Федор Иванович довольно крякнул и нежно погладил свои сокровища. Он, как по клавишам пробежал слегка дрожащими пальцами по разноцветным камешкам, весело подмигивавшим всеми цветами радуги. Федор Иванович мог часами любоваться игрой света драгоценных камней, но сейчас ему было некогда, да и тускневший луч света фонарика напоминал ему, что время поджимает. Опаздывать на встречу к Остапу никак нельзя, тот не выносит не пунктуальности и ждать Федора не станет. Федор Иванович еще раз пробежался лучом по камням, нежно их погладил, тяжело вздохнул, будто навсегда прощался с ними и вынул из сундука шкатулку с гребнем. Фонарик выдал яркий сноп света и тут же погас. Мать твою! – В сердцах выругался Федор Иванович и зачем-то потряс фонариком, бесполезно нажимая на кнопки. Света не вытряс ни капли. «Ну вот! – Подумал он вслух. – Собирался ведь сколько уж раз вкрутить лампочку, и все боялся, что из-за старости проводов и из-за сырости может произойти замыкание. А сейчас темнотища хоть глаз выколи». Мужчина на ощупь опустил крышку сундучка и ощупывал его бок, чтобы найти ключ. Замок мелодично звякнул и удовлетворенный Федор Иванович, сгибаясь под сводами нависшего коридора, расставив по сторонам руки, медленно двинулся в обратный путь. Выйдя из затхлого помещения, он вдохнул полной грудью свежий осенний воздух, воровато зыркнул по сторонам, притянул за ключ на себя дверь и дважды повернул его в замке. И только сейчас обратил внимание на то, что его ладони выпачканы известкой и еще чем-то липким. «Фу, мерзость какая!» – Скривился он, доставая из кармана белоснежный платок и вытирая руки. Настроение у него моментально испортилось, он вспомнил о Петре, оставшемся почти замурованным в стенах подземелья. - Следопыт недоделанный! – Брюзжал мужчина себе под нос, - такую проблему на меня навесил. Шпион хренов! – Зло в ниточку вытянул губы Федор Иванович. - Ну, да ладно, зачем себя накручивать перед важной встречей с Остапом? Ничего теперь не поделаешь! Остапу видеть меня расстроенным совершенно ни к чему, а то начнет допытываться… И, если узнает причину моего плохого настроения, ни за что не станет иметь со мной дела, чистоплюй хренов. Петр, – это моя головная боль, и мне самому придется ее снять. Ясно одно: оставлять охранника в живых после того, как он узнал о потайном ходе, нельзя. Тем более, когда тот прочухается и станет искать
выход. Он обязательно наткнется на мой сундучок. И даже такие куриные мозги, как у Петра, сообразят, какие это сокровища?! Федор Иванович при этих мыслях аж вспотел. Может, надо забрать сундучок из тайника, да и переложить его в другое место? Но, куда? Да и опять же, в карман его не спрячешь. А идти по городу с ним, будет подозрительно. Федору Ивановичу вспомнился мультик, как дядя Федор с Матроскиным и Шариком ходили за сокровищем с чемоданом, и, как они ответили на любопытный вопрос Печкина. Федор Иванович хмыкнул, представив себе, как его кто-нибудь спрашивает о сундучке, а он говорит, что ходил за грибами. Нет! Никак нельзя средь бела дня показаться с такой ношей. Чего доброго, могут и из рук вырвать, у людей сейчас совести нету. Сколько лет мне пришлось отказывать себе в самом необходимом, чтобы собрать их. А украсть могут в секунду. Бывало, ходил по краю пропасти, ведь большая часть камешек криминальная. Сколько раз убеждался в человеческой наивности, доверии… Каждый камешек в моем сундучке, - это чья-то глупость или жадность, а некоторые и вовсе запачканы кровью. Правда, до сегодняшнего дня я руки еще ни разу в крови не замарал. Да и сейчас на себя такой грех не возьму. Петр и сам сдохнет от голода и жажды. Будет еще один экспонат для музея: высохшая мумия. – Зло пошутил Федор Иванович. – В подземелье мне заглядывать в ближайшее время не зачем. Денег от продажи гребня хватит надолго. А, может, не стоило мне красть этот гребень? – В поздний след подумал мужчина. – Но он так бесхозно лежал, что нельзя было не воспользоваться халатностью бывшего директора. Я-то материальный договор не подписывал. И, собственно, зачем это я тереблю свои нервы? Дело сделано! И лучше жалеть о том, что уже сделано, чем о том, что мог бы совершить, но не свершил. Федор Иванович решительным шагом направился к автобусной остановке. До назначенного часа еще пятнадцать минут, так что незачем тратиться на такси.
* * *
Агафья находилась в жуткой депрессии, ее не покидали мысли об утраченном гребне, о том, что ей придется выплачивать деньги. И, если б только деньги? Если Катя обещала, то она обязательно поможет. Дело-то в другом… После пропажи ценного экспоната Агафье придется уволиться, а она срослась с музеем. Как же она сможет жить без любимой работы? Кроме того, в маленьком городе с быстротой молнии разнесется слух, что сотрудники музея нечисты на руку, и двери учреждений закроются для Агафьи. И ее не примут не то, что по специальности, но и уборщицей побоятся взять. На Агашу давила еще и неопределенность с директором. А, что, если все-таки, не он похитил гребень? Мало - ли, что могло пригрезится тете Даше? Может, это вовсе не директор возился в витрине? А, даже, если это и он, то, у Агаши нет уверенности, что гребень был тогда на месте. Может, его украли, пока директор лечился в больнице? От избытка вопросов, на которые она не могла найти ответа у девушки начала болеть голова. «Надо будет еще раз поговорить с Петром. Ведь именно он утверждал, что частенько видел Федора Ивановича в музее в неурочное время. Так – так – так… Петя работал в среду, значит, следующая его смена в воскресенье. Но в воскресенье выходной у меня. А, может, это и к лучшему? – Подумала Агафья. – Нам никто не помешает поговорить. – Агафья вдруг уставилась в стену и закусила губу. – А, что если это кто-то из охранников украл гребень? А, вдруг этим «кто-то» является сам Петр? Когда я у него попросила журнал посещений, он как-то странно на меня посмотрел, взгляд у него был явно подозрительный. А, что? Я слышала, что бывали прецеденты, когда сами охранники участвовали в краже. А, тем более, витрины с экспонатами не подключены к сигнализации. Я даже не помню, когда сигнализация вышла из строя, и прежний директор что-то не торопился ее восстановить. Вот и все! Чего ж проще для охранников? Они остаются в музее одни на всю ночь, ключ подобрать наверно для них не сложно. Вот и бери, что хочешь! Их сумки никто не проверяет. – Агаша почувствовала, что она стоит на правильном пути. – Вот прямо возьму и спрошу в лоб у Петра, да и посмотрю ему в глаза. Надо сегодня же посоветоваться с Катькой, как мне лучше построить разговор с охранником? Может, стоит взять его на пушку, и сказать, что мне доподлинно известно, кто украл гребень?! По его поведению станет ясно: его ли это рук дело или нет. Катька, конечно, скептически отнесется к моему решению, ибо уже навесила ярлык на Федора Ивановича и считает его вором. Но все равно надо ей рассказать о моей идее. Мне будет спокойнее беседовать с Петром, зная, что подруга в курсе и в случае чего, обязательно придет мне на помощь. Катька боевая, не то, что я… - Тяжко вздохнула Агафья. – И, что за год вышел для меня несчастливый! Одни потери… То картину хотели украсть, то гребень умыкнули… Еще и убийство произошло в моем доме. Прямо, кошмар, а не год. Я, как магнит притягиваю к себе несчастья. Хоть бы с Костей в Греции ничего не случилось». Вспомнив о муже, Агафья тут же зашмыгала носом. Ей ужасно стало жаль и себя, и Костю. Девушка уже решила вовсю начать себя жалеть, обливаясь по привычке слезами, но вспомнила, что у нее очень долго остаются красными глаза и нос, а завтра надо идти на работу. И, как она с мешками под красными глазами появится перед экскурсантами? Нет уж, надо прибегнуть к верному способу избавления от хандры! Девушка прошла в кухню и, поболтав чайником, водрузила его на конфорку. Открыла дверцу холодильника и пробежалась глазами по полочкам; вытащила масло, докторскую колбасу, два яйца, затем, заглянула в кастрюлю с борщом, водрузила и ее на стол. «Лечиться, так лечиться! – Хихикнула Агафья. – Чем больше еды, тем быстрее меня покинет тоска». Зазвонил телефон, и девушка метнулась в прихожую, но призывный свист чайника заставил ее вернуться и выключить газ. Она знала буйный нрав своего «поильца». Если вовремя не уделить ему внимание, то он выстрелит свистком и ищи того по всем углам кухни. Кроме того, чайник начинал «плеваться» кипятком и приходилось вытирать лужицы и на столе, и на полу. Агаша, выключив газ, бросилась назад к сердито разрывавшемуся телефону, но зацепилась полой халата за табурет, который опрокинулся ей на ступню. Пока она, охая и морщась от боли, освобождала ногу и ковыляла в прихожую, спешить уже не стоило. Телефонный гудок оборвался. Агафья огорченно уронила руки вдоль тела. «Ну, вот! – Подумала она. – Какая же я растяпа! А, вдруг, - это звонил Костя?» И Агаша уселась на пуфик рядом с телефонным аппаратом, подперев щеку пухлым кулачком и, уставившись на кнопки немигающими глазами. Цифры на аппарате расплывались, и Агаша вообще прикрыла глаза. На нее свинцовой тяжестью стал наваливаться сон. Звонок раздался через пять минут, девушка разлепила липкие веки и схватила трубку, но оттуда доносился длинный, унывный гудок. Агаша очень медленно вернула трубку на рычаг и вздрогнула, когда за спиной снова раздался трезвон. Звонили в дверь. Агаша сползла с пуфика и щелкнула замком, открывая дверь. Перед ней стояла, как всегда, ослепительная Катя. «Удивительный дар у нее, - подумала Агаша про подругу. – Ее никогда не застанешь в неглиже. Катька умудряется во все часы дня и ночи выглядеть так, будто собралась на прием самое малое к принцу. Не то, что я… - Вздохнула Агафья и оглянулась в зеркало, которое подтвердило ей, что она и на этот раз права. Вид у нее не то, что для приема принца, а и для… Вообщем, просто нет слов. А, если вместо Кати появился б Костя? А я такая распустеха. Надо быть постоянно в форме. Вон, Катьку-то врасплох не застанешь».
- Почему в глазок не смотришь? Почему трубку не берешь? – Забрасывала ослепительная Катя подругу вопросами, подходя к зеркалу и поправляя безукоризненную прическу.
- Так, - это ты звони – ила? – Разочарованно протянула Агафья. А я – то думалаа…
- Что это твой разлюбезный Федор. - Саркастически перебила Катя. – Спасибо, что ты мне «обрадовалась». Я-то хотела поделиться своей радостью с подругой, а тыы…
- Я рада! – Быстро ответила Агафья и, взглянув в глаза Кати, покраснела. – Правда – правда! Я уже хотела сама тебе звонить. Мне очень надо было с тобой посоветоваться. Катька, мне без тебя прямо беда. А на счет телефона? Я думала, что звонил Костя. Я по нему та – ак соскучилась, так соскучилась. Каждая клеточка моего тела скучает по нему.
- Ну, да. Так соскучилась по мужу, что целый час трубку не брала. Заснула, что – ли? Или снова зачиталась своими слезливыми романами? Вон, и глаза, как у кролика. Плакала?
- Ничего я не читала, Катька! Мне сейчас не до романов; у меня у самой жизнь, как криминальное чтиво. Что ни день, то кража или убийство.
- Опять что – нибудь произошло? – Забеспокоилась Катя. – Ну?! – Торопила она. - Ты только от меня, пожалуйста, ничего не скрывай! Если надо, я отложу поездку и останусь рядом с тобой.
- Нее, Катя! Слава Богу, новых краж пока не было. Мне и старой достаточно. Спать спокойно не могу. Прямо, черная полоса какая – то. Что за год у меня выпал? А ты, что? – Встрепенулась Агаша. – Уезжаешь куда?
- Ну, да! – Засмеялась Катя. – Я, почему и зашла к тебе. – Чтобы оставить ключи от квартиры. У меня ж цветы… Завтра самолет…- тараторила она.
- Как, завтра? – Опешила Агафья. - Завтра уже улетаешь?! А сообщаешь только сегодня. – Обиделась она.
- Да я сама только вчера вечером об этом узнала, причем, даже не вечером, а поздно ночью. Когда б тебе сказала? А сегодня ты весь день была на работе, а я моталась по магазинам. Представляешь? Так скоропалительно все получилось. Вообщем, без меня, меня женили. – Снова засмеялась Катя. – Ты меня в комнату-то пригласишь, или мы будем возле двери обсуждать? – Снова зыркнула на себя в зеркало Катя. - Так, гляди, и тетя Зина подключится к нам.
- Ойй! Извини! Проходи, конечно! – Заторопилась Агафья. – Ну?..
- Так вот. Расскажу все по порядку. Вчера уже поздно пришел ко мне Остап. Ну, - это тот самый мужик, про которого я тебе рассказывала. Ну… Он еще мне машину подарил…
- Ну, помню – помню! И, что?.. Дальше-то что?
- Так вот! Естественно, он пришел не с пустыми руками. Но, ты ни за что не догадаешься, что он принес?! – Катя склонила к плечу голову и хитро улыбнулась.
- Конфеты, торт, шоколад, вино, шампанское, ювелирные изделия, цветы?.. – Перечисляла Агафья монотонным голосом, но Катя только отрицательно мотала головой.
- Не – а! Ладно! Сдавайся! Все равно не угадаешь.
- Что? Неужели, вторую машину подарил? – Вытаращила глаза Агафья.
- Ну, ты уж того! Слишком… Но, вообще-то, могла б и догадаться. Я ж тебе намекала, что завтра улетаю. Остап принес мне путевки в Испанию. Конечно, цветы там, конфеты и другая мелочь тоже была. Мы с ним улетаем в Испанию на целый месяц. – Закатила глаза Катя. - Я сначала, естественно, немного повыделывалась, но совсем немного. Так, для форса… А потом…
- Согласилась, - улыбнулась Агафья.
- Ну, да! А, почему б и нет? Отдохнуть нахаляву! И потом Остап все сам за меня решил. Он поговорил с моим начальством, и меня отпустили. Знаешь, Агашка, оказывается, он довольно большая шишка в нашем маленьком городе. Но, что удивительно… Его не боятся, а уважают. И мне это, почему-то, приятно. Представляешь? Казалось бы, совершенно посторонний для меня человек, а вот… Почему-то приятно. Я, даже, не смогла на него разозлиться за то, что он за меня все решает. Я-то раньше все сама: планировала, выбирала, предполагала и решала, а тут… За меня все решил мужчина. И, знаешь, Агашка? Мне это понравилось, первый раз в жизни. Рядом со мной оказался ответственный мужчина. Не в том смысле, что занимает ответственный пост, а в том, что вообще ответственный. Ты меня поняла?
- Я уяснила одно, - улыбнулась Агафья. – Наконец-то возле тебя появился нормальный мужчина.
- Откуда ты-то знаешь? – Перебила ее Катя. – Я еще с ним не спала. Может, он импотент?
- Ты все такая же, Катька! – Засмеялась Агафья. – Я совсем не то имела в виду. Таких «нормальных» (для постели) у тебя было пруд пруди. А твой Остап, по всему видно, человек солидный, умный, воспитанный. И, главное, ты ему нужна не как красивая игрушка; он в тебе увидел женщину для жизни. Ты уж, Катька, в Испании не ударь в грязь лицом. Может, он нарочно взял две путевки, чтобы за месяц сделать вывод: годишься ли ты для семейной жизни или нет?! Катька, это такое счастье, когда рядом есть человек, который о тебе заботится, несет за тебя ответственность и сам принимает решения.
- У тебя все та же песня! – Хмыкнула Катя. – Ты так и хочешь загнать меня в семейную кабалу. – Мечтательно подняла к потолку глаза девушка. А, вообще-то, он ничего! Этот Остапчик… Не жадный. Тактичный. И на лицо довольно приятный. Ох, Агашка – Агашка, ты сама вышла замуж и меня хочешь «забраковать». Надо ж было кому-то придумать объединение любящих людей в счастливый союз, обозвать браком. По всему видать, злобным был мужик.
- А, может, то была женщина? – Засмеялась Агафья.
- А, может, и женщина... – Быстро согласилась Катя. – Да ну их! Мужик то был или баба, злыдни какие-то. О них и говорить не стоит. Ты лучше скажи, о чем ты хотела со мной посоветоваться?
- Катя, ты влюбилась! – Со слезами в голосе, грустно констатировала Агафья. – Я так за тебя рада!
- Почему, влюбилась? Откуда ты это взяла? Мне с ним нравится общаться, и только. И потом… Он намного старше меня. Ну, ладно, хватит обо мне! Ты снова ушла от темы. – Обрезала Катя. – Ты, почему опять плакала? У тебя серьезно, ничего не случилось?
- Если, серьезно, то случилось. – Подперла щеку кулачком Агафья и уставилась на сияющую Катю. - Моя самая любимая, единственная подруга наконец-то влюбилась. И я так рада, так рада.
- Ладно, проехали! Обсудить меня мы еще успеем, когда я вернусь из Испании. Там видно будет. Ты права, за месяц я узнаю про Остапа все… А теперь говори, что ты еще придумала?
- Ааа!!! Пустяки. – Махнула рукой Агаша. – В сравнении с твоей новостью, моя просто ерунда. Я тут решила провести небольшое расследование по поводу пропажи гребня. Так сказать, собственными силами…
- Даже и не думай! – Испуганно замахала руками Катя. – Какое такое расследование? Ведь вор, по-моему, итак известен, - это ваш нынешний директор, а твой Федор умный и коварный тип; он явно тебе не по зубам. Если он только заподозрит что-то, то раздавит тебя, как букашку. Зачем тебе это надо, Агаша? Я ж тебе обещала дать деньги. Лучше заплати и уйди из музея, из-под власти Федора. Что мы с Остапчиком тебе другую работу не сыщем? Я ему расскажу, какая ты честная и трудолюбивая, исполнительная и обязательная. И он непременно составит тебе протекцию, а к его словам прислушиваются, ты уж мне поверь! Я на себе в этом убедилась.
- Спасибо тебе большое, Катя! Ты даже представить себе не можешь, какой груз сейчас сняла с моей души. Как все-таки хорошо, что ты у меня есть, и как хорошо, что ты меня понимаешь без слов. – И Агафья обняла подругу, отчего девушки сразу заплакали в два голоса.
- Агашка, ну, как я теперь уеду из города, когда в твою голову полезли крамольные мысли о каком-то расследовании? – Всхлипывала Катя. - Мне теперь не до развлечений будет. Ну, почему ты у меня такая наивная? Столько лет работаешь, бок о бок с Федором, а не распознала в нем первостатейного мерзавца. Я-то лучше тебя изучила вашего директора, хоть и видела его всего пару раз.
- Да, с чего ты взяла, что речь идет о Федоре Иваныче? – Подняла белесые брови Агафья. – Мое расследование его вообще не касается. Можешь возмущаться, ругаться, но мне кажется, что он здесь ни сном, ни духом.
- ???
- А, что, если гребень украл кто-нибудь из охранников? А?
- А, что, если тебе не лезть, куда не надо?! – Разозлилась Катя на тупость подруги. – Уж, если ты хочешь дать этому делу ход, то напиши заявление в милицию. По крайней мере, ты будешь хоть под какой-то защитой, хотя…
- Ты имеешь в виду, как защита свидетеля? – Поумничала Агафья.
- Какого свидетеля? Чего свидетеля? Что ты видела и, что знаешь? У тебя, кроме подозрений, ничего нет. Одни догадки и все! И, знаешь, что, ты вообще лучше не рыпайся! Сказала ж тебе, что ты должна уйти из этого паучьего рассадника. Что тебя держит в твоем музее? Денег нет, день ненормированный, еще и дурацкие какие-то командировки во тьму таракань.
- Так, что? И в милицию не идти?
- Ты уже раз сходила. – С иронией произнесла Катя. – И, чего добилась? Сначала тебя приняли за ненормальную, а потом и вовсе… Стали подозревать в убийстве. Ты, что, уже забыла, сколько нерв тебе вытрепали?! Я тебя еще раз прошу: Не занимайся самодеятельностью. Никаких расследований! Ты меня поняла? Уж, если тебе так хочется дознаться, кто украл ваш идиотский гребень, то дождись меня! Я найму частного детектива, и он проведет расследование на профессиональном уровне. Хотя здесь и без всяких расследований и козе понятно, что украл гребень твой разлюбезный директор. Агаша, ты меня слышишь или думаешь о своем?
- Думаю… То есть… Прости – прости меня, Катя! Конечно же, я хорошо тебя слышу. Не могу я уволиться из музея. Ну, как ты не понимаешь, что я срослась с его стенами. Буду работать там, пока не выгонят. – Тяжело вздохнула Агафья. - Я понимаю, что ты волнуешься обо мне и, поверь, очень это ценю.
- Ну, если ценишь, то, может, хоть чаем напоишь. - Обреченно, как на неизлечимо больную посмотрела на девушку Катя.
- Могу не только напоить, но еще и накормить. – Обрадовалась перемене темы Агафья. - У меня борщ есть. Будешь?
- Наливай! – Комично махнула рукой Катя. – Гулять, так гулять!
* * *
Оглушенный, почти без дыхания, Петр некоторое время пролежал без сознания. Сколько времени прошло с тех пор, когда коварный Федор оглушил его, Петр не знал. Час – ли прошел, день – ли, два?.. Он очнулся в кромешной тьме, лежащий в неудобной позе; оказалось, что его правая рука попала под спину, и теперь, когда он с трудом вытянул ее, она заколола и неприятно покрылась мурашками, будто под кожей забегали множество насекомых. Он оперся о локоть и поработал кулаком, пытаясь подняться. В голове сразу же зашумело и зазвенело, будто это была и не голова вовсе, а погремушка. Петр поерзал и сел, привалившись спиной и затылком к стене. Звон стал затихать, но от холодного камня заломило лысый затылок, и мужчина пожалел о сбритой густой шевелюре. Но вдруг ему стало смешно, что он вспомнил о волосах, и он погладил голову. Ладонь стала теплой и липкой. «Вероятно, поранился, когда падал. Хорошо, что голова осталась цела. Ну, каков пройдоха оказался Федор. – Подумал он. - Ничо себе, интеллигент в третьем поколении. - Петр поднес пальцы к кадыку и попытался прокашляться, но «песок» из горла не исчез, и было больно глотать. - Вот гад какой! Одним ударом по шее вырубил меня. А, может, еще и по голове добавил? Кстати, сколько это я находился без сознания?» - Петр крепко зажмурился и снова открыл глаза, поднял руку, поднес кисть к самому носу, и удивленно присвистнул. Светящиеся стрелки часов показывали без пяти пять. Пора и выбираться из этой норы, не ночевать же здесь. Хотя по-хорошему не мешало б посидеть в засаде, дождаться директора, да и намять ему бока, чтоб не распускал зря ума руки. Вот, за что он дал мне по шее? Петр покрутил головой, в шее что-то захрумкало. Нуу, гад! – Выругался он. – Теперь тебе придется обходить меня десятой дорогой, думаешь, это тебе так и сойдет с рук? – Вслух возмущался Петр, будто директор мог его слышать. – Я не посмотрю на разницу в возрасте, и так накостыляю, что мало не покажется! - Холод давал о себе знать и охладил пыл разгоряченного парня. «Надо отсюда быстрее выходить, а то, чего доброго схвачу воспаление легких, - подумал он. – Холодрыга здесь, брр! И темнотища… Гад Федор не догадался фонарик оставить. Теперь по его милости придется на ощупь выбираться». Петр пошарил у себя в карманах, и вытащил зажигалку и перочинный ножик. Ножик он засунул назад, и несколько раз крутанул колесико зажигалки, трепещущееся пламя норовило погаснуть, и Петр осторожно обвел вокруг себя зажигалкой. Конечно же, ни фонарика, ни свечи он не увидел, но его глаза наткнулись на уже знакомый предмет, деревянный сундучок. Тот стоял возле стены на расстоянии протянутой руки. Мужчина переместился поближе, пытаясь рассмотреть сундучок. Потемневшая от времени деревянная крышка была инкрустирована перламутром. Петр пытался разглядеть рисунок, но ему это не удалось. Он попробовал поднять ее, но не тут-то было. Тогда Петр уселся поудобнее, зажал зубами зажигалку и оторвал от пола сундучок, почувствовав его тяжесть. Он потряс его за округлые бока; внутри что-то еле слышно звякнуло. Петр пожал плечами и вернул сундучок на место. Надо не об экспонатах думать. Пора двигать к выходу из этого ледяного склепа. Замерз весь, как суслик. Хотя, нет худа без добра! Хорошо, что узнал про запасной ход. А то я уж грешным делом стал побаиваться за свой рассудок. Теперь-то вкурсе, что никаких привидений в музее нет, а это всего-навсего был наш директор. Через вот этот лаз он и проникал в здание. Странно только, что о потайном ходе больше никто не ведал. А, может, кому надо, и знал про него. Может, бывший директор?.. Ну, да Бог с ними! Пора домой! Так, в какой стороне был вход сюда? Петр согнулся в три погибели и, держась одной рукой за стену, а другой, подсвечивая себе зажигалкой, двинулся по коридору. Идти, согнувшись, было неудобно, голова ушла в плечи, а в шее что-то похрустовало. Петр внезапно остановился. «Стоп! – Приказал он себе. – Насколько я помню, пока мерзавец меня не вырубил, мы прошли вглубь совсем недалеко, а сейчас я иду – иду, а двери нет. Надо поворачивать назад. И мужчина, крякнув от досады, развернулся. И тут огонечек погас. Не то оттого, что его задуло ветром, не то оттого, что кончился газ в зажигалке. Так или иначе, Петр остался наедине с темнотой подземелья. Он был парень не робкого десятка, но ему стало не по себе от кромешной тьмы. Казалось, она надвигается на него, обволакивает его со всех сторон липкой влажностью. Петр передернул плечами и заторопился назад. Ему стало труднее дышать, и уже мерещилось, что это не темнота окутывает его черным плащом, а стены каменного коридора медленно сдвигаются и пытаются раздавить непрошенного гостя, расплющить его. Совершенно не ко времени вспомнился рассказ Конан Дойла, и Петр заторопился на свободу, вытянув вперед руки. На этот раз до цели он добрался довольно быстро, почувствовав, как пальцы внезапно наткнулись на деревянную поверхность. Мужчина вздохнул с облегчением. – Дверь… - Он пошарил рукой по всему гладкому полотну двери в надежде найти ручку, но тщетно. Дверь представляла собой крепко сколоченный из досок монолит, даже мизерной щелочки не было. Петр попробовал открыть ее плечом, но она даже не шелохнулась, зато плечо от удара заныло. Он сжал кулаки и попытался вспомнить, как ее открывал Федор?! «Ну, конечно же! – Закричал радостно Петр. – Вот, я дурак! Дверь открывается внутрь. Но, как ее открыть, если нет ручки? На секунду ему в голову пришла неприятная догадка, но мужчина быстро прогнал ее. Нет! Такого просто не может быть! Не мог так со мной поступить Федор. Не идиот же он, в конце концов, чтобы закрыть человека в ледяном подвале. Это ж насилие над личностью, и наверняка за это полагается статья. Хотя, с него станется, недаром Федор просидел три месяца в психушке, он с больной головы способен на любой неадекватный поступок. А, вдруг он закрыл дверь в подземный ход, да и позабудет обо мне?» У Петра наверняка от такой ужасной догадки могли б встать дыбом волосы, если б они были. Он решил взять себя в руки и не поддаваться панике. Во-первых, еще неизвестно: закрыл его на ключ Федор или нет. Так… Каждая дверь закрывается на замок, значит, он должен быть. Накладной или врезной, или амбарный, в конце концов. Петр обеими руками стал шарить по двери. Вдруг его пальцы нащупали нечто похожее на отверстие. Жаль, конечно, что замок врезной, но какой есть. Петр опустился на колено, придерживая пальцем замочную скважину, чтобы не потерять и заглянул в нее, но в его глаз уперлась все та же темнота. Петр пошарил вокруг себя по полу, пытаясь найти какой-нибудь подходящий предмет, чтобы засунуть его в скважину в виде ручки. Он еще не терял надежды на то, что дверь просто плотно прикрыта. Под руками была только плотно утрамбованная холодная земля и какая-то труха. Мужчина развернулся и пополз назад по проходу, проверяя руками каждый сантиметр пола, чтобы не пропустить нужный ему предмет. Вот его рука нащупала какую-то деревяшку, но она рассыпалась в ладонях. Он крякнул от досады и продолжил путь на четырех конечностях, ощупывая время от времени вокруг себя грунт. Он искал с таким отчаянием, так спешил выбраться из западни, ибо уже понял, что угодил в нее, потому что директор вольно или от больной головы подстроил Петру эту самую западню. Эта тяга была так сильна, что он с остервенением ковырялся в земле, обламывая себе ногти и в кровь раздирая пальцы. Неожиданно его ладонь наткнулась на что-то мягкое, и раздался недовольный писк. «Крыса», - констатировал Петр, но не испугался, а даже обрадовался такой не очень приятной компании. Все-таки, он не один в этом неуютном подземелье. Непривычное для человеческого тела передвижение на карачках утомило его, к тому ж забились пылью носовые проходы, и стало тяжело дышать. Петр открыл рот и сев на землю несколько раз глубоко потянул ртом воздух, но вскоре в горле образовался наждак, и губы пересохли. Петр почувствовал сильную жажду, пожевал губами и облизнул их, однако тут же скривился и сплюнул; на зубах неприятно скрипнул песок. Он полез в карман за носовым платком и вдруг неожиданно вскрикнул: «Ну, я и болван! Совсем забыл про перочинный нож. Какое-нибудь из лезвий обязательно должно мне помочь открыть эту чертову дверь». Он заспешил назад к уже знакомой ему двери. Обратный путь показался ему значительно короче, и он со всего маху шендарахнулся головой о деревянное крепко сколоченное дверное полотно. В ушах зазвенело и он, покрутив головой, матюгнулся. Замочную скважину Петр нащупал быстро и, открыв ножик, перебрал на ощупь его компоненты, остановившись на штопоре. «Если дверь только прикрыта, а не заперта снаружи на ключ, то с помощью пробочника я смогу открыть ее», - логично рассудил мужчина, виток, за витком вкручивая в дерево штопор. У него от натуги и надежды вспотели ладони. Петр резко выдохнул воздух и потянул дверь на себя за импровизированную ручку, но сразу же понял, что худшие предположения сбылись; дверь заперта на ключ. Теперь одному Богу известно, когда Федор соизволит явиться и освободить пленника?! И придет – ли вообще? По спине пробежал холодок, и по хребту неприятно скатилась ледяная капля. Только сейчас Петр почувствовал, что хочет в туалет. Он оглянулся по сторонам, но лишь пожал плечами, усмехнувшись. Отошел на шаг в сторону к стене и облегчился. «А, что если мне захочется освободить кишечник? – Подумал он. – Ну, уж неет! Не собираюсь я здесь сидеть в собственном дерме до третьего пришествия»! И Петр решил еще раз воспользоваться ножиком. На этот раз он выбрал самое длинное и острое лезвие.
* * *
Для уборщицы наводить порядок в холле краеведческого музея было пыткой. Она под любым предлогом откладывала там уборку. И не потому вовсе, что был большой объем работы, вовсе нет! Она согласилась бы даже лишний раз убраться в кабинете ненавистного директора, даже в его присутствии, слушая хроническое, постоянное недовольное брюзжание Федора Ивановича. Дело было в другом… Женщина боялась «сущностей». А, что именно на первом этаже обитают приведения, она ни грамма не сомневалась. Но сегодня она решила набраться смелости и убраться в холле. Не подводить же, в самом деле, Агафью. Девушка поручилась за Дарью перед директором, а Агафью тетя Даша уважала за ее трудолюбие и за то, что была как - бы не от мира сего, не похожа на нынешних худющих свиристелок ни телом, ни поведением. Агафья была девушка самостоятельная, серьезная, добрая. Вон и мужа нашла, хотя и не шлындрала по разным тусовкам, а то все музейные бабы прочили ей остаться в старых девах. Тетя Даша тяжело вздохнула и зло пнула ногой мусорное ведро, будто оно было виновато в наличии фантомов. Пустое ведро упало на бок и зазвенело, катясь по каменному полу к стене, где его остановила фундаментальная каменная глыба. Уборщица встала, как вкопанная, не сводя глаз с неодушевленной бабы. Именно около нее она не раз замечала фантом в образе директора. Тете Даше даже показалось, что бесформенное лицо статуи перекосилось от злорадства. «Вон, какая пыльная… - прошептала себе под нос уборщица, всматриваясь в изначально белый камень, на котором отложилась пыль не столько бывших столетий, сколько сегодняшних дней. – Да, права Агафья, запустила я малость выполнение своей непосредственной работы. Надо будет сейчас же вымыть бабу». И тетя Даша решительно подошла к статуе, заглянула в мертвые пустые глаза и, подняв ведро, направилась за водой. В туалете ее решительность испарилась и уборщица, открывая кран, понадеялась, что воды, как всегда, не будет, и купание бабы отложится на неопределенное время по независящим от нее, тети Даши причинам. Но надежды рухнули, когда из крана весело побежала горячая струя. «Судьба…» - вздохнула уборщица и поплелась назад, волоча за собой швабру. В холле, подпирая стену монументальным туловищем, ее ожидала каменная баба. «Да, что это я, в конце-то концов, трусиха такая?! – Выругала себя уборщица. – Живых надо бояться! Только от них и приходится ждать всякую гнусность. Вон, далеко ходить не надо! Сама эта «гнусность» под боком. Директор наш ненаглядный. Тьфу на него! Так и норовит подловить кого из подчиненных за каким – нибудь, с его больной головы, криминалом. У Федора минимальное отступление от инструкции уже считается преступлением века. «У – у, буквоед проклятый! – Выругалась тихонько уборщица, и на всякий случай украдкой оглянулась: нет - ли поблизости этого самого «проклятого буквоеда»?! – Так и пытается гад застать человека врасплох, будто сам никогда не нарушал этих инструкций. А, если я за тобой послежу? А?!» – Разбушевалась тетя Даша, разговаривая сама с собой, не обнаружив рядом ненавистного директора и поролоновой губкой неистово изо всех сил натирая крутые бока статуи, будто вымещая на бесчувственной особе свою злобу на директора. Уборщица нагнулась к
ведру, чтобы в очередной раз прополоснуть серую от застаревшей грязи губку, и вдруг так и застыла, не замечая, как мыльная вода стекает на пол, образуя грязные лужицы на мраморном полу, затекает в рукава рабочего халата. Ей почудился посторонний звук как раз возле проклятущей каменной бабы. «Может, померещилось? – Подумала женщина, но на всякий случай отодвинулась от статуи подальше. Затаив дыхание, вся превратилась в слух, больше никаких звуков не услышала. – Видно, показалось…» - Успокоила она себя, и вернулась к работе. Но только поднесла губку к голове статуи, как явственно услышала скрип, будто кто-то пилил дерево. Жиг – жиг, жиг – жиг… И звук был совсем рядом, прямо на расстоянии протянутой руки. «Ну вот! Сущность… А мне не верили». - Шепотом, себе под нос обреченно произнесла уборщица. Ноги у нее стали ватными и она, чтобы не упасть ухватилась за каменную бабу. Вдруг неподъемная глыба сдвинулась с места и заскользила по мраморному полу, отодвигаясь от стены. Перед распахнутыми больше от удивления, чем страха глазами тети Даши предстала дверь, по всему видать крепко сколоченная, из мореного дуба. На минуту прекратившийся скрип раздался вновь, уже громче, и будто бы голос послышался. Любопытство взяло верх над страхом, и женщина прислонила ухо к замочной скважине. Так и есть, за дверью было живое существо. Именно, живое, а не какая-нибудь сущность или фантом. Тут и дураку понятно! Зачем фантому скрестись в двери? Для любого, даже самого завалящего призрака никаких преград вроде какой-то несчастной, пусть даже дубовой двери, не существует. И тетя Даша, окончательно успокоившись, прильнула губами к замочной скважине и спросила:
- Кто ты? Бесплотный дух или живой человек? Отзовись!
- Тетя Дашаа! - Заорали по ту сторону двери, - это выы?!
- А, кто ж еще? – Отпрянула от двери удивленная, оглушенная женщина. – Петро, - это никак твой голос? Это ты, что ли? Ты, как туда залез? Какой черт тебя туда занес? Зачем меня испугал, изверг? А, если б у меня со страху инфаркт случился, тогда б что? – Забросала вопросами тетя Даша. – А ну вылезай! Кому говорю?! – Подбоченилась она и погрозила кулаком двери.
В двери забухали еще сильнее. Вероятно, Петр пинал ее ногами, но безрезультатно, дубовая дверь стояла намертво. Тетя Даша укоризненно смотрела на дверь, но даже ее испепеляющий взгляд не мог убрать преграду между ней и Петром. Тогда она вновь свернула губы дудочкой и проорала в замочную скважину.
- Ты там долго еще будешь торчать? А то мне надо убираться, да и статую, будь она трижды неладна, на место надо поставить, а то глядишь, не ровен час, появится Федор и даст дрозда… Мало ни тебе, ни мне не покажется. Хотя, тебе-то что, директор за стенкой тебя не достанет, и на орехи достанется мне одной.
- Ничо себе, позавидовала. Ты даже представить себе не можешь, как здесь, в этом сыром и темном подвале, страшно. Я замерз, как цуцик, да и пить очень хочется. Тетя Дашенькаа, умоляю! Я ведь не по своей воле сюда попал. Я и сам хочу выбраться из заточения, но дверь не могу никак открыть, у меня ключа нет. Ты посмотри со своей стороны! Может, из холла эта проклятущая дверь откроется? Ты попробуй, подергать ее за ручку! – Раздался уже не такой громкий голос.
«Сам бы попробовал… - Проворчала женщина, осматривая дверное полотно на предмет ручки. – Тут ни ручки, ни ключа нету! Вот еще навязался на мою голову этот Петр. Какими хренами его затащило туда? Арестант чертов…»
- Петькаа, а как ты туда попал-то? Может, через тот, другой вход и выйдешь оттуда? – Закричала вновь уборщица.
- Да, не могу я! Говорю ж тебе, что меня здесь заперли.
- Кто запер-то? – Спросила тетя Даша заинтригованным голосом. – Слышь, Петро?! Кто, говорю: «Запер-то»?
- А вот освободи меня отсюда, тогда и скажу, - ответил предусмотрительный Петр.
- Да, как же я тебя выпущу, если у меня ключей нету? – Разочарованно произнесла любопытная женщина. За дверью затихло. Тетя Даша от напряжения аж рот приоткрыла, вслушиваясь. Ответом ей была тишина. Она расплющила ухо, прислоняясь к двери, но не услышала ни звука.
- Петро, ты ушел, что-ли?
- Погоди, тетя Даша! – Приглушенно ответили из-за двери. – Дай подумать!
- Ты будешь думать, а у меня работа будет стоять! Мне за простой деньги не заплатят! Индюк вот тоже думал – думал, да в суп попал.
- А я вот не подумал, да и попал в мышеловку. Заживо меня здесь замуровали. Теперь-то я впредь умнее буду. Если, конечно, выйду когда-нибудь из подвала.
- Да, кто, ктоо тебя замуровал? – Вновь разошлась тетя Даша. У нее от любопытства аж ладони зачесались, а глазки забегали по стене вокруг двери. «Может, здесь какой-нибудь потайной замок есть, вроде сим – сим, откройся? – Подумала она. – Ведь тонная статуя каким-то странным образом отъехала от стенки-то». Ее мысли были прерваны встревоженным голосом Петра. Он боялся, что прервется и эта тоненькая нить, отделяющая его от свободы.
- Тетя Даша, ты не ушла?! – Выдохнул он в замочную скважину.
- Да, здесь я, здесь!
- Я знаешь, что подумал?! Может, где-то в районе двери есть какой-нибудь рычаг там или, к примеру, кнопка. Ну, вообщем, что-нибудь, что откроет эту чертову дверь.
- Я и сама об этом думаю, не дурнее тебя. – Заорала рассерженная женщина.
- Теть Даш, ты не кричи, а то еще услышит кто. – Петру уже везде мерещились заговоры против него.
- Да, кому слышать-то? Охранник Колька отпросился в поликлинику, к стоматологу, а больше никого на первом этаже нету. Да и на втором тоже… Ты посмотри на часы-то! Рабочий день уже закончился, даже Федор куда-то намылился, слава Богу! Почитай, я одна в музее осталась. Вот работаешь во внеурочное время, прямо на износ, а никто не похвалит. Только и слышишь от директора одни замечания и попреки. И это вместо благодарности. – Посетовала уборщица, качая головой. Потом вдруг опомнилась, и стала вновь внимательно оглядывать и ощупывать дверь и стену, представив, как Петру там, в «застенке» плохо. Ее беды показались ей в сравнении с напастями Петра ерундовыми. Она на свободе, и может в любое время бросить все и уйти к себе в теплую квартиру, где ее ждет любимый внук, вкусный ужин и интересный «долгоиграющий» сериал. А он там за стенкой в холоде один одинешенек, еще и голодный. И, сколько там парню еще торчать придется, одному Богу известно, и тому мерзавцу, который его закрыл. Все-таки интересно, кто ж этот гад? Петр молчит, как партизан. Но ничего, вот вытащу его на свободу, так признается; куда он денется?! А, если не вытащу? - От этой мысли у тети Даши побежали по телу мурашки.
* * *
«Вероятно, все удачное время, отпущенное мне на сегодня, иссякло; вторая половина дня явно не удалась, - со злостью и досадой думал Федор Иванович, возвращаясь с делового свидания с Остапом. – Хитрый лис уловил мою нервозность, и воспользовался этим, сбавив запрошенную мною цену за гребень вдвое. Что такое семь тысяч, хоть и зеленых? Охх, как же он скривился, увидев гребень, будто лимон проглотил. Разглядывал изделие, держа его брезгливо кончиками пальцев. Но меня-то не проведешь. Что я, не заметил что - ли, как алчно блеснули у Остапа глазки. Неет, брат, меня не обманешь! Я сразу понял, что гребень тебе понравился. Да, и как могло быть иначе? Редкая вещица, уникальная. Это тебе не ширпотреб из ювелирной лавки, а восемнадцатый век, а может и более ранняя работа. А Остап разыгрывал из себя незнамо кого, да и меня держал за идиота. Так бы и съездил по его наглой физиономии, когда он с безразличным видом отодвинул от себя гребень, и равнодушно назвал цену. Я чуть не подскочил в кресле, когда это услышал. Конечно, я ожидал, что Остап станет торговаться, но не до такой же степени, чтобы заплатить половину. Я ему доказывал, что на любом завалящем аукционе вещь бы ушла с молотка дороже в разы, а он только посмеялся мне в лицо и предложил самому выставить лот. Знает ведь гад, что я этого сделать не могу, вот и издевается, и пользуется моим положением. Конечно, я мог бы, и отказаться продать ему гребень за такую смехотворную сумму, но, куда его дену? Домой нельзя, а в сейф на работе еще пуще нельзя. Вернуть гребень назад в тайник? Тоже… Там следопыт хренов Петька. А Остап будто прочел мои мысли, намекнул, что за вещицей могут охотиться. С одной стороны – мазурики, а с другой – милиция. Если у меня найдут гребень органы, то попробуй, докажи, что его оставила бабушка по наследству. Тут спецам сразу станет ясно и понятно, что вещь раритетная. Так что наденут на меня браслетики, и будут они не из драг. металла, и светит мне тогда уж не психиатрическая клиника, а статья. Остап так и сказал, и назвал эту самую статью УК РФ. Наизусть мерзавец знает уголовный кодекс, чтобы обойти его и не зацепиться невзначай за какую-нибудь неприятную статейку. Наверно, поэтому до сих пор и на свободе гуляет, и спит спокойно по ночам, в отличие от меня. Хотя, почему это я должен плохо спать? Меня пока никто за руку не поймал. И, почему «пока»?.. От краденого гребня я избавился, хотя считай, что подарил его Остапу. – На Федора Ивановича от воспоминаний вновь стала накатываться злоба. Она зародилась где-то в солнечном сплетении, как кусок свинца давила своей тяжестью, сдавливала грудь, заставляя ртом хватать воздух и сжимать пальцы в кулаки. Он вновь вспомнил о Петре. И причину финансовых потерь видел теперь только в нем, а не в Остапе. - Да. Конечно, виноват только он! Этот хренов следопыт недоделанный. Если б не Петька, то я спокойненько вернул гребень на его прежнее хранение в подвал, а не продал бы Остапу за копейки. Хотел бы я тогда взглянуть на Остапину рожу, если б отказал ему. Представляю, как бы вытянулось его холеное личико. Так бы и свернул Петькину любопытную башку! И Федор Иванович, скорчив злобно физиономию, сделал руками движение, будто выжимал тряпку. Поддавшись негативным эмоциям и накрутив до отказа и без того заведенную нервную систему, он шагал посредине тротуара, размахивая руками и разговаривая во весь голос. Прохожие шарахались по сторонам от подозрительного мужчины, но Федор Иванович, погруженный в свои мысли, никого вокруг не замечал, продолжая бубнить себе под нос и изрыгать проклятия в адрес Петра. «Ключи!!!» - Вдруг закричал он, переходя дорогу и внезапно останавливаясь на проезжей части. Он пошарил по карманам, чтобы проверить на месте - ли ключи от подвала?! Пальцы почувствовали приятный холод металла, но Федор Иванович не успел этому обрадоваться, ибо в следующую секунду его ощутимо боднул под ребра «кенгурятник» японского внедорожника. Тело, описав в воздухе небольшую дугу, благополучно приземлилось на ворох мусорных мешков, выставленных на тротуаре. Федор Иванович мог бы поблагодарить судьбу, что так легко отделался, но… Пока он копошился и барахтался на скользких мешках, пытаясь принять вертикальное положение, к нему подскочил разъяренный водитель, блестя в свете фар проезжавших машин лысым черепом и кожаной курткой. Амбал тыкал в сторону своего массивного, под стать хозяину, автомобиля и орал:
- Ну, мать твою! Тыы попал, мужик! Охх, как ты попа – ал! На конкретные бабки... Смотри, урод, чо ты с машиной сделал? Весь «кенгурятник» на бок свез. Какого хрена ты на машину бросаешься?! А? Чо молчишь? Я с тобой базарю, или как? Ты чо башкой-то крутишь? Я тя спрашиваю: «Ты щас подгонишь мне бабло или как? Может, хочешь, чтоб я счетчик врубил? А чо? Я запросто… Чем дольше, тем больше». - Рыкнул амбал и заржал, запрокидывая голову.
Федор Иванович с трудом принял сидячее положение и теперь держался за виски, пытаясь унять многочисленные молоточки, долбившее изнутри его череп. Он с трудом открыл глаза. Перед ним качалась, как маятник, лысая голова и что-то бубнила: «Бу – бу – бу». Громко, но непонятно… Постепенно колыхание головы прекратилось, и она наклонилась совсем близко к его лицу, обдав Федора Ивановича запахом лука, замешанным на селедке и пиве. Федор Иванович скривился и машинально дернул головой, отстраняясь от вонючего рта.
- Что башкой трясешь? Платить не хочешь? – Злобно сверкнул лысиной амбал, превратно истолковав движение Федора Ивановича. – Заплатишь, как миленький! Никуда ты от меня не денешься. Изувечил машину, будь любезен, выкладывай бабки! Вон, гляди, как «кенгурятник» разворотил. Я прощать тебе не намерен, потому как люблю все по справедливости. Вообщем, мне некогда с тобой базарить, и я вовсе не расположен перед тобой объясняться. Говорю тебе: «Выкладывай два косаря за бампер, и дело с концом». Чо, глаза-то таращишь, как бешеная таранка?! Вон, гляди, какая вмятина. Если слепой, можешь пощупать! Только никель пальцем не колупай!
Федор Иванович пытался взять в толк, о чем говорит человек, который его чуть не убил под колесами своего автомобиля, больше похожего на большой шкаф. Не похоже, чтоб он извинялся. Вроде деньги предлагает... О каких деньгах может идти речь, когда б еще самую малость, и Федора Ивановича надо было б соскабливать с мостовой. Еще немного, и он оказался б в том мире, где деньги и вовсе, не нужны. Федору Ивановичу стало себя ужасно жаль, и у него из глаз покатились слезы, прокладывая себе дорогу по репаным щекам. Он уже представил себя мертвым, что он никогда уже не сможет воспользоваться всеми накопленными за длинную жизнь драгоценностями. И виной этому мерзкий вонючий пивной бочонок, который чуть не убил его, чуть не задавил его, Федора Ивановича, а сейчас хочет откупиться деньгами! Поналивают глазенки вот такие горе – водители и носятся по дорогам, как угорелые, давя честной люд. Думают, что им все можно, если есть деньги. Хорошо, что сбил не до смерти. «А, вот возьму и не соглашусь на откупного, и вызову милицию, - зло подумал Федор Иванович. – Хотя, нет, - это будет с моей стороны довольно глупо. Деньги, предназначенные мне, проплывут мимо моего кармана и осядут в необъятном кошельке какого-нибудь мента, а амбал – убийца останется на свободе. Нет, так дело не пойдет! Надо будет прикинуть, сколько можно содрать с мужика? Оценить, так сказать, ущерб, нанесенный моему здоровью, плюс, моральные страдания. – Федор Иванович брезгливо оглядел мусорные кучи, на которых сидел в испачканной одежде. – Главное, не продешевить!»
- Если вы хотите уладить все миром, без привлечения, так сказать, представителей внутренних органов, то я, может быть, и пойду вам навстречу. Вижу, что вы человек молодой, зачем портить вам биографию? Так и быть! Три тысячи долларов смогут унять боль от ушибов. – Федор Иванович на минуту замолчал, что-то прикидывая в уме.
- Не понял! – Пожал «кожаными» плечами амбал, и хохотнул. – Ты чо, мужик, в натуре, правда, что ль, качан повредил? Я попросил два косаря, а ты цену поднял до трех? Нуу, ты и даешь! Три за бампер многовато. – Почесал лысый плоский затылок амбал. - Но, если ты сам оценил ущерб, то я чо? Глупо было б торговаться. Я чо, в натуре, дурак, что – ли? Тебе виднее! Главное, чтоб по справедливости. - И амбал протянул руку. – Давай отслюнявливай побыстрее, а то мне уж давно двигать пора, у меня время – деньги.
Федор Иванович наконец-то поднялся на трясущиеся ноги и уставился на амбала, переводя взгляд с протянутой руки на смеющийся рот. Он по-прежнему недопонимал своего собеседника. Создавалось впечатление, что они говорят на разных языках. Федор Иванович зыркнул по сторонам, будто ища переводчика, но люди спешили с работы по домам. Толпа, поначалу набежавшая посмотреть на дорожно-транспортное происшествие, не увидела труп и быстро разочарованно рассеялась. Федор Иванович вновь уставился на амбала, смотря ему прямо в рот на металлокерамические имплантанты. Что он там говорил за два «косаря»? Федор Иванович совершенно не хотел с этим согласиться. «Ну, что сегодня за неудачный день?! – Подумал он. – Одни убытки приходиться терпеть. Сначала Остап меня надул, а теперь вот… Этот хочет от меня задешево откупиться. Ну, уж нет! Здесь связано со здоровьем, не уступлю ни копейки американской». Федор Иванович вытянул шею и заглянул за плечо амбала, рассматривая его автомобиль, сверкающий лаком и никелем.
- Машина у вас дорогая.
- А то…
- Представляю, в какую копейку вам обошлась.
- Правильный базар ведешь.
- Значит, можете заработать деньги?
- Еще бы… - Клацнул амбал искусственными зубами. – У меня винно-водочный магазин. А пока, слава Богу, в нашей стране нет сухого закона.
- Я к тому говорю, молодой человек, что три тысячи для вас – сумма небольшая, и она вас не разорит! Вы можете и больше заплатить. И, даже может так статься, что вам и придется это сделать. И три тысячи долларов могут оказаться стартовой ценой. Ведь еще неизвестно, какой урон вы нанесли своей машиной моему здоровью? Три тысячи может на лечение и не хватить. Поэтому давайте договоримся так, вы предъявите мне сейчас свой паспорт, чтобы я мог переписать с него ваш адрес, так сказать, место жительства. Сейчас дадите мне три тысячи долларов, я уверен, что у вас они есть. Ведь такие, как вы обязательно носите с собой на мелкие расходы энные суммы. Я на днях сделаю снимок на случай перелома там ребер или еще чего, и вам позвоню, если понадобятся денежки на дополнительное лечение. Я считаю, что вы человек благоразумный, и не станете связываться с милицией, ведь мне ничего не стоит позвонить в ГАИ, или так там сейчас, служба именуется? Не важно! И сказать, чтоб вас проверили на наличие алкоголя в крови.
Федор Иванович настолько увлекся своим красноречием, что не обратил внимания на перемену в настроении амбала, и напрасно. Тот поначалу вслушивался в смысл слов, морща лоб.
- Слушай, дядя, я чо-то не догоняю, в натуре. Чо за тухлый базар?! Большие бабки для меня три косаря или нет, - это не твое вонючее дело! И чо это ты меня на понт берешь? Какой такой алкоголь я пил? Пару пива и все! И опять же это не твое дело! Я не ворованное пил, а свое…
Федор Иванович разочарованно нахмурился. Он понял, что такую сумму амбал добровольно платить не желает, и придется его немного припугнуть.
- Как я понял, платить за ущерб, нанесенный моему здоровью, вы не собираетесь? И паспорта вашего мне не увидеть? – пытаясь придать своему голосу сталь, изрек Федор Иванович и скривился от вернувшейся головной боли, машинально схватившись за стучащие виски. – Что ж придется, видно, действовать иначе. У меня отличная память на цифры; сейчас я посмотрю на номерной знак вашего автомобиля и напишу заявление в милицию, что вы меня сбили и удрали с места ДТП, потому что были пьяны. – Федор Иванович расставил ноги и скрестил руки на груди, любуясь произведенным эффектом.
Недаром Олеговы кореша окрестили его обидной кличкой «тупой, еще тупее». Его вялотекущие мысли никогда не поспевали за речью собеседников. Не то рост под два метра был тому виной, мысли в мозгах выветривались на высоте, а, может, мозгов и вовсе не было? Но понемногу до него стал доходить смысл сказанного. Он понял, что мужик принимает его за лоха, платить вовсе не собирается, а угрожает ему ментами, еще и шантажирует.
- Это хто пьяный?! Это я, по-твоему, пьяный?! Это я сбежал?! Это ты у меня щас побежишь! – И амбал, не дав опомниться Федору Ивановичу, двинул его пудовым кулаком под дых, отчего тот сложился пополам и присел на знакомые мусорные мешки. Пока Федор Иванович держался за живот и глотал морозный воздух, амбал быстро обшарил его карманы. Первым попался паспорт, он пролистал странички и сунул в свою куртку. Далее вытащил на свет толстое кожаное портмоне, содержимое которого заставили амбала приятно удивиться. Шевеля губами, он насчитал семь тысяч долларов и хотел уже переложить их к себе в карман, но, цыкнув языком, отсчитал две тысячи, немного подумал и добавил еще тысячу долларов, а остальные впихнул в портмоне. «Я не какой-нибудь жлоб, чужого мне не надо!» - Просипел он в самое ухо Федора Ивановича, всовывая ему в скрюченные пальцы портмоне и паспорт. Довольный своим благородством, Олег вернулся к машине; двигатель, почувствовав твердую руку любящего хозяина, привычно заурчал и автомобиль рванул с места. Удовлетворенный водитель прибавил скорость, чтобы наверстать потерянное время. Он быстро ехал вперед, выбросив из головы неприятный инцидент. Для него небольшое дорожное происшествие закончилось, в отличие от незадачливого Федора Ивановича, для которого несчастливый день еще не кончился.
* * *
Тетя Даша зябко повела плечами, и с ожесточением заново принялась ощупывать дверное полотно на наличие скрытого замка, будь он неладен. Она прощупала и продавила каждый сантиметр сверху донизу, внимательно, до рези в глазах, вглядываясь в каждый сучок, но тщетно. Время от времени женщина обращалась к Петру, справляясь, там – ли он? Мужчина подавал из-за двери голос, казавшийся тете Даше все более тихим и, как ей почудилось, каким-то обреченным, вроде бы он уже и не надеялся выйти из подземелья. От напряжения у нее слезились глаза, и ныла спина. Тетя Даша встала во весь рост и потянулась, давая отдых скукоженному телу. Внезапно ноги заскользили по мокрому скользкому полу и, чтобы не упасть, женщина автоматически ухватилась за первое попавшееся, что подвернулось под руку. Этим «первым попавшимся» оказалась каменная баба. И тут… Подвальная неприступная дверь бесшумно распахнулась, запуская в холл холодный, могильный, как из склепа, воздух с запахом гнили и плесени. В темном проеме появился Петр, облепленный паутиной, грязный, в потеках засохшей крови. Он так перепачкался в земле и пыли, что был больше похож на громадного крота. Сходство еще больше подчеркивали глаза, которые он прищурил от яркого света. Его руки были в царапинах и занозах, из глаз потекли слезы, и Петр, смутившись, шмыгнул носом и полез в карман за платком. Руки беспомощно шарили по куртке, скользя бесцельно по бокам.
- Платок… Потерял… - Попытался оправдываясь, сказать Петр, но губы словно слиплись, а во рту пересохло и язык, как лоскут наждачной бумаги только царапал небо. Силы постепенно покидали его и ноги, уставшие от долгого пребывания на карачках, подкашивались. Петр ухватился за дверные косяки ободранными до мяса пальцами и скривился от боли. Он пожевал запекшимися губами, очень хотелось пить, а еще спать. Где-нибудь, пусть в уголке… Лишь бы никто его не трогал. «Вот сейчас бы горячего чаю, чтобы убрать дрожь, а то зуб на зуб не попадает, - подумал мечтательно Петр, - и завалиться под теплое одеяло, а лучше, под два. И грелку к ногам, очень – очень горячую». При мысли о воде голова у Петра закружилась, и, если б не тетя Даша, наконец-то вышедшая из ступора и подскочившая к нему, он непременно б грохнулся на пол. Но тетя Даша успела подставить свое плечо, на котором он и повис всей своей массой.
- Пить! – выдохнул Петр прямо в ухо женщине и клацнул зубами.
Тетя Даша почувствовала вибрацию, исходившую от Петра. Его тело ходило ходуном, а зубы отбивали дробь. Женщина зябко поежилась и почти потащила безвольное неподъемное тело, ругая себя, на чем свет стоит за то, что не догадалась принести кресло. Расстояние до ближайшего сидячего места было, как до Китая, и с каждым шагом, казалось, все больше увеличивается. Петр становился все тяжелее и тяжелее, к тому ж от него исходил жар, как от печки. Женщина попыталась поудобнее перехватить его под мышки, но не удержала, и мужчина сполз к ее ногам, и тут же свернулся в клубок. Глаза его были открыты, но тетя Даша дала б руку на отсечение за то, что он спит; спит вот так, с открытыми глазами и ртом. Она присела на корточки и дотронулась до лба, - горячий и влажный, весь в бисеринках пота, как и вся его стриженая голова. Женщина вытерла передником лицо Петра.
- Сокровища… Сундук… Крысы… - прошептал Петр и прикрыл, налившиеся свинцом, веки. Дыхание у него было хриплым и прерывистым.
«Что это я?! – Вскрикнула женщина, - парень уже бредит, видать температура зашкаливает, а я тут расселась. А он, бедный, на каменном полу лежит, - запричитала она, вскакивая на ноги и бестолково суетясь на месте. – Надо срочно неотложку вызывать! – Ее глаза забегали вокруг в поисках телефона. – Еще и это! – Застонала она, наткнувшись взглядом на статую и на расхлябанную дверь в подвал. – Этак, могут через него в музей грабители проникнуть, а потом, что? Мне отвечать придется, ведь Федор с меня с живой не слезет». – Ворчала тетя Даша, суетясь возле каменной бабы. На этот раз, видать сам Господь был на ее стороне, ибо тетя Даша довольно – таки быстро нашла невидимую кнопку, и сначала захлопнулась дверь в подвал, а через мгновение и каменная баба легко заскользила по мраморному полу и застыла на прежнем месте, безучастно взирая пустыми глазницами на суетящуюся тетю Дашу. Та уставилась на каменное изваяние и развела руками. – Сон! Как есть, - сон! Если б не лежащий в бреду Петр, можно было б списать сегодняшнее происшествие на видение, грезы или на шалость фантомов», - подумала тетя Даша и, ускоряя шаг, почти бегом, кинулась к телефону. Пока приехала бригада скорой помощи, тетя Даша успела напоить Петра горячим чаем и сделать ему компресс, обмотав голову махровым полотенцем, отчего он стал похож на дервиша, весь грязный, в разорванной одежде и чалме. Тетя Даша, не удержалась и хмыкнула, затем протерла потное лицо Петра, встретившись с его благодарными глазами. Он пытался улыбнуться.
- Спасибо вам. Вы – моя спасительница. Я не забуду… - Отрывисто говорил он.
- Чего уж там?! – Ласково прошептала растроганная женщина, укладывая голову Петра на своих коленях. – Ты поспи, сейчас врач приедет и тебе помогут. Может, укол какой от температуры вколют. Ты уж меня извини, Петя, что вот так вот… На полу… Но ты больно тяжелый.
- Ааа… Я сейчас, тетя Даша, попробую подняться. Голова сильно кружится, и ноги трясутся, а так все нормально. – Улыбнулся Петя, приподнимаясь с колен женщины. - Сейчас… Чуть – чуть посижу и пойду. Что-то жарко в музее очень.
Эти слова Петра были последними. Он снова потерял сознание.
* * *
- Агашаа, привет! – Завибрировал голос Кати в телефонной трубке.
- Катькаа?! Ты, что-ли? – Обрадовано закричала девушка, срывая трубку и, по привычке, дуя в нее. Она так рада была слышать знакомый, родной голос подруги, ей надо было очень много рассказать Кате, поделиться с ней. За неделю, что они не виделись, произошло много событий, и одно из них прямо судьбоносное для Агаши. И она еще не знала, принять ли решение или нет? И вот Катька так вовремя позвонила, будто почувствовала, исходящие от Агаши флюиды.
- А, кто ж еще? – Возмутилась Катя. – У тебя, что, появилась в мое отсутствие другая подруга? Всего неделя прошла, как я уехала, а ты уж и голос мой забыла. А я так по тебе соскучилась, так соскучилась, что, кажется, взяла б все бросила и полетела домой. И потом… - Катя перешла на шепот, - …у меня для тебя сюрприз. Ты, даже, себе представить не можешь: какой?!
- Сувенир из Испании?
- Это само собой. Нет! Совершенно другой сюрприз. Ты, даже, можешь не гадать, бесполезно! Знаю только, что тебе очень понравится. Намекаю… Ты очень – очень этого хотела.
- Ты замуж вышла! – Радостно вскрикнула Агаша, аккуратно усаживаясь на пуфик в предвкушении длинного разговора. Пуфик был совсем древним, старше самой Агаши и у него частенько отскакивали колесики. По-хорошему его давным – давно надо было б отправить на заслуженный отдых на какую – нибудь ближайшую свалку, но у Агафьи рука не поднималась на такое кощунство. Пуфик был памятью о далеком детстве, когда маленькая Агаша усаживалась на него верхом и с визгом носилась по всей квартире. С тех дней Агаша сильно увеличилась в размерах, а пуфик наоборот как-то скукожился, кожаная обивка покрылась многочисленными трещинками, напоминавшими морщинки. И, если Агаша по забывчивости резко опускала на него свое грузное тело, то пуфик, будто тяжело вздыхал. И вопреки всем законам фен - Шуя девушка не хотела с ним расстаться.
- Агашка, ты, что там замолчала? Ты, случаем не свалилась со своего «старикашки»? – Поддела Катя.
- Все нормально! Так, что, я угадала? Ты, наконец-то вышла замуж?
- Никуда я не вышла! – Сострила Катя. - Сижу вот в шикарном номере такого же шикарного отеля. А у тебя, Агашка, все те же мысли. Тебе не терпится меня отдать в кабалу. Кстати, как там поживает твой муж? Звонит?
- Очень часто звонит. У него все хорошо. По крайней мере, он так говорит. А еще говорит, что скучает. А уж как я по нему соскучилась. И по тебе тоже… Катька, приезжай скорей! У меня столько новостей, и надо с тобой посоветоваться.
- Судя по восторженному голосу, хороших! Ну и у меня для тебя припасена новость никак не хуже твоей. Сейчас Остапчик из деликатности вышел из номера, поэтому могу разговаривать с тобой свободно.
- Ну, говори уж, не тяни! – Заерзала на пуфике от нетерпения Агафья.
- Ты стоишь? Если стоишь, то тебе лучше присесть, а то, боюсь, упадешь.- Снова понизила до шепота голос Катя. – Нашлась твоя, вернее, ваша потеря. – Катя интригующе замолчала. Она отдала б год жизни за то, чтоб сейчас оказаться рядом с подругой и увидеть ее реакцию. Конечно, можно было б и подождать, и сообщить известие Агафье при встрече, но Катя знала, как Агашка дергается, и еще она опасалась, что Агашка начнет свое расследование по поиску гребня. Так что выбирать не приходилось, надо жертвовать. – Агашка, ну чо, готова? Ладно, уж, не стану больше тебя мучить. С сегодняшнего дня можешь спать спокойно! Гребень находится у меня.
- Как? - Задала глупый вопрос Агаша, вскакивая с пуфика. От такого неделикатного обхождения он охнул и откатился к противоположной стене. – Ты, что? Все-таки, решила обратиться к частному детективу? И, где нашли гребень? У кого? Вор, вор-то нашелся? Кто он? – Забрасывала вопросами Агаша подругу, не давая той вставить ни слова.
- Не тараторь! Никакого частного расследования не было. При всем моем желании я б не смогла нанять сыщиков. У меня на это просто не было времени. Хочешь, верь, а хочешь, нет, но твоя историческая ценность сама пришла ко мне в руки. Подробности при встрече. Я позвонила тебе только для того, чтобы ты успокоилась.
Агафья, открыв рот, слушала подругу и не верила своим ушам. Этого не может быть! Такого с ней, Агашей, просто в принципе, быть не может! Она на столько привыкла «открывать пошире ворота для очередной беды», что сейчас не могла поверить своему счастью. Не может, чтобы вот сразу за короткий промежуток времени у нее столько положительных вестей. Неужели, черная полоса вся иссякла? Агафья боялась обрадоваться раньше времени, чтобы не разочароваться.
- Катя, - начала она осторожно, чтобы не обидеть чувствительную натуру подруги. – А ты уверена, что у тебя тот самый гребень?
- Понимаю, что ты, как всегда, принимаешь меня за невежественного дилетанта, но я на тебя не обижаюсь, ибо я счастлива, у меня прекрасное настроение, и ты мне его не сможешь испортить. Это безвкусное безобразие, именуемое гребнем, лежит вот сейчас прямо передо мной. Могу тебе его описать, но я точно уверена, что это тот самый гребень. Я ж отлично помню, что ты мне про него рассказывала. Да, Агашка, ты была права! Жуткая, аляповатая вещица.
- Но я так не говорила! – Искренне возмутилась Агафья. – Может, все-таки, мы говорим с тобой о разных изделиях?
- Прямо! Как же, о разных?! Ничего подобного! Ну, может, я не так выразилась. Ты говорила другими словами, но суть-то не изменилась. Ювелирной ценности он явно не представляет. Вся его ценность только в весе. Если его сдать в ломбард, как лом, то можно будет срубить неплохие деньги за кучу золота, да еще за три изумруда размером с булыжники.
У Агафьи подкосились ноги, и она, не найдя опоры, шмякнулась со всего маху на пол, утаскивая за собой хрупкий телефонный аппарат, который, издав печальный, прощальный звон, развалился на куски. «К счастью…» - Глупо прошептала в трубку Агаша, но ответом ей была тишина. Девушка подула в трубку, потом зачем-то потрясла ее, но ни звука не вытрясла и, тяжело вздохнув, оглядевшись, пристроила ее на столик; поднялась с пола и посмотрела на себя в зеркало. На нее из зазеркалья глядела немного озадаченная, но ужасно счастливая рожица. «Ну и пусть разбился аппарат! – Подумала девушка. – Это, конечно – же, к счастью! К тому ж, его давным-давно пора было б заменить на кнопочный, а то крутишь – крутишь этот диск, только время зря теряешь. И какая – же, все-таки Катька молодец, что сообщила мне о находке. А, что это тот самый гребень, я уже ни секунды не сомневаюсь. Жаль только, что телефон приказал долго жить, и я не узнаю, как гребень попал в Катькины руки? Но это такая мелочь в сравнении с самой находкой. Рано или поздно Катька мне сама расскажет. Вот вернется домой и расскажет; со всеми подробностями, как она любит это делать. Как я по ней соскучилась. Если б она только знала… Несмотря на ее иногда пробивающийся сленг, вроде «срубить», я ее очень люблю. Но, - сказала вслух самой себе Агафья, - сантиментов хватит, надо б уже и уборкой заняться. Ой! А я ведь так и не успела рассказать Катьке, что меня временно назначили и.о. директора музея. И, сколько будет тянуться это «временно», неизвестно! Коллектив предложил мою кандидатуру высшему начальству, и оно меня утвердило на срок, пока из больницы не выйдет Федор Иванович. – Агафья вздохнула и покачала головой. – Ну, надо же, как мужчине не везет! Бедный Федор Иваныч. Только что вышел из одной больницы, как попал в другую.
* * *
Федор Иванович лежал с открытым ртом, пытаясь восстановить дыхание. Его тошнило, и кружилась голова. Веки были тяжелыми, и глаза не хотелось открывать. Последнее, что он помнил, пока не вырубился, это, как мерзкий амбал обшарил его карманы, причем, так бесцеремонно, будто он, Федор Иваныч был уже труп. И еще, хорошо помнит, как амбал сует в непослушные пальцы паспорт и кошелек. Он еще тогда хорошо подумал о нем, что, дескать, даже у такого отморозка осталось что-то человеческое. Но, видно, напрасно так решил, потому, как в следующую минуту, его ударили по затылку чем-то очень тяжелым, и пронеслась догадка: «Вернулся амбал…» И Федор Иванович потерял сознание, валясь на мягкие мешки. Приходя в себя, Федор Иванович, на ощупь попытался найти свои вещи: кошелек и паспорт, но рука наткнулась на что-то мокрое и скользкое. Мужчина брезгливо сморщился, предположив: «Вероятно, меня вырвало? Как болит голова… Прямо раскалывается. А по затылку растекается огнем, словно расплавленная смола. Как пить дать – сотрясение мозга, если не предположить худшее и у меня черепно-мозговая травма». Федор Иванович обтер руку о штаны и с опаской провел по затылку. Ладонь стала мокрой, но не липкой. «Слава Богу, крови нет», - облегченно вздохнул мужчина. Он еле разлепил веки и, опершись о локоть, попытался подняться, еще не теряя надежды, что паспорт и портмоне где-то здесь, рядом; может, соскользнули с мешка. Было очень светло. Прямо над Федором Ивановичем горел уличный фонарь, а на небе во всей своей полной красе серебрилась луна.
- Смотри – ка, очнулся! А ты говорил, что окочурился алкаш. А он проблевался и сам погляди, живее всех живых. – Хохотнул один из мужиков, стоящих в компании своих товарищей. – Говорю ж тебе, что такие никогда не помирают…
- Ну, да! – Раздался недоверчивый мужской голос. – Скажешь тоже, не помирают! Еще и как… Вон, в прошлую зиму возле моего дома жмурика нашли. Скрюченный весь был, замерз бедолага. Его и на носилки так, скрюченным положили, потому, как не могли разогнуть.
- Ну так, то мороз какой был, - возразил первый голос, - а сегодня так себе. А, что мужик замерз, так это лишний раз подтверждает простую истину. Надо согреваться изнутри. А ты, Серега, хватит, зубы-то заговаривать, да всякие страхи тут рассказывать! Спор – дело святое! Так что, друг ситный, проспорил бабки, так гони, давай, нечего тут бодягу разводить, да прошлогодний снег вспоминать. Он уж растаял давно.
- Да я того… Просто так… К случаю вспомнил… - Бормотал мужик, на всякий случай отодвигаясь подальше от своего сурового, горячего на слово и руку, товарища. – Я разве против спора. А бабло я тебе обязательно отдам. Спор, есть спор. Это, как карточный долг. Дело чести его вернуть. – Смешно вздернул небритый подбородок мужик, приняв горделивую осанку. – Я всегда такие долги возвращаю.
- Чо - чо?! – Прищурился его товарищ. – Чо ты в натуре тюльку гонишь?! Какие это ты карточные долги возвращал? Чо-то я не припомню, чтобы ты вообще карты в руки брал, разве, что со своими соседями покойниками играл. – Заржал он, показывая желтые зубы. – Ты ведь в карты не сечешь, кроме «пьяницы». И еще о какой-то чести пендишь. Где она у тебя? Если и была, так ты давным-давно ее пропил, вместе со своей хатой. Ладно! Гони бабло!
- Так говорю ж тебе, что на днях обязательно отдам, а щас…
- А щас, - не дал договорить товарищу мужик, - я буду тебя бить. Зачем спорил, коль бабок нет. Он сжал кулаки, выпятил подбородок и, пригнувшись, пошел на своего товарища. Тот втянул голову в плечи и закрыл глаза, ожидая привычного мордобития. Но удара не последовало. Драчливый товарищ, занесший для удара кулак, так и остался с вытянутой рукой, как Ленин на броневике. Его взгляд переместился со съежившегося напарника на объект их спора. Мужчина, наконец, опустил кулак и толкнул товарища в бок.
- Гляди-ка, Серега, чо он там шарит вокруг себя? Чо-то ищет…
- Вчерашний день потерял, - хмыкнул напарник и угодливо заглянул в глаза товарищу, обрадовавшись, что избежал трепки. – А, может, того… Пузырь потерял… Хочет согреться, а пузыря-то нет. Смотри! Так и шарит вокруг себя.
- Хватит трепаться! – Бесцеремонно одернул сердитый мужик товарища. – У тебя все мысли только о пойле. Не - ет! Он явно что-то другое ищет. И вообще он на алкаша не похож, да и на бомжа, тем более. – Уже более внимательным взглядом бывший фельдшер рассматривал копошащегося на мешках мужчину. – Смотри-ка, прикид на нем дорогой.
- Ну да! – Согласился с напарником другой мужик, подходя к мешкам ближе. – Ой! – Вдруг крикнул он, и отскочил назад, как ужаленный. – Кровь… Он весь в кровище. Витек, давай-ка от греха подальше сваливать отсюда, а то, как бы чего не вышло. Нагрянут менты, и загребут нас, а мы ни сном, ни духом…
- Ты прав! – На удивление быстро согласился сердитый мужик. – Надо валить!
- Не успел он закончить конец фразы, как в тишину ночной улицы ворвался квакающий сигнал милицейской машины. Мужчины еле успели нырнуть в ближайшую подворотню, как автомобиль резко затормозил возле пластиковых мешков, на которых продолжал возиться и стонать Федор Иванович.
* * *
- Доктор, вот уже неделя, как больной находится у нас в травматологии, а положительных сдвигов не наблюдается. Только зря занимает койко-место. – Жаловалась санитарка. – Гадит под себя, и бредит. Несет несусветное. Вон, спросите хоть соседей по палате! Они жалуются, что он спать им мешает. Орет день и ночь, что его обманули, украли какие-то сокровища. Лепечет про какой-то гребешок. Я сама, собственными ушами слышала, как он кричал, что у него хитростью похитили этот самый гребешок. Вообщем, - санитарка покрутила пальцем у виска, - не в себе мужик. И скажите мне, зачем ему какой-то гребешок, коль он лыс, как колено. Тут даже мне понятно, что больной не нашего профиля, потому как тронутый. И значит ему самое место в другой больнице. Пусть там гадит на казенное белье. – Поджала губы недовольная санитарка.
- Как у вас все просто, Клавдия Никитична, - усмехнулся дежурный врач. – Вот вы уже и диагноз больному сами поставили. Может, это вы у нас не по профилю работаете? Может быть, станете на мое место, хирурга – травматолога? Вот лично мне, его лечащему врачу, до сих пор неясно, что с ним?! А, что он бредит и оправляется под себя, - это при его травме вполне объяснимо. Закрытая черепно – мозговая травма, сломаны два ребра, плюс многочисленные гематомы. Хотя работники милиции и утверждают, что нашли его в алкогольном опьянении, избитым, потому и отвезли в вытрезвитель, а не обратились сразу за медицинской помощью, но мне плохо верится. Я уже сталкивался с методами работников внутренних органов. Видят, что с мужичка нечего взять, ни денег, ни документов нет, вот, и распоясались. Поэтому больной и попал к нам в таком плачевном состоянии. Кстати, там, в вытрезвителе его и обрили налысо. Плохо, что никаких документов, удостоверяющих личность, нет. До сих пор не знаем, кто он?! Да и близкие его наверно потеряли и волнуются. А на алкоголика он не похож. Анализы хорошие; печень, сердце в норме. В бреду нецензурно не выражается, значит, социальный статус тоже на уровне. Как его угораздило попасть в такую неприятную переделку? Видно не его день был. Вот такие-то дела, Клавдия Никитична. Вы б с ним помягче, по матерински, что – ли. Глядишь, он и имя свое быстрее вспомнит. Мужчина и так настрадался, а вы хотите его переправить в психиатрическую клинику. Не дело это! Будем лечить его здесь. – Рубанул по воздуху ладонью врач, обрывая беспредметный разговор.
- А мне от этого легче, что – ли? Дерьмо за ним убирать... Его день… Не его день… - Ворчала себе под нос санитарка, укоризненно качая головой в след быстро удаляющейся фигуре доктора. – Безымянный какой-то. Если б еще его родственники навещали, да подкидывали мне полтинник другой за мои нелегкие труды, тогда б что? Тогда б, куда ни шло. Тогда б совсем другое дело, а так… Бесплатно за ним говна выносить, кому понравится? Дюжа наш доктор добренький. Хорошо быть добрым за чужой счет, судна-то мне вытаскивать, а не ему приходится. И собирай всех беспризорников со всех свалок. Говорит, что на алкаша не похож. Ну и что? Может, и не алкаш? Зато, как пить дать, псих! Так что, хрен редьки не слаще. Алкаши-то безвредные. Кому, как ни мне знать? – Тяжко вздохнула санитарка, вспоминая своего мужа – любителя выпить. – Им, алкашам то исть, главное не отказывать в лишней чекушке, и все будет нормально. А вот с психами дело совсем другое. От них не знаешь, что и когда ждать? Нагнешься над кроватью утку забрать, а он хрясть тебе по голове. И какой с него спрос? Будет лежать и про гребешок вспоминать. – Покачала головой женщина. - Ну и работа у меня… Наказанье одно! Обидно, что никто не доплачивает за опасность. Ну и нуу! В дерьме ковыряюсь и головку свою бедную каждый божий день подставляю. А ведь я одна дома кормилица. И, что будет с моим супружником, если меня псих прибьет? Останется вдовец голодный и холодный. – У Клавдии Никитичны потекли из глаз слезы, как она представила своего мужа необихоженным.
Прошло десять дней с того времени, как Федора Ивановича подобрали работники внутренних органов. Они нашли его на куче пластиковых мусорных мешков со следами рвоты, перемешанной с кровью. Долго разбираться не стали, первым делом решили, что он в стельку пьян и, не очень церемонясь, швырнули бессознательное тело в машину. А, когда, обыскав, не нашли и признаков кошелька, то прогневались и отыгрались на безденежном мужичке, немного помяв тому бока. Тем более, личность он беспаспортная, безответная, заступиться за него некому. Федор Иванович так бы и валялся на одной из казенных кроватей невостребованный и жалкий, если б не проверка в вытрезвителе. Начальник вовремя подсуетился и переправил безымянного мужичка в травматологию, переложив ответственность за его жизнь на плечи медперсонала больницы. Но три дня в вытрезвителе без оказания медицинской помощи, без еды и питья, сыграли плохую службу для Федора Ивановича. Его и без того слабой нервной системе был нанесен очередной удар, наступил рецидив прежней болезни. Так что нянечка Клавдия Никитична была не так уж далека от диагноза, который сама и вынесла. Полученная травма физическая и моральная вызвала шок. Сознание редко к нему возвращалось, и он был этому рад. Чаще проваливался в спасительную глубину обволакивающего небытия. Тогда у него переставала болеть голова, не ныли сломанные ребра, не саднили многочисленные ушибы. Создавалось ощущение неимоверной легкости, будто у него и вовсе отсутствует плоть, и сам он, Федор Иванович сгусток энергии, легкое облачко. Так бы и взлететь высоко, высоко и не возвращаться в бренное искалеченное тело. Ни о чем не думать, не вспоминать прошлое. Тем более, хорошего-то не было в прошлой жизни. Его предавали, его не любили, его обманывали, его обкрадывали. И, когда Федору Ивановичу не удавалось надолго оставаться в благостном состоянии временного небытия и нежелательное сознание вновь к нему возвращалось, он скрипел от злости зубами, вспоминая своих «врагов». Его воспаленному мозгу они чудились везде. Ему казалось, что кто-нибудь из его прежних недоброжелателей найдет его и здесь, за тонкими больничными стенами и украдет единственное, что у него еще осталось, - его израненную душу. Поэтому он решил никому ни за что не признаваться, кто он, как его зовут и где он живет? Амнезии у него не было, но он считал, что очень умный и так ловко обводит доктора вокруг пальца, прикидываясь беспамятным. Иногда он не мог удержаться, и хитрый смешок срывался с его губ, тогда он накрывался с головой и там, под вонючим больничным одеялом давал волю смеху. Он не видел, что больные, соседи по палате сострадательно качают головами, стуча себя по лбу. Федору Ивановичу казался подозрительным и его палатный врач, уж очень сердобольным прикидывается. К чему б это? Так не бывает, что в наше время платной медицины вот так вот внимательно относились к больному пациенту, с которого нечего взять, ведь, даже полиса нет. И Федор Иванович подстраховывался, не пил таблетки, которые ему прописывались, а аккуратно прятал их в матрац, предварительно расковыряв в нем дырку. Чем черт не шутит? Вдруг врач в сговоре с одним из многочисленных врагов Федора Ивановича?
Но Федор Иванович обманывался. Доктор давно подметил, что тот прячет таблетки, поэтому часть лекарства с пероральных заменил на инъекции. Да и на счет медицинского полиса Федор Иванович промахнулся. Больница сделала запрос в милицию, и там довольно-таки быстро установили личность больного, потому как районный городок был маленьким, а еще потому, что на паспорт Федора Ивановича был оформлен кредит на внушительную сумму. Таким образом, не только в больнице знали личность травмированного пациента, но и в краеведческом музее, где работал Федор Иванович, тоже узнали о случившемся несчастье с их директором. Сам же Федор Иванович еще не догадывался, что несчастье, происшедшее с ним, не последнее и впереди целая вереница невзгод и бед. Так что, придется, выйдя из больницы, «открывать воротА»…
* * *
В краеведческом музее, узнав о том, что их начальник «отдыхает» в больнице, мягко говоря, не очень опечалились. А тут еще и слух прошел, что Федор взял в банке тридцать тысяч долларов под большой процент. «Так что, чего жалеть-то человека с такими деньжищами?!» – Решили сотрудники музея, провели общее собрание и выбрали, пока Федор отлеживается в больнице на казенных харчах, нового директора. Исполняющей обязанности директора назначили Агафью Викторовну Чернецову. Молодая, знающая и любящая свое дело, ответственная… К тому ж, не обремененная семьей. Муж в длительной командировке за границей. Так что, единогласно коллектив проголосовал за Агафью. Девушка не знала: радоваться этому или нет? Торжествовать вроде бы неловко. Получается, что она заняла место человека, попавшего в беду. Так сказать, построила счастье на чужом несчастье. Бедный Федор Иваныч! И, что это ему так не везет в последнее время? Место в одной больнице сменил на другое. Неизвестно, что лучше: психиатрическая клиника, или хирургическое отделение травматологии? «Хотя, конечно, травматология наверно лучше, - рассуждала сама с собой Агафья, - по крайней мере, я могу в любое время навестить больного. Кстати, надо бы в самое ближайшее время проведать его. Судя по усмешечкам, коллеги не собираются навестить Федора Иваныча. Болтают по углам про деньги, называют его подпольным миллионером. Просто удивительно, что зависть закрывает людям глаза. Конечно, для нас, музейных работников тридцать тысяч долларов – очень большая сумма. Я по себе знаю, ведь для меня и премия в тысячу рублей бывала приятной неожиданностью, а тут… Тридцать тысяч. Причем, как выражаются наши охранники, - «зелени»… Интересно, все-таки, - задумалась Агафья, - зачем это директору понадобились такие большие деньжищи? Ой, что это я?! – Поймала себя девушка на плохих мыслях. – Да, какое мне дело до его денег? Опустилась до осуждения человека. Причем, человека, лежащего в больнице, страждущего… Надо идти его проведывать! Но, один Бог видит, как не хочется. Еще придется сообщать больному человеку неприятную весть, что меня выбрали директором. Хотя, и не директором вовсе, а только исполняющей обязанности, но все-таки. А, как только Федор Иваныч встанет на ноги, он опять займет свое кресло. Мне не очень-то и хочется быть начальником. - Но Агафья знала, что обманывает сама себя. Ей было ужасно приятно оказаться в кабинете директора, на его месте. Жаль только, что табличку на двери пока менять нельзя. Федор Иваныч сразу, как только вступил в должность, поменял вывеску. Но он-то занимал постоянное место, а она?.. Одним словом: И.О.» Агафья немного приуныла и, наверно, по привычке ушла б в депрессию, но звонок подруги и нежданное, ошеломляющее известие о находке гребня, вернул девушке хорошее настроение. И, даже, безвозвратно потерянный телефонный аппарат не смог смыть с лица девушки улыбку. - Надо купить новый аппарат, - решила категорично она, носком тапка, пиная осколки - давно пора. Теперь у меня будет ставка директора, и денег хватит на все! – Агафья рассмеялась, и показала зеркалу язык. – Конечно, не тридцать тысяч долларов, но, все-таки… Да, что это я зациклилась на чужих долларах?! – Разозлилась на себя девушка. – Надо самой зарабатывать, а не чужие деньги считать! Кстати, что там с моими денежками? – Девушка заглянула в свою видавшую виды сумку и, запустив руку чуть ли не по локоть, принялась искать кошелек. - Его не было! Агафья на секунду застыла, будто в ступоре. – Не может быть! Просто я плохо искала. У меня вообще проблемы с поисками, я по жизни растеряха, не то, что Катька. Вон, за тыщу километров от Мичуринска, вообще в другой стране она нашла гребень. Правда, это не я его потеряла… Кстати, не терпится мне узнать, каким образом гребень оказался у Катьки? Скорей бы она вернулась! – Загнусила Агафья, и снова с каким-то ожесточением вернулась к поискам. Перевернула сумку вверх дном, и начала остервенело трясти ею. На пол спланировал проездной билет за прошлый месяц, шлепнулась раскисшая карамелька, зазвенела монета. Агафья вздрогнула и покосилась в сторону серебряного кругляша. Надо загадать, - подумала она и закрыла глаза. «Орел – кошелек найдется». Какое-то время она стояла в дурацкой позе с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом, затем приоткрыла один глаз и с опаской взглянула на монету. – А, собственно, на что я могла рассчитывать? Конечно же, решка! На сегодня все счастливые билеты вытянуты. – Хмыкнула Агафья. И, вообще, какая глупость доверять судьбу какой-то монете! Хорошо, что мои сотрудники не видят, чем занимается их начальница? Без пяти минут директор музея. Но пока я директор еще на бумаге и зарплаты директорской не видала, надо искать кошелек. – Агафья вернула сумке прежнее положение и сунула нос в необъятное нутро. – А я и забыла про это отделение! – Хмыкнула девушка, дергая за молнию. Отделение было очень маленьким, туда могло б поместиться только небольшое зеркальце. Агафья сунула за шелковую подкладку два длинных пальца и тут же выдернула кисть, так как пальцев коснулось что-то мягкое и привычно знакомое. Девушка думала, что с этим давно уже покончено, и все ее страхи остались позади. Ей итак пришлось нелегко забыть весь ужас, испытанный когда-то. Днем она забывалась на работе среди коллектива, но зато по ночам возвращались пережитые события в виде кошмаров. Но тогда рядом был ее любящий, внимательный муж, Костя; и он мог уговорами, лаской успокоить ее, дрожащую, мокрую от липкого пота. Однако сейчас Костя далеко, и не прижмет ее к своей груди, не шепнет на ухо: «Все прошло, все страхи закончились, успокойся, моя сладенькая булочка». Рядом нет даже Катьки. – Агафья, свернув по привычке, губы трубочкой, выдохнула. - Надо взять себя в руки! Ничего страшного ведь не произошло! Просто нервы расшалились. Что я буду за руководитель с такой слабой нервной системой? Ничего ведь ужасного не произошло, а я дергаюсь. Просто слишком много новостей для моего незакаленного организма. Надо, надо взять себя в руки! Мне, как будущему директору должно быть стыдно за свое малодушие. Просто смешно, что меня может такая ерунда выбить из седла. Это потому, что произошло много событий в короткий промежуток времени. – Продолжала внушать себе девушка. - Но события ведь все приятные. И директорская должность, и гребень… Тогда, в чем дело? Сейчас сяду в позу «лотос» и попробую успокоиться. Надо расслабиться и, что там говорят йоги? «Не вспоминать о прошлом, не заглядывать в будущее, а жить сегодняшним днем, сегодняшней минутой». Агафья попыталась скрестить на полных бедрах ступни, но после десятой попытки отказалась от этого, села на колени, свернула большой и указательный палец в кольцо и прикрыла глаза.
* * *
Пошла вторая неделя с того дня, как тетя Даша вызволила из подвала охранника Петра. Она так переволновалась, что через день слегла сама с гипертоническим кризом. Шутка – ли сказать, получить такое известие. Тетя Даша не хотела вспоминать тот день, но память с постоянной жестокостью возвращала ее на десять дней назад. И перед глазами женщины прокручивались назад события того дня.
Тетя Даша была не спокойна. Она считала себя ответственной за здоровье Петра, ведь недаром она вытащила его из подземелья, считай, что спасла. После нескольких бесплодных попыток ей все же удалось дозвониться до скорой помощи. Усталый голос ответил, что «скорая» слушает.
- Девушка, вчера карета скорой помощи забрала мужчину из краеведческого музея, мне надо знать, в какую больницу его доставили? У него был сильный жар, прямо горел весь, а в груди, словно меха гармоники раздувались с жутким хрипом. Я думаю, что у него в лучшем случае бронхит был, а, может даже и пневмония. – Тараторила в трубку тетя Даша, боясь, что дежурная не дослушает ее до конца. – Фамилия мужчины такая-то. Он у нас охранником работает. Работал… То есть… - Сбилась тетя Даша. – Ну, в общем, пока его не свалило воспаление легких.
- А вы, кто, простите?
- В смысле родственных отношений? – Не поняла тетя Даша и замешкалась. – Нуу… А, какое это имеет отношение? А, если просто сотрудница, то что, вы мне не скажите, в какую больницу доставили больного? Это, что, теперь в секрете держится? – Распалялась взволнованная тетя Даша.
- Во-первых, не повышайте на меня голос, а, во-вторых, я имела в виду другое. Раз вы так безапелляционно ставите диагноз, может вы сами доктор? Так, зачем тогда вызывали бригаду скорой помощи? – С сарказмом спросила дежурная. – Вы врач?
- Да не – ет! Я уборщица. - С вызовом ответила тетя Даша. – Ну и, что? По его симптомам тут и ежу понятно, что у парня что-то с легкими.
- Просто удивительно! И вам, уборщице (на этом слове дежурная сделала ударение), и ежу все понятно, а вот наш врач поставил совершенно иной диагноз. Слушайте внимательно, повторять мне некогда. Написано в журнале: «Вирусный менингит». Больной был направлен в инфекционное отделение городской больницы. – Монотонным голосом прочла дежурная и повесила трубку.
- Как «менингит»? Почему в инфекционное отделение? – Залепетала, совершенно опешившая, тетя Даша, да так и осталась в оцепенении стоять с прижатой к уху трубкой. Страшное слово «менингит» ввели женщину в ступор. Она несколько раз по слогам повторяла его, будто проверяя на вкус. «Нет, этого не может быть! Я ж спасла Петра, вызволила его из ледяного подвала, как же так? – Вопреки всякой логике думала женщина, тяжело опускаясь на стул. – Ну, почему, почему это случилось? – Выдохнула она в трубку, но ответом ей были короткие гудки, которые, будто буравчики ввинчивались в барабанные перепонки, проникая до самого мозга. – Петька – молодой парень, выживший в чеченской войне, и вдруг менингит… И он уйдет из жизни в мирное время?! Ой, что это я?! – Одернула себя тетя Даша. – Что это мне вздумалось хоронить его? Ведь дежурная со скорой сказала, что он в больнице, а не в морге. Так – так…» - Засуетилась она, перелистывая справочник.
- Да, такой больной вчера к нам поступил,- ответил равнодушный голос, - но никаких справок мы по телефону не даем. Приходите в больницу и разговаривайте с лечащим врачом, но в инфекционное отделение вход запрещен.
- А... – Пыталась вставить слово тетя Даша, но в трубке уже звучали знакомые короткие гудки. «А, как – же тогда я могу поговорить с врачом, если вход запрещен?» - Пожала плечами женщина и вернула трубку на место. Некоторое время она стояла, опустив в безнадежности руки. «Если хоть я была б какой – никакой родственницей, хотя б самой дальней, тогда б могла качать права, а так… Кто я? Начальник над тряпками и помойными ведрами. Вон, меня даже дежурная со скорой поддела. А, что, если попросить Агафью? Она безотказная и, вроде бы к Петру относилась хорошо. Вот прямо сегодня и попрошу ее, но как рассказать ей про ночное происшествие? Врать-то я не умею! И, даже, если я утаю, то Петр может проболтаться, и получится… Совсем плохо получится». Тетя Даша интуитивно чувствовала, что пока не время раскрывать тайну про подвал. Кто знает, во что это выльется для Петра, да и для самой Дарьи? Не даром Петр, даже будучи почти в бессознательном состоянии, удержал язык за зубами. Он интересовался, одни – ли они в музее? И, вроде бы вздохнул с облегчением, узнав, что и охранника нет. Тетя Даша заверила его, что Коля ушел к стоматологу. Женщина поняла, что он даже ей не доверял, тете Даше. И обижаться на него не стоило. Кто она, в самом деле, ему? Тетя родная или сестра? В наше время доверять иногда даже родной маме нельзя, потому что та, будучи уверенной, что делает добро, может нанести непоправимый вред. Мало – ли случаев тому было?! А, что с таинственным подвалом дело не чисто? Тут уж и к бабушке не ходи! И одному Богу известно, как туда угодил Петр? Ясно, что не по собственной воле. Кто-то туда его засадил, или заманил, но вот, кто и за что? Это пока не ясно! И тете Даше уже не очень хотелось узнать, кто это?! Как говорится «не буди лихо, пока оно тихо!» Сейчас оборотней развелось, видимо невидимо. Тетя Даша, сложив в уме два и два, пришла к прискорбному выводу, что доверять в музее НИКОМУ нельзя, разве что только Петру, потому как он сам пострадал от неведомого врага. И враг этот работает в музее. А, вот, кто он? Может им быть и Агафья. Где гарантия, что она не прикрывается под личиной бедной овечки? «В тихом омуте черти водятся». Я-то по началу обиделась на Петра, что он не раскрыл мне, своей спасительнице, кто его замуровал? А ведь он меня ответно спас, действуя по пословице «меньше знаешь, крепче спишь». Не буду я просить Агашку, чтобы поговорила с доктором, сама проникну в закрытое отделение. Денежка мне будет пропуском; через любую нянечку быстрее найду ходы, чем через врачей. Может, мне удастся в палату к Петру проникнуть. Вот прямо сегодня после работы и пойду в больницу». – Твердо решила тетя Даша и, успокоившись от принятого решения, зашуровала тряпкой по полу. После вчерашнего случая с Петром она решила вновь вернуться к прежнему графику работы, а именно, убираться основательно утром, до прихода сотрудников музея. Весь последний месяц убиралась по утрам и, что ей взбрело в голову вчера остаться после работы и заняться генеральной уборкой в холле? По вечерам, несмотря на присутствие дежурного охранника, ей было не комфортно в пустом громадном здании. В каждом углу, за каждым объемным экспонатом ей чудились потусторонние, как она именовала их, фантомы. И, несмотря на улыбочки Агашки тетя Даша была уверена в существование привидений. И, как им не обитать в таком удобном для потусторонних фантомов месте? Здание строилось еще до появления гегемона, и принадлежало какому-то богатейшему купцу. Ходят слухи, что он успел спрятать в громадных подвалах дома свое сокровище, пока его не забрали чекисты. Вроде бы они его пытали про эти самые сокровища, и про вход в подвал, но купец, видать упертый попался, и ничего им не сказал. Так его, по слухам, вроде бы живьем закопали во дворе собственной усадьбы. И теперь, сказывают знающие люди, неспокойная, неприкаянная душа купца по ночам ходит по коридорам и ищет сокровища, и тот самый подвал, в котором они запрятаны. Тетя Даша пыталась себя убедить, что это только слухи и ничего больше, а стоны и другие звуки, – это только ее воображение. И она, даже, поддалась уговорам Агафьи и прошлой ночью осталась убираться в музее и, что?.. Ничего хорошего это не принесло, разве что, спасла Петра. Но теперь-то никакая Агашка меня не уговорит поменять график работы. И, вообще, какое дело начальству, когда я убираюсь? Лишь бы чисто было, мне же спокойнее убираться утром. Никого, кроме охранника нет, ни приведений, ни сотрудников. В здании стоит торжественная тишина, не бренчат телефоны, не хлопают двери, в коридорах не воняет табаком. Никто не крутится под ногами, оставляя на мокром полу грязные следы. – Вдруг тетя Даша застыла, открыв рот и уставившись в пол. Она стояла, как в игре «замри»; с тряпкой, намотанной на швабру, и не сводила глаз с грязной цепочки следов. «Протекторы» начинались от злосчастной каменной бабы и заканчивались у ног уборщицы.
* * *
Агафья опустила веки и тут же возникли радужные круги. Перед мысленным взором появлялся маленький кружок синего цвета и постепенно удалялся, увеличиваясь в размерах, его место занимал круг зеленого цвета, и также исчезал, давая место другому кругу. Агафья сосредоточилась на игре цветов и, даже, стала загадывать, какой цвет будет следующим. Но вдруг перед ее закрытыми глазами предстала вовсе не та картинка, которую она хотела лицезреть. Девушка ясно увидала прядь своих волос. Пепельный локон висел в воздухе, сам по себе. А рядом с локоном Агафья увидела… О, ужас! Собственную голову со стороны затылка. Чьи-то мужские руки ловко, орудуя ножницами, стригли ее и подбрасывали вверх локоны, и те повисали, как в безвоздушном пространстве. Их становилось с каждой секундой все больше и больше. Агафья видела, как ее голова катастрофически теряет волосы и, когда с головы была сострижена последняя прядь, лысый череп развернулся и на Агафью в упор взглянули ее же глаза, полные слез и муки. Видение было настолько ясным, что Агафья вскрикнула и резко подняла руки, проведя по своей голове. – Слава Богу! Все на месте. Она облегченно вздохнула и открыла глаза. – Так это я уснула! Ничего себе, расслабилась… - Засмеялась девушка, выпрямляя затекшие ноги. Она поморщилась и потерла, сведенные судорогой икры. – Какой пакостный сон, надо же приснится такому. Давно я кошмаров не видела. Фу, гадость, какая! Лысая голова. Говорят, что плохо видеть себя во сне без волос, а здесь еще кто-то стриг меня. Жаль, что лица не увидела, одни руки. Но руки были точно мужские. Они мне показались знакомыми, но вот вспомнить не могу. Ладно, вспомнится само! Может и то, что я нащупала в своей сумке, мне тоже приснилось? Агафья, кряхтя, поднялась во весь рост, и поплелась на негнущихся ногах в прихожую. Там на полу рядом с разбитым телефонным аппаратом лежала сморщенным, сиротским комочком ее сумка. Девушка уставилась на нее удивленным взглядом, будто впервые увидала. Она какое-то время стояла и смотрела на нее, словно гипнотизируя, затем нагнулась и на вытянутой руке подняла ее, потрясла. На этот раз там ничего не звенело и не шелестело. И кошелек, к сожалению, не выпал из нее. Агафья разочарованно посмотрела на шелушащийся от возраста сумкин бок и вдруг увидела еле заметную царапину. Она поднесла сумку к своему носу и цыкнула. – Что и требовалось доказать! Разрез… Вот через него-то и уперли мой кошелек. У Агафьи на глаза набежали слезы. Так жаль было денег, и самого кошелька. Он, хоть и старенький, но очень удобный был, столько в нем отделений всяческих, для купюр разного достоинства от десяти рублей до десяти тысяч, не считая отделения с молнией для мелочи. Правда у Агафьи купюры в пять тысяч, а тем более в десять, сроду не водились, но все равно. Вот тебе и купила новый аппарат! Что же делать? – Спрашивала сама себя Агафья, машинально просовывая руку в дырку и вытаскивая на Божий свет… Собственный локон… - Выходит, не почудилось! – Чуть ли не стоном выдохнула Агафья. – Что ж это такое? Неужели продолжение следует? И, чего надо мне еще ждать? И, кто это снова шутит надо мной? Неужели не наигрались?! – Закричала не своим голосом девушка, грозя сумкой неизвестному врагу. Постояла немного, уставившись в угол, и без сил упала в кресло, словно из нее выкачали воздух. Постепенно к ней возвращались силы, и она могла более спокойно осмыслить происходящее. Хотя не могла найти объяснение, откуда мог взяться локон, что сие означает? Повторения кошмара она больше не выдержит. И посоветоваться не с кем. Только Костя и Катя могли ее понять и не осудить. Катька, конечно же, разбила б в пух и прах ее страхи, нашла б объяснения взявшимся откуда-то волосам, обозвала ее мнительной дурехой; они б поспорили, может, и поругались, но потом мирно попили б чай с плюшками на Агашиной кухне, и Агафья б успокоилась, но… Катя далеко, Костя тоже… А тащить клок волос в милицию?.. – Агафья не удержалась, представив себе их физиономии, и рассмеялась. - Там уж точно сочтут меня за ненормальную и, чего доброго, сообщат по месту работы. Интересно, как отреагирует коллектив? Один директор из психушки вышел, а другая начальница – туда загремит. – Агафья вновь прыснула. – Надо рассуждать логически. С чего б начала Катька? Но ей-то легко быть беспристрастной, ее-то никто по ночам не стрижет на лысо и не подбрасывает волосы. Но, все-таки… От чего мне отталкиваться? Перво-наперво надо взять себя в руки и успокоиться. В позе «Падмасаны» я успокоиться не смогла, только ноги пересидела, значит, пойдем другим путем. Выпью сладкого чаю, чтобы заработали мозги, и примусь за расследование. – Девушка решительно поднялась с кресла и вздрогнула; у нее с колен свалилась сумка, издав чавкающий звук. - Да, я точно потенциальный клиент психбольницы. Если я стану содрогаться от каждого шума, то Костя, когда вернется из Италии, точно не найдет меня дома, я буду за решеткой больницы в смирительной рубахе. - Агафья подняла с пола злосчастную сумку, нарушителя покоя и потащила ее на мусор. После минутного колебания она запихнула сумку в мусорное ведро, с глаз долой. – Вот еще непредвиденная трата, список необходимых покупок пополняется. Телефонный аппарат, кошелек, а теперь еще и сумка. Ужас! – Агафья потянулась за банкой с чаем и дзинь… Красивейшая, раритетная, еще бабушкина стеклянная китайская банка выскользнула из рук и разбилась вдребезги. Девушка смотрела на маленькие осколки, засыпанные кучкой дорогущего чая. Ей его купила Катя в специализированном магазине на Советской. Они как-то заглянули туда, и Агафья пришла в восхищение от уютного, убранного по восточному стилю магазина. В небольшом помещении, увешанном колокольчиками, бумажными драконами и всяческими восточными символами упоительно пахло чаем. Это был настоящий развесной чай, не то, что пакетики, которые Катька презрительно называла «презервативами». Правда и стоил такой чай на порядок дороже, и Агафье пришлось долго отнекиваться, когда Катька насильно всунула Агафье в сумку сверток, зная, что она очень любит чай; сама же Катерина предпочитала кофе. Потом еще долго сумка Агафьи источала аромат. И вот, ни чая, ни самой сумки… Агафья уже по привычке решила пустить слезу, но вздрогнула от звонка в прихожей. Сделав несколько глотательных движений, чтобы не заплакать, почему-то на цыпочках подошла к входной двери, приникла покрасневшим глазом к глазку. В полумраке лестничной площадки еле угадывалась объемная фигура соседки.
- Тетя Зина!, это выы? – На всякий случай уточнила Агафья, держась за ключ.
- А ты кого ожидала, милицию? Так у меня не заржавеет! Щас быстро наберу 02, – рассерженно ответила женщина, протискивая свой огромный бюст мимо Агаши. – Что ты здесь вытворяешь? – Подбоченилась она, наступая на девушку. – Ты думаешь, что если еще не глубокая ночь, то можно издеваться над людьми. Токо прислонила свою головушку к подушке, бац, будто кувалдой об стену. У тебя, что, ремонт, что-ли?
- Не – ет! – Удивилась Агафья, разведя руками. – Сами смотрите! Никакого ремонта у меня нет.
- А зачем тогда грохочешь? – Подозрительно осматривалась по сторонам соседка, беспардонно отталкивая Агафью и пролезая в комнату. – Что это? У тебя, что, Мамай прошелся? И, почему ты так долго висишь на телефоне? Звоню, звоню тебе, а у тебя все занято, да занято. – Выговаривала соседка Агафье. – А, если человеку плохо и требуется немедленная помощь, тогда, что? Ты ведь, Гашка, знаешь, что у меня сердце больное, сижу на одних таблетках. Чувствую, что мне уж недолго осталось на этом свете жить, сердце отказывается работать. Понимать, кажется, должна, а от тебя не то, что помощи не дождешься, так ты сама меня чуть до сердечного приступа не довела. Шутка – ли, такой грохот подняла.
- Тетя Зина, я не нарочно, - оправдывалась Агафья. – У меня сегодня что-то с руками, - пыталась она шутить. – Все выскальзывает из рук. Сначала телефон разбился, потом вот… - Она показала рукой на осколки, пересыпанные чаем.
- Урон… Ничего не скажешь. - Покачала головой соседка.
- И не говорите! Жаль конечно, но аппарат старый был, его надо было давно уже поменять.
- И это потому у тебя так, что ты сама, Гашка, ничего в дом не приобретала. – Укоризненно покачала головой тетя Зина. – Все тебе на блюдечке от родных досталось. Вот тебе и не жаль вещей. Ты халатная и растяпа! Безответственная… Не представляю, как ты до сих пор одна жила и не спалила дом! – Безапелляционно заявила соседка. – И с руками у тебя беда не сегодня, а вообще… Они у тебя из другого места растут. И не обижайся на меня! Я тебе по доброте душевной все высказываю. Если тебя не воспитывать, то… - Тетя Зина не нашлась, что сказать дальше. Ее пыл также быстро пропал, как и начался. Она смотрела на сникшую Агафью, готовую заплакать.
- Ладно уж… И, как тебя угораздило банку-то разбить? Ее знаешь... Твой дедушка твоей бабушке из самого Китая привез. Во, как! Представляешь, сколько ей лет? Каких деньжищ стоила, ужасть просто, не говоря уж о памяти… Ты, чо, чаевничать собралась, что – ли? – Спросила сообразительная соседка.
- Да, вот… Но теперь, сами видите, не попью… Не с пола ж собирать, в самом деле. - Агафья наклонилась и стала сгребать в савок осколки вперемежку с чаинками.
Соседка пристроила свой широкий зад на шатком табурете и взирала на Агашу, бестолково суетящуюся над мусором. Девушка вздохнула и достала мусорное ведро.
- А это, что такое? – Прытко подскочила тетя Зина, вероятно забыв, что у нее «сердце отказывается работать». – Что это?! – Закричала она, тыкая ярко-красным ногтем в ведро и, уставившись жутким взглядом, будто из ведра торчала не сумка, а, как минимум, человеческие ноги.
- Сумка… - Спокойно произнесла Агафья, вытаскивая на свет Божий изрядно потрепанную сумку и, демонстрируя ее. - Тетя Зина, что вы так заволновались? Это всего лишь сумка, моя старая сумка, - уговаривала Агаша соседку.
- Вижу, что сумка… - Нахмурилась тетя Зина, вытаскивая из девушкиных рук сумку. – Что она у тебя делает в помойном ведре? Ну, Гашка, прокидаешься ты! Останешься с голым задом. Надо же, почти новую сумку на помойку. Ты, что, стала подражать Катьке и гнаться за модой? Так за ней не угонишься.
- За кем, тетя Зина? – Улыбнулась Агафья, ссыпая в ведро зазвеневшие осколки. Она абсолютно не обижалась на ворчащую соседку. Агафья была даже рада, что сейчас находится в ее обществе, а не одна со своими грустными мыслями.
- И за той, и за другой… - Поместила на своей груди полные руки тетя Зина. - Тебе до обеих, как до Китая. Кстати, как там Катька-то? – Встрепенулась соседка.
- А она не в Китае. – Оборвала ее Агафья, вытягивая из рук тети Зины сумку. – Она сейчас нежится под теплым солнышком Испании.
- Вот и я про то же… Она-то в Испании; небось, с мужиком, а ты?.. Почему твой муженек не взял тебя с собой в Италию? Умотал от молодой жены на целый год. Катькин муж наверняка б ее одну не оставил на такой длительный срок.
- Ну, это уж слишком, тетя Зина, - тихонько произнесла Агафья. Ей вдруг стало ужасно себя жаль. Действительно, если посмотреть правде в глаза, то соседка высказывает вслух то, что у Агафьи давно зародилось в душе, но она не давала воли своим догадкам. Она старалась отогнать дурные подозрения. Просто Костя не мог ее взять с собой, ведь он поехал в Италию работать, а не развлекаться. Они провели вместе в Италии незабываемый месяц. Агафье этого времени хватит, чтобы помнить всю оставшуюся жизнь. Нет! Не сбежал от нее Костя. Он любит ее. А, если все – же, она ему успела надоесть, белая невзрачная моль?.. Конечно, Костя настолько красивый, и он легко может найти себе другую женщину. Агафья видела, как итальянские смуглые синьорины посматривают на мужа черными, масляными глазами. Тогда она была счастлива и радовалась, что на мужа посматривают чужие женщины, а он выбрал ее, Агафью. Надо отдать ему должное, что он не засматривался на знойных южных барышень, а смотрел ласковыми глазами только на нее одну, на свою «сладенькую булочку». Но тогда она была рядом с ним, а сегодня он там, в далекой стране один. Один – ли? – Все чаще задавала себе вопрос Агафья. А тут тетя Зина разбередила ее рану, и Агафья не выдержала и заплакала. Она плакала навзрыд, не стесняясь, соседки. Девушка знала, что, несмотря на свой «мухоморный» характер, соседка не сплетница и все, что она увидит и услышит, так и останется в этих стенах.
- Агашаа, хватит! Ну, поплакала, да и будет! А то глазки еще краснее станут. Может, он там вовсе и не гуляет? Мужик-то ведь не на гулянки полетел, а на заработки. Хотя, в моем понимании муж должен каждый вечер с работы возвращаться домой, и ложиться спать в супружескую постель, а не в гостиничную койку. Агаша, он там, в гостинице живет, или квартиру снимает?
- Да, не зна – аю я, тетя Зина, - рыдала девушка, прижимая к лицу старенькую сумку.
- Как ты не знаешь? Разве ты не поинтересовалась? – Удивленно подняла насурмленные брови соседка. – Я б на твоем месте первым делом спросила адрес, где он проживает. А, как же?.. Можно прямо в лоб спросить, а можно хитростью. Дескать… Костик, на какой адрес я могу тебе отправить письмо?
- Тетя Зина, - икнула Агафья и улыбнулась, - ну, скажите тоже! Какое письмо?!. Сейчас все переписываются по электронной почте. Это удобнее и быстрее. – Снова икнула Агафья. Потом снова и снова…
- Вот! – Подняла вверх указательный палец тетя Зина, хищно сверкнув красным лаком. – Костя тебя вспоминает, поэтому ты и разыкалась.
- Да, не поэтому… - снова икнула Агафья, - просто хоч - чу пить. Жаль, что чай пропал.
- Давай кофе заварю, - засуетилась соседка.
- И кофе н – нет! – Подняла обреченно плечи Агафья, приготовясь выслушать очередной длинный монолог тети Зины о том, что она – недотепа и растяпа, и еще неизвестно кто. Но, на удивление Агафьи, соседка только посмотрела на нее из-под черных бровей и сказала.
- Скажи спасибо, что у твоей тети Зины ВСЕ есть! Принесу кофе. Я хоть и нищая пенсионерка, но чай и кофе у меня ВСЕГДА имеется. А ты давай готовь праздничные чашки, гулять будем. У меня еще и тортик завалялся. – Подмигнула тетя Зина и, покачивая пышными бедрами, удалилась к себе.
Агафья, продолжая икать и хлюпать носом, показала язык в спину соседки и направилась к серванту, где стояли кофейные чашки из тонкого фарфора. Их в последний раз доставал Костя перед своим отъездом. Агафья, как сейчас помнит, как Котя подавал ей в постель утром кофе из этих чашек. Потом все тщательно все вымыл и вернул на прежнее место. Кажется, что это было вчера. Агафья обняла себя за плечи, закрыв глаза. Ей показалось, что Костины губы нежно коснулись ее уха: «Сладенькая моя булочка…» Агафья помотала головой, стряхивая с себя наваждение, и подумала: «Надо бы чашки протереть до прихода тети Зины, а то снова возьмется читать мораль». Она отодвинула стекло в серванте, потянулась за чашкой и открыла рот. Икота у нее моментально испарилась.
* * *
Тетя Даша прекрасно помнила, что после того, как скорая забрала Петра в больницу, она, на всякий случай убрала все следы, связанные с ним. Недаром ведь Петр несколько раз спрашивал: «Одни – ли они в музее?» Значит, парень не хотел, чтобы кто-то его видел в неурочное время, да еще и в таком неприглядном виде. Что он там лепетал про какие-то сокровища? Тетя Даша в начале приняла его бормотание за бред больного человека. Но, пока врачи прописали ей постельный режим, и она отлеживалась дома, у нее было достаточно времени, чтобы обдумать все. Она вспомнила и слухи про купца, схоронившего где-то в подземелье своего дома несметные богатства, подальше от новой революционной власти, и «бред» Петра на счет каких-то сокровищ. Может, охранник поверил этим слухам, да и взялся сам их разыскивать. Вот так и угодил в ловушку. Только кто ее ему поставил? «Насколько я помню, - ничего у него в руках не было. Он только шарил по карманам, пытаясь что-то найти. Дай Бог памяти! - Вспоминала Тетя Даша. - Да. Он искал платок, точно, и все повторял: «Я потерял носовой платок, потерял платок…» Причем, говорил таким тоном, будто не сопливый платок посеял, а целое состояние утратил. А, может, так оно и есть?! Может, он и нашел чего?! Да и завернул в свой платок. А, что может поместиться в платке? Что-то небольшое, например, бриллианты. Да, по всему видать, Петр набрел – таки на подземный лаз купца и нарыл эти самые сокровища. Обратно выйти не смог, и, когда искал выход, тогда и утерял драгоценности. А, как обнаружил, что потерял, так у него, наверно, на нервной почве случился этот самый менингит. Да! Все сходится! – Покивала головой тетя Даша в подтверждение своим догадкам. - Жаль парня! Хотел немного разбогатеть, а попал в переделку. До сих пор, врачи говорят, что состояние крайне тяжелое. Столько времени находится в реанимации, а улучшения не видно. Врач сказал, что к менингиту добавилось и воспаление легких. Вообщем, караул! А, может это привидение купца так охраняет свое богатство?! Фантом разозлился, что обнаружили клад, и таким вот образом отомстил Петру, чтоб другим неповадно было зариться на чужое добро. Это пусть врачи утверждают, что у Петра вирусный менингит. Откуда ему взяться, этому вирусу? Не – ет! Это привидение шалит. – У тети Даши от напряжения разболелась голова, заломило в затылке и она, чтобы не упасть оперлась о швабру. - Но откуда взялись следы? Цепочка следов явно принадлежала мужчине, слишком большого размера был след; и уж конечно, не привидению, ведь всем известно, что у привидений ни тени, ни следов не бывает. Значит, что? Стало быть, кто-то, кроме Петра обнаружил это самое подземелье. Хотя?.. Вовсе не обязательно! Разве можно с полной уверенностью сказать, что этот неизвестный мужчина раскрыл секрет купца? Следы шли от каменной бабы в глубь холла, или наоборот?.. – Тетя Даша пыталась изо всех сил вспомнить, в какую сторону были направлены носки обуви?! Но, как не ломала себе голову, а припомнить не могла. И не удивительно. В ее-то тогдашнем состоянии… Врач замерил давление и аж присвистнул. 240 на 130. Может, и вовсе не было никаких следов и мне это просто почудилось»? – Подумала женщина.
Больничный лист ей закрыли, и она вернулась на работу. За время, что она была дома, произошли изменения в музее. Во-первых, оказалось, что Федор попал в больницу в травматологию, якобы его сшибла машина. Во-вторых, на его место временно назначили Грищенко Агафью. Коллектив музея единогласно выбрал ее, но, судя по наружности самой Агафьи, новая должность ее не очень радовала. Вид у девушки, прямо сказать, был не сильно счастливым. Не то директорское место было не комфортным, не то… Бабы судачили, будто бы ее муж, Костя нашел в Италии другую и возвращаться в Россию не хочет. Вроде бы он уж и гражданство Российское поменял. Тетя Даша не поддерживала эти слухи, но, кто знает?.. Костя- парень видный, молодой, талантливый. И чаще всего дыма без огня не бывает. Вон, думали, что сокровища купца – легенда, а оказалось… - Тетя Даша оглянулась по сторонам, будто кто мог услышать ее мысли. До сих пор она старалась изо всех сил отогнать от себя воспоминания и о Петре, который вылез из подвала, и о следах. «Собственно, - успокаивала себя женщина, даже если они, то есть следы, и были, то вовсе не обязательно, что неизвестный мужчина входил в подземелье. Ведь могло быть и так, что этот самый для меня неизвестный, мог оказаться нашим сотрудником и просто ходил по зданию, подходил к каменной бабе. Может, он проверял, как я ее помыла?! Но, это все чушь! Проверять мою работу мог только один человек, - это наш преподобный Федор Иваныч, а он, слава Богу, лежит в больнице. Что-то я совсем запуталась. Не стоит заводить себя. Одно знаю наверняка. Что приведение существует, и никто, даже новая директриса не сможет меня разуверить. Но после той ночи, когда я вытащила Петра, что-то я перестала бояться фантомов. Сердце мне подсказывает, что в музее назревает что-то криминальное, а потусторонние сущности ну никак не вяжутся с современными разборками. Поэтому буду держать язык за зубами, чтобы вместе с ним не лишиться и своей головушки. – Тетя Даша скривилась и потерла затылок. - Вообще по возможности надо бы подыскивать себе другую работу. Жаль, конечно, уходить с насиженного места, вот Агафья мне зарплату прибавила, и обещала премию выплачивать, так как у меня, как выяснилось, много переработанных часов. Вот Федор – гад! Будто он не знал, что я работаю за двоих. Еще и замечания постоянно делал, и носом тыкал… Его, видать, Бог наказал. Прости меня Господи! Но одно знаю, что просто так, за здорово живешь, и шишак не вскочит. Каждому греху свое наказание! Вот он и попал под машину. Хорошо еще отделался. Говорят, что только несколько сломанных ребер, да сотрясения мозга. – Тетя Даша засмеялась. – Не было б счастья, так несчастье помогло! Для него сотрясение оказалось лечебным. Ему психу даже полезно протрясти мозги. А работу все равно буду подыскивать. Не спокойно стало в музее, тут за вредность надо доплачивать. Вот скажи кому, что работа уборщицы в обычном музее опасна, примут за сумасшедшую. Теперь уж буду убираться по вечерам. Вот уйдут работники музея, останется один охранник, и стану наводить марафет, а то одной как-то боязно. – Решила уборщица. - Теперь с охранниками тоже непонятка. Неизвестно, когда Петр выпишется из больницы. Охранников не хватает… Но об этом пусть болит голова у новой директрисы. – Вздохнула тетя Даша, елозя мокрой тряпкой по стенам. – Может, бедолага будет больше заниматься работой, так и станет отвлекаться от грустных мыслей о своей семье. Хотя, чего уж там?!. У кого, что на роду написано, так тому и быть! Чему быть, того не миновать! Но, разве это внушишь Агафье? Она, по-моему, ни во что и ни в кого не верит, ну, да Бог ей судья! Говорят же: Гром не грянет, мужик не перекрестится. Как набьет ей жизнь побольше шишек, так вынуждена будет поверить и в высшие силы, да и… - тетя Даша снова обернулась, - …в потусторонние тоже. Однако, не всегда с возрастом и жизненным опытом приходит мудрость и понимание. Взять хотя бы нашего бывшего директора. Его, по-моему, только могила сможет исправить. Ну, до чего мерзопакостная личность. Уж сколько ему судьба подсказок посылает, а ему хоть бы хны, не уймется никак, так и норовит сделать своему ближнему гадость. А, казалось бы, в нашем возрасте надо бы спешить делать добро. Все добрые дела «записываются» в «банках» каждой личности, некоторые называют эти самые банки «книгой жизни». Да назови их, как хочешь: или банк, или книга жизни, только не забывай побольше туда откладывать добрых дел, и тогда не придется попадать в переделки и сокрушаться: «За что мне это?..» Да за то, мил человек, что кого-то обидел, через кого-то перешагнул, кому-то не помог, кого-то предал… Да, разве мало грехов, которые мы, люди совершаем и не задумываемся, что они не проходят бесследно и обязательно остаются зазубринами на нашей совести. А потом хватаемся за голову и кричим: «За что мне это?!.» А ты вместо того, чтобы кричать, да роптать, оглянись на свою жизнь, и критическим взглядом оцени свое прошлое», - размышляла тетя Даша, время, от времени переводя дыхание и потирая затылок.
* * *
- Агаша, ты чо дверь-то не закрыла? - Возмутилась, распахивая ногой входную дверь, тетя Зина. Обе руки соседки были заняты пакетами и коробкой с тортом. – Ты гдее?! Я на кухню все поставлю! – Закричала женщина, втискиваясь с поклажами в узкий кухонный проем. – Так, ты чо? Даже кипяток еще не поставила? Агашка, я спрашиваю… - Но вопрос рассерженной соседки так и повис в воздухе, когда она прошла в комнату. – Чо ты, как истукан? Дверь не заперла, воду не вскипятила.
- Да у меня, тетя Зина, красть нечего, последние деньги в кошельке оставались, так и его украли. Видели в сумке дырища? Сумку в автобусе разрезали, и оттуда все ценности умыкнули. – Засмеялась ни к месту Агафья. – Так что самая ценная в квартире, выходит, – это я!
- Ну, ты – не велика ценность! – Саркастически подметила тетя Зина, критически с головы до ног окидывая взглядом белобрысую девушку. – Вон и твой мужик не побоялся такое сокровище одну, без присмотра оставить.
- А я просто не стану поддаваться на ваши провокации, уважаемая тетя Зина, - совершенно спокойно ответила Агафья, продолжая улыбаться. – Вот, смотрите! – С гордостью протянула Агафья соседке листок бумаги.
- Что это? – Вскинула, выщипанные в ниточку черные брови, тетя Зина.
- Это письмо от мужа. Я его только что нашла. – Мотнула головой Агафья.
- А оно, что, терялось? Вот и надо будет предъявить претензии почте. Ты, Агашка, это дело на тормозах не спускай! Слыхано – ли дело? Семья чуть до развода не дошла, и все по вине почтовых работников. Если хочешь, я сама на них жалобу настрочу. Ты знаешь, у меня не заржавеет. Меня сам участковый уполномоченный побаивается. И мне лично наплевать, что некоторые в след шепчут: «Сутяжница». Я свои интересы отстаивала, и буду отстаивать. – Поджала губы куриной попкой тетя Зина.
- Тетя Зинаа! – Еле смогла перебить красноречие соседки Агафья, - не надо писать никаких жалоб! Я это письмо получила не по почте, а нашла его у себя вот здесь, - повернулась Агафья к серванту, вытаскивая чашку. – Оно лежало сложенным в этой вот чашечке. Представляете? Это письмо от Кости! Что ж вы не читаете? Он пишет, что ужасно меня любит. Будет скучать по мне… Не представляет, как выдержит целый год в разлуке со мной. Ну… Вообщем, сами прочитайте, у меня от вас тайн нет.
- Вот еще! – Отвела Агафьину руку с письмом соседка. – Не хватало мне чужих любовных писем читать. Это не прилично! А содержание мне и без чтения известно, я каждый день любовные сериалы смотрю. А, что ты только что обнаружила письмо от мужа, спустя целую вечность после его отъезда, говорит о том, что я была права. Ты – расхлябанная особа. К тому ж еще и неряха! Столько времени не убираться в серванте. У тебя небось письмо паутиной затянулось. Что ты все лыбишься, Агашка? Тут плакать надо! – Отодвинула она могучим плечом девушку в сторону, и заглянула в кофейник. Хотела снова приступить к воспитанию, но что-то ее остановило. Она вытянула кофейник и молча, протянула девушке.
- Пыль?! – Спокойно произнесла Агаша. – То ли спрашивая, то ли констатируя факт.
- Уфф! – Только и смогла выдавить из себя тетя Зина. – Деньги, – это, американские деньги! Доллары… Ну, что ты уставилась на меня, как баран? Ты должна мне памятник при жизни поставить. Если б не я, твои доллары успели б состариться. Ну, что ты за человек такой, Агашка? Тебе надо брать пример со своей подруги, уж, если не хочешь брать пример с меня. У Катьки, наверное, так вот деньги не валялись, к тому ж, американские. Уж она наверняка нашла б им применение. Говоришь, что последние копейки у тебя украли вместе с кошельком, а забыла, что у тебя в загашнике деньги лежат. Память у тебя девичья, что – ли? Уж я ни за что не забываю, где прячу свои нищенские сбережения, так сказать, гробовые. – Попыталась выдавить слезу, тетя Зина, но вовремя остановилась, вспомнив, что нанесла на лицо омолаживающую дорогую маску. - И хорошо, что это я, честнейший человек, полезла в сервант и обнаружила их, а, если б кто чужой нашел?! Тогда б, что? Тю-тю! А ты б и не кинулась сразу, что деньги пропали, потому как забыла, где спрятала?! И нашла место, где хоронить! – Покачала укоризненно головой тетя Зина. - На самом видном месте. Ты б лучше их вообще на тумбочку в прихожей выложила. Ворам было б удобнее… - Тетя Зина осмотрелась по сторонам. – Припрятала б лучше… Да, хоть в диване, например.
Агафья держала в руках кофейник и не могла поверить своему счастью. Видно, ангел – хранитель пожалел ее и подкинул ей копейку тогда, когда она наиболее нуждалась в деньгах. Ее переполняла благодарность к соседке, ведь, если б не та, неизвестно, когда б Агаша залезла в сервант?!
- Спасибо вам пребольшое, тетя Зина! – Наклонилась Агафья, целуя соседку в жирную от избытка крема, щеку.
- Ладно, уж, хватит облизывать! – Отстранилась тетя Зина, - Я тебе не муж. Лучше пересчитай, все – ли на месте? – строго приказала она. – Деньги счет любят. И вообще… Так вернее будет! Чтобы после никаких претензий ко мне не было.
- Каких претензий, тетя Зина? – Удивилась Агафья.
- А таких, моя дорогая! – Уперла руки в бока тетя Зина, отчего ее кулаки полностью скрылись за складками мощных телесов. – Деньги, кто обнаружил? Я. Значит, в случае чего спрос, с кого? С меня – а. Так что, давай, считай при мне! И нечего руками махать. Я знаю, о чем говорю.
Агафья пыталась возмутиться такой излишней перестраховке тети Зины, сказала, что доверяет ей, как себе и ни за что не могла б даже подумать что плохое про нее, но та стояла намертво. И девушка, качая головой, вытащила из кофейника купюры.
- Две тысячи долларов, - прошептала она, удивленно взглянув на тетю Зину. – Представляете? Аж целых две тысячи. Такие деньги!..
- Да, уж, деньги не малые. Значит, все на месте?
- Наверно! – Подняла плечи Агафья.
- Как, так «наверно»? – Взвизгнула тетя Зина. – Ты, что, не помнишь, сколько денег заховала? Или все-таки подозреваешь меня?
-Да вы, что? – Возмутилась Агафья. - Никого я не подозреваю, а денег я не прятала. У меня никогда лишних денег не было. Жила от зарплаты до зарплаты. – Оправдывалась она. – Получала зарплату, часть клала под белье, а часть брала в кошелек. Правда перед отъездом в Италию Костя мне немного оставил, но… - Агафья опустила глаза, - я уже их проела. Как-то так получилось. Понемногу вроде бы брала, а кинулась и нет их вовсе. – Хихикнула она.
- Ну и девка! Бить тебя некому. – Уже не так строго выговаривала ей тетя Зина. – Спасибо, что тебе муж золотой достался и, в отличие от тебя рукодырой, видать может денежки экономить. Он заранее смекнул, что в руки тебе все деньги давать нельзя, и оставил на черный день. Наверно знал, что ты не часто лазишь в сервант, а?
- Я припоминаю теперь, что Котя интересовался, как часто я занимаюсь генеральной уборкой? Ну, я и сказала, что праздничную посуду в шкафах я перемываю перед праздниками, типа Пасхи или Нового года, а еще на свой день рождения. – Улыбалась Агафья, вспоминая мужа. «Какой он, все-таки, у меня внимательный и предусмотрительный». - Благодарно подумала она. – Вот видите, тетя Зина, а вы говорили…
- Что я говорила? – Пошла напопятный женщина, но не собиралась окончательно сдавать позиции. – Я плохо о твоем муже никогда не говорила, наоборот… Я тебя, недотепу и растяпу критиковала и, сама видишь, что за дело. Ты с голоду могла б помереть при наличии таких сумасшедших деньжищ, лежала б на диване от анемии рядом с деньгами. Что? Не так? – Снова подбоченилась тетя Зина, прищурила глазки и поджала тонкие губы. – Одно слово: размазня… Несобранная, безответственная, неорганизованная. Скажи спасибо, что рядом с тобой находятся такие люди, как я. Ну, и конечно, как твой муж. Без нас ты б пропала. Дожила до тридцати годков, а ума не нажила.
- Ну, это уж слишком! – Перебила не в меру разговорившуюся соседку Агафья. Ее не так обидели слова критики, потому что Агафья в глубине души была со многим согласна. Она, действительно немного растяпа, но девушку возмутило то, что соседка увеличила ее возраст на целый год. И она попыталась отстоять свое достоинство. В конце концов, она руководящее лицо и должна вырабатывать у себя «командные нотки» в голосе. – Если б я была такой, как вы меня описали, то б меня не назначили директором. – Вздернула подбородок Агафья и гордо с высоты своего роста взглянула на соседку. Она была поражена моментальной метаморфозе, произошедшей с тетей Зиной. Глаза у той округлились, чуть – ли не вылезая из орбит, губы растянулись в подобострастной улыбке, а руки взметнулись к щекам, хищно блеснув ярко красным лаком.
- Да, что ты говори – ишь?! – Запричитала она. – Да, как я за тебя рада, моя девочка – а! Я всегда всем говорила, что ты со своими мозгами далеко пойдешь. Я еще давно полагала, что ты высоко взлетишь. Но, чтобы сразу на начальственную должность в твои двадцать девять лет?.. – Даже такая дальновидная натура, как я не могла предположить. – Продолжала лебезить тетя Зина, одаривая Агафью очередной улыбкой, напоминавшей больше восковую маску.
Агафья улыбнулась про себя. «Что это с ней? Эк ее корежит. Как узнала, что я стала директором, так сразу память восстановилась, вспомнила, что я только в этом году отметила двадцать девять лет. Но, что это у нее с лицом? - Подумала девушка, внимательно вглядываясь в ужимки соседки. Кожа на лице натянулась, как у покойницы и приобрела оттенок старинного пергамента, исчезли многочисленные морщины. Лицо соседки напоминало маску. Девушка сморщилась и на всякий случай отошла немного в сторону. - Может, болезнь какая… – Подумала она. – Вон Петр заболел менингитом. Врач говорит, что на его практике еще не было такого заболевания. Может, и у тети Зины что-нибудь редкое? Она ведь запросто может подхватить любой вирус, потому что каждый день сталкивается со множеством покупателей, торгуя на рынке яйцами. Может, у нее гепатит? А или Б?. Вон, лицо какое желтое… Не хватало только мне сейчас заразиться и оставить без руководителя музей». – На полном серьезе испугалась девушка и попятилась от «заразной» соседки.
* * *
Врач, лечащий Федора Ивановича, счел возможным допустить к нему работников музея. Он решил, что для пользы самого больного общение с сотрудниками будет позитивным, так как в последнее время что-то он захандрил, хотя обследование показало, что на лицо улучшение всех жизненных показателей. Тошнота исчезла, ребра понемногу срастались. Он, по - мнению врача, уже давно мог бы отказаться от утки и пользоваться общим туалетом, но предпочитал пользоваться судном, приводя в ярость нянечку. Судя по ее разъяренным взглядам, которым она одаривала больного, терпение у женщины подходило к концу, и врач опасался, что, в конце концов, санитарка не выдержит, и выплеснет на больного содержимое утки. Он не хотел с ней ссориться, младшего медицинского персонала катастрофически не хватало, а санитарка была с большим опытом работы, и ее с дорогой душой могла б взять на работу любая больница. Поэтому врач попытался в очередной раз поговорить с ней по душам, убедить ее, что к больному надо проявлять милосердие.
- Вы понимаете, Клавдия Никитична, что больной страдает, ему плохо. Вы, такая энергичная женщина, не можете себе просто представить, как тяжко все время пребывать в лежачем положении, у него могут образоваться пролежни. Если б он мог двигаться, то неужели вот так вот лежал все время в постели? Думаю, ему самому неудобно оправляться на судно, но он не жалуется, терпит.
- Кто терпит, кто не жалуется? – Ворчала Клавдия Никитична себе под нос, опустив низко голову и разглядывая коротко стриженые ногти. – Да он постоянно ноет, хнычет.
- Что вы там бубните? – Улыбнулся доктор. – Вы можете говорить громче? Я не понимаю.
- Могу и громче, мне нечего бояться. – Подняла голову санитарка и стала в воинственную позу, отчего ее бюст рельефно выделился под халатом. – Я могу не только вам, но и ему, симулянту все в глаза высказать. Это он страждущий? Это я - несчастный человек, который за копейки должен выносить дерьмо за лежебокой. Вон, мужики с его палаты в худшем положении, и то сами на двор ходют, потому как совесть имеют, видят, как я с тряпкой под кроватями ползаю, жалеют меня, а он?.. Бессовестный, одним словом или того… - Клавдия Никитична повертела у себя по лбу пальцем. – Говорила я вам, что надо его перевести в психушку.
- Это не обсуждается! Мы с вами уже, по-моему, касались этой темы. Он – наш больной. Я обязан его лечить, ставить на ноги, а в ваши обязанности входит ухаживать за лежачим больным. – Отчеканил врач и быстро развернулся, чтобы последнее слово осталось за ним.
- А он и не лежачий вовсе! – Прокричала ему в спину санитарка. – Как ночью по коридорам шлындрать, да на улицу выходить, он здоров, а, как на двор, так под себя ходит.
- Что вы сказали? – Резко остановился врач и повернул назад к возмущенной женщине.
- Да то и сказала… и в сотый раз повторю, что он должен сам ходить в туалет.
- Не – ет, нет! – Перебил ее врач и даже для убедительности замахал рукой. – Вы говорили о другом… Что больной ходит по коридору?! Это так? Или вы для красного словца сказали?
- Для какого «красного»? Говорю ж вам русским языком: «Этот ваш мнимый больной не токмо по коридорам разгуливает, но и за дверь выходит».
- Погодите, Клавдия Никитична! Вам это кто-то сказал, или…
- Сначала сказала дежурившая ночью медсестра, а потом я и сама увидала. Меня попросила нянечка подменить ее ночью. И, что это вы на меня так подозрительно смотрите? – Рассердилась санитарка. – Да! Она мне заплатила за дежурство, я не стану скрывать, ну и что? Я имею права в свободное от своего дежурства время подработать. Я трачу свое здоровье, и значит, могу возместить это деньгами. Скажите: «Нет?»
- Нет! В смысле… - Запутался врач и потер лоб. – Я имел ввиду, что вы, конечно… Это противоречит инструкции, но… - Совсем сбился он и замолчал.
- Так вот, - как ни в чем не бывало, продолжила Клавдия Никитична, - я собственными глазами видела, как за полночь ваш мнимый больной, крадучись, как ворюга, пробирается по коридору. На цыпочках идет, как нашкодивший котяра, который чужую сметану слопал. - Санитарка даже показала, комично приподнявшись
на пальчики, сгорбившись, согнув в локтях руки и, опустив пальцы перед грудью, как пробирается Федор Иванович?! Это получилось так смешно, что врач не выдержал и прыснул.
- Простите, Клавдия Никитична! – Извинился врач перед санитаркой, которая посмотрела на него укоризненным взглядом. – Но у нас ночью в коридорах из экономии электроэнергии всегда стоит полумрак. Вы его ни с кем не могли спутать? И потом… - Врач недоуменно поднял плечи. – У нас больничные пижамы, а на улице сейчас не май месяц, не хотите – ли вы сказать, что он выходит на улицу полуодетым.
- Э – э – эх! – Только и произнесла санитарка, и вдруг неожиданно для доктора схватила того за рукав и потащила по коридору.
Доктор опешил от такой беспардонности, и подчинился женщине. Слава Богу, что путь их не был долгим и на счастье врача, их никто не увидел. Клавдия Никитична распахнула двери палаты, где лежал Федор Иванович, и отпустила докторский рукав.
* * *
- Что с тобой, Агашенька, не можешь в себя придти от неожиданных денег? Я тоже всегда радуюсь, если обнаруживаю в кармане завалявшуюся денежку. А теперь у тебя денег куры клевать не будут. Небось, директорская ставка повыше будет, чем твоя. – Заискивающе посматривала тетя Зина на девушку. – Ну, что? Пойдем обмывать твою должность? Если у тебя нет ничего подходящего для такого случая, то у меня… - Прищелкнула пальцами по шее соседка, - имеется кое-что. В таком деле одним кофе не отделаешься. У тебя закусить-то будет или, как всегда?.. – Покачала укоризненно головой тетя Зина. – Спасибо скажи, что у тебя имеется такая соседка, у которой выпить найдется и закусить.
- Тетя Зина, - наконец-то пришла в себя Агаша, - а вам можно спиртное?
- Почему, нет? – Удивленно вскинула брови женщина. – Ааа, ты намекаешь на мою сердечную болезнь? Ну, ради такого случая я пожертвую своим здоровьем, к тому ж, коньяк в малых дозах сердечникам полезен.
- Я не про сердце, а… Мне кажется, что у вас что-то не в порядке с печенью, -это написано на вашем лице. – Мотнула подбородком Агафья. - Что? Я что-то не то сказала? Я не хотела вас обидеть, тетя Зина, - оправдывалась Агафья. – Я вовсе не имела в виду, что вы любительница выпить. Просто у вас лицо желтое, как лимон. Причем пожелтело прямо на глазах.
- Что?! Аа! – Закричала тетя Зина, хватаясь за щеки и выскакивая в прихожую. Она посмотрелась в зеркало и завопила еще громче. – Все пропало! Маску надо было снять пятнадцать минут назад. В аннотации написано, что держать ее надо не более получаса. Как я теперь с таким лицом покажусь завтра на работе? Все! Я побежала домой смывать… Эхх, Агаша, Агаша, от тебя одни неприятности. – Хлопнула она напоследок за собой дверью.
- Хм… А я здесь при чем? – Удивилась девушка, поворачивая ключ. На всякий случай она подергала ручку, проверяя, хорошо – ли закрыта дверь?! «Теперь надо быть более осмотрительной при таких деньгах. – Подумала она. – Тетя Зина права, что и за меньшую сумму могут убить, а уж за две тысячи долларов могут убить несколько раз. Сколько это будет в рублях, интересно? – Агафья посмотрела на потолок и зашевелила губами. – Ничего себе! Пятьдесят две тысячи рублей… Надо пойти обменять! Только вот проблема. Все сразу поменять на рубли, или только, допустим, сто долларов?.. – Агаша взглянула на зеленую кучку и хмыкнула. – Прямо смешно, честное слово. Час назад у меня не было, и рубля, и возникала проблема, как прожить до ближайшей зарплаты? А сейчас передо мной стоит задача, что делать с такой кучей денег? Теперь я понимаю миллионеров. С большими деньгами проблем гораздо больше. Надо сберечь их от воров, надо по уму распорядиться, сколько оставить в валюте, сколько вложить в дело и, сколько?.. Фу, аж голова заболела, - замотала головой Агафья. – Снова приходится вспоминать Катьку. Уж она б подсказала мне, как быть? Может, спросить у тети Зины? Она крутится на рынке и ей виднее, что происходит с курсом?! Растет он или наоборот…»
Агафья уселась на старенький диван, подперла щеку кулаком и задумалась, перебирая купюры и, бережно складывая, их рубашка к рубашке. В квартире повисло безмолвие, которое нарушал только хруст новеньких долларов. И вдруг тишину разорвал пронзительный звонок. Агафья перепугалась, вскочила с дивана и рассыпала деньги. Она кинулась их подбирать, время от времени с испугом поглядывая в сторону прихожей. Деньги разлетелись по всей комнате и Агафья, ползая на коленях, дрожащими руками собирала их и запихивала в карман передника. Новый перезвон застал ее в двусмысленной позе. Она поднялась с колен, прижала руку к карману и на цыпочках направилась к двери. Прищурившись, посмотрела в глазок, но глаз наткнулся на темноту. «Снова лампочка перегорела, - подумала с досадой девушка, и прикусила губу, прильнув ухом к холодному дерматину. Входная дверь вздрогнула, будто в нее ломилась сразу куча грабителей. Ноги у Агафьи онемели, а в кишечнике раздалось знакомое бульканье и позывы в туалет. – Быстро они (грабители) узнали про деньги», - обреченно опустила руки Агафья, уставясь на хлипкую дверь.
- Агашаа!!! – Захрипел за дверью грабитель голосом тети Зины, и еще сильнее боднул дверь.
«Уфф», - облегченно передохнула девушка, на всякий случай ощупывая потолстевший от денег, живот. Девушка была рада, что это вовсе не грабители, а соседка, пусть даже с желтухой.
- Тетя Зина, - это выы? – Гостеприимно распахнула она дверь. – А я так напугалась, - оправдывалась она.
- Вот что богатство с людьми делает, - укоризненно покачала головой тетя Зина. – Некоторые от страха трясутся за семью замками, другие становятся жадными, - косанула она в сторону Агафьи. – Я хоть и нищая пенсионерка, но для тебя мне ничего не жалко. Вот смотри, что я принесла. – И тетя Зина величественно прошагала на кухню, однако, не забыв посмотреться в зеркало. Она улыбнулась, оставшись довольной своему отражению. «Не обманули в аптеке, - подумала тетя Зина, - действительно, на пять лет моложе стала, правда немного остался желтоватый налет на коже, но вообщем…Ничего…Его можно списать на загар вроде бы…»
Тетя Зина была удовлетворена своей внешностью, а отсюда щедра; и из пакета ей принесенного, стали выставляться и выкладываться на кухонный стол разные вкусности с рыночных рядов. Агаша, видя такое изобилие дефицитной снеди, вспомнила, что она сегодня еще не ужинала, да и не обедала толком. Суп из пакетика не принес ей ни насыщения, ни вкуса, изжога одна. Девушка не могла отвести глаз от быстро мелькавших рук соседки, по-хозяйски управлявшихся на ее кухне. И вскоре весь стол был заставлен тарелками, салатницами, бутылками и рюмками. Агаша достала из холодильника любимую Пепси-колу и тоже водрузила на стол. Она то и дело сглатывала, подкатывающую слюну.
- Ну! – Скомандовала тетя Зина, взмахнув пухлой ручкой, - как говорится, кушать подано, прошу к столу! Чем богаты, тем и рады… Конечно, у нас ни директорская должность, мы всего-навсего работники прилавка, - кокетничала соседка, разливая по рюмкам дорогой коньяк, - но зато имеем широту души. Она немного пожевала губами, словно оратор, собравшийся выступить перед многочисленной аудиторией, и сказала: «Ну, что? Дай Бог, не последняя…» - И уже собралась поднести рюмку к губам, но опомнилась, и потянулась к Агаше, чтобы чокнуться.
- Я вам желаю здоровья, тетя Зина, - расчувствовавшись, произнесла Агафья. - Я так рада, что вы у меня есть. – Посмотрела она преданно в глаза соседки, выпивая залпом коньяк. Горячая жидкость разлилась по гортани, у Агафьи на секунду перехватило дыхание, и она прямо из горлышка хлебнула Пепси-колу. Сразу стало легче, и вскоре тепло разлилось по всему телу, а настроение окончательно исправилось. Агафья с благодарностью смотрела на тетю Зину, как та с завидным аппетитом поглощает ею же принесенный провиант.
- Агашка, как ты можешь переводить такой продукт? Я имею в виду, как можно запивать коньяк всякой гадостью?! - Кивнула с отвращением тетя Зина на бутылку с Пепси. – Не говоря уже о том, что в американских напитках ничего, кроме консервантов и синтетики нет, еще и воняет аптекой. – Тетя Зина сморщилась и демонстративно зажала пальцами нос. – Уж, если ты не понимаешь вкус коньяка, и хочешь его испортить запиванием, то взяла б уж минеральную воду, какую-нибудь. Хотя… - тетя Зина снова покачала головой, наливая по второй, - сейчас и минеральная из под крана по бутылкам разливается, у людей совести, ведь совсем не осталось. Купишь, допустим, «Ессентуки», выпьешь и с унитаза после неделю не слезешь. Я ни одному производителю не доверяю. Стараюсь сама все делать.
- А коньяк вот в магазине купили. А, как же бессовестные производители, или на коньяк ваша критика не распространяется? - Агафья с расплывающейся улыбкой взглянула сначала на полную рюмку, потом перевела взгляд на соседку.
- Коньяк – другое дело! Я знаю, где его покупать?! Уже не раз опробован был. Водку, я например, не беру. Запросто можно на паленую наскочить. – Тетя Зина задержала взгляд на лице девушки. - Агашка, ты давай закусывай, а то смотри, как тебя развозит! Ну – ка, давай сюда твою тарелку, подложу тебе еще рыбки. Погляди, какая рыбка-то! А на вку – ус… Ццц… - Зацокала языком тетя Зина, - просто цимис. Это форель! Сама солила. – Похвасталась тетя Зина, отправляя в рот очередной кулинарный шедевр. – Разве заводской посол можно сравнить с домашним? Просто диву даешься, как они могут перегадить продукт, ведь соль живая. И, что интересно… Еще и в два раза дороже, чем свежая. Наверно за соль берут. – Засмеялась тетя Зина собственной остроте. - Ты ешь, Агашка, ешь! Я тебя научу, как солить рыбу. Тут главное не переборщить соли и сахара. – Поучала она девушку. – Вот вернется Костя из командировки, а ты ему на стол выставишь рыбу собственного приготовления. А ты, что это, компанию не поддерживаешь? Нуу, так дело не пойдет! Рюмка у тебя еще полная коньяку, а бутылку с Пепси уже ополовинила. Ну – ка давай под маринованный огурчик. – Вставила в руку Агафье рюмку с коньяком тетя Зина. И не успела девушка возразить, как соседка уже протягивала ей хрусткий с пупырышками огурчик.
Девушка автоматически жевала и рыбу, и огурчик, и различные салаты, не чувствуя вкуса. Вернее, не то! Почему-то у разных продуктов был одинаковый вкус, горький… Агафья хотела спросить у соседки, почему у нее горькие продукты, но та не дала ей рта открыть, замахала рукой.
- Все, Агашка, давай по последней. Тут уж нечего больше оставлять, как говорится, одни слезы на донышке бутылки. – И тетя Зина решительно долила в каждую рюмку, а пустую бутылку, оглянувшись по сторонам, сунула под стол. – Пустой посуде на столе не… - хотела сказать она, но осеклась, взглянув на Агафью. – Ну и слаба ты, девка! Скопытилась от каких-то двухсот грамм. Да при твоей комплекции тебе б одной бутылки не должно было хватить, а тут… Давай – ка я тебя до кроватки доведу. Ну и поколение нынешнее! - Ворчала тетя Зина, пытаясь поднять с хлипкого табурета девушку.
Агафья открыла мутные глаза и потрясла головой, в глазах жгло и двоилось. Она через слово могла разобрать, что говорят ей две тети Зины?! Во рту горечь, сухость и неприятная отрыжка. В желудке плескался выпитый коньяк, просясь наружу. Агафья еле сдерживалась, чтобы прямо здесь на кухне не вырвать.
- Агашенька, ну ты давай того… тоже мне помогай! – Пыталась стащить с табурета разомлевшую девушку тетя Зина. Она если и чувствовала себя виноватой в том, что уговорила Агафью выпить, то совсем немного. Кто мог знать, что такую крупногабаритную особу может развести после двухсот грамм. Ну чуть больше.. Тем более, закуска была богатая. Сама Зинаида, как она выразилась, ни в одном глазу. – Давай, Агашенька, - уговаривала соседка. - Тебе надо выспаться, а то завтра глаза будут отекшими. Как ты, директор, - хмыкнула тетя Зина, - на работу с такими глазами-то явишься? Если не выспишься, то утром будут мешки под глазами. Я по себе знаю. – Категорично заявила тетя Зина, приподнимая под мышки безвольное тело девушки и волоча ее в комнату. – Ну, ты и тяжела! Тебе помочь постелиться-то?
Агафья замотала головой, быстро глотая. Она уже не могла сдерживать подступающую рвоту, и мечтала только об одном, чтоб сердобольная соседка побыстрее ушла восвояси, и оставила ее одну.
- Я …ама пост…лю, - выдавила из себя Агафья, падая на диванные подушки.
- Ну, тогда ладно. - Обрадовалась тетя Зина и, немного потоптавшись для порядку, направилась к выходу. Уже в проеме входной двери она оглянулась и прокричала: - Я тебе оставила огурчики в банке. Если утром будет болеть голова, то выпей рассолу. Это первое средство. Для опохмелки пьют рассол. По утрам… Ты меня слышишь, Агаша?! - Услышав что-то нечленораздельное, тетя Зина быстренько прикрыла за собой дверь. Ей совсем не хотелось носиться с пьяной девчонкой. К тому ж, вот-вот должна начаться очередная серия захватывающего детектива. Зинаиде не терпелось узнать, кто же все-таки, отравил бывшую жену третьего мужа героини?
И зачем я так напилась? – Удивилась Агафья. – Я вообще не любительница горячительных напитков. Мне больше по душе сильно газированные типа Пепси, или Кока – колы. Даже сотрудники музея знают мои слабости и всегда на мой день рождения, кроме традиционной клеенки, приносили одну, а то и две большущих бутылки Пепси-колы. А сегодня она была приятно удивлена, обнаружив на столе своего кабинета бутылку с любимым Пепси. Интересно, кто это такой внимательный? Агафья справилась у Тамары Васильевны, но та только плечами пожала, сказав, что ключи от директорского кабинета имеются у нее, как секретаря, у Агафьи Викторовны, и у охранников, ну и, конечно же, у прежнего директора Федора Иваныча. Ключом может воспользоваться уборщица тетя Даша, - добавила, подумав, секретарь. Агафья улыбнулась воспоминаниям. Пусть не цветы мне подарили, и не шампанское, но все равно было приятно, ведь главное внимание. Ну, что ж так мне плохо! Назюзюкалась, как сапожник. Вот бы меня в таком облике увидел Костя. И девушка хмыкнула. Но новый приступ боли в животе оборвал смех, заставив согнуться пополам, а нарастающая боль стремительно разливалась по всему телу, опоясывала ее, как удав сдавливала ее внутренности. Не к месту вспомнились напутствия доброй соседки: если будет болеть голова, выпить рассолу утром. Агафья подтянула к животу колени, сворачиваясь в три погибели, и отрешенно подумала: «А, ведь утро для меня может и не наступить…»
* * *
- Что вы себе позволяете? – Стряхнул руку прилипчивой санитарки врач. – И зачем вы меня сюда притащили? – Окинув быстрым взглядом койки со спящими мужчинами, снижая голос до шепота, спросил он. – Больные спят. Вы, наверно забыли, что сейчас «тихий час».
- Да, я действительно забыла… - Досадливо махнула рукой санитарка. Экспромта не получилось. - Я хотела, чтобы ты, вернее, вы из первых уст услышали подтверждение моим словам. Мужчина, что лежит у окна, по-моему, Сидоренко, одалживал симулянту свою куртку. Он ведь ходячий… Вы, если не верите мне, - поджала обидчиво губы санитарка, - можете у него спросить.
- Странно… - протянул врач, – зачем Федору Ивановичу держать в тайне свои прогулки? Какой же здесь криминал? Если человек выздоравливает, и может передвигаться сам без помощи, так мы разрешаем выходить на прогулку. Свежий воздух еще никому не вредил. Только для прогулки отведены специальные часы. А он, говорите, гуляет по ночам?! Не понятно.
- Это вам, доктор, не понятно и странным кажется, а мне даже очень понятно. – И санитарка выразительно покрутила пальцем у виска. – Говорила я тебе, что он того, а вы не верили. Нормальные больные за полночь не шлындрают по двору, а спят себе в теплых постелях.
- Да – да… - Задумчиво закивал головой врач. – Но он абсолютно вменяем, хотя некоторые странности за ним были. Он не хотел принимать обезболивающие таблетки, а также седативные препараты. Делал вид, что пьет, а сам прятал их. Почему?
- Вот и я про то же… Оч – чень мне подозрителен он. Я думаю, как бы он по ночам не выносил из больницы что-нибудь ценное. Например, постельное белье…
Иначе, зачем нормальному человеку, как вору пробираться темным коридором за полночь?
«Действительно, зачем? – Подумал доктор. – Может, нянечка права и Федор Иваныч выносит за пределы больницы… но, конечно, не белье, - это абсурд. А вот лекарства он мог выносить. Хотя они и не содержат наркотики, но в больших количествах наркозависимые люди их употребляют. Но Федор Иваныч на наркомана не похож. Я дал маху. Надо было обыскать его постель, ведь куда-то он прятал порошки; халата у него нет. Но, как обыщешь, чтобы не обидеть человека, ведь он все время лежит? Может, поэтому он и не вставал с постели, охранял свое «добро».
- Надо напрямую спросить у него, - высказал вслух свои мысли доктор.
- Это ты напрасно! Он все равно откажется от всего. Я думаю, что надо будет за ним последить, и поймать на месте преступления. – Хитро сощурила глаза Клавдия Никитична. – Вот прямо сегодня я могу это выполнить, сегодня я ж дежурю в ночь. Подменяю…
- Что «выполнить»? – Не на шутку рассердился врач. – Вы бросьте шпионские дела! И вообще… Будьте любезны называть меня на «вы», хотя бы в стенах больницы. И еще… Если я узнаю, что вы следите за больными, то запрещу вам подменять кого – либо. Вам ясно? Лучше в свое рабочее время более тщательно выполняйте свои непосредственные обязанности. И знайте свое место! Вы забываетесь, Клавдия Никитична! Вы пользуетесь тем, что моя теща и… - Не нашел слов доктор и махнул рукой.
- Бывшая… - Иронично поддела Клавдия Никитична. – И, если не хотите, чтобы я стала «бывшей» санитаркой в вашей больнице, и вы в моем лице не потеряли единицу младшего медицинского персонала, то прошу ВАС, не повышать на меня голос. Лучше орите на своих больных. Или ВЫ боитесь рта раскрыть? Да – да. Вот и с этим симулянтом вы тоже боитесь поговорить серьезно. Права была моя дочь, что ушла от вас, потому что только с чужими людьми вы сюсюкаетесь, да носитесь, как с писаной торбой, а дома вы… - Санитарка замолчала, не найдя подходящих слов, чтобы оскорбить побольнее бывшего зятя. Если по правде, то он был совсем неплохой мужик, непьющий, не гулящий, но уж очень мягкотелый какой-то. Не было в нем мужского куража. Да и зарабатывал мало. Дочке приходилось на двух работах вкалывать. Ну, вот он и стал «бывшим»… Бывшим мужем, бывшим зятем, а, что у дочки изменилось в жизни? Она по-прежнему работает на двух работах, только стала безмужней. Клавдия Никитична горько вздохнула, и уже другими глазами посмотрела на «бывшего» зятя. Кто знает, может, он еще вернется, и жизнь дочери наладится, ведь лучшего-то все равно нет. – Все! – Дотронулась она до подрагивающей руки доктора. – Я извиняюсь. Наверно, была неправа, не буду вмешиваться в ваши дела. – Сделала она акцент на слове «ваши». - Вернусь к своим: венику и тряпке. А вы… ты… Может, возвратишься назад домой? Ну, что тебе за радость скитаться по чужим углам и питаться всухомятку. А дочка тебя давно уже простила, ты ж знаешь ее отходчивый характер.
- Да, что она могла мне простить? – Не на шутку рассердился доктор, - в чем это я перед ней провинился? В том, что не могу брать деньги с больных? Да, не могу, и не буду. А зарплата у меня вовсе немаленькая, сейчас бюджетникам ежегодно повышают. А вашей дочери постоянно было мало денег, сколько не дашь. Можно подумать, что для нашей небольшой семьи надо миллионы. Нет! – Категорично заявил доктор, - другим я не стал, да, думаю, что и ваша дочь тоже. Поэтому возвращаться в семью я не намерен. По крайней мере, сейчас… - Добавил он. – У вас все, Клавдия Никитична? Тогда прошу вас вернуться к своей работе. И еще… Не надо пользоваться родственными отношениями на рабочем месте. Это, мягко говоря, неэтично, как и шантажировать меня тем, что вы найдете себе другое место. Свято место пусто не бывает! Если уйдете, то найдется другой человек на место санитарки. Может, даже, лучше вас… По крайней мере, больные не будут жаловаться, что с них вымогают деньги за услуги. – И доктор, довольный собой, тем, что наконец-то заставил себя сказать всю правду женщине, пусть и теще, развернулся, и направился в ординаторскую.
Санитарка смотрела злыми глазами в спину удаляющегося доктора, как она поняла, теперь уже по-настоящему БЫВШЕГО зятя. Она была зла и на него, и на себя. На зятя за несговорчивость и ослиную упертость, а на себя за то, что унизилась перед мужиком. Она по своей сущности была мужененавистница. Как только у нее родилась дочь, тут же рассталась с ее отцом. Свое дело он сделал, а стирать потнючие носки?.. Нет уж, увольте! Всю свою жизнь она посвятила дочери, пылинки с нее сдувала, выбрала для нее, вроде бы, неплохую партию. Будущий зять был врачом, пускай не ведущим в больнице, но писал диссертацию, и в перспективе стал бы главным. Свой доктор в доме совсем нелишне. Да и самого здоровьем Бог не обидел, мозги на месте, статный, широкоплечий, значит, внуки будут здоровыми и умными. Но на счет внуков Клавдия Никитична просчиталась. За четыре года совместной жизни, с детьми у них что-то не получалось, хотя, судя по вздохам и охам, доносившимся из спальни супругов, он старался вовсю. Видно бракованным мужичком оказался зятек, стерильным. Так, хоть бы компенсировал свою мужскую несостоятельность материально, так нет. Только голая зарплата и все. А ведь хирург был от Бога. Деньги от благодарных больных можно было лопатой грести, а он, видите - ли, чистоплюй хренов, отказывался от подношений, кроме конфет и цветов ничего не брал. К тому ж все свободное время проводил в больнице. Говорил, что нужно для диссертации… Клавдия Никитична нарочно взяла подработку, чтобы проследить за ним, может, погуливает от жены-то с молоденькими сестричками? Но, как не следила за ним санитарка, ничего не заметила. Она, даже заплатила одной из наиболее смазливых сестер, чтобы «повиляла задом» перед доктором, но… Все без пользы, ее придурошный зять проводил и рабочее, и свободное время с больными. Тогда Клавдия Никитична сделала вывод, что ее зять самый настоящий лопух, если не хуже… импотент?.. Ну что ж, лишний раз убедилась, что мужики никчемный народ. Свою ненависть она решила вылить на Федора Ивановича. Прямо сегодняшней ночью она обязательно проследит за ним, куда это он ходит по ночам и, что выносит из больницы? Ей не терпелось ткнуть носом своего неверующего зятя в его же «дерьмо». «А, вдруг именно сегодня симулянт не вылезет за пределы больницы?» – Испуганно подумала женщина. Но ей «повезло», и Федор Иванович не обманул ее надежд.
* * *
Заснуть Агафье удалось только под утро. У девушки не было сил даже постелить себе; она только сбросила свой мокрый выпачканный халат и, укрывшись с головой пледом, буквально вырубилась. Миновавшая ночь стала для нее кошмаром. Боль в животе была настолько сильной, что казалось, кишки заворачиваются. Она с трудом, держась за живот, сползла с дивана и чуть ли не ползком добралась до прихожей, чтобы вызвать бригаду скорой помощи, но на привычном месте не обнаружила телефон. Вспомнила, что несчастный старенький аппарат покоится в мусорном ведре. Второй мыслью было позвать на помощь соседку, но быстро отказалась от этого, вообразив, как тетя Зина начнет ее воспитывать и критиковать за то, что она такая недотепа и ей так мало надо, чтобы напиться. «Ну, уж нет! Только не это! – Вслух сказала Агафья, исподлобья взглянув на свое отражение в мутном зеркале. – Я похожа на космического пришельца, на зеленом лице ни бровей, ни ресниц. Права тетя Зина. Разве за подобных женщин мужчины держатся? Таких зеленолицых белобрысых красавиц неужто можно любить? А, к тому ж, еще и пьющих…». Агафья поморщилась и рыгнула. Во рту снова стало очень горько. Она еле успела добежать до туалета, и там, хлопнувшись на колени перед унитазом, вырвала. Позывы следовали один за другим, не давая ей передохнуть. Першило в горле, щипало в носу, от натуги заболели мышцы, кружилась голова, но боль в животе раздирающая ее, заставлявшая сворачиваться в калач, внезапно отступила. С болью ее покинули последние силы, она облокотилась о стену, ощутив затылком приятный холодок кафеля. Голова кружилась, а перед глазами роились золотистые звездочки. Агафья, кряхтя, охая и ахая, заставила себя подняться на трясущиеся ноги и, перебирая рукам по стене, поплелась на кухню. – Что там говорила тетя Зина на счет рассола? Что лучший способ снять похмельный синдром?! Вот тебе и дожилась, Агафья Викторовна! – Хмыкнула она, - сделан первый шаг к алкоголизму. Как говорится, в пьянке не замечена, но по утрам воду пьет. А пить, действительно, хочется очень. Может, мне лучше не соленого рассолу выпить, а сладенького Пепси? Агафья оглядела разгром на столе, высматривая знакомую бутылку, но нашла ее, почему-то под табуретом, лежащую на боку в липкой жиже. Девушка со стоном наклонилась и, подняв пластиковую бутылку, поболтала ею, потом посмотрела на просвет. На дне колыхалась совсем несерьезная капля. Она запрокинула голову и втянула в себя теплую жидкость горьковатого вкуса. – Мне сейчас все горьким кажется. И на зубах скрипит, словно песок. Вот, до чего доводит неумеренность в спиртном. – Не успела она высказать до конца мысль, как новый позыв вернул ее на унитаз. На этот раз взбунтовался кишечник, наотрез отказываясь принимать продукт. Оставшееся до восхода солнца время Агафья провела в обществе унитаза и раковины. Она удивлялась, сколько ее желудок мог вместить пищи, не сваренной, горько-солено-кислой?! Только собиралась покинуть ванну, как новые позывы возвращали ее, буквально выворачивая наизнанку внутренности. Девушка в сотый раз выругала себя, что в ванной комнате нет коврика мало–мальски приемлемого, чтобы принять ее измученное тело на ночлежку. Дорога до старенького дивана, служившего ей постелью, показалась Агафье ужасно длинной. Каждый шаг давался с огромным трудом. Она цеплялась за любое препятствие, чтобы не грохнуться. В голове не выключалась карусель, ноги подкашивались, не желая держать несчастное тело, которое дрожало и трепетало при каждом шаге. «Сейчас лягу и умру», - прошептала девушка, на ходу стягивая с себя липкий халат и, бросаясь навзничь на диван. Ей казалось, что она только – только закрыла глаза, когда противный звонок заставил ее проснуться. Агафья, не поднимая век, вытащила руку из-под пледа, и наощупь потянулась к будильнику, пытаясь прекратить перезвон. Но добилась того, что скинула на пол старенькие часы. Будильник обидчиво тренькнул и затих. Агафья удовлетворенно вздохнула и, завернувшись в плед, как в кокон, решила продолжить свой прерванный сон. Но не тут-то было! Последующий звуковой сигнал ударил ее прямо по барабанной перепонке, и заставил накрыться пледом с головой. Наглый звон не прекращался, хотя и стал немного тише. Постепенно сонная одурь оставила девушку, и до нее наконец-то дошло, что виноват в шуме вовсе не будильник. Она вспомнила, что вообще его не заводила сегодня. Перезвон, бивший ее по ушам, долетал из прихожей. Что за бесцеремонность такая?! – Нагнулась она за часами, всматриваясь в сумерках в циферблат. – Приходить в гости в такую рань. Ничего себе! Шесть часов… - Сердито звякнула часами о столик Агафья, спуская ноги на холодный пол. Могла б еще поспать… - Агафья пожевала сухими губами, и скривилась. – Еще целых два часа. И, кого это принесло ни свет, ни заря? – Смешно поджимая замерзшие пальцы ног, рассуждала она. – Вот возьму и не открою. В конце – концов, я у себя дома. Я сама себе хозяйка. Почему мне должно быть неудобно оттого, что я не хочу впустить незваного гостя. – Уговаривала себя девушка, заворачиваясь в плед и направляясь в прихожую. – Должно быть стыдно тому, кто нарушает ранний сон своими беспардонными визитами. Вот возьму, осмелюсь и выскажу все, что думаю о нем. – С надеждой прислушивалась она к внезапно повисшей тишине на площадке. - Нельзя быть такой размазней и всепрощающей мямлей. – Убедила себя Агафья и сделала решительный шаг к двери, но тут – же взвизгнула и поджала босую ногу; в пятку ей вонзился осколочек разбитого телефонного аппарата. Она неловко поскакала на здоровой ноге до ближайшей опоры, размахивая руками, чтобы удержать равновесие. Плед соскользнул с плеч, обнажив голые груди, колыхавшиеся из стороны в сторону. Агафья облокотилась о входную дверь и поморщилась от неприятного липкого холода дерматина. Выбрав удобную позу, повернула к себе раненую ступню. Так и есть! Из пятки нахально торчал малюсенький кусочек пластика. Девушка крепко зажала его в пальцах, закрыла глаза и дернула. В то же мгновение Агафью толкнули в спину.
* * *
Давно пришло время ночного сна, но двое особо темпераментных больных из палаты, где лежал Федор Иванович, никак не могли угомониться. Казалось бы все идиотские истории их дурацких жизней поведаны, будто кому-нибудь были интересны их серые, никчемные жизни; все «бородатые» анекдоты были рассказаны, будто нормальные люди могли их слушать. Так нет! Никак не могли мужики успокоиться, и время от времени до ушей Федора Ивановича долетал чей-то смех на очередную скабрезную шутку. «С кем приходиться находиться рядом?» – С досадой думал он. – Конечно, можно было б заплатить за отдельную палату, что б не слушать пошлых анекдотов, от которых вяли интеллигентные уши Федора Ивановича, не слышать ужасающий храп, и не нюхать «газовых атак», но жаль было денег. И так, у него в последнее время одни убытки. Федор Иванович поморщился, как от зубной боли, вспомнив, что у него украли семь тысяч долларов. Еще и паспорт… А, чтобы восстановить его, ведь снова нужны деньги. А еще и ключи заказывать придется. И значит, снова деньги… Дома, конечно же, денежки имелись, но как было жаль выкладывать их на непредвиденные расходы. Да, и как туда попасть, чтобы взять их, ведь связку ключей тоже умыкнули ворюги проклятые. Единственная надежда у него на сундучок из подвала. Федор Иванович аж застонал от мысли о том, что по чьей-то вине ему придется «нырнуть» в заветный сундучок, свой неприкасаемый запас. Но ведь иного выхода у него все равно нет. И Федор Иванович сегодняшней ночью решил сделать вторую вылазку в музей. Прошлая ходка оказалась пустопорожней, так как ненавистная уборщица Дарья проявила удивительное усердие в работе, и занялась генеральной уборкой во внеурочное время, в нарушение всех инструкций. Ключей от подвала тоже не было, они были украдены вместе с ключами от квартиры, и единственной дорогой к заветным сокровищам была дверь за каменным идолом. А возле него все время ошивалась уборщица, отдраивая каменные бока бабы. Федор Иванович долго выглядывал из укромного местечка, когда же уйдет Дарья, но так и не дождался. И вот сегодня, борясь со сном, он ждал, когда сможет выйти из палаты незамеченным. Ужасно хотелось спать, веки, будто налились свинцом и то и дело, как тяжелые забрала, падали на глаза. И Федор Иванович время от времени тряс головой, пытаясь бороться с нежелательным сном. «Как нарочно, - подумал он, - когда надо спать, является бессонница, и приходится пить снотворное, а, когда спать нельзя, сон тут, как тут. Без всяких таблеток. У меня уже этих таблеток скопилось под матрацем целая аптека. Хватило б на всех наркоманов города. Может, наладить бизнес и заняться торговлей наркосодержащих средств?! Глядишь, и верну потерянные денежки. – Хмыкнул под одеялом Федор Иванович. – Но смех смехом, а надо идти в музей». В его прогулки был посвящен один человек, - Сидоренко. Федор Иванович выделил его из всех больных палаты. Во-первых, мужик вроде бы серьезный, неболтливый, как остальные, а главное, только у него была в палате верхняя одежда, потому что он был ходячим, и ему разрешались прогулки. И Федор Иванович, скрипя сердце, обратился к нему с просьбой, одолжить на время куртку. Пришлось рассказать ему сказочку про несуществующую молодую любовницу, к которой, якобы, Федор Иванович ходит по ночам. Когда Федор Иванович в красках описывал девушку, то он точ в точ обрисовал мужику Агафью. Она до сих пор была для него эталоном женской красоты. Той русской красоты, где все было на месте, и в нормальных пропорциях и объемах, не то, что нынешние худосочные барышни с их дурацкими мерками девяносто, шестьдесят, девяносто. Ни посмотреть не на что, не подержаться не за что. Да и мозги у них были высохшие; ни интеллекта, ни эрудиции. Все их разговоры сводились только к лейблам, и фирмам. А уж музыку, какую они слушали?! Просто нет слов. Точно! Ни слов, ни мелодии. Агафья была совсем другая, хоть и принадлежала нынешнему поколению. Федор Иванович любил ее. Ведь именно для нее он и хранил свои сокровища. Только на нее он собирался потратить их все. Конечно, в разумных пределах. Не в один же день все бросить к ее ногам. Если расходовать умеренно, то на всю жизнь им бы хватило. И им, и их детям, и внукам. Федор Иванович размечтался, прикрыв глаза. Он по-прежнему думал о девушке, как о свободной, не замужней. Костя не был преградой для его планов. Кто такой Костя? Выскочка художник… Не такой уж он и талантливый, просто попал в зеленую волну и все. Тем более, где он, этот Костя, так называемый муж? Далеко, за границей, а Федор Иванович здесь, рядом. Внимательный, любящий, и не с пустыми руками. Надо только поменять тактику, не действовать нахрапом, не давить на нее, а помаленьку, потихонечку приручать к себе. Стараться быть рядом в трудную минуту. А если таковой не окажется в ближайшее время, то можно и подсуетиться, организовать что-нибудь этакое; ему не привыкать пугать Агафью. Просто надо действовать тоньше, осмотрительнее, не вызывая подозрений, иначе… Лучше не думать, что может быть «иначе». Немного перегнешь палку, и таких дров можно наломать, что потом всю жизнь не разгребешь. Федору Ивановичу и так пришлось немало постараться, чтобы отвести от себя подозрения за прошлые «шуточки». «Буду учиться на своих ошибках, - думал Федор Иванович, - и она подчинится мне; и, как старшему по возрасту и, как начальнику своему, и как любящему мужчине, в конце концов». Федор Иванович, накрытый с головой одеялом, уже видел эротические картины с участием Агаши, как он целует ее в полную шейку, как тискает пышные груди. А она в его крепких объятиях податливая, вся такая теплая и мягкая, распласталась на широкой кровати, лепечет всякие приятности и вдруг, как захрапит, прямо в ухо. Федор Иванович дернулся и открыл глаза, втягивая слюну, выбегавшую изо рта. Между ног было мокро и липко. Мужчина похотливо усмехнулся, потрогал свой возбужденный фаллос и потянул носом воздух. Под одеялом было душно, темно и пахло больницей. Он брезгливо отбросил его в сторону и прислушался. В палате царило безмолвно, только храп ближайшего соседа изредка прорывал тишину. Федор Иванович, щуря глаза, привыкал к темноте, внимательно осматривался по сторонам, задерживая взгляд на спокойных лицах спящих мужчин. Не обнаружив ничего для себя подозрительного, спустил ноги и пошарил ими по полу, пытаясь найти ботинки. Один ботинок стоял рядом с кроватью, а второго не было. Федор Иванович аккуратно соскользнул с матраца, нагнулся и заглянул под койку. – Темень. Тогда он лег на живот и запустил руку по самое плечо, пытаясь найти проклятый башмак, но пальцы случайно влезли в полное судно. «Мерзкая баба, - не сдержавшись, выругался во весь голос Федор Иванович, вытаскивая испачканную в испражнении кисть. – Снова не вынесла утку. Вот возьму и завтра пожалуюсь на нее главному врачу». Федор Иванович услышал шевеление на соседней койке и замер, держа вытянутую руку. И, что он все время дергается, нервный какой-то? – Разозлился Федор Иванович и, поддавшись импульсу, вытер о его простынь испачканную кисть. – Это тебе за сальные анекдоты. Второй ботинок отыскался возле окна, под радиатором, когда Федор Иванович уже потерял всякую надежду его найти. Он стянул со спинки кровати куртку, взял в руки башмаки и осторожно выглянул за дверь, в коридоре было темно, только вдалеке возле стола дежурной сестры виднелся островок света. Федор Иванович не спеша надел ботинки, зашнуровал их и смело пошел на огонек. Он был на сто процентов уверен, что медсестра спит. Несколько раз, когда чувствовал себя плохо, он пытался ночью вызвать ее, давя, что есть силы на кнопку возле кровати, но никто к нему не пришел. Тогда он ужасно злился на сонных клуш, но сейчас это было ему на руку. Федор Иванович, не доходя несколько шагов до стола, уверенно свернул влево по коридору. Вскоре показалась светящая табличка над входной дверью с гостеприимной надписью «Выход». Он уже протянул, было руку, чтобы толкнуть дверь, но из темной арки неожиданно выскочила фигура в белом халате и схватила его.
* * *
Агафья испуганно вытаращила глаза и столкнулась с взглядом смотрящей на нее из зеркала девицы. Ну и видуха! Волосы торчат во все стороны, под глазами и над верхней губой синева. Титьки спустились почти до пупа; Агафье показалось, что они стали меньше размером, вроде как усохли. Самой смотреть на себя противно! Хорошо, что Котя меня, такую раскрасавицу не видит. Наверно моментально б подал на развод. – Отвернулась девушка от зеркала. Тут же позвонили в дверь снова. Ну вот! Теперь кому-то уж точно «повезет» лицезреть Агафью Викторовну Чернецову во всей красе. Может, - это почтальон? Иначе, кто так рано может придти?
- Кто там? – Пропищала она, и одной рукой потянулась за пледом, а другой старалась пригладить торчащие волосы.
- Нуу, наконец-то проснулась, - раздался из-за двери приглушенный голос соседки. – Открывай уже, давай! У меня палец устал давить на пупку.
«Могла б и не давить. Никто вас не просил будить меня спозаранку. - Сердито подумала девушка, надевая на лицо улыбку и, щелкая многочисленными замками. – Вот возьму и поставлю ее на место, прямо сейчас, чтобы знала, как будить людей, ведь прекрасно видела, в каком я была состоянии. И два часа сна мне совсем мало, чтобы обрести форму».
- Тетя Зина, ну что вы на самом деле?! – Заскулила Агафья, впуская соседку.
- Ничего! Никаких благодарностей! – Замахала руками тетя Зина, истолковав по-своему тон Агафьи. - И ты так бы поступила на моем месте. А, как же иначе?! Зная, что соседке плохо… Разве ты б не пришла меня проведать? Вот и я зашла наведаться, справиться о твоем здоровье. Ты ведь, небось, еще не евши? Вон глазищи ввалились. – Замотала, как китайский болванчик головой, соседка. – Вот я принесла тебе горяченького бульону. Уже несколько раз подогревала. – Попеняла она девушке. – Я ведь к тебе уже не первый раз пытаюсь зайти. Несколько раз звонила, а ты все дрыхнешь и дрыхнешь. Так и царствие небесное проспать можно. Ты с работы отпросилась, что – ль, или воспользовалась своим правом начальника? Ну да! Что это я?! Совсем из ума вылетело, что тебе отпрашиваться теперь не у кого. Сам с усам. Ну, что, начальник?.. – Окинула критическим взглядом девушку с ног до головы тетя Зина. - Кушать будешь, а то ведь стынет?
Агафья от упоминания о еде передернулась.
- Нет, спасибо, тетя Зина. Разве что крепкий кофе выпью и все. Совсем завтракать не хочется. Сейчас в душ, кофе и на работу.
Тетя Зина подозрительно уставилась на девушку. Вид вроде бы трезвый, а несет несусветное, заговаривается.
- Агаша, какой кофе на ночь, ведь не заснешь. Итак, весь день, судя по твоему отекшему лицу, проспала. И на какую работу ты собираешься в ночь? Или у вас музей теперь в две смены работает?
Агафья посмотрела в окно, перевела взгляд на часы. Без четверти семь, а за окном темнота еще более сгустилась.
- Тетя Зина, у нас сейчас что? – Задала она глупый вопрос, и сама тут же поняла, насколько он бессмыслен. – Я имею в виду, завтра уже наступило, или еще вчера? – Совершенно сбилась Агафья и тупо уставилась на женщину, жалостливо на нее смотревшую.
- Тебе нельзя пить! – Категорично изрекла тетя Зина. – Несмотря на твою комплекцию, голова у тебя, Агашка, совсем слабая. Только без обиды… Кто тебе еще правду в глаза скажет? Тем более, ты сейчас занимаешь высокий, руководящий пост. Голова должна быть постоянно свежей, тверезой, то есть. Ты мне так и не ответила: «На работу сегодня не ходила, и не звонила?» - Укоризненно покачала головой тетя Зина, посмотрев на сникшую девушку. – Плохо! Плохо ты начинаешь свое руководство. Какой пример ты показываешь своим подчиненным? Уважение можно быстро потерять, попробуй потом его верни.
- Так щас только вечер? – Обрадовалась Агафья.
- И чему ты радуешься? Вечер-то вечер, но день-то вчерашний остался вчера. В том смысле, что наше с тобой застолье по случаю вступления в твою должность содеялось вчера. Ты, дорогуша, продрыхла всю вчерашнюю ночь, и весь сегодняшний день. Мастерица же ты поспать.
Агафья, наконец, сообразила, не зная радоваться этому или огорчаться? Она мысленно согласилась с соседкой, что пить ей категорически нельзя. Еще одно такое возлияние и у нее, как у героя из пьесы А. Островского начнутся галлюцинации в виде падающего неба. А на счет сегодняшнего прогула вообще караул! Ни в какие ворота не влезает ее поведение. Это ж надо, не пойти на работу! И, по какой причине?.. Ужас!!! По причине запоя. Вот тебе и директор! Еще по-настоящему и в новую должность не вступила, и зарплату, согласно штатному расписанию, не получила, а уже обмывала. Несерьезность полнейшая. Если кто узнает, стыда не оберешься. Хотя, кто может узнать о ее позоре? В пьянке принимали участие только двое: она и тетя Зина, а тетя Зина никому ведь не разболтает. И Агафья умоляюще посмотрела на соседку красными отекшими глазами.
- Тетя Зина, я даю вам слово, что это первый и последний раз. – Сложила ладони перед грудью Агаша, заодно придерживая норовящий соскользнуть плед. – Мне так стыдно, просто ужас. Единственное, что утешает, что вы – честный человек, умеете хранить тайны, и о моем позоре никто не узнает.
- Ладно… Чего уж там!.. Мы свои люди, авось сочтемся, - неопределенно ответила соседка. – А язык за зубами я держать умею, не боись! А щас, давай скидывай с себя это пончо, умывайся и за стол. Вон, как у тебя в животе кишки воюют. Горячий куриный бульончик им будет в самый раз. – Приказала соседка, выталкивая Агафью из кухни. - Вот ты у меня, дорогуша, и оказалась в должниках. – Удовлетворенно хмыкнула тетя Зина, суетясь возле стола.
* * *
- Попался, симулянт – несун! – Проскрипел в самое ухо Федора Ивановича знакомый голос ненавистной санитарки.
«Как ее там, бишь, зовут?! – Усиленно вспоминал он, пытаясь побыстрее придумать причину поуважительнее: зачем ему потребовалось, на ночь глядя, покинуть больничные стены? Но, как нарочно в голову лезла все та же, выдуманная для Сидоренко фантастическая любовная история. Может, и этой стоит рассказать о своих нежных чувствах к молодой женщине? Что, дескать, очень соскучился по девушке и поэтому нарушил больничный режим. Коли Сидоренко проглотил данную сказочку, то санитарка, ведь женщина – народ сентиментальный и, как всякая женщина должна купиться на мою уловку. – Подумал Федор Иванович, оборачиваясь к санитарке и, раздвигая губы в улыбке; как казалось Федору Ивановичу, загадочной. Но стоило ему только взглянуть в лицо Клавдии Никитичны, как его надежды моментально сдуло. – Напрасно я подумал о ней, как о нормальной женщине. Нормальная наверняка б вошла в мое положение, но не эта». Перед ним стоял «Мюллер» в белом балахоне инквизиции с язвительной ухмылкой на лице, не имевшем ничего общего с женским ликом. Федору Ивановичу так и казалось, что он сейчас услышит: «А вас, больной, попрошу остаться». Но санитарка с лицом оберштурмбанфюрера обошла его сзади и стала спиной к входной двери, широко расставив ноги в растоптанных шлепанцах и, скрестив на груди руки в резиновых перчатках. Федор Иванович, почему-то не мог отвести взгляда от этих самых обыкновенных, казалось бы, перчаток. Он скользнул взглядом вверх, и встретился с холодными глазами санитарки. И еще раз сделал неутешительный для себя вывод: «Нет… Эта не поймет зова его сердца, потому, как у нее самой сердце просто – напросто насос для перекачки крови. Интересно, она вообще знакома с таким чувством, как любовь? К больным, как уже давно понял Федор Иванович, у санитарки нет ни любви, ни сочувствия. Может, все свои неистраченные на работе чувства она приберегает для мужа? Но неужели у женщины с таким лицом – кирпичом может быть муж, и она укладывается с ним в супружескую постель. Брр, - поежился мужчина, - должно быть эта постель довольно-таки холодна. – Федор Иванович поймал себя на том, что рассматривает санитарку глазами мужчины, оценивающе. – Что за глупые, нелепые мысли лезут в мою голову? Да, какое мне дело до нее и до ее потенциального мужа?» - Одернул он себя.
Санитарка тоже рассматривала его, но совершенно другими глазами и с другой целью.
- А ну, давай, выворачивай карманы! – Гаркнула она.
- Что? - Не понял Федор Иванович и глупо открыл рот.
- А то, что слышал… Можешь не прикидываться глухим, мне это не пролезет. Может, другим кому… - Санитарка мотнула в сторону коридора головой, - ты лапшу на уши и мог навесить, но не мне. Таких, как ты я насквозь вижу, симуля – ант. – Протянула ехидно она, качая головой в застиранной, когда-то белой, косынке. – Я даже вижу, что у тебя за спиной. Чо, головизной замотал? Небось, доктора высматриваешь, своего защитничка?! Не повезло тебе, ворюга! Нет его! Домой пошел… Сказано тебе: «Выворачивай карманы!»
- Вы это серьезно?! – Развел руками Федор Иванович, пытаясь обнаружить улыбку на лице женщины.
- Хватит щериться! Что у тебя в карманах? Сам отдашь или мне охранника позвать? Я щас… - И санитарка сделала движение, напоминавшее выпад боксера. Но она блефовала. Ей не хотелось привлекать свидетелей; и потом, видя растерянность на лице Федора Ивановича, она поняла, что застала его с поличным, и может теперь поживиться за счет него. Говорят, что он директор, значит, денежки имеются. Вот, пусть и заплатит ей за молчание. Не хотел платить за услуги, когда она таскала за ним утки, заплатит за то, чтобы она помалкивала. И го – ораздо больше…
- Не надо никакого охранника! – Взвизгнул возмущенный Федор Иванович. – Я вам, что, в конце-то концов, хулиган какой или…
- Вот именно! «Или…» Ты не простой хулиган, а вор. - Очень тихим голосом закончила за него Клавдия Никитична.
- Ну, знаете – ли, - это уж слишком. Вы, кто? Добровольный служитель милиции? Так сказать, на общественных началах подрабатываете в органах? Но и милиционерам никто не дает права оскорблять неповинных людей. Даже подозреваемым до решения суда не навешивают ярлыки. Это противозаконно. – Гордо вздернул подбородком с недельной щетиной, Федор Иванович.
- Вам виднее! - Ухмыльнулась язвительно санитарка. – Из вашего знания законов делаю выводы, что вы уже сталкивались с судом. Что? Уже ловили вас? Ццц… - Закачала укоризненно головой Клавдия Никитична. - Я была права, сразу видно, что вы на руку нечисты. И, что, много украли? Вы кого обворовывали: частных лиц или государство? Ну – ка, дайте подумать! На карманника вы не похожи, значит, что? Запустили ручонки в государственный карман? А, может, вы и сейчас что-нибудь похитили, на своей работе, например? Потом симулировали травму, и таким образом спрятались от правосудия? – Забрасывала она вопросами мужчину.
- Да, прекратите молоть чушь! – Закричал Федор Иванович, чувствуя, как кровь ударила ему в голову. Он готов был пристукнуть мерзкую санитарку, потому что она, сама того не ведая, напомнила о том, что он собирался забыть, о краже гребня из музея. Федор Иванович сдерживался из последних сил, чтобы не вцепиться в ее гнусную ухмыляющуюся рожу. – Нате, смотрите, ночная бдительница и охранница казенного имущества. Пусть ВАМ будет совестно, а мне скрывать нечего. – Сунул руки в карманы Сидоренковской куртки Федор Иванович. – Но я это дело так не оста… - Федор Иванович поперхнулся, и фраза незаконченной повисла в воздухе.
* * *
На следующее утро Агафья встала ни свет, ни заря. Ей было стыдно за свой прогул, и она решила искупить его перед своей совестью, придя пораньше на работу. Поднявшись по ступенькам, она позвонила. Дверь не открывали, хотя сквозь толщу стен до нее ясно долетел звук колокольчика. Агафья позвонила еще раз, результат тот же. Тогда девушка зло пнула ногой тяжелую дверь, и она, ревматически скрипнув несмазанными петлями, чуть приоткрылась. Агафья по-хозяйски распахнула ее, чуть не ударив охранника, который с запоздавшим рвением вскочил из-за стола, уронив кресло. Молодой мужчина тер щеки, дергал носом и зевал во весь рот, а, увидев Агафью, вытаращил на нее сонные глаза, будто столкнулся с приведением.
- Аг - гаша, это т - ты? – Заикаясь, задал он глупый вопрос, продолжая во все глаза пялиться на девушку.
«Ну, во – от! Началось… - Подумала Агафья. – Вероятно, у меня на лице еще остались следы прошедшей пьянки. Как я не пыталась запудрить синяки под глазами, а лицо все равно выдало мой «разгул». Агафья, не зная почему, рассердилась, и свое настроение вылила на первого, кто ей попался, на Николая.
- Вы, что, со сна не узнали меня? На дежурстве спать нельзя! Из - за таких, как вы у нас экспонаты пропадают. – Выговаривала она опешившему парню. - Да! Это я, ваш новый директор. И я вас очень прошу, Николай, впредь свою фамильярность оставлять за стенами музея. Хочу вам напомнить, уважаемый, что меня зовут не Агаша, а Агафья Викторовна. И, если вам не трудно, то замените, пожалуйста, местоимение на «вы». И еще… Пожалуйста, не спите на рабочем месте. - С этими словами, довольная, что последнее слово осталось за ней, Агафья тряхнула короткими волосами и гордая сама собой, не спеша, начальственной походкой, пошла по коридору. Ей в спину, вытаращив глаза, недоуменно смотрел Николай. Как только она оказалась вне поля видимости для охранника, девушка ускорила шаг и влетела стрелой в женский туалет. Подскочила к зеркалу и критически уставилась на себя. – Странно… Вид у нее был совсем неплохой. Даже лучше, чем, когда она выходила из дому. Свежий воздух вернул краски ее бледным щекам, а синяки вообще исчезли. Может, зеркало мне льстит?! – Хмыкнула девушка и по привычке подмигнула своему отражению. «Ну, что, Агафья Викторовна, здорово мы с тобой поставили на место охранника? И это только первый шаг в нашей с тобой ответственной деятельности на посту директора краеведческого музея. Надо постепенно будет всех ставить на место, я имею в виду, конечно, рабочее место. Начнем прямо с сегодняшнего дня, соберем всех сотрудников на планерку и скажем им начальственным голосом… - Кривлялась перед зеркалом Агафья, вскидывая голову и делая строгие глаза. – А, что мы скажем? – Задумалась она и сморщила носик – пуговку. – А вот прямо с дисциплины и начнем. Безобразие! Спать на рабочем месте!..» Громко декламировала она перед невидимыми слушателями.
- Это, кто спит на рабочем месте? Я с утра до поздней ночи, можно сказать, без сна и отдыха работаю.
Агафья так увлеклась репетицией предстоящей планерки, что увидела вошедшую уборщицу, когда та уже стояла за ее спиной и, выглядывая из–за плеча высокой девушки, смотрела в зеркало. «Интересно, она все мои обезьяньи ужимки видела? Как неудобно получилось… Авторитет мой коту под хвост».
- Тетя Даша, - улыбнулась Агафья, разворачиваясь к уборщице, - а вы, что так рано сегодня пришли?
- Я еще и не уходила… - Отрезала ей уборщица. – Вчера допоздна провозилась с генеральной уборкой, кинулась, а уже пол – второго ночи. Куда, думаю в такую темень выходить на улицу, чай не лето. Вот и решила здесь, в музее прикорнуть на диванчике немножко. А вы, не разобравшись… «Безобра – азие!.. Спать на рабо – очем месте…» - Передразнила Агафью уборщица.
- Тетя Даша, вы неправильно меня поняли, - оправдывалась Агафья. – Я вовсе не вас имела в виду. Вы вообще можете идти домой, отсыпаться. Вот прямо сейчас и идите отдыхать. – Распорядилась Агафья, чувствуя удовлетворение оттого, что оказывается приказы отдавать очень приятно. Тем более, тетя Даша недавно только выздоровела. Пусть побудет дома, а потом уборщица наверстает сторицей. Вон, как она обрадовалась, даже выражение лица изменилось.
- Агаш, ты это серьезно? – Засуетилась женщина, пытаясь приткнуть куда-нибудь ведро. – Что? Прямо вот сейчас могу и уйти с работы?
- Ну да! - Улыбнулась Агафья, милостиво пропустив мимо ушей фамильярное «Агаш». - Только к вечеру, пожалуйста, придите на пару часов убраться, особенно в холле. Вы ж знаете, что именно на первом этаже бывает грязнее всего.
- Да – да! Конечно! Ты… Вы, Агафья Викторовна, не беспокойтесь! Все будет в лучшем виде, я вас не подведу.
- Я и не сомневаюсь… А в конце квартала мы с бухгалтерией изыщем возможности, чтобы выписать вам премию. Вы уж столько времени работаете одна, а ведь у нас по штатному расписанию положено две уборщицы. Я только недавно об этом узнала. – Словно оправдываясь, покачала головой Агафья. – Я попробую восстановить справедливость, по крайней мере, пока Федор Иванович болеет. - Добавила девушка и покраснела.
- Ну–ну… - Неопределенно покивала головой тетя Даша. – Может, и получится, а то ведь надоели, по правде говоря, инструкции Федора. И если б еще толковые были, а то так, бумагу только марает. А, что это ты… То есть, вы… Так рано сегодня пришли? И прямо светишься вся, выглядишь, будто для выставки.
- Что? Действительно хорошо выгляжу?
- Говорю ж, хоть на конкурс красоты… Вы, случаем, не завели себе дружка, пока муж на дальней сторонке работает? – Искренне любовалась девушкой тетя Даша, постоянно путая местоимения.
- Да, ну что вы, тетя Даша, ей Богу, такие вещи говорите? – Зарделась Агаша, но было видно, что ей приятны комплименты уборщицы. Не то, что охранник… Бестактный какой… Глаза вытаращил при виде Агаши, будто не она вошла в здание, а привидение.
- Ну–ну… - по привычке добавила уборщица, - так я пошла?
- До свидания, тетя Даша, до вечера. Хотя, мы наверно уже сегодня не увидимся?
- Я приду часов к десяти. Поэтому сегодня мы уже наверняка не свидимся. Так что до завтра.
- И опять останетесь ночевать в музее? – Подняла удивленно брови Агафья.
- Ну, уж не – ет! Сегодня я собираюсь ночевать в своей постели. За мной зять приедет, он в первую смену. – Объяснила уборщица и осталась стоять на месте. Ей почему-то расхотелось ехать сейчас домой. Даже не так… Домой-то ее всегда тянуло, но вечером на работу ей не хотелось приходить, а отпроситься на весь день не хватило смелости. Итак, Агаша пошла ей навстречу, еще и зарплату обещала прибавить. А раз она обещала, значит, выполнит; свое слово Агаша держит. Тетя Даша уже не раз в этом убеждалась. Хорошо б, прости Господи, Федор подольше б поболел, в том смысле, чтоб на работе его подольше не видеть. – Задумалась уборщица, и улыбнулась Агаше.
- Значит, до завтра… - В очередной раз попрощалась с уборщицей Агафья и ответила ей на улыбку. - Пошла работать, а вы отдыхайте!
Тетя Даша подняла голову и посмотрела в глаза Агаше, будто в душу ей заглянула, потом приобняла ее и тут – же отстранилась, словно испугалась панибратства со своей стороны. Откашлялась, резко повернулась и вышла в коридор. Агафья смотрела в след уходящей женщине. Внезапно хорошее настроение улетучилось и на душе стало ни с того, ни с сего тоскливо. Агафья опустила голову и увидела ведро, брошенное посреди туалета впопыхах. Она тяжело вздохнула и отнесла его в угол, ручка еще хранила тепло руки тети Даши. На сердце стало еще тяжелее, будто она не пустое ведро перенесла, а со свинцом. Да, что это со мной, может, капель каких выпить. Еще рабочий день не наступил, а я будто ночную смену возле станка отстояла. Все! Нечего раскисать! Надо брать себя в руки и идти руководить. – Пожала зябко плечами девушка и вышла из туалета. Навстречу ей, будто чертик из коробочки, выскочил Николай, чуть не сбив с ног.
- Агаш!.. Простите! Агафья Викторовна, да, что ж это такое?! У меня снова нет сменщика. Мне, если честно, надоело работать за двоих. – Высказывал охранник, суетливо перебирая короткими ножками, чтобы не отстать от Агафьи. Он пытался забежать вперед, чтобы заглянуть в глаза девушке, но не поспевал за ее широким шагом.
- Николай, вы, поэтому меня дожидались возле дамской комнаты? Чтобы высказать свои претензии? – Смотрела через плечо сверху вниз на охранника Агафья. Ей почему-то был неприятен этот человек. И не потому, что он был не симпатичен, мал ростом и неказист фигурой. Вовсе не поэтому! Вон, американский актер Де Вито, от горшка два вершка, а сколько в нем симпатии, шарма… Что-то в Николае было не то, а, что, Агафья пока не могла разобраться. И, собственно, зачем ей его изучать? – Поймала она себя на мысли. – Замуж ей за него не выходить, у нее, слава Богу, есть муж, да еще какой… - Может, пройдете в кабинет, и мы с вами поговорим? Думаю, нам обоим будет там гораздо удобнее, чем в коридоре. Как считаете? – Усмехнулась она.
- Да-да! Значительно удобней. Как скажите… - Часто-часто закивал охранник маленькой головкой с редкими волосиками, и подобострастно снизу вверх взглянул на девушку. Ему показалось, что она с подковыркой разговаривает с ним, и разозлился. «Кто она такая? – Подумал он. – Из грязи в князи… Подумаешь… Директриса… Авось, не долго ей придется властвовать. Вернется Федор Иваныч, и все возвратиться на круги своя».
- Как я поняла вас, вы не довольны, Николай тем, что у вас нет сменщика. – Строго посмотрела Агафья на топтавшегося возле стола мужчину, усаживаясь в непривычное директорское кресло.
- Я…
- Погодите! – Решительно одернула она. – Я не договорила. Присаживайтесь, пожалуйста! - Охранник осмотрелся по сторонам и, выбрав кресло возле стены, подальше от Агафьи, опустил в него тщедушное тело, коротко взглянул на Агафью. Глаза… Стеклянные, невыразительные. «Ничего себе… Зеркало души, - подумала она. – Холод и пустота». – И так… На прошлой планерке поднимался вопрос о том, что надо дать объявление о приеме на работу охранников, так как Петр еще долго пробудет в больнице. Насколько мне не изменяет память, на той планерке присутствовали все охранники, и вы, в том числе и, что? Вы ж, Николай первый внесли предложение работать втроем, а зарплату Петра поделить между собой. Остальные ребята поддержали вас, и никаких жалоб с их стороны на переработку не было. А сегодня вы заявляете мне, что устали работать за двоих. Как-то не последовательно с вашей стороны. Деньги за дополнительные часы вы получаете, а работать сверхурочно устали. Я сегодня своими глазами видела, как вы устали?! У вас до сих пор лицо заспанное. К тому ж, вы забыли закрыть на ночь музей. Это вообще никуда не годится. Разве вы не знаете, что у нас здесь материальные ценности? – Заставила себя Агафья в упор посмотреть в бесцветные глаза охранника. Она не заметила еле уловимую усмешку, тронувшую его губы.
* * *
Рука Федора Ивановича, резво засунутая в карман, так и осталась там, погрузившись, как в семечки, в горсть рассыпанных таблеток и капсул. Он почувствовал, как испарина выступила у него на лбу и над верхней губой. Он машинально облизнул соленые губы. «Попробуй теперь докажи, что я не я, и куртка не моя, - пронеслось у него в мозгах. – Разве поверит мне эта, так называемая женщина, коль она уже заранее назвала меня вором, расхитителем казенного имущества. Но, как могло мое лекарство оказаться в кармане чужой куртки? И главное, как теперь от него избавиться, будь оно трижды неладно? – Лихорадочно соображал Федор Иванович. Но в голову лезли идиотские мысли, вроде тех, когда наркоманы при обыске выбрасывали спичечные коробки с порошком. А ведь совсем недавно, буквально сегодня его посетила авантюрная идея: продать транквилизаторы наркушам. Вот тебе и продал, вот тебе и подзаработал денежек. Теперь надо срочно уносить ноги, пока вместо денег не заработал срок за хранение наркотиков». И Федор Иванович, не сводя гипнотического взгляда с санитарки, бочком – бочком, шаг за шагом стал продвигаться к спасительной двери, но не тут-то было. Мужчина не ожидал такой прыткости от пожилой женщины и уже расслабился, как она прыгнула и мертвой хваткой вцепилась в полы скользкой куртки. Послышался треск, отрываемых с мясом карманов и победный вопль санитарки, когда она увидела, как из карманов посыпались и покатились таблетки, как белые конфетти, осыпая пол. Федор Иванович понял, что теперь-то он окончательно и бесповоротно пропал. Вот так вот. Не за грош… Только потому, что произошло стечение обстоятельств. Кто-то подсыпал в карман таблетки, почему-то его невзлюбила санитарка, и именно сегодня, когда он собирался покинуть больничный корпус, именно она, Клавдия Никитична дежурила, и она поймала его с поличным. Из-за мерзкой бабы теперь его жизнь и карьера покатятся под откос, как вот эти самые таблетки, называемые наркоманами «колеса». Все пошло коту под хвост: репутация, уважение коллектива, а, главное, доверие вышестоящего начальства, которое назначило его директором. Весть о том, что директор – распространитель наркотиков моментально разлетится над маленьким провинциальным городком, и не видать ему не только директорской должности, но ведь и посадить могут, как два пальца обос… Проклятая баба поднимает сейчас ор, прибежит охранник и за белы ручки, да и в кутузку. – Опустил голову Федор Иванович, беспомощно свесив руки. Но, к его удивлению, санитарка не стала звать на помощь охранника и кричать, а прошептала, глядя в сторону: «Ну, что, дорогой бывший зятек? И, кто из нас оказался прав?»
«Собственно, почему это ты должен сдаваться, вот так без боя, как баран на заклании? Возьми вот прямо сейчас и ахни ее чем-нибудь по башке, да и уноси поскорее ноги! – Нашептывал Федору Ивановичу провокационный голос. – Да-да! Тогда тебя уж точно посадят, только статья будет покруче», - подал голос оппонент. У Федора Ивановича разбегались мысли, как тараканы. Он не знал, что предпринять. Тем более, спокойное поведение Клавдии Никитичны было ему совершенно непонятным, а отсюда и пугающим. Он не знал, что от нее ожидать. Может, все-таки, стоит надавить на ее чувства?.. Федор Иванович надел на лицо самую обворожительную улыбку, склонил голову на бок и прямо в глаза посмотрел своему судье.
- Клавдия Никитична, не велите казнить! Стою вот перед вами совершенно беззащитный больной человек. От вас теперь зависит моя судьба. Я даже не стану оправдываться, почему в карманах оказались транквилизаторы, да еще и в таком количестве. Скажу только, что это не моя куртка, а поверить мне или нет, - это в вашей власти. У меня нет доказательств, кто мне подсунул лекарства. Да! Это мои лекарства! Они мне были прописаны доктором, но я не все принимал, потому что они отрицательно влияют на потенцию, а у меня молодая любимая женщина. Вы ведь сама женщина, хоть и не мол… «Что это я говорю? – Одернул себя Федор Иванович». - И, кому, как не вам, прекрасному полу, понять меня! Поверьте мне, пожалуйста: с этими таблетками никакого криминала нет! А, что ночью выхожу из больницы? Так это легко объяснить! Это все моя ревность. Понимаете? Я патологически ревнив. К тому ж, как вам сказал, девушка намного младше меня, и я уже несколько раз ночью покидал больничные стены, чтобы проверить ее. Ужасно боюсь, что она может мне изменить. А таблетки…
- Хватит! – Оборвала его на полуслове санитарка. – Ты все сказал? Больше тебе нечего добавить в свое оправдание? – Скрестила на груди руки женщина и иронично смотрела на Федора Ивановича.
-???
- Так вот! Теперь буду говорить я. На счет лекарства тебе нечего оправдываться, потому что и таблеточки, и капсулки в карман Сидоренковской куртки подложила тебе я. Что глазки-то вытаращил? – Развела руками Клавдия Никитична. - А, как ты, дорогой хотел?!. Я женщина слабая, должна ж была как-то защититься от твоего издевательства. Я да – авно за тобой наблюдаю. Это ты моего зятя мог обдуривать, а меня не проведешь. Ты на коня, а я уж и прискакала. Сколько я суден за тобой повытаскала, за поганцем. И все задаром! Говорила ж я доктору, что ты ходячий, а он… - Махнула обреченно рукой в резиновой перчатке Клавдия Никитична, - а он… - Вообщем, и говорить о нем нечего. Будем говорить, дорогой о нас! И разговор пойдет вот в таком вот русле. Знаю, что ты мужик неглупый; дураков директорами не ставят, хотя… - вздохнула санитарка, - ну черт с ними! Вообщем, не стану тянуть кота за хвост. Ты, Федор, у меня вот здесь! – И Клавдия Никитична разжала кулак и поднесла ладонь к самому носу Федора Ивановича. – Меня разжалобить бесполезно, ибо вас мужиков – козлов я насквозь вижу, примером тому мой зятек, хоть и бывший. Мне лично плевать на твои нежные отношения к какой-то там девице. Если у вас ответные чувства, значит либо она уродина, либо набитая дура, что любит старого мужика, а если не то, не то другое, и девушка хороша собой и не глупа, значит, ты ее купил. Соображаешь, к чему я подвожу нашу беседу-то? Чо молчишь, да желваками гоняешь? Вот мы с тобой и пришли к главной теме нашего разговора. Опять не догоняешь, либо валенком прикидываешься? – Ухмыльнулась Клавдия Никитична. - Ладно! Я женщина прямая, не хожу кривыми дорожками, так что прямо тебе и скажу: «Мое молчание тебе будет стоить денежек». И не пялься на меня, и плечики не подымай, ты у меня на крючке! Вон они… - Санитарка повела рукой над таблетками. – Так что, дорогой ты мой, Федор, умей с честью проигрывать! Скажи еще спасибо, что я не предала огласке, что ты занимаешься сбытом наркосодержащих препаратов. Для этой низменной цели ты притворился тяжело больным. Лежачим больным… - уточнила санитарка и с сарказмом улыбнулась. – Это был спектакль, чтобы побольше на халяву насобирать транквилизаторов.
- Но ведь вы сами… - Растерянно пялился на женщину Федор Иванович.
- Да! Я сама подложила таблетки. Ну и что?! А, кто об этом узнает? И, главное, кому быстрее поверят? Вот они! - санитарка кивнула головой на усыпанный пол, - улики-то на лицо. Ну, что, будем обговаривать взаимовыгодные условия или мне позвать прямо сейчас охранника? - Клавдия Никитична удовлетворенно смотрела на сникшего Федора Ивановича. Она уже знала, каков будет ответ. И этот слюнтяй спекся. Ну и мужики пошли! Не за кого замуж выходить.
- Сколько вы хотите? – Сквозь зубы процедил Федор Иванович, буравя злыми глазами женщину.
- Если одноразовая плата, то есть, ты заплатишь и больше обо мне не вспомнишь, то пять тысяч.
Федор Иванович облегченно вздохнул, и вытер, вспотевшие было ладони о штаны, а санитарка, между тем, продолжила.
- Ну, а если, тебе сразу пять тысяч зеленых трудно будет изыскать, то придется заплатить шесть. Сам понимаешь, рассрочка всегда дороже выходит. А, чтобы все было по-честному, то черкни мне прямо вот сейчас расписочку. Я вот уже и бумажечку приготовила. А, как же?.. Постаралась за нас двоих. Напишешь, что такой-то… Данные паспорта обязательно… Занял у такой-то денежки в такой-то сумме, и обязуется вернуть к такому-то сроку. Ну, что?.. Пять тысяч заплатишь или шесть? – Насмешливо, чуть – ли не издевательски смотрела санитарка на побежденного Федора Ивановича. – Ты, друг, не переживай и денег не жалей. Свобода и репутация дороже стоят. Го – ораздо дороже. Да и твоей мадам не захочется ждать, пока ее кормилец будет есть тюремную баланду долгие годы. Жены декабристов давно померли и твоя девица врят - ли сохранит тебе верность. Ну? – Подгоняла его санитарка, - пишешь, что ль расписку-то?
- Если сразу пять тысяч, то…
- Говорю ж тебе: «Мое слово закон». Только неси деньги сразу, желательно в течение двух – трех дней. Можно не обязательно американские, я и русские с удовольствием приму по сегодняшнему курсу.
- А, если я откуплюсь не деньгами, а ювелирными изделиями?.. Понимаете, - оправдывался Федор Иванович, окончательно успокоившись и смирившись с неизбежным фактом. – У меня украли паспорт, когда ударили по голове, а дома такой наличности нет, и мне придется нести в ломбард кое-какие ценности, доставшиеся мне еще от бабули, а без документа у меня никто ничего не купит.
- А вещи действительно ценные? – Подозрительно посмотрела на него санитарка.
- Сами увидите!..
* * *
Тетя Даша время от времени посматривала на кухонные часы. - Без четверти девять… Неужели? Как быстро пролетел день, только что было семь вечера, а уже надо собираться на работу. А надо – ли? – мелькнул в мозгу каверзный вопрос. - Так не хочется! Может, часы снова спешат? – С надеждой подумала женщина и прошла в гостиную. Там на комоде стояли старинные часы, ровесники самого комода девятнадцатого века. Несмотря на потрескавшийся от времени корпус, они ходили исправно, каждый час, надтреснутым голосом, отбивая время. Часы пережили два века и ни разу не обманули своих хозяев, секунда в секунду, не торопясь и не отставая, золотистая стрелка, судорожно вздрагивая, кружила по циферблату. Тетя Даша, как завороженная, будто впервые видела, не сводила глаз с этой стрелки, молча, шевеля губами: «Пять, четыре, три, два…» Часовая и минутная стрелки застыли под прямым углом, и женщина вздрогнула от внезапно нарушившего тишину боя. Девять часов, - констатировала она и тяжело вздохнула. – Да, что это так сердце-то разболелось? Может, правда, не ходить сегодня на работу. Позвонить Агаше домой и отпроситься. Женщина полистала записную книжку, и набрала Агашин номер. В ответ длинные вызывающие гудки. Тетя Даша раз за разом нажимала кнопки на аппарате, но результат оставался тем же. Где ж она может быть? – Задала сама себе риторический вопрос тетя Даша. – Может, как всегда задержалась на работе?! Но и служебный телефон ответил ей такими же гудками. Женщина позвонила на проходную музея. Там долго не снимали трубку, и, когда она уже потеряла всякую надежду услышать голос охранника, в трубке раздалось недовольное:
- Говорите!
Тетя Даша удивленно пожала плечами. Сегодня должен был работать другой охранник.
- Могу я услышать Агафью Викторовну?
- Можете! Завтра…- Пролаяла грубо трубка и дала отбой.
Значит, Агаша уже ушла домой или еще куда… Дело молодое… Может, к друзьям каким, мало – ли… Придется, видно, мне все-таки собираться, ничего не поделаешь. Куда-то ключи сунула, - закрутилась на месте в поисках связки тетя Даша. - На нынешнего охранника надежды нет, или заснет, или врубит на полную катушку магнитофон с «рэпом», так что не дозвониться будет. Ключи оказались на непривычном месте; раньше она никогда их на комод не клала. Снова заболело сердце, да так, что тетя Даша привалилась на столешницу, чтобы не упасть. Она-то устояла, но вот любимые часы соскользнули с лаковой поверхности покачнувшегося комода, и со стоном упали на пол. Женщина опустилась на колени, и еще не ожидая худого, хотела поднять их, но часы были сейчас для нее неподъемными, у нее не хватало сил себя-то поднять. Стеклянная дверца, прикрывавшая циферблат треснула посредине. Она открыла ее и успокоилась, видя, как секундная стрелка продолжает свой неумолимый бег по кругу. Но вдруг между цифрами одиннадцать и двенадцать стрелка конвульсивно вздрогнула и остановилась. «Все! Конец!» - Вслух произнесла тетя Даша.
На работу она не опоздала ни на минуту; ровно в двадцать два часа переступила порог музея, открыв двери своими ключами. Она была права; охранника на посту не было, бьющего по ушам «рэпа» тоже, значит, парень крепко спал у себя в каморке. Тетя Даша улыбнулась и покачала головой. «Пусть спит!.. Охранникам тоже сейчас приходится не сладко; Петр лежит в больнице, и ребята работают через двое суток, понятно, что не высыпаются. Лишь бы камин не включал, как бы беды не было, а то ведь его пушками не добудишься», - встревожилась она за охранника, и тихонько подойдя к каморке, приоткрыла дверь. Камина в помещении не было. Женщина заботливо подтянула сползшее одеяло и подоткнула под бока спящего мужчины. Тот смешно задергал носом и захрапел. Тетя Даша на цыпочках вышла за дверь и направилась на второй этаж. Она решила начать убираться с кабинетов, а потом уже напоследок убрать холл. У нее на все про все два часа времени, в двенадцать пополуночи за ней обещал заехать зять. Энергично наяривая тряпкой, она поймала себя на мысли, что боль в сердце ее окончательно покинула. Теперь она задумалась над тем, как починить часы?! Абы кому их не хотелось отдавать; надо бы порасспросить знакомых, может, у кого есть на примете хороший часовщик. За деньгами она не постоит, лишь бы мастер хороший был. И, как это ее угораздило уронить их? Такие ведь точные были, по ним хоть кремлевские часы, хоть бигбеновские сверяй. Врят – ли они теперь такими точными будут. Потом мысли уборщицы переключились на внука. Что б ему такое интересное купить в день рождения? Что б и полезное было, и память осталась от нее, бабушки. Агаша так вовремя подсуетилась с доплатой. И тетя Даша надумала, что подарит внуку компьютер; в наше время без него никак нельзя. Настроение у нее поднялось, и грустные мысли о поломанных часах отступили на задний план. И не заметила, что уже моет лестницу; так быстро пробежало время. Она автоматически посмотрела на свои часики. Одиннадцать двадцать. Женщина правильно рассчитала время. Осталось убраться в холле и домой; она сменила воду в ведре и направилась к идолу, издалека подмигнув старой знакомой. Еще не дойдя до каменной бабы, она снова увидела их. Это были уже знакомые тете Даше следы протекторов. Она вспомнила, что такие следы остаются от кроссовок. Может, тетя Даша и не предала б особого значения следам; на улице грязно и было б удивительно, если б пол был чистым, но было две дорожки следов. Одна цепочка шла к стене, другая, параллельная первой, от стены, где стояла баба. Женщина поставила ведро и нагнулась. Так и есть! Носки обуви шли от бабы и к бабе, или наоборот. «Да, что ж это такое?! Я уж думала, что похождения закончились, кто ж это протоптал тропинку к купцовым сокровищам? Но, кто б это не был, ясно, что это не дух, и чего мне бояться телесного существа?» – Успокаивала сама себя тетя Даша, и вроде бы успокоилась, стала быстро замывать злосчастные следы, так ее напугавшие. Надо поспешать, а то уже совсем скоро зять за ней подъедет. Вдруг совсем рядом, прямо за ее спиной раздался скрип, шорох. Эти звуки показались ей знакомыми, и она повернула голову, да так и застыла с тряпкой в руках. Быстро возле ног уборщицы набежала лужица. Тетя Даша, словно завороженная, не могла отвести взгляда. Где-то далеко в подсознании мелькнул сигнал предостережения: «Беги! Нежданный гость опасен». Но женщина была словно в кошмарном сне, когда надо бежать, а ноги будто вросли в пол, стали свинцовыми, а язык не слушается и рот, как у выброшенной на берег рыбы, открывается без звука.
Каменная баба была отодвинута от стены, а из дверного проема вылезал мужчина. Он щурился от яркого света и отряхивал куртку. Подняв голову, мужчина от неожиданности на секунду замер и вдруг хищно осклабился и заговорщески подмигнул.
- Ааа, поч – чему вы зде – есь? Как вы сюда попали? Ты не должен был быть тут… Ты ж лежал… - Обретая дар речи, но, заикаясь, путая «ты» и «вы», спрашивала женщина, пятясь от надвигавшейся на нее фигуры.
- Мне, что теперь, уборщице отчет давать? Может, новая инструкция появилась? И теперь надо отчитываться перед уборщицами? – С подковыркой кривлялся мужчина. - Тебя не спросился, что мне делать и, где быть?! – Разозлился
он. – Мать вашу! Одно начальство развелось… куда не плюнь, везде начальники. Вместо того чтобы плевки подтирать, да говна выносить, они командовать вздумали, да жизни учить. Ты, что, тоже будешь мне на деньги намекать? Это я должен спросить: «Почему это вы, тетя Даша, не следуете инструкции?! Какого рожна вас сюда в полночь принесло? Днем надо работать, днем. А теперь, что, прикажите с вами делать?
- Так это ты, сукин сын, запер Петра в подвале?! – Внезапно догадалась тетя Даша, и смело посмотрела в глаза мужчине. Она не хотела, чтобы это ничтожество видело, что ей страшно, что она боится этого нелюдя. А, как же можно еще назвать данное существо, для которого какие-то запрятанные в глубинах подвала цацки, выше человеческой жизни. Ведь, Петя чудом спасся, и еще неизвестно, когда он встанет на ноги, и будет – ли здоров? Шутка – ли… Менингит плюс воспаление легких. Женщина покачала головой своим грустным мыслям. - Так, это твои следы я видела прошлый раз?! – Не то, спрашивая, не то, утверждая сказала. - А я-то все гадала, кто ж это замуровал нашего Петра? Он-то, горемычный, ведь так и не признался мне, кто это его заживо похоронил в подземелье?! Как я его не расспрашивала, молчал, как партизан.
- Петра, говоришь?.. – Почесал мужчина за ухом. - Так ты и про него ведаешь. Слишком ты много знаешь, мисс Марпл, - в упор посмотрел на тетю Дашу мужчина. – Говоришь, что Петька молчал? Значит, оказался умнее тебя, значит, дольше проживет, хотя… В больнице с больным парнем может ведь произойти всякое. Например, лекарство перепутают, или в капельницу воздух попадет, или… Да, мало – ли?.. Жаль, конечно, будет парня, молодой ведь совсем, мог жить еще и жить. А вот ты, тетя Даша или, как там у Кристи звали мисс Марпл, свое уже пожила и, чего уж там говорить, отжила… И не успела тетя Даша глазом моргнуть, как мужчина (и, где только силы взялись) подскочил к ней и погрузил ее голову в ведро, придерживая затылок. Он с садистским интересом наблюдал, как на поверхности воды собирались пузырьки и лопались один за другим. Потом, кряхтя, поднялся, выгнул спину, потер затекший позвоночник и вытер о куртку мокрые руки, коротко взглянул на часы, - полдвенадцатого ночи…
* * *
Только за Николаем закрылась дверь, Агафья тут же пожалела, что была несдержанна с охранником. И ведь сыграла простая бабская обида; видите ли, парень не стал восторгаться ее внешностью. Фу! Как противно! Опуститься до мелкой мести и кому, человеку, который является ее подчиненным и не может ответить ей тем же. Перед мысленным взором Агафьи возникла поникшая, какая-то пришибленная фигура охранника, который только и мог, что извиняться и оправдываться. Почему-то ей вспомнилась бабка – самодурка из сказки А. Пушкина, когда она со свиным рылом влезла в калашный ряд и возомнила из себя дворянку, а перед ней на коленях стоял ее несчастный старик – муж и мял в руках шапку, не смея поднять глаз. Может, со стороны Агаша была похожа на эту бабку?! – Девушка схватилась за щеки. Стыдно ка – ак…«И, что это я сорвалась?! – Думала она, досадуя на себя, - как нехорошо получилось. Первые шаги на директорском поприще и сразу же споткнулась; раскомандовалась, объявила охраннику выговор. Охх, как плохо, просто ужасно я начала, охх, как скверно! И, главное, теперь вспять не повернешь, уже и приказ Тамара Васильевна напечатала, а изменять свое решение получится несолидно. Настроение у Агафьи не исправилось даже тогда, когда она совершила добрый поступок, уладив с бухгалтерией прибавку к зарплате тете Даше. Геройским свой поступок не назовешь! Уборщица будет получать то, что давным-давно заработала. Вот, когда Агафья вернет музею украденный кем-то (интересно, все – же, кем?) гребень, тогда даа. Хотя, и это не ее заслуга, а Катькина. Воспоминание о подруге несколько приподняли настроение. Агафья вспомнила про разбитый телефонный аппарат, надо срочно покупать новый. Вот прямо сегодня, не откладывая, и пойду по магазинам, а то без связи никак. Наверно, уже Котя не раз звонил, да и с Катькой разговор оборвался на самом интересном месте. Но мечты похода в магазин не удались. Внезапно на нее навалилась куча дел, требующая ее вмешательства. С проходной позвонил охранник и доложил, что пришел проверяющий из пожарного надзора. Агафья очень удивилась, потому, как уже приходил инспектор; еще и месяца не прошло. Были мелкие нарушения, и их быстро устранили. И вот нате вам! Снова непрошеный гость. Агафье пришлось битых два часа ходить хвостом за придиравшимся инспектором. Он ходил по всем закоулкам музея, совал нос во все углы, чуть - ли не в унитаз заглянул. Он, даже попытался просунуть нос за спину каменного идола, и на немой вопрос Агафьи ответил:
- А, может, именно там находятся пожароопасные материалы.
- ??? – Агафья посмотрела на инспектора, как на душевно больного, когда он, покраснев и надув от натуги щеки, силился сдвинуть бабу. Зрелище показалось потешным не только для Агафьи, она изо всех сил пыталась сохранить достойный вид и не рассмеяться, но, как нарочно в музей на экскурсию пришли старшеклассники, и им показалось намного интересней наблюдать за упертым живым пожарным, чем рассматривать витрины с разным старьем. Ребята разбились на два лагеря и заспорили: сдвинет – ли мужик каменную тонную бабу или нет.
- Она, чо, к полу прикручена, в натуре, что – ли? – Подозрительно покосился на Агафью пожарный и поплевал на ладони. Девушка ему сразу не понравилась, как только ему представили директора. Он вообще на начальственных местах допускал только мужчин; бабское дело - кастрюли, да дети. Нечего с их куриными мозгами рваться к власти. Вот и эта коровища, - окинул он взглядом крупногабаритную фигуру девушки, - ей – бы… Но ничего подходящего для Агафьи он не придумал, и сейчас злился, как та муха на арбуз. Он рыл носом по всему музею, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться. Надо ж было отрабатывать деньги, полученные от неизвестного благодетеля. Сегодня утром незнакомый мужчина позвонил в контору и авторитетно заявил, что в краеведческом музее очень много нарушений по пожарной безопасности, и назначил встречу. Но на встречу сам не явился, а подослал пацана с конвертом, в котором была инструкция и деньги. И вот после тщательно проведенной проверки получалось так, что денежки инспектору заплатили зря; никаких нарушений он не обнаружил, все противопожарные мероприятия были соблюдены. Деньги возвращать ох как не хотелось, и инспектор злился на Агафью, считая именно ее виновной в том, что он зря покинул свой теплый кабинет и именно из-за нее придется отказаться от нескольких сотенных бумажек. Пожарный, как последний дурак, ловя на себе ироничные взгляды зевак, топтался возле статуи, тиская ее, пытаясь сдвинуть. Это была последняя надежда; он носом чуял, что за бабой что-то криминальное есть, но…
- Нет! – ухмыльнулась Агафья, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, - она не прикручена, просто очень тяжелая. Идола вырезали из цельного куска камня, не сдвинуть ее, а тем более поднять, невозможно. Понимаете? Это не в человеческих силах. – Как малолетнему ребенку, объясняла девушка. – Если у вас все, то давайте закончим, я подпишу протокол проверки и, наконец, вернусь к своим обязанностям, у меня, по совести говоря, много РАБОТЫ. – Сделала она акцент на последнем слове.
- А я, что, по-вашему, бирюльки бью или в баклуши играю? – Разозлился инспектор, путая поговорки и, зарабатывая очередной взрыв хохота.
- Нет, что выы! Вы, вероятно, хотите продемонстрировать свою силу. Так, вам тогда надо прямиком в цирк. Думаю, на арене будут по достоинству оценены ваши потуги. Хохот собравшихся заглушил последние слова Агафьи. Инспектор пытался быстро придумать что-нибудь этакое, остроумное, чтобы парировать наглой девке, но в голову ничего не приходило, и он осознал, что сегодня последнее слово осталось за директоршей. И еще он понял, что в его длинном списке врагов прибавится еще один, вернее, одна, требующая наказания.
* * *
Федор Иванович рвал и метал. Только одну бабу усмиришь, так другая голову подымает. И, что интересно... Он заметил, что чем ниже стоит человек (хотя с его точки зрения: женщина – вовсе не человек, а друг человека, не считая, конечно, Агашу), на иерархической лестнице, тем больше мнит о себе. Ее дело – полы драить, а она туда же, критиковать, да воспитывать, да советовать. А, кто, я спрашиваю, совета у нее спросил? А вымогательство денег… И, за что? За то, что сама же мерзавка подложила мне в карман наркотики, и за это требует денег. И я тоже, дурак, маху дал. Сгоряча подмахнул долговую расписку. Ну, почему это я всем обязан? Все так и хотят меня обмануть, надурить. Они думают, что у меня Клондайк, золотоносная жила. Снова непредвиденные расходы, придется немного забрать из моего сундучка. Но ничего видно не попишешь! Хотел сделать дорогой подарок Агаше, а придется вместо нее отдать побрякушку мерзкой санитарке. Что бы такое выбрать, чтобы не превысило запрашиваемую сумму? – Рассуждал сам с собой Федор Иванович, не спеша пробираясь под низкими сводами подвала. Он удовлетворенно крякнул, найдя на месте свой фонарик, и теперь яркий луч выхватывал из темноты знакомые очертания и предметы. Вот лучик весело заплясал между сводом и земляным полом и уперся в перламутровую крышку сундучка. Мужчина уже хотел привычно открыть его, но что-то удержало, в животе вдруг стало холодно, а ладони наоборот, вспотели. Он ясно увидел, что ЕГО сундучок сдвинут. За долгие годы хранения своих накопленных сокровищ Федор Иванович НИКОГДА не переставлял сундучок. Зачем?.. Кроме него никто не знал о его существовании. Стоп! – Ударил он себя по лбу. – «Какой же я непроходимый болван и склерозник! А Петька – а?! Он-то теперь знает о сундучке. Как я забыл о присутствии Петра? У меня прямо вон из памяти, что в подвале заперт охранник. Но ведь прошел почти месяц. И если Петьку не сожрали крысы, то где-то валяется его мертвое тело». Федору Ивановичу стало жутко, что он может споткнуться о Петькин труп. Это он передвинул сундучок, это он познакомился с его содержимым. Ну, и чего я злюсь? Ну и увидел, и познакомился и, что дальше? Вынести драгоценности он все равно не смог бы. Представляю, как он волоса на ж... рвал, когда осознал своей лысой, дурной башкой, что рядом с ним несметные богатства, а воспользоваться ими он не сможет, ибо оказался в мышеловке. Ну и поделом ему, слишком любопытен. Но что-то мне не по себе, как представлю, что где-то рядом мертвец. Федор Иванович с опаской огляделся, тыкая во все стороны фонариком. Ни живого, ни мертвого Петра видно не было. Все равно надо побыстрее отсюда выбираться. И Федор Иванович присел на корточки и, плавно откинул крышку; от предвкушения встречи со своими сокровищами у него по привычке губы тронулись нежной улыбкой, смягчившей его черты. Но это продолжалось не больше минуты. Ровно столько ему потребовалось, чтобы оценить крах. Случилось то, чего он не боялся, ибо был уверен, что о подземном ходе никто, кроме него и в последнее время Петра не знает. Его ОБОКРАЛИ. Не все вынесли, конечно, но ополовинили сундучок, - это уж точно. Федор Иванович, зажал зубами фонарик, бросился на колени перед своим богатством, и засунул руки в исхудавшее «чрево» сундука. Кража стала последней каплей для его истощенной нервной системы, у него подломились колени, и мужчина ткнулся лицом в ювелирные изделия. Его, политые слезами, щеки лежали на бриллиантах чистейшей воды, будто капли слез переливались в лучах фонарика. Когда Федор Иванович очнулся, его первой мыслью было покончить счеты со своей несчастной жизнью, где в последние дни пребывали одни разочарования и потери. Он сунул руки в карманы в надежде, что там осталось еще достаточное для самоубийства количество таблеток. Чего лучше, проглотить лекарства и заснуть вечным сном, безболезненно и приятно, но на его горе или радость, в шве кармана застряли всего две пилюли. Он подержал их на ладони и перевернул кисть. «Значит, мне не суждено умереть от собственной руки», - с облегчением подумал Федор Иванович. Как хамелеон быстро меняет при опасности окраску, так и у Федора Ивановича моментально менялось настроение. Вместо вселенской тоски в него вселилась злоба, переполняя его, она искала выход. Мужчина юлой закрутился вокруг себя, бесцельно тыкая лучом фонарика по стенам. Он искал вора, Петра. «И, что это мне вздумалось уйти из жизни, ведь еще абсолютно ничего не потеряно. Петька не мог вынести драгоценности из подвала, значит, что? А, значит труп ворюги где-нибудь валяется с полными карманами украденных ювелирных изделий». – Вслух рассуждал мужчина и, как ищейка, потянул носом и, подсвечивая себе фонариком, пошел по узкому проходу. Он наизусть изучил все ответвления подвала и мог бы вслепую определиться, где находится?! Он был уверен, что скоро коридор закончится, и действительно фонарик вскоре уперся в земляную стену. Петра не было, ни живого, ни мертвого. Мужчина засуетился, повернул назад и бегом, насколько это позволяли низкие своды, припустился в обратный путь. Вот дверное полотно, - это выход во двор. Федор Иванович до боли в глазах приглядывался к земле, ожидая в любом холмике, в любой кучке увидеть тело Петра. Тела не было! Мужчина в изнеможении бухнулся на землю. «Все! Это конец! Петьки нет. Каким-то образом он смог выбраться из подвала. Но мне плевать, как?! Главное, что он вынес почти половину содержимого сундучка, и я уверен, что его самого теперь поминай, как звали. С такими-то сокровищами он давным-давно, пока я отлеживался в больнице, уже сдернул куда подальше от моих глаз». – Сделал вывод Федор Иванович, будто сам себе вынес смертный приговор. В его руке подрагивал уже меркнущий свет фонарика. Федор Иванович посмотрел на него ненавистным взглядом, размахнулся и, вымещая злость, бросил. Угасающий луч скользнул по стене и погас. Но Федору Ивановичу хватило этой секунды, чтобы увидеть то, чего здесь раньше никогда не было, на земляной стене из щепок была выложена стрелка, направленная вниз. Откуда у Федора Ивановича взялись силы? Только что он думал, что жизнь его окончена, и, что он прямо тут в подвале и обретет могилу, но что-то стукнуло ему в голову и он, встав накарачки, бросился к стене под стрелкой и стал рыть землю. Под ноготь зашла заноза, но мужчина не обратил внимания на такую ерунду, он копал… И вскоре его страдания были вознаграждены, и подвал огласил звериный рев, это закричал от радости обретения своих сокровищ Федор Иванович. Он в кромешной тьме перебирал драгоценности, пропуская между пальцев многочисленные кольца, браслеты, просто камешки, не имевшие оправы. Он сидел на голой земле, не чувствуя, как холод проникает через брюки. По его грязным щекам текли счастливые слезы. Наконец-то через множество дней мучений к нему вернулась удача. Он был несказанно рад найденным драгоценностям, и сейчас ему не хотелось даже думать о том, как они здесь оказались и, как выбрался из подземелья Петр? Он подумает об этом после…
* * *
Конечно, все магазины уже были закрыты. «Я б еще дольше возилась на работе…- Досадовала Агафья, отходя от закрытых дверей очередного магазина. Она взглянула на часики. - Десятый час… Нормальные люди давно уже дома, поужинали и смотрят телевизор, а может (вздохнула Агафья) читают увлекательную книгу, какую-нибудь захватывающую мелодраму. И я б могла быть на месте этих счастливцев, вместо того, чтобы унижаться перед каким-то инспекторишкой – пожарным. Правда, - Агафья хихикнула, - я не очень-то пресмыкалась перед ним. А, собственно, почему это я должна ходить на цирлах перед каким-то инспектором? Да еще перед таким неприятным типом. – Фу! – Передернулась Агафья. – И, к тому ж, он дурак. Это ж только идиот решится на такое… Подвинуть тонную статую… Что он там сморозил? – Вспоминала девушка, подняв руку и, держась за поручень в тесном автобусе. – Сказал, что за идолом мы храним пожароопасные материалы. Даа! У меня просто нет слов. - Агафья улыбнулась, вспомнив, как она поставила на место зарвавшегося парня. Жаль, что меня не видели и не слышали Котя и Катька. Думаю, им бы понравилось мое поведение: отбрить самодура при толпе народа. Здорово! И, все-таки, хорошо, что я не послушалась Катьку и не уволилась с работы. На людях время бежит быстрее, скоро вернется Котя. А почитать мои любимые любовные романы я могу и в свободное от работы время. Никто мне не мешает. А, что?.. Прямо сейчас перекушу что-нибудь, да и завалюсь с книжкой на диван. Что - бы такое перечитать? Жаль, что новых книг не купила… - Закусила по привычке нижнюю губу Агафья, и увидела свое отражение в черном окне автобуса. Но ее внимание привлекло не собственное отражение, а напряженное лицо молодого человека. Парень, словно истукан, уставился в одну, только ему видимую точку в черноте за окном. Автобус резко затормозил, тело девушки по инерции дернулось, и она почувствовала боль в руке. Она поморщилась и опустила руку, обхватив поручень у сиденья.
-Дрова везет…- Беззлобно прошептала она.
- Этточно… - Скороговоркой выговорил парень «истукан», и раздвинул губы.
«Я его где-то видела, - подумала Агафья, - но где? Очень неприятная физиономия. Прямо отталкивающая какая-то. Да, что это сегодня со мной? – Разозлилась она на себя. – У меня сегодня все неприятные. И охранник, и пожарный инспектор, и теперь вот этот парень… Но, где же я могла видеть это толстогубое лицо. В окне автобуса не очень-то разглядишь. И Агафья скосила глаза, пытаясь боковым зрением рассмотреть парня. Видно только его профиль. Курносый нос над губами лепешками. Агафья вздрогнула, она почувствовала, как по коже пробежали мурашки. - Со мной сегодня что-то не так! Это уж точно! Сначала была необоснованная злость к представителям мужского пола, а вот теперь вообще несусветное, что со мной происходит, зрительные галлюцинации. Теперь она вспомнила, где раньше видала это лицо?! Но покойники не оживают! Но, надо ж как похож на того парня, которого она обнаружила в своем собственном шкафу на балконе. Прямо ужасно похож. И рост невысокий, и голова, как после рахита, и губы толстые… Вот, если б он повернулся в фаз. Агафья уставилась в стекло и напрягла зрение, пытаясь рассмотреть знакомое лицо. Вдруг она почувствовала тыльной стороной руки влажную теплую ладонь. Девушка опустила глаза и увидала короткопалую мужскую руку, покрытую рыжими волосками. Эти мерзкие толстые, как сардельки пальцы пытались снять с нее кольцо, подарок Коти. Золотое кольцо с изумрудом… Она выдернула руку и машинально, как когда-то учил Котя, согнула ее в локте, сжала кисть в кулак и резко свободной рукой ударила по своему кулаку. Ее острый локоть угодил вору в солнечное сплетение, заставив согнуться пополам. И, если б не толпа пассажиров он непременно б растянулся на полу. Агафья уже без тени смущения повернула голову и уставилась в лицо потенциального вора. Он из-под лобья смотрел на нее ненавистными водянистыми глазами, держась за живот. Агафья улыбнулась и успокоено вздохнула. – Нет! Не он… Покойник не воскрес… А этого, что ей боятся? Что он может ей сделать, когда рядом столько людей? Может, стоит крикнуть: «Держи вора!» А вдруг у него в кармане ножичек, и не успею я и рта открыть, а он мне и вонзит его промеж ребер; вон как злобно смотрит и шепчет еще что-то. Ее мысли неожиданно прервали.
- Девушка, - прозвучал рядом женский голос, - вы на следующей выходите?.. Агафья закрутила усиленно головой, пытаясь определиться. Водитель остановок не объявлял, а в темноте окнА, кроме пассажиров автобуса ничего не было видно.
- Ну, что, девушка? Вы уснули что – ли? Выходите или нет? Так дайте людям выйти. – Толкала женщина в спину Агафью. Агафья встретилась взглядом со злыми глазами рыжего парня.
- Да – да, выхожу! – Поспешила она к выходу. Между лопаток у нее будто вонзили нож, спиной чувствовала ненавистный взгляд парня, и боялась обернуться, чтобы проверить идет он за ней или нет?! Агафью буквально вынесла из автобуса толпа пассажиров. Оказалось, что она не доехала двух остановок, но никакая сила в мире не заставила б ее вновь вернуться в автобус. Она обернулась и внимательно посмотрела на выходящих людей, которые, ступив на землю, растворялись в темноте. Парня вроде бы не было. Но как можно гарантированно утверждать, когда единственный фонарь одиноко освещал улицу где-то через квартал. Агафья проверила, на месте - ли кольцо. Слава Богу!.. Накинув капюшон и засунув руки в карманы, девушка зашагала к своему дому, все, ускоряя и ускоряя шаг; благо, что ветер был попутный. Она шла рядом с дорогой, по крайней мере, здесь было светлее от фар, проносящихся мимо машин, и уже не приходилось выбирать: быть обляпанной грязью из–под колес или жаться к домам и трястись от страха. Ледяной ветер дул с такой силой, что кажется, опрокинься на него спиной и не упадешь. Очередной порыв надвинул капюшон Агафье на лицо. Она с неохотой вытащила из карманов руки, которые сразу же покрылись мурашками, и затянула шнур на капюшоне. Он больше не сползал ей на глаза, но и слышимость значительно снизилась. «Вот так кто-нибудь подкрадется ко мне со спины, даст по голове и ограбит». – С испугом подумала девушка и резко обернулась, на всякий случай, зажав в кулаке ключи от квартиры; опять же по совету Коти. …Даже небольшая монета в кулаке увеличивает силу удара… Вроде бы никто ее не преследовал, если вообще можно было разглядеть кого-нибудь в этой темнотище. К тому ж долго вглядываться было невозможно, мешал ветер и заморосивший дождь. Агафья не заметила человека, который успел спрятаться за деревом всего в нескольких шагах от нее.
* * *
Мужчина «вел» Агафью от самого краеведческого музея, ожидая, когда она наконец-то соизволит выйти. Он часто посматривал на часы, злясь, что из-за нее теряет столько времени. Но менять свое решение не хотел, потому что хорошо себя знал; его злость со временем пройдет и он откажется от мести, а прощать выскочке никак нельзя. И вот теперь он шел за ней, думая, что провожает ее до дома, но она, видимо не очень торопилась, шла не спеша, глазея на витрины магазинов, многие из которых были уже закрыты. Возле магазина по продаже телефонов он чуть – ли не столкнулся с ней нос к носу. Позлорадствовал, когда увидел, как окислилась физиономия директорши, вхолостую дергавшей ручку двери. «Корова с куриными мозгами… Дольше б на работе руководила, да руками водила, начальница х… - Матюгнулся мужчина и сплюнул под ноги. – Тебя только и ждали! А теперь можешь поцеловать закрытую дверь или полюбоваться через витринное стекло на прилавки, что ты хотела купить, но так и не купила. Что тебе, телефончик понадобился? – Через зубы сипел он. – Связи захотела, коровища! Ну, при твоих формах у тебя только телефонная связь и может состояться». – Накручивал себя мужчина; он настолько увлекся обсуждением ее внешности с самим собой, что чуть не упал и теперь шел, внимательно смотря под ноги. Внезапно налетел ветер и мужчина, скукожившись, грея руки, обхватил себя под мышки, вспомнив, что у него нет наружных карманов. Он еле успел заскочить за Агафьей в переполненный автобус, его больно прищемило дверью, и целую остановку он ехал в подвешенном состоянии на подножке. Замерз, как цуцик и еще долго стучал зубами, пробираясь вглубь между плотными людскими спинами. В автобусе его укачало и разморило, глаза то и дело закрывались, и он все реже посматривал в сторону девушки. Судя по ее поведению, она в ближайшее время не собиралась выходить, повисла на поручне и глазела в окно. Как не сдерживался мужчина, как не таращил глаза, сон его одолел, и он, склонив голову, на ближайшую широкую спину, задремал. Может, он еще б долго спал, но автобус резко затормозил, мужчина дернулся, с трудом разлепил веки, и в первые секунды не мог понять, где он?! Потряс головой, пытаясь сбросить остатки сна, вдруг задергался, не увидев Агафьи на прежнем месте, наклонился над спинкой сиденья, нечаянно сбил шапку с головы сидящего солидного дядьки, нарвался на грубость, но девушки так и не увидел. Уже не на шутку обеспокоившись, наплевав на все сыпавшиеся в его адрес эпитеты, расталкивая локтями пассажиров, двинулся вперед. И только увидев девушку, удовлетворенно вздохнул. Вот она! Спускается по ступенькам, вернее, неуправляемая толпа выносит ее из автобуса. Но она сразу не отходит от дверей, а, обернувшись, внимательно всматривается в людей, покидающих автобус. «Неужели заметила меня. – Отпрянул мужчина и пропустил вперед себя двоих: женщину с подозрением окинувшую его взглядом, и тут же прижавшую к груди хилую сумку и парня болезненного вида, державшегося за живот. Его, вероятно, прихватило, потому, как на ступеньке он малость притормозил и скривился, а выпрыгнул парень уже на ходу, насильно раздвинув створки двери. Мужчина выйти не успел и зло пнул, захлопнувшиеся перед носом двери, с досадой смотрел на отдалявшуюся Агафью. Он злился на нее, на парня, из-за которого вовремя не вышел из автобуса, на Агафью, проклинал потерянный день и долбанный автобус, который завез его к черту на кулички, в противоположную от дома сторону. На следующей остановке он выпрыгнул из автобуса и выматерился: «Мать твою! Так и есть! Паразит шоферюга остановился как раз возле большущей лужи и, конечно же, он в нее угодил. Плохо проклеенные ботинки тут же всосали ледяную воду, носки намокли, а пальцы заледенели. Обратно идти пришлось против ветра, и мужчина в сотый раз пожалел, что не прихватил перчаток. По привычке поелозил по бокам куртки, пытаясь нащупать спасительные карманы, но только крякнул от досады. Обнял себя, сунув руки под мышки, низко наклонил голову и, морщась от хлюпающей воды в башмаках, зашагал, не выбирая дороги. Зачем?!. Больше промокнуть, чем он уже промок, невозможно. Насморк обеспечен, как пить дать. На больничный идти не желательно, так как неизвестно, как посмотрит на это новое начальство. Собственно, почему это «неизвестно»? Очень даже известно! Хреново посмотрит. Людей итак не хватает. Мужчина оглянулся, - не покажется ли автобус? Из транспорта, кроме легковушек, которые так и старались въехать в лужу, чтобы обляпать, ничего не было. Да уже и не имело смысла переходить дорогу, все равно на следующем перекрестке придется сворачивать. Мужчина дошел до развилки дорог и повернул голову, пытаясь прочитать название улицы. Какое там… Ничего не видать! Он свернул в сторону углового дома и тут же увидел ее. От неожиданности он остолбенел и открыл рот. Коровища, как ни в чем не бывало, шла прямо ему навстречу. Он даже растерялся и стал быстро соображать, что же делать? Никакой дельной мысли сразу в голову не приходило. Воровато озираясь по сторонам, он метнулся к дому и прилип к стене. Но его опасения были беспочвенны, так как девушка шла по кромке тротуара и внимательно смотрела себе под ноги. Мужчина пропустил ее вперед, оторвался от стены и перебежками от дерева к дереву, пошел за ней. Теперь идти было значительно легче, ветер был попутным. Его даже перестала раздражать хлюпающая в башмаках грязная вода, у него появился стимул. Правда он еще не решил, как накажет выскочку?! Но это не главное. Сейчас важнее узнать ее адрес, а потом уж он решит, что делать с ней?! Без наказания он уж точно ее не оставит, иначе просто перестанет себя уважать. Убивать он ее не собирается, по крайней мере, пока он об этом не думал. Может, в перспективе он и надумает, но не сейчас, ибо это дело очень опасное, и надо к нему будет хорошо подготовиться, чтобы не наследить. Насиловать ее он тоже не станет. Вот еще, она совершенно не в его вкусе. Что б такое придумать, чтобы подгадить ей? Может, пихнуть ее сейчас в лужу, да и посмотреть, как будет в грязной воде барахтаться коровища? Но нет, - это не достойно настоящего мужчины. – Расправил плечи «настоящий мужчина» и хмыкнул. – А, может, толкнуть ее будто невзначай под машину? Она, как нарочно для этого выбрала самое подходящее место, кромка тротуара. Мужчина так увлекся сладкой мечтой о месте, что потерял бдительность и еле – еле успел спрятаться за ближайшее дерево. Директриса не то услышала посторонний звук, донесенный до нее ветром, не то интуитивно почувствовала опасность, но так или иначе, она оглянулась и остановилась, уставившись в темноту. Мужчине показалось, что она в упор смотрит на него, и ему стало неуютно под пристальным взглядом девушки. Он опасался высунуть голову из своего укрытия и встретиться взглядом с ненавистными глазами выскочки. Но долго стоять в неведении тоже нет резона, этак она может далеко уйти или свернуть куда-нибудь. Да и ноги что-то без движения стали подмерзать, и он решился. Сначала немного высунул голову из укрытия, постоял, не двигаясь, всматриваясь в стволы деревьев. Агафья не показывалась. Тогда он окончательно осмелел и вышел из-за дерева. Может она наблюдает за ним, и сейчас, стоя за каким-нибудь густым кустарником, смеется над ним. Но, если это так, значит, он раскрыт, и прятаться больше не имеет смысла. Хорошо уже то, что в такой темени она не могла узнать его . Мало – ли кто за ней идет. Может, кто-нибудь увязался, чтобы познакомиться… Но, где ж она, потенциальный предмет для знакомства? Мужчина потоптался на месте, всматриваясь в темноту. Ни вблизи, ни вдали ее не было. Он в открытую бежал от дерева к дереву, заглядывал в гущу кустарников. Нет! Замаячила автобусная остановка. Мужчина в последней надежде подбежал к ней, но там, под навесом уютно расположились, скрываясь от дождя, алкаши. Запахло дешевой водкой и ржаным хлебом. Только сейчас мужчина понял, что ужасно проголодался; в животе заурчало, и он шумно заглотнул слюну. Кажется, пригласи его сейчас алкаш в свою кампанию, и он с радостью примет их хлеб – соль. Но троица искоса посмотрела на него, и один разлил по пластиковым стаканчикам содержимое бутылки. «Ну, будем!..» - Произнес тост самый разговорчивый, опрокинул в рот пойло, и захрустел соленым огурцом. Это стало последней каплей для пустого желудка мужчины, он сорвался с места, перебежал дорогу и поднял руку, голосуя.
* * *
Федор Иванович наконец-то заставил себя оторваться от вновь обретенного сокровища. На ощупь собрал с земли все драгоценности и засунул в тесные брючные карманы. Поковырял пальцами землю, - не осталось – ли еще там чего?!. Пальцы нащупали колечко. Он покачал головой и надел его на мизинец. Повозился еще в земле, пересеивая ее между пальцев, но больше ничего не обнаружил. Хотел поискать брошенный фонарик, но быстро оставил эту затею. Зачем ему фонарь, который не светит? А заряжать его все равно негде. Теперь надо подумать, что делать с сокровищами?! Ясно, что нести на себе такое богатство, совершенно неразумно. Тем более, возвращаться в больницу ему придется за полночь. Тут любой может его обнести. Выход у него оставался только один: положить все это обратно в сундучок. Федор Иванович горестно замотал головой, вспомнив, что секретный ход раскрыт. Проклятый Петька! Что б он сдох! А, ведь, наверное, и окочурился?!. Если б он нашел выход из подземелья, то вышел бы непременно с найденными драгоценностями, а он их закопал. Значит, он где-то здесь и сам неподалеку валяется. Просто в темноте я его не нашел. Да здесь столько ходов и ответвлений, что сам черт ногу сломит. Но надо будет в следующий мой поход поискать труп, если, конечно, его до меня не нашли крысы. Тогда уж точно я не обнаружу тело, разве что кости… - Цинично хмыкнул Федор Иванович, направляясь вслепую к сундучку. Его он быстро обнаружил, споткнувшись о железные бока и больно зашибив пальцы. Он скривился и присел рядом со своим добром, подняв крышку. Не спеша, один за другим, выковырял из карманов драгоценные изделия и упаковал их назад в сундучок, разровнял ладонью и прикрыл крышкой, которая издала приятный уху мелодичный звук. Федор Иванович хмыкнул: «Ну, надо же! Столько лет открывал и закрывал крышку сундучка, столько лет слушал мелодию, а только сейчас узнал ее. Это же его любимый Григ. А вещь называется: «В пещере горного короля». Очень символично…» - Еще раз хмыкнул Федор Иванович, и решил, что это есть добрый знак. Настроение у него значительно улучшилось, он отряхнул от земли брюки и, расставив в стороны руки, зашагал, согнувшись к выходу из подземелья. Уже у самой двери он резко затормозил, словно уткнувшись в стену. «Какого хрена меня сюда принесло? – Вслух выругался он, и тут же закрыл себе рот грязной ладонью, и прислушался. – За дверью, ведущей в музей, стояла могильная тишина. Не было слышно никаких движений. – «Интересно, обнаружили или нет? – Подумал мужчина, и снова приник ухом к полотну двери. – Дал я маху! Надо было убрать за собой следы, зря поторопился. Но, дело уже сделано, и исправить промах нельзя. Любопытно, кто сегодня дежурит?! Я совершенно сбился с графика. Когда заходил в музей, на месте охранника вообще никого не было. В другой бы раз обязательно нашел его и начистил мозги, но сегодня… Если на смене Колька, то можно быть совершенно спокойным. Парень, как сурок дрыхнет в своей норе». Но никакая сила в мире не заставит Федора Ивановича уходить той же дорогой. С него уже итак хватит сегодняшних стрессов, а надо еще возвращаться в больницу, встречаться с ненавистной санитаркой. Хорошее настроение вмиг улетучилось, как только он вспомнил про шантажистку. Может, ну ее?! И санитарку, и саму травматологию… Ведь он совершенно здоров. Его давным – давно перестало тошнить, голова не болит. По крайней мере, до сегодняшнего дня не болела, пока не навесил на себя проблему. Но домой возвращаться нельзя. Далеко идти, ключей нет, да и денег на дорогу тоже… Федор Иванович дошел до второго входа в подземный коридор и пошарил над дверью, - в прошлый раз он предусмотрительно оставил там запасной ключ. Ключ лежал на месте. Мужчина потыкал им в дверь, пока он не вошел в скважину и легко клацнул в смазанном замке. Федор Иванович положил его в карман куртки, забыв, что он с мясом отодран санитаркой. - И, когда Федор Иванович, выходил со двора, ключ выскользнул и упал в грязь, но мужчина этого не заметил, а бодро зашагал в сторону больницы. Начался дождь осенний, студеный с порывами ветра, направляющими в лицо холодные капли, которые застревали на бровях, повисали на кончике носа, скатывались по щетине и просачивались за воротник, заставляя мужчину поднимать плечи к ушам и ежиться. Хорошо, что хоть энергетики не экономили, и сквозь пелену дождя просвечивался свет от уличных фонарей, скудно расставленных вдоль дороги. Дойдя до очередного пятна света, Федор Иванович резко остановился, будто что-то вспомнил, и поднес к носу мизинец, кольцо, застрявшее на первой фаланге, даже при таком тусклом освещении, прыснуло в глаза всеми цветами радуги от чистейшей воды бриллианта. Федор Иванович залюбовался игрой света на многочисленных гранях камня. Он не выдержал и по-мальчишески присвистнул, цокая языком. Такая красотаа! И с такой прелестью придется расстаться. И, главное, если б оно досталось красивой стоящей его женщине, Агафье, а то, ведь… Эта невежественная санитарка не сможет оценить всей красоты и богатства изделия. И, что обидно, колечко превысило сумму, указанную в расписке, в разы. «Конечно, в идеале было б отдать шантажистке деньги, но для этого надо продать кольцо, - а кому? Был единственный человек, которому он доверял, - это Остап. Тот обязательно купил бы колечко; конечно, вначале б повыламывался, чтобы сбить цену, но в итоге все равно б купил. А, что торгуется, - так это нормально. Только куры от себя гребут, а человек, если умный, а в уме Остапу не откажешь, недаром столько лет сидит в депутатском кресле, выгоду свою не упустит. – Думал Федор Иванович, забыв свои обиды на уехавшего отдыхать товарища. – Счастливец! Греется под теплыми лучами испанского солнышка, да и с собой «солнышко» увез, как я слышал, - цыкнул языком мужчина. - И здесь он перещеголял меня, я б тоже не прочь поехать отдохнуть с Агафьей, - а что? Денег у меня поболе будет, чем у Остапа, такой бы комфорт обеспечил ей, что вспоминала б не один год, стоя у плиты на моей кухне и готовя борщи. Работать в музее я бы ей однозначно запретил, да и не только в музее, а вообще… На такую красоту я б один любовался. И Федор Иванович почувствовал, как взмокли ладони, когда он представил Агафью обнаженной, в одном передничке, стоящей у стола. А на ее пухлом пальчике красуется вот это самое колечко». – Мечтал Федор Иванович, стоя под фонарем, уставившись в бриллиант. Возвращаться в подземелье не имело смысла, так как в темноте он все равно б не смог ничего выбрать. Сам виноват! Придется отдать этой Клаве такое сокровище. Но я вправе потребовать разницу в оплате. Тем более свою цель посещения подземелья он так и не достиг, ведь он хотел совершенно другого, выбрать что-нибудь попроще и продать, чтобы иметь хоть немного денег. Но получилось не так, как он загадал. И виноват в этом снова Петька, будь он трижды неладен! Из-за него чуть умом не тронулся, когда увидел, как мерзавец ополовинил сундучок. Федор Иванович снова накрутил себя, и к больнице подошел злой, как черт. В данную минуту он хотел только одного, чтобы его не трогали. Вот сейчас он потихоньку откроет дверь и пройдет к себе в палату. А все разборки с санитаркой оставит на завтра, потому как утро вечера мудренее. Может, завтра Клавдия Никитична вообще откажется от своих притязаний и скажет, что просто пошутила, хотела отомстить ему за то, что ей приходится убирать за ходячим больным. Она, вроде бы так и намекала ему… Но его мечтаниям не суждено было исполнится. Только он перенес ногу за порог, как перед ним, словно чертик из коробочки, выпрыгнула Клавдия Никитична. На ней были все те же «инквизиторские» перчатки. Одной рукой она придерживала дверь, а другую уперла в бок.
- Ну, что? – Улыбнулась она садистской улыбкой.
- ??? – Поднял в недоумении плечи Федор Иванович, еще надеясь на чудо.
- Так ты, что? Не принес?! – Зашипела Клавдия Никитична, и поспешила захлопнуть за спиной Федора Ивановича дверь. – Чо глаза-то таращишь? Не вздумай только сказать, что не нашел денег. У меня этот номер не пройдет. Думаешь, я зря ночь не спала, выглядывая тебя. Вон онии, таблеточки-то с твоими отпечатками пальцев, - потрясла санитарка кулечком с кучей таблеток. Федор Иванович только сейчас догадался, зачем на ней были резиновые перчатки?! Гадина все заранее предусмотрела, разработала план. И таблетки в карман подложила, и перчатки на руки натянула. Федору Ивановичу даже показалось, что в пакете гораздо больше таблеток, чем он откладывал под свой матрац, да и капсулки другого цвета прибавились. В животе у него стало холодно, а щеки горели. «Вон она что задумалаа! Ей ничего не стоило достать сильный наркотик, например, морфин или еще чего-нибудь, да и подсунуть к его таблеткам. Теперь он точно будет повязан. Руководство больницы поверит, конечно – же, своей сотруднице, а не ему. А уж она-то в красках расскажет, как застала его, Федора Ивановича, за воровством наркосодержащих препаратов, и поймала с поличным, когда он ночью тайком выбирался из больницы. И повяжут его бедолагу, как пить дать, а она предстанет, как героиня, еще и премию получит. Ничего не поделаешь, придется отдать кольцо. И Федор Иванович, жалко улыбаясь, принялся стягивать с фаланги тесное колечко.
- Клавдия Никитична, вы меня не так поняли, - заискивающе улыбаясь, проблеял он. - Вот кольцо. Давайте сюда расписку, да и таблетки тоже… - Добавил он осмелев. – Хотя, нет! Если уж честно, то давайте сделаем так. Ввиду того, что кольцо стоит гораздо дороже пяти тысяч, а у вас с собой естественно нет в наличии большой суммы денег, чтобы выплатить мне разницу, то теперь я попрошу вас написать мне расписку. Она должна быть примерно такого же содержания, как и написанная мною…
- Чегоо?! – Прищурилась санитарка, помогая мужчине стащить с пальца кольцо. – И вот эта фитюлька… - посмотрела она иронично на переливавшийся камень, - …стоит пять тысяч баксов?
- Что выы?! Кольцо стоит значительно дороже. Это редкий экземпляр, можно сказать, оно в единственном числе в нашем городе. Вы уж мне поверьте! Я знаю, что говорю! - Убеждал ее Федор Иванович.
- А вы, что, ювелир, что – ли? – Хмыкнула Клавдия Никитична, стаскивая с кисти резиновую перчатку и ввинчивая на толстый палец колечко, любуясь игрой света на гранях камня. – А я слышала, что вы вроде бы музейщик. Знать, сбрехали… - Склонила она по-птичьи голову на бок.
Федор Иванович не отрывал глаз от покидающего его навсегда сокровища. Разве такой палец оно должно было украсить?! Вон… Она еле напялила его.
- Я не ювелир, - скорбно вздохнул он. – Так… Коллекционер – любитель. - Сказал он и тут же понял, что сморозил глупость. Он отметил, что его признание не осталось незамеченным, санитарка подняла на него вопросительные глаза и улыбнулась. Он попытался замять свою оплошность. – Но это, так сказать, для красного словца. У меня осталось небольшое наследство и…
- От бабушки… - продолжила за него санитарка и, задрав голову так, что стала видна ее морщинистая «гусиная» шея, захохотала. Потом воровато оглянулась по сторонам, - не услышал – ли ее спящий охранник, и перевела взгляд на кольцо, пошевелив пальцами. Она не могла скрыть своего чувства, да у нее это и не получилось бы, слишком алчным был ее взгляд. – Охх, Федор Иваныч, да все так говорят, когда дело касается цацек. То от бабушки, то фамильные драгоценности… А действительность оказывается значительно банальней.
- Вы, что имеете в виду? – Сделал наивные глаза Федор Иванович. – Вы, что, не верите мне, что кольцо из бабушкиной коллекции?
- Да мне плевать, откуда оно?! Хоть из бабушкиной, хоть из дедушкиной… Хоть вы скупали краденые драгоценности, а хоть и сами…
- Нуу, знаете – ли, этак мы с вами договоримся и до криминала, - возмутился Федор Иванович, разозлившись на женщину за то, что она была не так уж и далека от истины. Ведь большинство ювелирных изделий ему достались не из чистых рук. Конечно же, они были украдены, и пусть не им самим, но ведь это не умаляет его участия. Он прекрасно знал, «что» покупает, и у кого?! Просто он не хотел задумываться над тем, кто раньше носил эту прелесть и жив ли этот человек, - зачем? Ведь он сам не замарал в крови руки, а что многие изделия «испачканы», - так в этот нет его вины. Он зло посмотрел на Клавдию Никитичну, которая и с места не сдвинулась, чтобы написать расписку. Она все продолжала таращить глаза на чужое добро. – Ну, так что? Я не вижу моей расписки и не лицезрю, что вы пишите свою… - с сарказмом отметил Федор Иванович.
- Ладно, уговорили! - Строго произнесла санитарка, засовывая в карман халата руку с кольцом. Рука коснулась пакетика с таблетками и женщина хищно оскалилась.
* * *
Агафья прямо затылком чувствовала, что за ней наблюдают. Она несколько раз оглядывалась, но никого не видела, только дождь, словно хотел отрезвить ее, бросал ей в лицо капли холодного дождя. Но ей по-настоящему было страшно, и щеки горели. Она все чаще останавливалась, оглядывалась, всматриваясь в голые заросли кустарников и черные, будто мертвые стволы деревьев. Теперь ей казалось, что все они на стороне ее врага, предоставляют тому временное укрытие. Прячущийся человек естественно не мог быть ей другом, - зачем человеку скрываться, если он не задумал против нее дурное. Значит, - это был плохой человек. И, что он от нее хочет этот нехороший трусливый человек?.. Агафья покрылась пупырышками, вся от макушки до пят. Намокшие листья, заглушавшие шаги, тоже были на стороне того, который сейчас ее почему-то преследует. За своей спиной Агафья не слышала шороха, только скрип голых ветвей на ветру. Она ускорила шаг, почти бежала, подстегиваемая ветром. Вдруг девушка резко остановилась, будто споткнувшись, и повернула голову назад, - так и есть! А она еще сомневалась и уговаривала себя, что это ей только кажется. Нет, нет и нет! К сожалению, преследователь был настоящий, а не из ее больного воображения. Вот, мужской силуэт, будто перечеркнутый косыми дождевыми струями, на секунду замер и нырнул за ближайший кустарник. Агафья от страха не могла пошевелить ногами и, как во сне молча, открывала рот: «Помогитее!» Но из ее побелевших трясущихся губ не слетало, ни звука. Она не могла отвести взгляда от кустарника, где сейчас прятался… Она даже не могла определить: «Кто?» Грабитель или… Может, даже и убийца, - с ужасом предположила она. Когда это он за ней увязался? Она почувствовала себя неспокойно сразу же, как только вышла из автобуса, поэтому и выбрала наименее опасный для нее путь, рядом с проезжей частью. Так, все-таки, что ему от нее надо? Агафье показалось, что это не вор из автобуса, посягнувший на ее кольцо, вроде бы у этого телосложение плотнее. А может, ей это только кажется? В такой темнотище разве разглядишь. Ясно было лишь одно, что преследователь мужчина. Но, если он идет за ней от автобусной остановки, то у него было куча возможностей, чтобы ограбить ее, или… - Агафья вновь затряслась. От остановки до остановки такая темень, и ни одного прохожего, что ОН мог сто раз уже ее убить, и спокойненько похоронить здесь же под ближайшим кустиком. И никто б не пришел ей на помощь. А воровать у нее нечего! Вон, даже сумки, и той в руках нет. Она так и не сподобилась купить себе сегодня сумку и телефон. И надо было притащиться именно сегодня инспектору из пожарного надзора. Столько времени отнял… Но, где ж этот прятальщик? Сколько он будет еще прятаться от нее и, когда она узнает о цели его слежки? - Она вытерла ладонью, залитое дождем, лицо и сунула мокрую руку в карман, немного приходя в себя и успокаиваясь. Надо рассуждать логически: если до сего времени ОН ее не ограбил, не убил, не изнасиловал (Агафья поежилась), значит у него другая цель. И она, кажется, догадывается о ней. Ему нужна вовсе не она, а ее квартира. Где деньги лежат… - Хмыкнула глупо девушка. – Может, ему кто-то рассказал о Косте, может ее мужа признали, как великого художника? И теперь все богачи будут охотиться за его работами, чтобы пополнить свои коллекции уникальными произведениями искусств. А у Агафьи в квартире два таких «произведения», причем одно из них висит прямо на выходе в прихожей. Заходи и снимай со стены раритет. А, что?.. Такое запросто может быть! Допустим, коллекционер знает о Косте, но не знает, где он живет?! Но ему каким-то образом известно, что Костя женат на мне, и еще известно, где я работаю. И вот он нанимает человека проследить за мной, чтобы узнать адрес, и тот следит… Логично? – Сама у себя спросила Агафья, и сама ж себе ответила: «Логично – то, логично! Но, если б эти мои рассуждения сейчас слышала Катька, то б она от них не оставила камня на камне. Обозвала б дурехой и приказала сидеть себе дома за десятью замками и читать мои любимые любовные романы, а не заниматься всякими расследованиями и не строить предположений, в которых я, если честно сознаться, вовсе не сильна». Да, - это действительно просто смешно! Чо-то я залезла в какие-то дебри, еще и Котю сюда приплела. Как я по нему соскучилась! Вот, он вернется из Италии, и мне не придется ночью одной возвращаться домой с работы. Мне вообще не надо будет ходить на работу. Рожу ему ребеночка, а может даже сразу двоих, и заделаюсь многодетной матерью. Буду вести домашнее хозяйство, расхаживать по чисто убранной квартире в своем любимом халате и поджидать возвращения с работы заботливого, любящего мужа. - Мыслями Агафья улетела далеко, к Косте в Италию и напрочь забыла о своем преследователе. А, может, ей действительно показалось, что кто-то идет именно за ней. Ну да! Просто мужик шел той же дорогой, что и она. Ну, и что?!. Ему надо в ту же сторону. А, что он в кусты забежал… Так это вообще легко объясняется. Приспичило ему по малой нужде, вот он и нырнул. Ну, что-то он там надолго застрял. Наверно, с кишечником что-то. Небось сидит там и меня проклинает, что я не свожу глаз с его туалета. – Хмыкнула девушка. - А, может, пока я витала в облаках, ОН давным давно управился, перешел на другую сторону улицы и был таков. И Агафья отвернула от злосчастных кустов голову и, успокоившись, уже собралась продолжить свой путь, но вдруг прямо за ее спиной треснула ветка. И девушка, не оборачиваясь, бросилась к дороге, голосуя, поднимая сразу обе руки. На ее счастье первая же машина остановилась, и она, дернув дверцу, мешком упала на заднее сиденье. Водителю пришлось два раза переспросить адрес, потому что от волнения она не могла отдышаться и заикалась.
* * *
- Меня легко уговорить, потому как характер уступчивый и легкий, хоть этого и не хочет признавать мой разлюбезный зятек. Представляете, Федор Иваныч, зять говорит, что я мегера, как и моя дочечка. Разве не обидно? Вот скажите! Бросила институт, всю жизнь я посвятила своей дочери, воспитывала ее для будущего мужа, сама второй раз замуж так и не вышла, а ведь сватались ко мне достойные люди. Но, думаю: «Нет! Мужа для себя, красивой и умной, легко найду, а вот внимательного отца для своего единственного ребенка… Тут бабушка надвое сказала». Вот и решила не рисковать счастьем своей дочери - и, что? Моя жертва не была оценена, зять называет мою дочку эгоисткой, помешанной на деньгах. А ведь я все, ну все, казалось бы, для них делала, не жалела здоровья своего, в свое свободное время вместо отдыха подрабатывала. И все для них, для них… Вот и колечко это… Думаете, Федор Иваныч, я для себя его у вас…- Женщина подбирала слова… - Выкупила… Мне уже ничего не надо. Я подарю его дочери, пусть у нее память обо мне останется. Как вы думаете, достойный подарок для красивой молодой женщины?
«Для красивой и молодой, конечно! – Горестно подумал Федор Иванович, снова вспомнив об Агафье. – Но мне что-то не понятны высказывания санитарки насчет того, что она выкупила у меня кольцо».
- Клавдия Никитична, все рассказанное вами крайне интересно, но мне по совести говоря, уже хочется спать. К тому ж я промок под дождем, и простудиться вовсе не хочется. Выписаться из больницы и дома свалиться с гриппом? – Меня не устраивает такая перспектива. Так что давайте закончим с вами наши дела. Я вижу, что угодил вам, и кольцо пришлось вам по душе и, надеюсь, вашей красивой дочери тоже понравится. Давайте сюда лекарство и черкните мне расписку в счет разницы в оплате. Ааа! Чуть не забыл, мою расписочку-то верните!
- Так вы говорите, что в вашей коллекции, оставленной вам бабушкой, есть еще ювелирные украшения? – Не слушая его, спросила санитарка, прокручивая в голове что-то свое, только ей ведомое. «А, почему б и нет? – Думала она. – По всему видать, мужик, хоть и директор, но слабак и трус, к тому же. Ишь как быстро он попался мне на крючок. Видать, у него рыльце в пушку, поэтому он шугается своего отражения. Да и с головой у него, по всему видать, не все в порядке, так что жаль будет его с крючка-то снимать. Коль попалась мне такая рыбка золотая, так и надо будет выдоить ее основательно». – Про какую такую расписку вы лопочите? – Издевательским голосом, не скрывая своего презрения к мужчине, спросила санитарка. – Что-то я в толк не возьму. А таблетки? Вот они, родименькие! В кармашке у меня устроились так уютненько, что и вынимать жаль. Может, пусть себе немного полежат, а? Совсем недолго, пока вы сбегаете за украшением. – Клавдия Никитична перевела взгляд на кольцо, на секунду вытащив руку из кармана, и тут же пряча ее назад. – Что-нибудь вот такого же, с белым камнем. Не обязательно это будет кольцо, пусть браслетик или колье, к примеру. – Ухмылялась она, нагло глядя в глаза мужчине. – А, если это будет сразу две вещи: браслет и колье, тогда у меня память моментально проснется, и я вспомню о вашей расписке, да и злосчастные таблетки отдам. Видите, какая я добрая. Вы сможете еще наварить на этих вот, как там их зовут наркоманы, - колесах. Ну, как, договорились?
Федор Иванович не мог поверить тому, что сейчас с ним происходило. Ведь он хотел поступить по-честному, хотя о какой чести можно говорить с этой мерзкой бабой. Он соглашался даже отдать ей раритетное кольцо за гораздо меньшую стоимость, а она… У него просто не было слов. Он понял, что попал в загребущие руки шантажистке, и она его уже никогда не отпустит. И дело даже не в том, что он проболтался на счет ювелирной коллекции. Не скажи ей про коллекцию, она все равно б присосалась к нему, как пиявка, и стала б сосать с него если не драгоценности, так деньги. Шантажистам всегда мало, у них аппетит приходит во время еды. И чем больше они получают, тем больше им хочется. И конца и края этому никогда не будет. Паразитка хочет сделать из него постоянную дойную корову, но неет! Не на того напала. Таким, как она не должно сойти с рук. Один такой был, хоть и не шантажировал меня, но слишком нос у него был длинный. И, где сейчас Петро? Через много лет может, найдут его кости, и станут показывать, как находку при раскопках. Федор Иванович хихикнул своим мыслям. Настроение у него исправилось, и злость на санитарку напрочь улетучилась. Что на нее злиться-то? Хорошо, что она сразу в один день показала свое лицо и острые зубки. А то ведь могла б свою сущность открыть после, когда я б расслабился и успокоился. А так… Все можно решить прямо сразу. Как говорится, не отходя от кассы. Долгое молчание Федора Ивановича не понравилось Клавдии Никитичне. В первый раз он быстрее сообразил, что от него требуется, а сейчас чо-то думает. Надо б поторопить его.
- Федор Иваныыч! – Заглянула она в глаза мужчине. – Вы там не заснули, случаем? – насмешничала она. – На счет сна вы можете не беспокоиться! Если разгуляетесь, то так и быть, я верну вам пару штук транквилизаторов из вашего запаса. Глотнете, и заснете сладким сном младенца. Но это только после того, как вы рассчитаетесь со мной. Совесть ваша будет чиста, никаких долгов за вами не будет. – Монотонно, словно гипнотизируя, говорила Клавдия Никитична, уставившись в переносицу Федору Ивановичу. – Избавившись от порочного желтого металла, вы обретете покой и счастье. Для вас будет лучше, если вы отдадите мне все драгоценности. Я избавлю вас от вечного страха потери ювелирных украшений. Я возьму на себя тревогу за них, принимая от вас безвозмездно все изделия. Вы прямо сейчас вернетесь домой за ними, и принесете мне все до единого колечка. Вы будете действовать, как во снее. Отдадите мне драгоценности и сразу же забудете про них и про меняя. - Видя, как клюет носом мужчина, санитарка вдруг подумала о том, что может она, обладает гипнозом, - а что? Такое может случиться с каждым, не зависимо от возраста. Дар может проявиться в любое время, а быть может, он у нее и был, просто она не догадывалась об этом. Жаль! Столько возможностей было упущено. Уж она б распорядилась таким даром по уму.
И Клавдия Никитична прикрыла глаза, далеко улетая в мечтах и теряя бдительность. К реальности ее вернул Федор Иванович. Она опомнилась только тогда, когда его рука проскользнула ей в карман и вытащила на свет божий пакет со злосчастными таблетками. Женщина сама того, не ведая, подсказала Федору Ивановичу, как можно быстро от нее избавиться?! Напрасно она посчитала его недалеким, а своими потугами в гипнотическом трансе, Клавдия Никитична вынесла себе приговор. Она слишком высоко вознеслась над ним, не рассчитала свои силы, и это стало для нее роковой ошибкой. Федор Иванович был далеко не глуп и уж, конечно, не слабак. Клавдия Никитична попыталась вырвать пакетик, но он оттолкнул ее с такой силой, что женщина врезалась в стену, ойкнула и сползла вниз, некрасиво обнажив ноги в задравшемся халате. Федор Иванович не собирался ждать, пока к ней вернется сознание, он действовал быстро и решительно. Во-первых, проверил все карманы на наличие записки, - ее не было! Он закусил губу и окинул взглядом коридор, - только голые стены, бумажку никуда не спрячешь. «Куда она могла ее сунуть? – Рассуждал он. Но так не до чего и не додумался. – Надо будет спросить у нее самой. – Решил он. – Но для этого нужно, по крайней мере, чтобы она пришла в себя». Федор Иванович вспомнил, что за углом находится туалет. Он быстро нырнул за угол, и нашел в туалете все, что ему требовалось. На подоконнике стояла мутная стеклянная банка. Он поднес ее к носу и скривился, - хлорка. Не страшно! – Цинично усмехнулся мужчина, - трупу хуже не будет, разве что дольше сохранится, - снова хмыкнул он, наливая из-под крана воду и высыпая почти все имевшиеся в пакете таблетки в банку. Он хотел и содержимое капсул высыпать туда же, но в последнее время передумал, что-то соображая в уме. Успокаиваясь, глубоко вздохнул и пальцем помешал в банке, пока взвесь не растворилась. Немного постоял, смотря, как исчезает воронка, и часть взвеси оседает на дно. Покачал головой недовольно. Большая часть выпала в осадок. «Вот так всегда, - подумал он, - осадок всегда на дне». Возвращаясь назад к Клавдии Никитичне, он, не переставая, тряс банку. Вернулся Федор Иванович как раз вовремя; женщина застонала и ухватилась за затылок, открыла мутные глаза. Ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы силуэт перед ней перестал расплываться и принял нормальный вид.
- Ну, что? Уже лучше? – Заботливо спросил Федор Иванович, поддерживая за голову санитарку и поднося к ее рту смертельный раствор. – Нате выпейте! Вам станет лучше! – Хмыкнул он, насильно вливая в рот женщине напиток. Ему пришлось даже ударить слегка по дну банки, чтобы не потерять ни одной драгоценной капли. – Немножко горько? – Улыбнулся он женщине. – Ничего, потерпите! Скоро, совсем скоро – ро, - подражая ее интонации, - говорил он, - вы заснете сладким – пресладким сном. Вам будет хорошо и приятноо! Очистите свою совесть, а может, и душу… - Добавил он. - Но, пока вы еще на этом свете, скажите, куда вы дели мою расписку?
- Так ты урод, дал мне яд?! – С ненавистью посмотрела она в глаза мужчине. – Я сейчас буду кричать, тебе не поздоровится, - женщина хотела крикнуть, но горло перехватило спазмом и изо рта раздалось шипение.
- Фу, как грубо! Почему это я «урод»? Может, не очень красив, но для мужчины внешность у меня даже ничего, не говоря уж о моих мужских достоинствах. Но их, к сожалению, вы, уважаемая, уже никогда не сможете оценить. Хотя… - Наклонился он к самым глазам женщины, – …еще не все потеряно. Если вы скажите, где расписка, то я разрешу вам промыть желудок. Ведь, я ни какой-то там отравитель, и яда я вам не давал, - это только таблеточки, которые, хочу вам напомнить, ВЫ подложили мне в карман. И вы ж хотели любезно мне дать их, чтобы избавить от бессонницы. Разве не так? Ну, воот! А вы… «урод… яд…» - Артистически вздохнул мужчина. – Для вас будет лучше, если вы мне отдадите расписку. Так вы избавитесь от страхаа. – Продолжал он ерничать. – Прямо сейчас отдадите мне бумагу и сразу же забудете о ней. Вам станет комфортно. Клавдия Никитична, вы что, заснули, что - ли? – Наклонился он к женщине, уставившись на ее переносицу. – Время идет, и у вас остается его все меньше и меньше. Кому, как не вам, медику с незаконченным высшим, не знать этого. Я от своей щедрости высыпал большую часть лекарства. Думаю, зачем жалеть для Клавдии Никитичны? К тому ж, там и ее часть снадобий имеется.
- У меня в лифчике… - Еле слышно прошептала женщина немеющими губами, пытаясь безрезультатно поднять наливавшуюся свинцом руку. – Ты… Вы… Обещал сделать мне промы – ва – ние жел… - Это были последние обрывки слов, произнесенных Клавдией Никитичной. Женщина спала, и ей было уже все равно, что бесстыдная мужская рука шарит у нее по бюсту, ища расписку. Та же рука пыталась снять с ее пальца намертво врезавшееся кольцо.
* * *
Агафья, не помня себя, не дожидаясь, пока «подагрический» лифт, скрипя всеми старческими изношенными механизмами, спустится к ней, вбежала на свой этаж, перепрыгивая через три ступеньки. Ей все время казалось, что за ней кто-то гонится. Трясущимися пальцами она извлекла из кармана ключи, но, конечно же, тут же их и уронила. На площадке как всегда не было света. Экономная тетя Зина вновь выключила, сберегая электрическую лампочку; они с Агафьей по очереди покупали лампочки, на этот раз на площадке была вкручена лампочка соседки. Агафья, ворча под нос, села на корточки и поелозила рукой по пыльному полу. Естественно, ключи оказались далеко от ее двери. Потом девушка долго не могла попасть в замочную скважину и когда, наконец, переступила порог квартиры и за ней захлопнулась дверь, защищая ее от посягательств чужаков, она в изнеможении привалилась к дерматину, одновременно нащупывая выключатель. Жизненные соки иссякли. У нее еле хватило сил, чтобы стянуть с себя мокрую куртку, которую она тут же возле себя и бросила. Под ногами образовалась грязная лужица. Агафья – поборница чистоты - поморщилась и стянула с ноги мокрый сапог, со вторым вышла заминка, заела молния, - ни туда, ни сюда. Девушка в остервенении дергала за бегунок, пока, в конце концов, не оторвала его. Это было последней каплей для ее нервной системы. Если судить по событиям последних двух дней, она надолго застряла в черной полосе неприятностей, если так можно назвать кражу кошелька из сумки, разбитый телефонный аппарат, отравление водкой, а теперь еще и сломанная молния. А еще сегодня ее чуть было не ограбили в автобусе, а потом могли б и убить. Агафья чаще зашмыгала носом, жалея себя несчастную. Она взглянула в глаза своему портрету и заплакала, но холодная картина осталась бездушной к слезам девушки и, не найдя рядом утешителя, Агафья вскоре успокоилась, - зачем плакать, если все равно пожалеть ее некому. Только нос покраснеет, да и глаза тоже… Она вытянула нижнюю губу и подула себе на нос, стало щекотно. Девушка подергала себя за кончик носа; изумруд мигнул ей зеленым глазом, будто напоминал о своем существовании. «Надо б снять его, да убрать, куда подальше от греха, - подумала Агафья, любуясь кольцом. – Видно украшения не для меня. Ведь уже в который раз оно хотело убежать от меня. То в фарше пряталось, то в сифон ныряло, а сегодня его чуть с пальцем у меня вор не оторвал. А, может это все-таки, был тот самый автобусный воришка, это он шел за мной?! А впотьмах я просто не могла различить силуэт. Но тогда почему он не ограбил меня на улице? Ведь у него была куча возможностей. Улица безлюдная, темная… Вообщем, мне это очень даже непонятно. При воспоминании о воре у девушки снова забухало сердце, и она положила пухлую ладошку на не менее сдобный бюст. Кольцо снова издевательски подмигнуло. – Куда ж мне тебя определить? Может, в ящик кухонного стола?.. Я думаю, что воры не станут искать драгоценности среди железных вилок и ложек. – Решила девушка, набрала в легкие воздуха и на разутой ноге допрыгала до кухни, досадуя на сломанную молнию. – Придется видно так и в постель лечь, - хихикнула она, - в сапоге… А, что? Смех, смехом! А другой сезонной обуви у нее ведь не имеется, остаются только кроссовки, но они на самый последний случай. Ей, как директору, хоть и и.о. все равно не солидно явиться в кроссовках на работу. Ее итак некоторые не принимают всерьез за начальство. Агафья вспомнила об охраннике и о проверяющем инспекторе, как они поддевали ее?! Она, сердясь на саму себя и, почему-то на кольцо, ворча под нос, запихивала его на ощупь поглубже в ящик. Назад ящик никак не хотел задвинуться, что-то ему мешало. Агафья сунула руку в его недра. – Эврикаа! – Закричала она от радости, вытаскивая плоскогубцы, - вот вы-то, родные, мне и нужны!» Молния, прошелестев, расстегнулась, распахивая голенища. Агафья, сморщившись, стащила сапог с ноги и на весу понесла в прихожую, примостив его рядом с напарником таким же безобразно грязным. «Я вас завтра вымою, ребята. Сегодня никакая сила в мире не заставит меня даже искупаться. Вот как устала. Завтра… Все завтра… - Зевая, прошептала девушка, клацая выключателем в прихожей. Потом, будто что-то вспомнив, хмыкнула, и выключила на счетчике рубильник. Из кухни раздался характерный звук холодильника. Тот, словно поперхнувшись, замолчал. - Пусть отдохнет! Я все равно его разморозить хотела, ведь там кроме остатков нашего с тетей Зиной пиршества все равно ничего нет. – Вздохнула девушка. – А сейчас спать! Теперь-то уж никто не сможет меня разбудить. – Заговорщицки подмигнула своему невидимому отражению, Агафья и еле волоча пудовые ноги, понесла усталое тело в комнату. Свернулась калачиком на гостеприимном диване, закрыла глаза и вслушалась в темноту, мягко укутывавшую ее. Было непривычно тихо, даже будильник не тренькал. – Что Бог не делает, все к лучшему, хорошо, что сегодня не удалось купить телефонный аппарат, теперь-то никто не помешает мне спать». - Подумала она. Поначалу мысли толкались в голове, в замедленном кадре прокручивая пленку ушедшего дня, наслаивались друг на друга, помаленьку замедляясь и замедляясь. И наконец Агафья отключилась.
* * *
Федор Иванович остервенело дергал за палец спящей Клавдии Никитичны, пытаясь снять кольцо, - безрезультатно. Он вернулся в туалет и взял кусок обмылка из грязной мыльницы. Мужчина поморщился, увидев, что к мылу прилипли чьи-то лобковые волоски. Все еще морщась, он подержал мыло под струей воды, и кинулся назад, бросаясь перед спящей женщиной на колени. Он натирал палец мылом, плевал на кольцо, и с горем пополам все-таки стянул его с опухшего пальца санитарки. Федору Ивановичу показалось, что палец у женщины холодный. Он тыльной стороной ладони дотронулся до ее лба, - тоже холодный. Тогда, превозмогая брезгливость, чуть – ли не сунулся носом к ее губам и сразу же удовлетворенно отпрянул, - дышит. Правда очень слабо, еле – еле… Пока он бегал и занимался кольцом, придумал, что делать с перспективным трупом?! Какой все-таки он предусмотрительный, - хмыкнул мужчина, - что не все таблетки дал ей. Те, что она выпила итак для нее лошадиная норма. Еще немного и уже никакое на свете промывание ее не спасет, уснет навсегда. А оставшиеся таблеточки и капсулки он сунет обратно ей в кармашек халатика. Естественно, никто не будет снимать с пилюль отпечатки, - это просто смешно! Утром найдут спящую санитарку, увидят у нее в кармане кучу транквилизаторов и поймут, что… «Собственно, мне до этого никакого дела уже не будет! Что они и кто они, там будут понимать?! Думаю, что и особо разбираться в причине смерти какой-то там санитарки органы не будут. Скорее всего, сведут все к передозировке снотворным. Это дело милиции! Мое дело сейчас в другом… Надо будет оттащить ее на диван, и помочь нашим органам следствия представить все, как несчастный случай, - хихикнул Федор Иванович и, кряхтя, схватился за мокрые подмышки умирающей женщины. – Тяжелая какая! Разъелась на казенных харчах… - Цинично подумал он, втаскивая тело Клавдии Никитичны на больничную кушетку. – Уфф… Вроде бы все!» Огляделся по сторонам Федор Иванович, - не оставил – ли он что-то могущее его обличить. Стукнул себя по лбу. «Чуть не забыл! Банка-то… Она уж точно выглядит подозрительной. С чего б санитарка запивала снотворное водой из банки? У нее уж конечно же есть свой стакан или там бокал. Но, где он? Не искать же по всей больнице. А хорошо б было, если б рядом с трупом нашли чашку с отпечатками пальцев самой хозяйки. Но на нет и суда нет! Итак, сойдет. А сейчас спать! Какой сегодня ужасный был день. Но всему когда-нибудь приходит конец, и плохому тоже. А ведь он уже думал, что попал на пожизненный крючок к шантажистке, ан нет. Обернулось все против нее ж самой. Вот уж правду говорят: «Не рой другому яму…» Дуры бабы! Дуры и алчные, к тому ж…– Злобно подумал Федор Иванович, входя в туалет. Он подставил банку под струю горячей воды и хорошенько прополоскал ее со всех сторон, аккуратно держа двумя пальцами за ободок и донышко. Удовлетворившись полученным результатом, - банка аж скрипела от чистоты, - мужчина вернул ее на прежнее место. Оперся о раковину и долго смотрел на свое отражение в небольшом зеркале, - изменилось – ли что в его лице после двух убийств?! Как не крути, а на нем две загубленные души. Хотя они ведь сами его к этому подтолкнули, можно сказать, просто вынудили, так почему он должен брать грех на душу? – Лицо, как лицо! Только мешки стали больше от волнения и бессонницы. – Горестно вздохнул он, жалея себя. - А ведь на убийства можно посмотреть и с другой стороны, - полувопросительно, полуутвердительно произнес Федор Иванович, сощурив глаза, как бы советуясь с зеркалом. А, что? Ведь меня могли выбрать в качестве карающего меча оттуда, - поднял он глаза к потолку, - желтые разводы от многочисленных протечек, паутина грязными лохмотьями свисает, подсвечиваемая тусклой от пыли лампочкой. – Чем выманивать деньги у честных людей, лучше б занялась своей непосредственной работой! – Процедил сквозь зубы Федор Иванович, - ишь какую грязищу развела, шантажистка чертова! Вот, теперь у тебя будет много времени в царстве мертвых, с них и будешь требовать расписки. О! – Поднял палец мужчина, вспоминая. - Чуть не забыл уничтожить свою расписку, следы нельзя оставлять, - ворчал он, вытаскивая из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок. Бумага еще была влажной от пота Клавдии Никитичны. Странно! Как это он сразу внимания не обратил, что бумага, которую он извлек из бюстгальтера санитарки, отличается по цвету от той, на которой он написал расписку. Но тогда не до того было, надо было срочно принимать меры по усыплению санитарки, пока вся больница спала вместе с «бдительным» охранником. Еще не подозревая неладное, Федор Иванович развернул листок и поднес его ближе к носу, туалетное освещение явно не было предназначено для чтения, да и запах лекарств смешивался с запахом хлорки, аж в горле першило. Федор Иванович поморщился, всматриваясь в текст; у него затряслись пальцы, а сердце подпрыгнуло к горлу. «Сучка! – Выругался мужчина, - так и есть! Это совсем не та бумага, не моей рукой написана. - Буквы прыгали у него перед глазами. «…главному врачу… Докладная… Довожу до Вашего сведения… доктор такой-то злоупотребляет…», шевелил побелевшими губами Федор Иванович, пробегая глазами строки докладной. – А где ж моя расписка? – Спросил он у перепуганного мужчины в зеркале. – Она ведь сказала, что расписка в лифчике». Федор Иванович скомкал бумагу и распахнул двери туалета. Потянуло сквозняком, воздух в коридоре был свежим, пахло дождем и мокрой листвой, но он не обратил на это внимания; ему надо было срочно вернуться к женщине и еще раз обыскать ее. Сделать этого Федор Иванович не успел
* * *
- Агафья Викторовна! – Склонив в почтении на бок голову с зелеными волосами и прическе стогом, вошла с блокнотом в руках секретарь. Она всегда входила в директорский кабинет с бессменным блокнотом, так ее научил еще прежний директор. – Вы не очень заняты? – Помялась она возле стола, переступая с ноги на ногу. Секретарь еще не привыкла к новому руководству и не могла найти линию поведения с новой директрисой. С одной стороны Агафья была демократична, но Тамара Васильевна постоянно ожидала какого-нибудь подвоха. Ведь поначалу и Федор Иванович мягко стелил, а потом… Что было «потом», вспоминать секретарше не хотелось. Федор замучил всех и ее, в том числе различными инструкциями, соблюдением дисциплины. Доходило прямо до абсурда. Он засекал время, когда секретарь выходила из кабинета в туалетную комнату. И к тому ж был ужасно бестактным, намекал на ее предпенсионный возраст, а сам-то…
- Я вас слушаю, Тамара Васильевна, - подняла глаза от кипы бумаг на столе Агафья и открыла рот в ступоре. Она уже привыкла к различным метаморфозам во внешности секретаря, но сегодняшний цвет волос и необычная прическа сразили ее. – Это модно? – Мотнула она головой в сторону волос секретаря и закашлялась, пытаясь сдержать смех.
- А разве мне не идет? – Нежно погладила себя по залаченным волосам Тамара Васильевна и заморгала густо намазанными тушью ресницами, - удлиняющими их, как говорилось в рекламе, на семьдесят два процента. – Вам бы тоже надо… - Но секретарь опомнилась, что перед ней не обычная сотрудница музея, а директор, и замолчала, скромно потупив глаза.
- Идеет… - Неопределенно ответила Агафья. – И к тому ж, если мода такая, то… - Она не нашлась, что сказать, чтобы не обидеть молодящуюся женщину. К тому ж, какое ей было дело до прически секретаря. Это, как сказала б сейчас ее подруга, Катька: «Личное дело каждой женщины уродовать себя, как ей заблагорассудится». - Вы что-то хотели мне сказать. – Напомнила она секретарше, многозначительно обводя головой бумаги на своем столе.
- Да – да, Агафья Викторовна, - затараторила по привычке Тамара Васильевна, оценив тактичность новой директрисы. – Тут звонил зять нашей уборщицы, тети Даши и спрашивал, когда ее отпустят домой, а то, говорит, домочадцы уже скоро забудут, как она выглядит. К слову, Агафья Викторовна, он говорил в недопустимом тоне, я пыталась поставить его на место, конечно корректно, как я это умею делать, но мужчина разозлился и сказал, что хочет говорить с начальством. Ну, в общем… - Снова помялась секретарь, - …он ждет на проводе. Может, сказать, чтобы позвонил позднее, вижу, что у вас много работы.
- Зачем же? – Подняла брови Агафья. – Соедините меня, пожалуйста. – И еще… Тамара Васильевна, пожалуйста, впредь не заставляйте людей ждать. Ни в приемной, ни на телефоне. Пожалуйста!..
- Да-да! Я сейчас запишу ваше указание. – Прошелестела страницами секретарь. Как вы сказали?..
- Соединяйте меня с абонентом! – Покачала безнадежно головой Агафья, и сняла трубку. – Говорит…- Агафья немного замешкалась, - …директор Агафья Викторовна Чернецова. Вы хотели узнать про рабочие дни тети Даши? Извините, что ей приходится перерабатывать, но я постараюсь в ближайшее время все уладить. Мы дали объявление о приеме на работу второй уборщицы. А за все переработанные часы тетя Даша обязательно получит компенсацию, я это уже уладила с бухгалтером. – На одном дыхании выпалила Агафья. Вдруг ее брови поползли вверх. Мужчина на другом конце провода говорил, что тетя Даша не ночевала дома, а когда он за ней вчера ночью по договоренности заехал в музей, то не застал. Он звонил добрых полчаса в дверь, вышел сонный парень и сказал, что никакой уборщицы в музее нет, и вообще никого из сотрудников нет, кроме него, охранника.
Агафья обещала разобраться и сообщить ему. Звонок зятя тети Даши почему-то взволновал ее. Она вспомнила, что договаривалась с уборщицей о том, что та ночью уберется в музее. Выходит, что женщина не пришла?.. И родные ее тревожатся. Тетя Даша была обязательным человеком и, если она не пришла, значит, у нее была уважительная причина, и она обязательно б поставила в известность ее, Агафью, но… Агафья вспомнила об отсутствующем телефоне. Да… Ко мне дозвониться она не могла, но почему родные-то тревожатся? Если ее ни на работе, ни дома нет, то возникает вопрос: «Где она?» В последнее время женщина жаловалась на сердце. Может, ей стало плохо по дороге на работу, и она попала в больницу? Надо позвонить в справочную службу.
- Тамара Васильевна, зайдите, пожалуйста! - Нажала кнопку селекторной связи Агафья. – Свяжитесь, пожалуйста, со справочной службой больниц. Спросите, не поступала ли вчера ночью женщина средних лет. Предположительно с сердечным приступом…
Секретарь быстро водила ручкой в блокноте, шевеля губами; вдруг подняла глаза.
- Так вы имеете в виду тетю Дашу? Тогда разрешите вас поправить. Не вчера поступила, а сегодня. Если она, действительно, попала в больницу…
- ???
- Агафья Викторовна, вчера тетя Даша точно была на работе. Я это знаю наверняка! Когда я уходила домой, у меня в приемной в урне было куча мусора, и земля в цветочных горшках была сухая. А утром, когда я пришла на работу, все было чисто убрано, цветы политы, в графине свежая вода, да и на столе ни пылинки.
- Вы правы, Тамара Васильевна! – Покраснела Агафья от своей невнимательности. – Да, вы присаживайтесь! - Только сейчас она вспомнила, что полы в коридорах были вымыты, витрины с экспонатами блестели. Агафья, как только вступила в новую должность, с утра пораньше обходила «свои владения». Она еще про себя решила, что надо бы отметить труд уборщицы, и сегодня же поблагодарить ее. – Да, ваше замечание, безусловно, справедливо, Тамара Васильевна. По всему видно, что тетя Даша вчера убиралась в музее, но почему-то не попала домой. Но Николай?!. – Вспомнила вдруг Агафья. – Он ведь сказал тети Дашиному зятю, что женщины не было.
- Охх, - по-бабьи подперла щеки секретарь, поставив на стол локти, - а то вы не знаете нашего охранника. Небось, спал, как сурок. Он ведь все дежурства спит. Считается, что у нас ценностей в музее нет, вот охранники и дрыхнут по ночам. Хотя не все… - Поправилась секретарь, вспомнив Петра. При воспоминании о мужчине, который, как ей казалось, симпатизировал ей, у Тамары Васильевны на глаза навернулись слезы, и выкатились на розовые щеки грязными подтеками «несмываемой» туши. – Агафья Викторовна, надо бы проведать Петра. Как он там, бедолага? Ведь один живет, как перст. Некому и в больницу сходить…
- Я навещала его, - машинально ответила Агафья, думая сейчас совсем о другом.
- И, как он? – Обиженно поджала губы Тамара Васильевна, шмыгая носом. – Что ж вы ничего не рассказали? Я имею в виду, коллективу…
- Так говорить-то нечего, я его не видела. Петя лежит в инфекционном блоке. К тому ж, когда я к нему приходила, он вообще был в реанимации. Разве я не говорила? – Удивленно вскинула брови Агафья. – У него пневмония, и еще этот самый… - почесала себе нос Агафья, вспоминая медицинский термин, – ну, как его?! Ага! Вспомнила! Инфекционный менингит. Я разговаривала с врачом, спрашивала, что ему можно принести, в смысле еды? А врач посмотрел на меня, как на глупенькую девочку и сказал, что из еды ему нужна сейчас только капельница. И состояние его здоровья тяжелое, но стабильное. Да! Вот так он и выразился.
- Нуу и врачии! – Укоризненно покачала головой стогом секретарь. Как же это можно понимать? «Тяжелое, но стабильное»? То есть, постоянно тяжелое? Так что – ли? Вот и доверяй лекарям! Вот и с тетей Дашей так же может быть. Лежит себе бедная где-нибудь в больничном коридоре без сознания. И никто ей не оказывает помощь. Айяяй!
- Да, ну что вы, в самом деле, такие страсти говорите, - махнула рукой Агафья, - почему это она лежит в коридоре без сознания и без медицинской помощи? С чего вы это взяли, Тамара Васильевна? Вы, что, ясновидящая? – Улыбнулась Агафья, протягивая женщине салфетку и, покосившись на нелепую прическу секретарши и на размазанные глаза.
- Ваша ирония, Агафья Викторовна, меня не задела, - всхлипнула Тамара Васильевна, промакивая щипавшие от «бесслезной» туши глаза. – Здесь не надо быть ясновидящей, а просто надо уметь мыслить логически. – Вздернула она головой.
- ???
- Все легко и просто… Если тетя Даша убиралась ночью, и ей стало плохо с сердцем, то она могла попасть в больницу за полночь, то есть уже сегодня. Правильно? - Задала сама себе вопрос Тамара Васильевна, и сама ответила, – верно! Скорее всего, женщине плохо стало на улице, она потеряла сознание и ей скорую помощь вызвали прохожие. А, почему она без сознания? Так на этот вопрос еще легче ответить. Да потому… Если б тетя Даша была в сознании, то она б обязательно сообщила о себе своим родным, что б они не волновались. А, если о ней на работе справляются родичи, то они думают, что она еще в музее. Так. Пойду обзванивать больницы! И морг, на всякий случай… - Уже на выходе из кабинета тихонько произнесла секретарь. В последнюю секунду ей почему-то в голову пришла эта жуткая мысль.
Агафья хотела еще кое-что спросить у секретаря, но, только молча, открыла рот и передумала. Она была зла на охранника и уже не жалела о том, что накануне объявила тому выговор. Девушка решила сама поговорить с Николаем, как только он вступит в свою смену. Ну, надо же! Как можно так спать, что не услышать и не увидеть человека. А ведь уборщица в холле гремела ведром, потом еще ведь и пылесос шумел. Ничего себе! Охранники… Этак, весь музей по экспонатам растащат, а они и не проснутся.
* * *
Вот уже больше месяца, как Петр лежит в больнице. Его уже давно перевели из реанимации в палату общей терапии. Лечащий врач оказался его бывшим одноклассником, поэтому по старой дружбе обеспечил Петру одноместную палату и отличный уход. Дефицитные лекарства и капельницы делали свое дело, и Петр быстро шел на поправку. Но в отличие от физического самочувствия, его душевное здоровье оставляло желать лучшего. Петра стали по ночам мучить кошмары, которые его давно уже не посещали. Ему снился холодный, промозглый, пахнущий гнилью подвал, сундук с музыкальным замком. Когда он пытался открыть его, крышка откидывалась, и из сундука смотрели на него жалостливые глаза уборщицы, тети Даши. Глаза будто были сами по себе, вне лица, а тело вовсе отсутствовало. Во сне он точно знал, что она мертва, и ему было страшно, когда она заговаривала с ним, просила его поберечь себя. Говорила, что его попытается убить… И даже называла имя человека, который считает его своим врагом. И во сне Петр помнил, про кого говорила тетя Даша, но, когда просыпался, напрочь забывал, а страх его не оставлял даже в дневное время. Он попросил врача говорить всем, кто его навещал, что лежит еще в реанимации. Поэтому и Агафье врач так сказал. Естественно, Петр не подозревал девушку, знал, что никакой угрозы от нее нет, но опасался, что не умеющая лгать Агафья, может проговориться кому-нибудь, что он в сознании, а значит, представляет опасность. Его врагом номер один был, конечно же, Федор Иванович, и Петр не знал, насколько далеко тот сможет зайти. Конечно, может быть итак, что директор просто случайно закрыл его в подвале, и уже утром вспомнил об этом и вернулся, но есть и другая версия. Федор Иванович мог догадаться, что Петр увидел сундук с драгоценностями, и постарается избавиться от свидетеля, как только узнает, что Петр выздоравливает. Поэтому, пока никто не знает, что его перевели в палату, он в безопасности. Петр смотрел в потолок, вспоминая о своей спасительнице, тете Даше. Она, можно сказать, дважды вытащила его с того света: сначала вызволив из подвала, а потом отправив в больницу. Даже во сне она пытается что-то подсказать ему, от кого-то уберечь. Вот, кого он бы с удовольствием увидел и поблагодарил. Ее он не опасался, женщина была надежной, умела держать язык за зубами, хотя самому Петру не раз доставалось от ее острого язычка. Да уж, тетя Даша за словом в карман не лезла, может даже, была чересчур резка, но зато в лицемерии ее никто не мог упрекнуть. «Тетя Даша, как ты там? – Прошептал Петр и вдруг резко сел на кровати. По привычке он хотел запустить пальцы в свою шевелюру, но ладони коснулся жесткий ежик отрастающих волос. Ему стало не по себе. Тетя Даша с ее прямотой теперь тоже стала потенциальной противницей директора, и ведь она теперь, как и я, знает тайну подземного хода и если это дойдет до Федора, он избавится от нее. У Петра по телу пробежали противные мурашки. Страх за себя прошел, он боялся за свою спасительницу. Ничего не поделаешь, придется «выйти из подполья», надо срочно позвонить тете Даше и предупредить ее, ведь она-то не знает от кого исходит опасность. Охх, как она меня пытала в ту злополучную ночь. «Кто, да кто меня закрыл в подвале?..» Может, если б тогда я ей сказал правду, она сейчас могла подстраховаться. Но ведь тогда я молчал, только боясь за нее, а сейчас именно из-за опасения за жизнь женщины я должен сказать ей правду, и как можно скорее». Петр, путаясь в полах больничного халата, вышел из палаты, на ходу завязывая пояс. С непривычки у него закружилась голова, и он ухватился за стену. Он и не ожидал, что так ослаб от долгого лежания в постели, мышцы не хотели слушаться, а суставы скрипели от каждого движения. Шаг за шагом, по-над стеночкой Петр продвигался к ординаторской, вспомнив, как вот так же, только держась за мокрые земляные стены подвала, он шел по длинному, темному коридору под землей, на ощупь, пытаясь найти дверь к свету, к спасению, но натыкался на очередную преграду. Он в темноте ходил по лабиринтам длиннющего коридора, как слепец, выставив вперед себя руки в надежде, что ладони наткнуться на спасительную дверь. Его мучила жажда, пронизывал могильный холод до самых костей, и когда в его сердце стало прокрадываться отчаяние, пришел конец его испытаниям. Его спасла тетя Даша. Больничный коридор был залит ярким светом, здесь приятно пахло свежестью и лекарствами. Петр постучал в двери ординаторской и вошел, встретившись глазами с удивленным врачом.
- Ну, Петро, ты и даешь! – Всплеснул тот руками. – То целыми днями належиваешь себе пролежни, а то, как угорелый мечешься по коридору. Если что надо, у тебя, между прочим, возле кровати такая кнопочка имеется.
- Мне не кнопочка нужна, а телефон, - запыхавшись, выдохнул Петр. – Вот так нужно позвонить, - провел себе по горлу. – Женщине… - Добавил он. – Но ты ничего такого не подумай! Это не личное, а…
- Общественное… - Захохотал доктор. – Я очень рад, друг, что у тебя появился «общественный» интерес к противоположному полу, значит, дело пошло на окончательную поправку и мне больше не придется лгать, что ты в крайне тяжелом состоянии лежишь в реанимации. Кстати, а «общественная» женщина, случаем не та, что навещала тебя, вернее, хотела навестить, а ты отказался с ней увидеться? Симпатичная бабенка, колоритная такая… - Цыкнул языком доктор.
- Мне не до этого! – Одернул товарища Петр. – Так, ты дашь мне позвонить? Говорю ж тебе, что срочно. – Досадливо отмахнулся Петр.
- Да, ради Бога! – Подтолкнул аппарат доктор. – Я могу даже выйти.
- Это лишнее! – Закрыл глаза Петр, вспоминая номер приемной музея. «Хоть бы она была на работе, хоть бы была…» - Как молитву повторял он, в нетерпении постукивая пальцами по трубке.
- Приемная директора краеведческого музея слушает, - ответила трубка голосом Тамары Васильевны.
- Тамарочка Васильевна, как я рад вас слышать, вы не узнали меня?! Это Петр, охранник ваш. В смысле, не ваш, а музея…- Почему-то смутился он, и даже закашлялся. – Я хотел бы услышать…
Но Тамара Васильевна не дала досказать парню, что именно он хотел услышать?! Она страшно обрадовалась сама, услышав его голос, ведь буквально сегодня утром они с Агафьей говорили о нем и вот, пожалуйста, Петр сам позвонил. Это не просто так, это может означать, что у них мысли работают в одном направлении, значит, она не безразлична парню. А Агафья еще говорила, что он в реанимации, в тяжелом состоянии, а он…
- Петечкаа! Как я рада, голубчик слышать ваш голос! – Соловьем запела Тамара Васильевна, поправляя прическу перед маленьким зеркальцем, пристроенным возле монитора. – Как вы себя чувствуете? А то у нас здесь слух прошел, что вам еще очень плохо, и вы чуть – ли не в коме, - прибавила от себя секретарь.- А мы так по вас соскучились, так соскучились! Вы еще в больнице, или вас уже можно дома проведать? – С дальним прицелом интересовалась женщина.
- Я пока в больнице, Тамара Васильевна, - улыбнулся Петр, представив себе секретаршу. Как она кокетничает, и строит рожицы перед зеркалом, которое он приметил в приемной. Он вдруг почувствовал, что очень соскучился по коллективу, ведь, в сущности, народ там работает неплохой; все трудятся из любви к культуре, к далекому прошлому своей малой родины, а не токмо ради хлеба насущного, потому как на зарплату научных работников много этого самого хлеба не купишь.
- Так я в больницу прибегу вас проведать! Что вам можно кушать? – Интересовалась окрыленная Тамара Васильевна, приготовив блокнот для записи.
- Кушать можно все! Но посещения запрещены, я ведь лежу в инфекционном отделении. – «Обрезал крылья» женщине Петр. – Да вы не беспокойтесь, меня здесь хорошо кормят, но все равно спасибо вам, Тамара Васильевна, за заботу.
- Можно просто Тамара, - понизив голос до шепота, покосилась женщина на директорскую дверь. – Мы ж с вами неофициально разговариваем, правда?
- Благодарю вас за внимание, «просто Тамара». – Засмеялся Петр. Ему в действительности было приятно общаться с секретаршей, приятно было слышать беспокойство в ее голосе. «И почему это я раньше не обращал на нее внимания? Все только и думал об Агафье, а ведь Тамара симпатичная женщина, и нестарая еще. Конечно, постарше Агафьи будет, но разве дело в возрасте. Дело во внимании и чуткости», - думал Петр, сильнее прижимая трубку к уху. Он так увлекся разговором с женщиной, что не заметил, как тактичный доктор покинул стены ординаторской. Петр даже чуть было не забыл о цели своего звонка, но ему об этом напомнила сама секретарша.
- Петечкаа, я хотела у вас спросить: «Вы, случаем, не знаете, есть – ли в вашей больнице коордиология?»
- Вообще-то не знаю, но могу прямо сейчас спросить у врача, он где-то здесь проводит осмотр больных по палатам.
- Нет – нет! Прямо сейчас не нужно! – Испугалась Тамара Васильевна, что Петр оборвет такую приятную беседу. Она по голосу Петра интуитивно почувствовала, что и тому нравится с ней общаться. – Дело в том, Петечка, что у нас пропала уборщица, тетя Даша. Она вчера ночью убиралась в здании музея, а домой почему-то так и не вернулась, даже ее зять звонил сюда с претензиями, что мы заставляем не очень здоровую женщину перерабатывать. Так вот мы с Агафьей решили, что ей стало плохо с сердцем, и она могла попасть в больницу, ведь в последнее время она действительно неважно себя чувствовала, да и вид у нее был не очень… Вот поэтому я у вас и спросила на счет коордиологии. А вы-то предположительно, когда думаете выписываться? – Допытывалась секретарша, придерживая телефонную трубку плечом и поправляя макияж. – Врачи что говорят по этому поводу? Вы только не подумайте плохого, что я тороплю вас, потому что у нас не хватает сотрудников, хотя Колька, охранник и ноет, что устает работать в таком графике. Переработался… А сам по ночам спит на рабочее месте. Не все равно, где ему спать?! Дома его все равно никто не ждет. Петечка, я к тому справляюсь о вашей выписке из больницы, потому что…- Женщина немного помолчала, - соскучилась…
Тамара Васильевна, наверное, была б огорчена и расстроена, узнав, что последние слова, давшиеся ей с большим трудом, просто не дошли до сознания Петра. Последняя фраза, застрявшая у него в мозгу, была «тетя Даша пропала…» Он как-то сразу понял, что женщина действительно ПРОПАЛА, исчезла навсегда, окончательно и бесповоротно. Сгинула… И дело вовсе не в ее больном сердце. Случилось то, чего он боялся, Федор узнал, что ей стал известен подземный ход, где он скрывает свои богатства, и убрал ее. Петр молча, забыв попрощаться с секретаршей, опустил на рычаг трубку. В ее гибели, а он ни секунды не сомневался, что женщины нет в живых, Петр винил только одного человека, - себя. Это он телился так долго, боялся за свою жизнь, изображал из себя коматозника, вместо того, чтобы сразу предупредить тетю Дашу, и не успел. Ну, почему он не позвонил ей вчера? Ведь еще вчера ночью женщина была жива, убиралась в музее и не ожидала, что мерзавец убьет ее. «Ну, Федор, тебе конец! – Сжал кулаки Петр и почувствовал, что руки у него трясутся от слабости и даже пальцы не до конца сгибаются. Мститель нашелся! – Горько усмехнулся он. – Придется подождать, пока манехо не окрепну. А Федор? Ну, что Федор?! Он от меня никуда не денется, только бдительность потеряет», – бесповоротно решил для себя Петр и направился в столовую.
* * *
Федор Иванович застыл с идиотской докладной в руке. Он бесцельно мял ее, не зная куда засунуть?! На него удивленно посмотрел врач, на мгновение, оторвавшись от тела Клавдии Никитичны. Федор Иванович догадался, что доктор только что щупал сонную артерию женщины. Вот он, встал с колен и кинулся в лабораторию, пробежав мимо остолбеневшего Федора Ивановича, задевая его полой халата. Федор Иванович уже хотел, было воспользоваться моментом и залезть в лифчик санитарки, но вовремя одумался, - нет уж, это слишком опасно. Его опасения подтвердил возвратившийся через минуту врач, он нес капельницу и еще какой-то незнакомый прибор. Доктор, не обращая внимания на Федора Ивановича, быстро устанавливал капельницу, задрал рукав халата санитарки и, недовольно крякнув, попытался ввести иглу в вену, потом снова наклонился над неподвижным телом и приподнял ей веко, качая головой.
- Что?.. Заболела? – Задал глупый вопрос Федор Иванович, приблизившись к кушетке и изобразив на лице сострадание.
Врач покивал, затем покачал головой, что могло означать что угодно. Федора Ивановича, естественно, не устроила такая неопределенность. Ему хотелось бы услышать: «…смерть наступила во столько-то…» Он уже не раз слышал такие слова в художественном сериале «Скорая помощь». Но доктор не спешил радовать Федора Ивановича, суетился возле санитарки, бесцельно тыкая иглой в вену. «Ну и дурак! – Подумал о нем Федор Иванович. – Думаю, что теща б так не старалась, что б тебя реанимировать. Для нее ты был неудачником и недотепой, - вспомнил он нелестные отзывы Клавдии Никитичны о своем зяте. – Может, сказать ему это, и тогда у него рвение-то поубавится?! Мне совершенно ни к чему воскрешение шантажистки, ишь, она и мертвая продолжает надо мной издеваться. Как же мне выудить у нее из лифчика расписку? – Ломал он голову. – Ведь, если органы найдут ее, то это будет равносильно чистосердечному признанию. Что делать, что делать? А, может, попросить врача отдать мне злосчастную расписку? Но, что придумать, чтобы не вызвало у него подозрений? Стоп! Ну и олух я!» – Хлопнул себя по лбу Федор Иванович и аккуратно развернул докладную, протягивая ее доктору.
- Вот…
- Что?.. – Не понял врач, переводя глаза от мертвой, (а она, конечно, была уже мертва, кому, как не ему этого было не понять, и все его потуги с капельницей были совершенно не нужны), к Федору Ивановичу. – Что это? – Вскинул он брови, но бумагу взял и быстро пробежал глазами, сморщившись. – Как это к вам попало?
- Все очень просто, доктор, - медленно выговаривал каждое слово Федор Иванович, придумывая на ходу версию. – Вы постоянно за меня заступались перед ней, - небрежно мотнул он головой в сторону трупа, - я ведь все слышал и видел. Я вас очень уважаю, доктор, и как профессионала, и просто как хорошего человека. Я случайно увидел эту докладную, и решил ее выкупить у Клавдии Никитичны, так как на уговоры отдать мне этот, с позволения сказать, документ, она ни за что не хотела. А, так как денег у меня при себе не было, то она заставила написать расписку, а в обмен дала слово никогда не строчить на вас доносы, и вот отдала сию пасквильную докладную. – На одном дыхании выпалил Федор Иванович и порадовался за свои мозги, вытирая о штаны вспотевшие ладони.
- Я благодарен вам, Федор Иванович, хотя ее «укусы» не могли б сильно навредить мне, но все равно спасибо. – Пожал руку Федору Ивановичу доктор. - Вы еще что-то хотели сказать? – Заметил врач топтавшегося на месте больного.
- Расписка… Я хотел бы получить ее назад. – Потупил глаза Федор Иванович. – Понимаете?!. Конечно, если это не противозаконно, - добавил он, и тут же поправился, - хотя, моя расписка уже не может не помочь, не навредить бедной Клавдии Никитичне. – Попытался выдавить скупую слезу Федор Иванович, изо всех сил тужась, но только сморщился и чихнул.
- Будьте здоровы, Федор Иванович! Вы совершенно правы, моей теще уже ничто не может помочь. Так что, без проблем… А, где ваша расписка?
- У нее там… Ну, сами понимаете, там, куда женщины прячут разные секреты.
Доктор, не испытывая никакой негативной реакции, добыл расписку, примостившуюся у ледяной женской груди и, не читая, вернул ее владельцу. Федор Иванович поблагодарил врача и откланялся. Ему не терпелось взглянуть на нее, хотя он по знакомой бумаге понял, что это именно она. Он забежал в туалет и заперся в кабинке. Конечно, это его рука, рука идиота, который сделал такую глупость, чуть не подписал себе смертный приговор. Но впредь это будет уроком для него, оставлять следы нельзя, ни – ка – кие. Хорошо, что доктор такой тактичный человек оказался и не стал знакомиться с содержанием расписки. «Если б он увидел, о какой цене идет речь, то засомневался бы в моей благотворительности, шутка – ли тридцать тысяч…» - Хихикнул Федор Иванович, разрывая бумагу на десятки маленьких кусочков и смывая их в унитаз. На него напала зевота, только сейчас он понял, что устал и хочет спать. Теперь он может заснуть спокойно, над ним не висит дамоклов меч. Он широко до свода челюстей зевнул и направился в свою палату. Дверь отворилась без скрипа. Федор Иванович, не спеша разделся, на ощупь, пристроив вещи на сиденье стула, и нырнул под байковое одеяло.
* * *
- Тамарочка Васильевна, что это вы светитесь вся? – С удовольствием отметила Агафья, входя в приемную и останавливаясь подле стола секретаря. «Надо же, какие перемены могут произойти в настроении женщины за короткое время. Только что размазывала по щекам слезы, и на тебе, глаза блестят, и даже нелепая прическа не то, что не уродует ее, а даже будто бы молодит, придает лицу озорной вид», - подумала Агафья. – Узнали что-нибудь обнадеживающее о тете Даше?
- О тете Даше, к сожалению, ничего ни плохого, ни хорошего, мне не удалось выяснить, Агафья Викторовна. Я обзвонила абсолютно все больницы города, и даже
на всякий случай позвонила в Тамбов, подумала, что ее сразу же могли отвезти в областную больницу, но… - Секретарь подняла плечи и развела в стороны руки, что могло означать лишь одно: неизвестность. – Я даже осмелилась и позвонила в морг. Ужасно боялась, что мне ответят: «Придите на опознание…» Но тело женщины с приметами тети Даши к ним не поступало. – Улыбнулась Тамара Васильевна. - Просто мистика какая-то. Надо бы обратиться в милицию! А, как вы думаете? – Все с той же улыбкой спросила она у Агафьи.
- Может, и надо бы, но, во-первых, заявление о пропаже человека принимают только через семьдесят два часа, а во-вторых, исключительно у людей, находящихся в родстве с пропавшим. – Автоматически ответила Агафья и ухватила себя за кончик носа, она всегда так делала, когда что-нибудь не понимала. А она сейчас совершенно не могла осмыслить, куда запропастилась уборщица?! Девушка уже несколько раз звонила ей домой, и трубку сразу же снимали, будто все время сидели возле аппарата, но встревоженный голос отвечал, что мамы еще нет. И Агафья не решалась часто звонить, чтобы не беспокоить людей. Она не знала, хорошо это или плохо, что тети Даши нет в больницах. Действительно, мистика… Агафья вдруг вспомнила свой давний разговор с тетей Дашей, когда она уверяла ее, что в музее живут привидения, «сущности», как тетя Даша их называла. Сама тетя Даша побаивалась этих «сущностей», говорила, что не все привидения безопасны. Что-то рассказывала о пропаже людей прямо среди бела дня. Дескать, был человек и вдруг пропал, сгинул на глазах очевидцев. Тетя Даша объясняла это феномен тем, что пропавший мог перейти в другое измерение, и не всегда по своей воле. Ученые до сих пор не могут найти разгадку, куда исчезло целое племя народа «Майи»? Но Агафья воспринимала эти разговоры, мягко говоря, критически.
- Вот безобразие! – Покачала укоризненно «стогом» Тамара Васильевна, - что за правила такие идиотские. Семьдесят два часа… Это ж трое суток… За три дня может что угодно случиться с человеком, а наши органы не почешутся.
Агафья вспомнила свой давний «поход» в милицию и усмехнулась.
- А профилактика правонарушений, не их обязанность, их прерогатива расследование уже случившегося преступления. Трупа нет, и дела нет! Если обнаружат мертвое тело со следами насильственной смерти, вот тогда… - Не договорила Агафья и поежилась.
- Да, что вы такое говорите? Прямо ужасы какие-то. – Возмутилась Тамара Васильевна. Улыбку с лица у нее смело в секунду. Она вспомнила свой недавний телефонный разговор с Петром. Как они тепло общались… Вот так вот общаешься с человеком, даже планы какие-то строишь, а все может измениться очень быстро. Живет себе человек, живет, не о чем плохом не думает, и вдруг, раз и все! Пропал.… И даже милиция не сразу станет его искать, - зачем? Трупа нет и дела нет! Надо срочно навестить Петра. – Агафья Викторовна, а ведь Петр уже пришел в сознание, я только что, буквально перед вашим приходом разговаривала с ним, - потупила глаза секретарша. – Голос веселый был, говорит, что уже переведен в палату из реанимации, чувствует себя хорошо, передавал вам привет (солгала Тамара Васильевна).
- Наконец-то хоть одна хорошая новость, - обрадовалась Агафья, - а Петя не говорил, когда его собираются выписывать? Не хотелось бы принимать нового человека в охрану, все-таки, материальные ценности… - Произнесла Агафья сухим, официальным тоном, и тут же, наткнувшись на ироничный взгляд секретаря, прикусила язычок. – И вообще… Я обязательно навещу его в больнице, - пыталась загладить неловкость Агафья, - а хотите, Тамара Васильевна, мы с вами вместе его проведаем?! - До Агафьи наконец-то дошло, почему секретарь была в таком поднятом настроении?! Это после приятного разговора с Петром.
- А нас пустят? – Чуть – ли не подпрыгнула в кресле Тамара Васильевна. – Ведь он в инфекционном отделении. - Она с такой надеждой в голосе и такими преданными глазами смотрела на Агафью, что та для себя решила: «В лепешку разобьется, а договориться с медицинским персоналом, чтобы им разрешили свидание с пациентом».
- Обязательно пропустят! И знаете, что? Мы сделаем так…
* * *
- И чего это ты скис, друг мой? – Заметил доктор на утреннем обходе. – Мне твое состояние совсем не нравится. А ну, бери – ка ты себя в руки, Петро! Чего это ты расклеился? Я на время своего отпуска передаю тебя в хорошие руки. Да и отпуск у меня всего-то две недели, - вздохнул доктор, просчитывая в уме, что можно успеть сделать по дому за такой небольшой срок. Чтобы отдохнуть по настоящему, даже и думать не приходится, столько дел накопилось в доме, разгребать и разгребать. Так что настроение у врача было не лучше, чем у Петра. К тому ж доктор слукавил, говоря Петру, что передает его в хорошие руки, сам он в этом был не уверен. Преемник, как специалист был, конечно, неплохой, но за ним водился грешок, любил он во время дежурства по ночам пропустить стаканчик другой спириту-с вини.
- Слушай! А, может мне уже можно того?!. – Собачьими глазами посмотрел на доктора Петр. - Я ж прекрасно себя чувствую. Мне домой охота, да и на работе уже заждались, намекают, что вроде бы собирались на мое место взять нового охранника. Сколько мне можно пролеживать больничный матрац. – Канудил Петр, уговаривая доктора выписать его, на что тот только отрицательно вертел головой.
- Даже и не думай! Я можно сказать тебя с того света вытащил, и не для того, чтобы ты загнулся на своей работе. Тебе после больницы реабилитация нужна, я посодействую на счет путевки в санаторий. Ты сейчас должен не о работе беспокоиться, а о своем здоровье, посмотри, на кого ты стал похож. Тебя, небось, все женщины вашего музея бояться станут. Ты, как экспонат из прошлого, высохшая мумия. Или тебя беспокоит только одна женщина, а? – Хмыкнул доктор и еле успел удержать от падения Петра, который резко поднялся с кровати, увлекая за собой большие не по больничным меркам подушки. – Ну, вот, сам видишь, работничек! Тебя еще шатает, какой из тебя сейчас охранник. Вообщем, лежи спокойно, побольше ешь, нагуливай силы, - приказал доктор и направился к выходу. Возле двери обернулся и помахал рукой. – До скорого, Петро! Вернусь через пару недель и посмотрю на твое состояние.
- А нельзя мне, пока ты будешь в отпуске, побыть дома? Так сказать, амбулаторно полечиться. За мной есть, кому поухаживать, - вспомнил теплые, чуткие слова Тамары Петр. – А, как только ты вернешься на работу, я сразу приеду в больницу, - пытался уговорить друга Петр, хотя сам понимал, что несет бред.
- Петя, не говори глупости! Даже если б я и захотел это, но не могу, потому что ты еще можешь быть заразен. Не хочешь же ты подвергнуть опасности свою «сиделку». Ты просто чудом выкарабкался, ведь, что там говори, почти обеими ногами стоял на дороге в иной мир. Так что, хватит хандрить! Мужик ты, в конце концов, или нет?! Ну, все! Пока! Мне надо еще немного хвосты подтереть, как всегда не хватает времени на писанину.
Петр смотрел на медленно закрывающуюся за другом дверь. В душе образовалась пустота, оборвалась последняя ниточка, связывающая его с внешним миром, с миром, где кипит жизнь. Он повернул голову к окну и подложил руку под колючую щеку, - по стеклу, словно слезы стекали капли дождя, небо серое без просвета. «Как теперешняя моя жизнь, такая же унылая и безрадостная», - подумал он, закрывая глаза и проваливаясь в пустоту. Он спал долго и крепко под стук капель о дождевой отлив, не услышал, как вошел доктор, постоял возле кровати, пощупал пульс, удовлетворенно присвистнул, поправил одеяло и вышел. Петр не проснулся даже тогда, когда в палату, крадучись втиснулся незнакомый мужчина в белом халате, воровски зыркнул в окно, и поднял с пола подушку. Он с ироничной улыбкой взбил ее и опустил на лицо спящего Петра.
* * *
- Тамара Васильевна, знаете, как мы с вами поступим?! Сейчас я позвоню в больницу, где лежит Петр, договорюсь с врачом, чтобы разрешил нам свидание с пациентом, мы навестим Петра, а потом поедем в больницу к Федору Ивановичу. Просто неудобно, что мы оставили человека без внимания, подумает, что коллективу безразлично его самочувствие. – Обсуждала план действий Агафья, придя утром следующего дня на работу.
- Агафья Викторовна, а вы не можете одна проявить знаки внимания к Федору Ивановичу? – Опустила глаза секретарь. – Передать привет от всех нас, от всех сотрудников музея. На этот случай я могу даже выделить определенную сумму, в пределах разумного, конечно, - быстро добавила Тамара Васильевна и покраснела, сообразив, что сказала бестактность. – Мы могли б вообще с вами разделиться, сэкономить время, вы пошли б к экс. директору, а я б навестила Петра, и тоже передала б с удовольствием привет от всех, и от вас лично. А? – С надеждой посмотрела она на Агафью.
- Вам так не хочется встречаться со своим бывшим начальником? – Улыбнулась Агафья.
- Скажем так: «Мне приятнее увидеться с охранником».
- Хорошо, - подумав секунду, ответила Агафья. – Так действительно будет рациональней. Сейчас что-нибудь купим из фруктов и поедем.
Но на выходе из музея их перевстретила главный бухгалтер и попросила Агафью сопроводить ее в налоговую инспекцию, - для солидности, как высказалась женщина. И они поехали туда сразу с утра, чтобы занять очередь и не потерять время, и проторчали там целый день. Агафья позвонила секретарю, что сегодня посещение больных откладывается от не зависящих от нее причин, не стала возвращаться в музей, а сразу поехала домой. Уже дома, расстегивая поломанную молнию с помощью плоскогубцев, она вспомнила, что и сегодня у нее не было времени пройтись по магазинам и купить себе сапоги и телефонный аппарат. Уставшая и голодная Агафья прошла на кухню и потянула дверь холодильника, на полке лежал позавчерашний батон, а в отделении для яиц приткнулся ополовиненный флакон с пустырником. Агафья, прикрыв дверцу, сделала неутешительный для себя вывод, что должность директора не только не обогатила ее, но еще пару дней вот такой гонки, и она просто умрет от голода. Работа забирает у нее все силы, время и нервы, а что взамен? В лучшем случае гастрит, если конечно повезет, а в худшем… Даже думать не хочется. Ей про язву уже намекали и тетя Зина, и Катька. Хорошо сейчас Катьке в Испании. Не надо думать про теплые сапоги и про то, что сегодня нет ужина, а завтра не будет завтрака. Небось, у них там шведский стол с таким ассортиментом блюд, что… - Агафья прикрыла глаза и сглотнула слюну. Она вспомнила, как буквально насильно сдерживала себя, когда они с Костей отдыхали в Греции. Там столы ломились от всяких разных вкусностей, и Агафье было очень стыдно, что она не может сдержаться и накладывает на огромные тарелки, размером с луну, всего понемногу, но до стола это великолепие несет Костя, потому, как ей не унести такую тяжесть. Поначалу она стеснялась мужа, чтобы не подумал, что она обжора, но после плюнула на все реверансы и уминала деликатесы за обе щеки. «Сейчас бы хоть какую-нибудь капелюшечку с того стола мне б сюда. - Закрыла мечтаючи глаза Агафья. У нее от воспоминаний о еде свело живот и призывно заурчало. – Да, что там греческая кухня, я б, кажется, сейчас умяла целую сковородку жареной картошечки, да с лучком. Стоп! А ведь у меня на балконе оставалась, по-моему, картоха». Через полчаса Агафья, щурясь от удовольствия, ела прямо со сковороды румяную картошку, макая в масло подсохший батон. Уфф… - Откинулась она на стуле. Хорошо, что меня Катька не видит, а то ведь раскритиковала б в пух и прах, - на ночь, картошку, еще и в таком количестве, с белым хлебом! Сама-то она на ночь вообще ничего не ест, бережет фигуру, ну а Агафье не перед кем хвастать осиной талией, вот вернется Костя, вот тогдаа. Скорей бы уж он вернулся. Агафья прошла в ванную и протянула руку к тюбику с пастой, - да что это такое?! И зубная паста тоже закончилась, - с досадой констатировала она, закручивая тюбик и пытаясь изо всех сил выдавить на щетку бело – зеленые остатки. Завтра придется чистить зубы солью. Ну, уж не – ет! Завтра, хоть камни с неба, а она обязательно вырвется в магазин за покупками. Обнищала в конец. Ни еды, ни обуви, не говоря уже о том, что прервана всякая связь с миром. Без телефона ну никак. А, что если к ней кто вздумает залезть? Даже милицию не вызовешь. Тьфу – тьфу! Постучала себя по голове Агафья и босиком с грациозностью молодой телочки промчалась в прихожую щелкать всеми замками. На всякий случай она еще под дверь подставила «инвалидный» пуфик, у которого постоянно отскакивали колесики. Удовлетворившись видимостью баррикады, она подморгнула своему портрету, дескать, знай наших, и, морщась от холодного пола, прыгнула на диван. Поерзала, оборачиваясь, как кокон, в одеяло и выключила настольную лампу. С утра она решила не заходить на работу, в конце - концов, директор она, или кто?! Может она задержаться по делам или нет. Если она с утра не купит все, что надо, то днем с работы ни за что не вырвешься, а вечером большинство магазинов будут закрыты. Заодно надо купить каких-нибудь фруктов для Пети и Федора Ивановича, не идти ж в больницу с пустыми руками. Агафья теперь жутко богатая, и может себе позволить не просто экскурсантом пройтись по рядам, катЯ перед собой, пустую тележку и взирая на горы рыжих апельсинов, зеленоватых бананов, краснобоких яблок, и ничего не покупая. Так она делала раньше, когда в ее кошельке были сосчитаны все копейки, и было не до фруктов, она закупалась картошкой, луком, постным маслом, мукой, потому что очень любила плюшки, к тому ж они были калорийны и долго «держали». Сегодня Агафья решила шикануть. Но разменянные сто долларов, взятые из дома, быстро кончились. Она даже удивилась, что их хватило только на сумку, сапоги и самый дешевый телефонный аппарат. Агафья так давно не была в кожгалантерее, что поразилась ценам. Она даже хотела поинтересоваться у продавщицы, - не ошиблись ли они, приписывая на ценнике в конце ноль?! Все товары были в тысячах. Агафья остановилась на сумке из кожзаменителя по цене крокодиловой кожи. Может, она и не такая модная, наверняка нет! Катька такую бы ни за что себе не купила, но Агафье нечего тянуться за подругой, которая отоваривается в дорогущих бутиках. Выбранная Агафьей сумка, тоже ничего, главное черного цвета, значит, подойдет под любую одежду и, что особенно важно, емкая. Сапоги девушка выбирала гораздо дольше. Если ей нравился фасон, то не устраивала цена, если и цена и модель были приемлемы, то почему-то не было ее размера. Устав, и изнервничавшись, она купила черные высокие ботинки на шнуровке, - практично, молния не сломается, а если порвется шнурок, то их валом в каждом сапожном ларьке. С телефоном проблем не было, она взяла в первом же специализированном магазине кнопочный аппарат неброского серого цвета. Он вместе с коробкой спрятался в ее сумке, и она еще раз порадовалась за покупку. Достала из кармана кошелек и, облазив все отделения, наскребла на килограмм апельсинов, - каждому пациенту придется по две штуки, не густо, - покачала она головой. Хорошо, что у нее на автобус есть проездной, а то пришлось бы тащиться пешком на работу и домой. Агафья переложила пакет с сапогами в другую руку и направилась к автобусу. Возле двери в музей она немного потопталась со своими поклажами и потянула за ручку. За столом сидел Николай с кислой физиономией. «Опять не выспался?! – Подумала Агафья, но вспомнила намеки секретарши на то, что Николай постоянно спит на рабочем месте. – Или переспал… Я его ни разу не видела веселым. Бывают же такие люди, которые все время чем-то недовольны. Просто удивительно! Молодой, здоровый мужчина, и такой нытик. Вот мой Костик никогда не унывает. По крайней мере, я его ни разу не видела хныкающим». И Агафья, поднимаясь по лестнице, улыбнулась, решив, что ей здорово повезло с мужем. Красивый, умный, щедрый, оптимист. Может, она еще б продолжила подыскивать эпитеты для своего любимого Кости, но из приемной выскочила Тамара Васильевна, рыдая в голос. «Что это с ней? – Удивилась Агафья. – Третьего дня надо было плакать, когда на голове была уродливая зеленая копна, а сегодня волосы нормального соломенного цвета, уложенные в красивую прическу».
- Тамара Васильевна, что случилось? У вас что-то произошло? – Приобняла она женщину за плечо, и заглянула ей в заплаканные глаза. - Пойдемте, я налью вам воды, голубушка. – Подталкивая обратно в приемную женщину, уговаривала Агафья. «Не хватало б, что б на крик сбежался весь коллектив», - подумала она. – Сядьте и успокойтесь! Где-то здесь была валерьянка. - Агафья полазила по полкам и треть флакона плеснула в стакан. – Выпейте, вам станет легче. Когда у меня шалят нервы, я пью пустырник, но говорят, что валерьянка тоже хорошо, – увещевала секретаршу, как маленькую девочку, Агафья. – Поверьте, все проблемы рано или поздно заканчиваются, я это по себе знаю. И после дождя обязательно бывает солнышко. Ну? Уже лучше?
- Лучше никогда не будет! – Еле слышно сказала Тамара Васильевна, обреченно свесив руки. - И мое солнышко зашло навсегда. Вы ж еще ничего не знаете, Агашенька, - подняла голову женщина и глазами, в которых плескалась боль и тоска, посмотрела на Агафью.
- Конечно, не знаю! – Категорично заявила Агафья, с неудовольствием отметив фамильярное «Агашенька». – Я ж только переступила порог музея. Но меня-то не было всего-то, - она посмотрела на часики, - каких-то два часа. Что могло случиться за такое время? Налоговая служба нагрянула или пожарные вновь заявились с очередной проверкой?
- Не – ет, Агафья Викторовна. Только что звонили из больницы, где лежит… лежал Петечка… А я к нему так и не сходила. Если б я только знала, что произойдет, то влезла б к нему в окно или устроилась сиделкой, что б охранять его, беззащитного больного человека. А я ведь только позавчера разговаривала с ним, он был такой… такой… - Женщина вновь залилась слезами, по бабьи уронив голову на руки и вздрагивая всем телом. – Он был такой ласковый по телефону, называл меня просто по имени «Тамарочка». Говори – ил, - заикалась Тамара Васильевна, - что чувствует себя уже хор - рошо, только небольшая слабость. И вот…
- Что «вот»? – Предчувствуя недоброе, опустилась на диван Агафья рядом со своими покупками, которым совсем недавно так радовалась. Из пакета вывалились апельсины и скатились на пол, один за другим, все четыре рыжих больших шара. «Теперь Федору Ивановичу достанутся все четыре», - подумала Агафья, и тут же ужаснулась своим мерзким мыслям. – Петя умер? – Боясь поднять голову, чтобы не встретиться с глазами женщины, потерявшей любимого человека, а что Тамаре Васильевне был небезразличен Петр, Агафья уже поняла еще позавчера, когда та вся светилась после разговора с Петром. «Как быстро меняются события. - Подумала Агафья. – Еще совсем недавно женщина была счастлива, наверно строила планы на Петра, и вот…»
- Он не умер! – Еле слышно вновь прошептала Тамара Васильевна, заставив Агафью открыть рот от изумления.
– Так вы ж только что…
- Он не умер, - повторила уже более твердым осмысленным голосом секретарь, - его убили. Вчера ночью… а обнаружили… - Тамара Васильевна поперхнулась, у нее не поворачивался язык сказать: «Тело». Только позавчера это тело было живым, почти здоровым, заверяло, что совсем скоро выйдет на работу и… вот… Уже никогда, никогда она, Тамара не увидит его улыбающееся лицо на проходной, никогда он не скажет ей, как она мило сегодня выглядит, не протянет журнал посещений, НИКОГДА его пальцы будто невзначай не коснутся ее руки. Он умер. НЕТ! Его убили! Кто и за что мог убить хорошего человека, молодого полного жизни мужчину? Может, не разрывалась бы у нее так душа, если б Петя умер от болезни. Она потихонечку б свыклась с мыслью, что он смертельно болел, физически страдал от нестерпимой боли, и смерть принесла ему облегчение, а тут, как обухом по голове. Только что жил, и нету!
- А не могло произойти ошибки? – Задала неумный вопрос Агафья. – Может?..
- Не может! Звонил не просто дежурный врач, а его друг. Оказывается, тот только что ушел в отпуск, буквально в тот же день, когда убили Петю. Он сам был в шоке, я поняла это по его голосу.
- Значит, опознания не будет, нам не придется подтверждать его личность? – С удовлетворением отметила Агафья. Она с некоторых пор стала бояться трупов. После долго ей снились кошмары.
- Я все равно поеду туда, в морг, хочу проститься с ним, - всхлипнула Тамара Васильевна. – Можно мне отлучиться с работы?
- Конечно! О чем речь?! Тамарочка Васильевна, вы можете прямо сейчас уйти, я обойдусь. Езжайте домой! Может, вас проводить?
- Спасибо, я вызову такси.
Тамара Васильевна, наверно, впервые в жизни не посмотрелась в зеркало, заплаканная с красным носом, она на негнущихся ногах, вышла из здания музея. Ей было все равно, как она выглядит?! Ушел из жизни ее стимул, его у нее отняли, вырвали вместе с сердцем. Агафья смотрела в окно на удалявшуюся сгорбленную фигуру. «Банально, но Тамара Васильевна состарилась прямо на глазах, - вслух произнесла Агафья. – Но чем я могу ей помочь? Надо думать о живых, а то за работой забываешь о них, а, как вспомнишь, бывает и поздно. Поеду к Федору Ивановичу». Агафья собрала с пола апельсины, засунула их в пакет и вышла из приемной, но, дойдя до конца коридора, подумала, что в больнице могут заставить переодеть обувь, и будет неловко перед медицинским персоналом дергать поломанную молнию. Она вернулась к себе в кабинет, с удовольствием переобулась, покрутила носком ботинка, - неплохо, даже лучше, чем было на примерке в магазине. Несколько раз прошлась туда и обратно по кабинету, проверяя, не жмут – ли, и, наконец, спустилась вниз.
- Николай, я ушла в больницу к Федору Ивановичу, если кто будет меня спрашивать, пожалуйста, записывайте, кто звонил и по какому вопросу?! – Остановилась она перед столом охранника, с удивлением глядя на его перевязанную голову. «Может, поинтересоваться, что с ним»? – Подумала Агафья и открыла, было, рот, но наткнулась на злой взгляд холодных глаз. - Что вы там шепчете себе под нос?
- Я говорю, - немного повысил голос охранник, - что это не моя работа. На то есть секретарь, снимать трубки, записывать всякую информацию, и подавать кофе и чай. Моя обязанность – охранять помещение. – Сморщился парень и дотронулся до макушки.
- И днем, и ночью, между прочим, - перебила его рассерженная Агафья. - А вы, насколько мне известно, ночью спите на рабочем месте вместо того, чтобы исполнять ваши непосредственные обязанности, то есть, охранять музейные ценности.
- Ничего я не сплю! – Буркнул охранник и зло засопел.
- Молчите уж! – Махнула рукой Агафья. – А кто спал третьего дня? Это ведь была ваша смена, когда приходила убираться вечером тетя Даша. Что вы молчите и краснеете? Мне доподлинно известно, что уборщица приходила на работу, а вы даже об этом не знаете. Мимо вас мог и вор пройти, и вынести все материальные ценности, и вы даже б не проснулись, – выговаривала Агафья, все более и более выходя из себя и повышая голос. Она вспомнила про украденный гребень, сколько нерв вытрепала эта пропажа. И все вот из-за таких нерадивых охранников.
- Какие ценности? – Цинично усмехнулся Николай. – Вся ваша «ценность» - это каменная баба. Так ее подъемным краном отсюда не выволочишь. Да и кому она нужна? Поставить ее на огороде ворон пугать?!
- Я сейчас не о каменной бабе говорю, а о живой женщине, о тете Даше. – В конец рассердилась Агафья. - Объясните мне, пожалуйста, куда она делась? Если вы не спали, как утверждаете, то должны были видеть, когда она вышла из здания музея?!
- А вы точно уверены в том, что уборщица вообще заходила в здание? Вот журнал посещений, - кинул охранник журнал на стол и открыл последнюю страницу, проводя пальцем с грязным ногтем по строчкам. – Где? Я что-то не вижу росписи тети Даши. Мне кажется, что вы, Агафья Викторовна, покрываете ее, уж не знаю, по какой причине. Вот у Федора Иваныча не было любимчиков. «Кроме меня», - подумал Николай.
- Кстати, о Федоре Ивановиче, - продолжила Агафья, пропустив мимо ушей замечание охранника на счет любимчиков, причем совершенно безосновательное. Она никого из коллектива не выделяла, а любимчик, вернее, любимый у нее был один, Костя. – Я уже вам сказала, что иду навестить Федора Ивановича и еще раз прошу вас отмечать звонки.
* * *
Федор Иванович потянулся, вытягивая позвоночник, подвигал пальцами на руках и ногах, работая над суставами, и сел на кровати, зевая. Он может, еще б поспал, но мочевой пузырь заставил его подняться и пойти в туалет. Облегчившись, Федор Иванович не торопился возвращаться в палату, а прошел в столовую, не спеша, пообедал, после поболтал с поварихой, симпатичной бабенкой с веселыми глазками и пышными формами, вылезавшими из халата. Отпустил ей пару пошлых комплиментов и удостоился не только добавки в виде сардельки, но был посвящен в секретную информацию. Женщина, уложив груди на раздаточный стол, наклонилась к нему, выкатила глаза и шепотом сказала, что в больнице работают органы. Федор Иванович, видя такую красоту, которая сама прямо так и рвалась к нему в руки, почувствовал, как ЕГО орган зашевелился. Он сразу и не сориентировался, о чем идет речь, и женщина, увидевшая его поплывшие глаза, поняла, что мужик «попал». Она вздохнула, поднялась, кокетливо поправляя воротник, и повторила: «В больницу понаехало милиции видимо, не видимо. Представляете, говорят, что Клавку-то того…» - И женщина ухватила себя за горло, откинула назад голову и закатила глаза.
- Не понял… - Еле оторвал взгляд от магнитного бюста женщины, тихо произнес Федор Иванович. До него постепенно стало доходить, о чем она говорит, и он почувствовал, как пол под его слабеющими ногами закачался, ухватился за спинку стула, падая мешком на сиденье. Какое-то время он, молча, смотрел на шевелящиеся яркие губы поварихи. «Может, все не так страшно? - Подумал мужчина. – Мало - ли что может наболтать глупая баба. И вообще, что может быть известно ей, когда она привязана к своим котлам и сковородкам». – А кто такая Клавка, и что с ней случилось? – Сделал наивные глаза Федор Иванович и даже зевнул во весь рот, показывая, как ему все безразлично.
- Да вы что?- Вытаращила на него глаза повариха. – Что вы, в самом деле? Ведь вы, чай не новенький у нас, в больнице месяц валяетесь и не знаете санитарку?! Клавка, вернее, Клавдия Никитична – это наша санитарка.
Федор Иванович изо всех сил изображал на лице непонимание, и повариха, вздыхая, стала описывать ее внешность. И надо сказать, она так здорово рассказала, подчеркивая особенности в лице и фигуре Клавдии Никитичны, что Федор Иванович не выдержал и прыснул. За ним рассмеялась и повариха, отчего груди у нее под белоснежным халатом заколыхались, и Федор Иванович решил наладить с ней контакт. Позже, когда он выйдет из больницы… «Если конечно, его не привлекут за убийство и не переведут в тюремную больницу». - Подумал он, резко обрывая смех и тяжело вздыхая.
Все эти охи – вздохи повариха привычно приняла на свой счет и выгнулась дугой, чуть – ли не задев грудью, бесстыжий нос пациента, который так и норовил сунуться ей за пазуху. «Все мужики думают только об одном, стоит дать им маленький повод. Да и без повода… Вон и этот старый хрыч туда же… До сладкого тянется». - Досадливо подумала женщина.
- Вроде бы припоминаю такую. Вас бы, моя душечка, я б ни за что не забыл, - улыбнулся сальной улыбкой Федор Иванович, положив вспотевшую ладонь на ручку женщины. – Так что, говорите, случилось с этой самой Клавдией? Почему она умерла?
- Да говорю ж вам, - с досадой одернула его повариха, - что не померла она вовсе, в смысле, умерла, конечно, но не сама. – В конец запуталась женщина, ибо ее полушария в мозгу явно проигрывали по размерам полушариям в лифчике. – Убили ее! – Выдохнула повариха и, выдернув кисть из руки Федора Ивановича, скрестила руки на груди. – Представляете, страсти, какие! На рабочем месте, в медицинском учреждении… Что делается?! – энергично закачала головой повариха, отчего ее поварской колпак чуть не свалился с головы. И она его еле успела подхватить, нахлобучивая на сальные волосы и искоса зыркнув на мужчину, - не заметил – ли он?
Но Федору Ивановичу было не до грязных волос поварихи, он даже и про пышный бюст женщины забыл. Его интересовало совсем другое.
- А вы ничего голубушка не путаете? За что ж убивать санитарку-то? У них что, идет борьба за раздел территории? Что, слишком много желающих мыть коридоры и выносить за больными судна? – Прыснул Федор Иванович, переходя на легкомысленный тон, и пытаясь выведать у женщины все подробности. – Хотя, вижу, что вы женщина умная, зря болтать абы, что не станете, - машинально скосил он глаза на ее бюст. На что она поманила его пальцем и приблизилась к нему, обдавая его запахом чеснока и дешевых духов.
- Только между нами… С меня итак моя подружка мед. сестра слово взяла, чтобы я, значится, никому…
- О чем речь?! Конечноо! – Поднял плечи Федор Иванович, - я никому ничего не скажу. Слово даю! – Поднял он руку, ладонью вперед. - Это будет наша с вами тайна, - подмигнул он и, не удержавшись, провел пальцем по гипнотизирующей его складочке.
- Ну, - это вы уж слишком! – Отбросила она бесстыдную руку мужчины, и запахнулась поглубже в халатик. – Сейчас разве до нежностей, когда, можно сказать, рядом труп лежит. Что я говорила-то?.. Вот! Вы меня сбили совсем! – Тупо уставила она в точку на противоположной стене.
- Вы, красота моя, говорили вроде бы о какой-то санитарке, которую, по вашим предположениям, вроде бы убили.
- Да, - очнулась повариха, обретая более - менее осмысленный взгляд. – Не о какой-то санитарке речь шла, а о Клавке. Дело в том, что Клавка – бывшая теща нашего доктора, и у них бывали ссоры. Это слышали не раз наши медики, да и пациенты тоже. Клавка, если раскрывала свою варежку, то уж орала на всю больницу, всем было слыхать. Бедный, бедный доктор, как долго он терпел ее оскорбления. – Выпрямилась женщина и победно взглянула на Федора Ивановича. - Вам все ясно теперь?
- И вы считаете, что зять мог убить свою тещу?
- Двадцать раз и, даже больше… Да еще такую… Вы себе представить не можете, какая она была мерзопакостная баба. Хапуга жуткая, склочница, сплетница, и доктора нашего поедом ела.
- И он ее задушил. – Утверждающе, изрек Федор Иванович.
- Почему задушил? – Удивилась повариха. – Вовсе нет! – Она вновь наклонилась к Федору Ивановичу. - Говорю ж вам, что до меня дошли слухи, что медицинский эксперт, или как он там называется, предварительно сделал заключение, - ее отравили.
- А, почему вы так думаете? Может, она сама?..
- Это не Я думаю, - оборвала его повариха, - какой же вы непонятливый. Говорю ж вам, что моя подружка случайно подслушала, когда эксперт говорил следователю, что ее отравили. Что-то там говорил про цвет кожи и еще, у нее на небе… - открыла рот повариха и засунула себе в рот указательный палец, - …пооска от твеодого предмета. Это не я придумала, это все медицинский эксперт докладывал следователю. – Уточнила повариха. – А я вот что вам скажу: «Даже, если б сто экспертов сказали, что Клавка траванулась сама, я б ни за что в это не поверила. Клавка бы сама ни за что на себя руки не наложила, она скорей бы кого другого на тот свет отправила. У медиков возможностей куча, кругом лекарства разные бесхозно валяются». – Авторитетно заявила повариха, взглянула на часы, охнула и удалилась вглубь кухни, откуда вскоре загрохотали сковородки.
Федор Иванович после получения «секретной» информации от поварихи, сидел на стуле, как пришибленный, будто его по голове ударили той самой сковородкой. «Даже, если что она и присочинила, то немного, - думал он, - но, как быстро менты докумекали, что была насильственная смерть. Как здорово, что я вовремя уничтожил расписку, а то мне самому хоть травись. Долговая расписка? Это ль не мотив для убийства? Да менты вцепились бы в меня мертвой хваткой. Спасибо доктору, что выручил меня. Но, по всему видать, сам-то он теперь в дерьме по самые уши. Вся больница знает, что у них с санитаркой были родственные отношения, и они складывались не лучшим образом. Как в анекдоте про тещу и зятя. Как там, в кодексе-то говорится? Неприязненные отношения. Вот тебе и мотив для убийства! Так что мне нечего опасаться. Свидетелей нет, улик нет, да и мотива у меня нет. Кто я такой? Больной… Обычный больной. И меня ничто не связывало с санитаркой. Ну а что она на меня злилась и материла при всех моих соседях по палате, так это не повод ее убивать, причем вот так… Отравить… На последний случай я мог бы в нее в порыве аффекта просто запустить уткой». – Успокоил себя Федор Иванович и, улыбаясь, представляя, как бы он полным судном запустил в голову мерзкой бабе, направился к себе в палату, распахнул дверь и остолбенел. Кровати были пусты, вероятно, все ушли на прогулку, а возле его постели стоял доктор. Он завернул матрац и что-то искал. Федор Иванович понял, что разыскивал доктор?! Психотропные таблетки, которые он, Федор Иванович прятал там, и которых там уже не было.
* * *
Агафья сидела в приемнике, по-над стенами которого жались старенькие откидные кресла. Она чувствовала себя не в своей тарелке. Она так всегда чувствовала себя в казенных учреждениях. Для нее не было разницы: находится – ли она в милиции или в больнице. Ощущение было одно, - прибитости. Она смущалась, стеснялась и, кажется, даже ростом становилась меньше, втягивая голову в плечи. Но как она не ругала себя за трусость, а побороть не могла. Поэтому так долго и откладывала свидания с Петром и Федором Ивановичем, вот и дооткладывалась, пока Петра не стало. Агафья вздохнула, пытаясь обнаружить в душе тяжесть от утраты, но с ужасом поняла, что не может. Она никак не могла найти в своем сердце жалость к парню, изо всех сил «тужилась», вспоминая, каким он был хорошим, отзывчивым, молодым наконец, но все равно у нее не получалось расстроиться. «Наверно, я жуткая бессердечная эгоистка?! – Подумала она с угрызением. – А, может, это потому, что я не видела его мертвым? – Пыталась она себя обелить в собственных глазах. - Что Я?!. Вон, сегодня вновь позвонила родным тети Даши, еле нашла смелость позвонить, боялась вновь услышать убитый голос дочери, и даже очень удивилась, так как тети Дашина дочка на мой вопрос: Не нашлась ли мама?» Ответила: «Пока нет…» И все бы ничего! Но ее голос показался мне вовсе не убитым, как раньше, а даже… Веселым… Но в последнем Агафья засомневалась, сославшись на телефонную связь. Главное было в том… - Но Агафья не успела додумать: «В чем же главное?!» К ней наконец-то вышел Федор Иванович, она еле узнала его. Вид у него был, как у приговоренного к смертной казни. Обычно при виде Агафьи глаза мужчины загорались, плечи выпрямлялись, и он смотрелся этаким молодым петушком. Сейчас же перед ней был убитый горем пожилой человек. «Наверное, ему уже сообщили о смерти Петра. – Подумала Агафья. – И еще Катька говорила, что он хитрый, безжалостный лис. А он вон как переживает, аж с лица спал, не то, что я…» - Снова разозлилась на себя девушка.
- Федор Иванович, даже не знаю, как вас успокоить?! – Положила она руку на плечо мужчины, бессильно откинувшегося в кресле. – Со всеми такое может случиться! Конечно, жаль, что это произошло в больнице, но, как говорится, от судьбы не уйдешь! – Лепетала Агафья жалким голосом, злясь на себя за то, что не может выбрать другой тон и ободрить как-то Федора Ивановича, все-таки, ведь он сам еще болен. – Федор Иваныч, но ведь жизнь-то не кончилась, - глупо хмыкнула девушка и заглянула в глаза мужчине. Жаль, что вот так вот, насильственной смертью человек уходит из жизни, мог бы еще жить и жить. Ну, чем я вас могу утешить, дорогой? Вы ж сами умный человек, прожили жизнь гораздо длиннее моей и сами понимаете, что рано или поздно убийцу найдут, и ему придется ответить за свой поступок. Но, пока вы сами находитесь в больнице, должны думать о себе и не бояться никого. Не каждый же день убивают, и не всех… - На минуту замолчала Агафья, представив, как тяжело и небезопасно чувствует себя Федор Иванович. Во-первых, ему жаль Петра, а во-вторых, по понятным причинам и еще потому, что нервы у самого Федора Ивановича не в порядке, ему самому, вероятно, страшновато находиться в стенах больницы, если пациентам не могут обеспечить охрану. – Федор Иванович, а у вас в больнице охранник есть? Надеюсь, он не спит по ночам. – Задала Агафья резонный вопрос и удивилась, встретившись со злыми глазами директора. «Что это с ним? Ааа! – Поняла она, - вот я глупая! И дернули ж меня за язык, сказать про охранника. Конечно, - это слово ассоциируется у него с убитым Петром». – Ну, как вам здесь, как лечат? – Покашляла Агафья. - Я вот принесла вам апельсины. – Тараторила девушка, выкладывая на колени директора цитрусы. – У нас в музее все нормально. Вы не волнуйтесь, пожалуйста! Пока вас не будет, я вас не подведу. Вы ж знаете, какая я ответственная. С налоговой службой все нормально, мы только на днях ездили с бухгалтером. Тут недавно приходил инспектор из пожнадзора, чуть – ли не носом рыл, искал у нас всякие нарушения, - засмеялась Агафья, вспоминая шустрого парня. – Представляете, - хмыкнула девушка, он даже пытался сдвинуть идола, предполагал, что мы там что-то скрываем. Он уж и обнимал его, и гладил… Вообщем, чуть пупок себе не надорвал. – Ой! Что с вами? Вам с сердцем плохо? – Испугалась Агафья, видя, как у директора выпучились глаза. Она крутила головой, ища кого-нибудь в белом халате.
- Он, что?! – закричал неожиданно фальцетом Федор Иванович, - отодвинул его?
- Кого? – не поняла Агафья.
- И – до – ла, - по складам ответил мужчина, вытаскивая из кармана пижамы лекарство и засовывая под язык.
- Да, нет, конечно! – Удивилась такой реакции Агафья. – Я сказала ему, что нужен подъемный кран.
«Как это я догадалась переключиться на музейные дела, - обрадовалась девушка, найдя нужную тему для разговора, которая отвлечет Федора Ивановича от грустных мыслей о смерти Петра».
- Ну и, что еще у вас новенького? – Немного успокоился мужчина, очищая апельсин и засовывая за щеку большущую дольку, а вторую протягивая девушке. – Хочешь?
- Нет, что вы?!! – Отпрянула девушка, - это ВАМ сотрудники передали. – Еще они передают вам большой привет, говорят, чтобы вы не торопились выходить на работу, - покраснела Агафья, (вдруг он неправильно ее поймет и обидится?) В том смысле, чтобы вы хорошо вылечились и с новыми силами преступили к своим обязанностям. Без вас, как без рук, Федор Иванович, реставрация остановилась. Мне вас очень не хватает, не хочется приглашать нового специалиста. – Пыталась поднять настроение Федора Ивановича Агафья. – А еще в бухгалтерии сказали, чтобы вы не волновались на счет кредита. Бухгалтер сама выплачивает по извещениям, приходящим из банка на ваше имя, в музей. Она просто вычитает процент из денег, положенных по больничному листу. Кстати, Федор Иванович, пока я не забыла, вы мне дайте больничный лист за прошлый месяц, я передам его в бухгалтерию. А то сейчас заговоримся, и я забуду про самое важное. А мне бухгалтер несколько раз напоминала про это. Все-таки, денежные дела… Тем более, сумма кредита-то немалая, как – никак, тридцать тысяч долларов. - Агафья наклонилась к уху Федора Ивановича, - я на себя взяла ответственность, как руководитель, и подтвердила вашу платежеспособность. Я ведь уверена в вашей честности. - Улыбнулась она мужчине. – Не благодарите меня, Федор Иваныч, вы тоже б сделали для меня, я в этом на сто процентов уверена. Даа, я чуть не забыла, а, мне надо сказать вам еще одну хорошую новость. Не все ж о покойниках говорить, - добавила Агафья.
* * *
Не успел доктор и суток отгулять в отпуске, насладиться домашним, конечно, относительным, но все же, покоем, когда его не будят по ночам, когда не приезжают по скорой больные и не приходится часами просиживать возле тяжелых пациентов. Таким крайне тяжелым и поступил к нему в отделение Петр. Поначалу он вообще его не узнал, парень бредил, температура зашкаливала за сорок один градус. На двухстороннюю пневмонию наложился инфекционный менингит. В первые дни он вообще думал, что не вытащит парня. Боялся и за его душевное состояние, пациент бредил, говорил о каких-то сокровищах, замурованных в подземелье, хрипел, что и его там пытались заживо похоронить. Врач и сам уже думал, что парень не жилец, но каким-то чудом и, конечно же, профессионализмом самого врача, парень выкарабкался, и первый узнал его. Врач был несказанно счастлив, что вернул к жизни человека, к тому ж, такого славного, как его товарищ, Петька. И вот, когда уже до выписки оставалось совсем недолго, случилось такое несчастье. Врач ругал себя, ел поедом, вспоминая последние слова друга. Как Петька просил его выписать из больницы, будто чувствовал неладное. У него и самого где-то совсем глубоко, глубоко в душе что-то шевельнулось и заскребло, но совсем по-другому. Доктор просто считал своего временного преемника немного пофигистом, к тому ж любителем горячительных напитков, и опасался оставлять на его попечении еще неокрепшего товарища. А дело вон как обернулось! Боялся неприятностей с одной стороны, а беда, да еще какая нагрянула с другой. И виновным в этом был вовсе не дежурный врач, а мерзавец, каким-то образом, проникший в отделение. Может, если б Петр не лежал в отдельной палате, такого не случилось, и парень остался б жив и здоров. Но ведь он хотел, как лучше, и для комфорта перевел Петьку в отдельную палату, да еще и на первом этаже, будто своими руками открыл доступ в больницу всем, кому не лень. Да, скорее всего через окно и влез Петькин враг, и таким же образом покинул помещение, сделав свое черное дело. Но вот, что удивило доктора?! Когда ему домой позвонил его коллега и, заикаясь от волнения, сказал, что Петра задушили, и пьяненьким голосом спросил его: «Что теперь делать?» Доктор сразу же, как только ему позволили пробки, приехал в больницу и вбежал в палату друга… Пети не было! Из-за плеча осоловевшими глазами смотрел на пустую постель вызвавший его врач и разводил руками в недоумении.
- Полчаса назад я собственными глазами видел больного, вернее, его мертвое тело, - докладывал он.
- А откуда ты узнал, что он мертв? – Подозрительно смотря на врача и принюхиваясь к нему, спросил доктор.
- Ну, уж, - это слишком! – Обиделся тот, но на всякий случай стал дышать в сторону. – Я все-таки как-никак врач. Во-первых, у него на лице лежала подушка, а когда я ее убрал, то сразу понял, что больной погиб от асфиксии.
- И ты даже не потрудился оказать ему помощь? Может, ему еще можно было помочь?! Или спешил очень? Что… Водка остывала?.. – Злился доктор на своего коллегу.
- ???
- Молчи! У тебя на лице вон от спирта след красный остался.
- Да, ладно… Двадцать граммов всего… - Скривился врач, выставив мизинец и большой палец в знак подтверждения мизерности дозы. - Меня что-то с утра знобило сильно, вот и решил так сказать, для поправки здоровья. А то не хватало б мне заболеть, так и вообще работать некому будет. Ты в отпуске, а я б ушел на больничный.
- Во – от, как ты решил повернуть. Так вот что я тебе, дорогой, скажу! Нет никакого оправдания твоей пьянке на работе. Это из-за тебя погиб Петька. Убийца почему-то не пришел по его душу на моей смене, а выбрал твое дежурство.
- Слушай! Ты гений! Наверно, это кто-нибудь из наших. - Совершенно не рассердившись на собеседника, предъявляющего серьезные обвинения, высказался врач. «А, чего на него сердится-то? Как не крути, а он прав. Перебрал я на этот раз, - с досадой подумал врач. – И хоть убей, не помню точно, щупал я ему пульс или нет? Но лицо-то было синюшным, явная асфиксия, да и подушка на лице…» - Ведь кому-то было известно, что ты уходишь в отпуск. Интересно, кому это мог так насолить твой друг, что его решили придушить. Надо покумекать! - Поднял глаза к потолку мужчина, и почесал подбородок. - А ты, как считаешь?
- Я считаю, что ты – сукин сын! И еще я считаю, что таким, как ты не место в больнице. Но это только субъективное мнение, и я его оставлю при себе. Главному доносить на своих коллег неприучен. А ты, может быть, сам когда-нибудь поймешь, поимеешь совесть, и уйдешь работать в такое место, где не сможешь уже принести вред больным. А сейчас надо вызывать милицию. – Категорично заявил доктор. – Это дело специалистов, разыскивать убийц. Каждый должен заниматься своим делом, и в трезвом уме, - прибавил доктор, вздыхая.
- И мертвое тело, тоже… - Добавил трагичным голосом врач и задумался о чем-то своем, прикрыв уставшие от бессонной ночи глаза красными веками. – Слушай, а ведь ты подал мне неплохую идею, - встрепенулся он.
- ??? – Поднял брови доктор, осматриваясь по сторонам, будто впервые видя палату. Он передернул плечами, - зябко; и подошел к окну, - так и есть! Створка рамы была не плотно прикрыта, и с улицы тянуло ноябрьской прохладой. Доктор распахнул настежь окно, высовываясь наружу, удовлетворенно присвистнул. От подоконника до земли было всего метра полтора. Чтобы забраться с улицы одному человеку, - это нормальная высота, если конечно, убийца не карлик. Но, если исходить из того, что убийца влез в окно, значит, окно было не закрыто на шпингалет. Но убийце, откуда это было известно? Да и небезопасно! Влезать в окно в вечернее время, пусть даже со стороны двора… Может, все-таки, он зашел в двери? – Терялся в догадках доктор. А вот вынести труп он мог ТОЛЬКО через окно, но для этого надо быть довольно сильным мужчиной, потому как Петя был, хоть и исхудавшим после болезни, но не хиляком. Значит, или убийца был силачом, или он был не один, или… - Слушай, - обратился доктор к коллеге, - ты, когда пошел звонить в ординаторскую, случайно не слышал звук проезжающей каталки?
- Никакой каталки не было! – С досадой отмахнулся врач. – Я вот что хотел тебе сказать на счет идеи, которую ты мне подал. Эй, где тыы? – Поводил он рукой перед глазами доктора, давай уже, возвращайся! Напоминаю! Ты мне посоветовал сменить место работы. Что-нибудь более интересное и менее ответственное для меня, так? Знаешь, а ведь это идея, и главное, поданная вовремя, значит, вдвойне ценная. Знакомые ребята говорили, что в морге освободилось местечко.
- Что? Будешь напиваться в стельку, и изображать покойника? – Горько усмехнулся доктор, закрывая окно.
«Куда мог исчезнуть труп, - не мог он избавиться от навязчивой мысли, - а сомневаться в диагнозе своего коллеги, у него не было причин. Он не мог допустить мысли, что тот на рабочем месте мог упиться до поросячьего визга и не отличить мертвого от живого. Тем более, говорит, что на лице Пети лежала подушка. Но, пока он ходил звонить мне, труп просто исчез. По какой-то причине убийца не хотел оставлять его на месте преступления. Доктор вдруг покрылся холодным потом, его посетила жуткая догадка. Ведь могло быть два трупа. Когда в палату заглянул его подвыпивший коллега, убийца, скорее всего, был где-то совсем рядом, возможно прятался в…» Доктор, оттолкнув в сторону дежурного врача, распахнул дверь в туалет. Естественно, никого там не было, но его внимание привлекла тряпичная куча, это была больничная пижама, Петина пижама. Мужчины переглянулись. Зачем убийце понадобилось срывать с трупа больничную одежду и раздетым выволакивать его на улицу?
* * *
Федор Иванович слушал Агафью в пол уха, его мысли то и дело возвращались к «секрету» поварихи, доверенному ему. Но не только это заставляло его отвлекаться от новостей, которыми «загружала» Федора Ивановича девушка. С ним произошло вовсе несусветное, когда он вернулся к себе в палату из столовой. Он до сих пор не мог разобраться: сон это или счастливая явь?! Когда он увидел, склонившегося доктора над задранным матрацем, первой мыслью было – убить его. Федор Иванович шарил глазами по сторонам в поисках орудия, но ничего более подходящего, чем стул не нашел, и уже поднял его за ножку, но тут доктор, глядя ему прямо в глаза, сказал: «Что это вы больной складываете лекарство под матрац? Ай - я – яй! Вы, что, не хотите выздороветь? Лекарства, которые вам прописывает лечащий врач, надо использовать по НАЗНАЧЕНИЮ, - подчеркнул последнее слово доктор». Сказал, внимательно посмотрел в глаза Федору Ивановичу, потом перевел взгляд на опрокинутый стул, усмехнулся и вышел из палаты. Федор Иванович еще какое-то время находился в ступоре, потом кинулся к своей кровати и поднял матрац. Там лежали, как ни в чем не бывало его таблетки. «Почему он, доктор, это сделал? – Гадал Федор Иванович. – Он уже второй раз спасает меня. Сначала, не читая, отдает мне расписку, сейчас вернул мои лекарства, о которых, конечно же, было известно не только врачу, но и моим соседям по палате, и при случае, кто-нибудь из них обязательно б вспомнил и доложил работникам милиции. Зачем доктору нужно меня покрывать? Я ему не сват, не брат и, даже не тесть. – Усмехнулся Федор Иванович. - Может, он не лучше своей тещи и в скором будущем
потребует компенсацию? Интересно, как долго мне ждать и сколько доктор запросит за свое молчание?» Дверь внезапно распахнулась, заставив Федора Ивановича вздрогнуть. «Легок на помине…»
- Федор Иванович, вы опять нарушаете режим! – Строго сказал доктор, - ваши
товарищи все на процедурах, а вам, что, нужно особое приглашение? Будьте добры не заставляйте меня сердиться!
«Вот как он «очистил» палату от глаз и ушей, чтобы вернуть мои таблетки». - С восхищением подумал Федор Иванович, следуя за доктором в процедурный кабинет.
Вот почему Агафье пришлось некоторое время ждать его. И хотя он уже добрых полчаса находится рядом с девушкой, но мыслями, то и дело возвращается назад, к непонятному, и поэтому подозрительному поведению доктора.
- Федор Иваныч, да вы меня совсем не слушаете! – Пыталась растормошить его Агафья. Вы еще под впечатлением трагической новости? Это я виновата, что заставила вас вновь пережить скорбный факт.
«О чем это она? И откуда ей известно? – Посмотрел Федор Иванович на Агафью, будто впервые увидел. – Вот тебе и повариха! Говорила, что никто ничего не знает, а, оказывается, о насильственной смерти санитарки уже стало известно за пределами больницы. И говорит об этом таким трагическим голосом, вот–вот расплачется, словно санитарка была ей близким человеком».
- Агашенька, а вы что так разволновались? Ну умер человек, ну бывает и такое… Все мы, к сожалению, смертны, тем более пожилые люди. Они должны в первую очередь уходить в другой мир. Вот вы меня успокаиваете, напрасно! Я совершенно спокоен, тем более, что я слишком мало знал этого человека, так что не собираюсь лить слезы. А, если кто-то вам сказал, что здесь насильственная смерть, так это все бабские разговоры. В случайную смерть я еще поверю, так сказать, несчастный случай, от выпитого снотворного. Передозировка лекарства. Я даже от кого-то из медицинского персонала случайно вроде бы слышал.
Агафья смотрела на Федора Ивановича жалостливыми глазами. «Неужели рецидив? – Подумала она. – То-то я смотрю, он, будто витает в облаках, думает о чем-то своем, только ему одному, как душевнобольному человеку, видимому. Причем здесь снотворное, когда Петра удушили подушкой? А, может, с Федором Иванычем все в порядке, просто поступила неверная информация? – С надеждой подумала девушка. – Но, почему он говорит о возрасте? Петр был совсем не пожилой, даже наоборот…» Агафья тронула плечо мужчины и заглянула в глаза, - взгляд вполне осмысленный.
- Федор Иваныч, сколько вы думаете, Петру было лет?
- Какому Петру? – Искренне удивился он резкому переходу в разговоре.
- Ну, как какому? – Ласково переспросила Агафья. – Нашему Петру, бывшему охраннику. Он вообще-то был совсем нестарым. Может, просто так выглядел после болезни. А вообще ему было немного за тридцать. Так что, мог бы себе жить и жить, а вот… - Опустила глаза Агафья и у нее по щекам покатились прозрачные бусинки.
Федор Иванович смотрел во все глаза на плачущую девушку. «О ком это она печалится? Петр, Петр… Я думал, что она говорит о санитарке, а она… - Федора Ивановича пробил озноб. Неужели?.. Вот тебе пришла еще одна беда! Одна новость дерьмовей другой. Интересно, что Агафье известно? Что-то она слишком подозрительно на меня пялилась».
- Агашенька, хватит плакать! Вы что-то сейчас говорили о нашем охраннике. Продолжайте, пожалуйста!
- А, что продолжать-то? – Всхлипнула девушка, выуживая из кармана носовой платок. – Я думала, что вы сами все знаете.
- Ну – у… - Протянул неопределенно Федор Иванович, - кое-что мне известно, но, естественно не все, я ведь в четырех стенах здесь, как привязанный. Агашенька, здесь охранники почище наших, музейных, и охраняют нас, пациентов похлеще всяких раритетов, - хмыкнул он. – Чтобы мы не выходили за стены больницы, а, главное, чтобы посторонних не было. Строгиее, ужас! – Смешно вытаращил глаза Федор Иванович и исподтишка взглянул на девушку. Ему надо было, чтобы это отложилось у нее в памяти.
- Федор Иваныч, а вы не знаете, случайно, во всех - ли лечебных учреждениях существует охрана?
«Горячо… Ох, как горячо… У меня аж пятки жареным запахли, - думал Федор Иванович, - а не проста девка, ох, как не простаа. Ишь, как издалека подходит. Или она много знает, или хочет взять на пушку?..»
- Откуда ж мне знать? – Деланно удивляясь, поднял плечи Федор Иванович. – Говорю ж вам, что безвылазно лежу в больнице.
- Вот, если б везде такая охрана строгая, как у вас была, тогда б, может, Петю и не убили. Задохнулся он, асфиксия… - Вздохнула Агафья, высмаркиваясь в необъятный платок.
- А он что-нибудь перед смертью успел сказать? – Подался вперед всем туловищем Федор Иванович. – Он не назвал, случаем, имя убийцы?
- Откуда мне это знать? – Подозрительно, как показалось Федору Ивановичу, сказала Агафья, и вдруг заторопилась. – Мне уже пора! Я итак слишком долго у вас припозднилась, а дела не ждут, - тяжело вздохнула девушка, засовывая в карман платок и не поднимая на Федора Ивановича глаз.
- Да, ладно! Посидите еще! Я вам, как ваш начальник, разрешаю, - напыщенно произнес он. – Вы мне еще не все рассказали про наш музей. Ходят – ли экскурсанты, выполняется – ли план?
Агафья медленно поднялась с кресла и отодвинулась от мужчины на безопасное, как ей показалось, расстояние. «Да, известие о кончине Петра сразило его. – Сделала она вывод. – Боюсь, как бы после травматологии его не перевели в психоневрологический диспансер. Жаль, конечно, его, но дело, есть дело! Бухгалтер ведь несколько раз мне напомнила, чтобы я взяла у него больничный лист».
- Федор Иваныч, голубчик, так вы мне дадите свой больничный?! – Заканючила она, сделав несчастное выражение лица. – Я хоть сейчас и директор, но должна выполнить приказ главного бухгалтера. Ей срочно нужен документ от вас для выплаты вашего кредита.
- Какого кредита? – Уставился он на девушку.
- Да вашего, вашего, Федор Иваныч… «Да, за что ж мне такое наказание? - пожалела себя Агафья, - пусть в следующий раз с ним разговаривает сама глав. Бух. Чувствую, что еще немного, и меня саму надо будет оправлять в лечебницу для душевнобольных. Удивляюсь, как могут в банке раздавать кредиты, не убедившись не только в платежеспособности заемщика, но и в его дееспособности. Платежеспособность мы подтвердили, а душевную болезнь, или как там она называется?.. С головой у него явно не в порядке, и зачем ему понадобилась такая большая сумма? У меня прямо в голове не укладывается. Тридцать тысяч долларов… Теперь у него от зарплаты будет оставаться кот наплакал, если еще и учесть, что теперь у него будет не директорская заработная плата, а простого реставратора. Хотя, он неплохой специалист, и сможет заработать на левых заказах. Тем более, зачем ему надо было влезать в банковскую кабалу? Но это не моего ума дело!» - Решила Агафья.
- Федор Иваныч, вы перед тем, как попасть в больницу взяли в банке кредит на сумму в тридцать тысяч американских долларов, - как маленькому ребенку, втолковывала Агафья. – Вспомнили? Вы были в банке, нам позвонили из кредитного отдела, чтобы мы подтвердили вашу платежеспособность.
- И вы?!. – Бледнея, спросил мужчина. У него теплилась еще надежда.
- А вы, что, сомневаетесь в своих сотрудниках? Мы вас очень уважаем и доверяем вам. «И напрасно, - подумала девушка. – Чувствую, что дело бывшего директора – паршивое. Как бы он не вернулся в психушку. Жаль мужчину. А банкирам будет наука! – Злорадствуя, думала Агафья. В следующий раз будут более разборчивы в заемщиках. По всему видно, свои денежки им придется возвращать через суд, так как Федор Иваныч, по-моему, ничего не помнит».
- Я НИЧЕГО не брал в банке!!! – Заорал он. – Зарубите на своем красненьком носишке, вы, директор! Зачем мне кредит? У меня денег итак куры не клюют. У меня сундук с россыпью драгоценных камней. – Брызгал слюной мужчина.
На них уже стали обращать внимание посетители, и Агафье ничего не оставалось, как, вздыхая, самой пойти к врачу и взять больничный лист Федора Ивановича. Когда она вернулась, тот еще сидел в кресле, жалкий и несчастный. У Агафьи дрогнуло сердце. «Надо бы хоть немного подбодрить старика». И она подошла к нему.
- Федор Иваныч, чуть не забыла… У меня есть еще приятная новость. Нет, нет! Не бойтесь! На этот раз, действительно очень хорошее для вас известие. Нашелся украденный из музея гребень. Не сомневайтесь, - это тот самый гребень, с отломанными зубцами и изумрудами. – Улыбнулась Агафья. – Осталось только найти вора…
* * *
- И, что? – Удивилась Агафья. – Вас так и не пропустили? Вы могли б сказать, что вы… - Агафья задумалась…- Ну там… Родственница… Невеста, даже… Они обязательно должны были вас допустить на опознание. Я, как чувствовала… Поэтому и не хотела идти в больницу.
- Может, если б вы пошли, вам бы, как бывшему начальнику Петечки, не смогли б отказать. – Обидчивым голосом говорила Тамара Васильевна. – А вы, Агафья Викторовна, предпочли свидание с живым человеком. Конечноо! Федор Иваныч, хоть и бывший, но директор, а кто такой Петечка? Всего-навсего какой-то охранник.
- Ну, зачем вы так?! – Покачала головой Агафья. – Вы думаете, я получила удовольствие от встречи с Федором Ивановичем? Ничего подобного! По секрету вам скажу, Тамара Васильевна, у него что-то опять неладно с головой. Вы ж знаете, что он взял кредит.
- Об этом весь музей знает, – передернула плечами секретарь. – И, что Федор – чокнутый, тоже ни для кого из сотрудников не секрет. Бог знает, кого метить! Вот только Петечку жаль… - Заплакала Тамара Васильевна. – Хотя, Бог забирает лучших, - всхлипнула она. – Но все равно, он бы мог себе еще жить и жить, а его задушили. И, знаете, Агафья Викторовна, - нагнулась секретарь к самому уху Агафьи. – У меня мелькнула такая мысль: может, убийца не только задушил Петю, но еще и как-нибудь изуродовал его? Иначе, чем объяснить, что мне не разрешили проститься с ним.
- А это мы сейчас узнаем. – Улыбнулась заговорщицки Агафья, и полезла за визитной карточкой старого знакомого из прокуратуры. Ей с первого же раза удалось дозвониться ему, и она про себя решила, что это добрый знак. «Хотя, какой там добрый, если молодого парня убили. И может, даже издевались над трупом…»
Следователь, на радость Агафьи, узнал ее и не стал ничего от девушки скрывать, рассказывая все, дозволенные следственными мероприятиями подробности. Агафья только крепче прижимала к уху трубку и качала головой, посматривая время от времени на Тамару Васильевну. Она вскоре поблагодарила собеседника и положила на место телефонную трубку, опустив плечи и, смотря тупо перед собой. Секретарь сидела, как на иголках, не сводя любопытных глаз с Агаши.
Почему-то слезы у нее высохли и наждак, перекрывавший горло и мешавший дышать, исчез.
- Нуу?! – Поторопила она девушку. – Что сказал ваш знакомец? Он объяснил, почему мне не разрешили напоследок даже взглянуть на Петю? Агафья Викторовна, мне неудобно вас просить, но вижу, что у вас дружеские отношения с работником прокуратуры… - Тамара Васильевна осеклась, краснея.
- Что вы имеете в виду? – Дернула подбородком Агафья.
- Вы не о том подумали. Я ни о чем плохом не думала даже… - Оправдывалась секретарь, сложив перед грудью ладони. – Я хотела, чтобы вы попросили разрешения на захоронение Петра. Я хотела б сама его похоронить. – Вновь заплакала женщина. – У меня имеются кое-какие сбережения. А, насколько мне известно, у Пети в городе никого родных нет.
- Это невозможно! – Категорично отрезала Агафья.
- Потому что я ему никто? – Всхлипнула Тамара Васильевна и подняла на Агафью страдальные глаза.
- Потому что хоронить некого! Понимаете? – Снизила она голос до шепота. – Следователь сказал, что труп пропал.
- Но ведь врач сам мне позвонил и сказал, что Петю… подушкой… - Вновь зарыдала женщина, вспомнив прошлый телефонный звонок, который перевернул всю ее жизнь, разделив на две части. Бывшую, когда она мечтала о совместной жизни с Петей и будущую. Собственно, для нее теперь уже никакого будущего не может быть.
- Тамара Васильевна, может это звучит и кощунственно с моей стороны и фантастично, но… - Агафья на секунду замолчала, собираясь с мыслями. – У меня в душе нет чувства утраты. Понимаете?
- Да, конечно… Вам же Петя был совершенно посторонним человеком. Что ж здесь не понять? – Усмехнулась краешком губ Тамара Васильевна.
- Вы меня не так поняли. Я о другом… - Рассердилась на саму себя Агафья, понимая, что не может не только Тамаре, но даже себе дать логичного объяснения, почему у нее не болит душа по Петру?!
Настолько фантастичными были ее догадки, впору становиться пациенткой психического диспансера. Но, пока она не скажет о них Тамаре! Вдруг, - это только плоды ее больного воображения? Агафья решила сама кое-что выяснить. Для этого надо хорошо подумать, и, конечно же, не на работе, где ее постоянно все дергают. Она придет домой, поужинает, благо, что теперь у нее есть куча всяческой еды, заберется с ногами на свой любимый диван, и будет шевелить мозгами, поскольку и они у нее имеются. Хотя «некоторые» в этом и сомневаются. Для нее даже выгодно, что ее считают, если не совсем дурой, но простаком или простачкой, как правильнее сказать? Пусть считают! Значит, теряют бдительность и где-нибудь снова проколются. Пока все события, как разбросанные пазлы. Надо время и место, дабы их подобрать друг к другу так, чтобы означился рисунок их преступлений. Пока же в голове у нее полный хаос. Жаль, что нет рядом Катьки. Вместе они б быстрее со всем этим таинственным разобрались. А, может, и хорошо, что Катька далеко и не может контролировать ее? А то б начала кудахтать и носиться надо мной, как квочка. Сказала, что мое дело валяться с женским романом на диване, а не заниматься опасным расследованием. А, что оно опасное, Агафья не сомневалась не секунды, - пропали два человека: тетя Даша и Петр. Почему? Вероятно, им стало что-то известно и их убрали, как свидетелей. Да. И у Петра и у тети Даши были длинные языки, так называемые, правдоискатели. Ни один из них не мог сдержаться, и говорил правду, а ведь известно, что не всем это нравится. Тетя Даша уже в молодости пострадала от своего языка. Сама рассказывала, что ее отчислили из университета. Кому ж она сейчас-то перешла дорогу, кому могла мешать уборщица небольшого провинциального краеведческого музея? А Петр?.. Что случилось с ним? И, что такое было им известно, что их обоих убрали почти в одно и то же время? Может, их что-то объединяло? Но, что? В родственных связях они точно не состояли. Агафья это знала наверняка, так как знакомилась с личными делами сотрудников, когда заняла пост директора музея.
До Тамары Васильевны постепенно начали доходить слова Агафьи, но ее мысли приняли совершенно другое направление, прямо противоположное тому, о чем думала девушка.
- Агафья Викторовна, - выдернула она ее из размышлений, унесших ту далеко – далеко из кабинета. – А, может быть и такое, что Петру дали какое-нибудь не то лекарство, и он умер?! – Не то вопросительно, не то утвердительно, сказала секретарь. - А, чтобы скрыть врачебную ошибку, сами медики придумали, будто бы мертвое тело украли, чтобы избежать судебной экспертизы. Ведь прецеденты такого уже случались и, к сожалению, не единожды. Ведь при вскрытии обязательно б обнаружилось… Куда удобнее преподнести дело так, вроде бы в больницу влез вор и… На голову не напялишь! – Хмыкнула Тамара Васильевна, - украл труп. Это ж надо! Да, кому нужен мертвец? Прости Господи, на огороде вместо пугала ставить. Наверно лежит сейчас бедный Петечка в морге, как безымянный труп, и похоронят его на кладбище под номером. Или того лучше, отдадут безмозглым студентам на растерзание. Ну, уж нет! Такого кощунства я не допущу. Сама поеду в морг, заплачу санитарам и все разузнаю. Никто не устоит против денег. – Пыталась убедить саму себя секретарь. - Агафья Викторовна, дайте мне, пожалуйста, отпуск за свой счет, мне нужно время, я сама проведу расследование. – Загорелась Тамара Васильевна. У нее моментально высохли слезы. – Уж я их, - погрозила она кулаком стене, - выведу на чистую воду. Заставлю сделать вскрытие и тогда уж… - Она была полна решимости все выяснить САМА, хотя и прекрасно понимала, что это небезопасно. Ну, что значит опасность, когда нет Пети? Если она не могла спасти его живого, то хоть узнает правду и нормально, по христианскому обычаю предаст тело земле и поставит памятник. Кто, как не она?! По крайней мере, у нее будет место, где она может поплакаться перед любимым человеком. Ну, а если получится так, что ее уберут те самые медики, которые убили Петю, ну что ж, знать тому и быть, они воссоединятся на небесах.
«Еще одна доморощенная сыщица на общественных началах. – Подумала Агафья. – Ну, уж не – ет! Я этого ни за что не допущу. С ее холерическим темпераментом она наломает кучу дров, мне перейдет дорогу, а главное, и себе может сломать шею».
- Тамара Васильевна, отпуска я вам не дам, – категорически заявила она и даже стукнула по столу ладошкой. - Вы что, хотите меня одну бросить, без помощи? – и сразу сбавила тон, увидев, как напряглось лицо женщины. Тамара Васильевна беззащитно свесила руки. – Ну, как я тут буду без вас? – Ласково заглянула она в глаза секретаря, и наткнулась на лед. – Ну, хорошо! Если вы меня не уважаете и не жалеете, - это ваше право. – Урезонивала она секретаря. - Но подумайте хоть о себе. Вы ж разумная женщина и должны понимать, что не всегда бывает в наших силах идти против… - Агафья запнулась, она не знала, как сказать?! «Против кого идти-то?» Она сама еще не определилась, кто стоит по ту сторону? Ей ясно было только одно, что этот человек – опасен. Он (или они) уже убрали двоих, и им ничего не стоит смести с дороги какую-то там Тамару Васильевну. Тетя Даша была го - ораздо мудрее и то… Недаром ей мерещились разные сущности. А, может, и не мерещились вовсе? Агафья снова задумалась. И в голове вновь мелькнула фантастическая мысль. – Так. Я никакого заявления подписывать не стану. Это мое последнее слово. – Повторила она.
- Тогда я уволюсь, - потянулась за бумагой секретарь. – Если вы не можете мне пойти навстречу и не хотите, как женщина понять моих страданий, то мне не захочется больше работать под вашим руководством. Знаете, Агафья Викторовна, я не ожидала от вас такой черствости, - горько усмехнулась она краешком губ.
- Я не могу заставить вас остаться, но по законодательству вы обязаны отработать две недели. – Завизировала заявление Тамары Васильевны Агафья и убрала его в ящик. «Что может измениться за короткие две недели? – Горестно подумала она. – Если я за это время все не разузнаю, то… То грош мне цена и, как руководителю и, как человеку».
- Вот уж не ожидала от вас этого. Я думала, что вы, в отличие от Федора Иваныча, разумная живая женщина, а не инструкция в юбке. А вы, вы… - Сжала кулачки секретарь, со злостью провожая глазами свое заявление. – Вы – бездушная, сухая…
- Мокрая… - Хмыкнула вдруг Агафья, вспомнив свой любимый фильм «Служебный роман».
Тамара Васильевна, опешив от такого цинизма, остолбенела, качая головой, и уставившись на собеседницу, у нее просто не было слов.
- Простите! – С трудом подавила улыбку Агафья. – У меня случайно вырвалось это дурацкое «мокрая», я не хотела вас обидеть, наоборот. Я хочу вас спасти от необдуманных поступков. Вы очень эмоциональная, темпераментная женщина. И, простите! Иногда ваши поступки опережают ваш разум. Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Это не потому, что вы глупая, просто мы женщины зачастую сначала делаем, а потом уж думаем. У меня самой сейчас в голове полная каша. Пожалуйста, вы сейчас меня ни о чем не расспрашивайте. Я сама постараюсь разобраться, и все вам расскажу. Даю вам слово, что вы будете первая, кто узнает правду.
- Хотите провести расследование в больнице? – Недоверчиво взглянула секретарь на девушку, и придвинулась к ней. – А вы уверены, что ваш друг следователь не возьмет взятку у врачей, чтобы похерить это дело?
Агафья чуть было не ляпнула, что следователь здесь совершенно не причем, что она сама будет вести свое следствие, но вовремя осеклась. Тамара Васильевна уж очень подозрительно на нее смотрела.
- Дайте слово, что вы и шагу не ступите без моего ведома. – Строго взглянула Агафья на секретаря и прокашлялась. – Иначе все можете испортить. Не говоря уж о том, что подвергнете опасности не только свою жизнь, но и жизнь других людей. Вам понятно? – Заговорщицки понизила она голос и наклонилась к женщине.
- Нуу, раз за это берется специалист, то я, что?.. Разве я не понимаю?.. Болтаться под ногами у профессионалов я не стану. А, что, Агафья Викторовна, - почему-то переходя на шепот, спросила секретарь, - этот человек, что берется за расследование, действительно профи? – Буравила она глазами Агафью.
- Гмм… - Промямлила та и закашлялась, - ну, как вам сказать?! – Бывают и лучше, наверно. Главное, он старательный… - Нашлась она, - будет носом рыть, - вспомнила девушка высказывание опера из какого-то фильма и покраснела.
Ее смущение Тамара Васильевна восприняла, как то, что у Агафьи со следователем не только служебные отношения. Но это дело ее, Агафьи. Муж далеко, да и сама Агафья очень долго жила монашеской жизнью, так что сам Бог велел ей наверстать упущенное, а следователем будет кавалер, или еще кем, какое это имеет значение?! Тамара Васильевна на секунду отвлеклась от своих грустных мыслей и внимательно посмотрела на пунцовую, как рак девушку. «Вот и сейчас она унеслась в своих грезах куда-то, - подумала секретарь. – Наверно, мечтает о свидании со следователем. У нее и повод есть, и даже очень убедительный. А, может, им двоим уже никакой повод и не нужен?! Вполне вероятно ее адюльтер уже давний. То-то я смотрю, хорошеет она прямо не по дням, а по часам. Вот что значит, стимул есть. А мой стимул… - Прикрыла глаза Тамара Васильевна, - …лежит в холодильнике в ящике». При воспоминании о Пете, у женщины вновь брызнули слезы.
- Агафья Викторовна, голубушка, вы уж там поторопите сыскарей-то, пусть побыстрее начнут расследование. – Неожиданно для Агафьи перешла на просторечие Тамара Васильевна. - Я боюсь, как - бы они, то есть, медики, не замели следы. Кремируют тело и дело с концом.
- Я тоже об этом думаю, - ответила своим мыслям Агафья и вдруг засуетилась, впопыхах бросая в новую «сиротскую» сумку, по размерам напоминающую котомку нищего, пудреницу, губную помаду и щетку для волос, которые исчезали в необъятных недрах. Потом немного подумала, тяжело вздохнула и опустила туда же квартальный отчет, - расследование расследованием, а работа все ж впереди всего. – Тамара Васильевна, вы меня прикройте, я побежала. – Попросила она, шнуруя ботинки и ворча себе под нос, что напрасно купила обувь на шнурках, а не на молнии, столько времени зря теряется.
* * *
Хорошо, что Агафья не обернулась, ибо взгляд, которым ее проводил Федор Иванович, не поднял – бы ей настроения. Просто удивительно, как человеческие глаза могут отражать состояние нашей души. Судя по темным глазам бывшего директора, на душе у того была сплошная чернота. И виной тому, конечно же, была она, Агафья, женщина, которую он считал своим кумиром. Да, что там кумиром, для него она была идолом, которому он поклонялся, как божеству, которого он в мечтах вознес на трон. А она наяву самолично туда залезла, нагло, бесцеремонно потеснив его, своего благодетеля. И мало того, еще и сама цинично похвасталась ему, больному человеку, похвалилась тем, что заняла его место, пока он лежал в больнице. Воспользовалась, можно сказать, его слабостью. «А я-то, наивный, строил на счет нее грандиозные планы, думал о нашей совместной жизни, а она… Предательница! - Не замечая, что перешел на крик, все более и более возбуждался Федор Иванович. – А, что это она там лепетала на счет какого-то кредита? Вот еще одно доказательство того, что у нее, кроме внешности, ничего нет, мозги напрочь отсутствуют, блондинка хренова. И, кто это мог ее посадить на ответственную должность? Какой к хренам кредит? – Еще б немного и заматерился он. - Напутала все, скорее всего. Не – ет! Надо быстрее выписываться отсюда. Представляю, что творится без меня в музее… Больница, как временное убежище сыграла свою роль, я отлежался под прикрытием местных целителей. Теперь же, когда Петька подох, и как свидетель не может выступить против меня, мне никто не угрожает, разве что… - Федор Иванович поджал и без того тонкие губы, вспомнив о трупе Клавдии Никитичны, который, кстати, еще находился в одних стенах с ним. Она казалась опасной для него и мертвой. – Кругом собрались одни враги, которые поставили своей целью уничтожить меня. Но, шалите! – Погрозил он пальцем невидимым врагам. - Посмотрим, кто кого?..» Последние слова Федор Иванович произнес вслух, и так громко, что на него невольно обернулись посетители.
- Это с кем вы воюете, Федор Иваныч? – Усмехнулся подошедший к нему доктор. – Поблизости никаких недругов нет. – Снизил он голос до шепота и присел рядом. – Клавдия Никитична уже не сможет навредить вам, ее нет, понимаете? Она умерла. – Тихо, но твердо произнес доктор, положив на плечо Федора Ивановича тяжелую руку и заглядывая в глаза. – Все хорошо, все спокойно… - Баюкающим голосом говорил доктор. «А ведь теща была права, - вдруг подумал он, внимательно рассматривая потемневшее лицо больного с бегающими мутными глазами. – Я, конечно, не специалист по душевным заболеваниям, но мне кажется, это, скорее пациент для психоневрологического диспансера. В травматологии ему уже делать нечего, а лишних хлопот, связанных с ним, больнице не нужно. Одной тещи за глаза хватит! И как ее угораздило наглотаться таблеток? А, может, прав следователь? Он показывал мне на какие-то следы на небе. Неужели теща умерла насильственной
смертью? Но кто мог ее отравить?» - Прошептал доктор, не отрывая взгляда от лица Федора Ивановича.
- Это не я! Она сама могла нечаянно прикусить банку. – Завопил Федор Иванович, отталкивая руку доктора.
- С чего это вы взяли, что кто-то подозревает вас? – В недоумении отшатнулся доктор. Речь вообще-то шла о вас, а не о санитарке. Ей ничем уже не поможешь, а вам надо лечиться. – Доктор немного помолчал, подыскивая слова. – Если хотите совет доктора, то я вам посоветовал бы подлечить нервишки. Смотрите, как у вас руки дрожат. Напрасно вы отказывались от транквилизаторов, вам легкие успокоительные совсем бы не помешали. - Доктор хитро посмотрел на Федора Ивановича. – А я ведь сразу догадался, что вы делали с таблетками?! Вы их… - Но его перебил Федор Иванович.
- Только не надо навешивать на меня убийство! – Покачал он пальцем возле носа, опешившего доктора. – Это еще надо разобраться, кто отравил вашу тещу? Кому это было выгодно, а? Я вас спрашиваю… - Уставился он на доктора. – И не надо мне приписывать чужие грехи. Я ничего никому плохого не делал, а вокруг меня одни враги. Не хочу в тюрьму! Вы слышите, не хочууу! – внезапно вскочил он и кинулся вон из здания, забыв, что одет в легкую больничную пижаму.
- Что это с ним? – Удивленно спросил внезапно появившийся перед доктором, оперуполномоченный. – У него, что? – Покрутил он пальцем у виска, - крыша съехала? Это ваш больной?
- Да, как сказать?!. – Покачал головой доктор. – Я теперь уже и сам сомневаюсь. Наверно все-таки у него есть отклонения в психике.
- Постойте! Это не тот – ли мужик, которого немного помяли на улице, а потом еще и хату обнесли? – Уставился опер на доктора.
- Я не в курсе насчет того, что его обокрали. Вполне может быть… - Задумался доктор. – Он, поэтому, наверно, и деньги в банке взял. Сегодня приходила директор музея, где работает больной, и просила его больничный лист для бухгалтерии. Теперь я понимаю причину расстройства его психики. Надо ж, как на человека сразу столько бед обрушилось: и избиение, и квартирная кража. А еще, говорят, что его на улице ограбили.
- Запросто… - Сунул руки в карманы брюк опер, покачиваясь с носков на пятки. – Но кражи не моя епархия! Просто в отделении парни говорили, вот я и вспомнил. А наш отдел занимается убийствами.
- Так вы, что… – заинтересованно посмотрел на опера доктор, – …всерьез думаете, что санитарку убили? А не могло это быть случайностью или самоубийством? – Спросил он таким тоном, что даже незаинтересованному лицу сразу же показалось бы странным.
- Да это не я думаю… - Оборвал его милиционер. – Нам бы выгоднее было списать мертвое тело на несчастный случай или суицид, но суд.мед.эксперт считает, что бабу замочили, извините за грубость. Патологоанатом, конечно, произведет вскрытие, но и без этого ясно, что ее отравили. А чем? Будет ясно позднее. Одно скажу вам, доктор: «Теперь вашей больнице спокойной жизни не видать!» - Хмыкнул опер. – Пусть весь медперсонал молится и ищет себе алиби за прошлую ночь. Кстати, доктор, - прищурил глаза опер, - а вы где были прошлой ночью?
- Вы, что?.. И меня подозреваете?.. – Покраснел он. – Да я… Да я… - Заикался он… - Я, между прочим, врач, а не отравитель. – Вскинул он голову.
- Вот и я про тоже… - Снова ухмыльнулся опер. – Кому, как не медику знать, сколько надо впихнуть транквилизаторов в жертву, чтобы доза оказалась для нее роковой. Да и у кого, как не у работников больницы есть доступ для таких лекарств.
- Но ведь и сама Клавдия Никитична могла достать определенное количество таблеток. А, что остался след от твердого предмета на небе? Так этому тоже можно
найти объяснение. – Неуверенно говорил доктор. – Может, она в последний момент передумала травиться, а стакан был у нее уже во рту, когда кто-то вошел в помещение и испугал ее, и она поперхнулась и совершенно случайно ударила краем стакана себе в небо. Вы такое, что, не можете допустить? Разве не могла?
- Могла. – Быстро согласился опер. – Но, где записка? Я вас спрашиваю, где записка, оставленная покойницей? Все суицидники обязательно оставляют после себя сопливо-слезливые объяснения. – Скривился опер. - Они обязательно объясняют причину своей самоволки.
- Простите, не понял!.. – Наклонился доктор, поправляя очки, сползшие на кончик носа.
- То есть, суицида… - Досадливо махнул рукой опер. – Не обращайте внимания! Это у нас такой слоган. Так вот, продолжаю. Мы не нашли предсмертную записку, объясняющую поступок человека. Это может быть неизлечимая болезнь, или неразделенная любовь, - закатил глаза милиционер, вспоминая тексты предсмертных записок, которые он повидал за долгую практику. – Или, к примеру, банкротство. – Вопросительно взглянул опер на доктора. – Записки при трупе не было. А, кстати, доктор… Кто первый обнаружил тело? Насколько мне известно, - это были вы. Или я что-то напутал…
- Нет! То есть, да. - растерялся доктор под пристальным, как ему показалось, подозрительным взглядом милиционера. – Записки действительно не было. Я имею ввиду предсмертной… А тещу обнаружил первым, по-моему, я.
- Вот это уже интересненькоо! А знаете, доктор, давайте-ка перейдем в другое помещение, потому что, я чувствую, разговор нам с вами предстоит долгий. Пока вы ведите меня, куда сочтете нужным, чтобы нам с вами никто не помешал побеседовать.
- Что значит «пока»? На что это вы намекаете? – Рассердился доктор, пропуская впереди себя в ординаторскую, опера. – Это, что, у вас юмор такой? Я, между прочим, нахожусь на работе, и прошу вас выбирать выражения, чтобы не трепать мне нервы. Ваши подозрения, считаю, совершено беспочвенными, как и намеки.
- Как сказать... – Покашлял в кулак опер, зевнул и посмотрел в окно за спиной нахохлившегося доктора. – Назвав потерпевшую тещей, вы можно сказать, сами сделали чистосердечное признание. У кого, как не у зятя имелся мотив? Само существование тещи уже резон для убийства. Разве нет?! – Быстро перевел взгляд опер, вупор уставившись в переносицу доктора.
- Это все чушь! – Категорично заявил доктор, расслабленно усаживаясь в кресло. После галиматьи, выдвинутой опером, временный испуг у него прошел. Настолько абсурдным ему показалось предположение милиционера. Он… убить бывшую тещу?! Просто смешно! - И доктор от души рассмеялся, представив на секунду себе эту нелепость. Прямо, как в анекдоте…
- Что это так вас развеселило? – Голосом, лишенным всяческих эмоций, спросил опер. – Ваша бывшая родственница, можно сказать, еще не остыла, а вы радуетесь. Ну и нуу!
- Вот именно! – Подался вперед в сидящему милиционеру доктор, - «бывшую». Это вы правильно подметили. Клавдия Никитична, действительно бывшая моя родственница. И моей тещей она перестала быть задолго до своей кончины. Мотива ее убить, отравить – поморщился доктор, - как вы говорите, у меня не было. У нас с ней не было общих точек соприкосновения, так как с ее дочерью, то есть, моей бывшей супругой, я имел счастье развестись. Все совместно нажитое имущество оставил им: бывшей жене и ее мамочке. Ну, а теперь, когда мы с вами выяснили мое семейное положение, могу ответить на ваши вопросы. Клавдию Никитичну первым обнаружил я. По крайней мере мне хотелось бы так думать, так как, если б это был кто-то другой до меня, то он бы не оставил без помощи умирающую женщину.
- Погодите! – Одернул опер доктора. – Вы только что сказали, что она была еще жива, так?
- Я сказал, что она находилась при смерти, и я пытался оказать ей помощь, хотя, сам прекрасно видел, что это уже бесполезно. Я поставил ей капельницу, делал искусственное дыхание.
- Но все-таки, пытались? – усмехнулся опер. – А зачем, если вы были уверены в том, что она мертва. На вашем месте другой – бы зятек…
- Ойй!!! Только не надо вот этого!!! Другой быы… Я не другой. Как бы она плохо не относилась ко мне при жизни, прежде всего я был врачом, и обязан был выполнить свой врачебный долг. И еще раз вам повторяю: «Бывший зять, бывший…» И еще… Ваш сарказм не уместен, и у меня имеется свидетель, который видел, как я обхаживал пострадавшую, пытаясь вдохнуть в нее жизнь.
- Не сомневаюсь! – Усмехнулся снова опер. - Конечно же, вашим свидетелем окажется какая-нибудь молоденькая медицинская сестричка, которая под присягой готова подтвердить все, что вы попросите, лишь бы занять вакантное место жены подле вас.
- Ну, знаете – ли, - тто переходит все границы. Я больше не собираюсь отвечать на ваши вопросы. Давайте мне протокол, или как там у вас называется бумаженция… Я подпишу, и мы с вами расстанемся.
- Протокол допроса ведет следователь, а я только беседую с вами. Так сказать, доверительно, - растянул губы в хищной улыбке опер.
- Вот как! – Удивленно вскинул брови доктор. – Ну, если доверительно, то я вам укажу имя свидетеля.
* * *
Немногочисленные прохожие шарахались в стороны от подозрительного мужика в полосатой пижаме, размахивавшего руками, словно мельничными лопастями и что-то бормочущего себе под нос. Федор Иванович то бежал трусцой, то переходил на шаг, время, от времени останавливаясь и поднося руку к сердцу. Сначала он оглядывался, не идет – ли кто-нибудь из милицейских работников по его следу?! Ему казались подозрительными все прохожие. И он старался запутать след, заходил в магазин и в витринное стекло пытался обнаружить преследователя. Всее – все были его врагами. К Агафье добавился теперь его лечащий врач. А каким ягненком поначалу прикидывался, каким внимательным, профессиональным старался казаться. А оказалось на поверку… Волк в овечьей шкуре. Это он так, видно, хотел срубить с него бабки. А он, Федор Иваныч, святая, наивная душа, и не понял сразу-то, что доктор такой же, как и все. Вымогатель! Вот теперь-то, когда врач открытым текстом спросил: «Кто отравил его тещу?» Федор Иванович понял, что доктор все про него знает. Он, вероятно, догадался сразу же, когда увидел недалеко от трупа санитарки его, Федора Иваныча и у него в голове сразу же созрел план, как заставить раскошелиться несчастного больного. Поэтому он беспрекословно отдал ему расписку, даже не читая, да и таблеточки вернул на прежнее место под матрац, причем сделал это так, чтобы Федор Иваныч это увидел и сделал соответствующие выводы. То есть, это был завуалированный шантаж, рассчитанный на умного, догадливого человека, коим и являлся Федор Иванович. А, когда понял, что Федор Иванович не о чем не догадывается, то и намекнул, что, дескать, знает отравителя своей тещи. «Доктор оказался прав только в том, что я обо всем догадался и сделал выводы, но совсем не те, на которые он рассчитывал, - подумал Федор Иванович, - я выдам тебе за молчание, по полное число, мало не покажется. Ляжешь рядом со своей тещей, такой же шантажисткой, как и ты, но не такой изощренной…А теперь домой! Ц – ц – ц, придется видно ломать дверь», -
с досадой вспомнил мужчина, что ключи от квартиры у него похитили вместе с паспортом и деньгами. К своему дому он подошел изрядно продрогший. Хорошо, что еще в автобусе попался сердобольный водитель, и без денег довез до нужной остановки. На дверях лифтовой шахты, как всегда, висела привычная табличка: «Лифт на ремонте». «Удивили, мать иху! – Выругался в сердцах Федор Иванович, - хоть бы раз, что хорошее написали. Только и пишут всякие гадости вроде объявлений о сборе денег на разные нужды. Только на ремонт этого лифта собирали уже раз десять, а толку никакого. Вымогатели!» – Ворчал Федор Иванович, поднимаясь по заплеванным ступеням. Пока поднялся до своего этажа, окончательно согрелся, но, увидев покачивающуюся на петлях входную дверь, покрылся мурашками. Первой мыслью было, что квартиру вскрыли работники из ЖЭКа. Мало - ли что могло случиться за его долгое отсутствие?! Может труба лопнула, да залило нижних соседей? «Но мне наплевать на всякие там протечки, как бы мои денежки не утекли, хотя… Без работника внутренних органов слесарь не мог бы вскрыть замок, значит, все должно быть на месте. Но почему они не закрыли дверь?» - Рассуждал мужчина, переступая порог квартиры. Если б он был женщиной, то, наверно, завизжал от увиденной картины. Наверно такой же погром оставляли после себя варяги. Не осталось ни одной вещи, до которой бы не дотронулась воровская рука. С вешалки исчезла новая итальянская дубленка, которую Федор Иванович так и не успел ни разу надеть. На тумбочке стоял телефонный аппарат под старину, который хозяину обошелся в круглую копеечку. Сейчас от него на столешнице остался только слегка запыленный след. Серебряная папиросница тоже пропала. Федор Иванович, вытянув шею, заглянул в гостиную, заходить туда он сразу не решился. Там так же царил жуткий хаос, даже диван был отодвинут на средину комнаты. Федор Иванович одной рукой схватился за сердце, а другой уцепился за край двери и молча, шевелил губами, обводя немигающим взглядом устроенный кем-то погром. С первого взгляда было ясно, что здесь «поработали» явно не работники ЖЭКа и уж, конечно, не представители наших доблестных органов, которым, кстати, сейчас, было самое время находиться здесь, чтобы моментально заняться поиском похищенных ценностей. Федору Ивановичу вспомнился фильм, где стоматолог перечисляет милиционеру утраченные вещи: «Две камеры, два пиджака замшевых…» Самому Федору Ивановичу было даже страшно подумать, скольких вещей он лишился. Но не стоять же здесь до потопа! И чем раньше он проверит содержимое тайника, тем быстрее можно будет вызвать милицию. При них он не хотел ковыряться в своем тайнике, а у него еще оставалась крохотная надежда, что воры не могли до него добраться. Федор Иванович буквально заставил себя отлепиться от спасительной двери, ноги у него подкашивались, а кисти рук заледенели. Он автоматически засунул их в карманы пижамы. Пальцы наткнулись на знакомый предмет и вытащили кольцо. Мужчина удивленно уставился на него, будто впервые увидел, затем с досадой огляделся, куда б его пристроить?! В настоящий момент он не мог найти безопасное для драгоценности место. Какая уж к черту безопасность, если его дом, его крепость стал проходным двором. «Кстати… - Задумался он, сжимая в кулаке кольцо и наклоняясь над замком. – С первого взгляда следов отмычки и взлома не видно. Кому, как не мне этого не знать. - Ухмыльнулся он. – Ведь столько раз приходилось открывать чужие двери. К Агафье он вообще ходил, как к себе домой. Это только первый раз было страшновато вскрывать чужой замок, а потом страх ушел. Здесь у меня поработал опытный домушник, ибо металлические двери и итальянские замки, как уверяли производители, не под силу ни одному вору. - Федор Иванович выпрямился и вдруг стукнул себя по лбу. – Ну и дурак же я! Почему выпустил из виду карманников? Это ж и ребенку понятно! У меня в квартире могли побывать вовсе не профессионалы – домушники, а обычные воришки, или карманники. Да, это вселяет в меня надежду, что они, украв у меня паспорт и ключи, открыли дверь моими же ключами. Ну и идиот же я после этого! – Ругал себя мужчина. – Какого хрена надо таскать с собой паспорт? Ведь никто не застрахован оттого, что ему вдруг внезапно станет плохо на улице, и какой-нибудь ублюдок, вроде тех, которые меня ограбили, не воспользуется этим и не обчистит карманы». Федор Иванович потянул на себя тяжелую дверь и закрыл на засов. Набравшись смелости, он резко выдохнул воздух, и вошел в гостиную. Его взгляд сразу же метнулся к тайнику. «Слава Богу! - Вскрикнул он, перекрестясь на пустой угол комнаты. – Плинтус на полу был на месте. Но на всякий случай он метнулся к антресоли в прихожей, там у него стоял ящик со всеми инструментами первой необходимости. Он подставил табурет и, вытянув руку, хотел дотянуться до ящика, но пальцы коснулись бумажного рулона. – Обои, что-ли? - Федор Иванович удивленно пожал плечами и вынул его. Когда он его развернул, то чуть не упал с табурета. На листе ватмана был нарисован огромный кукиш. Кто-то (Федор Иванович почему-то сразу подумал о ненавистном ему Косте) со знанием дела изобразил фигуру из трех пальцев. – Ууу, мерзавцы! – Прошипел он и принялся рвать на куски неподдающийся ватман. – Негодяи, украли инструменты! – Федор Иванович потащился на кухню и, пошарив в ящике кухонного стола, вытащил подходящий, как ему казалось, нож. Немного усилий и отрезок плинтуса лежал рядом со щелью. Мужчина засунул руку и не смог сдержать улыбку, вытаскивая из тайника железную коробочку. Он перед тем, как открыть ее, поднес к уху и потряс. До слуха донесся приятный звук монет, - это были золотые червонцы, и не какие-нибудь современные, а настоящие царской чеканки. Федор Иванович открыл крышку и его глаза стали масляными, неприятности последних дней, казалось, навсегда покинули его. Любя, он перебирал, поглаживая золотые кругляши. В сравнении с этим богатством, что значит какие-то незначительные потери? – Рассуждал он. – Куплю себе и телефон, и дубленку, а может быть, ну ее, этот дурацкий тулуп?! В дубленке я похож на ямщика. Лучше взять кожаное пальто с подстежкой. И солидно, и практично, и тепло… Федор Иванович полюбовался еще какое-то время на монеты и добавил к ним кольцо, плотно закрывая коробочку. – Все-таки, я умный! Никогда не храню яйца в одной корзине. А то вот тебе, пожалуйста, никто не думал, что найдется какой-нибудь следопыт и обнаружит мое захоронение в подвале музея. Все-таки, что не говори, гораздо лучше, когда ценности хранятся в различных местах. Проклятый Петька! – Заскрежетал зубами мужчина, теперь из-за него придется подыскивать другое место для моего сундучка. Хотя… О чем это я?! Петьки больше нет! У меня теперь вообще нет врагов. Стоп! – Плюхнулся на пол Федор Иванович, - а врач, а Агафья с их намеками?! Что это она в последнюю встречу говорила про гребень? Какой гребень она имела в виду? – Федор Иванович прикрыл глаза, пытаясь восстановить картину. – Вот она направляется к двери, почти бежит, в руках у Агафьи какая-то бумажка, потом она неожиданно останавливается и почти в дверях, громко говорит, что для меня у нее приятная новость: нашелся украденный из музея гребень. И еще что-то она говорила на счет вора, а что? Хоть убей, не могу вспомнить. Или она уже знает, кто вор, или… Она еще так подозрительно на меня посмотрела. Даа, с ней я маху дал, не такая уж она простушка. Черепушка у нее не пустая. А прикидывалась овцой, этакой дурочкой, за которой неприятности ходят по пятам. Хочу сказать, что если я не избавлюсь от нее в самое ближайшее время, то самой большой неприятностью для меня окажется она сама, Агафья Викторовна Грищенко, или как там бишь ее? Чернецова… Недаром она смогла втереться в доверие к вышестоящему начальству и подсидеть меня, заняв кресло директора. Уж не знаю, как она могла обнаружить украденный гребень, но печенкой чую, что «причешет» она меня им. Ей ничего не стоит намекнуть или прямо на меня указать начальству, что, дескать, вор Федор Иванович и ему не место быть руководителем в музее, откуда он расхищает исторические ценности. Ишь как ей понравилось теплое местечко директора. А, может оставить за ней это место и спать спокойно?» - Обдумывал Федор Иванович создавшееся серьезное положение.
* * *
- А под протокол, что, слабо? – Засмеялся опер, но глаза у него оставались серьезными и холодными. – Вы, что, доктор, не доверяете прокуратуре?
- Почему?.. Я доверяю нашим правоохранительным органам. Просто не хочу, чтобы зря мотали нервы человеку, тем более у него и так с нервами не в порядке. Вы ж запросто можете сыграть на его состоянии. Из свидетеля он может побыстрому перейти в подозреваемые, а там рукой подать и до обвиняемого. Я знаю, как вы можете раскручивать людей при допросах. На что, я – человек закаленный, с нервами, как канаты, и то мне не по себе ваши идиотские намеки на счет каких-то медицинских сестер. Вы можете хоть у кого спросить, служебных романов у меня не было, и нет. Я считаю это неэтичным.
- Что, мои намеки, как вы выразились, или служебные романы? Вот вы и обиделись, доктор. Ну, это уж вы напрасно! – Отвел взгляд опер. – Но, если вас послушать, то и с вами может такое же произойти. Я имею в виду: из подозреваемого можно быстро перекочевать в обвиняемые. Мы ж с вами до сих пор еще не выяснили, кто может подтвердить, что ваша теща уже была мертва, когда вы к ней подошли. Кстати!.. – Вскрикнул опер, будто о чем-то догадавшись. – Этот свидетель, которого вы так упорно защищаете, случаем, не тот – ли странный мужик, который выбежал почти голяком на улицу? – И опер многозначительно покрутил у своего виска пальцем.
- Да. Это он. – Вздохнул доктор. – Вы сами видели, в каком он состоянии?! И он до сих пор еще окончательно не поправился. И мне б не хотелось, чтобы вы его тревожили.
- А у вас, что, еще есть свидетели, которые могут подтвердить ваше, так сказать, неучастие в отравлении бывшей родственницы?
- Насколько я помню, - задумался доктор, вспоминая, - никого поблизости к Клавдии Никитичне не было. Ни охранника, ни медицинских сестер. Или, просто я не видел… Вы ж понимаете, что мне было не до этого, я пытался спасти ее.
- Но нам-то как раз «до этого», - раздвинул губы в улыбке, больше похожей на звериный оскал, опер. – Мы как раз для этого и созданы. И я попробую сам найти кого-нибудь, кто смог бы вернуть вам честное имя.
-???
- А, как вы думали? – Развел руками опер, и демонстративно состроил сочувствующую физиономию. – Сейчас у нас весь ваш коллектив под подозрением. А как же?.. Будем по одному исключать из списка подозреваемых. Кстати, списочек-то где?
- Старшая медсестра его вам принесет. – Налил себе воды из графина доктор и жадно выпил. - Так вы все-таки отрицаете версию самоубийства? А вы не задумывались о том, что, если Клавдия Никитична не сама ушла из жизни, то ведь ее мог отравить кто-нибудь пришлый. Совсем необязательно, что это мог быть кто-нибудь из наших сотрудников. Например, кто-то…
- Из больных?.. – Перебил его опер. – Доктор, вы вот так… - Кивнул головой опер на графин.
- Что? – Не понял доктор, переводя взгляд на воду в графине, и вдруг разозлился, сообразив, на что намекает милиционер. – Ну, знаете – ли?!. Это уж слишком! Почему это я должен бояться пить воду? Я-то, в отличие от вас, не подозреваю своих коллег.
- Вот это-то мне и кажется очень подозрительным. Другой бы на вашем месте остерегся пить воду из какой – бы то ни было емкости, когда только что была отравлена санитарка. Не испугался бы только тот, кто сам ее отравил. Логично, доктор?
- По - вашему логично, а по – моему абсурдно. – Совершенно успокоившись, ответил доктор. Он внезапно понял, что милиционер просто берет его на пушку, и решил не поддаваться и не лезть на рожон. Зачем? Его совесть чиста, бояться ему нечего. А уж он-то знал наверняка, что непричастен к отравлению своей тещи. Пусть он не любил ее, ее вообще не за что было не только любить, но и уважать. Удивительно, как в одном человеке могло собраться сразу столько отрицательных черт, уж ему – ли не знать этого. Казалось, что ему известны все гадости, на которые была способна Клавдия Никитична, ан нет, он ошибся. Оказалось, что ее «способности» на низкие поступки просто безграничны. Она, оказывается, не брезговала и анонимными письмами. – Доктор прикрыл глаза, вспоминая текст докладной, которую ему вернул Федор Иванович. Ни слова правды в бумаге не было, но все равно это было очень неприятно, и если б бумага попала в руки главного врача, пришлось бы оправдываться в том, что он не совершал. И вообще любая бумага оставляет свой след, а уж такая мерзкая, какую приготовила для него теща, особый. Но, несмотря на все пакости, исходящие от бывшей тещи, у доктора и мысли не было физически избавиться от нее. Он даже подумывал сам уйти из больницы, чтобы только не сталкиваться с ней. Мало – ли мест, где он мог бы найти себе работу по специальности, он отличный травматолог и любая больница с удовольствием приняла б его. Но его удерживал коллектив, он привык к коллегам, ко всему, что его окружало за годы его работы в больнице. И вот судьба сама за него решила. Он остался на любимой работе, а уйти пришлось теще.
- О чем это вы задумались? Что дали маху с графином?.. – Усмехнулся опер, демонстративно беря стакан, из которого только что пил доктор, с помощью пакета.- Вот и пальчики ваши эксперт откатает. Так, на всякий случай…
- Да мои пальцы здесь повсюду, зря старались, извините, не знаю, как к вам обращаться?! – Удивленно хмыкнул доктор.
- Можно просто: старший лейтенант. – Зло покосился на доктора опер. Ему показалось, что доктор насмехается над ним. – Так вы мне так и не сказали: «Кто ваш свидетель?»
- Я сказал вам. Но право, вы напрасно только теряете время, уделяя моей скромной особе столько внимания. Может, вам переключить свое рвение на кого-то другого?!
- Вот допросим вашего свидетеля, и тогда будет видно. Он еще лежит в больнице? В том смысле, что он еще не выписался…
- Нет еще… Но, думаю, его уже можно будет готовить к выписке. Но, пожалуйста, старший лейтенант, - сделал акцент на звании доктор, - вы уж не очень усердствуйте при беседе с ним, а то, как бы он вновь не угодил к нам в травматологию, – подколол он опера в ответ на его подозрения в свой адрес.
- Один – один! – Засмеялся опер и протянул доктору руку. – Не обижайтесь, у нас работа такая. Прямо скажем, не очень чистая, но мою руку можете смело пожать, я могу дать вам слово, что она еще ничем не запятнана. Может, поэтому я до сих пор в старших лейтенантах хожу, никак до капитана не дослужусь. Иногда приходится действовать на подозреваемых вот таким вот методом., так сказать, оказывать давление. Но у вас, доктор, действительно нервы, как канаты, вас не проймешь. Может, вы действительно ни причем, а? Тогда, кто? У вас, случаем, нет никаких догадок?
- Но не у всех нервная система крепкая, поэтому при беседе вы уж учитывайте это, ведь может пострадать невинный человек. В данном случае я говорю о Федоре Иваныче. А у меня нет никаких предположений на этот счет, это ваше дело, старший лейтенант, строить гипотезы. Но, думаю, Федора Иваныча, вам трогать не надо.
- Наверно, мне придется с вами согласиться. Да на него, как на свидетеля и опереться нельзя. У него, как видно, действительно что-то не в порядке с головой. Но побеседовать с ним все-таки надо, может даже в неформальной обстановке, так сказать, за чашкой чая. Я сделал вывод, что люди быстрее открываются у себя дома, нежели в кабинете управления внутренних дел. Может, на своей территории они чувствуют себя более защищенными, что - ли. Ладно, бывайте, доктор! Я пошел, адрес вашего свидетеля у меня в управлении имеется. Но с вами прощаюсь только на сегодня. Очень хочется еще раз с вами встретиться.
- За чашкой чая или в хирургическом кабинете? – Язвительно поддел доктор, прощаясь с опером. Настроение у него окончательно исправилось, и даже навязчивый, бестактный старший лейтенант не смог бы сейчас его испортить. До него только сейчас дошло, что он теперь может спокойно ходить на работу и не сталкиваться с бывшей тещей. Какой-то доброжелатель избавил его от противной бабы. Но, кто этот «доброжелатель»? – Потянулся доктор всем телом до хруста в пояснице. - Стоп! – Доктор поднес ладонь ко рту, словно испугался, что кто-то может услышать имя. – Неужели?.. Да, нет! Этого не может быть! - Он выскочил из-за стола и выглянул в дверь, вдали маячила крепкая фигура старлея, вот он повернул за угол коридора и скрылся из виду. Доктор прикрыл за собой дверь и повернул ключ, ему нужно было в спокойной обстановке обдумать неожиданно посетившую его мысль. Она была настолько нелепой, что доктор попытался отогнать ее, но чудовищная догадка засела в голове и буравчиком сверлила мозг. Он вспомнил и про расписку, о которой его попросил Федор Иваныч, и про кучу таблеток, найденных в кармане тещи. Ведь еще тогда, ночью у него промелькнула подозрительная мысль: «Что среди ночи в коридоре делает Федор Иваныч? Он знал недоброжелательные отношения между ним и тещей, и на всякий случай решил подстраховать бедного Федора Иваныча, вернув его пилюли на место, под матрац. Вдруг о них было известно не только ему, но и соседям по палате?! На долю секунды он тогда подумал, что теща сама умыкнула у Федора Иваныча лекарство, чтобы каким-то образом навредить ему. Но ведь могло быть и наоборот, Федор Иваныч сам воспользовался накопленным лекарством, чтобы избавиться от дотошной, стервозной санитарки. Но для чего? Не потому ж, в конце концов, что она постоянно делала тому замечание, что он справляет свою нужду на судно, а не ходит в туалет. Разве за это убивают? Чушь! Просто собачья глупость! Если это был Федор Иваныч?.. Ну, просто предположим, что это он, тогда у него должен был быть, как говорят менты, мотив, причем настолько серьезный, что он решился на убийство. И это, конечно же, не судно! Тогда, что?.. И почему в такой поздний час он не спал у себя в палате, как все больные, а разгуливал по коридору? Теперь мне вспоминается, что он был одет в куртку. Почему ж я тогда-то не обратил на это внимания? – С досадой подумал доктор. - Федор Иваныч заговорил мне зубы какой-то распиской, сунул мне под нос докладную. Докладная была состряпана на меня на имя главного врача. Она была лживой и грязной с намеками на мое небескорыстное отношение к больным. Но не из-за нее ж было убивать санитарку. Самого Федора Иваныча эта докладная ну никак не затрагивала. Не мог же он убить ее из-за хорошего, как он сам признался, отношения ко мне. Я для него не сын, не брат и не сват, а просто лечащий врач. И только! Стоп – стоп – стоп! Там была еще одна бумага. Я по просьбе Федора Иваныча сам же ее достал из лифа мертвой женщины и отдал в его руки. Вот сейчас я вспоминаю, что у него были очень холодные, прямо ледяные кисти, к тому ж они тряслись. Тогда я не придал этому значения, не до этого было, когда рядом находилось тело мертвой тещи. Что это была за бумага такая, из-за которой можно было отравить женщину? Представляю, как бы за нее уцепился опер и следователь, если обнаружили ее на теле жертвы. – При слове «жертвы» доктор зябко поежился. – Да я и сам бы сейчас непрочь узнать содержание той бумажонки, которая стоила жизни тещи. Даа… Это что называется была улика или вещественное доказательство причастности Федора Иваныча к убийству. Вот тебе и на! Значит, Федор Иваныч-то вовсе не свидетель для меня, а подозреваемый в убийстве для милиции. И, что мне теперь с моими догадками делать? – Вновь откинулся на спинку кресла доктор и закинул за голову руки. – Идти в милицию?!. Но, по правде, симпатию старлей у меня не вызывает, да и мои предположения могут быть беспочвенны, - пытался обмануть сам себя доктор. – Может это быть простым совпадением, так сказать, стечением обстоятельств. Нет! Клепать на Федора Иваныча я не пойду. Уже потому, что он избавил меня от дамоклова меча, от моей дрожащей тещи. А, может, это вовсе и не он был? Но, так или иначе, выполнять работу за милиционеров я не намерен. Пусть сами роют землю, и разыскивают убийцу. А, все ж таки интересно, что было в той бумаге, которую меня попросил вытащить у тещи Федор Иваныч?» - Но вопрос так и повис в воздухе, так как доктор был не идиотом, и не собирался спрашивать об этом у самого Федора Иваныча. Что-то подсказывало ему, что задавать вопросы опасно для жизни, как бы ни стать самому жертвой.
* * *
Агафья решила не дожидаться автобуса. В толчее она растеряет все нужные мысли, а ей надо собраться и обдумать ситуацию. Девушка подняла руку, голосуя. На удивление первая же машина, резко затормозив, вильнула к тротуару, чуть не обдав Агафью грязевыми кляксами. Она еле – еле успела отскочить в сторону и погрозила кулачком невидимому за тонированными стеклами водителю. Садиться в машину к такому ухарю она не станет. Авось не последняя в их городе машина… «И, что это он не отъезжает? – С подозрением подумала Агафья, поправляя на плече ремень тяжелой сумки и украдкой косясь на черную громадину. Ей почему-то стало не по себе. Поведение водителя показалось странным. – Может, он позарился на мою сумку? Фу! Глупость какая! Разве люди, разъезжающие на таких шикарных автомобилях, размениваются по мелочам, разрезая сумки и вытаскивая кошельки. Как сейчас бы сказала моя Катька: «Такие крутые мужички воруют по крупному». На зарплату обычного служащего или рабочего никогда не насобираешь денег не то, что на иномарку, но даже и на фару к ней. Надо быть или крупным чиновником, или бандитом, или… Красивой женщиной… Например, как Катька…Агафья вздохнула, и не потомучто позавидовала яркой внешности своей подруги, а потому что опять вспомнила о ней. Ужасно по ней соскучилась. Как она там отдыхает? В своей Испании… Скорей бы уже возвращалась и привезла гребень. А то я похвасталась перед Федором Иванычем, что гребень нашелся, а его-то в наличии и нет. Вернется он из больницы и спросит про гребень. Что я ему скажу?! Что, дескать, он пока за границей, у моей подруги. Но имею – ли я право вообще называть имя ее? Нет! Нет! И еще раз нет! Пока я не разберусь в своих подозрениях Катьку впутывать в эти дела нельзя. Если это тот человек, о котором я думаю, то он очень опасен. Какой надо было быть тупицей, чтобы доверять ему. И тетя Даша и, даже, Петя раскусили его, и были обречены. Как мне поступить? Не в упор же спрашивать у него: «Почему вы решили убить уборщицу и охранника?» А, может, права Тамара Васильевна, и мне стоит обратиться в милицию. А, что если это только мои догадки? Я их выложу, а на меня посмотрят, как на умалишенную. Еще зря и человека безвинного подставлю. Нет! Пока я не взвешу все за и против, никуда обращаться не стану. – Агафья перебросила сумку на другое плечо. - А вот я ни разу не задавала себе вопрос: как Катька переправит гребень через границу?! Она чего-то намекала на счет своего друга, с которым отдыхает… Дескать, его персона не проверяется таможней. Но я тогда прослушала. И потом в самый ответственный момент у меня разбился аппарат».
- Девушка, - прямо возле Агафьиного уха прозвучал вкрадчивый голос, – такси вызывали? Мне еще долго придется зря палить бензин, пока вы соизволите сесть? Хоть он и казенный, но все-таки…
От неожиданности Агафья отпрянула и, конечно же, сразу угодила в лужу.
- О чем это вы задумались, Агафья Викторовна? Наверно, о чем-то очень важном… Иначе обратили б внимание на бедного мужчину, который битые полчаса торчит подле вас, а вы никакого внимания. Прямо обидно… - С усмешкой подошел к Агафье водитель.
- Так, это выы?! – Уставилась на него девушка. Она чуть не сказала: «…тот самый лихач «чиновник – крутой бандит», но вовремя прикусила язычок, ибо перед ней стоял давний знакомый следователь из городской прокуратуры. Агафья засмущалась и покраснела; она почему-то всегда краснела при виде его. Ужасно на себя за это злилась, но ничего поделать не могла. Именно смущение и робость вызывал у нее этот мужчина. Он когда-то поверил ей, что она непричастна к убийству парня, которого нашла в своей квартире, и она считала себя в долгу перед ним. Агафья познакомилась с ним, как ей казалось, очень давно, в очереди к психологу, потом столкнулась с ним у него в кабинете, после они долго не виделись. И вот, надо ж было снова увидеть его. Конечно, городок маленький, что тут удивительного? Расследованием убийства Петра и похищения его тела занималась прокуратура, и в частности, знакомый следователь. Агафья боялась встретиться с ним глазами, и даже крепче прижала к груди свою сумку, защищаясь от него будто щитом.
- А вы, Агашенька, надеялись увидеть кого-то другого? Извините, что разочаровал вас. Кстати, как работается за границей вашему супругу? По-моему, он, если мне не изменяет память, сейчас трудится в поте лица в Греции, не так – ли? Ведь он у вас очень хороший художник; наш городок может гордиться тем, что здесь жил Герасимов и вот наш современник. Извините, запамятовал его фамилию…
- Чернецов… - Быстро ответила Агафья и вновь покраснела. – Да, Котя сейчас в Греции и наездами бывает в Италии. Он часто пишет, звонит, говорит, что скучает без меня, - гордо тряхнула она головой, отчего капюшон налез ей на глаза и собеседник поправил его, немного дольше, чем требовалось, задержав ладонь на ее макушке.
- Тогда поня – атно, о чем, вернее, о ком, вы мечтали. Счастливый ваш муж, Котя… - Горько усмехнулся следователь. – Меня никогда так ласково никто не называл, разве что в детстве, мама… А в сумочке, наверно письма от него, - кивнул он головой на сумку, которую машинально продолжала прижимать к животу девушка, - вон как нежно прижимаете их к груди, словно боитесь, что кто-то посягнет на вашу ценность.
- Вовсе нет! С чего это вы взяли? Никаких писем… Здесь квартальный отчет, по работе, вот, собралась дома проверить, чтобы никто не мешал, - будто отчитываясь, объясняла девушка.
- Так это вы мечтали об отчете! - подколол следователь девушку. - Ну, так, что, довезти вас до дома? – Не дожидаясь согласия, спрашивал он, снимая с Агашиного плеча ремень сумки.
- Так, - это ваша машина? – Снова переспросила девушка, удобно усаживаясь на переднее сиденье. – Ухх, тыы! Удобно ка – ак…
- Нет, конечно! Говорю ж вам, что этот автомобиль числится за прокуратурой.
- А я думала, что в милиции только такие вот машины, - Агафья смешно постучала себя по голове и издала гортанный звук, напоминающий крик краснокожих индейцев, наступающих на бледнолицых.
- Вы имеете в виду проблесковые маячки на крыше и звуковой сигнал?! – Засмеялся от души следователь, нежно посмотрев на девушку. – Такие автомобили в управлениях внутренних дел, а у нас… Вот… - И следователь любовно погладил приборную панель внедорожника.
- Хорошая… - Согласилась Агафья, дотронувшись пальчиком до баранки и вздохнув.
- Нравится? Вот ваш Костя вернется из Греции с кучей денег, и купит такую же, а, может, даже еще и лучше.
- Скорей бы уже возвращался, пусть бы и без денег, разве в них счастье?.. – Вздохнула Агафья и слизнула слезу, внезапно выкатящуюся из глаз. Мне так без него плохо, так плохо. На работе на меня столько всего сразу навалилось, - по - бабьи подперла она пухлую щечку. – Ничего не успеваю!
- Наслышан… Вы теперь у нас большой начальник, - хмыкнул следователь, косанув на Агафьин курносый профиль. «Ничего особенного в лице нет! Да и фигура на мой вкус тяжеловата. – Сделал он очередной вывод. – Почему ж тогда меня к ней влечет? Столько баб у меня было, красивых, юных, ногастых… А меня тянет к ней. – Он снова покосился на девушку и увидел нежное ухо и прядь пепельных волос, щеку, тронутую здоровым румянцем. – Естественный, - удовлетворенно отметил он. Она вся натуральная, без силикона, и грима. Даже волосы без перекиси, природные. – Мужчина потянул носом и улыбнулся. – Вкусно пахнет…» - Подумал он, и опустил глаза, задержавшись на округлых коленях, обтянутых телесными колготками. Он вновь потянул носом, пытаясь уловить запах женщины.
- Бензин? – Повернула голову Агафья, иначе расценив его шмыганье носом.
- ??? - Оставил он без ответа Агафьин вопрос, и погрузился в размышления. «А, если ее Котя не вернется из Греции? Ведь может же быть такое, что он найдет красивую аборигенку, влюбится, да и останется там на ПМЖ. Почему, нет?.. Всякое может случиться. Парень молодой, разве он сможет целый год сидеть на «голодном пайке». Ведь практически все мужчины, как дети, с глаз долой из сердца вон. Она говорит, что он частенько ей названивает. Но это еще ни о чем не говорит, я тоже могу звонить очередной пассии, а думать совершенно о другой бабе. Кстати, хорошо, что вспомнил… - Крякнул следователь и посмотрел на крутой изгиб девушкиной груди, которую не могла скрыть даже балахонистая куртка. – Надо бы на сегодняшний вечер дать отбой Светке. Чем черт не шутит, может, у меня выпадет свидание с другой?! А, что? Попытка не пытка! – Самоуверенно подумал мужчина и притормозил возле магазина». – Я сейчас… - Бросил он Агафье, выскакивая из машины.
Агафья пожала плечами и прикрыла глаза. К ней вернулись прежние мысли о человеке, которого она подозревала в страшных преступлениях. И чем больше она пыталась себя уверить, что этого не может быть, просто произошло стечение обстоятельств, тем более убеждалась, что она права. Вот и следователь появился вовремя на ее пути. «Это непросто так. Значит, судьба дает мне подсказку, как надо действовать?! Вот возьму и расскажу ему, просто поделюсь моими догадками. Даже, если он и разобьет мои доводы в пух и прах, то это будет в неформальной обстановке, без протокола. Могу ж я просто так высказать ему мои предположения. Он человек деликатный, и не обсмеет меня. Или согласится, что дело здесь нечисто, или аккуратно развеет мои домыслы. По крайней мере, спать буду спокойно…» - Подумала она и улыбнулась садящемуся в машину следователю. Он развернулся «нечаянно» коснувшись ее груди большущим пакетом, из которого выглядывало горлышко, обернутое серебряной фольгой. «Шампанское, - отметила Агафья и почему-то хихикнула. – И, что здесь удивительного? Что, следователи не люди, что - ли? Почему б ему не пить шампанское? Может, повод какой… День милиции, например…» - Подумала девушка, поудобнее устраивая сумку на коленях. Только сейчас она обнаружила, что юбка нагло задралась, оголив ее ноги чуть – ли не до бедер. Она привстала, изогнувшись и, конфузясь, поправила ее, покосившись на мужчину. – Слава Богу, не заметил!» – Удовлетворенно решила Агафья.
- Ну, что? – Весело сверкнул глазами следователь, - поехали, что ль?!
- Поехали! – Бодро отозвалась Агафья.
* * *
«Кого это там принесло?! – Проворчал Федор Иванович, покосившись на дверь, за которой чья-то нахальная рука вдавила кнопку звонка и не хотела отпускать. – Хорошо, что у меня засов есть, вот возьму и не открою. Что вы станете
делать, ворье проклятое? Автогеном дверь резать? Накось, выкуси! – Скрутил он кукиш, наподобие, изображенного для него на бумаге, неизвестным «художником», и на некоторое время замер, приоткрыв рот. – Ушел… - Решил Федор Иванович, прислушиваясь к вязкой тишине. Еще немного постоял, затем на цыпочках, высоко поднимая ноги, подошел к входной двери и поправил засов, который недовольно заскрежетал. Тут же в ответ вновь раздался перезвон, затем забарабанили в дверь кулаком. – Грабители не станут поднимать шум», - логично рассудил Федор Иванович.
- Кто там? – Громко спросил он и приник к глазку. Перед глазом поначалу возникли буквы, а потом появилось открытое удостоверение с печатью и фотографией, немного искаженной оптикой глазка.
- Старший лейтенант… - Ответил хозяин удостоверения. Фамилию Федор Иванович не расслышал. Увидев красную книжку работника УВД, он лишился слуха и голоса. «Неужели, проклятый доктор навел ментов на меня? – Испуганно подумал он. – Надо было и его отправить вслед за тещей. Не успел!..» В дверь вновь постучались, более настойчиво.
- Не бойтесь, - это из милиции! – Свернув губы трубочкой, в замочную скважину крикнул опер.
«Идиот! – Выругался шепотом Федор Иванович. – Мне только вас и надо бояться. Воры мне теперь уже не страшны, обобрали до нитки, да еще и поглумились».
- Откройте, пожалуйста, мне надо с вами побеседовать, - расшаркивался за дверью опер. – Я ж знаю, что вы дома… Много времени я у вас не отниму, всего пара вопросов. – Уговаривал он хозяина квартиры.
Федор Иванович еще потоптался у двери и наконец, приоткрыл ее ровно настолько, чтобы можно было внимательнее ознакомиться с удостоверением из рук опера.
- А вы уверены, что это ваш документ? – Подозрительно уставился Федор Иванович на старшего лейтенанта, переминавшегося у порога. – Что-то вы не очень похожи на свою фотографию. Я к тому говорю, что сейчас за полкопейки на каждом углу можно купить любую ксиву от сержанта до генерала. Покупают и суют под нос доверчивым гражданам, а потом обносят квартиры. – Зло высказал Федор Иванович, вспомнив, что сам пострадал от грабителей. Правда, они под нос ему ничего не совали, ибо его «нос» тогда был далеко от квартиры. Да и не такой он наивный простак, что на всякую бумажку с печатью станет клевать и пускать к себе в дом абы кого.
- Я не знаю, как еще могу вам доказать, что работаю в милиции, - еле сдерживаясь, говорил опер. – Разве что выписать повестку, чтобы вы явились ко мне в кабинет на допрос. Просто я хотел пойти вам навстречу, побеседовать дома, и не беспокоить больного человека. Ведь вы еще болеете? – С подозрением посмотрел он на агрессивного хозяина квартиры. – Ваш лечащий доктор сказал, что вы больны и даже просил вас не беспокоить. Кстати, может все – таки разрешите переступить порог или еще сомневаетесь в моей личности. Не разговаривать же нам на лестничной площадке. Как-то неудобно ни мне, ни вам…
«Значит, напрасно я покатил бочку на доктора, не сдал он меня, а ведь мог, - удовлетворенно, успокаиваясь, решил Федор Иванович, пропуская в квартиру опера, и снова закрываясь на засов. – Но все равно от доктора исходит опасность, и рано или поздно он может меня заложить. Может, даже и неумышленно, а так при разговоре с кем-нибудь случайно обмолвится. Свидетелей оставлять нельзя. Это правило не мною писано». – Подумал Федор Иванович, распахивая дверь перед нежданным гостем.
- Проходите уж, коль пришли! – Проворчал он. – Только я не знаю, где и принять такого важного гостя из правоохранительных органов, – поддел хозяин милиционера. – Сами видите, - обвел рукой Федор Иванович, - что сделали с моей частной собственностью грабители. Вот так у нас в стране охраняют добро налогоплательщиков. Вас при большой надобности и не дозовешься. Уж если только труп, тогда вы сами без зова прибегаете и трезвоните, беспокоите нездоровых граждан. Ну, что там у вас? Может, пришли сообщить, что пойманы воры, которые ограбили меня…
- Я из отдела по особо тяжким преступлениям, кражами мы не занимаемся, но могу принести вам свое соболезнование, - вздохнул опер.
- Плевал я на ваше соболезнование! – Осмелел Федор Иванович. - Вы еще и издеваетесь?! Если б на моем месте сейчас был какой-нибудь толстосум – чиновник, небось, засуетились бы, забегали, а так… - Федор Иванович махнул обреченно рукой, - и не почешетесь.
Старший лейтенант оставил без внимания сарказм хозяина квартиры, - что возьмешь с не совсем здорового человека, к тому ж пострадавшего от воровских рук. Милиционер краешком глаза оценил ущерб, нанесенный Федору Ивановичу. Мебель сдвинута со своих мест, ящики шкафов выдвинуты, а их содержимое валяется на полу, нижнее мужское белье вперемежку с постельными принадлежностями. Женских вещей на первый взгляд не видно, как и привычных комнатных цветов. «А мужичок-то проживает один, - сделал вывод опер, - может, поэтому такой агрессивный. То б свою желчь на жену выливал, а то… Может, поэтому у него нервишки и сдают». - Усмехнулся своим мыслям милиционер и присел на стул, предложенный хозяином.
- Напрасно вы так! Мы расследуем все преступления, кого б они не касались. Просто я ничего не могу вам сказать по поводу вашего дела.
- Еще бы… Потому что никакого дела заведено и не было. СкАжите, что я снова ошибаюсь?! Я сам только сегодня узнал, что мою квартиру, выражаясь вашим языком, обнесли. В милиции видно думали, что если хозяин в больнице, то и искать грабителей не надо. Глядишь, повезет, и потерпевший в больнице загнется. И нечего на меня глазами сверкать, а то я вас не знаю. Но вы, ребята, просчитались, я выздоровел и теперь вашему УВД покоя не будет до тех пор, пока вы не отыщите все украденные у меня вещи. Вот прямо завтра с утра напишу заявление о краже со взломом.
- Я, правда, не очень в курсе, потому что, как уже сказал, из другого отдела, но слышал, что ребята уже занимаются вашим делом. Вас, кажется, ограбили на улице, и нанесли травму? Поэтому вы и оказались в травматологии. Так?.. Вот мы с вами и подошли, наконец-то к больнице. Ведь именно с ней и связано мое посещение к вам. К нам в отделение поступил звонок из больницы, что обнаружено тело женщины без признаков жизни. Вы, в курсе? – Уставился он на Федора Ивановича, как показалось последнему, очень даже подозрительно. Отчего хозяин квартиры сразу сник, весь сжался, тонкие губы вытянулись в полоску, глаза спрятались за тяжелыми веками. Пальцы рук затряслись, и Федор Иванович сжал их коленями. Метаморфоза, происшедшая с хозяином квартиры поначалу очень удивила старшего лейтенанта и даже показалась ему подозрительной, но он быстро отбросил от себя криминальные мысли по отношению к мужчине, - что взять с человека, который не очень дружен с головой. Агрессия, сменившаяся апатией, наверно является следствием душевной болезни. Оперу стало как-то не по себе. «Наверно надо было все – таки вызвать его к себе в отдел, - подумал он. – А то долбанет чем-нибудь по башке, и с концами. И моему мертвому телу станет не легче, если из свидетеля чокнутый Федор переквалифицируется в обвиняемого в убийстве бедного оперуполномоченного». Но дальнейшая реакция Федора Ивановича превзошла все предположения опера.
- У вас нет никаких доказательств! – Прохрипел мужчина. – Санитарка хоть и была мерзостной бабенкой, но я не собирался ее травить. Зачем мне?!. И, если кто-то и наговорил на меня, что мы с ней иногда вздорили, так не верьте этому, поклеп… У других было больше повода убить ее. Вы, наверно, уже в курсе, что в больнице работал ее зять. А сами знаете, - хихикнул Федор Иванович, на секунду подняв глаза, и тут же спрятавшись за тяжелым веками, - какие анекдоты ходят про эту парочку: зятя и тещу. Вот с какой стороны вам надо заходить, а вы сразу ко мне с обвинениями пришли.
- Не сразу… - Попытался успокоиться старший лейтенант и посмотреть на создавшееся положение с точки зрения Федора. «Фу, черт! – Подумал он. – Да как же нормальному человеку занять позицию «клиента» психушки, коли у того в голове каша вместо мозгов?» - Не сразу… - Повторил он и прокашлялся. – Я уже имел беседу с бывшим родственником потерпевшей. Он к убийству санитарки не имеет никакого отношения. Говорит, что подошел к ней, когда было уже поздно, то есть женщина была мертва.
- Так каждый может сказать, - пшикнул Федор Иванович и покосился на опера. – Какой же идиот признается в содеянном, если не был пойман за руку.
- Вот доктор и направил меня к вам…
- Ну и мерзавец, ну и поддонок! Значит, хочет свою вину спихнуть на меня, нездорового человека. – Перебил Федор Иванович опера.
- Вы неправильно истолковали его просьбу. Да-да, именно просьбу… Доктор ищет в вашем лице свидетеля, который мог бы подтвердить, что он пытался оказать помощь женщине, ведь вы, уточняю, со слов доктора, как раз были в то время рядом. Не так – ли?
Федор Иванович вновь ушел в себя, пытаясь сообразить, что говорить? Что уже знает навязчивый мент, а где просто пытается взять на пушку… От его ответа сейчас зависит: снимет с него подозрения опер, ведь говорит вроде бы как к свидетелю пришел. Интересно, как много он знает, чтобы не попасть впросак и в тоже время не быть лжесвидетелем, а главное, не нанести себе непоправимый вред необдуманными словами. Федор Иванович так усиленно думал, что у него заболела голова, и он машинально потер лоб. Его движение не осталось незамеченным.
- Плохо себя чувствуете? – Состроив озабоченное лицо, наклонил голову опер.
- Да. Вы своими вопросами сильно расстроили меня, а я, как видите, - и Федор Иванович мотнул головой в сторону погрома, - итак еще не оправился от грабежа. Голова болит… - Скривился он и застонал. По правде голова болела не настолько, чтобы делать вид умирающего. Но если сам опер подсказывает ему выход из затруднительного положения, то почему б этим не воспользоваться?! И Федор Иванович, тяжело облокотившись о стол, поднялся и проковылял к дивану. Он уже было уложил свое тело на мягкие подушки, как рядом раздался мягкий голос.
- Вижу, что вам сейчас не до показаний. Я объясню ситуацию следователю, и на днях вы получите повестку. Но теперь уж вам придется явиться в прокуратуру на допрос к следователю по особо важным делам. А, как вы хотите?!. – Развел руками опер. – Насильственными смертями всегда занимается прокуратура. Да, чуть не забыл… Неявка по повестке должна быть мотивирована, например больничным листом. Так что вы уж, пожалуйста, не заставляйте приезжать за вами и силой увозить на допрос. Следователь у нас человек суровый и безжалостный к преступным элементам, а также он не жалует и тех, кто не хочет помогать следствию.
- Ну, зачем же затруднять следователя?! – Вскочил с дивана Федор Иванович, - да и вас мне жаль, потратили время на дорогу. Спрашивайте! Готов оказать посильную помощь следствию. Расскажу все, что знаю!
* * *
Агафья, к большому сожалению следователя, натянула на колени юбку, и дальнейший путь мужчина не сводил глаз с дороги. «Но ничего, - с предвкушением думал он, - шампанское, деликатесы, мое красноречие заставят девушку снять не только юбку. Мне не привыкать раздавать комплименты, от меня не убудет, дело времени, - машинально взглянул он на часы, встроенные в панели и присвистнул, - время-то действительно поджимает». На сегодня у него назначена встреча со свидетелями, и опаздывать в прокуратуру не в его привычках. Бабы бабами, а работа, прежде всего. Хотя, надо сказать, эта бабенка не ширпотреб, очень аппетитная. Он еще тогда, в ожидании приема психолога подметил это. Хотя с того времени она изменилась в лучшую сторону. Из куколки появилась бабочка. «Фу! Какие банальности лезут в голову при виде больших сисек и стройных ножек».– Подумал он и вновь пробежался взглядом по фигуре девушки. Она задремала и не почувствовала, как злополучная юбка вновь задралась, бесстыдно оголив ее колени. Агафья откинулась на подголовник, предоставив любоваться нежной шеей, на которой трепетала голубоватая жилка. Мужчине девушка показалась такой беззащитной, и в тоже время желанной и доступной, что он не выдержал и резко крутанул баранку, припарковываясь к обочине. Агафья не проснулась, только от толчка дернула головой и чмокнула губами. Рот приоткрылся, обнажив белые не очень ровные зубы. Девушка во сне улыбнулась и что-то прошептала, прижав к груди сумку. Это, казалось бы, совсем невинное движение, оказалось последней каплей для следователя. Он нажал на рычаг, ее сиденье опрокинулось, и он всей своей массой навалился на нее, впиваясь мокрыми губами в ее рот и языком, пытаясь раздвинуть ей зубы. Сначала Агафья не могла понять, где она и что с ней такое?! Она как-то быстро заснула в теплом салоне автомобиля с тонированными стеклами, и ей приснился Котя, он улыбался и шаловливо лез ей под кофточку. Даже во сне девушка почувствовала, как у нее и без того огромные груди, налились и стали каменными. Она застонала и открыла объятия навстречу Коте. Он целовал ее в губы, уши, шею, потом больно сжал грудь. Так больно, что она отпрянула от него, и… очнулась. Разлепила веки, перед глазами появилась крыша; она была так низко, что Агафья могла дотронуться до нее рукой. На девушку напал ужас, ей было тяжело дышать, и ей вдруг почудилось, что она в гробу. Она хотела закричать, но тут чья-то теплая и твердая ладонь легла ей на рот, а в ухе стало щекотно от постороннего дыхания. Девушка попыталась освободиться от сдавливающих ее тело пут, которые оказались ремнем безопасности. Раздался щелчок, и тут же перед глазами возникло знакомое лицо. Но, к сожалению Агафьи, это был вовсе не Котя. Явь была значительней прозаичней сонных грез. На нее смотрели потемневшие глаза следователя с оскаленным ртом, с которого, как показалось Агафье, капала слюна. Она задергалась под тяжестью его тела, пытаясь подняться.
- Да, что это такое?! – Возмущенно крикнула Агафья, окончательно сбрасывая с себя остатки чудесного сна. – Что это вы себе позволяете, господин следователь?!
- Петр Петрович…
- Что? – Не поняла Агафья, отпихивая обеими руками мужчину. – Я сейчас буду кричать. И она открыла рот и набрала в грудь воздуха, но тут же захлебнулась и поперхнулась, доступ воздуха ей перекрыла потная ладонь следователя, которая накрыла ей рот и нос. «Неужели это происходит со мной, может, это еще сон? Сладкий сон, перешедший в кошмар?..»– Подумала Агафья, и несколько раз открыла и закрыла глаза. – Нет! Кошмар был наяву в лице мерзкого похотливого мужика, который продолжал наваливаться на нее, пытаясь раздвинуть коленом ее ноги, которые были почему-то выше головы. Его вонючая ладонь по-прежнему лежала на ее губах, перекрывая кислород, а вторая рука больно тискала грудь. «Останутся синяки», - уже с безразличием подумала она, теряя сознание и превращаясь в доступную бесчувственную куклу.
Она не почувствовала, как мужчина грубо овладел ею, потом вернул ее телу вертикальное положение, и закурил, удовлетворенно развалясь в кресле. Он время от времени посматривал на девушку, включив в салоне свет, и прислушиваясь к ее слабому дыханию. Пощупал пульс. «Хорошего наполнения, - подумал он, - скоро придет в себя». Затянулся еще разок сигаретой, нагнулся над пепельницей и хмыкнул. В глаза ему бросился кусочек резины, валявшийся под ногами Агафьи. Он нагнулся и поднял презерватив, запихнув его вместе с окурком в пепельницу. Выгнулся дугой и потянулся. Пожевал губами и посмотрел в лобовое стекло, по которому, будто слезы, стекали осенние капли дождя. Внезапно, словно в зеркале, он увидел бледное лицо Агафьи. Ему даже показалось, что ее небольшие глаза стали огромными. Девушка, не моргая, смотрела на него; следователю стало не по себе от бездонных глаз, смотревших на него с ненавистью.
- Проснулась, моя курочка? Вот и хорошо! А то мне, по правде говоря, надо спешить в прокуратуру. Я б может и еще б с тобой посидел, но пришлось разбудить, хоть и очень сладко ты спала, и будить тебя не хотелось, но… - Цыкнул следователь, отводя глаза, - работа есть работа! Ты сама дойдешь до дома? Здесь уже осталось пара шагов, если мне не изменяет память. – Прокашлялся мужчина под пристальным взглядом Агафьи, которая не сводила с него глаз. Ему стало не по себе. Лучше б она выругалась, залепила ему пощечину, в общем, поступила б по известному ему шаблону так, как на ее месте могла поступить другая женщина. Но Агафья сидела, молча, и только часто – часто глотала слюну, потом вдруг опомнившись, заерзала на сиденье, закрутилась, пытаясь найти ручку на двери. Следователь нажал на кнопку, выпуская девушку из машины. Она неуклюже выбралась на тротуар и, не оборачиваясь, прижимая к груди сумку, пошла домой. Из глаз потоком полились слезы, но Агафья уже не сдерживала их. Они ручьями стекали по щекам, смешиваясь с холодными дождевыми каплями. Девушка не ощущала холода, она была благодарна дождю, что он смывает с нее мерзкую слюну (она не могла выговорить слово «насильника») следователя, как он там представился? Петр Петрович?.. Ей хотелось раздеться донага, чтобы дождь смыл все следы с ее несчастного, испоганенного тела. Она чуть – ли не бегом спешила к себе домой, чтобы залезть под душ. Спешила и не видела, как темная машина с тонированными стеклами медленно движется вдоль тротуара.
«Напрасно я не сдержался, - в поздний след подумал следователь, - кто знает, что придет в больную голову девчонке? Может, она прямиком направляется туда же, куда и я, то есть, в городскую прокуратуру, чтобы написать заявление об изнасиловании? Все – таки, хорошо, что я подстраховался, у меня всегда в запасе несколько презервативов. Беги, курочка, беги! Следы-то моего развлечения вот они!» Следователь просунул пальцы в пепельницу, вытаскивая мутную резину. Открыл ветровое стекло и выбросил его на мостовую. Он ехал за Агафьей до тех пор, пока она не зашла в свой подъезд, потом еще некоторое время постоял с включенным двигателем, - мало – ли чего?! Но девушка не вышла. И следователь дал по газам, наверстывая упущенное время. Остаток рабочего дня он провел неспокойно. На допросе свидетелей постоянно отвлекался, несколько раз задавая им одни и те же вопросы. Его мысли были очень далеки от рабочего кабинета. Как много он бы дал, чтобы узнать, где теперь Агафья и о чем она думает?..
* * *
Федор Иванович в упор посмотрел на старшего лейтенанта, и заставил себя не отводить глаз с противной морды опера. «Пока мои руки не дотянулись до доктора, надо бы направить следствие по его душу, - думал Федор Иванович, - стоит ментов немного подтолкнуть, а уж там они сами, как ком с горы…»
- Ну и чудненько, Федор Иванович! – Ухмыльнулся опер и достал из тесного кармана джинсов потрепанную записную книжицу. – Я знал, что вы человек разумный, и примите правильное решение. Ну, что, начнем? Как я уже сказал, это не допрос, а просто доверительная беседа, но все – таки прошу вас, чтобы исключить непредвиденные неприятности, для вас - постараться не лгать мне. Если вы в чем – либо сомневаетесь, лучше промолчите, нежели направите следствие по ложному пути.
- А, что мне направлять?! Мне скрывать нечего! Это пусть направляют те, у кого рыльце, так сказать, в пушку. Вы понимаете меня? – Хитро прищурился Федор Иванович.
- Пока, по правде сказать, не очень… - Пожал плечами опер. – Вы кого-то целенаправленно имеете в виду?
- Ну да!.. Доктора!.. Кого ж еще-то?.. Ведь только у него был мотив отравить тещу.
- Стоп! – Остановил словоизлияние Федора Ивановича опер, - вот вы уже второй раз произносите «отравление». А откуда вам известно, что потерпевшая была отравлена?
- А, разве нет? – Поднял наивные глаза хозяин квартиры. – В больнице все об этом говорили. И намекали даже, что санитарку отравил ее несчастный зять, которого она поедом ела. Вот и съела… ядик с его лекарской руки. Я к тому это говорю, что сам, своими глазами… - Федор Иванович не рассчитал и сунул себе пальцем в глаз, и скривился от боли, - …видел, как доктор…
- Наливал в стакан яд?.. - Перебил его опер.
«Стоп! – Дал себе мысленную команду Федор Иванович. – Это почему опер говорит про стакан? Может, он хочет поймать меня? Думай, Федор, думай!»
- Я не видел никакого стакана! - резво ответил Федор Иванович. - Возле кушетки стояла какая-то банка, ну я и отнес ее в туалет. А, что? Нельзя было? – Сокрушенно покачал головой Федор Иванович, и быстро – быстро заморгал. – А я и не знал… Да, кто мог знать, что женщина мертвая лежит? Я в туалет вставал ночью, увидел в коридоре свет, вижу: на кушетке спит (я поначалу ведь думал, что санитарка спит) Клавдия Никитична, а возле нее шебаршит мой палатный врач. Еще удивился, что это он делает ночью в больнице, ведь не его дежурство. Я нагнулся над женщиной и дотронулся до ее руки, - лед… Ну, думаю, все! Отдала Богу душу наша нянечка. А он тащит аппарат для постановки капельницы, ну и вот… Я, конечно, удивился, но принял банку, чтобы не мешала, и отнес ее в туалет. – Поднял глаза на старшего лейтенанта Федор Иванович и встретился с недоумевающим взглядом.
«Странно, - подумал опер, - наш эксперт действительно изъял стеклянную банку на предмет остатка яда, но там не обнаружилось не только яда, но даже и отпечатка пальцев. Если ее успела вымыть санитарка, то зачем ей было убирать свои отпечатки? Если только…» - У опера появилась версия, но он, конечно же, не станет делиться с нервозным свидетелем.
- А у вас в больнице по ночам, сколько санитарок дежурят? – Уткнулся носом в блокнот опер. «Если он скажет, что одна, то автоматически сам попадает под подозрение, - сделал вывод старший лейтенант. – Так как к тому времени, как и сам подтверждает Федор, потерпевшая не подавала признаков жизни, говорит, что отдала Богу душу. Это же сказал и доктор. Кто из них лжет и почему? Если потерпевшая дежурила одна, то ей незачем было вымывать злополучную стеклянную тару. А то получается, не пойми что. Потерпевшая хлебнула ядик из баночки… Кстати, у нее в шкафчике мы нашли бокал и на нем четкие отпечатки пальцев самой хозяйки, так зачем ей надо было травиться из какой-то банки, и потом тщательно в перчатках замывать свои следы? Можно, конечно было предположить, что она проглотила порошок или таблетки, так сказать, всухую, но судмедэксперт показал на след от твердого предмета на небе потерпевшей. Значит, ей «помогли» запить яд или растворили его в воде в той самой банке, а потом эту баночку отнесли в туалет и тщательно помыли. Да! – Удовлетворенно крякнул опер, - так оно и было! Отнести ее могли только два человека: зять потерпевшей или вот этот самый свидетель «благодетель», который пытается «утопить» доктора своими показаниями. Но, зачем это ему надо? Опять проклятый мотив… Ладно, я подумаю об этом позже, а пока…» - Ну, Федор Иваныч… Вам не понятен мой вопрос? Сколько санитарок остается на ночь в больнице?
- Я не знаю… - Пожал плечами мужчина. – Спросите кого-нибудь из мед. персонала.
- Ну, ладно! Оставим это пока, - отметил что-то опер в своей записной книжке. – Теперь давайте вернемся с вами к тому моменту, когда вы что-то СВОИМИ ГЛАЗАМИ увидели.
- А, что я увидел? – Сощурил покрасневший глаз Федор Иванович и потер его пальцем. – Я, по-моему, вам уже все рассказал. Разве, нет?!.
- Вы сказали, что доктор притащил аппарат для капельницы. Так?
- Ну да… Я еще раз могу это повторить, если вы не расслышали, - повышая голос, почти закричал Федор Иванович.
- Не надо орать! Я прекрасно вас слышал и понял. Но ведь вы только что сказали, что видели своими глазами, как доктор… Что делал доктор, кроме, как поставил потерпевшей капельницу?
- Нуу, знаете – ли… - Развеселился Федор Иванович, вдруг на ходу придумав свою версию отравления. – Доктор отравил свою тещу не из стакана или банки, а просто ввел ей в вену через капельницу. Чего проще-то?!
«А вот и подтверждение того, что доктор к отравлению тещи не имеет никакого отношения, - подумал опер. – Сам того не ведая, Федор помог мне. Действительно, если доктору надо б было отравить свою тещу, то он не стал бы проявлять насилие, заставляя ее выпить яд. Куда проще ввести ей его в вену».
- Но вы ж только что сказали, что доктор бросился за капельницей.
- А, может, он наоборот… Не привез аппарат, а увозил его назад. А, когда увидел меня, то сделал вид, что привез его. Разве такого не может быть?
- Может, все может… - Рассеянно сказал опер. «А мы-то дали маху с этим аппаратом, - подумал он про себя. – Надо было проверить его, но сейчас уже, конечно же, поздно, а, может и нет?..» И опер заторопился к двери, наспех попрощавшись с хозяином квартиры.
* * *
Напрасно следователь волновался по поводу опасных для него передвижений Агафьи. Ей даже в голову не пришло, что над ней надругались, взяли ее силой. Ей хотелось только одного: быстрее добежать до ванной и смыть с себя всю мерзость чужого человека, насильно проникнувшего в нее. Она уже поворачивала ключ в замке, когда раздалась трель телефонного звонка. Девушка застыла в оцепенении, - вдруг это тетя Зина? Сейчас зацепит ее своим языком, а ей не до подъездных новостей, не до уборки в лифте и на лестнице, она сама сейчас будто оплеванная. Агаша, бросив под вешалку сумку, вбежала в ванную комнату, и открутила до отказа оба крана, вода с веселым журчаньем полилась в ванну. Агафья вернулась в прихожую и стала быстро стаскивать с себя одежду: куртка, юбка, колготки, конечно же, порваны, а она только сегодня надела новые. Колготки легким облачком опустились к ее ногам, на них с гадливостью двумя пальцами Агафья бросила трусики. Туда же полетел лифчик. Теперь она нагая стояла посреди прихожей. Девушку трясло не то от злости, не то от холода, из носа у нее потекло, и она нагнулась за салфетками, которые всегда лежали в тумбочке. Она потянула на себя ящик и вздрогнула от неожиданности, - прямо у нее в ухе зазвонило. Телефон, на миг замолчавший, снова стал трезвонить, только сейчас Агафья поняла, что это короткие гудки межгорода. «Хотя б это был Котя, - загадала она, сняла трубку и прижала ее к груди. Сердце бухало в ребра, стараясь освободиться. – Вот прямо сейчас пожалуюсь ему на мерзавца». Но, к счастью Агафьи, как она потом сама рассудила, - это оказалась Катька. Услышав далекий, но такой родной голос подруги, Агафья не выдержала и в ответ на ее приветствие разрыдалась. Она опустилась на свои брошенные вещи, поставила на колени новенький телефонный аппарат и дала волю слезам. Она не знает, сколько времени плакала, и ужасно была благодарна Катьке, что та дала ей выплакаться, молча слушая всхлипы, не перебивая, только изредка тихим покашливанием напоминая, что она все еще у телефона.
- Катька, - это тыы?! Ну, почему тебя так долго нет?! – Заикалась в трубку Агафья, время от времени поднося к вспухшему носу совершенно мокрую измочаленную салфетку.
- Так! – Приказала Катя, - если ты закончила свое мокрое дело, то я уже готова тебя выслушать. Если ты еще хочешь пореветь, то я позвоню тебе позже. К сожалению, подставить тебе свою грудь для слез мне не позволяют километры. Ну, что, Агашка, будешь жалиться или еще поплачешь? – С сарказмом поддела Катя подругу. Она уже давно для себя прояснила, что разводить слюни с Агафьей нельзя, та надолго тогда может уйти в депрессию. Сюси – муси здесь не уместны.
- Меня только что изнасиловали, - выпалила Агафья совершенно «сухим» голосом.
Признание подруги ошарашило Катерину, у нее подкосились ноги и, если б не услужливость Остапа, быстро подставившего ей кресло, она б грохнулась на пол. Теперь пришел черед Агафьи дать подруге переварить полученное известие, и помолчать в трубку. Она спокойно вытащила еще салфетки и трубно освободила нос. Агафья сама удивилась своему спокойствию. Ведь только несколько минут назад она рыдала и была готова вместе с одеждой сорвать с себя грязное тело, по которому скользили потные лапы чужого мужчины.
- Федор?.. – Прохрипела трубка.
- Что? Ааа… Нет! – С досадой ответила Агафья. - Это совершенно другой мужчина. Федор здесь ни с какого боку. Катька, ну почему ты опять готова всех собак на него повесить? – Разозлилась не на шутку Агафья. По сравнению со следователем теперь Федор Иваныч представлялся Агаше рыцарем. Ведь у него когда-то была возможность взять ее, напичканную снотворным, но он не сделал этого, а только срезал локон с ее головы. Как сам позже признался: «На память…» А этот… Агафья, вспомнив следователя, снова собралась зареветь, но трезвый Катин голос пресек это на корню.
- Я его знаю? – Чужим голосом спросила Катька.
- Он подвозил меня сегодня домой, я в машине задремала, мне приснился такой хороший, сладкий сон, - улыбнулась Агафья, вспомнив Котю и тяжело вздохнув.
- Хватит лирики! – Одернула ее Катя. – Я примерно знаю, кто тебе приснился?! Взять бы ему и нажаловаться на тебя, на твою глупость. Ну, надо же… Сесть в машину к частнику… Уж, если тебе приспичило быстро оказаться дома, могла б поймать такси. Там, правда, тоже козлов хватает, но все ж таки…
- Вот еще! Напугала Котей… Да я сама ему хотела все рассказать, прямо вот сейчас и думала, ведь я-то считала, что это он звонит.
- Ты бОльшая дура, чем я о тебе думала. – Разозлилась Катя. – Представь, в какое б положение ты поставила своего мужа. Он ведь не рядом с тобой, в соседней деревне Пупкино, а в чужой стране. И, как ты себе представляешь его реакцию на твой с ног сшибательный рассказ? У него подписан годовой контракт; все бросить, уехать просто так он не может, потому что придется выплатить громадную неустойку. Вполне вероятно, у него даже не хватит заработанных денег. Бедный Костя будет метаться между фирмой, заключившей с ним договор и посольством. И все только потому, что у его жены не хватило ума придержать свой язык. А, если он будет вынужден остаться работать в Греции, то представляешь, какой из него получится работник, когда все его мысли будут направлены к тебе и негодяю, изнасиловавшему тебя. И еще!.. – Помедлила Катя, - не все мужики адекватно воспримут, что их жена была с чужим мужчиной. Ты не подумай, я ничего плохого не хочу сказать о твоем муже, но… Вообщем, я б на твоем месте оставила сей неприятный инцидент в тайне. Береженого Бог бережет. Может, сам случай уберег тебя от необдуманного шага, и первой позвонила я?! Вон, даже тактичный Остап вышел из номера. И правильно! Нечего мужикам слушать бабские тайны.
- А, что ж тогда мне делать? – Поежилась на холодном полу Агафья, прислушалась к шуму воды, вскочила и, волоча за собой длинный шнур, поспешила в ванну. И в самое время, потому как вода уже нашла себе выход через сток. Агафья, все еще держа у уха трубку, перекинула ногу в ванну и закрыла глаза, погружаясь по плечи в горячую воду, которая нежно обняла ее дрожащее тело. «Да, Катька права, - мысленно согласилась она с доводами подруги. - Коте нельзя было рассказывать о том ужасе и мерзости, что пришлось пережить ей. Муж ни за что б ни остался в Греции, а примчался ко мне, и один Бог ведает, что могло случиться?! Первым делом, он мог просто убить следователя, а, если б я скрыла имя насильника, то Котя мог превратно это понять. Катя сто раз права! Муж вообще мог заподозрить меня в супружеской измене. Нет! Ни за что, никогда ему не расскажу. Если мне самой это мерзко и гадко, - раздвинула ноги девушка и свободной рукой, скривившись, стала мыться. – То представляю, какой бы грязной показалась я своему мужу».
- Ты, что, подруга, заснула там, что – ли? – Повысила голос Катерина.
- Да, нет! Вот сижу и думаю, что мне дальше делать?! Может, пойти в милицию и написать жалобу? Его коллеги, естественно будут на его стороне и уж конечно не посадят его, но все – таки, может, хоть как-то накажут, а? Ты, что посоветуешь?
- Так он, кто? Работник милиции? Выходит, что ты его знала…
- Ну, да! Это тот самый следователь, с которым я случайно познакомилась у психолога. Ну, помнишь, я тебе рассказывала про него? – Потянулась Агафья за мочалкой.
- Не помню! – Оборвала ее Катерина. – Так значит, это был не случайный водитель?
- Я совершенно случайно остановила его машину, просто он оказался рядом, когда я голосовала. Кстати, у нас тут кое-что произошло, я имею в виду, на работе.
- Опять что-нибудь стибрили? – Хихикнула Катя.
- Если б… Тут происходят такие страсти, - почему-то понизила до шепота голос Агафья, - людей убивают и трупы исчезают. А, может, они и не трупы вовсе?! Я вот по этому поводу и решила сегодня пораньше уйти из музея, чтобы в тиши поразмыслить, что в действительности происходит?! Сначала пропал охранник, потом нашелся в больнице, оказывается, его забрали с инфекционным менингитом. Потом, он вроде бы пошел на поправку. А на днях мне сообщили, что его задушили прямо в палате. Пока мы собрались на опознание, врач позвонил, что труп пропал. За Петром, так звали труп, то есть, охранника, исчезла наша уборщица тетя Даша. Уж про нее я тебе не раз рассказывала. Та, которой все время мерещились приведения. Главным образом, возникал прямо ниоткуда наш директор Федор Иваныч. Он стал для нее навязчивой галлюцинацией, тетя Даша называла его «Фантом».
- ???
- Катя, - подула в трубку Агафья, - ты здесь?
- К сожалению, в Испании, - тяжело вздохнула Катерина, понимая, что ее «аварийная» подруга вновь вступила в какое-то дерьмо. – Мне было б гораздо спокойнее быть сейчас рядом с тобой, ибо чувствую, что дела у вас в музее хреновые. Вот говорила ж я тебе, Агашка: «Увольняйся ты из своей клоаки!» У вас над музеем висит, наверно, проклятье какое-то, не иначе. Но по правде меня сейчас беспокоит не Петр, или как там его и не ваша уборщица. Меня волнуешь ты! Что ты своими больными мозгами придумала?
* * *
Старший лейтенант успел изъять капельницу, которой пользовался доктор, чтобы реанимировать тещу. Она так и стояла в собранном виде, с прикрепленными колбами с глюкозой и физраствором. С понятыми из медицинского персонала он изъял ее, как вещественное доказательство. Через три дня было готово заключение эксперта, в котором говорилось, что содержимое обеих колб соответствует надписям на этикетках. Но опер не спешил снимать подозрение с доктора, уж очень гладким был мотив у того, - неприязненные отношения. Все работники больницы в один голос утверждали, что Клавдия Никитична была еще та стерва, и держали ее в больнице из уважения к доктору, да еще потому, что младшего медицинского персонала, а точнее, санитарок, всегда не хватало. Никому не хотелось возиться с чужим дерьмом за мизерную зарплату. Но, если все сотрудники больницы от главного врача до санитарки не любили Клавдию Никитичну, то доктора уважали и жалели, и все, как один, уверяли, что он не способен на убийство. Из рассуждений сотрудников выходит, что мотив отравить санитарку был у всех, потому как она за время работы в больнице успела насолить абсолютно каждому, и ее никто не уважал. Вот и у Федора, потенциального свидетеля, тоже был мотив избавиться от вечно унижающей его при больных женщины. Но старший лейтенант понимал, что предположение очень шаткое, тем более не подкреплено никакими доказательствами. Ни улик против Федора, ни вещественных доказательств, ни свидетелей нет. А, если рассуждать здраво, то подумаешь: оскорбления какой-то санитарки… Плюнуть и растереть! За это не травят людей, не подставляют свою шею. Уж, скорее всего, судя по взрывному, несдержанному характеру, Федора, тот бы в порыве аффекта ударил ее чем-нибудь тяжелым, а не стал бы готовить отравление. А здесь, судя по уничтожению отпечатка пальцев, по времени, когда потерпевшую вынудили принять яд, убийство было спланировано заранее. И на это должна была быть более весомая причина, но какая?.. - У опера разболелась голова. Надо было все начинать сначала, и искать еще фигурантов. К подозреваемому доктору он приписал в своем стареньком, видавшим виды блокноте, имя Федора Ивановича, и поставил рядом большущий вопрос. Придется, видно, все начинать сначала, и допрашивать всех сотрудников больницы, без исключения. Но этим займется следователь. А сейчас надо отзвониться в прокуратуру, и доложить о проделанной работе. Старший лейтенант скривился, представив, как надутый индюк следователь, обязательно скажет какую-нибудь гадость, Петр Петрович не мог, чтобы не подколоть. Но, к удивлению опера, следователь поблагодарил того за проделанную работу и сказал, что новых фигурантов по делу не требуется, так как остается один подозреваемый, - это зять санитарки. Обнаружилось одно вещественное доказательство, - это докладная записка, вернее, клочки от нее. Санитарка уличала своего зятя во взятках и различных махинациях в стенах больницы. Обрывки записки были найдены в кармане доктора.
- Петр Петрович, я ничего не понимаю! О какой докладной записке идет речь?! Одежда врача была осмотрена в присутствии понятых в тот же день, когда обнаружили потерпевшую. Но мы ничего подозрительного в его карманах не нашли.
- Это только говорит о вашем невнимании! – Одернул следователь опера. – Вы не нашли, а я САМ произвел дополнительный обыск, и, пожалуйста… Теперь доктору не отвертеться. Мотив на лицо: шантаж!
- Петр Петрович, - вытер вспотевшую трубку старший лейтенант и вновь поднес ее к уху, – …можно задать вопрос?
- Валяй! Хоть ты и прокололся старлей, но делаем ведь одно дело. И мне кажется, что его можно будет скоро передать прокурору.
- Петр Петрович, когда вам сообщили о злосчастной докладной? Ведь вам точно кто-то шепнул об этом. Я просто уверен! Лично для меня появление этого, так называемого вещественного доказательства, является только одним: с доктора необходимо снять все подозрения. Ведь здесь и ежу понятно, что кому-то, скорее всего, самому убийце, надо закопать доктора, и он подбросил бумагу в его карман, рассчитывая, что глупцы менты клюнут, и сразу же набросятся на доктора.
- Вы все сказали?! – Прошипел следователь. – Спасибо, что назвали меня дураком. Но вот такие вот умные вроде вас звезд на погоны с неба не хватают, а ходят в старших лейтенантах, а такие глупцы, вроде меня работают в прокуратуре. Все! Я все вам, старший лейтенант сказал. – Стукнул кулаком по столу следователь. – Дело закрыто! И, как только отыщется доктор, он будет задержан, у меня уж и санкция имеется.
- Как, «отыщется»? – Оттянул душивший его ворот опер. Его неожиданно посетила жуткая догадка. «Живым доктор не найдется. И виноват в этом будет только он, старший лейтенант, потому что не сумел вовремя найти настоящего убийцу. Но ведь у меня были только подозрения и догадки, - подумал, оправдываясь перед собой опер, - а их к делу не пришьешь. То – ли дело - найденная в кармане доктора докладная. Ее можно прочитать, пощупать… Стоп!» - Петр Петрович, а отпечатки пальцев на клочках докладной были? – Как за соломинку ухватился опер.
- Бумага была влажная, почти мокрая, поэтому никаких отпечатков не нашлось. Спасибо скажи, что эксперты смогли по фрагментам восстановить обрывки текста.
- Я даже догадываюсь, какой это был текст?!
- Раз ты такой у нас догадливый, может быть, подскажешь, где может скрываться доктор? Кстати, ты ж не сможешь отрицать, что он своими прятками с правосудием только подтверждает свою вину. Зачем невиновному человеку кидаться в бега?
- Боюсь, что мои догадки вас не порадуют, и в скором времени у нас появится еще один труп.
- Вы кого имеете в виду? – Поднял удивленно брови следователь. Но в ответ ему были телефонные гудки.
Петр Петрович недолго злился на хамское отношение опера, у него мысли были направлены сейчас по свою душу. В первые сутки после (он не хотел произносить слово изнасилование) того, как против воли Агафьи он овладел девушкой, Петр Петрович не спал. Он лежал на своем любимом диване и пил водку, не отводя глаз от телефонного аппарата. Он вздрагивал от каждого шума лифта. Ему все казалось, что могут прийти за ним в любое время дня и ночи. Кому, как не следователю было знать, что уголовников забирали именно внеурочное время. Он несколько раз вскакивал с дивана и порывался сбежать из дома. Но гасил в себе это безумное поведение. В конце концов, он отключил телефоны и забылся нездоровым сном. Утром еле отодрал свинцовую голову от подушки, и заставил себя принять душ. Ледяная вода вернула ему физическую форму, а чашка черного кофе привела в порядок мыслительные способности. «И чего это я так расклеился? Если здраво рассуждать, то у Агафьи против меня, кроме оговора, ничего нет. Нет главного: семенной жидкости. Ну, все – таки, надо бы девчонку припугнуть. Любое заявление на меня, даже неподтвержденное вещ. доками, может отразиться на карьерном росте. Да! Прямо сегодня же позвоню ей, а лучше, встречусь и намекну, что ей выгоднее держать язык за зубами».
* * *
- Ну, знаешь, Катька… - Обиделась Агафья, – …я тебе, как подруге все выложила, а ты еще и обзываешься. Я могу прямо сейчас положить трубку и закончить этот неприятный оскорбительный для меня разговор. – Выдохнула она и вдруг, к удивлению Кати, хмыкнула.
- Ты чего? Решила сменить гнев на милость?
- Я просто сейчас никуда не смогу пристроить телефонную трубку, потому, что сижу в ванне по горло, отмокаю.
- Смываешь следы насилия. – Спокойно утверждающе сказала Катя. – Наверно это и правильно. Писать жалобу на мента…
- Он не милиционер, а следователь, - перебила ее Агафья.
- И, что, - это дает ему право насильно трахать женщин?! – Вконец разозлилась Катя. – Он уже по своей специальности должен защищать граждан от нарушения законов, от посягательств различных насильников – уродов, а он сам… Козел. Ну, да черт с ним! Ты правильно сделала, что решила не идти в милицию. Это ничего тебе б не дало, только позорище и головная боль. А еще такая «слава» могла б каким-то образом дойти до Кости. Так что отмывайся, подмывайся и забывайся! Я тебе советую выбросить из головы неприятный инцидент и ждать меня. А уж я придумаю, как отомстить мерзавцу?! Он на всю оставшуюся жизнь забудет про охоту на женщин, - хихикнула Катя. Ну, а теперь давай забудем о нем, и ты мне расскажешь, что за расследование ты затеяла? Ой, чуть не забыла… Агашка, а у тебя сейчас какие дни? Я имею в виду: не опасна – ли тебе связь с мужчиной? А то приедет твой муж, а у тебя в животике растет негодяй – следователь – младший.
Агафья в ужасе округлила глаза, и стала, остервенело тереть мочалкой в паху, потом, будто что-то вспомнив, немного успокоилась.
- Да нет! Этого не может быть, потому, что я своими глазами видела, как Петр Петрович поднял с пола презерватив, - сморщила губы девушка.
- Подстраховался гад! – Сквозь зубы процедила Катя. – Хоть это одно утешает. Ну, а теперь давай колись, Агашка, что ты там за расследование затеваешь? Как я поняла, ты хотела, чтобы тебе помог твой следователь, так сказать, по дружбе. И пока я вижу, как он тебе «помог»… Я поняла только одно, что от этого м… (выругалась Катя) не только помощи нельзя ждать, но надо будет обходить его десятой дорогой. Он стал для тебя опасен, потому как считает тебя потенциальным врагом, который покушается на его свободу.
- Но я… Я и не думаю вовсе посягать на его свободу, ты меня окончательно убедила, что жаловаться органам на их же работников себе дороже. Не стану я писать на него заявление.
- Но ведь ему об этом неизвестно.
- А, если я как-нибудь намекну ему, что не собираюсь на него жаловаться, - почему-то испугалась Агафья, всерьез восприняв опасение подруги. Несмотря на горячую воду, ей вдруг стало очень холодно, и она уткнула подбородок в воду. Ей вспомнилось, что она, отдаляясь от машины, почувствовала, будто в ее спину вкручивается буравчик. Сразу она не придала этому значение, хотела только одного: как можно быстрее смыть с себя ненавистные следы. А вот сейчас вдруг вспомнила.
Катя дула в трубку, с силой приставляла к уху микрофон, и наконец, успокоилась, услышав знакомое всхлипывание.
- Только попробуй, намекни! Я вот тебе и намекать не стану, а на правах единственной подруги, искренне скажу, что ты – набитая дуреха! Может, у меня и неоконченное высшее образование, но из нас двоих я куда разумней тебя. А, может, просто со стороны всегда виднее? – Добавила Катя, вздыхая. - Сиди и не рыпайся! Поняла?! Дай слово, что никаких дурацких расследований ты проводить не станешь. Мы на днях вылетаем с Остапом домой, и я попрошу его помочь тебе. У него много различных связей в разных кругах. И среди частных детективов тоже… Так что мы обойдемся без сомнительных услуг твоего друга – следователя. Ну, что? Идет? Даешь слово?! Кстати, ты так и не сказала, что тебе показалось необычным в исчезновении уборщицы и мертвого тела охранника? И, что значит «исчезновение»? Может, тело охранника забрали родственники для захоронения? А ваша мнительная уборщица, как там ее зовут?.. Приболела, и отлеживается?.. Я тебя что-то не поняла! Ты меня сегодня просто огорошила своими новостями. Ты, что молчишь? Агашка, ты чо, заснула, что – ли? Ты там не захлебнулась, случаем? Ты слышала мой вопрос?!
- Катька, мне кажется, что труп Петра вроде бы и не труп вовсе.
* * *
Федор Иванович в спокойной домашней обстановке решил обдумать создавшееся для него неблагоприятное положение. Уж очень был настойчив в своих расспросах опер, и как-то слишком подозрителен, и вопросы его были каверзными, будто ловушки расставлял. Федору Ивановичу приходилось постоянно быть начеку, чтобы не проговориться, не болтнуть что-нибудь лишнее. Он чувствовал себя, как волк, обложенный силками. С одной стороны настырный опер, с другой доктор, от которого неизвестно, что было ожидать?! Ведь Федор Иванович не дурак и прекрасно понял по выражению лица доктора, что тому многое известно, А, может, даже все?! И его показания оперу против доктора, как мертвому припарки, тем более, тот даже не вел протокол, а что-то черкал в своей дурацкой книжонке. И это всего лишь мои слова против слов доктора. Их к бумаге не пришьешь. Нет! Надо придумать что-нибудь более существенное, что может утопить доктора. Подбросить какую-нибудь улику, например. А потом и самого доктора убрать. Федор Иванович долго ломал голову, пока не придумал. Он вытащил из кладовой забытую пишущую машинку и, закрыв глаза, вспоминал текст докладной записки от санитарки на имя главного врача. «Собственно, - решил он, - близко к тексту и не обязательно писать, главное, чтобы была ясна суть. Что доктор взяточник и халатно относится к своим обязанностям. А теперь надо порвать записку так, чтобы не потерялся смысл. Всю записку опасно оставлять в кармане доктора, а надо буквально пару – тройку обрывков, в ментовке тоже не дураки сидят. – И Федор Иванович скомкал бумагу и уже хотел засунуть себе в карман, чтобы при удобном случае переложить в карман халата доктора, но вовремя спохватился. Стоп! – Уставился он на белые обрывки. - Там действительно не дураки, и первым делом они проведут исследование бумаги на наличие отпечатка пальцев, а там… - Федор Иванович аж вспотел, представив, что чуть не подставил сам себя. Бумажные клочки прилипли к ладони, и буквы стали расплываться. – Вот и решение проблемы!» – Хмыкнул Федор Иванович. На следующее утро он заявился в больницу и, как ни в чем не бывало, занял свою койку. А дальше было делом техники. Он проследил, когда в коридорах никого нет, надел резиновые перчатки, намочил обрывки бумаги и сунул в халат с инициалами несчастного доктора. И прямо из больницы позвонил в прокуратуру, заявив, что в кармане зятя убитой лежит улика. Естественно, представляться он не стал. Просто сказал, что хочет, как законопослушный гражданин, помочь следствию. «Теперь осталась ерунда! – Подумал Федор Иванович. – Убрать самого доктора, пока он не уничтожит подметную записку. Мне сегодня везет! Трудоголик травматолог в свободное от работы время дежурит на скорой помощи, и именно сегодня его смена». А так как на скорой постоянно не хватает медицинского персонала, то частенько врачи выезжают без медицинских сестер. Это было доподлинно известно Федору Ивановичу, его просветила добрейшая Клавдия Никитична. «Теперь надо обеспечить себе алиби и выезжать на «дело», - нервно хмыкнул мужчина. Он вернулся в свою палату и лег, согнувшись пополам, время от времени издавая стоны. В конце концов, его стенания не остались не замеченными соседями по палате и мужчины поинтересовались, что с ним.
- Живот очень сильно болит! Понос… - Простонал Федор Иванович, и бросился вон из палаты. Такие вылазки он делал все чаще, и задерживался в туалете дольше.
В очередной свой заход в туалет он вылез через окно и, бросив взгляд на часы, устремился к телефону, набирая 03. Теперь надо только надеяться на удачу, что приедет именно бригада с ЕГО доктором. Но в маленьком провинциальном городке было всего три автомобиля скорой помощи, и предусмотрительный Федор Иванович на всякий случай указал предварительный диагноз дежурившей на телефоне женщине. На ее вопрос: «Что с больным?» Федор Иванович, задыхаясь, ответил:
- Не знаю, голубушка… Больной упал и сильно ударился головой, и даже кровь течет…
- Вам повезло! У нас как раз сегодня дежурит отличный травматолог. – Успокоила она звонившего. – Похоже, у вашего пострадавшего черепно-мозговая травма. Говорите адрес!
«Даа, мне уж точно повезло, ты даже и представить себе не можешь». – Про себя произнес Федор Иванович и, оглянувшись на угол дома, возле которого прилепился его телефон – автомат, продиктовал номер дома и улицу. Вероятно, Федору Ивановичу сегодня помогал сам нечистый, потому как дом оказался нежилым, приготовленным под снос, но со стороны фасада вполне симпатичным. Пока мужчина дожидался приезда скорой помощи, у него было время найти подходящее оружие. Им оказалась, брошенная за ненадобностью кем-то из бывших жильцов, кочерга. Федор Иванович аж крякнул от удовольствия, веря, что сама судьба подбрасывает ему орудие мести. Через несколько минут он услышал завывание сирены и спрятался в темноте подъезда. Вбежавший в подъезд доктор, и пикнуть не успел, как кочерга коснулась его затылка, и он упал навзничь. Перед глазами мелькнул блеклый свет от покрытой паутиной лампочки и стал быстро удаляться все выше и выше, пока не превратился в яркую точку и не погас.
- Теперь у тебя черепно-мозговая травма, - прошипел над доктором Федор Иванович, - но вызывать скорую помощь тебе не стану. Извини, брат, спешу очень, у меня еще впереди куча дел. И первое из них, - это побыстрее уносить отсюда ноги, пока водитель не хватился тебя.
И снова Федору Ивановичу повезло, ибо на этот раз сам доктор сидел за рулем, но Федор Иванович об этом не знал, как и не догадывался, что доктор, несмотря на старания Федора Ивановича, остался жив. Его нашел местный бомж, по насмешке судьбы, бывший фельдшер, бывший квартиросъемщик, оказавшийся за бортом своей (теперь уже чужой) квартиры. На пропитание он зарабатывал, сдавая стеклотару, но сегодня на ЕГО участке было не густо, и он заглянул так, на всякий случай в нежилой дом. Этот дом его сотоварищи по несчастью обходили стороной, ибо свято верили, что там нечисто. А, как же иначе можно было объяснить, что жильцов-то выселили уже давно, а дом еще не снесли. Да и вообще, зачем надо было сносить старинное купеческое здание в центре города? Оно могло б еще не один век простоять, если б не слабоумие некоторых чиновников. Вон кругом понастроили спичечные коробки, которым и полтинника нет, а с них песок уж сыплется. Наверно потому, что вместо цемента этого самого песочка больше положили. Фельдшер хоть и не суеверный был, но все – таки опасался странного здания. «И, видно не напрасно… - Решил он, входя внутрь и чуть не наступив на груду тряпья. Этой кучей оказался мужчина в белом халате. – Коллега… - Улыбнулся фельдшер, вспомнив, что возле дома стоит машина скорой помощи, и приподнял веко, лежавшего в луже крови человека. – Живой…» - Удовлетворенно произнес он, и в подтверждение услышал еле слышимый стон.
- И, что мне с тобой делать-то, коллега? – Риторически спросил бомж, присев на корточки возле доктора. И вдруг, сбрасывая с себя оставшуюся похмельную одурь, засуетился около раненого, увидел знакомый чемоданчик, открыл. В глаза бросился флакон со спиртом. Мужчина дрожащей рукой отвинтил пробку и уже хотел хлебнуть из горлышка, но в последний миг его что-то удержало, будто чья-то настойчивая властная рука отняла ото рта флакон. – Да, я только хотел руки обтереть! – Сказал, будто оправдываясь перед кем-то фельдшер. Дальнейшие движения его были все увереннее и увереннее. – Смотри – ка! А ведь из памяти ничего не ушло, и руки-то вон ничего не позабыли, руки-то все помнят, родимые. - Он профессионально проверил раненого: нет - ли травмы позвоночника?! Удовлетворенно убедился, что здесь все нормально, и только тогда аккуратно приподнял тяжелую голову раненого коллеги и примостил у себя на коленях. Пропальпировал череп под липкими от крови волосами и нахмурился. – Хреновое твое дело, брат! Надо вести тебя срочно в больницу. Я в полевых условиях врят – ли смогу тебе помочь, здесь нужна стерильность стационара, а тут моча да дерьмо. – Словно оправдываясь, докладывал бомж.
- Прошу тебя, - по губам мог прочесть бомж, ибо у раненого уже не было сил разговаривать, и он поманил пальцем бывшего коллегу, - в больницу нельзя… там враг… Он добьет меня… - Обрывками, прерываясь на каждом слове объяснял доктор.
- Так, это ты не сам споткнулся на ступенях-то? Во – он ка – ак… Что ж с тобой делать-то, брат? – Качал головой мужчина. - У меня ведь условий не только для операции, но и для нормальной жизни нет. – Оправдывался он, оглядываясь, о чем-то думая и прикидывая. – А, что? Может, это и выход?! Если летом дом не сломали, то уж в зиму тем более… Полежи, а я мигом…- И бомж, припустился по ступеням вверх, останавливаясь на каждом этаже в поисках подходящей квартиры. Ну, надо же, прямо хоромы! – Присвистнул он, обходя комнаты с высоченными потолками. Но для нас сейчас главное, что все стекла в рамах целы. Воды, конечно же, нет, - открутил он на всякий случай кран, - но ее можно и принести. Но сначала надо втащить на этаж раненого. Бомж поскреб заросший щетиной подбородок. «Надо попробовать, - подумал он и выбежал на улицу, подбежал к задним дверям автомобиля и выкатил носилки. – Все лучше, чем ничего, ведь на руках я его не дотяну». – Потерпи, дорогой, уже немного осталось, - уговаривал он раненого. – На нижних этажах, к сожалению, не оказалось подходящего жилья, терпи! Тебе еще много придется терпеть, судя по ране. Анестезия будет самая символическая, так что, считай, буду наживую тебя штопать, браток. А ты, если что, кричи, не стесняйся, не сдерживайся. Так, ну во – от… - Раскладывал он на откинутой крышке чемоданчика все, необходимое для операции инструменты. – Фу! – Выдохнул он и перекрестился на пустой угол, - помоги Господи! Слово тебе даю, что, если поможешь мне вытащить раненого с того света, а ты сам Господь видишь, что он уже и второй ногой готов туда шагнуть, то я завяжу со спиртным. Иначе наказывай меня, как сочтешь нужным, на все святая воля твоя. А теперь извини, Господи, некогда мне долго тебе молиться, сам видишь… - И бывший фельдшер приступил к операции. Он и сам после не мог поверить, что так быстро и качественно все сделал, даже руки не дрожали. Не иначе, как сам Господь помогал ему. Значит, он не конченный еще человек, если Бог не отвернулся от него. «А жизнь-то налаживается», - вспомнил он старый анекдот и смахнул со щеки слезу.
* * *
Агафья не стала слушать наставления и вопли Катьки, а, подув несколько раз в трубку, сказала: «Вас не слышно», и нажала кнопку отбоя. «Сейчас ведь точно станет перезванивать, - с досадой подумала она, вылезая из ванны и напяливая на мокрое тело, свой любимый халат. – А мы возьмем и отключим телефон. Вот так! - Скорчила личико девушка своему отражению, выдергивая вилку. – Ну и вид у меня, - уставилась она в зеркало, - какие-то чахоточные пятна по всему лицу, и глаза красные, как у кролика, а вместо волос белесые перья, облепившие потные щеки. Фу, гадость какая! Хорошо, что меня сейчас никто не видит, такую раскрасавицу. Лучше б у меня такой вид был, когда встретилась со следователем, может тогда у него б не возникло порочного желания». При воспоминании о сегодняшнем происшествии настроение испортилось, и снова захотелось поплакать. Но, если она вновь разнюнится, то завтра на работу придется надевать темные очки. Глаза обязательно отекут, вид будет такой, будто она долго пила. Уж Агафья сама себя прекрасно знала, да и что толку реветь-то? Ничего ведь исправить уже нельзя. Если б только она могла предположить, что с ней такое случиться, то поехала б в автобусе. А теперь, что?.. Хотела выгадать во времени, а больше потеряла. Мозги будто сварились от горячей воды, и не хочется ни о чем думать, разве что о чашке чая. - Девушка прошлепала босыми ногами в кухню, сунула нос в заварной чайник и, недовольно поморщившись, выплеснула в раковину мутную жижу. «Лучше выпью кофе, - решила она, - надо войти в тонус и поразмышлять. – Пока закипала вода, Агафья сходила за тетрадью и ручкой. – Буду записывать, как Каменская, - хмыкнула девушка, отхлебывая обжигающий ароматный напиток. Итак, что мы имеем?! Начнем рассуждения сначала с исчезновения тети Даши, а потом перейду и к похищению трупа Петра, хотя очень сомневаюсь: был – ли труп?! Катька права, у нас в краеведческом музее, как в Бермудском треугольнике, люди исчезают, но вот куда? Музей, не океан! Но теперь я уверена, что его старые стены хранят не меньшие тайны. Надо бы раздобыть поэтажный план музея. Интересно, где он может храниться? А, что если спросить у Федора Ивановича… Он очень ответственный и скрупулезный человек и наверняка сможет мне помочь, подсказать, где взять план. Когда я принимала документацию, то среди бумаг никакого плана не видела, уж я б не смогла не узнать выкопировки. Завтра же пойду в больницу к Федору Ивановичу и прямо спрошу у него. Так, - это завтра, а сегодня надо подумать о тете Даше. – И Агафья раскрыла тетрадь, приготовившись излагать на бумаге свои мысли. – Если б тете Даше стало плохо, то нам бы давным-давно сообщили об этом из больницы. Но не в больнице, не в морге (тьфу-тьфу), женщины не оказалось. И поведение ее родных тоже внушает мне подозрения. Сначала и дочка, и зять метались, постоянно обзванивали милицию и больницы, а дочка не находила себе место и постоянно плакала, а то вдруг, координально все изменилось. И когда я в очередной раз позвонила им домой, то голос дочки показался мне не только спокойным, но даже веселым. У меня, грешным делом, возникло подозрение на счет ее психики, - не сошла – ли она с ума?! Зять – же как-то однозначно отвечал на мои вопросы, и постарался тактично оборвать разговор, сославшись на занятость. Да, это очень – очень подозрительно. Можно сделать вывод: родные тети Даши узнали что-то о ней обнадеживающее. Причем, узнали не сразу, а недавно. И в это – же время пропадает из больницы «труп» Петра. - Агафья нарочно взяла слово «труп» в кавычки. - Можно – ли объединить в одно эти два исчезновения, или это только совпадение? Не можно, а нужно! Что-то слишком много совпадений. Мне кажется, что тетя Даша просто сбежала. Она панически в последнее время чего-то, вернее, кого-то боялась. А, почему простой уборщице надо было бояться? Да потому что она что-то увидела или что-то узнала такое, что стало опасно для ее жизни. Стала для кого-то нежелательным свидетелем. Недаром ей мерещилась всякая нечисть. А теперь я уже и сама стала сомневаться, - мерещились – ли?.. Может, тетя Даша и видела нечисть, но ею мог быть живой человек, вполне одушевленный, с руками и ногами, но без совести. И вот этого самого человека и боялась тетя Даша. Она частенько упоминала, что видела ночью фантом директора. Он возникал из не откуда и исчезал вне куда. Но я в приведение не верю! Значит, что? – Задала себе вопрос Агафья. – А значит, тетя Даша видела самого директора, во плоти. Но раньше она только досадовала на это, позже стала бояться, потом попросила сменить ей время работы, а потом и вовсе… пропала… Не поспешила - ли я со своим желанием: обратиться к Федору Ивановичу на счет музейного плана? Вон и Катьке он ужасно не симпатичен, мягко говоря. А, собственно, что мне грозит, если я спрошу у него про злосчастный план? Заодно и проверю его реакцию. Если он отговорится, скажет, что не имеет представления, ни о каком плане, то я внесу его первым подозреваемым в исчезновении тети Даши, да и Петра тоже. Думаю, что все-таки они связаны. Скорее всего, уборщица где-то прячется от… А вот от кого, я это прямо завтра и узнаю.
* * *
Бомж ненадолго покинул раненого, надо было избавиться от санитарной машины. Если уж доктору не хотелось, чтобы он отвез его в больницу, то вероятно у него есть на то свои причины, а, следовательно, надо уничтожить и следы, которые могут навести на раненого. Бомж уже сел за руль, как его посетила здравая мысль: «Ну, и болван же я! Ведь все вызовы фиксируются на скорой помощи, с адресами и фамилиями. И рано или поздно доктора хватятся, и начнут искать первым делом по последнему адресу вызова. Очень не хочется, но больного все – таки придется «кантовать», и перевозить в безопасное место, но куда? Как не вовремя я оказался сам на улице, не пропил бы квартиру, не пришлось бы сейчас ломать голову, куда пристроить больного. И в то же время, если подумать, то в благополучное для меня время я не шатался по чужим подъездам в поисках стеклотары, а сидел в тепле и уюте домашнего очага. Значит, так кому-то (бомж посмотрел с опаской вверх) было надо, чтобы я оказался в таком положении, и в нужное время в нужном месте спас человека. Может, у меня такая миссия?.. Но философствовать сейчас некогда, - оборвал себя мужчина, - надо срочно менять дислокацию. А то, опасаюсь, что все мои потуги в спасении раненого могут оказаться напрасными, если его найдут раньше, чем я найду убежище для него. А отвезу – ка я его Сереге на кладбище. Дружок работает охранником на старом кладбище, где и устроил себе теплое гнездышко. Не клят, не мят, ничего не делает, а денежки получает, охраняя покой усопших. Правда, деньги небольшие, но ведь и работы никакой, на старом кладбище давным-давно никого не хоронят. Да, так и сделаю! Уверен, что Серега мне не откажет, старая дружба не ржавеет. К тому ж Серега умеет держать язык за зубами. Так… Теперь осталось дело за малым: перенести раненого в машину! И это еще не все! Как бы меня не остановили менты, уж больно внешность у меня не внушающая доверия. – Бомж оглядел кабину и даже свистнул от радости, - а вот и выход из положения, - белый халат… Тот, что на докторе, не годится, весь пропитался кровью раненого». Когда бомж вылезал из машины, то чуть не ударил дверцей… доктора. Тот белый, словно сама смерть, с забинтованной головой, непременно бы упал, не удержись за ручку дверцы. От неожиданности суеверный бомж оглянулся по сторонам, - не видно – ли где ангела – спасителя? Иначе, чем объяснить, что тяжело раненый человек, потерявший ни один литр крови, после операции, пусть и не очень сложной, но, все-таки… Дошел своими ножками…
- Мне надо отсюда уйти, - выдохнул он. – Здесь оставаться мне ну никак нельзя, брат.
- Да, уж сам понял, не дурак. Не все мозги пропил. Давай помогу тебе влезть. Ты посиди, я мигом за носилками сбегаю, тебе надо принять горизонтальное положение.
Уже гораздо позже, возвращаясь мысленно, к ночному происшествию, бомж все более и более приходил к выводу, что им с доктором помогал кто-то свыше, иначе его, если б остановили гаишники, не выручил никакой белый халат, - зачем халат водителю? Да и доктор уже был объявлен в розыск. Но не как жертва, а как убийца своей тещи. Машину никто не остановил, хотя они были на волоске от разоблачения. Выезжая на трассу из города, бомж увидел возле будки ДПС гаишника. Он уже было хотел сбавить скорость до рекомендованной сорока, но чья-то сила вдавила ногу в педаль газа, и бомж, включив сирену, промчался с завыванием мимо милиционера. Гаишник опустил жезл, передернул зябко плечами и вздохнул: «Кому-то сейчас гораздо хуже, чем мне».
В первые минуты, увидав своего дружка, вытаскивающего носилки из санитарной машины, Серега не задавал вопросов, просто помогая вытянуть тяжелые носилки с бледным мужиком, у которого красовался шлем из бинтов. Они затащили носилки в дом, и переложили раненого на кровать. Серега услужливо подложил под голову раненого дополнительную подушку, и вопросительно взглянул на товарища, облаченного в белый халат, который в сочетании с небритой рожей не только не делал его похожим на эскулапа, а скорее усиливал сходство с головорезом.
- Не подумай ничего плохого, Серега! – Улыбнулся бомж, стаскивая с себя маскхалат. – Это не я его… В том смысле, что не я его порезал, а наоборот…
- Наоборот, что-то не получается, - хмыкнул Серега, направляясь к резному буфету за графином и рюмками. – Ведь, если б было наоборот, то сейчас на носилках был бы ты, а не он, - кивнул в сторону кровати Серега, разливая по рюмкам, настоянную на рябине, водку, и накладывая в тарелку маринованные грибочки. У бомжа от такого натюрморта глаза стали, как те маслята, он аж слюну шумно втянул в себя, но рюмку отодвинул.
- Витек, ты чо, в натуре, заболел, что – ли? – Заволновался его сердобольный гостеприимный хозяин.
- Не могу пить! Нельзя мне. – Отрывисто бросил тот и, тяжело вздохнув, кивнул в сторону больного. – Это я его! – С гордостью тряхнул он головой. – Представляешь? – Протянул он руки товарищу под нос. – Сам… Вот этими руками… А я уж думал: Все! Можно на себе крест ставить. А выходит, что навык не пропал. Вот так, браток! Так что с пойлом завязываю.
- Какое же это пойло? – Обиделся Серега. – Я сам настаивал рябину на водке, не настойка, а цимис, просто. Водка не паленая, а рябина сорвана в экологически чистом месте, я сам рвал ее на кладбище вдали от асфальтовых дорог. Да и закусон, что надо… Маслята-то тоже из ближайшего ельничка, возле погоста собирал.
- Говорю ж тебе: «Нельзя мне пить». Вот грибочки с удовольствием поклюю. - И бомж, понюхав грибок, прикрыл от удовольствия глаза, и отправил в рот скользкий масленок. – Хоро - ош!
- Ну, во – от! - Обрадовался похвале Серега. Он несколько раз бросал мимолетный взгляд на раненого мужика, но не решался задать вопрос товарищу, только крякал и ерзал от любопытства. «Если надо будет, сам расскажет», - подумал он.
И Витек, насытившись, расслабившись в тепле, наконец-то удовлетворил любопытство своего друга, рассказав тому, как нашел, уже раненого парня, в подъезде брошенного дома?! Как своими руками сделал операцию, - учти, в полевых условиях, - гордо уточнил он. И, как решился скрыть больного у своего надежного друга, Сереги.
- Я в тебе, Серега уверен, как в себе. – Прижал он к сердцу ладонь. - Знаю, что под пытками меня не выдашь.
- Так, это не ты его? – Постучал себя по затылку Серега, и вдруг улыбнулся и шмыгнул носом. Он был рад, что его кореш не причастен к членовредительству и горд оттого, что в трудную минуту Витек вспомнил о нем, как о самом надежном человеке. Да после такого доверия он, Серега для Витька в лепешку разобьется. – Это ты правильно решил, друг! – Вытер он нос и отправил вдогонку за настойкой грибок. – У меня здесь место тихое, покойнички все смирные, никого не обижают, будете, как у Христа за пазухой. Хотя мне и непонятно, зачем тебе скрываться, если это не ты его… - И Серега вновь выразительно стукнул себя по голове.
- Так говоришь, у тебя здесь никого не бывает? – Оставил без внимания вопрос товарища бомж и пристально взглянул в его осоловевшие глаза.
- Кому ж здесь бывать? – Отвел Серега взгляд и вздохнул. – Сам знаешь, что здесь уже лет десять никого не хоронят. Скука смертная. Во! Как я скаламбурил, - хихикнул он. – Действительно смертная, а какой же ей быть, если кругом одни мертвяки?! Со жмуриками не очень-то весело, они тебе компанию не составят, за упокой души своей не выпьют. – Тараторил без умолку Сергей, и своей болтовней еще больше внес подозрения, ибо бомж знал своего товарища, как великого молчуна.
- Я к тому у тебя спрашиваю, что может, перевезем раненого в дальнюю сторожку, пока я машину не отогнал. Не хочу тебе мешать. А то раненый стонать может, беспокоить тебя. Это он сейчас такой молчаливый и тихий, пока наркоз еще не отошел, а дальше, кто знает, как себя поведет.
- А ты дай ему обезболивающее! – Быстрее, чем надо сказал Серега, и снова испуганно отвел взгляд.
- Да в чемоданчике его кот наплакал…
- Выпиши рецепт! - настаивал на своем Серега. – Или ты уже разучился? – Поддел он друга.
- Да рецепт-то я выпишу, вон, сколько бланков… - Нагнулся он над чемоданчиком, делая вид, что считает бланки, а сам из-под тишка посматривал на товарища, поведение которого показалось ему подозрительным. Серега подошел к окну и вытянул шею, всматриваясь вдаль. – Ты кого там высматриваешь? – Резко поднялся бомж и положил руку на плечо товарища.
- Смотрю, - на месте – ли машина? – Глупо ответил Серега и быстро – быстро заморгал.
* * *
Агафья так возбудилась от всех своих версий по поводу исчезновения тети Даши, Петра и в связи с кражей гребня из музея, что никак не могла заснуть, ворочалась и ворочалась. В конце концов, решила, что сон окончательно прогнала, встала и прошла в кухню, сварила себе большущую чашку кофе, и вернулась на свой любимый диван. Завернулась в одеяло, как в кокон и прикрыла глаза, - так ей лучше думалось. А думать было о чем… Хоть так рассуждай, хоть эдак, а все подозрения падают на одного человека. Ей очень бы не хотелось плохо думать о нем, но… Факты… «А, какие у меня факты? – Громко спросила у себя Агафья, открыла глаза и уставилась в черный экран телевизора. – Фактов у меня нет! Но зато у этого человека был мотив избавиться от уборщицы и охранника. Они его с чем-то поймали, может, он еще что-то решил умыкнуть из музея, и стали для него опасными свидетелями. Вот он и решил от них избавиться. Агафья всячески избегала произносить имя директора, но все, абсолютно все говорило против него.- Никак не могу вспомнить… Меня, когда я навещала его в последний раз в больнице, что-то поразило в его поведении. Хотя, все в его поведении казалось тогда странным, и я тогда списала это на его самочувствии. Та – ак, Агафья, - приказала себе девушка, - …вспоминай, давай, что-что тебя удивило?! - И Агафья, сделав большой глоток остывающего кофе, вновь закрыла глаза, пытаясь прокрутить назад пленку. – Я сказала ему на счет его кредита, но реакция была адекватной, кому ж хочется выплачивать большие проценты? Поэтому он и возмутился. Что еще? Я рассказала ему на счет покушения на охранника и про исчезновение уборщицы. Помню, мне не понравилось тогда выражение его лица: злое и в тоже время, удовлетворенное. Но не удивленное… Будто эта новость вовсе и не была новостью для директора. Его реакция мне была неприятна, ведь речь шла о его подчиненных, а не о незнакомых людях. Так, что еще, что еще?.. Ну, давай же, Агашка, не сиди безмозглым истуканом, напрягай мозги, шевели извилинами-то! – Вдруг девушка резко выпрямилась и открыла глаза. – Ну, конечно же! И, как я раньше не придала значения этому? Совершенно выпустила из виду очевидный факт. Меня все больше заботили живые существа, и я забыла про каменного идола. А ведь мне постоянно намекали на него. Просто я не придавала этому значения, стоит себе в холле тонная бабеха, да и стоит, а ведь она оказалась главным действующим лицом трагедии, которая разыгралась у нас в музее. А, что произошла трагедия, - это сто процентов. Бессловесный идол решил отомстить за то, что ему не уделяли достаточного внимания. На ее глазах совершалось преступление, а может, и не одно, а она держит все в тайне. С этим идолом еще что-то связано. Агафья теперь вспомнила, как напрягся, аж вскочил с кресла директор, когда она рассказала ему, причем со смехом, потому как лично ей история с проверкой пожарной инспекции показалась комичной, когда парень тужился, чтобы отодвинуть каменную бабу от стены. Тогда смеялась не только она, но и все экскурсанты буквально валялись от хохота. И Агафья рассказала об этом Федору Ивановичу, надеясь поднять тому настроение, но его реакция была прямо противоположной ожидаемой. Он вдруг покраснел и вскрикнул: «И, что? Инспектору удалось ее отодвинуть?..» Тогда Агафья не обратила на его реплику внимания, как не относилась серьезно и к заявлению тети Даши о том, что Федор Иваныч неожиданно возникает за ее спиной, будто из стены выходит. И еще, тетя Даша несколько раз делала акцент на этой самой каменной бабе, будь она неладна, не хотела даже вытирать с той пыль. Значит, что? А значит, то, что секрет каменной бабы стал известен тете Даше, да и Петру тоже, а не только Федору Иванычу. Вот все и сложилось! Тете Даше стал известен убийца Петра. Ей… и… мне. - Агафья вздрогнула, и щелкнула кнопкой настольной лампы. От яркого пятна, разлившегося под абажуром, в углах комнаты стало еще темнее. Девушке вновь показалось, что за плотной портьерой кто-то стоит. Она боялась опустить глаза к полу, чтобы не увидеть мужских ног. Агафья поднесла к губам чашку, зубы клацнули о край; заставила себя сделать несколько глотков, ей это удалось с трудом, страх ледяной рукой сдавил горло. – И чего это мне бояться в своем доме? – Хотела громко спросить она, но к ее стыду, из горла вырвался мерзкий сип. - Ну, почему я такая трусиха? Катька, наверное, ни за чтоб не струсила в такой ситуации. И чего бояться-то? Замки у меня новые, не те, что давал Федор Иваныч, надежные… Вот пойду и проверю, как я закрыла дверь?! «Надо было раньше проверять, растяпа!»- Услышала она свой голос. – А, что? Растяпа и есть! Правильно меня всегда критиковали Катька и тетя Зина. То дверь забуду закрыть, то окна, то с телефоном у меня проблемы. Какая-то я аварийная… - Спустила ноги на холодный пол, поморщилась и повозила подле дивана, пытаясь нащупать шлепанцы. Пока не было Кости, она вместе с халатом сняла с антресоли и любимые старенькие шлепанцы. Вот вернется муж, и она обует его подарок: домашние туфли на каблучках и с помпонами, а сейчас и так хорошо, главное, удобно. Она, крадучись, прошла в прихожую, продвигаясь на ощупь, - свет можно и не зажигать, и так, видно, что надо. На цыпочках подошла к двери, и повертела защелки у замков, - все тщательнейшим образом закрыты. – Ну вот, не очень-то я и халатная! Все закрыла… И, к тому ж, я не совсем уж дуреха, как постоянно меня обзывает Катька. Замки закрыла, а преступление раскрыла! – Нараспев произнесла девушка, гордая сама собой. Вот бы позвонить сейчас Катьке, да и утереть ей нос! – Улыбнулась Агафья и потянулась, выгнув спину. О, кстати, чуть не забыла: надо включить телефон, а то вдруг Котя позвонит. - Девушка нагнулась, потыкала вилкой, пока та нашла нужное гнездо, зевнула и вдруг неожиданно почувствовала усталость. Напряжение дало о себе знать, и никакой кофе не помог держаться в тонусе. До постели она шла уже, как сомнамбула, с закрытыми глазами, заснула сразу же, как только голова коснулась холодной наволочки.
* * *
Петр Петрович взглянул на часы. Прошел почти час рабочего времени, а дела так и не сдвинулись с мертвой точки. И все из-за Агафьи, будь она трижды неладна со своими соблазнительными формами. «Позвонить, или встретиться в неформальной обстановке, и прощупать почву… – Раздумывал он. – Как не вовремя все это! И всему виной мой неукротимый темперамент. На хрена мне надо было спешить с девчонкой? Ведь собирался все сделать не спеша, пригласить ее к себе в гости, или напроситься к ней на чашку кофе. Так нет! Головка у меня впереди головы. – Засмеялся следователь своей пошлой остроте. – А сейчас надо бы мозги поднапрячь - куда мог сдернуть доктор? На работу в больницу не вышел, не вернулся с вызовов, когда дежурил третьего дня на скорой помощи. И зачем это ему подрабатывать по ночам на скорой, если он, по словам своей тещи, брал взятки в крупных размерах? – Следователь задумался, но только на минуту. - Да, мало – ли… Может, ему денег не хватало? Может, он был азартным человеком, и проигрывал деньги на скачках, допустим, или спускал их в казино. - Следователь досадливо крякнул и потянулся за блокнотом. - Рано я решил, что дело можно закрывать. Много еще неясного. – Предположил следователь, делая наметки в рабочем блокноте. - Может, старлей и прав, и наши эксперты прошляпили с уликой? А точнее, не эксперты, а я дал маху? Мне надо было не на ножки медсестер смотреть во время следствия, а на вещдоки. Бабы меня до добра не доведут! – С досадой на себя крякнул он. - Еще и Агафья… Не – ет, с этой неопределенностью надо заканчивать!» - Твердо решил следователь и, покопавшись в ящике, достал телефонную книжку. От волнения он несколько раз сунул палец не туда, нарвался на брань: «Глаза разуй, когда набираешь номер, урод…» Разозлился окончательно и, когда на другом конце провода услышал:
- Я вас слушаю… - то тихий, немного хриплый со сна голос девушки, показался ему вражеским, и он уже, не подбирая выражений и не опасаясь быть подслушанным, рявкнул:
- Это ты меня слушай, слушай внимательно, чтобы после не говорила, что ничего не знала и, что я тебя не предупреждал. И еще… Не смей вешать трубку, пока не дослушаешь меня до конца! Надеюсь, ты своими куриными бабскими мозгами уловила, с кем ты разговариваешь?! Мне тут некоторые шепнули, что ты на меня бочку катишь.
- ???
- Молчи, говорю, пока я тебе не дал слово. Ты, курица, наверно, забыла, с кем ты имеешь дело. Твоя короткая, как у всех баб память, не напомнила тебе, что в свое время я тебе помог избежать наказания?! Помнишь, трупик в твоем шкафчике? Или ты думаешь, что подозрения с тебя сняты за давностью времени… Если ты на это рассчитывала, то ты еще большая дура, чем я предполагал. У тебя мозги в сиськах, и чем они больше, тем ума меньше. А у тебя, судя по размерам бюста, ума вообще нет.
« И этот туда же…» - Всхлипнула Агафья, и переложила трубку в левую руку, копошась в правом кармане в поисках салфеток. Следователь был бы сражен наповал, если б мог читать мысли на расстоянии. Из всех сказанных им угроз в адрес девушки, до нее, еще не совсем проснувшейся, дошло одно: «Он назвал меня дурой с куриными мозгами. Если б он знал, что я сама, своими, как он выразился куриными мозгами, раскрыла преступление века, то наверняка прикусил бы свой язычок».
- Ты меня слышишь, или от страха язык заглотила?
«А, если взять и намекнуть ему, большому умнику, что я знаю преступника, что я без помощи следственных органов, сумела сама своими бабскими мозгами до всего додуматься? Интересно бы увидать его реакцию, - хмыкнула Агафья. Она уже не злилась на него, - зачем? Судя по сегодняшней истерике, которую он устроил по телефону, следователь – человек слабый, с неустойчивой психикой. Недаром в свое время она познакомилась с ним у психолога. А я… - Агафья задумалась. – Назло всем сильная, умная, логически мыслящая женщина, умеющая прощать, не собирающаяся никому мстить, вот! Не считая, конечно, убийцу, Федора Иваныча.… Да и ему она не станет мстить. Я только спрошу у него на счет плана музея, как и замышляла, и посмотрю на его реакцию, а потом… - Задумалась вновь Агафья. – А потом будет видно! К сожалению, позже все лавры придется отдать следователю, скрывать от милиции имя преступника она, как законопослушная гражданка, не станет. Но, это будет позднее».
- Напрасно, Петр Петрович, - вспомнила она имя следователя, - вы принимаете меня за бессловесную дурочку, и закрываете мне рот. Вы еще обо мне услышите! - Совершенно спокойным голосом сказала Агафья и, не дожидаясь новых оскорблений в свой адрес, повесила трубку. Теперь уж последнее слово точно останется за ней. Секунду подумала, и выдернула шнур из розетки, показав телефонному аппарату язык.
Петр Петрович несколько раз набирал номер, но в ухе раздавались противные издевательские гудки.
«Мерзавка! Она меня еще запугивает. А, если нет? Если она все – таки покатит на меня телегу? – Прошептал следователь, вытирая вмиг вспотевший лоб. – Этого допустить никак нельзя! Здесь, кто первый... Или я, или… Нельзя допустить, чтобы Агафья меня опередила. Если она первой попадет к прокурору с заявлением, то… Мне конец!» Следователь вставил ключ в сейф, лязгнул замок и в руке мужчины оказался табельный ствол. Петр Петрович, будто впервые увидев оружие, взвесил его на ладони и передернул затвор.
* * *
Федор Иванович, оглядываясь, подошел к знакомой стене, стянул куртку, сунул в предусмотренно взятый пакет, и еще раз оглянувшись, запихнул пакет в кусты. Поднял голову и присвистнул, - цокольный этаж с земли оказался значительно выше, чем когда он сигал вниз из окна туалета. Подпрыгнул, немного поднатужился, подтянулся на руках и толкнул от себя створку окошка, уцепившись мертвой хваткой за наличник. Рама с хлопком распахнулась, ударившись об откос и, покачавшись на скрипучих петлях, вернулась в исходное положение, ощутимо стукнув мужчину по пальцам. Он чуть не свалился и еле удержался, чтобы не крикнуть, стиснул зубы и перекинул ноги через подоконник. Закрыл раму на шпингалет, и только потом взглянул на свои несчастные пальцы. Федору Ивановичу показалось, что они прямо на глазах опухают и синеют. «Правая рука… - Констатировал он, качая головой. – Ну и идиот! - Выругал он себя. – Можно подумать, левая меньше б болела. Ничего, до свадьбы заживет, - подул он на пальцы и подставил кисть под струю холодной воды. Острая боль пронзила руку до предплечья, но через несколько секунд стало легче. Мужчина посмотрел на вздрагивающие пальцы и вспомнил доктора, цинично рассудив, что тому гораздо больнее было. Но теперь-то уж «…не болит голова у дятла…», - вспомнил он название фильма и ухмыльнулся каламбуру. – Если б я его не убил, то доктор обязательно б настучал на меня ментам, а сейчас все спокойненько, все пристойненько, можно жить и радоваться. Забыть про квартирную кражу, тем более урон-то он большой не понес, домушники больше нагадили, чем украли. Петр наказан, доктор тоже. Ненавистная уборщица, считающая себя умнее всех, и постоянно смотрящая на всех подозрительными глазами, канула в вечность. Но я забыл про Агафью, про эту бессовестную выскочку, занявшую мое место в кресле директора. А, может, ну ее… Пусть живет?!. Жаль будет убивать такую красоту. Но, если здраво рассуждать, то, что мне за корысть с ее красоты. Ее небесные глаза смотрят не на меня, очаровательная улыбка предназначена другому, не говоря уж о теле, которое навсегда принадлежит другому мужчине. А мне оставалось только визуально обладать ею, сонной, дотрагиваться до ее колышущейся груди и разглядывать ее бесстыдно нагое тело. – Федор Иванович закрыл глаза и его непристойные мысли повернули время вспять. Он почувствовал, как напряглась плоть в паху, и сладко защемило сердце. Ему до смерти захотелось обладать Агафьей, прямо сейчас. Перед мысленным взором появилась его возлюбленная, конечно без одежды, во всей своей естественной красе, с огромной налившейся от желания грудью, с приоткрытым маленьким ротиком, с полузакрытыми глазами и с руками, тянущимися к нему, Федору Ивановичу. Он так явственно представил себе эту упоительную картину, что аж застонал от дикого необузданного желания и протянул руки навстречу девушке, спеша заключить ее в объятия. Он услышал ее прерывистое дыхание и хриплый шепот:
- Ты, что, мужик, охренел, что – ли? Пидарь, твою мать!..
Федор Иванович пришел в себя, когда чья-то, явно не женская рука, припечатала его к стене, и схватила за грудки.
- Что зенки свои осоловевшие вытаращил? Не на того нарвался?! Что ручкой-то шаловливой трясешь? Не дали тебе до конца доанонировать? – Брезгливо скривился вошедший в туалет мужчина. – Моя палата напротив туалета как раз будет, и я давно тебя приметил. Размышлял, что это мужик зачастил в уборную-то? Еще пожалел, думал, что пропоносил от больничных харчей, а оказалось все гораздо проще. Ты мерзкий онанист, оказывается, здесь жертву себе поджидал. Чо пялишься и вздыхаешь? Не того партнера ожидал, что – ли? Может, здесь вас пидарей целый взвод, - картинно оглянулся по сторонам мужчина, - может в уборной у вас дом свиданий? – зло взглянул он на Федора Ивановича.
- Не говорите глупости! - разозлился Федор Иванович, с трудом отцепляя пальцы мужика, продолжавшего держать его за больничную пижаму, и тут же скривился от боли, инстинктивно посмотрев на опухшие фаланги.
- Что, руку натер, онанист поганый?! – Скривился мужик. - Тьфу! – Плюнул он прямо на руку Федора Ивановича и, повернувшись, вышел из туалета. Но быстро вернулся, будто что-то сообразив. – Слу – ушай! А, может это ты, того?.. Грохнул санитарку-то? – Уставился он в лицо Федору Ивановичу. Вот так даа!.. Значит, менты не там копают, дважды приезжали целой оравой, вынюхивали что-то у доктора в ординаторской, тут такую деятельность развели. Намекали, будто доктор наш траванул свою тещу. А вот мы, больные, в этом сомневались, - зачем ему это надо-то? Она давно уж и не теща ему была. А теперь вот я увидел тебя, и мне на ум пришла идея: «А, что, если санитарка заловила вас поганцев в туалете за неблаговидным делом, да и обещала нажаловаться главврачу? А, что? С нее б сталось, она любила писать на всех жалобы да кляузы. Может даже пригрозила тебе
сообщить по месту твоей работы, как ты лечишься?! Вот ты взял, да и пресек это на корню! - Ухмыльнулся мужик. – Ну, что, пидарь? Попал я в точку?
* * *
- Агафья Викторовна, ну, наконец-то… – Покачала укоризненно головой секретарь. – Мне уж надоело объясняться со всеми по телефону, где вы, да когда придете?! Прямо с утра смольный какой-то, звонят и звонят не переставая. А тут, как назло еще и охранник заболел.
- Это, кто?- Спросила Агафья, на ходу сбрасывая на кресло куртку. Ей было немного не по себе, так как она, действительно, непростительно надолго опоздала. И вовсе не по уважительной причине, а банально проспала. Вот и Тамару Васильевну подставила под удар, а ей, бедняжке в последнее время итак нелегко приходится, она все еще не может успокоиться, что пропало тело Петра, и она не может придать его земле по христианскому обычаю. А Агафья не может успокоить секретаршу, потому как сама еще не окончательно уверена, что тела просто нет, в смысле, мертвого… Но теперь уж осталось совсем недолго, и скоро наступит развязка драматического сюжета, и драма превратится в фарс. И теперь только от одной Агафьи зависит приблизить быстрее этот конец, и отдать милиции преступника. Если только она не ошиблась и - это он..
- Конечно же, Николай! – Повысила голос Тамара Васильевна.
- Почему, Николай? Причем здесь он? – Удивленно развела руки Агафья, еще вся в своих мыслях.
- Как, причем? Только он один находит причину, чтобы лишний раз не выйти на работу. Он прекрасно знал, что сегодня его смена, и только сегодня утром позвонил в приемную и сообщил, что заболел. Не мог вчера об этом сообщить. Ведь тогда мы подготовили б ему замену, а так… - Секретарь подняла в недоумении плечи. – Бессовестный… А голосом говорил таким, будто помирает. Безответственный…
- Может, действительно, заболел? Зачем вы так, Тамара Васильевна? Я уверена, что у него будет оправдательный документ из поликлиники. Сейчас сезон такой гриппозный. – И Агафья зябко пожала плечами.
- Так и вы, что-ли, Агафья Викторовна, прихворнули, поэтому и опоздали? – Испуганно спросила секретарь, боясь остаться в музее без начальства. Раньше, когда директором был ненавистный Федор, она б обрадовалась, узнав о его болезни, но не теперь. За спиной Агафьи ей было спокойно и как-то уютно, что – ли.
- Тьфу, тьфу! – Плюнула Агафья через плечо. – Я чувствую себя просто прекрасно, - улыбнулась она и, наклонившись к секретарю, заглянула ей в глаза. – И вам, Тамара Васильевна, уже совсем скоро станет очень хорошо. Вот увидите, голубушка! Верьте мне! Все встанет на свои места. Всё и все… Кстати, кто звонил?
- Да, звонков было множество, - открыла блокнот секретарь, шмыгая носом, чтобы не дать воли подступавшим слезам. – На счет экскурсий школьников. Я их записала на пятницу на утро. Далее… Звонили из мэрии, приглашали на очередное собрание, оно состоится в четверг, в семнадцать часов. Был звонок в девять утра, мужской голос не представился, а попросил к телефону директора. Мне показалось, что мужчина разозлился, когда я сказала, что вас нет. Потом еще несколько раз звонили и молчали в трубку, только пыхтели. Был еще звонок из пожарной инспекции, звонил тот самый, - Тамара Васильевна хмыкнула, - ну, помните, тот подозрительный инспектор, который все искал у нас нарушения. Облаял меня, что я нарочно вас скрываю. Сказал, что нам, то есть, музею, это не сойдет с рук. А, что, Агафья Викторовна?.. – Испуганно взглянула на девушку секретарь, - он может что-нибудь нам сделать?
- Руки коротки! - Засмеялась Агафья. – Он, почему злится-то на нас? Да потому, что никакого криминала в музее не нашел. Мы соблюдаем все правила пожарной безопасности. Это ж в наших интересах.
- Он еще спрашивал ваш домашний номер телефона и адрес, - успокаиваясь, доложила секретарь.
- А, вы?..
- За кого вы меня принимаете? – Обиделась Тамара Васильевна, захлопывая блокнот и доставая носовой платок.
- Я так и подумала… Все? Большее никто не звонил? – Поинтересовалась Агафья на ходу, открывая дверь в свой кабинет. Она спиной почувствовала некоторую заминку, и обернулась к секретарю. Та опустила голову и теребила блокнот, листая исписанные страницы. – Тамара Васильевна, в чем дело, голубушка вы моя? Забыли записать? – Кивнула Агафья на блокнот. – Да и Бог с ним. Кому надо, еще перезвонят, стоит – ли из-за этого нервничать. Вон и нос у вас покраснел, и глаза опухли.
- Лучше б не перезванивал… - Непонятно для Агафьи ответила секретарь, и подняла на нее глаза, в которых плескался страх.
- А, почему? – Начала волноваться Агафья. - Да, в чем дело-то? Областное начальство что - ли звонило? Тамара Васильевна!
- Нет! – Шепотом ответила секретарь, и вдруг подошла к двери и выглянула в коридор, затем на цыпочках вернулась. – Буквально перед вашим приходом зазвонил телефон в вашем кабинете, ну тот, прямой, который не связан с приемной. Его еще установил Федор Иваныч, он все боялся, что я подслушиваю его секретные разговоры и выхлопотал себе новый номер.
- Да- да, я знаю, - досадливо махнула рукой Агафья, - и, что?..
-Наверно, нельзя мне было снимать трубку, вы уж извините меня, пожалуйста, Агафья Викторовна, но…
- Без реверансов! - Категорично одернула Агафья женщину. Она интуитивно почувствовала, что вот этот, последний звонок – самый важный из всех предыдущих.
- Вообщем… - Выдохнула секретарь. – Я вошла в ваш кабинет, у меня ж есть от него ключ, вы ж сами мне его дали, на всякий случай…
- ??? – сердито взглянула Агафья на женщину, теряя терпение.
- Телефон прямо разрывался, вот я и сняла трубку, и почему-то испугалась и не представилась, у меня в горле, будто спазм, какой возник, и я только кашляла. – Тамара Васильевна на секунду замолкла, и наконец-то решилась. – В трубке кто-то тоже покашлял сначала, а потом… Потом… Приглушенный голос, не то мужской, не то женский прохрипел… - Тамара Васильевна вновь замолчала и взглянула исподтишка на Агафью. – Вообщем, он выругался.
- Тамара Васильевна, вы у нас не из института благородных девиц, да и мои предки не дворяне, поэтому, уж, пожалуйста, сделайте милость перескажите дословно, что вы услышали.
- Не мат, конечно, но… У меня до сих пор все дрожит от страха. Вообщем, голос сказал: «Ты, сука, за все мне заплатишь!» - Глаза у секретаря вновь наполнились слезами, а блокнот в руках заходил ходуном. – Я от страха бросила на рычаг трубку, но он не перезвонил больше. Да, по совести говоря, я уж больше и не стала б подходить к вашему телефону, так напугалась. Агафья Викторовна, мне угрожают! – Обреченно вздохнула женщина. – Я так думаю, что это медики, ведь я им намекнула, что знаю, почему они упрятали мертвое тело Петра? Из-за врачебной ошибки… Думаю, следом за Петром отправят вскорости и меня.
- И не надейтесь! – Оборвала ее Агафья. – И можете быть спокойны! Угрожали вовсе не вам. Вы ж сами сказали, что некто звонил на прямой телефон в кабинет директора, ваш голос абонент не услышал и подумал, что раз звонят на мой номер, то трубку сниму я, значит, угроза предназначалась мне.
- А, может, бывшему директору?.. – Немного успокаиваясь, выдвинула версию секретарь.
- Врят – ли… Федор Иваныч уже больше месяца находится в больнице. Городок у нас маленький, многие друг друга знают, и что с ним произошло несчастье, и его сбила машина, знают все его знакомые. И, если б хотели ЕГО напугать, то пришли к нему в больницу, или, допустим, передали б ему записку с угрозой. Нет! Телефонный звонок был предназначен только мне. Это мне угрожают, Тамарочка Васильевна. И это хорошо! – Заговорщицки подмигнула она оторопевшей секретарше.
- ??? – Посмотрела подозрительно на директрису секретарь, - уж не помешалась та от страха?! Но наткнулась на ироничный взгляд девушки.
- За меня не волнуйтесь, мой рассудок в порядке. И настроение от этого звонка у меня только улучшилось. Враг, звонивший мне, а - это, поверьте мне на слово, действительно мой враг, только подтвердил мою догадку. Значит, я иду правильной дорогой, и вскорости наши пути с преступником пересекутся. И мне хочется надеяться, что совсем уже скоро вы получите приятное известие.
* * * «Ну, этот идиот со своими дикими предположениями мне не страшен. – Подумал Федор Иванович, направляясь к себе в палату. – У меня на лбу написано, что я интеллигент в третьем поколении, и нестандартная ориентация не для меня. Пусть хоть сто раз выдвигает свои нелепые подозрения, но, кроме смеха в свой адрес, ничего не добьется. К тому ж, думаю, что менты уже закрыли дело об убийстве санитарки. Интересно, обнаружили они уже труп доктора? Может, я дал маху, что не выволок мертвое тело из подъезда заброшенного дома. Хотя санитарную машину издалека видно, и скорее всего, дежурный диспетчер со скорой уже хватился и автомобиля, и дежурившего врача. – Удовлетворенно потер руки Федор Иванович и вновь скривился от боли, холодная вода лишь на время принесла облегчение, опухоль не прошла, а даже наоборот, кисть стала, как подушка. Неужели все-таки трещина? И как мне теперь объяснить врачу, где это меня так угораздило? Не признаваться же, что делал вылазки из окна. Как не хотелось, а придется, видно покинуть гостеприимные стены больницы. И откладывать не стану, прямо сегодня же попрошу выписать меня. Алиби на сегодняшний день я обеспечил себе больше, чем хотел. Теперь, если что, то и мои соседи по палате подтвердят, что безвылазно (ха! ха!) был в больнице, бегал бесконечно в туалет с диареей, да и этот кретин, сам того не желая, сослужит мне, высказав свои догадки о моем времяпрепровождении в уборной. Да. Пора и честь знать, и собирать свои пожитки, а полечить руку, если понадобится, смогу и амбулаторно». С этими мыслями Федор Иванович и заглянул в ординаторскую, предусмотрительно сунув опухшую руку в карман куртки.
- Обратитесь, пожалуйста, к своему лечащему доктору, его смена завтра, - ответила, улыбнувшись, симпатичная незнакомая женщина в белом халате на просьбу Федора Ивановича. - Он даст вам выписку из эпикриза и закроет больничный лист.
- А вы не можете? – Растянул в ответ губы в улыбке Федор Иванович. – Я был бы вам премного благодарен, понимаете?
- Не положено! Выпиской больного занимается его непосредственный лечащий врач, который и вел больного.
- А, если он, вдруг, заболеет? в смысле, мой лечащий доктор…
- ??? – Улыбнулась женщина и, промолчав, развела руками.
- Нет! А, все – таки?.. – Допытывался прилипчивый Федор Иванович.
- Думаю, что он долго болеть не будет. Насколько мне известно, доктор ни разу не уходил на больничный. По крайней мере, при моей памяти.
- Ну ж, мы все живые люди (кроме моего доктора), а если он все-таки заболеет?..
- В крайнем случае, обратитесь к главному врачу. Но, уверена, что этого делать вам не придется, потому что завтра вы увидите своего доктора на утреннем обходе. – Вновь показала безукоризненные зубы женщина.
«Уверена она… - Хмыкнул злорадно Федор Иванович, покидая, несолоно хлебавши ординаторскую. – Не увижу я завтра утром вашего доктора, да и вы его уже никогда не увидите! Кукла крашеная… А ведь придется, видно, переночевать сегодня на больничной кровати. А, может, это и к лучшему?! Руку можно никому не показывать. Зато у меня будет еще одно алиби, когда и Агашка не выйдет завтра на работу. Сегодня вечерком придется наведаться к ней в гости, а еще лучше заманить девушку в гости ко мне домой».
Но задуманное Федором Ивановичем не сбылось, так как к ночи у него настолько разболелась рука, что пришлось все-таки обратиться к дежурившей мед. сестре, чтобы она дала ему обезболивающее. Но та вернулась в палату вместе с врачом, и пришлось идти в хирургический кабинет, потом на рентген. К радости Федора Ивановича ничего серьезного вроде переломов и трещин рентген не выявил. Просто сильный ушиб. «Хорошо, что рама распахивается, а не открывается поднятием вверх, - подумал Федор Иванович, - а то мог бы и вообще без пальцев остаться». Врач не стал выяснять, откуда у больного ушиб?! Но Федор Иванович рассказал сам, что руку нечаянно прищемил дверью. Врач сочувственно покивал головой и, позевывая, отправился отдыхать, и Федор Иванович тоже вернулся к себе в палату. Но рука не давала ему заснуть, ныла и дергала, и Федор Иванович, пытаясь отвлечься, обдумывал план мести. Сразу он Агашу не убьет, какое-то время поиграет с ней, как кот с мышью, а уж потом… Сначала он думал спрятать ее у себя дома, гостей у него не бывает, соседи не заходят, так что этот вариант казался ему отличным. По киношному варианту прикует ее наручниками к батарее. Нет! К батарее нельзя, - это все равно, что посадить к передатчику радиста, этак весь дом на ее призывные сигналы сбежится. А, если в ванную комнату к трубе ее пристегнуть? Нет, и это не годится! Она возьмет, да и отвернет краник, да и затопит нижних соседей. - Чем больше у Федора Ивановича болела рука, тем более жестокие версии лезли в его больную голову. - Можно сделать еще проще, когда буду выходить из дому, буду заклеивать ей рот и привязывать к кровати, конечно, придется раскошелиться на памперсы. Жаль, что она не сможет управляться по хозяйству, и останется простой иждивенкой – наложницей, но зато какой… Королева, а не женщина, мечта любого нормального мужчины. Вот пускай любые нормальные и облизываются, в том числе, ее муженек. Много б я дал, чтобы увидеть его рожу, если б он узнал, что его драгоценная Агашенька спит с другим… Надо только придумать, как сделать, чтобы она не орала и не сопротивлялась. Снотворное здесь не годится, он уже подсыпал ей его в мед и, что?.. Девушка отключалась и засыпала, а обладать сонной все равно, что резиновой куклой, ни удовольствия, ни удовлетворения. - Федор Иванович прикрыл глаза, покачал, словно баюкая ребенка, забинтованную кисть и заснул. Спал он крепко до самого обеда, прижав к груди руку и улыбаясь во сне. На утренний обход врачей его никто не разбудил по той простой причине, что традиционного обхода не было, на работу не вышел доктор. Не пришел и не позвонил, зато накануне уже ночью в больницу позвонили со станции скорой помощи и сообщили, что доктор не вернулся с вызова. Ночью этому никто не придал значения, но, когда доктор не вышел в свое дежурство, по больнице со скоростью гангрены расползся слух, что добропорядочный доктор на поверку оказался отравителем. Траванул тещу, а когда запахло «жареным» пустился в бега, воспользовавшись казенной машиной. И как умно все рассчитал: кому ж из гаишников взбредет в голову останавливать карету скорой помощи? Федор Иванович, не вылезая из под одеяла, получил все ценные для него сведения. – Конечно, все это очень хорошо. Если сбежал, значит виноват. Но ведь рано или поздно труп найдут, причем со следами насильственной смерти, и менты призадумаются. Ццц, дал я маху! Надо было запихать тело в машину, да и отвезти подальше от города, спустить с обочины, да и поджечь. Ну, что после драки-то руками махать?! Задним умом мы все крепки. – Скрипнул зубами от злости Федор Иванович, чем привлек внимание соседа по палате.
- Федор, проснулся?! Ну и здоров ты брат спать, хотя, наверное, кишечник тебя вымотал. А тут такие новости, такие, брат, новости, что хоть детективный фильм снимай. Представляешь? Говорят, что санитарку-то отравил ее бывший зятек. – Округлил глаза мужчина, но ожидаемой реакции не последовало, Федор Иваныч не заохал и не заахал, а приподнялся, подложив под спину подушку, и уставился в окно. – Кто мог подумать на нашего тихоню доктора? – Пытался втянуть он в разговор Федора Иваныча. – Сразу б и не подумал, что такой положительный человек, как наш доктор может оказаться отравителем. Кстати, о ядах… Вот тут в сканворде спрашивается… Федор, может ты знаешь? Слово из шести букв на «к» начинается: яд, в небольшом количестве вызывающий расслабление мышц… - вопросительно взглянул мужчина на Федора Ивановича.
- Эврика! – Закричал неожиданно для мужчины Федор Иванович и стукнул себя по лбу.
- Почему «эврика»? – Вздрогнул мужчина. – И причем здесь эврика? – Нет такого названия яда. – Удивился он. – И я тебе сказал, что слово начинается на букву «к», а не «э».
«Вот и не верь пословице, что утро вечера мудренее, - удовлетворенно подумал Федор Иванович и благодарно взглянул на соседа. – А я ведь и раньше где-то слышал про кураре, но совершенно вылетело из головы, что кураре – страшный яд, вызывающий паралич мышц и в дальнейшем смерть, но только в больших дозах, а в небольших действительно вызывает расслабление мышц. То, что мне и нужно. Агафья будет в сознании, но у нее не будет сил мне противостоять, так что обойдемся без кляпа и наручников. Дело осталось за малым, надо достать этот самый яд. Как жаль, что Остапа в городе нет, тот может все найти и продать за энную сумму. Можно только позавидовать его многочисленным связям, коммуникабельный, ничего не скажешь. Стоп! А ведь это идея. А, почему б не позвонить Остапу и не прозондировать почву на счет его знакомых. Пообещаю процент от сделки за посредничество, не ждать же возвращения из Испании самого Остапа. Звонить придется из автомата…»
* * *
- Ладно, Серега! – Пожал товарищу руку бомж. – Если ты точно уверен, что мы тебе не помешаем, тогда спасибо.
- Сказал же, что не помешаете. Если у тебя есть дела, Витек, то можешь идти, а я уж присмотрю за твоим раненым.
- Да, какие могут быть дела у безработного, разве, что тебе помочь. Может, для тебя надо что-нибудь сделать?! Кажется мне, Серега, что уже до конца своих дней я не буду обременен работой. – Горько усмехнулся бомж. – Но знаешь... – Вдруг оживился он, – …сегодня к своей радости убедился, что навык не ушел. Представляешь, я сам наложил швы, да еще какие, прямо ювелирная работа, а это поверь, даже в больничных условиях требует сноровки. Да, что ты все время в окно выглядываешь?
- Витек, ты б машину отвез куда подальше, а то она на катафалк не похожа, хоть и крест намалеван. Прямо, как бельмо на глазу. Не ровен час, кто увидит…
- Щас – щас… - Засуетился бомж, выходя на улицу и усаживаясь в кабину. – Я мигом куда-нибудь ее пристрою.
«Вот, почему он так дергается?! – Подумал бомж. – Я уж заподозрил, что он
кого-то ждет». Сворачивая с главной аллеи города мертвых, бомж машинально взглянул в боковое зеркальце. К домику сторожа, блестя лаком и никелем, важно подъезжал черный Джип. Бомж заглушил двигатель автомобиля скорой помощи, выскользнул из машины и, пригибаясь, двинулся назад, скрываясь в надвигающихся сумерках за молодыми елочками. «Вот тебе и Серега! Значит, я не зря волновался, он таки ожидал гостя, а, может, гостью? Но тогда, зачем ему надо было врать и хитрить? Сказал бы правду, что, дескать, так и так, у меня свидание. Разве б я не понял?.. А он весь издергался, как жид на говне, все спешил от меня отделаться, а я ведь ему не соперник. Тем более, судя по крутой машине, мадам что надо. И даже удивительно, что может их связывать? – Подумал бомж, зашел за торец дома, и оттуда выглядывал, когда выйдет дама. Судя по не выключенному двигателю, надолго она не собиралась оставаться. Бомж еле успел убрать голову, когда из дверей показался… - Вот тебе и дама! – Чуть не свистнул бомж. - Из сторожки вышел молодой мужчина, довольно крупного телосложения, кожаная куртка сидела внатяжку, обрисовывая широченные плечи, на которых лежала круглая голова. Мужчина подошел к открытой двери багажника, и вдруг резко всем туловищем повернулся в сторону бомжа, но тот успел отпрянуть назад, гадая, заметили его или нет? Он распластался на земле, затаив дыхание, немного обождал и аккуратно высунулся, но успел увидеть только широкую спину амбала, входящего в дверь. Бомж перевел взгляд на машину, задняя дверь багажного отделения прикрыта, но не до конца, а подле заднего колеса стоит картонный коробок внушительных размеров. Двигатель джипа продолжает урчать, как насытившийся кот. - Уж не наркотики – ли скрывает у себя в сторожке мой корешок? Вот я вляпался, если это так. И не только я, но и раненый доктор. Из огня да в полымя… Теперь мне понятен страх Сереги. Но, неужели он такой идиот, чтобы связаться с наркодиллерами. Место они выбрали удобное, старое кладбище, на котором уже давным давно никого не хоронят, и мертвецы, которые будут молчать до страшного суда. Вот они здесь и схоронили наркотики. А, может, это только мои догадки? – С надеждой подумал бомж, согнувшись в три погибели, подошел к окну, радуясь, что у Сереги нет занавесок. Он был, как натянутая струна, готовый в случае опасности, прыгнуть за дом, но сейчас на его стороне был вечер, принявший эстафету у короткого осеннего дня. Темнота быстро расползалась по кладбищу, жадно поглощая один за другим ближайшие к сторожке надгробия. В домике вспыхнул свет и, хотя это была всего-навсего небольшая лампочка на витом шнуре, но в маленьком комнате сразу стало светло и уютно. - А главное, теперь из светлого помещения меня в темноте не увидят. – Удовлетворенно подумал бомж, и немного приподняв голову, заглянул в окошко. «Кожаный», как окрестил его бомж, сидел за столом вместе с Серегой и что-то говорил, жестикулируя пудовыми кулаками. Судя по насупленным бровям и злому выражению лица, тема разговора для Сереги была неприятна, тот втягивал голову в плечи и вроде бы оправдывался, кивая в сторону постели, где лежал раненый доктор. На столе стояло несколько непочатых бутылок водки, поблескивали железные банки с консервами, лежало ожерелье из сарделек и несколько палок колбасы. – Интересно, «кожаный», что, так расплачивается с Серегой за хранение наркоты? Так сказать, натурой, харчами и пойлом… Гостю, вероятно, не понравилось объяснение Сереги на счет раненого, так как он резко встал из-за стола, уронив стул, и, как показалось бомжу, сжал кулаки. Бомж уже хотел было прийти на помощь товарищу, но «кожаный» только махнул рукой в сторону хозяина дома и направился к входной двери. Бомж заметался, и не найдя ничего лучшего, прыгнул в багажный отсек Джипа, и скукожившись, спрятался за кучей ящиков и пластиковых мешков. Теперь ему оставалось только молиться и надеяться, что и на этот раз к нему на помощь придет его ангел – хранитель, и закроет пеленой глаза хозяина Джипа. В противном случае ему ничего не останется, как лечь рядом с костями какого-нибудь давнего жмурика. Бомж закрыл глаза и весь превратился в слух. Вот зашуршал гравий под чьими-то ногами. Ясно «под чьими…
Шаг был тяжелый и уверенный. Судя по субтильной фигуре Сереги, явно не его. Точно! Не спеша направлялся к своей машине «кожаный», вот он остановился и прикурил. Бомж почувствовал запах сигаретного дыма. Послышался извиняющийся голос Сереги:
- Олежек, ты не обиделся?
- Я те, что, баба, что – ли? Обижаться еще…
- Говорю ж тебе, что не мог отказать своему дружку. А Витек, уверяю тебя, надежный. К тому ж, он ничего не знает… Я ж не предатель какой, выболтать ему чужие тайны.
- А, где он сейчас, твой надежный незнайка? – Хмыкнул амбал. – В ментуру побежал доносить?
- Да, что ты! Бутылки, наверно, где-то собирает. У него работы-то нету, вот и зарабатывает себе на жизнь, как может. А, между прочим, совсем недавно был неплохим фельдшером.
- И, что? – Заржал амбал и затянулся сигаретой, прикрывая глаз. – Решил, что на бутылках выгоднее?
- Да, нет! – Прокашлялся Серега. – Тут случай произошел… Лишили его диплома за криминальный аборт.
- Сепсис, что – ли?.. – Блеснул эрудицией «кожаный». – Померла барышня-то?
- Тьфу – тьфу на тебя! Даже наоборот, слышал, что через год двойню родила. Никакого заражения не было, просто на него заявил жених той барышни, что, дескать, уговорил его невесту избавиться от ребенка ради корыстных целей. А я-то знаю, что это не он уговаривал ее, а ее мамаша уломала Витька сделать аборт своему чаду, потому как на дух не переносила будущего зятя. Вот он и сделал…
- Выходит, добрыми намерениями выстелил себе путь на улицу. Как я понял, у него не только работы по специальности нет, но и жилья.
- Благородный очень… - Зло ответил Серега. – Оставил квартиру жене и дочери, и ушел.
- Что, выгнали значица бывшего кормильца, как только он перестал в клюве таскать?
Бомж слушал, как его кореш разбалтывает совершенно постороннему человеку всю его подноготную, и злился. «Какого хрена он изливается перед ним? Если уж напал словесный понос, то пусть бы про себя исповедовался», - думал он.
- В том-то и дело, что никто его не выгонял. – Продолжил Серега. - Я хорошо знаю его жену, она до сих пор не развелась с ним. Сколько уж раз просила вернуться Витька домой. Ведь работу можно и другую найти, а он, дурень уперся, что без медицины жизни нет, вот, и пропивает потихоньку свою жизнь. Не сказать, что б запойный алкаш, а так понемногу для успокоения нервов. Ты, Олег, видел у меня раненого мужика, так это Витек его залатал. Кто-то по башке его стукнул, а Витек…
- А ты, значит, всех решил собрать под свою крышу? Так знай, благодетель наш, за мой счет тебе не открыть богадельню. Что, жалостливый очень?
- Ну, так… - Неопределенно промычал Серега.
- Ну, вообщем, я тебя предупредил! – Вновь раздался сердитый голос «кожаного». – Смотри, чтобы из-за твоей жалости хуже не было.
Ответ Сереги бомж не расслышал, так как, судя по взревевшему мотору и дернувшемуся автомобилю, он понял, что они поехали. Бомж не знал, радоваться этому или его смерти дали только отсрочку.
* * *
- Остапчик, что с тобой? Я тебя еще ни разу не видела в гневе. – Заглядывала в потемневшие глаза мужчине Катерина, пытаясь развеселить его. – Ну? Посмотри
на меня, улыбнись! Вон у тебя аж пальцы дрожат. Кто звонил, кто тебя расстроил? Дружочек мой, если это секреты твоей работы, ты скажи, чтобы я не лезла к тебе с дурацкими бабьими расспросами, и я удалюсь, подчинившись твоей воле, власти моего повелителя. - Улыбнулась Катя, дурачась и смиренно опуская глаза.
- Коте – онок! – Улыбнулся Остап, притягивая к себе девушку и вздыхая. – Ты – мой повелитель! Я давно попал к тебе в плен, и надеюсь, что навсегда останусь рабом твоих желаний. Вот я уже и успокоился, моя девочка. По-настоящему расстроить меня может только одно, - внимательно посмотрел он в глаза Кате, - если ты покинешь меня.
- Если это так, то тебе НИКОГДА не придется больше волноваться. – Серьезно ответила она, гладя его по чисто выбритой щеке.
- Неужели?.. Ты все-таки решилась выйти за меня замуж?! - Вскрикнул Остап, поднимая Катю на руках. – На тебя так благотворно подействовало Испанское солнышко, или…
- Или… - Перебила его Катя, целуя в висок. – Мое солнце – это ты, Остап! И я себе даже представить не могу, что со мной случится, если оно закатится. Знаешь, - сказала Катя, высвобождаясь от объятий и сползая на пол, - я никогда не верила в бескорыстную любовь. Да, что там «в бескорыстную»… Я вообще не верила в любовь. Считала, что сие чувство существует только в сопливо – слезливых романах, которыми упивается моя подруга.
- Это кто? Твоя соседка, что – ли? – Задал риторический вопрос Остап и отвернулся к окну. Диалог между ним и Катей, начавшийся с острот, становился все серьезней и серьезней. Он мечтал, чтобы Катя вышла за него замуж, был согласен ждать ее годами, а когда она вдруг согласилась, перепугался. Он не боялся потерять свободу, которой так дорожат мужчины, он испугался за девушку. Остап и с женой-то своей развелся только потому, что не хотел подставлять ее. Живя один, он мог сколько угодно рисковать собой, получая адреналин от рискованных авантюр, и не только адреналин, все его бесчисленные аферы приносили неплохой доход. Его жизнь была, как езда по серпантину с односторонним движением, с одной стороны глубокая пропасть, а с другой нависшая скала. А, что за поворотом, одному Богу известно! Или перед глазами возникнет чудный пейзаж морениста Айвазовского, или итоговая черта всей его бурной жизни. И каждый раз, совершая очередную авантюрную сделку, Остап решал, что она последняя, пора завязывать. И все потому, что в его «работе», как и в любой другой нельзя было обойтись без посредников. За себя он был уверен, потому как еще не страдал склерозом, имел острые мозги, прекрасную память, а главное, крепкие зубы, за которыми держался язык. И, если б можно было работать одному… Но, когда рядом с тобой такие олухи, вроде Федора… «Ну не идиот – ли! – Не замечая, что вслух высказывает мысли, выругался Остап. – Кураре ему подавай!»
- Кураре?!. – Удивленно взглянула на него Катя. - Не поняла, Остап! Ты что-то спросил у меня? Прости, я отвлеклась. – Произнесла девушка.
- А? – Переспросил, не понимая, Остап.
- Ты только что сказал, - хмурилась Катя, пытаясь дословно пересказать последнюю фразу. – Да… Ты сейчас сказал: «Кураре ему подавай…» Да, именно так. Кому понадобился яд? И почему обратились к тебе? Этот человек, который сейчас звонил по телефону, и был тем, кому нужен кураре? – Забрасывала Катерина вопросами Остапа, вероятно позабыв, что только что обещала ему не быть любопытной. У нее неожиданно заныла душа. Она прямо – таки физически почувствовала эту ноющую боль.
- Ты о чем, Катюша? – Сделал невинные глаза Остап, но наткнулся на холодный взгляд своей возлюбленной. Он и раньше удивлялся, что в этой женщине совмещаются красота и ум, как он выражался: в одном флаконе. Плюс женская интуиция. Вот и сейчас Остап понял, что врать Кате не стоит, она может и не будет
допытываться до конца, не станет брать его за горло, но подозрение в ней останется, и он потеряет ее доверие навсегда. Так, зачем лгать по мелочам, если впереди у них (может быть) длинная совместная жизнь? Прямо сейчас Остапу пришла в голову гениальная идея: сделать Катю не домашней квочкой, а своей соратницей. С ее умом и обалденной внешностью кинодивы они могли б творить чудеса. Получился б неплохой криминальный дуэт.
- Остап, если ты мне не доверяешь, то лучше не лги и молчи. Но тогда может, стоит нам повременить с совместной жизнью?! – Сделала ход конем Катя. Она была уверена, что Остап у нее уже давно стал ручным, но она пока только гладит его по шерсти. Но - это только «пока». Девушка сумела изучить его характер, и сейчас выбрала именно тот ход, который нужен, чтобы выиграть партию. Следующим был его ход. И Катя знала, как он пойдет?!
- Котенок, - замурлыкал он, становясь на колени перед девушкой и целуя ее животик. – Зачем ты выпустила коготки? Ведь у нас с тобой было так все хорошо, так гармонично до этого звонка, будь он неладен. – Повысил голос Остап. – Знаешь, - давай, ну его, этот звонок! Забудем про него и пойдем к морю. Ласковые волны будут укачивать моего котенка, убаюкивать.
- Да, конечно! – Отстранилась от Остапа Катя и с деланной улыбкой пошла, собираться на пляж. Уже на выходе с пляжной сумкой на смуглом плече, в шляпе с широченными полями, которая ей очень шла, девушка внезапно остановилась и, будто что-то вспомнив, грациозно повернула к Остапу голову. – Остапчик, дружочек, если тебя не затруднит, возьми мне, пожалуйста, билет на самолет. На… - она немного помолчала, прикусив губку, – …на завтра, на утро. Я хочу домой. Ну, что ты остановился, солнышко? Ты ж только что хотел купаться.
- Как домой? – Опешил Остап, и застыл соляным столбом. – Котенок, тебе ж так здесь нравилось. Ты ж сама говорила, что если б была возможность, то ты осталась жить в Испании. С чего это ты вдруг решила уехать? Или я что-то не понял?..
- Остапчик, дружочек, ты все прекрасно понял, - горестно улыбнулась Катя и смахивая несуществующую слезу, отвернулась. – Может поэтому я и полюбила тебя, единственного в мире мужчину, который понимал меня с полуслова, собственно, как и я тебя. По крайней мере мне так казалось… И я уже радовалась, что между нами гармония, мы с тобой родственные души, и я открывала перед тобой свою душу, делилась самым сокровенным. Я, глупая, надеялась, что это взаимно, и ты мне также доверяешь, потому что считаешь меня своим близким человеком, но… - Катя всхлипнула, картинно опустила плечи, давая ремню пляжной сумки сползти, увлекая за собой бретель сарафана и предоставляя Остапу любоваться своим обнаженным плечом цвета старинной бронзы. Девушка лопатками чувствовала раздевающий взгляд Остапа, ей даже почудилось, что он сглотнул слюну, и она победно улыбнулась. «Тебе вилка, Остапчик, и шах!» - Мысленно произнесла Катя.
- Котено – ок! – Пропел Остап, подходя сзади и целуя ей плечи. – Ну, что тыы?! Мне очень жаль, что ты меня неправильно истолковала. Это я во всем виноват со своим косноязычием, прости меня, дорогая. Как мне еще выпросить у тебя извинения? Вот, видишь, я уже стою на подагрических коленях и преклоняю перед тобой, моя краса, свою плешивую голову. – Хохмил Остап, пытаясь возвратить девушке хорошее настроение. – Только тебе придется помочь вернуть мне вертикальное положение, ибо старческий радикулит согнул мою спину. – Кокетничал он, так как никогда не страдал никакими болезнями, был не по годам активен, энергичен, а его густая шевелюра не потеряла еще ни одного волоса.
Катя еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. «Нет! Надо держать марку! – Решила она. – Коли я начала игру, то надо довести ее до конца, не в моих правилах свести партию на «ничью», мне нужна только победа!» - И она повернулась к мужчине, приняв перед этим скорбный вид, и запустила пальцы в его шелковистые волосы, ласково перебирая пряди. Катя давно определила для себя все эрогенные зоны Остапа, которые его сводили с ума, а ей служили пропуском во все закрытые двери.
- Что ты, мой хороший! Ты любому юнцу дашь фору, посмотри, с какой завистью смотрят на меня молодые женщины, видя рядом со мной такого мужчину. – Катя наклонилась к Остапу и поцеловала его в глаза. – Это я так запечатываю твои очи, чтобы ты не смотрел на других женщин. Хотя… Что это я говорю?! Знаешь, дружочек, рядом с тобой я делаюсь вовсе глупой. Ведь я хотела сказать тебе совершенно другое… – Катя прерывисто вздохнула и нежно посмотрела на Остапа. – Я к тому говорю, что ты еще найдешь себе женщину, любящую, умную, преданную… - Катя на секунду замолчала, испугавшись, не перегибает - ли она палку?! – И, всхлипнув, продолжила, - …конечно, так любить тебя, как я никто не сможет. Потому что мы с тобой две половинки, и жаль, что из нас двоих это поняла только я. И, значит и вина в этом тоже моя, что не помогла тебе этого понять и стать не только преданной женщиной, но доверенным лицом. Ну, что? Спустимся к администратору и закажем мне билет?
- Даже и не думай! – Вскочил Остап и подхватил Катю на руки. – Я никуда тебя не отпущу, ни к администратору, ни домой. Хочешь ты или нет, будешь ходить только со мной. Первое, куда ты пойдешь, - это замуж…
- А второе? – Засмеялась Катя.
- Ты станешь моей правой рукой, - серьезно ответил Остап. – И не только рукой, мне понадобится и твоя светлая головка. – Добавил он. – Я прямо сейчас готов доказать тебе, что никаких тайн от моей умненькой девочки у меня нет. Я перескажу тебе дословно наш разговор с позвонившим мне человеком. – Усадил себе на колени Катю Остап, и потянулся за сигаретами.
«Мат…» - Еле слышно прошептала Катерина, не сдержавшись от переполнявших ее чувств. Она была счастлива, ибо одержала победу над достойным противником.
- Что ты сказала, дорогая? – Удивленно взглянул Остап на девушку. – Какой «мат»?
Катя невинно смотрела на Остапа, напряженно думая…
- Я сказала: «Mate», - это по-английски: помощник. – Выдохнула она и положила головку на плечо Остапа.
Мужчина крепче прижал ее к себе.
- Ах, ты мой полиглот! Но ведь у слова «mate» существует еще два значения. Насколько мне помнится… Одно из них товарищ, а другое… - Остап помедлил и взял девушку за щеки. – Супруг…
- Так, значит, ты хочешь, чтобы я стала твоим товарищем?! – Хихикнула Катя.
- Перво-наперво супругой. Ну и соратницей, конечно… – Совершенно серьезно ответил Остап. Он в очередной раз пришел к выводу, что надо Катю посвятить в свои дела. У нее были все качества для этой опасной, авантюрной работы. И главное из них, - это молчание, в отличие от трепливого идиота Федора. Кстати о Федоре… – Катюша, звонил из Мичуринска мой давний знакомый - Федор, настолько давний, что я хотел бы вообще вычеркнуть его из своей памяти. Я уж намекал, и открыто говорил ему, прямо в глаза, что общение с ним мне не доставляет удовольствия.
- А он?.. – Спросила Катя. Спросила просто так, чтобы поддержать разговор. Знакомый ей уже, холод вновь пробрался в ее тело и ледяной рукой сжал сердце, кожа покрылась пупырышками, и она поежилась.
- Надо выключить кондиционер! – Сказал Остап, пересадил Катю на диван и заботливо укрыл махровой простыней. – Катюша, да ты вся дрожишь! Извини, но на сегодня морские процедуры отменяются. Даже и не уговаривай! Впереди уйма времени, успеешь и накупаться и позагорать, – категорично заявил Остап, щупая ее горячий лоб и качая головой. – Где ты могла простудиться? Говорил же тебе, чтобы ты не ела столько мороженого. Ну, как ребенок, ей Богу… Ну, ничего, не горюй! Пару дней поваляешься в кроватке, и на пляж… - Утешал он девушку, превратно истолковав ее вмиг ухудшееся настроение. – Попарю тебя, дам горяченький чаек, и будет моя девочка здоровее прежней. – Уговаривал Остап, целуя девушке руки. «Ледяные…», - отметил он про себя.
- Ты что-то говорил про какого-то Федора… - Подсказала Катя, вытаскивая руку и гладя Остапа по щеке.
- Федор-то?.. – Прокашлялся Остап и продолжил голосом, каким детям рассказывают сказки. – Значит так… Это человек, про которого, извини за грубость, говорят: «Писай в глаза, ему Божья роса». Беспардонный, тщеславный, алчный, патологически жадный. А теперь я узнал, что еще и неумный. Катенька, что ты так подозрительно смотришь? Ты не думай, он мне вовсе не друг. - Смешно оправдывался Остап.
- Нет- нет, Остапчик! – Замотала головой Катя, я вовсе не подумала о тебе плохо. На счет тщеславия, я не знаю, ну уж в скаредности тебя нельзя упрекнуть, разве что, наоборот, в расточительности. – Улыбнулась девушка, и вновь погрузилась в омут одолевавших ее неприятных догадок. «Да мало – ли в Мичуринске Федоров?» – Пыталась она успокоить себя и отогнать пугающие мысли, роем кружащиеся в голове. – Интересно, и где ж может обитать такой негативный элемент? – Позевывая, стараясь изо всех сил не показать интереса, спросила она, и для пущей убедительности прикрыла глаза. Но каждый нерв был напряжен, и вся она превратилась вслух. У нее еще теплилась какая-то надежда, что интуиция подводит, и это вовсе не тот Федор, хотя, выданная Остапом характеристика, на все сто процентов подходила к Агашкиному начальнику. И только сама Агаша с ее розовыми очками могла не видеть в директоре мерзавца и подлеца, наделяя его качествами, которых у него и при рождении не было. «Охх, Агаша – Агаша! Только такая чистая и добрая душа, воспитанная на любовных романах с рыцарями и гусарами, могла верить в порядочность и искренность Федора», - подумала Катя.
- Катюшаа, не спишь?.. – Наклонился Остап к девушке и поцеловал в горячий лоб. – Что-то ты мне не нравишься, руки ледяные, а сама вся горишь. Может, стоит позвать доктора?
- Нет-нет! – Замотала головой Катя и уцепилась за руку Остапа, удерживая его рядом. – Я не сплю, и чувствую себя нормально, просто задумалась, вспомнила о своей подруге и почему-то сердце защемило. Агаша будто живет в позапрошлом веке, да и она сама, как экспонат для своего краеведческого музея. Раритет, а не современная женщина.
- Катюша, так мой знакомец Федор, выходит, является начальником твоей подруги, ведь Федор Иванович работает директором краеведческого музея, а у нас в городе такой музей один. Вот уж поистине мир тесен. Ну, что могу тебе сказать?! Не повезло твоей Агафье с начальником, подставить может в два счета. Если только видит материальный интерес, преград для него не существует. Запросто пойдет по трупам, все равно по каким: женским или стариков. У него ни совести, ни чести… Богат, как Крез, но и жаден. И ему все мало, и он никак не может остановиться, а казалось бы, зачем ему столько денег? Семьи у него нет, на себя много не тратит. Знаешь, Катюша, Федор и не женится только потому, что считает, что все женщины жуткие транжиры, к тому ж (его слова) много едят. – Засмеялся Остап, пытаясь вызвать улыбку на лице любимой женщины, но Катя даже не улыбнулась. У нее дрожали губы…
* * *
- Федор Иваныч?! Вот так встреча! А я только что думала о вас, вот шла вас навестить. – Сбивчиво говорила Агафья. Она не рассчитывала встретить его на улице и, как только что поняла, была еще не совсем готова к объяснению с ним. Все фразы, придуманные на работе, при виде мужчины вылетели у нее из головы. Она стояла перед ним словно провинившаяся школьница, и теребила в руках ремешок сумки, изо всех сил стараясь не опустить глаз. «Что это я такая трусиха? – Ругала себя мысленно Агафья. Катька на моем месте сразу бы взяла быка за рога, а не переваливалась с ноги на ногу, и не лепетала. Вот возьму и прямо спрошу у него! Конечно, не про Петра и тетю Дашу… - пошла напопятный девушка, - …а хотя б начну с того, что узнаю у него про план нашего музея. Ничего подозрительного в моем вопросе нет. – Убеждала она себя и продолжала молчать и смотреть на директора. Ей показались его глаза злыми и холодными. Раньше он никогда на нее так не смотрел. В его взгляде просматривался мужской интерес, и он всегда отпускал ей какой-нибудь комплимент, от которого у Агафьи приятно становилось на душе, и она чувствовала себя героиней романа. – Может, он чувствует, что я его подозреваю? - Почему-то испугалась Агафья и подумала в поздний след, - напрасно я не послушалась Кати и влезла в эти дела, хотя, что он может мне сделать здесь, на улице, средь бела дня?» - Оглянулась по сторонам девушка, и с досадой заметила одинокую фигуру парня, завернувшего за угол.
- Агашенька, говорите, что шли проведать меня, а сами заинтересованно смотрите на посторонних мужчин, ай – я – яй! – Доброжелательно, как показалось Агаше, улыбнулся Федор Иванович, и она облегченно вздохнула и расслабилась. «Показалось… Он такой же, как и прежде… У страха глаза велики, а у моего страха тем более, - подумала она. – Уж такой трусихи, как я в мире не сыскать». – Покраснелии! – Засмеялся Федор Иванович, заглядывая в глаза девушке. – Да, ладно вам, не смущайтесь, дело ваше молодое! Когда ж, как ни в ваши годы и засматриваться на молодых мужчин, тем более, свой-то далеко. Ну, как он там? – Поинтересовался Федор Иванович, беря Агафью под руку. – Наверно страдает по вас? Хотите правду, Агашенька?..
«Сейчас скажет, что у него в Италии появилась другая женщина и мне тоже надо будет найти здесь ему временную замену. Может, даже предложит себя в качестве альтернативы». – Сердито подумала Агафья, высвобождая свой локоть.
- Наверно, я вас ничем не удивлю, и вам это говорили многие, - посмотрел он внимательно в потемневшие глаза девушки. – Но не могу сдержаться… Вы Агашенька с Константином просто идеальная пара. Уж надо ж так распорядиться природе, чтобы свести вместе таких красивых людей. Представляю, какие прекрасные будут у вас детки. Сколько детей вы планировали с мужем завести? Вы уж простите старику любопытство. У меня-то самого, - горестно вздохнул Федор Иванович и даже попытался вызвать слезу (правда, его потуги оказались напрасными), - детей нет. Так хоть за чужое счастье хочу порадоваться. Вы, может, сделаете такую милость, и пригласите старика в крестные отцы?! – Голосом нищего на паперти изъяснялся Федор Иванович.
- Конечно-конечно! – Бодро заявила Агафья. – Обязательно, Федор Иваныч! Вы даже можете не сомневаться! – Тараторила она, пытаясь успокоить поникшего и как-то сразу постаревшего директора. Ей уже было жаль этого одинокого, не очень счастливого, не очень молодого человека. Она с колокольни своего семейного счастья смотрела немного свысока на старого холостяка, и ее подозрения в его адрес показались ей беспочвенными и даже криминальными. «Как она могла заподозрить этого несчастного человека со страдающими глазами в смертных грехах?» – Агафья почувствовала, как краснеет, и, уронив сумку, схватилась за щеки, отводя глаза. Она не заметила, как Федор Иванович поднял сумку и с ловкостью воришки, залез в нее и вытащил связку ключей.
«На всякий случай…» - Подумал он, возвращая сумку – мешок хозяйке.
- Спасибо, Федор Иваныч! Я такая неловкая… - Махнула рукой девушка.
«Раззява…» - Думал он, надевая на лицо улыбку.
- Зато ужасно милая, - вслух сказал он, - Ну, так зайдете меня проведать, Агашенька?
- Так ведь вроде уже и проведала, - развела в смущении руки девушка. – Ой, я ж вам ничего не принесла, неудобно как получилось, без гостинца…
- Не переживайте! – Засмеялся Федор Иванович. – У вас будет еще время исправить оплошность.
- ???
- Я сегодня иду домой. Правда, меня еще не выписывают, говорят, что здоровье оставляет желать лучшего. – Опустил горестно глаза мужчина, и покосился на девушку. – Да вы не переживайте, милая моя! Ничего страшного… Просто врачи бояться, что черепно-мозговая травма не пройдет бесследно, и хотят еще немного понаблюдать за мной. – Беспардонно лгал Федор Иванович.
- А, как же тогда домой, говорите?..
- Хочу почистить перышки, отдохнуть от больничных запахов, да и, честно говоря, - понизил голос мужчина, - хочу домашней еды. – Подморгнул он Агаше. – Вот, если хотите, можете и реабилитироваться, и приготовить старику что-нибудь вкусненькое. Что вы засмущались, Агашенька? Продукты я сам куплю, вам останется только подвязать кружевной фартучек и похлопотать на моей холостяцкой кухне. А то, если честно, - поспешил добавить Федор Иванович, видя нерешительность Агафьи, - мне трудновато еще стоять у плиты.
- Договорились! – Решительно махнула рукой Агафья. – А когда приходить?
- А я позвоню вам. Вы сейчас на работу или домой? – Поинтересовался Федор Иванович и потеребил в кармане ключи от Агашиной квартиры.
- Что выы?! – Засмеялась Агаша. – Какой там домой?! С того времени, как меня назначили на ваше место, я, кажется, и ночую в музее, столько дел, ужас. Так что звоните мне на работу. И знаете, что? – Покашляла, засмущавшись, Агафья, - позвоните, пожалуйста, на прямой телефон. Вы помните номер?
Федору Ивановичу показался подозрительным вопрос Агафьи.
- Лучше напишите! Вот, у меня и бумажка имеется… - Ответил Федор Иванович и увидел, как облегченно вздохнула Агафья.
* * *
Бомж, согнувшись в три погибели, старался не дышать, чтобы не выдать себя. Судя по услышанному разговору амбала с Серегой, хозяин джипа был мужиком серьезным, как сейчас говорят, крутым. И бомж, положив руку на свое трепещущее сердце, не поставил бы сейчас на свою жизнь ни копейки. Если признаться себе, (а, что уж перед собой-то крутить?) - что его жизнь, несостоявшегося медика, несостоявшегося мужа и отца?.. Да, ничего! И терять ее было б не жалко, если б не обязательство перед раненым коллегой. Пропадет тот без Витька. «Что ж делать-то? – Ломал голову бомж. – Давить на жалость «кожаного» бесполезно! Искать сочувствие у наркодиллера? Смешно! Кстати, а какие наркотики привозит он Сереге на хранение? Может, решиться, да и заглянуть в ящик? Может, - это что-то легкое, и сойдет в качестве обезболивающего снадобья для доктора? – Бомж сразу забыл про себя, он сейчас думал о больном человеке, которому нужна его помощь. - Скоро действие анестезии закончится, и вернется боль. Обязательно вернется… А в медицинском чемоданчике лежат только анальгетики, они, как мертвому припарки. – Бомж немного приподнял голову и, увидев за окном все тот же кладбищенский унылый пейзаж, удивился. Если вспомнить, сколько времени ему понадобилось, чтобы доехать от главных ворот до избушки охранника, то по идее они давным-давно должны были выехать за пределы кладбища и двигаться по трассе, на что, по совести говоря, он и надеялся. Может, гаишник притормозит «кожаного», тогда у него, Витька появится последняя возможность, крикнуть и призвать на помощь блюстителя порядка на дорогах. Хотя этот шанс и невелик, ведь стоит посмотреть менту на бомжа, сразу станет ясно, кто он?! Если амбал его не прикончит, то мент может отправить в кутузку. Конечно, это лучше, чем гнить в безымянной могиле, но, ни первый, ни второй вариант Витьку не подходили. Он должен быть живым и свободным, и желательно трезвым, чтобы поставить на ноги доктора. – И чего ему еще надо на кладбище? – Сердито посмотрел бомж на крутой затылок амбала. - А, может, он меня давно заметил и не подает вида, чтобы я лежал тихо и не вертухался, а сам потихонечку едет и высматривает подходящее для моего захоронения место? Вон как тихо едет… Но головой не крутит, а смотрит прямо перед собой. Место, видать, для него знакомое, едет по кладбищенским кварталам, как по родному городу, не останавливается, а только чуть притормаживает на поворотах. Стало быть, знает конечную цель. Ну, Витек, знать и тебе скоро конец!» Не успел бомж додумать, как джип мягко остановился, и он уже приготовился к расправе. «Но, как баран я не дам себя зарезать!» – Сжал кулаки Витек, и на всякий случай посмотрел по сторонам в надежде обнаружить монтировку. Ничего похожего не было, только все те же картонные ящики. Бомж услышал, как двигатель взревел и, будто захлебнувшись, поперхнулся и замолк. «Значит, надолго решил припарковаться, у Сереги движок не глушил, - констатировал бомж и перекрестился, отсчитывая по бухающим ударам сердца секунды. Одна, вторая, третья… - Он досчитал до шестидесяти, и открыл глаза. Только сейчас он поймал себя на том, что к своему стыду, закрыл от страха глаза. Главное, он остался жив. Значит, его ангел – хранитель еще не разуверился в нем и дает ему очередной шанс. Бомж, кряхтя и растирая отлежанную ногу, приподнялся на локте и посмотрел в окно. - Ух тыы! Так у амбала здесь еще одна «явка». Интересно, а Серега знает про эту хату? Но это выясним позже, а щас надо убирать свои кости из машины, пока их мне не переломали. – Бомж попробовал выйти через багажное отделение, но замок оказался заблокированным, тогда он, призывая в помощь всех святых угодников, перелез через спинку заднего сиденья и нажал на ручку боковой задней двери, замок мягко клацнул и дверь легко подалась. Витек, пригнувшись, головой вниз, соскользнул на землю прямо к ногам, обутым в массивные ботинки.
- Баа, да у нас гость! – Раздался приглушенный смех. Это был смех мужчины, но, бомж был готов дать голову на отсечение, …не амбала. – Олежек, ты нам гостя привез. – Хмыкнул тот же голос. - Ну что, ребята, встречаем гостя?!
«Да их тут целая шайка!» – Обреченно подумал Витек.
* * *
«Как все хорошо складывается… - Удовлетворенно думал Федор Иванович, возвращаясь к себе в больницу. – Только гад Остап все настроение изгадил. Еще и оскорбил по телефону. Видите – ли, у меня нет осторожности, и я подвергаю его бесценную жизнь опасности, в открытую звоня по такому щекотливому вопросу. Поистине, у Остапа мания величия. – Злился Федор Иванович, жестикулируя и ворча себе под нос. – Да, кому Остап нужен, чтобы прослушивали его телефон? Уж признался бы, что трусит, а то… Я б, конечно, проглотил все его намеки, если б он познакомил меня с нужным человеком, но конечный результат-то нулевой. Остап категорически сказал, что даже не понимает, о чем идет речь. И еще намекнул мне, чтобы я больше его не тревожил. Ну, и пошел ты вон! Сам найду яд! Конечно, снова придется отстегивать энную, думаю кругленькую сумму, но это того стоит. – Думал Федор Иванович, вспоминая, как задрожала его рука, коснувшись груди Агаши, когда он взял ее под руку. У него снова напряглось в паху, и стала липкой промежность. Он раздвинул ноги и скривился, потом хмыкнул, что-то важное вспомнив и чуть – ли не вприпрыжку кинулся в другую от больницы сторону. Он уже знал, где раздобудет кураре?! И, действительно, на этот раз ему повезло сразу же. Его давний знакомый, не задавая лишних вопросов, прошел в лабораторию и вскоре вернулся, протягивая Федору Ивановичу стеклянный флакончик, на самом донышке которого была налита жидкость маслянистой консистенции. Федор Иванович поднес к носу пузыречек и поболтал, скривившись.
- Мало очень…
- Этого количества хватит, чтобы потравить всех крыс в городе. А, может, тебе мышьяком лучше воспользоваться? И безопаснее, и гораздо дешевле… - Спросил лаборант, хитро прищурив и без того раскосые глаза.
- А, сколько стоит это средство? – Поинтересовался Федор Иванович, нарочно не именуя его «ядом».
Лаборант оглянулся на входную дверь, покашлял и что-то нацарапал на клочке бумаги. Когда Федор Иванович взглянул через плечо лаборанта на выведенную твердой рукой сумму, у него отвалилась челюсть.
- Ты, что, нечаянно приписал лишний ноль? – Еле сдерживаясь, чтобы не нагрубить бывшему однокласснику, прохрипел он, тыкая пальцем в цыфры.
Лаборант взглянул на бумажку и зацокал языком, качая головой.
- Вот я растяпа! Спасибо, Федька, что подсказал… Затем нагнулся и, придерживая желтыми пальцами листок, дописал в конце длинной цепочки цыфр еще один ноль. – Вот теперь точно!
- Ну, знаешь – ли… - Возмутился Федор Иванович. – У тебя, смотрю, совести совсем нет.
- Зато у меня есть яд. – Заржал лаборант, как показалось Федору Ивановичу, насмешливо. И потом… При чем, при нашей сделке, если таковая состоится, совесть? Главное у меня при случае не будет языка и памяти тоже. Понятно выражаюсь? Я ж у тебя не спрашиваю, зачем тебе понадобился этот сильнейший яд? – Лаборант понизил голос и снова косанул на дверь.
- Ты сам догадался - крыс травить! В музее их развелось видимо – невидимо. Мне, как директору государственного учреждения надо беречь эту самую государственную собственность. – Наивно поднял брови Федор Иванович. – Зачем же еще?!
- Мало – ли… - Развел руки лаборант. – Ну, а если травить крыс в музее, то тебе должны выделить на это денежки.
- Да, конечно! Но в пределах разумного… У нас городской краеведческий музей, а не Лувр. Может, скостишь немного цену? – Ноющим голосом попросил Федор Иванович. – Вот так надо это средство! – Подставил он ребро ладони к горлу.
Лаборант внимательно посмотрел на своего бывшего товарища и подумал: «Может, не стоит с ним связываться? Ведь и дураку понятно, что Федька что-то задумал. Ни один нормальный человек не станет травить крыс таким дорогущим ядом. Видать кто-то сильно насолил ему, коли он решился на… - Лаборант даже в мыслях побоялся произнести ужасное слово. – А, что, если сделать так? – Улыбнулся он своей идее. – Яд Федьке я дам, вернее, продам… Но разведу его во много раз. В такой концентрации он не принесет человеку явного вреда, разве что пропоносит малость, ну может, поспит подольше. А я заработаю копейку и спасу невинную душу, которую Федька решил извести. Ведь ясно по его виду, что не остановится он; если Я не продам ему яд, то он найдет в другом месте».
- Ладно, Федя, в знак того, что мы с тобой когда-то штаны просиживали за одной партой, я тебе немного уступлю. Так и быть, лишним ноль в конце оказался. Иди за деньгами, крысомор!
- А еще немного не снизишь? – Заскулил Федор Иванович, но наткнулся на злой взгляд товарища и ретировался, тихонько прикрыв за собой двери.
«Еще б немного и я б согласился на прежнюю стоимость. – Подумал Федор Иванович, выходя из института и поднимая руку, чтобы поймать такси. – У меня еще есть время заехать на рынок и купить продукты. Даа! Не забыть – бы взять вина. Всякий яд, я где-то вычитал, в смеси со спиртным действует гораздо сильнее. А то что-то мало бултыхалось в бутылочке, а если попросить добавить, то он в два раза и цену поднимет. Нет уж! У меня еще остались транквилизаторы, так я и их бухну». – Ощерился довольный Федор Иванович.
* * *
- Катюша, родная моя, милая моя девочка, да что с тобой? Глазки на мокром месте. Я раньше за тобой этого не замечал. Ты, правда, не захворала? – Заглядывал в глаза девушке обеспокоенный Остап.
Но Катя, только молча, качала головой. Она не знала, как объяснить свое предчувствие надвигающейся беды?! И потом… Хоть Остап и отрицательно высказывался о Федоре, но все ж он его товарищ, а кто ему такая Агашка? Запросто может взять верх мужская солидарность, и Остап сообщит Федору о моих подозрениях. И одному Богу известно, во что это может вылиться. «Бедная моя наивная Агашка, как тебе помочь, как за тысячи километров я смогу спасти тебя от Федора? Надо все хорошо обдумать», - решила Катя, тактично выпроваживая Остапа из гостиничного номера.
- Остапчик, дружочек, мне надо б побыть сейчас одной. Нет-нет! Ничего не думай и не беспокойся обо мне. – Решительно тряхнула она волосами. – Со мной ничего серьезного не произошло, просто женские дела, - кротко опустила она голову. – И мне, извини, было б комфортно наедине с собой. Ты не обидишься, милый? А заодно купи, пожалуйста, своей капризной девочке, какие-нибудь фрукты. – Улыбнулась Катя Остапу самой очаровательной улыбкой из своего богатого арсенала.
- Я мигом, Котенок!..
- А вот спешить не надо! Я хочу самые свежие фрукты, и еще мне хочется местной клубники. Она в Испании такая ароматная.
- Намек понял, лисичка моя, - засмеялся Остап. – Оставлю тебя без моего общества до вечера. Пойду с земляками распишу пару пулек, они давно меня приглашали. - И Остап, поцеловав девушку, вышел из номера.
«Какой он все-таки душка, - подумала ласково об Остапе Катя. – И ведь действительно понимает меня с полуслова и читает прямо – таки мои мысли. Но хорошо – ли это? Но об этом подумаем после. Сейчас надо обмозговать, как быть с Агашей? На счет Остапа я решила правильно! Делиться с ним, причем, чужими проблемами нельзя. Это собой я могу рисковать, а не беззащитной, наивной подругой. Жаль, что не могу передавать мысли на расстоянии. Стоп! – Шлепнула себя по лбу Катя. – Я действительно видать заболела… тупостью… А телефон на что? Прямо сейчас позвоню Агашке и под страхом смерти запрещу ей встречаться с Федором». Катя вскочила с дивана, путаясь в махровой простыне, выругалась, сбрасывая с себя пушистые путы, и кинулась к двери. Немного приоткрыла их и выглянула в коридор. В зоне видимости не было ни одного жильца, только вдали в самом конце длиннющего коридора стояла тележка горничной, а сама горничная убиралась, вероятно, в номере. Катя повесила на обратную ручку двери табличку «не беспокоить» и закрыла дверь на ключ. Затем села в кресло и поставила на колени телефонный аппарат. Ей пришлось несколько раз набирать Агашин номер, так как сильно дрожали пальцы. С третьей попытки в трубке наконец-то раздались гудки, и Катя облизнула пересохшие губы, смотря прямо перед собой и торопя Агашу: «Скорее, скорее подойди к телефону!» У Кати от длинных сигналов заболело в ухе. Она опустила на рычаг скользкую трубку и вытерла о сарафан мокрую ладонь. Сложила руки перед грудью, как для молитвы и вновь не спеша набрала знакомый номер, - без пользы… Катя посмотрела на гостиничные часы, может, эта трудоголичка несчастная еще торчит в своем музее?! Хотя нормальные люди уже давно поели и сидят перед телевизорами, обливаясь слезами над очередной серией мыльной оперы. Но рабочий телефон у Агаши тоже ответил Кате противным гудком. - Фуу! – Выдохнула девушка, уронив на колени трубку. Послышался стук, будто трубка приземлилась не на мягкую ткань сарафана, а на твердый ламинатный пол. Катя удивленно посмотрела на трубку, осторожно опустила ее на место, и уставилась на аппарат, - что дальше делать? На всякий случай надо позвонить тете Зине, - вдруг Агашка у нее в гостях? - И Катя, закрыв глаза, стала вспоминать номер телефона Агашиной соседки. Цыфры, словно живые, толкались в Катиной памяти. Тетя Зина ответила сразу же, будто «сидела» на телефоне. «Мне просто повезло сразу дозвониться до нее, - подумала Катя, - ведь тетя Зина действительно не встает с телефона, часами болтая со своими многочисленными приятельницами».
- Тетя Зина, я так рада слышать ваш голос! – Совершенно искренне закричала она. – Здравствуйте! Вы меня узнаете?
- А то, нет?!. Кто ж еще может так орать в полуночное время? – Ехидно поддела она Катю. – Катька, ты, что – ли?
- Я, тетечка Зиночка, я, моя дорогая! Чо-то Агашки дома нет. Звоню ей, звоню, а там трубку не снимают.
- Да у нее ж аппарат разбился. Вот уж дырявые руки у девки, прямо наказание какое-то. Да и несчастье с ней на днях случилось. Прямо беда… - С горечью выдохнула в трубку тетя Зина.
Если б у Кати была малость послабее нервная система, то наверняка она брякнулась в обморок, но не такова была девушка, к тому ж она хорошо знала тетю Зину. Если б с Агашей случилась настоящая беда, то тетя Зина разбилась бы в пух и прах, но уже б сто раз нашла Катю, будь та не в Испании, а хоть на Луне. Поэтому она только крепче прижала к уху телефонную трубку и набралась терпения. Задавать тете Зине наводящие вопросы не надо, та сама все расскажет во всех красках и подробностях.
- Кать, ты слышишь? – Подула в трубку тетя Зина.
- Очень внимательно вас слушаю. Слышимость отличная, будто вы находитесь здесь в Испании в соседнем номере.
- Это такие, как ты, шустрые, да предприимчивые, находитесь в Испании, - с сарказмом заметила тетя Зина, - а простые смертные, как я и Агаша, отдыхаем все больше у себя, в России. Мне на моих яйцах за всю жизнь не заработать таких деньжищ, чтобы за границей отдыхать. Не хватит кур, чтобы снести такую кучу яиц. – Пыталась острить тетя Зина. После ухода на заслуженный отдых, она устроилась на рынок продавать яйца, и теперь все материальные ценности сравнивала со стоимостью яиц. – А уж об Агашке я и не говорю, - продолжила она, обстоятельно усаживаясь в кресло и подвигая под ноги пуфик. При любой возможности она старалась дать отдых затекшим от долгого стояния ногам. – У той никогда лишних денег не бывает. Деньги-то в своем музее получает мизерные, да и те не может сохранить. Сколько раз я ей говорила: «Агаша, нельзя все яйца держать в одной корзине, надо денежки запрятывать в разные укромные места». Я, например, всегда хороню их в лифчике, там уж никто не сопрет, а она… - Махнула рукой тетя Зина. – Кстати, Катюша, а ты где денежки носишь? – Полюбопытствовала тетя Зина.
- Где и все нормальные люди, - постепенно стала закипать Катя, ибо разговор с Агашиной соседкой затягивался на неопределенный срок, денежки за международный разговор текли, а Катя так и не подошла к сути разговора. – Я держу свои деньги в кошельке. – Отчеканила она.
- И, что? Ни разу не стащили? Хотя… Какие глупости я у тебя спрашиваю. Ведь ты не ездишь на общественном транспорте. Все больше на такси… А там красть некому.
Катя постепенно начала догадываться, к чему подводит тетя Зина.
- Так, что, Агашку обокрали, что – ли? – Почему-то обрадовалась она. – Вы эту
беду имели в виду? – Не сдержалась Катя и рассмеялась, представив свою подругу в недоумении и растерянности. – Тетя Зина, а что у Агаши умыкнули-то?
- Деньги… Что ж еще?!. Вместе с кошельком. Охх, беда какая! Такие траты, такие траты. Телефон надо сменить? – Придерживая трубку плечом, загибала пальцы тетя Зина. – Надо! Как без телефона-то жить? Потом еще и сумку надо купить, а они, хоть и не кожаные, а стоят… - Тетя Зина на минуту замолчала, подсчитывая в уме, сколько ей понадобилось бы продать яиц, чтобы хватило на покупку сумки. Она б еще долго считала, но ее из прекрасного мира цыфр вывел бесцеремонный голос Кати.
- А сумка-то причем?
- А кошелек, по-твоему, где эта растяпа держала? – Возмутилась тетя Зина. – Я ж тебе битый час говорю, а ты никак не можешь понять. – Если б Агашка, как я ее учила, держала кошелек в руках, то деньги б были целы, а так… Тю-тю! Ни денег, ни кошелька, еще и сумка порезанная.
Катя уже было заикнулась, что не факт уцелеть кошельку в женском кулаке, но вовремя осеклась, предотвращая дальнейшие философствования женщины уже по этому поводу. Девушка из потока информации выловила то, что нужно, Агашина «беда» - это потеря денег. Но такая «беда» у Агашки случалась нередко. Здесь тетя Зина была права, значит, ничего страшного с ней не случилось. Пока не случилось… Сердце Кати было неспокойно, если у Агашки уже есть новый телефон, а он есть, потому, как на днях Катя звонила ей домой, и узнала про новые приключения своей аварийной подруги, то почему она не снимает трубку? У девушки вновь взмокли ладони. «А, что если Агашке угрожает опасность совсем с другой стороны? - подумала Катя. – У меня совершенно вылетел из головы следователь, который ее изнасиловал».
- Тетя Зина, у меня к вам просьба. Пожалуйста, позвоните Агафье!
- Да ты ж, говоришь, что уже звонила, - расстроенным голосом отметила тетя Зина, пугаясь, что придется прервать только что начавшуюся приятную беседу с Катей. – Сама говоришь, что она трубку не берет. Да и я… - Солгала женщина. – Тоже недавно звонила ей, аж телефон раскалился докрасна.
- И Агаша не подошла к телефону. – Закончила она за тетю Зину. – Я прошу вас позвонить ей в дверь.
- Аа, - успокоено протянула тетя Зина. – Поняла. Так, зачем ей звонить в дверь, коли ее дома нету? - Вдруг вспомнила она. – Точно нету. Эта растяпа посеяла на сей раз свои ключи. Хорошо, что я уже с рынка вернулась, и она меня дома застала. Сегодня яйца были крупные и быстро разошлись. – Похвасталась женщина таким тоном, будто она сама и снесла эти яйца. – Вот я раньше и очутилась дома. Только я, значит, зашла в туалет… Знаешь, Катя, на холоде настоишься, натерпишься, так мочевой пузырь прямо лопается, - поясняла она теряющей последнее терпение Кате. – Так вот… Только присела на унитаз по малой нужде, то есть, пописать, так на тебе, звонок в дверь. Да еще такой настырный… Я подумала: «Кого это принесло?» Посмотрела в глазок, а там Агашка стоит. Я, правда, не сразу ей открыла, немного погодила, мало - ли что? Сколько случаев было… Бандюги вот прячутся за спинами родственников или там соседей, а, как только ротозей – хозяин квартиры откроет дверь, а они шасть. И хорошо, если только обнесут хату, а если… - Тетя Зина перекрестилась, взглянув на фотографию, где красовалась она сама. – Не дай Бог по голове тупым предметом. А, даже, если и просто захотят украсть? Тоже не радость! Это у Агашки брать нечего. Вон последнюю сумку порезали. Кать, я тебе про сумку-то уже рассказывала или нет?
Катя уже была не рада, что позвонила тете Зине, и хотела распрощаться с говорливой соседкой, но тут она наконец-то «разродилась». – На чем я бишь остановилась? – Наморщила лобик тетя Зина
- На мочевом пузыре. – Зло сказала Катя.
- Да нет! – Досадливо махнула рукой тетя Зина. – Открываю дверь Агашке, а она вроде как не своя. Я ее после, когда узнала про ключи-то, поняла, неприятно терять ключи от квартиры. А, если она не потеряла их, а у нее их свистнули? Следишь за моей мыслью? Вор пойдет за хозяйкой этих ключей…
- Тетя Зина! Агашка-то где? – Чуть не плача допытывалась Катя.
- Так, откуда мне знать?! – Рассердилась женщина. – Ты говоришь со мной таким тоном, словно я обязана караулить твою недотепную подругу. Она спросила, нет – ли случайно у меня ее запасных ключей? А я-то ведь давно вернула связку. Как щас помню, отдала Косте. Так, представляешь, Катенька, она состроила такую мину, будто это я у нее стибрила ключи. Расстроилась очень. До конца не верила, что ключей у нее нет, все в сумке своей шарила. А, когда так и не нашла потерю, махнула рукой и почему-то весело сказала: «Знать тому и быть», и протопала к лифту c грациозностью бегемота. Я еще внимание обратила на ее новые ботинки. Она и ботинки купила, и сумку. Не сказать, чтоб уж очень, так себе… - Села на своего конька соседка. – Сумка на мешок больше похожа. Вкуса у нее совсем нету, не то, что у тебя, Катя.
Но Катя не стала слушать про себя, о себе она и так хорошо знала. В данный момент ее интересовала только Агаша, куда могла пойти девушка? «Если логически рассуждать, - думала Катя, - родственников в городе у нее нет, друзей, кроме меня, тоже. Значит, у нее одна дорога, вернуться на работу. В музее никого, кроме охранника нет, главное, там нет Федора. Стало быть, я могу быть за Агашку спокойной. По крайней мере за сегодняшнюю ночь… А с утра пораньше позвоню ей прямо на работу и все расскажу про интерес Федора к кураре. Хоть Агашка и жутко наивная, но не дура и должна понять, что Федор искал яд не для того, чтобы избавиться от мышей».
* * *
- Олежек, это кто? – Удивленно спросил молодой изможденный (точно наркоман) мужчина у амбала, помогая бомжу принять вертикальное положение.
- Ну, мать его! – Выругался «кожаный», и плюнул себе под ноги. – Ну, Серега! Еще уверял меня, что его кореш – кремень. Умеет хранить чужие тайны, держит язык за зубами. Прямо дифирамбы ему пел. Мол, медик от Бога. А этот медик (педик) оказывается сел мне на хвост.
- Хватит тебе, Олег! Совсем мужичка застращал, смотри, дрожит весь. Чем может навредить нам такой хиляк? А, если он и, правда, врач?.. – Посмотрел на бомжа внимательно парень. – Так может еще, и помочь. Его подкормить надо.
- Вот еще! – Возмутился бомж, освобождаясь от насмешливого парня и в упор, разглядывая его. – Сам хиляк! Сразу видно, что наркоман. А помогать я вам не собираюсь, хоть режьте. Как я понял, вы хотите меня заставить делать какие-то наркотики. У вас, видно, здесь своя лаборатория. Что? Профессионалов не хватает, или за работу много берут? – Высказал он свои предположения и сам удивился своей неуместной храбрости. Но теперь уж все равно! Выхода у него отсюда нет, разве что, вперед ногами. Благо, что недалеко идти придется. - И бомж поднял голову, - может в последний раз небо видит. Судя по его грешной жизни, неба ему на том свете не видать, так хоть сейчас вволю насмотрится. Он вдохнул полной грудью, запуская в легкие прохладный осенний воздух, напоенный специфическими ароматами преющей листвы. И так, вдруг ему захотелось жить, как никогда раньше. И почему он должен умереть от рук негодяев? Бомж, не отдавая себе отчет, наклонился, будто завязывая шнурок, и неожиданно для мужчин ударил головой в живот стоящему рядом парню. Тот ойкнул и согнулся пополам. Ободренный малой победой, бомж кинулся с кулаками на «кожаного», но тот мячиком отпрыгнул в сторону и бомж пролетел мимо вслед за своим кулаком.
- Так дело не пойдет! Мы с тобой по-хорошему, а ты драться. – Сказал «кожаный» по имени Олег, заворачивая бомжу руки за спину. – Смотри, что ты наделал?! Только Петьку на ноги поставили, а ты его… - Кивнул он головой в сторону худого парня, держащегося за живот. – А еще врач называешься.
- Я не врач, а фельдшер. – Проворчал бомж, пытаясь освободить руки. – Руки-то отпусти, больно ведь! Ты, как медведь…
- Ну, да… Я отпущу руки, а ты снова их распустишь! – Заржал Олег своей шутке.
- Отпусти его, Олежек! – Приказал за спиной бомжа женский голос. – У тебя объятия, действительно, медвежьи.
- Жена не жалуется… - Вновь рассмеялся амбал, но приказу подчинился и отпустил бомжа. – Да и ты, мама, не ругала меня, когда я тебя выносил из музея вот этими самыми медвежьими лапами. – Напомнил он женщине. – Спас, можно сказать. И опять зять плохой...
- Хватит тебе, Олежек, кокетничать! – Подняла руку женщина и погладила амбала по голове. – Ты у меня самый лучший в мире зять. Мне вообще в жизни повезло с окружающими меня людьми. За исключением некоторых… - Добавила со злостью женщина. – Но таких - раз, два и обчелся. Большинство-то хорошие… – И женщина ласково посмотрела на амбала, который при ее взгляде присмирел и, даже вроде уменьшился в размерах. – Вас, как зовут? – Неожиданно перевела она свое внимание на бомжа, застав его врасплох. Он в первые секунды вообще не мог понять, что от него хотят эти люди, и кто эта миниатюрная пожилая дама, которой безропотно подчиняется «кожаный» под кличкой зять? – Да, что это я пытаю человека вместо того, чтобы пригласить его в дом? – Попеняла она себе и показала рукой на дверь. – Входите, не стесняйтесь! А ты, Олежек, - вновь обратилась она к «кожаному», - заноси продукты в дом. Спасибо тебе, а то, по совести говоря, наши запасы истощились.
- Есть, мама, занести продукты! – Подставил он кисть ко лбу и смешно выпятил живот. – Будем есть… Во! Слоган какой… Во мне погиб рекламщик, - продолжал острить парень. – Такие б деньжищи заколачивал.
- А то ты мало денег имеешь в своем винном магазине. – Покачала головой женщина и поправила на шее шарф.
- Денег, мама, много не бывает. – Резонно ответил мужчина. - Но хватило б с остатком и моих скромных заработков, чтобы вам не гномиться в зачуханном музее. Но теперь-то, надеюсь, вы уволитесь после того, что с вами случилось.
- Не решила еще… - Пожала плечами женщина. – Как ты не понимаешь, Олег, ведь, если я уйду, то Агафья останется вовсе без присмотра. Как только все встанет на свои места, то есть, кому надо будет сесть, сядут, в музее будет безопасно, хотя… - Покачала головой женщина и замолчала, углубившись в свои мысли.
Бомж сидел, разомлев, в натопленном доме и переводил недоуменный взгляд с амбала на суетившуюся возле жаркой печки женщину. По всему было видно, что этот разговор начат между ними давно, но пока к общему знаменателю они не пришли. Из сказанного бомж ничего не понял и перевел взгляд на другого парня, который, улыбаясь, лежал на кровати. Он несколько раз пытался вставить слово, но передумывал и только открывал, молча рот.
- Петя, хоть ты скажи! – Медленно повернула женщина голову к лежащему, взывая его к помощи.
- Да, что вы мама: «Петя – Петя!» - С досадой отмахнулся Олег, - он сам еще не выкарабкался. Уж он-то, уверен, разумнее вас и не станет больше подставлять свою шею убийце. – Повысил голос «кожаный» и метнул короткий взгляд на бомжа. – Ты брат… Кстати, как все – таки тебя зовут-то?
- Виктор… - Выдохнул бомж.
- А меня Олег, а вот этот наполовину удушенный, - хмыкнул «кожаный» - Петр,
а это…
- Можете называть меня тетя Даша, - перебила амбала женщина, протягивая обескураженному бомжу руку. - Подвигайтесь ближе к столу, будем обедать! Да вы не стесняйтесь! Вон, кормилец наш, сколько еды привез. – Мотнула она головой в сторону амбала и закашлялась, схватившись за шею. - На целый полк хватит. – Кстати, Олежек, - обратилась она вновь к «кожаному», - ты завез продукты Сереже?
- Обиша - аете, мама… - с набитым ртом прошепелявил амбал. – Первому я ему харчи завез.
- Так это были в коробках?.. - Наконец открыл рот бомж, - не наркотики?!
Мужчины переглянулись, а тетя Даша уставилась на бомжа, не понимая, о чем он говорит.
- Так ты, что, Виктор, принял нас за… - Поперхнулся Петр и закашлялся.
- За наркодиллеров… - Тихо произнес бомж и тут же закрыл рот рукой, опустив голову. Ему было ужасно стыдно от своих необоснованных подозрений. Не разобравшись, он принял этих гостеприимных людей за торговцев наркотиками. Да, что там их?.. Он даже своего товарища Серегу, с которым знаком сто лет, заподозрил в грязном криминале, не поверил ему. И насколько сам Серега порядочнее оказался Витька. Не задавая вопросов, разрешил поместить у себя в доме раненого человека. Бомж вспомнил, как поначалу он смотрел на него, и как после радовался, когда узнал, что это не он, не Витек ранил мужчину.
- А, почему?.. – Удивленно воскликнула тетя Даша, всплеснув руками.
- Ящики показались подозрительными, и потом… - Кивнул он головой в сторону «кожаного». – Он все время оглядывался, будто остерегаясь посторонних глаз. И однозначные ответы моего товарища тоже насторожили меня.
- Мы с Сергея взяли слово, что он никому не расскажет про обитателей дальнего домика на кладбище. – Серьезно сказал Олег. – Теперь мы хотим, чтобы и ты дал честное слово, как там тебя, Виктор?! Мне-то самому опасаться нечего, я сам смогу за себя постоять, а вот… - Олег повел рукой в сторону тети Даши и Петра. – Они пока только здесь на кладбище могут быть в относительной безопасности.
- А, что случилось? – Заинтересовался бомж, теперь уже внимательнее вглядываясь в обитателей домика. Сейчас его «медицинский глаз» отметил болезненную бледность и худобу Петра. По всему было видно, что парень нездоров. Щеки серые, ввалившиеся, одышка. Да и женщина выглядела не намного лучше, просто бодрилась и пыталась держать себя в руках. И только «кожаный» буквально источал энергию. Его румянец на фоне бледнолицых Петра и тети Даши казался еще ярче. – Вы больны? – Обратился бомж к последним и прикусил язык, интуитивно почувствовав, что его вопрос не то, что бестактен, но задан не вовремя.
- Да, они немного нездоровы! – Жестко ответил Олег, поднимая руку и пресекая дальнейшее любопытство бомжа. – Я хочу… Нам так будет спокойней, чтобы ты забыл про этих людей. Это будет безопасней и для тебя. – Добавил он. – А, чуть не забыл… А, что это за больной, которого ты приволок к Сереге? Он мне толком не объяснил.
- Ну, мне-то, - обидчивым голосом ответил бомж, - скрывать нечего. Я нашел его совершенно случайно в подъезде брошенного дома, когда зашел туда за… - Бомж поперхнулся, (а была - не была) - …за стеклянной тарой. Смотрю, а на ступеньках человек валяется с пробитым черепом, а рядом лужа крови. Ну, вот я вспомнил все свои знания, - гордо вскинул подбородок бомж, - и наложил швы на рану.
- Позвольте! – Подалась вперед тетя Даша. – Как это вы наложили швы? Чем?
- А, я вам не сказал… Так рядом с подъездом стояла карета скорой помощи, и там лежал чемоданчик со всеми причиндалами. А раненый оказался сам доктором из этой скорой.
- Ааа.! – Разочарованно протянул амбал. – А я уж думал…
- Извини, Олежек! – Обрезала его тетя Даша. – Но, кроме меня тебе никто правду в глаза не скажет. Бизнесмен, может, ты и хороший, но на счет «думать» у тебя проблемы. Ты представляешь, каким искусником должен быть лекарь, чтобы при подъездном скудном освещении, без хирургического стола, без помощи медсестер выполнить операцию? Ты только возьми и представь себе это, а потом уж думай!
- Ну, тогда даа! – Почесал затылок амбал, и вдруг его глаза стали осмысленными. – У меня идея! – Закричал он.
Тетя Даша и Петр исподтишка переглянулись и подозрительно взглянули на парня.
* * *
Агаша вышла из подъезда родного дома и подошла к столбу, расстегнула сумку и заглянула в ее нутро. Скудный свет уличного фонаря дал полюбоваться девушке ее содержимым. Долго изучать его не пришлось, девушка наизусть знала, что там лежит?! Все было на месте, даже деньги, не было только ключей. Она, еще не теряя надежды, потрясла ее, желая услышать успокаивающее позвякивание, но услышала только жесткий шелест искусственной кожи. Агафья с досадой прошелестела молнией и напоследок посмотрела на свои темные окна. «Может вернуться и попроситься на ночлег к тете Зине? – Мелькнула у нее запоздавшая мысль, но она быстро выкинула ее из головы. – Ну, уж нет! Чем выслушивать нудные нотации соседки под аккомпанемент бубнящих героев бесконечных мыльных опер, лучше пойти в гости к Федору Иванычу. Тем более, я ведь обещала больному человеку приготовить домашнюю еду. При воспоминании о пище у Агафьи заскучало под ложечкой и просительно заныло. Она порыскала по карманам куртки, выудила мятную карамельку, и, блаженно прикрыв глаза, сунула себе за щеку. Еще немного потопталась возле столба, напяливая на голову капюшон. Внезапно почувствовала холодок, прямо под ложечкой. – От конфеты, - успокоила она себя, но всякий случай обернулась. За спиной еле просматривался в наступившей темноте родной дом. – Может, все-таки к тете Зине? Нет! Уже поздно, надо совесть иметь! Тете Зине завтра вставать на рынок ни свет, ни заря, а я заявлюсь, на ночь глядя. Действительно, уже поздно! Еще немного, и будет неудобно идти в гости к Федору Иванычу». И девушка решительным шагом зашагала к автобусной остановке, все, более удаляясь от своего дома. Под крышей стояли несколько человек, пытаясь спрятаться от ветра, за спинами друг друга. Агафья с чувством юмора, ей присущим, хмыкнула и решила, что для ее комплекции «спина» не найдется. Она вытянула шею, но автобуса не увидела, тогда, оглянувшись на потенциальных пассажиров, девушка нырнула за остановку и вошла в будку телефона-автомата, плотно прикрыла двери. Здесь было гораздо теплее, чем на открытом воздухе, но не было видно дороги. «Ничего! – Здравомысляще рассудила она. – Можно приоткрыть двери, тогда будет слышно, когда подъедет автобус. Если его вообще ветром не унесло… – Хихикнула она, и переступила с ноги на ногу. – Смех смехом, а надо предупредить Федора Иваныча, что я задерживаюсь». Агафья засунула руку, чуть – ли не по самое плечо, в сумку и наощупь пыталась найти жетон. Удивительно, но ей это быстро удалось, и через минуту она услышала беспокойный голос Федора Иваныча.
- Агашенька, голубушка, вы где? Я уже по-стариковски стал нервничать. Время-то ого! Вы, что, еще на работе? – Забрасывал он вопросами девушку.
- Уже еду, Федор Иваныч, - успокоила она мужчину, и выглянула в окно. «Вот тебе и еду! - Прошептала она себе под нос. – Только, на чем?»
- Вот и хорошо! – Удовлетворенно отметил мужчина, и Агафья, даже не видя его, поняла, что он улыбается. – А то у меня вся вкуснятина остывает. Сочные отбивные с жареной картошечкой на гарнир, итальянский салатик…- Перечислял ассортимент многочисленных блюд Федор Иванович и Агафье только и оставалось, что сглатывать почаще слюну. Она пообещала быстрее приехать, повесила на место трубку и в безнадежности уронила руки, автобусом и не пахло, в полном смысле этого слова. Агафья распахнула двери телефонной будки и с удовольствием вдохнула свежий осенний воздух. «Вот я балда! – Вдруг вспомнила она. – Я ж обещала сама приготовить еду. Ну, я и эгоистка, к тому ж еще и нахальная. Приду больного проведать, и сяду объедаться за его стол. Но отказываться было уже поздно, сама ж только что подтвердила, что едет. Еду-то, еду. Только вот на чем? – С жалостью покинула она уютную будку и вышла на ветер. На остановке людей значительно прибавилось, что у Агафьи не вызвало восторга, - поедем, как селедки в бочке. - Она еще раз посмотрела на дорогу, - автобуса не было, зато одна за другой шныряли машины, стараясь наперебой въехать в лужу, чтобы не дать людям, ожидающим эфемерного автобуса, расслабиться, а заодно и показать, что существует более комфортный и быстрый вид транспорта, такой, как такси, например. Агафья подняла глаза, вспоминая, сколько у нее в наличии денег, и решительно подошла к проезжему полотну, поднимая руку. Удивительно, но быстро уехать не получилось, автомобили проскакивали мимо, весело разбрызгивая грязную воду, и девушка под веселыми взглядами зрителей с остановки, то и дело отпрыгивала в сторону, загораживаясь своей сумкой. Она уже начала отчаиваться уехать с проклятого места, у нее даже мелькнула мысль: набраться наглости и вернуться к тете Зине, но тут из-за угла показался скособочившийся автобус. «Зрители» потеряли всякий интерес к Агаше и рванулись к нему, но он, забитый под завязку, с висящими на подножках пассажирами, даже не остановился, а, дохнув перегаром из выхлопной трубы, проехал мимо. Агафья было бросившаяся к автобусу, разочарованно сморщила носик и отошла в сторону. У нее стало противно пощипывать в носу. – Да, что ж у меня сегодня одни неудачи за другими. – Злилась она, пытаясь изо всех сил сдерживать подступающие слезы. – То ключи где-то посеяла, теперь из-за меня человек сидит голодный. Кстати, - шмыгнула она покрасневшим носом, пытаясь вспомнить. – Когда я видела их в последний раз? Уходя на работу, я вроде бы вытащила ключ из замка. – Агафья опустила плечи в растерянности, ибо не была в полной уверенности. Она так торопилась утром, что одевалась на ходу, глотая огненный кофе. Как всегда ее подвел будильник, вместо нормального звонка издает старческий хрип. Хорошо еще, что кто-то позвонил по телефону, и Агафья поблагодарила молчавшего абонента, ошибшегося номером, а то б она еще спала и спала. – Та – ак, - раздумывала она. – Версия с забытым в замке ключом, отпадает напрочь. Я весь день отсутствовала, так что у вора была возможность вынести все из квартиры, тем более что и тети Зины тоже не было дома. Может, я забыла их на работе? Но зачем надо было их выкладывать из сумки? И я не помню, чтобы их доставала оттуда. Да точно, не доставала! – Уверила она себя. – Вот балда! Я ж, наверное, в спешке засунула их в куртку. – И Агаша, вытерев ладошкой, нос снизу вверх, сунула руку в карман. Один, потом второй… Но карманы быстро закончились, а вместе с ними и выдержка Агафьи, и слезы уже ручейками катились по ее круглым щекам, и она не пыталась сдерживать соленый поток, только изредка облизывала губы. И внезапно к ней тихой сапой подступила подленькая мыслишка. – А, откуда я знаю, что меня не ограбили?! Может, ключи-то и оставались в замке? Конечно! Я, по-моему, точно забыла их в двери. Больше негде… На общественном транспорте я сегодня не ездила, не считая автобуса. Но автобус был почти пуст, так как я немного опоздала, и мне повезло с сидячим местом; рядом со мной никто не сидел. В музее естественно никто не мог украсть их. Значит, остается только квартира. Я сама собственными руками отдала от нее ключи вору. Ничто не мешало воришке умыкнуть у меня все ценности и спокойно закрыть двери моими же ключами. - Единственно, в чем Агаша была уверена на сто процентов, что в данный момент ее дверь закрыта. Уж она и за ручку дергала, и плечом на нее нажимала, и ногами лягала, дверь стояла намертво, охраняя квартиру хозяйки от нее же самой. – К сожалению, последняя моя версия самая правдоподобная, - обреченно подумала девушка. – Надо вызывать милицию и вскрывать квартиру, а еще надо предупредить Федора Иваныча, что я не приеду». - Не замечая, что говорит вслух, пыталась успокоиться Агафья, ища в кармане мятные конфеты. Не нашла, вспомнила, что у нее в сумке был кулечек с леденцами, иногда ее душит кашель в автобусе, если он слишком гасит, и она спасается леденцами. Девушка потянула с плеча сумку, но та соскользнула на землю, а, когда Агафья разогнулась с сумкой в руке, то прямо перед ней стояла милицейская машина. «В первый раз за сегодняшний день мне повезло», - прошептала она, дергая за ручку и забираясь в кабину. Она захлопнула дверцу и взглянула на водителя милицейского газика. У нее округлились глаза, и глупо приоткрылся рот.
- Это выы?
* * *
- Олежек, может ну их…Твои идеи… - Улыбнулась тетя Даша.
- Действительно, Олег… - Поддержал женщину Петр.
- Вы еще не дослушали до конца, а уже… - Не договорил «кожаный» и обидчиво засопел. – А, между прочим, идея просто супер, - вновь загорелся он, вскакивая с места и обращаясь к бомжу.
- Витя, ты сказал, что привез раненого врача на машине «скорой»?
- Ну, да… Я ее по просьбе Сереги спрятал подальше, отвез вглубь кладбища.
- А еще ты хвастался, что был хорошим фельдшером? – Приставал с расспросами Олег.
- Я не хвастался, и почему «был»?.. – На этот раз обиделся бомж. – Я и есть хороший фельдшер, к тому ж, еще и в институте учился. Правда не окончил… Женился, надо было зарабатывать деньги. И, если у меня отобрали диплом, то знания-то и опыт все равно остались в голове. Вон, - кивнул он за окно, - операцию сделал.
- Говоришь, что все помнишь, чему тебя когда-то учили?..
- Ну, да. А, что надо-то? – Стал догадываться бомж. – Помощь моя нужна? Так, пожалуйста. Я не отказываюсь. – Оглянулся он на Петра и тетю Дашу. – Я сразу понял, что они больны. Но мне надо бы осмотреть их. И потом… По-видимому понадобятся лекарства.
- Вот! – Поднял палец Олег, и гордо посмотрел на окружающих. – А вы… «Ну их, идеи…» Я вам лекаря нашел! А лекарства тоже не проблема. Виктор напишет рецепт, уверен, что в машине скорой бланков валом. Я привезу все, что надо. Витя – а! Давай и твоего раненого сюда привезем. И ты будешь самый главный доктор в лазарете. – Хохотнул амбал. – А то, зачем тебе бегать на два лагеря? Тем более, хиляку такому… - Добавил амбал, но, встретившись со злым взглядом бомжа, прикусил язык. – Извини, брат! Я просто к тому говорю, что силы надо беречь! Тебе надо бы немного поднабраться силенок-то. Может, допинг понадобится. Я имею в виду, - выразительно щелкнул он себя по шее.
- Больше мне НИКОГДА не понадобится. – Сказал, как отрезал бомж, и сам поверил в это. Он понял, что эта странная кампания, в которой он очутился, очередное испытание ему свыше. И он, Витек, бывший пьяница, но не бывший лекарь, обязательно выдержит его. Пить он НИКОГДА не будет! И, может быть, кто знает?.. К нему вернется и его любимое дело, и… (от пришедшей мысли он даже вспотел) любимая семья. Сейчас все в его руках. От него зависит здоровье, и может даже, жизнь доверившихся ему людей. – Вина мне не надо, повторил он. – Разве что спирт для обработки ран…
- Легко! - Рассмеялся амбал.
И только сейчас Виктор трезво взглянул на него, и увидел, что у парня приятная улыбка и заразительный смех, и нет ничего общего с теми, кого кличут «братками», кроме кожаной куртки. Да, мало – ли людей носят кожаные вещи?! Мода такая, быть похожими на комиссаров. А Олег парень, что надо. Недаром его ласково называют «Олежек». И бомж растянул губы в ответ, и предложил свою помощь.
- Сейчас я привезу сюда раненого доктора. – Засуетился он, боясь, что Олег передумает воспользоваться его услугами.
- Ну, уж нет! – Отстранил его Олег. – Я сам! Или… - Добавил он, что-то сообразив, – …знаешь, а давай вместе поедем, а то я не знаю, как кантовать раненых. – Вновь засмеялся он, и стукнул легонько по плечу бомжа.
Карету «скорой помощи» они разыскали быстро, и уже двумя машинами подъехали к домику Сереги. Может тот и был ошарашен, увидев двух смеющихся мужиков, вваливающихся к нему в дом, но не выказал своего удивления, - зачем? «Если необходимо они сами все объяснят, а если нет, то мое любопытство будет означать, что я сую свой нос, куда не надо. Этак можно потерять доверие среди своих друзей. – Думал Сергей, переводя взгляд с Олега на Витька. – А ведь и один, и второй мои закадычные друзья. Оба отличные мужики! Витек вон раненого спасает, а Олег укрывает у меня на кладбище двоих: свою тещу, которую он любит, как некоторые и родную мать не любят, и Петра, сотрудника тети Даши. Прячет-то, он прячет, а вот от кого, я до сих пор и сам не знаю. Олег все шутками отделывается».
- Закрой рот! – Хмыкнул Олег, щелкнув пальцами по подбородку Сереги. – Собирай раненого в дорогу! Мы с доктором хотим в дальней сторожке организовать лазарет. – Верно, док? – Повернул он голову в сторону Витька.
- Вообще-то я не врач… - Закашлялся от смущения бомж, и к своему стыду почувствовал, что краснеет, как девица. Но ему было ужасно приятно, когда «сам» Олег повысил его в «звании». – Но, как я уже говорил, что после медицинского училища учился в институте…
- Ну, вот... Мед. училище – четыре года, - загибал пальцы Олег, - потом еще… Сколько ты курсов-то проучился в институте?
- Четыре! – Быстро ответил Витек.
- Четыре и четыре?!. Плюс опыт работы. – Немного подумал Олег. – Так ты, брат больше, чем врач. Клятву Гиппократу давал?
- Не Гиппократу… - Не смог удержаться от смеха бомж.
- А кому? – Искренне удивился Олег, и почесал макушку. – Я сам слышал, что врачи всегда дают ему клятву.
- Дают… - Согласился с ним бомж, еле удерживая вторую волну смеха. – Но это немного не так именуется. Называется «Клятва Гиппократа», «а» на конце.
- Мне все равно, что на конце, - подмигнул Олег. - Так что давай, док, не увиливай от своих прямых обязанностей.
- А то Гиппократ рассердится… - Раздался каркающий смех Сереги.
Бомж хотел разъяснить, кто такой Гиппократ, и когда он жил, но, увидев улыбающиеся физиономии переглядывающихся мужчин, вдруг понял, что они просто решили поднять ему настроение, и был очень им за это благодарен. Серега поначалу веселившийся, погрустнел, увидев, как ребята утепляют раненого, перекладывая того на носилки. Он открыл, было, рот, но тут же захлопнул его, и вопрос, срывающийся с кончика языка, так и не прозвучал. Олег уже было взявшийся за ручки носилок, опустил их на пол.
- Ладно! Чего уж там… - Дернул он себя за ухо, что говорило о большом волнении. – Садитесь оба! – Приказал он Витьку и Сереге, и на всякий случай посмотрел в лицо спящему на носилках раненому доктору. – Вижу, что вы сгораете от любопытства. И не надо оправдываться! – Поднял он руку. – Я на вашем месте тоже б хотел знать, за кого и почему вы подставляете свои шеи?! Ты, Витек, пока что
знаешь только про своего раненого.
- Не – ет! – Замотал головой бомж. – Я только знаю, что его хотели убить, он мне сам сказал, когда ненадолго пришел в сознание. А кто и зачем?.. – Бомж снова помотал головой и поднял плечи, – …он не сказал.
- Во – от ка – ак! - Протянул Олег, прищуриваясь. – Так его тоже хотели убить? Да, что за город, мать его! Кругом одни убийцы, а менты и не чешутся! Видно, самому придется разбираться во всем этом. Я б уже и разобрался, но… - Стукнул Олег себя по колену. – И теща, и Петька молчат, как партизаны. – Что смотрите? Я обещал вам рассказать их историю, так вот, слушайте. Я люблю, чтобы было все по-честному, Виктор нам рассказал, не утаил, и я тоже… Тем более, - кивнул головой Олег в сторону бомжа, – …некоторые приняли меня за наркодиллера. Ц… - цыкнул он.
- Так я ж не…
- Ладно, уж, проехали! Слушайте, как все было?! – И Олег, поерзав на шаткой табуретке, подергав себя за ухо, начал: - Теща попросила как-то меня заехать за ней на работу. Она, между прочим, работает уборщицей в краеведческом музее. Но вы не подумайте чего, ее голова варит, как дом советов, у нее, как вон у дока, - дернул подбородком Олег в сторону притихшего бомжа, - неоконченное высшее, и ни какое-нибудь, а физтех. Но это я так, к слову, медицинский тоже не плохо. Так вот!.. – Покашлял Олег, возвращаясь к начатому повествованию. – Она в ту ночь задерживалась в музее допоздна, и я предложил ей свои услуги, а то ночью в городе всякой швали валом, порядочному человеку показаться на улице страшно, вон, тому пример Витьков раненый. Но его история совсем другая, а у меня другая. Только не перебивайте меня, - вдруг смутился Олег, взглянув подозрительно на своих слушателей, но, увидев внимательные лица, успокоился.- Так вот, задержался я по работе в своем магазине, смотрю на часы, а время поджимает. Еще малость и полночь наступит, ну я и пришпорил своих коней, благо, что пробок не было. А, почему я не мог опаздывать? – Объяснял Олег. – У тещи сердце больное, и она всегда за меня волнуется, если я вовремя не отзваниваюсь, когда задерживаюсь по делам. А куда ей было звонить-то? Правда, я из магазина набрал несколько раз номер телефона музея, но там трубку не снимали. – Сумбурно объяснял Олег. – Я уж потом, когда приехал, понял, что охранник, мать его, спал, как сурок. Я еле достучался, кулаки расшиб, - для достоверности показал Олег на костяшки пальцев, туго обтянутые кожей. – А у меня почему-то, чем я дольше стоял по ту сторону входной двери, тем больше болело сердце. Вот, верите, мужики?! Я только тогда понял, как это может сердце болеть?! Та – ак ноет, будто в нем поместились все больные зубы. Стучу – стучу, ну, думаю, еще немного и я эту дверь с петель снесу. Сомневаетесь? – Иронично посмотрел он на своих товарищей.
- ???
- То – то же! Охранник хренов тоже, вероятно, перестал в этом сомневаться, и открыл-таки дверь, показав в проеме свою мерзкую, заспанную физиономию. Я уже хотел высказать ему все, что я думаю о таких сторожах, но вдруг услышал звук, от которого у меня поднялись волосы. Я кинулся на этот голос, отпихнув от себя, с опозданием забдившего охранника. И, что вы думаете, я увидал? – Оперся кулаками о колени Олег. – Можете молчать, все равно не угадаете.
- Почему? Ты увидел свою тещу. – Гордо посмотрел на Олега Серега, подав голос. – Ты ж за ней на работу-то ехал.
- Это и дураку ясно! – Отмахнулся Олег. – Я увидал тещу… - Он сделал длинную паузу, и с удовольствием отметил, как напряглись лица слушателей. – Она лежала без сознания на полу, а вокруг, и под ней была лужища грязной воды. А возле тела стояло наполовину пустое ведро.
- И, что? – Заинтересовался бомж, подавшись вперед всем телом.
- А то… - Гордо окинул Олег взглядом товарищей. – Я, правда, медицинских заведений не кончал, но вспомнил, чему нас учили в армии?! Как оказать первую помощь утопленнику? Я ведь сразу понял, что моя бедная мама наглоталась воды. Вот и откачал ее…
- А, что охранник? – Полюбопытствовал Серега.
- Да этот идиот только глазами блымал, бегал вокруг беспамятной женщины, и ахал и охал. Все повторял, как попка: «Бедная тетя Даша, как это ее угораздило нырнуть в ведро-то? Какая жуткая смерть! В ведре с грязной водой. Ай-я-яй! Вот что значит, больное сердце…» В конце - концов, мне так надоело его причитание, что я его матюгами выгнал из зала, а потом и вовсе схватил за шкирку и закрыл его на ключ в его же каморке, что б ни хоронил женщину раньше времени, пусть, гад продолжает спать.
- И ты ее откачал. – Уважительно произнес Серега.
- Ты сам видел! Живехонькая…
- Как же она так? Захлебнулась-то? – Жалобно спросил Серега. – Я имею в виду: почти… Хорошо, что ты вовремя подоспел.
- А то! Если б не я, то этот дурень охранник, проспал бы жизнь женщины.
- Все понятно! Но зачем вам скрываться здесь? – Недоуменно пожал плечами бомж. - Тете Даше сейчас нужна медицинская помощь. Если у нее пошаливает сердце, и она некоторое время была без сознания, то это могло отрицательно отразиться на ее здоровье.
- Да в том-то и дело, - с досадой махнул рукой Олег. – Не хочет она идти в больницу. Вы ж еще не до конца все выслушали. Так вот… Когда я вернул ее к жизни, и она бедолага, открыла мутные глаза, то ее первые минуты выворачивало наизнанку, рвало жутко. А потом она вдруг, как схватит меня за грудки. Руки трясутся, губы синие, в глазах страх… И все пытается заглянуть мне за спину, будто высматривая кого. Ну, думаю, помешалась, а она попросила меня наклониться и зашептала таким умоляющим голосом: «Олежек, сыночек, прошу тебя, увези меня отсюда быстрее, чтобы никто не увидел». Еще и акцент на слове «никто» сделала. Я пытался выяснить, в чем дело, и кого это она так боится, но теща только умоляла спрятать ее и, прикрывая ладонью рот, беззвучно плакала. Я, грешным делом, сначала заподозрил ее в помешательстве, шутка – ли, чуть не утонуть в помойном ведре, и внимательно посмотрел на нее и, знаете, что я обнаружил? Насильственные следы удушения. На шее багровели пятна, такой округлой формы. – Олег повернул кисти вверх ладонями и внимательно посмотрел на свои пальцы. – Думаю, что это были пальцы убийцы. – Изрек он и резко выдохнул. - Ну, что скажите?
- Похоже на правду! – Еле слышно произнес бомж, будто отвечая своим мыслям. Он вспомнил, что ему показалось подозрительной, точнее, не естественной, в жаркой комнате шея тети Даши была обмотана шарфом. И потом, она машинально подносила руку к шее, вероятно испытывая дискомфорт. Тогда бомж подумал, что женщина простужена, но дело оказывается в другом…
- Чо я, врать что – ли буду? – Обиделся Олег. – Мама, - говорил он, называя тетю Дашу то тещей, то мамой, - призналась мне, когда я ее тихонько вынес из музея, что ее хотели утопить.
- Хто?!! – В один голос выдохнули мужчины.
- ??? – Развел руками Олег. – Это до сих пор неизвестно. Мама путается в показаниях. То, говорит, что не видела человека, подкравшегося к ней со спины, и вцепившегося в ее шею мертвой хваткой, то умоляет не задавать ей вопросы, потому что считает его очень опасным и боится за меня, свою дочь и за внука. Вообщем, тайны Мальдивского двора.
- Мадридского… - Машинально поправил бомж.
- Все одно… Тайны, мать иху…
- А, почему она боится лечь в больницу? Там-то кто может ее достать? – Вмешался Серега. – Ты б уговорил тетю Дашу, а то ведь, в случае чего, помочь ей мы не сможем. Кого ей в больнице-то опасаться? – Повторил он и развел руками.
- А это уже совсем другая история. – Интригующе ответил Олег.
* * *
- Почему в милицейской машине и в форме милиционера? – Удивленно рассматривала Агафья водителя. - Насколько мне известно, ВЫ, - Агафья сделала упор на местоимении, - сейчас должны быть в другом месте, разве нет? – Глупо хихикнула девушка, и вдруг осеклась, ей почему-то стало страшно. Она испугалась, сама не зная чего. «И все из-за Катьки, вечно предостерегает меня, а чего мне бояться-то?» - Подумала она и спросила, желая своему голосу придать бодрость, но изо рта вырвался писк насмерть напуганной мышки, которой на хвост наступила кошачья лапа. - Я думала, что вы с - сидите и…
Водитель милицейского газика не дал Агафье договорить. Но одно то, что проклятая самозванка удивилась и испугалась, а - это он увидел по округлившимся глазам, доставило мужчине истинное наслаждение. Он всегда испытывал удовольствие, читая в глазах людишек страх. Правда, некоторые находили его шизофреником, и даже не хотели брать на работу, потому как он состоял на учете в психоневрологическом диспансере. И спасибо уважаемому Федору Ивановичу, который не только устроил его к себе в музей, но и приплачивал из своего кармана за маленькую услугу, - надо было наблюдать за подчиненными и докладывать директору. А, что? Ему, Николаю - это не ново! Ему и в армии, где он служил, приходилось помогать командиру, рассказывать, кто, чем дышит?! За что он и пострадал от обеих сторон: от рядовых, которые ему устроили темную, и от самого командира, который его за все хорошее определил в психушку. Но, насколько он, Николай помнит, и сам Фрейд считал, что совершенно нормальных людей не существует, у всех есть какие-нибудь отклонения. И у него их было никак не больше, чем, например, у Агашки. Во, как руки-то у нее трясутся… Ясно, что с нервами не в порядке, это ее надо бы упаковать в «желтый дом». – Зло посмотрел мужчина на Агафью. - Может, и попадет… Если доживет, конечно… - Отвернулся он от девушки и постучал по рулевому колесу, уставившись в ветровое окно. К стеклу прилип желтый лист со следами распада. «Вот так и человеческая жизнь, - подумал он, вздыхая, - все тлен! Кто-то раньше пойдет на удобрение, кто-то позже, но у всех конец предопределен. Жизнь слишком коротка, да и ее не дают нормально прожить, такие вот, как эта самозванка», - прошептал он и повернулся всем туловищем к Агафье.
- Ты думала, что я сижу и жду, когда ваше высочество или, - насмешливо окинул он взглядом фигуру Агафьи, - величество, наконец-то явится сама. Ошибаетесь Агафья Викторовна! Я все приготовил и вот приехал за вами. – Голосом, лишенным всяческих интонаций, сказал он, наклоняясь к самому лицу Агафьи и, обдавая ее жуткой вонью.
- Что приготовили? – Поморщилась она и отпрянула от мужчины, пытаясь незаметно подвинуться к дверце и ища ручку. Она вдруг отчетливо поняла, что рядом с ней сидит сумасшедший. А ведь буквально несколько часов назад она виделась с ним, и ничего подозрительного не заметила. «Ну, зачем я решилась на это дурацкое свидание с Федором Иванычем? – В поздний след думала Агафья, с ужасом глядя на скалящийся рот мужчины, исторгающий зловоние. Агафья не к месту пыталась вспомнить, где она сталкивалась с этим запахом?! Он весь пропах плесенью. – Агафья пыталась не дышать полной грудью и продолжала мысленно ругать себя. – Как не называй его приглашение к себе домой, все равно это не что иное, как рандеву. Зачем, зачем я согласилась идти к нему домой? И все потому, что мне неловко отказывать больному человеку. Лежала б сейчас на своем стареньком любимом диване, попивала кофеек со сдобной плюшкой и почитывала какой-нибудь остросюжетный роман с лихо закрученным сюжетом, но с хорошим концом. - У Агафьи напрочь выпали из памяти потерянные ключи. – А теперь, что? Судя по блуждающим глазам сумасшедшего, я сама попала в переплет, и какой конец ожидает меня, - неизвестно. Почему я не послушалась Катьку?».
Эти мысли у девушки были последними, ибо со скоростью гремучей змеи, водитель набросился на нее и закрыл ей нос и рот тряпкой. Сначала она сопротивлялась, пытаясь отнять мужскую руку, но очень быстро тело ее обмякло, и сознание Агафьи отключилось. Мужчина еще некоторое время держал тряпку с хлороформом у носа девушки, перестраховываясь, потом нагнулся к ее лицу и внимательно посмотрел. Ему показалось, что слегка подрагивающие веки, приобрели синеватый оттенок, но это можно было списать и на уличное освещение. На всякий случай мужчина решил побыстрее отвезти пока что живое тело Агафьи в безопасное место. «А, что я стану делать, если она окочурится у меня в машине? – Заволновался он. – К тому ж в мои планы вовсе не входило сразу убить самозванку, слишком легко решила отделаться. – Мужчина посмотрел на циферблат, вмонтированный в панель, - надо спешить, а то того и гляди мент, хозяин газика и формы, очнется и подымет шум». Мужчине несколько раз пришлось крутить ключом в замке зажигания, пока газик чахоточно не закашлял и, поперхнувшись, наконец-то подал признаки жизни, дернувшись с места. «Ментяры! – Выругался мужчина. – Нормальных машин не могут приобрести. Вот и жди их и надейся на их помощь. Да, пока они раскачегарят свои таратайки, преступник сто раз скроется с места преступления. Но сейчас мне это на руку, лишь бы газик не подвел, и не заглох». Но газик не заглох и доставил мужчину и его спутницу к месту назначения. Мужчина на всякий случай решил не глушить двигатель, резонно рассудив, что вскорости надо будет снова его заводить и отгонять машину. Он подошел со стороны пассажира и потянул на себя ручку, дверца распахнулась, на него пахнуло хлороформом. «Как это я сам не потерял сознание?» - С опозданием подумал он, хватая подмышки обмякшее тяжеленное тело Агафьи. Он стащил девушку с сиденья, поудобнее перехватился и, ворча, поволок ее по подмерзающей земле. «Только не останавливаться, только не останавливаться! – Бубнил мужчина себе под нос, обливаясь потом. Ему казалось, что не будет конца долбаной дороги. – Надо было во двор заехать! Ну, теперь, уж что? Немного осталось. Вот и дошли! – Облегченно выдохнул он, опуская руки. Агафья упала, стукнувшись головой о бетонные плиты, и застонала. – Поори мне еще! – Прошипел мужчина и ударил девушку носком ботинка. - Разъелась коровища!» – Сплюнул он, и полез за ключами. Удар пришелся Агафье по печени, но она не пришла в сознание и не почувствовала, как ее, словно бревно, закатывают в темный холодный коридор, и закрывают тяжелую дверь. Мужчина вытащил из замочной скважины ключи, немного постоял у двери, что-то обдумывая, потом решительно махнул рукой и пошел назад к оставленной без присмотра машине. «Вот балбес! – Стукнул он себя по лбу. – Надо было все-таки вытащить ключ из зажигания, мало – ли идиотов, могли б и угнать машину. А, чо это мне волноваться? – Хмыкнул он, усаживаясь на сиденье. – Да я б только спасибо сказал, если б кто и угнал ментярскую колымагу, а теперь мне придется самому ее отгонять. Хоть бы не сдох тот мент, у которого я позаимствовал на время колеса. А, вдруг он помер?». – Говорил сам с собой мужчина, поворачивая ключ в зажигании, и включая первую скорость.
- Он не сдох! – Раздался за его спиной мужской голос. – Я жив и, хочется надеяться, здоров, несмотря на то, что ты оставил меня без одежды. Ну, что остановился, поехали!
- Куда? – Задал глупый вопрос мужчина и подумал: «Как он меня нашел? Видно, придется откупаться…»
- А, куда ты, мразь, собирался отгонять газик?!
- Ну, я… - Ерзал мужчина, придумывая что-нибудь в свое оправдание и, украдкой посматривая в зеркальце заднего вида. В темной кабине никого не было видно, да ему и не надо было видеть, он по голосу определил мента, которого пару часов назад напоил пивом с клафилином, снял с него куртку и забрал машину, а водителя затащил в заросли недалеко от пивнушки. «Гад быстро очухался»! – Злобно процедил мужчина сквозь зубы.
- Можешь прибавить газу! – Командовал милиционер, изучая унылый пейзаж, проносившийся серой полосой за окном. – Теперь крутани направо, еще немного вперед. А теперь стоп! – Приказал он, стукнув мужчину по плечу. – Станция «Березай», приехали, вылезай! – Весело скомандовал милиционер. – Кому говорю?! Заснул, что – ли? Ты, что, не слышишь меня или у тебя от страху ноги отнялись? – Обрывая смех, спросил он, бодро выпрыгивая из машины. – Так я могу тебе помочь. Вот только схожу по малой нужде, а ты пока того… Сыми куртку-то мою, не твой размер это, - уже издалека раздался голос милиционера.
- А что мне бояться? – Крикнул мужчина ему вдогонку, стягивая с себя чужую куртку. – И кого?.. Тебя, что – ль? Да я таких сопляков… - Обернулся он, вылезая из машины и, поеживаясь, - холодный ветер сразу залез за ворот свитера. Он отошел от машины, всматриваясь в темноту. Кругом не видно ни зги, мента тоже след простыл. Одна машина стоит посреди поля. – Ты где?!. – Вдруг не на шутку испугался он, что мент бросит его здесь одного. Кругом ни луны, ни фонаря, ориентироваться во мраке невозможно. Судя по времени и скорости, с какой они мчались, машина отъехала довольно далеко от города. Ментяра наверняка задумал отомстить ему, поэтому и заехали к черту на кулички. Вот сейчас оправится и бросит замерзать одного в чистом поле. Может, пока не поздно предложить ему бабки?! Надо прямо сейчас… пока не сдернул. Интересно, сколько он запросит за нанесенный ему ущерб?- Слушай, командир! - Крикнул мужчина в темноту, - я вот тут подумал, и решил дать тебе отступного, я немного пошутил, забрав у тебя на время машину покататься, но готов компенсировать… - Хмыкнул он. – Да, где ты? – Завертел он головой.
- Да, здесь я! – Раздался рядом вкрадчивый голос неслышно подошедшего милиционера. – Искал в багажнике свой жезл. Искал-искал, но не нашел, по - всему видно, придется воспользоваться монтировкой. – Охотно объяснил он, и в следующую секунду размахнулся и ударил мужчину по почкам, заставив того скорчиться от боли и принять униженную позу, встав на карачки. – Говоришь, что пошутить хотел, ишь шутник, какой, а, если б у меня здоровье послабее было и я б завернулся от твоего яда? Тогда, как? Или ты на это и надеялся? – Опустил он монтировку на плечо мужчины, корежившегося у его ног. – Что ты там лепечешь, не оправдывайся! Будь мужиком! Ты ж думал, что я сдох, и надеялся на это, а я живее всех живых оказался, - распалял себя милиционер, уже машинально нанося удары, - и, думаю, что ты в этом сейчас убеждаешься на своей шкуре. Полагаю, еще долго будешь помнить, как шутить с работником внутренних дел, у меня, все говорят, рука тяжелая, так, что долго зализывать тебе раны придется. Молчишь?.. Ну и впредь говорить не советую, а в особенности жаловаться на меня. Убью!.. – Выдохнул милиционер и остановился, почувствовав, что задыхается. Напоследок двинул пинком в бок мужчине и прохрипел: «А это тебе от сопляка».
Милиционер брезгливо посмотрел на мужика, больше напоминающего сейчас кучу тряпья, сплюнул и, закурив, пошел к автомобилю. Газик, почувствовав руку хозяина, завелся с полуоборота, но согнутый в баранку мужчина, этого уже не услышал, так как был необратимо мертв.
* * *
- Так у тебя еще в запасе истории? – Заерзал Сергей и уважительно взглянул на своего старого товарища. - Ну, Олежек, ты даешь! Тебе надо б приключенческие книжки писать, говорят, можно много заработать.
- Не могу! Долго сидеть на одном месте не могу, - совершенно серьезно ответил Олег. – Неизвестно, заработаешь деньги или нет, а вот геморрой точно… - Поскреб он коротко стриженый затылок и неожиданно для слушателей, засмеялся, закидывая голову. – Ну, а что материала для книг у меня предостаточно, это уж точно. Ты, Серега, прав! На документальной основе могу изобразить… - Снова стал серьезным Олег. – Вы, друзья, будете моими первыми читателями. Потом…
- А пока мы твои первые слушатели, - тактично перебил разговорившегося Олега Виктор, напоминая ему, что пора б уже, и приступить к рассказу.
- А, ну да… Вторая история касается Петра. Это, тот парень, которого ты, Витек, принял за наркомана.
- Чо ты снова напоминаешь? Я ж уже сто раз извинился. Ну, сколько можно меня тыкать в мое же дерьмо? Говорю ж, меня смутила его жуткая худоба, да и глаза тоже…
- Ладно-ладно, все, забудем! – Как от мухи отмахнулся Олег. – Ты, Витек, если б сходил на ТОТ свет, то, неизвестно, какие у тебя б были глаза. Вот, что я тебе скажу.
- Так у него, что, была клиническая смерть? – Подался вперед всем телом бомж. – После операции, или как?.. И, сколько времени он находился в состоянии клинической смерти? Он не говорил, что видел?.. – Забрасывал профессиональными вопросами ошарашенного рассказчика Виктор. – Ну, там, длинный темный коридор и в конце его яркий манящий свет?.. А, может, кого-то из своих близких, ранее ушедших из жизни?.. – Помогал бомж Олегу наводящими вопросами, видя, как тот растерялся.
Олег какое-то время тупо смотрел на фельдшера, из-за которого он потерял нить повествования. Ему и так нелегко давался пересказ, лучше б было сто раз вытащить в окно безжизненное тяжелое тело Петра, между прочим, с риском быть пойманным ментами, или подстреленным убийцей. Ведь Олег не знал его в лицо, а, следовательно, не знал, откуда ждать опасности.
- Олежек, ну чо ты остановился-то? – Подбодрил Сергей товарища и укоризненно взглянул на Витька.
- Да тут некоторые умничают, - косанул Олег в сторону бомжа. – Так вот, что я тебе скажу, премудрый пескарь. Никакой операции у Петра не было. – Рубанул ладонью воздух Олег. – И клинической смерти тоже… Хотя… - Задумался Олег и поскреб ногтями щеку. – Кто знает… Когда я его вытащил из больничного окошка, Петька был без сознания, но быстро пришел в себя, когда я его малость уронил. Я имею в виду с небольшой высоты. Ты, Виктор, можешь не смотреть на меня такими осуждающими глазами. Я думаю, что падение пришло ему на пользу. Ну, уж потом мы делали ему искусственное дыхание. Все, как полагается. Я ж умею… Меня ж в армии… - Лаконично напомнил Олег товарищам. – А коридор у Петьки был, только не на том свете, а в подвале, только света в его конце не было, как и самого конца земляного лаза. Парня, можно сказать, заживо хотели похоронить там.
- А я фильм такой смотрел! – Похвастался Серега, - называется «Заживо погребенный», там еще… - Хотел он пересказать сюжет, но столкнулся с сердитым взглядом Олега, и поперхнулся.
- Дура – ак ты, Серега! – Не обидно выругался Олег. – Там, - махнул он куда-то в сторону улицы, и вслед за его жестом автоматически повернулись обе головы, - артисты играют, им за это, знаешь, сколько бабла отламывается?! А здесь, - ткнул он пальцем в пол, - речь идет о живом человеке, которого негодяй, директор краеведческого музея, хотел заживо замуровать. – Обвел Олег глазами мужчин, и стало видно, что остался доволен их реакцией. Оба застыли в позе мумии, и так сидели, пока переваривали услышанное злодейство.
- И, что с ним стало?!
- Его забрали?!
Одновременно выйдя из ступора, закричали и Серега, и Витек. Теперь пришла очередь растеряться самому рассказчику. Он не понял вопросы своих товарищей: «Кого забрали, и с кем стало?..»
- Давайте по порядку, - выкрутился Олег. – Спрашивайте по очереди и, пожалуйста, поконкретнее. Да, - «поконкретнее», - повторил он, понравившееся ему слово. Оно показалось ему весомым и значимым. И сам он казался себе значительным и важным. «А почему б и нет? – Подумал Олег. – Как не крути, спас двух человек. Наверно, - это когда – нибудь мне и зачтется».
- Олежек, я первый! – Поднял руку Серега. – Можно?
- Валяй! Прямо, как на пресс-конференции… - Засмеялся Олег громко, во всю мощь своих здоровых легких.
На столе в стакане задребезжала чайная ложка, а на мертвенно бледном лице раненого доктора задергалась синяя жилка, и он приоткрыл глаза, но, увлеченные интересным рассказом, Серега и Витек не обратили на него внимания. Они продолжали смотреть в смеющийся рот рассказчика. До ушей раненого волнами доходил громкий голос, то приближаясь, то удаляясь. Раненый все отчетливее и отчетливее различал слова, заинтересованнее прислушиваясь к повествованию. В рассказе почудилось ему что-то знакомое, но больной головой он не мог уловить, что именно? Вероятно, лошадиную дозу транквилизатора вкатил ему спаситель, - благодарно взглянул он на грязно одетого мужчину, не обращающего сейчас никакого внимания на спасенного им доктора.
Виктор был поглощен рассказом Олега. – Даже, если учесть некоторое привирание рассказчика, то суть от этого не менялась. И до чего же она была страшна! Некий директор музея, как там бишь его зовут?... Чуть не заморил в подвале охранника. Бомж так ушел в свои мысли, что прослушал, о чем говорил Олег?!
- Олег, так, как же оказался на воле Петр?
- Ты, чо, на самом деле, тормоз, что – ли? А еще врач! - Рассердился Олег. - Я ж уже объяснил.
- ??? Извини! - Жалко улыбнулся Виктор.
- Извиняю… и повторю еще для тормозов. Тем более, мне это доставит удовольствие. Петра из заточения вызволила моя дорогая, разлюбезная теща. Мало того, она и второй раз спасла его. Ведь Петра-то в больнице хотели задушить, - резко оборвал себя Олег, и уставился на сраженного Виктора. – И, если б не моя умнейшая теща, - расплылся в улыбке Олег, - то Петру каюк. Пристала ко мне: поедем, да поедем в больницу, у нее, видишь – ли, сердце вещун, почудилось ей, что с Петром беда. Ну, вот и поехали мы с ней, хотя она сама, как ходячий труп была. И, знаете, ребята… - Обвел Олег их взглядом, - ведь права она оказалась. Собственно, как всегда… - Добавил уважительно он. – Еще б немного и Петру пришел бы конец! Мы вовремя появились. Тещенька мне заблаговременно халатик на плечи надела, и этот, как его? – Наморщил лоб Олег. – Фендоскоп на шею повесила. И я, как заправный доктор, направился прямо по наводке тещи, в палату, где обитал Петр. И скажу вам, что вовремя… Хотя… Лучше б, пораньше малость… Открываю, значит, дверь в палату, а возле кровати нашего больного стоит мужик в маске и прижимает к лицу Петра подушку. Ну, я прыг к кровати-то, а он, то есть мужик еще прыгучей оказался, и сиганул в окошко. Пока я с лица Петра подушку-то сорвал, на кнопку вызова врача нажал, да кинулся за мужиком, того и след простыл. Я туда, я сюда, а его нет, будто сквозь землю провалился, гад. От него одна маска на земле под окном осталась. – Выдохнул Олег.
- И ты… - Заторопил его Виктор. – Ты, что?
- А, что я? – Поднял плечи Олег. – Естественно вошел в двери. Не в окно ж было возвращаться. – Недоуменно развел он руками. – Смешно, правда! Какие ты задаешь вопросы. – Хмыкнул он. – Захожу в палату, а там… Фу… сбежались куча белых халатов, кто искусственное дыхание делает, кто за милицией побежал, другие говорят, что все, скончался больной. Ну я бочком, бочком и вышел из палаты. Но, какая-то высшая сила говорит мне: «Ты, Олежек, не уезжай! Ты еще сможешь понадобиться бедному парню». - Запрокинул голову Олег и артистически сложил у груди ладони.
- А высшей силой, небось, тетя Даша была?! – Хихикнул Серега.
- В точку попал! – Вновь захохотал Олег. – Я ж говорю, если б не тещенька, Петра б уже и похоронили. Она почему-то уверена была, что он жив. Все повторяла: «Не может Петенька дважды умереть, не может и все!» И ведь точно!.. Права оказалась, сто раз права…
- Так, выходит, что врачи ошиблись? – Недоверчиво спросил Виктор. – Ты ж говоришь, что они милицию вызвали. Я знаю, что органы вызывают к трупам, умершим насильственной смертью. Выходит, медики к живому вызвали милицию?
- Ты, что меня-то пытаешь? – Разозлился Олег. – Это ж не я вызывал ментов, в натуре. Да они-то не очень и старались, на мой взгляд, судя по тому, сколько времени они пробыли в палате Петра… Хорошо, если минуты три… - Зло прищурил глаза Олег. - Но на этот раз наплевательское отношение врачей и ментов сыграло на руку Петру. Прошел слух, что больной умер. И это, наверно, успокоило убийцу?!.
- Ты все время говоришь: «Убийца, убийца…», а имени не называешь. – Перебил рассказчика Виктор.
- Я ж сказал… Вернее, мне рассказал сам Петр. Кто на него подушку навалил, - он не видел, потому, как спал, ну а вот, кто его в подвале запер умирать, он сказал. Это был его начальник, директор краеведческого музея.
- И звали его Федор Иваныч… - Донесся с кровати слабый голос раненого.
Три мужских головы одновременно повернулись на голос и уставились на доктора…
* * *
- Катюша, ты решительно надумала возвращаться домой? – Посмотрел внимательно на девушку Остап, пытаясь по ее глазам определить, шутит – ли она или говорит серьезно.
За последнее время настроение девушки менялось ежечасно, и он не знал, как подстроиться к нему, ибо не мог понять причину. Может это как-то связано с телефонными разговорами?.. Ведь именно после многочасовых переговоров с Мичуринском Катя делалась нервозной, отвечала невпопад и частенько задумывалась. Остап тактично покидал номер во время ее переговоров, он не был ревнив, да и Катя не подавала для этого поводов, но после ее последнего разговора по межгороду, который, кстати, длился всего пару минут, Остап решил отойти от своих принципов и набрать «повтор». Собственно после того, как Катя положила трубку, она сразу и засобиралась. Девушка кое – как бросала свои вещи в чемодан, суетясь, бегая по комнате и шепча что-то нечленораздельное себе под нос. Она словно не видела Остапа, стоящего посреди номера, время от времени натыкаясь на него и извиняясь. И мужчина сделал вывод, что у нее что-то случилось, настолько серьезное, что она передумала после завтрака идти купаться. Вот Остап и решил проверить, куда был ее последний звонок?!
- Ну, если тебе надоело греться на южном солнышке, тогда ладно... – Спокойно произнес он, пытаясь не выказать своих подозрений. – Котенок, если тебя не затруднит, спустись, пожалуйста, на рецепшен и узнай расписание самолетов. У меня с английским напряженка, - улыбнулся Остап. – Ты же знаешь!..
Мужчина дождался, когда за девушкой закроется дверь и подбежал к телефону. У него отчего-то тряслись пальцы, он боялся услышать мужской голос на том далеком конце провода. Остап ужасно привык к девушке и очень боялся потерять ее. Ведь ясно, что у нее до встречи с ним была своя личная жизнь, естественно был мужчина, который ее любил и, которого любила она. Может они поссорились, и тут на ее пути возник Остап, и Катя решила таким образом излечиться от прежнего чувства, но старая любовь, как говорится, не ржавеет, и это подтверждается долгим общением Кати по телефону. С кем можно так долго разговаривать? – Задал сам себе вопрос Остап. – Конечно же, с любовником. – Категорично ответил он. А последний разговор был очень краток и, судя по поведению девушки, негативен для нее. Может, он предложил ей расстаться? – Гадал Остап, слушая длинные сигналы вызова. - Остап уже досадовал на себя. Как было глупо с его стороны проверять Катины звонки. Как-то это не по-мужски… Не лучше - ли было просто спросить у самой девушки: «Куда это она так часто звонит?» Ведь вопрос можно задать как бы шутя, чтобы не обидеть ее своим подозрением. Да и перед невидимым соперником тоже неудобно получится. Вот сейчас он снимет трубку и, что я ему скажу? Остап уже хотел отказаться от своего решения и положить трубку, но вдруг услышал совсем рядом женский голос.
- Приемная директора краеведческого музея слушает.
Остап на некоторое время впал в ступор и молча сопел в трубку.
- Да, говорите, в конце-концов! – Раздался сердитый голос. – Я ж слышу ваше дыхание. Что вы набираете номер и молчите? Безобразие какое!
- Простите, - покашлял Остап в трубку, - связь плохая. Я могу услышать вашего директора? – Измененным голосом спросил он и сам удивился, - зачем?
- Агафьи Викторовны нет! – Коротко ответила женщина и замолчала.
- Простите, может, я не туда попал. Мне нужен директор краеведческого музея Федор Иванович.
- Федор Иваныч болеет, сейчас вместо него Чернецова Агафья Викторовна, но и ее в настоящее время нет. – Обстоятельно разъясняла секретарь, но Остапу вдруг показалось, что женщина плачет.
Он извинился, попрощался и услышал отбой. Казалось бы, разговор с невидимой собеседницей должен был его успокоить, но случилось обратное, Остап почему-то встревожился. Он от Катюши уже слышал имя Агафья, но не вдавался в подробности. Вроде бы она говорила, что Агафья – ее подруга, которая как магнит притягивает к себе неприятности. Но, судя по тому, что девушку поставили во главе музея, неприятностью не назовешь. А, может, - это другая Агафья? – Не заметил Остап, что говорит вслух, продолжая держать возле уха трубку. В себя его вернула Катя, незаметно вошедшая в номер.
- Остап!
- Да, Катюша… - Вздрогнул он и поморщился, отводя от уха трубку с противными короткими сигналами.
- Кто-то звонил? – Кивнула девушка на телефон.
- Нет – нет! Никто!
- Но, я ж сама только что слышала, как ты говорил с кем-то по телефону, - обиделась Катя. – А еще говорил о каком-то доверии… У тебя снова от меня тайны! Поэтому ты и отослал меня к администратору?! – Внезапно догадалась она. – Мог бы обойтись без всяких хитростей, они тебе не к лицу. Просто сказал бы, что у тебя важный разговор не для моих ушей, а то: самолеты, расписания… Кстати, на счет самолета. Можно прямо сегодня вылететь. И, если ты поторопишься собрать свои вещи, то мы еще успеем на регистрацию, а я смогу последний раз выкупаться, - покосилась девушка на гостиничные часы и, схватив купальник, стрелой выбежала в коридор, не слушая оправдания Остапа.
Лифт медленно опускался вниз, подбирая попутчиков с нижних этажей, которые, входя в лифт, считали своим долгом поздороваться и улыбнуться. Катя автоматически отвечала им, растягивая губы. Но ей самой было не до смеха, она еле сдерживала набегавшие слезы. И причиной этому был вовсе не телефонный разговор Остапа с невидимым абонентом. Если по правде, то Кате было плевать, с кем он только что беседовал?! Даже, если и с бабой… Ну и хрен с ней и с ним тоже! Ее в данный момент интересовала только одна женщина, - это Агашка. Она пропала… Катя еще до сегодняшнего звонка в Мичуринск уже знала, что с ее аварийной подругой что-то случилось. Она не могла объяснить свое ощущение, вдруг нахлынувшей на нее с раннего утра, тревоги. Снов вроде бы никаких не видела, спала крепко, как сурок, но утром к ней подступил страх. И она не могла найти себе место, ходила из угла в угол и злилась на Остапа, который как ни в чем, ни бывало, разлегся в шезлонге на лоджии и принимал воздушные ванны. Судя по его мокрым волосам, он уже успел принять душ и сейчас наслаждался ласковыми лучами утреннего солнца, и выходить из номера не собирался. А Катя, как нарочно, не могла придумать ничего подходящего, чтобы услать его из комнаты, в голову ничего не приходило, мозг сверлила мысль, что Агашка попала в беду. Катя подошла к открытой двери на лоджию, поколебалась немного и решительно закрыла дверь, взглянув на Остапа. Тот удивленно приподнял брови и что-то говорил, беззвучно открывая рот. Катя улыбнулась мужчине, поежилась, давая понять, что ее снова знобит, и решительно подошла к телефону. «Мне плевать, что он подумает?» - Шептала она, набирая номер. - Агаша трубку не снимала. Тете Зине Катя решила не звонить, та сейчас на своем рабочем месте, носится с яйцами. Тогда девушка набрала рабочий номер Агафьи и, еще не дождавшись ответа секретарши, Катя уже знала, что услышит?! Тамара Васильевна, секретарь, узнав, что звонит подруга Агафьи, расплакалась и призналась, что Агафьи Викторовны уже два дня нет на работе. Она еще что-то пыталась сказать Кате, но та уже ее не слушала. Катины худшие опасения сбылись и Агашка вступила в очередное дерьмо. И, судя по ее «прогулам», на этот раз из дерьма сама не вылезет. И, кому ж ее оттуда вытаскивать, как не Кате, поэтому она и заторопилась назад домой, сейчас была дорога каждая минута. Но крыльев у Кати нет, самолет летит только ночью, поэтому не будет лишним искупаться в море. «Надо освежить мозги! Да, и кто знает, когда мне еще удастся побывать в таком прекрасном отеле? Поплескаться в теплом море…» - Усмехнулась Катерина, натягивая в душевой кабине купальник и любуясь в зеркале своим отражением. Вдруг перед глазами появилось бледное Агашино лицо, Катя замотала головой и закрыла глаза. И тут же услужливая память шепнула ей на ухо мужским голосом: «А, может - это другая Агафья?..» «Стоп! - Крикнула девушка и выскочила из душевой. – По-моему, я кого-то огрела дверью, - промелькнула мысль, и она запоздало извинилась, уже вбегая в гостеприимно раздвигавшиеся двери отеля. – Почему я сразу не придала значения словам Остапа? Может потому, что ревность встала на первое место, затмив разум? Ведь, чего там врать себе-то? Когда я увидела Остапа с трубкой в руках и, когда он что-то лепетал и врал, что никто не звонил, а сам продолжал сжимать трубку, первой мыслью моей была: Остап только что разговаривал с барышней, и ту звали… Агафья… Но, ведь сейчас я понимаю, что это нонсенс. Агафья очень редкое имя. И в голосе Остапа звучало удивление, когда он спрашивал: «А, может это другая Агафья?..» Он кого-то искал?.. А, что, если?.. Но мне ничего не стоит это проверить. Я прямо при нем наберу последний набранный номер». Когда Катя вошла в номер, Остапа не увидела. На кровати стоял открытый чемодан с аккуратно уложенными вещами: его и Катиными, а на столе лежала записка: «Котенок, билеты я заказал, вещи уложил, свои ошибки осознал, больше никогда не буду тебя подозревать. Кстати, ты мне не говорила, что твоя подруга – большой начальник, жду тебя в ресторане». Кате пришлось несколько раз прочитать записку, прежде чем до нее дошел смысл. И, чтобы окончательно убедиться в том, что ее догадка верна, девушка нажала на кнопку последнего набранного номера. Ей ответил уже знакомый женский голос. Катя не смогла лишить себя удовольствия и прослушала до конца все, что о ней, сопящей и молчащей в трубку, думала секретарша. Катя же, убедившаяся в своей правоте, думала о том, что у них с Остапом мысли сходятся и они боятся потерять друг друга и, может это и плохо… Наверняка плохо, но Остап проверял, с кем так часто в его отсутствие болтает его «Котенок»? А сама Катя успокоилась, когда услышала голос Тамары Васильевны. Если они оба боятся потерять друг друга, и ревнуют к несуществующему объекту, то это что означает? Неужели она влюбилась в Остапа? Но со своими чувствами она разберется позже. Сейчас у нее на первом месте Агафья с ее проблемами. Вот разгребет ее дела и займется своими...
* * *
Первой мыслью пришедшей в сознание Агафьи была, что это сон, просто очередной кошмар. И мужчина, усыпивший ее хлороформом, тоже из сна, ведь в яви он был нормальным человеком, хоть и с некоторыми отклонениями, которые, кстати, ее никогда не пугали. «Надо ж такому приснится! – Поморщилась Агафья, и потрясла головой, словно хотела вытрясти ночной кошмар. Правда в последнее время страшные сны не часто ее беспокоили, а когда и приходили, она, как ее научила тетя Зина, смотрела в окно и молилась: «Страшен сон, да милостив Бог! Куда ночь, туда и сон!» И плохой сон не исполнялся. Вот и сейчас Агафья широко открыла глаза, но и намека на свет не было, кромешная темнота. На всякий случай она больно ущипнула себя и с ужасом поняла, что это не сон. В памяти всплыла неожиданная встреча с мужчиной в милицейском газике, его насмешки, а потом дурно пахнущая тряпка возле носа, и все! Она отключилась, а пришла в себя вот здесь. Агафья завертела головой, пытаясь понять, где она, ее затошнило, и заболела голова, и не только голова, казалось, что у нее нет ни одной живой клеточки, которая бы не ныла. – Это хорошо! – Против всякого здравого смысла подумала она. – Если болит, значит, я жива. - Девушка оперлась о руку и привстала, под ладонью оказалась холодная влажная земля. Агафья потерла глаза, от этого светлее не стало. Было очень темно и очень страшно, к тому ж, очень неприятно пахло. Ее вновь затошнило и, она еле успела встать на колени, чтобы не вырвать на подол юбки. Ее рвало долго и мучительно, буквально выворачивало наизнанку все внутренности, но после стало лучше. Она отдышалась и полезла в карман за платком, его не оказалось, зато девушка нашла мятную карамельку и, прикрыв от удовольствия глаза, сунула себе за щеку. Что это было неправильное решение, Агафья поняла уже через несколько минут; когда конфета растаяла, во рту стало приторно - липко и очень захотелось пить. Она облизала губы и скривилась, - песок. Так, надо взять себя в руки, - вслух сказала она, пытаясь придать своему дрожащему голосу твердость. – Никто мне не виноват, что я оказалась здесь. Кстати, надо выяснить, где это «здесь»?! Окон нет, пол земляной… - Агафья потихоньку стала подниматься, пока не встала во весь рост. – Это утешает, значит, не в могиле. – Содрогнулась она и засунула руки в карманы куртки. – Может, это сарай? Скорее всего! Поэтому и окон нет, зачем в сарае окна-то? Но дверь наверняка должна быть. Конечно, должна! Мерзавец меня ведь не через стену сюда приволок. Будем искать! Главное, спокойствие, только спокойствие! – Хмыкнула она, вспомнив Карлсона и, вытянув перед собой руки, потихоньку двинулась вперед. – Ничего себе, сарайчик, ни конца, ни края. Стоп! – Резко остановилась девушка. – Дверь могла быть где-нибудь сбоку, я запросто могла пройти мимо нее. И Агаша развернулась и развела руки в стороны. – Не может быть! – Вскрикнула она. – С обеих сторон ее пальцы уперлись в стены. – Это не сарай. – Заключила она. – Слишком узок. Тогда, что? – Девушке внезапно стало жарко, и она дернула молнию, распахивая куртку. – А, не может это быть канализационной трубой? – Агафья потянула носом, специфического запаха не было, пахло гниющим деревом и какой-то кислятиной. Девушка догадалась, что она вернулась к тому месту, где минуту назад вырвала. Хорошо! Это место будет для меня отправной точкой. Пойду в обратном направлении и обязательно найду дверь! - Убеждала себя Агафья, разговаривая вслух. – Мне надо первой найти выход из этого земляного коридора, пока сюда не вернулся мерзавец. Кто знает, что у него в больной голове. Надо же, раздобыл где-то милицейскую машину. – Девушка заторопилась, чуть – ли не бегом пробираясь по коридору. – Главное не опускать руки, иначе могу пропустить дверь. - Руки устали, ломили плечи, и она решила остановиться на минуту, чтобы дать им отдых, а заодно и восстановить дыхание. Руки благодарно свесились вдоль тела, и она почувствовала, как в кончиках пальцев пульсирует кровь. Агафья оперлась спиной о холодную стену. – Хорошо! – Выдохнула она и глубоко вздохнула. – Теперь бы для полного блаженства один глоток воды, хотя б один, пусть манюсенький, а то язык к небу прилипает. И, зачем только я съела конфету? – Тихонько выругала себя девушка. У нее начали слипаться глаза, она пыталась силком удержать опускающиеся веки, но бороться со сном уже не было сил, и Агафья по стеночке сползла вниз. – Не мудрено, наверное, давно за полночь. Я только пару часиков… - Уговаривала она себя.
* * *
Раненый доктор проснулся, но не открывал глаз, прибывая в приятном забытьи и краем уха, слушая разговор мужчин. «А ведь парень говорит о нашем общем знакомом. Насколько мне не изменяет память, директор краеведческого музея и есть мой больной. Вот тебе и тихоня Федор Иваныч! Может, признаться ребятам, что и меня хотел убить этот самый Федор Иваныч? – Думал он. – А ведь права, ох, как права была покойная Клавдия Никитична, которая подозревала Федора Иваныча и считала его симулянтом и вором. Ну, на счет вора, я сомневаюсь… В действительности Федор Иваныч оказался куда страшнее, ведь ничего ужаснее не может быть, если человек убивает себе подобных. Теперь, на своей, так сказать, шкуре доктор испытал все коварство Федора. Он решил убить меня, своего лечащего врача, человека, который его когда-то спас. Ничего святого у него нет! Права была теща! Он еще и с головой не дружен. Сколько уже мертвецов за ним числится? Я знаю только о теще, вторым бы за ней отправился и я, если б не случайная встреча с бомжем. А, случайная – ли она? Но, - это уже риторический вопрос. Сейчас главное, чтобы Федор Иваныч еще не встретился с кем-нибудь, кого его больное воображение считает для себя опасным. Значит, надо предотвратить это, а, следовательно, мне надо рассказать СВОЮ историю, где главным действующим лицом снова является наш антигерой».
- Федор Иваныч… - произнес вслух раненый доктор.
- Очнулся? – Весело спросил бомж, подошел к доктору и профессиональным жестом протянул руку к его запястью, вздернул рукав на своей рубахе и, не обнаружив часов, от неловкости крякнул.
- Пульс в норме. – Тихо произнес раненый. – Ты не тушуйся, коллега. Все нормально, только башка немного трещит.
- И температура поднялась, - обеспокоенно добавил Виктор, щупая горячую руку больного. – Надо поколоть антибиотики. У тебя, как, аллергии на них нет?
- Аллергии нет. Только ведь у меня в чемоданчике и антибиотиков нет.
- Чо надо-то? – Подошел Олег к носилкам. – Ему, что, плохо? – Наклонился Серега над раненым.
- Лекарство надо купить! – Просительно взглянул Виктор на Олега.
- Надо, - значит, купим! Какие проблемы-то? – Бодро произнес он. - А у него, что? – Потянул Олег за рукав Виктора. - С головой не в порядке? Может того… Сотрясение… Слышал, что он сказал?
- Можете не шептать! Слух у меня исключительный! – Крикнул больной и засмеялся. – Может, с головой у меня и не все в порядке, но не в том смысле, что вы думаете. Сотрясения у меня нет, - это я вам, как доктор, утверждаю. А, что температура поднялась, так это и должно было случиться. А, как же?.. Черепно-мозговая травма… Хорошо, что черепушка крепкая оказалась, - через силу улыбнулся доктор, - и мозги не вывалились, а то пришлось бы моему спасителю собирать их по всему антисанитарийному полу в подъезде.
- Оно, конечно, смешно, - сердито заметил Олег, зыркнув на очень бледного раненого. - Если б не было так грустно. Кто это так вас, док? – Ткнул он пальцем в шлем из бинтов. – Интересуюсь, у какого это гада поднялась рука на врача? Ведь, насколько я понял Витька, - посмотрел он в знак поддержки на притихшего бомжа, - возле подъезда стояла карета «скорой помощи», а на вас, док, был белый халат. Правильно я говорю?
И раненый доктор, и бомж кивнули головами в знак согласия, а доктор поморщился, на этот раз не от боли, к ней он уже стал привыкать. Он вспомнил коварного Федора, заманившего его в нежилой дом.
- Так, вы интересуетесь, кто это меня так приложил? – Горько усмехнулся раненый. – Я уже ответил на ваш вопрос.
Мужчины вновь переглянулись, и Олег с подозрительностью глянул на раненого.
- Да, не держите вы меня за идиота! – Рассердился раненый доктор. – Говорю ж вам, что удар мне нанес ваш знакомец, или не ваш, а вашего товарища, как его?.. Петра… Это не имеет значения, ибо мы говорим с вами об одном человеке, которого зовут Федор Иваныч. – На одном дыхании сказал раненый и закрыл от усталости глаза. – Как видите, наш пострел везде поспел. – Тихо добавил он. – Я сейчас немного отдохну… И вам расскажу… Про него… - С трудом выдавил из себя обрывки фраз.
* * *
- Ну, как же так?!. – Возмущалась Катя, сидя в кабинете следователя в прокуратуре. – Человека два дня нет ни дома, ни на работе, а вы выдерживаете какие-то дурацкие нормы.
- Простите! Не я их устанавливал, и не вам, гражданка, их изменять. – Отрезал следователь. – Милиционер действовал по правилам, не приняв у вас заявление. Заявление о пропаже мы можем принять по истечении семидесяти двух часов. И я считаю это логичным. Три дня - небольшое время, ваша подруга еще может найтись. Да… Добавлю. Если она не появится, то заявление о пропаже может подать только ее родственник или близкий человек, например муж… - Ухмыльнулся следователь, как показалось Катерине, гаденько и двусмысленно. У нее вдруг промелькнула мысль…
- А, как вас зовут, господин следователь? Вы не соизволили представиться, хотя меня вы расспрашивали с пристрастием, как подозреваемую в похищении человека. Вы даже не поинтересовались, кто исчез, не спросили имя пропавшей девушки. Для вас куда важнее придерживаться буквы закона, но ведь за всеми этими параграфами стоит человеческая жизнь. Знаете, что я вам скажу?!. – Гордо вскинула голову Катя. – Вы – сухарь и бюрократ! – Зло бросила она в мерзко ухмыляющуюся физиономию. Девушке показалось, что, сидящий напротив следак, смотрит на нее не как представитель закона, а как похотливый мужик. «Козел!..» - Сердито подумала она и подтянула выше ворот свитера.
Следователь с интересом разглядывал забористую девушку. «Хороша! Сколько в ней огня… Так и пышет. Представляю, какова она в постели. А, фигураа, фигура-то… Класс! Да и мордашка… - Нагло рассматривал он Катю. – Прямо с глянцевой обложки популярного журнала. Может, там я ее и видел?! Уж очень знакомое у нее лицо, хотя ее имя мне и не говорит ни о чем. Может, стоит закинуть удочку? А, что? Она сейчас от меня зависит. Пропала какая-то ее подружка. Пообещать начать розыскные мероприятия, - не значит их начать. Сейчас люди пропадают тысячами, а находятся сколько? – Вздохнул следователь своим мыслям. - Единицы». Он вытянул из рукавов кителя белоснежные манжеты рубашки и весело проговорил.
- Екатерина. Вас так, кажется, величают?! - А меня зовут не «сухарь» и не «бюрократ»… Разрешите представиться? – Дернул он головой.
«Еще б каблуками щелкнул, - хмыкнула девушка. – Паяц!»
- Для ВАС я просто Петр Петрович. – Потянулся он к Катиной руке, но она, словно не поняв, подняла руку и поправила волосы.
С каждой секундой следователь казался ей все неприятнее и омерзительнее. К тому ж, у нее в голове что-то клацнуло, когда он, работая под гусара, знакомился. Его лицо, слава Богу, было для нее незнакомым, но вот имя… Что-то с этим именем связано, а, что? «А! - Внезапно вскрикнула она и тут же зажала рот рукой. – Неужто судьба меня свела с Агашиным насильником? Угораздило ж меня прийти с жалобой на ментов именно к нему, будто других следователей нет. И все дежурный… Сказал, что Петр Петрович лучший. Ничего себе «лучший», представляю, какие тогда худшие. Разве что те, которые насилуют женщин, не отходя от кассы, прямо у себя в кабинете? А, может, это все – таки не он? – Покосилась она на бесцеремонно разглядывавшего ее мужчину. - Судя по кобелиному поведению, - он! Собственно, что я гадаю, ведь это нетрудно узнать».
- Наконец-то мы с вами, господин следователь, немного продвинулись, хоть на шаг.
- Петр Петрович… - Напомнил он Кате.
- Да – да, я помню. Петр Петрович… Ну, так, что, Петр Петрович, - отчеканивала Катя каждую букву, – …если вы не бюрократ, может, все – таки, не будем выжидать время и, в порядке исключения, примете от меня заявление о пропаже Чернецовой Агафьи Викторовны. – Казенным голосом произнесла девушка, не сводя глаз с мужского лица.
Она с удовлетворением отметила, что оказалась права, перед ней собственной мерзкой персоной сидит он, Агашкин насильник. Как не старался следователь не показывать вида, что названное имя ему знакомо, как не тужился, но скрыть не сумел. Жалко улыбнулся и оттянул воротник рубашки, подув себе на грудь. – Жарко. – Объяснил он и резко встал из-за стола, опрокинув стул, и, даже этого не заметив, повернулся к Кате спиной, отошел к окну. Теперь настала очередь Кати, изображать комедию. «Не хватало еще, чтобы он понял, что я знаю, кто передо мной сидит?! – Думала девушка. – Но какая, же я наивная! Все время Агашку критиковала, а самой даже и в голову не могло прийти, что иду за помощью к ее врагу, возможному похитителю. Если он сейчас что-нибудь заподозрит, то все, я пропала! Не только не найду Агашу, но и сама сгину. – Катя сглотнула образовавшийся в горле ком. - Может, намекнуть ему на мое близкое знакомство с Остапом? Все-таки большой чиновник, и депутат к тому ж… - Она усиленно шевелила извилинами, глядя в напряженную спину следака. – Нет! Этого делать не следует! Я не успею и на улицу выйти, как он меня уберет. Надо действовать самой, причем, очень аккуратно и хитро». - И Катя полезла в сумочку за пудреницей. Когда, взявший себя в руки, Петр Петрович, вернулся на свое место, возвращая стулу прежнее положение, перед ним сидела совершенно другая особа. Не колючий ежик, а мягкая, женственная, до умопомрачения обворожительная женщина с сияющими, хотя и глуповатыми глазами. «Вот уж первое впечатление ошибочно! – Думал следователь, не зная разочароваться ль ему или наоборот, радоваться, что перед ним сидит хоть и красивая, но, судя по выражению лица, не очень умная женщина, каких он встречал пачками, пропуская через свою гостеприимную постель. – Но в данном случае ее мозги мне не нужны. У ее подружки мозги были (надо же, как мир тесен), и где они сейчас? Слишком умничала, вот и «в суп попала», вернее, пропала… Интересно, поделилась – ли Агафья с подругой, что я немного пошел против ее воли? – Даже мысленно следователь избегал неприятных для него слов, таких, как изнасилование, например. Смысл не меняется, а ухо не режет. Мужчина осмелел и в упор посмотрел в лицо Кате, и наткнулся на улыбающийся кукольный ротик. «Сразу она показалась мне умнее…»
- На чем мы с вами остановились, Петр…м – м – м, - подняла глаза к потолку девушка, пытаясь, видно вспомнить отчество следователя, но заморгала глазками и замолчала, приоткрыв рот.
- Петрович… - Подсказал следователь девушке и откровенно зевнул, показав здоровые белые зубы. «Даже, если Агафья и рассказывала ей про некого Петра Петровича, то я просто уверен, Катины мозги не смогли б сопоставить это имя со мной. – Самонадеянно думал он. – Это слишком мудрено для красивой мордашки». – Вы, Катечка, остановились на том, что просили меня в качестве исключения принять заявление о пропаже вашей подруги, не соблюдая сроки по закону. Кстати, напомните мне, пожалуйста, ее данные. – Испытывающе взглянул он в глаза девушке, но та успела спрятать свою ненависть и гнев за густыми ресницами.
«Мерзавец! Дурака валяет! - Еле сдерживалась прямолинейная Катя, зажав между колен кулаки с врезавшимися в ладонь ногтями и прикусив язык. – Ты ж, гад, прекрасно слышал Агашкино имя, вон, как ошпаренный вскочил, даже пропотел со страху, а сейчас в непонятку играешь! Ну, ничего, гад, мне лишь бы Агашку живой найти, а там я с тобой рассчитаюсь. И за подругу, и за себя…»
- Что, Катечка, забыли, как зовут близкую подругу? – Издевался следователь. – Наверно, имена любовников в вашей памяти лучше удерживаются. Много их у вас, Катя?
- ??? – Состроила обидчивую мину девушка. – Ничо я не забыла! У меня плохая память только на цифры, - подняла она лицо к потолку и немного призадумалась. – Потом… На номера телефонов, на график работы моей маникюрши, - загибала пальцы девушка, перечисляя, и вдруг поморщилась и полезла в сумочку за пилочкой.
- Я вам не мешаю? – Растянул губы следователь, что-то рисуя на столе. – Я имею в виду, вы может, потом подпилите свои ноготочки.
- Ой – й! Извините! – Жеманно повела плечами Катя. – Я терпеть не могу неухоженные ногти, а вы?.. – Глуповато взглянула она на следователя, еле сдерживающегося, чтобы не послать ее куда подальше. Он так разозлился, что переломил пополам ручку. – Агафья Викторовна ее зовут! – Выпалила Катя и победно уставилась на Петра Петровича. Потом, будто вспомнив о цели своего прихода в прокуратуру, заплакала. – Петр Пе – т – рович, - хныкала она, - найдите мне, пожалуйста, Агашу. Ведь у меня, кроме нее подруг нет. Да и у нее, я точно знаю, только я одна. Значит, надеяться она может только на меня. Представляете? – Всхлипнула Катя и потянулась за бумагой со стола следователя, и не успел он опомниться, как девушка взяла верхний исписанный лист и смачно высморкалась в него. Потом, будто опомнившись, помялась и протянула мокрую, скомканную бумагу следователю. – Извините, я тут… Может, что важное?.. А я вот…
- Ничего, ничего! – Отшатнулся он брезгливо, морщась. – Не волнуйтесь! Это не протокол…
- Хорошо… - Успокоилась Катя и сунула бумажку к себе в сумку. – На улице в урну выкину, - пояснила с улыбкой девушка. – Я никогда не мусорю в общественных местах, нас так воспитали. Вот и Агаша тоже… - Катя вновь заплакала. – Культурная была – а! Петр Петрович, обещайте мне, что обязательно отыщите ее. – Внезапно выпрямилась Катя и попросила бланк заявления.
- Конечно, конечно!.. – Обещал следователь и через полчаса (ровно столько понадобилось посетительнице, чтобы заполнить бланк в пару строк) выпроваживая ее из кабинета. Он готов был обещать ей луну с неба, коммунизм прямо завтра, да что угодно, лишь бы быстрее проводить навязчивую глупую бабу. У него разболелась голова, и он плохо соображал, что ему сегодня предстоит сделать?! Зато у Кати, вырвавшейся на волю, мозги работали как нельзя лучше, и она прекрасно знала, чем ей надо заняться?!
* * *
Раненый доктор с трудом, неоднократно прерываясь, чтобы передохнуть, поведал собравшимся мужчинам свою историю. Подробно рассказал и об отравлении своей тещи, и о том, как его заманил в заброшенный дом и стукнул по голове его бывший больной. Все пришли к одному выводу, что этот человек и есть тот самый Федор Иваныч. Но на всякий случай, чтобы исключить мельчайшие сомнения, Олег попросил доктора описать внешность, напавшего на него мужчины.
- Странно, - почесал Олег затылок, – …я ни разу не видал начальника своей любимой тещи, но, когда вы описывали его физиономию, он будто живой возник перед моими глазами.
Витек и Серега переглянулись. Им тоже показался знакомым этот Федор Иваныч.
- Может, ваша теща рассказывала о нем? Все-таки, это ее начальник был. А, может, когда-то случайно его увидели, когда приезжали за ней в музей. – Вопросительно взглянул на него доктор.
- Да, нет! – Досадно отмахнулся Олег от доктора, мешавшего ему вспомнить. «Где, где я мог видеть эту морду? – Думал он. – Если б, конечно, мне сейчас увидать его живьем, то я быстрее вспомнил. В своей среде таких у нас нет, больных на голову… А, может, он только притворялся, что того… - Олег выразительно покрутил пальцем у виска. - У него крыша улетела. Я о таких умниках много слышал. Попался б он мне, - сделал страшное лицо Олег и сжал кулаки, - я б сам поработал над его головой, от меня он наверняка б пошел в дурку. А еще лучше, таких мразей не лечить, а убивать».
Раненый доктор прикрыл глаза. Он слышал, как о чем-то шепчутся спасший его бомж со своим товарищем, Сергеем.
- Расскажи ты сам, Витек! А то я, когда начинаю облекать в слова свои мысли, то сразу путаюсь. - Развел руками Серега. – И могу сбить с толку слушателей.
- Что есть, то есть! – Хмыкнул бомж, прикрывая ладонью рот с желтыми зубами. Ему почему-то вдруг стало стыдно своих давно нечищеных зубов. Неудобно было не только перед посторонними людьми; Сереги он вовсе не стеснялся, Олега тем более… Виктор вдруг осознал, что ему самому противно от самого себя грязного и вонючего. Он потянул машинально носом и спросил: – А ты точно уверен, что это был тот самый пьяный мужик, который валялся на куче мешков с мусором? – С сомнением посмотрел он на товарища.
- Так, Витек… - Заерзал на табурете Серега. – Сам подумай, все сходится. Раненый доктор, чо рассказывал? Что в его дежурство менты доставили мужика с черепно – мозговой травмой. Так? Та – ак! И мы с тобой тогда ночью, помнишь, видали под фонарем мужика в кровище? Мы еще подумали, что он пьяный. Я подошел к нему поближе, а он, того… Голова вся в крови, аж волосы слиплись, и облеванный весь. – Поморщился в поздний след Серега.
- Вот – вот! – Поднял указательный палец Виктор. – Сам говоришь, что волосы у того были. А раненый доктор говорил, что мужика привезли в больницу лысым. – Вытаращил он глаза на Серегу. – Сечешь?
- Так к нам в Травматологию его доставили из вытрезвителя уже. – Встрял в разговор раненый. – Его там и обрили, ведь сначала мужичка приняли за пьяного.
Витек с Серегой посмотрели друг на друга и сказали в один голос:
- Мы тоже его видели. Правда, тогда не знали, кто он такой. Еще хотели поживиться, - крякнул бомж. – Одежда на нем была добротная, а и я, и Серега поизносились малость. - Тихо добавил он словно, оправдываясь. – Но, когда увидали, что он ранен, то не стали его раздевать. Мы ж не мародеры какие… Хотя, если б я знал, с кем имею дело, то своими руками бы раздел до гола, пусть на холоде околевал, гад.
- А, как же «Клятва Гиппократа»? – С сарказмом спросил доктор у Виктора. – Вы ж, фельдшер, видели, что он ранен, и не оказали ему первой помощи.
- Так это… Того… - Пришел на выручку товарищу Серега. – Он бы обязательно помог, но тут менты понаехали.
- Вспомнил!!! – Заорал Олег. – Я его тоже в тот же день, что и вы, мужики, - ткнул он пальцем в Виктора и Серегу, - видал. На той же улице, что и вы. Этот гад мне чуть машину не разворотил, - повернул он голову в сторону окна. – Теперь-то я понимаю, что у него с головой не все в порядке было, поэтому он и бросился на мою малышку. Я потом «кенгурятник» восстанавливал. Хорошо еще, что я ехал с небольшой скоростью, а то пришлось бы срок мотать за ублюдка. А так, я его только немного боднул, вернее, не я, а моя малышка. – Улыбнулся Олег и вновь покосился на окно.
- А Федор говорил, что какой-то водитель его сначала сбил машиной, потом ударил по голове и ограбил; забрал все деньги и документы. – Укоризненно посмотрел на Олега раненый.
- Что – о?!! – Не выдержав такой напраслины в свой адрес, подскочил Олег. – Я его ограбил?! Я его ударил?! Ну, попадись он мне в руки. Теперь уж точно по башке настучу. Ну и га – ад! Я признаю, что легонько его боднул. Не я…
- А ваша малышка… - Улыбнулся раненый.
- Ну, да! – Ласковым голосом подтвердил Олег, - моя малышка. Но деньги, кроме суммы, которую он должен был мне за ремонт бампера, я у него не брал, а, тем более, ксивы… На хрена мне его паспорт?! У меня самого два. – Фыркнул Олег, поведя мощными плечами. – Мужики, чо-то я вас, в натуре, не понимаю. – Обвел он глазами собравшихся. – Мы, кого сейчас с вами судим?.. Меня или этого Федора?
- Судить будет суд! – Подал голос со своего лежачего места раненый. – Но для начала надо будет найти его самого. Не думаю, что после того, что он со мной сделал, Федор Иваныч не уйдет в бега.
- Сомневаюсь… - Покачал головой Олег. – Почему ж он не сбежал после того, как закрыл в подземелье Петра? А потом… - Оборвал Олег фразу, – …тут еще открыты вопросы о том, кто мою тещу хотел утопить в ведре? Кто хотел задушить Петра в больнице? Уверен, что это дело его рук, Федора. А он до сих пор еще не только на свободе, но и продолжает коллекционировать трупы. Вы сами, доктор, сказали, что это он отравил вашу тещу и, что за ним тянется столько преступлений, а он и ухом не ведет. Или слишком уверен в себе и чувствует свою безнаказанность, или, действительно с головой у него швах. Но так это, или иначе, мы не можем позволить ему еще кого-нибудь убить.
- Вы правы, Олег! Думаю, что теперь уже настало время узнать нам всем правду. Давайте все вместе попросим тетю Дашу признаться, кто ж на нее покушался? – Постарался придать твердость своему дрожащему голос раненый. – Ведь, чем у нас будет больше фактов для милиции, тем лучше. Да и время терять нельзя! Если Федор Иваныч почувствует что-то неладное, то сбежит наверняка. Мне почему-то кажется, я правда не психиатр, но… Он такой, же психически – больной, как и мы с вами.
- Ну, доктор, вы даете! Кто ж, как не Федор покушался на мою тещу? Только у него был мотив, избавиться от свидетеля его преступления.
- А, откуда он мог знать, что вашего охранника спасла тетя Даша? – Вдруг задал вопрос Виктор, доселе молчавший. – Судя по тому, что я узнал от вас, у этого
самого Федора, или как там его, был только один мотив для того, чтобы избавиться от уборщицы. То, что она спасла охранника, который позже поделился с ней, рассказав про директора, закрывшего его в подвале. Так? Или он имел зуб на вашу тещу?
- ??? – Пожал плечами Олег.
- То-то! – Кивнул утвердительно головой Виктор. - Мы точно не знаем, кто покушался на жизнь тети Даши. Это знает только сама женщина. А, значит, правильно говорит наш раненый доктор: «Надо будет попросить тетю Дашу рассказать всю правду». Что-то мне кажется, что здесь не один человек был.
- Чо? У них чо, целая шайка убийц, что – ли? – Сглотнул слюну Серега и покосился на хлипкую дверь своей хаты.
- Шайка – не шайка, но есть кто-то еще. - Задумался раненый. – Я наверно соглашусь со своим коллегой. Но, зачем гадать, если через несколько минут нам о другом убийце поведает ваша теща, Олег.
* * *
- Котенок, ты уверена, что тебе от меня ничего не нужно? – Взволнованно спрашивал по телефону Остап. – Ты хорошо себя чувствуешь? Может, поживешь у меня, или я к тебе приеду? – С надеждой ждал он ответа.
- Остапчик, дружочек, все нормально! Просто у меня акклиматизация. Пару дней, и я буду, как свежий огурчик. Не волнуйся и не обижайся! К тому ж, у меня, извини, критические дни, и мне надо одной поваляться на диванчике.
Остап хотел было напомнить девушке, что у нее уже были совсем недавно «критические» дни, но воздержался, посчитав это бестактным. К тому ж, многие женщины прибегают к такой хитрости. Вероятно, Катюше захотелось поболтать со своей подружкой, рассказать о поездке, показать фотографии. Столько впечатлений накопилось, теперь им придется говорить, пока типун на языке не вскочит. Да и у Остапа скопилось много дел на работе, надо быстрее разгрести, пока новые дела не навалились.
- Ну, если ты уверена, что помощь тебе не требуется, то целую тебя, моя дорогая девочка. Если что, то звони мне. – Попрощался Остап, и Катя услышала в ухе короткие гудки.
«Требуется! Требуется! – Хотела закричать Катя. - Если б ты только знал, Остапчик, что надумал твой Котенок, ты б через секунду уже был здесь. Но постараюсь пока не впутывать тебя, сама займусь розыскными мероприятиями. А, если в ближайшее время ничего на ум не придет, тогда… Но и тогда, Остапчик не стану тебя грузить, на это существуют частные детективные агентства. А, может не стоит терять драгоценного времени и сразу обратиться к спецам? Но лучше к детективам явиться уже с какими-нибудь наметками. Как они это называют? Фигуранты… Я сейчас этих «фигурантов» и выпишу. Лишним не будет, только ускорит поиски. Да. Я так и сделаю! – Подумала девушка, решительно вытаскивая из стола бумагу. – Надо первым делом составить список, кому Агашка могла наступить на хвост, сама того не желая. Итак…
Пункт 1. Федор Иваныч.
Естественно, он идет впереди всех мерзавцев. Я давным-давно его подозревала в различных кознях против Агафьи. - Конечно, даже у Кати, испытывавшей глубокую неприязнь к мужчине, не возникло сразу подозрений, что он пойдет на такое страшное преступление, как похищение человека. Катя думала о нем, как о мелком прохвосте и жулике. Ведь это именно он, «благородный» Федор Иваныч спер раритетный гребень из музея. Гребень…Так Катя и не успела отдать его Агашке, а сколько крови он выпил у девушки. Хотя причем здесь гребешок? Агаша вымотала себе нервы из-за Федора, укравшего его. Стоп! – Прикусила ручку Катя. - А ведь у Федора запросто мог появиться мотив, чтобы избавиться от Агаши, если та, с присущей ей прямотой, могла прямо в лоб спросить у того: «Как он мог украсть гребень, государственную собственность, гордость их музея…?» Катя покрылась мурашками. Если ее догадка верна, то вполне возможно, что первый пункт в ее списке будет и последним. Но надо на всякий случай учесть всех подозрительных. Хотя… С точки зрения самой Кати, все мужики без исключения, подозрительны. Например, Остапчик… Гребень, пока не попал к Кате, был в его руках. Девушка вздохнула и вывела:
Пункт 2. Написала и задумалась, кого поставить на второе «почетное» место. Претендентов было два: следователь Петр Петрович, изнасиловавший Агашку, и некий пожарный инспектор, про которого Агашка рассказывала. Вроде бы он затаил на нее зло, потому что Агафья посмеялась над ним при посторонних. Может, это и слабая версия, но кто знает этих мужиков, что у них на уме? Одно слово: «Подозрительные». Значит, и его всунем в список «потенциальных» похитителей. Следак у нас пойдет вторым, а безымянный пожарный инспектор третьим. - Катя смотрела на свой список, подперев кулачком голову, и вдруг что-то вспомнила и бросилась в прихожую. Схватила сумочку и прямо там же на пол вывалила из нее содержимое. Комок смятой бумаги подкатился к ее ноге. Катя аккуратно разгладила его и, шевеля губами, вернулась в комнату. На мятом листе аккуратным почерком следователя было написано.
Предполагаемые фигуранты по делу:
1. Директор краеведческого музея Федор Иванович?
2. Врач больницы травматологического отделения Мишкин?
3. И др. сотрудники…
Катя уставилась на бумагу. «Ничего не понимаю! Если следователь уже завел «Дело» о похищении Агафьи и у него даже есть подозреваемые, то тогда, почему он устроил передо мной спектакль? Приводил какие-то доводы, и параграфы законов. Но тогда возникает вопрос, причем не один… Первый: кто написал заявление о пропаже Чернецовой? Почему Петр Петрович мне не сообщил об этом? Как давно начаты поиски? Почему следователь в подозреваемые включил какого-то доктора Мишкина? Агашка мне не упоминала про него. Еще и какие-то безымянные «др. сотрудники». Может, следак взял под подозрение всех сотрудников краеведческого музея? Глупость какая… Зачем им похищать Агафью? Разве чтобы не тратиться на подарок в ее день рождения, и не покупать очередную клеенку. - Хмыкнула Катя. – Мне смешно, а бедная Агашка неизвестно где мается. Катя еще раз пробежалась по списку Петра Петровича и пожала плечами. Для себя она выяснила главное:
Петр Петрович в похищении Агафьи не участвовал! И девушка жирно замалевала его имя в своем списке. Может он и мерзавец, и насильник, но не идиот. Уж кому-кому, как не работнику юстиции знать, что ожидает похитителя. Тем более, Агаша сказала, что спустит изнасилование на тормозах и не станет на него заявлять и давить. Катя еще раз заглянула в бумагу следователя и в своем списке возле «пожарного инспектора» поставила большущий вопрос. Выходит, что у меня со следователем мысли идут в одном направлении. – С гордостью подумала она. Но пока Агашка не найдена, хвастаться нечем. Надо начать действовать! Хорошо ментам! В их распоряжении машины, собаки, разные там осведомители, да и у частного детектива помощники имеются, а у меня, что и кто? Нет! Как не крути, без профессионалов мне не обойтись. Я только и могу, что поикать Агашу по знакомым, так сказать, для своего успокоения. - Вздохнула Катя и направилась на кухню, - надо выпить кофе, и начать обзванивать знакомых, больницы и… морг. – Поперхнулась она горячим напитком, и закашлялась, глотая сладко – соленые слезы. – Неужели Агашку больше не увижу – у?!» - В голос по- бабьи плакала Катя, растирая по щекам черные слезы и, доставая с полки толстенный телефонный справочник; нашла нужный номер и уставилась на расплывающиеся цифры. Сняла с аппарата трубку, показавшуюся ей свинцовой, поднесла к уху и… подскочила на месте, - в ухе раздался жуткий трезвон. До девушки не сразу дошло, что звонят в дверь. – Кого это принесло? Неужели Остап?.. Как он невовремя. С трубкой в руках она подошла тихонько к двери.
- Кто? – Спросила она хрипло и всхлипнула.
- Катенька, ты дома? – Задала глупый вопрос тетя Зина.
Конечно же, это была она, Агашкина соседка по этажу, которая знала обо всем и обо всех. Жаль только, что она не знала, где находится сама Агаша.
Катя, возвратившись из Испании, еще раз позвонила подруге на работу и ее секретарь в очередной раз загробным голосом подтвердила, что директрисы нет. Тогда она зашла к тете Зине, та, как ни в чем не бывало, сидела у телевизора с котом на руках и смотрела долгоиграющий сериал, и на вопрос Кати на счет Агаши, только пожала плечами и отмахнулась от нее, как от осы.
- Не мешай! У меня тут такая любовь… Такие страсти… Никуда не денется твоя Агаша. Наверно, в своем музее ночует. – Не отрываясь от экрана, тараторила тетя Зина. - Она, как стала директором, так прямо куда там… К ней не подступиться, все некогда, видите – ли ей.
- В музее ее нет. Я несколько раз туда звонила. И из Испании, и вот только что… Секретарь сказала, что Агаша уже три дня не выходит на работу, и не звонит, и на звонки не отвечает. На ответственную Агашку это не похоже. Вы ж сами сказали, что она днюет и ночует в музее. А сейчас там ее нет, понимаете?! – Срывалась на крик Катя. - Тетя Зина, - умоляла она, - может, вы все-таки посмотрите у себя Агашкины ключи. А, вдруг она дома, может у нее с сердцем плохо. Да, мало – ли что могло с ней случиться. Вдруг она открыла кому-нибудь дверь, и ее… - Еле сдерживалась Катя, чтобы не заплакать. – Да, что вы, в самом деле?!
- А вот это, действительно, похоже на твою халатную подругу. Она запросто может открыть дверь кому угодно. Учила ее, учила, все, как об стенку горохом. Погоди, Катя! Сейчас будет реклама, и мы с тобой поговорим. – Через плечо сказала тетя Зина, и вновь прилипла к экрану.
Но рекламы Катя дожидаться не стала. Она себе под нос выругалась, чтобы отвести душу и напоследок, чтоб уж окончательно успокоиться, отыгралась на входной двери черствой соседки, хлопнув изо всех сил. Она решила низачто и никогда не прибегать к услугам тети Зины, даже здороваться с ней не станет, если той дороже Агафьи герои из фильма. Агашину дверь открыл по просьбе Кати дядя Сема, безотказный подъездный умелец, и даже денег не взял, узнав о причине «взлома». Они прошлись по Агашиной квартире, девушки там не было, ни живой, ни, слава Богу, мертвой. На кухонной мойке лежали аккуратно сложенные тряпочки, в сушилке для посуды одиноко стоял перевернутый Агашин бокал. Катя медленно обвела глазами кухню, все было до слез знакомо и близко ей. Вот на спинке стула висит Агашин фартук. Девушка, вероятно, спешила, что не убрала на место. Катя взяла его, чтобы повесить, в кармашке что-то звякнуло. - Ключи… - Катя улыбнулась. Как это было похоже на рассеянную Агашу. - Она обернулась и показала связку дяде Семе, вздыхающему за ее спиной.
- Что, Катерина, будем двигать отсель? – Переминался в нетерпении с ноги на ногу Семен Михайлович. - Вон и ключи запасные нашлись, не придется новый замок врезать.
- Сейчас, дядя Сема, минутку. Вот только цветы полью.
- И это верно, а то неизвестно, когда хозяйка сюда возвернется. Погибнуть могут… - Смахнул слезу Семен Михайлович не то, оплакивая живые цветы, не то их бедную хозяйку, которую он очень уважал и жалел. Через минуту они вышли из Агашиной квартиры и, не прощаясь, молча, разошлись по своим углам.
И вот, на тебе, тетя Зина сама собственной персоной явилась, не прошло и полгода. Небось, все фильмы пересмотрела, стало скучно, и она решила найти уши, чтобы выплеснуть на меня экранные страсти. Пусть своему коту рассказывает… - Сердилась Катя, топчась перед дверью и решая открыть или нет.
- Катюша, открой, пожалуйста! Мне надо кое-что важное тебе сказать.
«Я была права! Точно пришла с ворохом проблем сериальных персонажей. – Злилась девушка. – Ну, уж не – ет! Это слишком! До чего нахальная баба. Вот возьму и пошлю ее куда подальше».
- Катя – а, - продолжала скулить под дверью соседка. – Ты чо, обиделась на меня? Пусти, пожалуйста! У меня для тебя новости… Я ж не могу тебе в дверь кричать, а то здесь уши везде. А я, можно сказать, с доброй вестью пришла.
- Заходите уж! – Распахнула двери девушка, и повернулась к ней спиной, чтобы не сразу доставить радость своим трагическим зареванным видом.
- Я не одна… Тут к тебе люди пришли. Я хотела спросить у тебя разрешения по телефону, - зыркнула тетя Зина на трубку в руках хозяйки, - но у тебя, дорогая, было все время занято.
«Все время», - это одна минута, - подумала машинально Катя. – Зачем врать? Ну пришла и пришла… Кстати, а кого это она притащила за собой, заступников что-ли нашла?»
* * *
Агафья проспала гораздо дольше, чем намеревалась. Она может еще б спала, но ее разбудила жажда. Пить хотелось так, будто она накануне съела килограмм селедки, а перед этим выпила поллитра водки. Девушка хмыкнула от такого сравнения и удивилась себе. Раньше она не замечала за собой особой веселости, остроумия; ей и в лучшие для нее дни была ближе грусть, и плакала она гораздо чаще от печали, чем от радости. А сейчас ей совсем не хотелось лить слезы. «Надо поберечь жидкость, - весело подумала она, - а то неизвестно, когда придется напиться. Хорошо еще, что смогу без еды долго продержаться, вон, сколько сала накопила, - хмыкнула она и свернула на животе складку. Она вспомнила анекдот про худого и толстого, который, пока сохнет, худой сдохнет. - Вот и пригодились мне мои отложения! – Громко сказала она, прислушалась и вздохнула, - эха не было. – Жаль, придется общаться с собой. Приятно поговорить с умным человеком. – Проговорила Агафья и снова потрогала свой живот, ей показалось, что за последнее время накоплений прибавилось. – Плохо! Чо-то я стала расползаться, надо сесть на диету, а то приедет Котя, а я буду точная копия своей «сестры», только без рогов. – Снова хмыкнула девушка, опираясь о стену и поднимая тяжелое тело. – Тут хочешь, не хочешь, а сбросишь лишние килограммы, - уговаривала она себя, возобновляя прерванный путь. Она заставляла себя думать о приятном, о том, что через восемь…Нет, через восемь с половиной месяца приедет ее муж. Она встретит его красивая и стройная. – Надо будет к его приезду сделать себе стильную прическу, а то голова потеряла форму. Агафья вдруг неожиданно для себя рассмеялась, она вспомнила, как Катя заставила ее пойти в парикмахерскую и сделать прическу, даже ссудила на это целых пятьсот рублей. И Агаша послушалась и пошла… Просидела в кресле почти три часа, закрыв глаза. А, когда открыла, то себя не узнала, хотя парикмахерша и уверяла, что это она, Агафья, только с прической под названием «Последний крик». И Агафья, наверно б закричала от ужаса, но ей было неловко, и она вернулась домой без пятисот рублей, но зато с «Последним криком». Она вспомнила, как у тети Зины открылся рот при виде ее «крика». Одна Катя одобрила, - стильно, очень модно… Как это давно было. С моего дня рождения прошло так много времени. Столько произошло событий… Свадьба с Котей, свадебное путешествие… Как хорошо было в Италии…Тепло… - Потерла ледяные ладони девушка и обняла себя за плечи. – Море, вода… - Она облизала сухие губы. Очень хотелось пить. Агаша вспомнила о бутылке с Пепси – колой, которую ей дал ни с того, ни с сего охранник. Ей казалось, что Николай, мягко говоря, не симпатизирует ей, и вдруг… презентовал воду. Она вспомнила, как они с тетей Зиной сидели на кухне и кутили, обмывали Агашину новую должность. Соседка притащила водку и кучу разных закусок. – Я, вроде бы, тогда и немного выпила, а меня развезло, сильно рвало. – Вспоминала девушка, наощупь, продвигаясь вперед. Ее снова затошнило, но она сдержалась. - Когда ж мой организм освободится от хлороформа? – У Агафьи потемнело в глазах, и она машинально ухватилась за стену, пальцы погрузились в грязь. – Вода. – Прошептала она. Потом, недолго думая, вытерла о куртку грязную ладонь и залезла в карман. – Не может быть, чтобы не было платка. Он всегда был… - Бесцельно лазила она по многочисленным карманам, - носового платка не было! Отчаявшаяся девушка опустила руки и уставилась в темноту, боясь хоть на сантиметр отойти от того места, где обнаружила воду. Она вновь не торопясь поднесла руку к стене. Но теперь она станет умнее, повыше поднимет руку, чтобы поймать струйку. Рука сразу же уперлась в земляной свод, но ее пальцы коснулись холодной шероховатости железа. Агафья провела рукой вперед, назад… - Труба. – Удовлетворенно заключила она. На ощупь она не могла найти отверстие, капли растекались по всей ржавой трубе, собирались в одном месте и стекали по стене. Агафья поднялась на носки и попыталась языком дотянуться до спасительной трубы, но даже ее высокого роста не хватило. – Надо что-нибудь придумать. «Голова за плечами» - усмехнулась она, - для чего? Она вновь обстоятельно облазила все карманы, ничего, что могло б ей послужить емкостью для воды, не нашлось. Во внутреннем кармане лежал отмотанный рулончик туалетной бумаги. – А, что?.. Можно попробовать!» Девушка немного отмотала и поднесла бумагу к трубе. На ее удивление ей пришлось долго ждать, пока бумага намокнет, но какими вкусными показались эти несколько капель, выдавленных на язык. К сожалению, после двух пропиток бумага вышла из строя и развалилась, но это Агашу уже не огорчило. Во-первых, у нее еще оставалось немного бумаги, а во-вторых, для такой цели можно использовать тряпку. Должно получиться еще и лучше. И она подняла полу куртки и с помощью длинных ногтей, - спасибо Кате, - и зубов, оторвала кусок подкладки. Нельзя сказать, что окончательно утолила жажду, но наждачная бумага во рту исчезла и, если б, не рвотные позывы время от времени возвращавшиеся к ней, можно было б совершенно спокойно ожидать подмоги. А о том, что помощь рано или поздно должна была прийти, она ни секунды не сомневалась. Ведь милиционер должен был обнаружить пропажу своего автомобиля. А там дело времени! Он найдет сначала угонщика, а позже и похитителя. «Как Николай сможет посмотреть мне в глаза? И за что он так поступил со мной? Что я ему сделала?» – Вдруг заплакала Агафья, и села тут - же на земляном полу, спрятав мокрое лицо в коленях. Уходить с этого места она ни в коем случае не станет. Здесь вода… Жизнь…
* * *
- Ну, заходите, коли пришли! – Проворчала Катя, отступая вглубь прихожей. Она исподлобья смотрела на делегацию, сопровождавшую тетю Зину. – Только прошу меня извинить, мне очень некогда. – Катя многозначительно посмотрела на тетю Зину. – Так что на сериалы и пустую болтовню времени нет! – Подчеркнула она.
- Катечка, я понимаю, что это в мой адрес, но, кто ж знал, что с Агашей такое случится… - Непритворно заплакала тетя Зина, не опасаясь, что потечет тушь по морщинистым щекам, смывая дорогую пудру. Даже традиционные бигуди как-то жалобно позвякивали на ее волосах.
Катя шмыгала носом и удивленно рассматривала соседку. «Уж поистине должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, если она могла выйти на люди без своих кудряшек и ярко намазанных губ. Неужто с Агашей на самом деле случилась непоправимая беда? А эта толпа людей... Зачем?.. Надо было собраться такой кучей, чтобы сообщить?.. Что они хотят мне сказать?» - Думала Катя, переводя тревожный взгляд с одного лица на другое. Она насчитала шесть человек, не считая, тети Зины. Катя остановила взгляд на женщине и мужчине с забинтованной головой. У женщины была замотана шея, и она неестественно держала голову, будто аршин проглотила, а мужчина в бинтах был ненормально бледен. Катя обратила внимание, что он крутит головой в поисках стула. Она откашлялась и пригласила всю компанию в гостиную. Мужчины молчали, только женщина, присевшая на край кресла, все порывалась что-то сказать. Молчала и Катя. У нее оставалась хоть какая-то, совсем маленькая надежда на то, что Агаша жива, и она цеплялась за нее, боясь задать вопрос: «Что с Агашей?» В комнате повисла тишина, и только тетя Зина всхлипыванием разбавляла ее.
- Да, что ж вы все молчите?! – Хрипло вскрикнула женщина и тут – же закашлялась, хватаясь за шею. – Олежек, ты, где не надо горло дерешь, а тут заробел совсем. – Покачала укоризненно головой женщина, и ласково посмотрела на крупного мужчину, отводившего глаза.
«Ничего себе «Олежек»… - Отметила Катя фигуру шкафообразного парня.
- Да я, что? – Вдруг покраснел он, исподтишка разглядывая хозяйку квартиры. – Может, лучше Петро?.. Ведь я так… Главные действующие лица они.
- Ты «не так»! – Оборвала его женщина. – Ты наш спаситель. Если б не ты, то мы здесь сейчас не сидели.
- Тетя Даша правильно говорит, - наконец-то подал голос второй мужчина.
- Да – а! Как я посмотрю, вы спелись с моей тещей. – Ревниво взглянул на женщину с именем тетя Даша Олежек.
- Да из нас, из всех она оказалась более разумной. – Заговорили, перебивая друг друга, остальные. – Если б не тетя Даша, то мы не успели б спасти Агашу. Кто подсказал, где она может находиться? - Тетя Даша.
- Да, ладно вам! – С досадой отмахнулась женщина. – Мне не до ваших дифирамбов. Да и хозяйке это неинтересно. Ведь, судя по заплаканным глазкам девушки, - вас, кажется, Катей зовут?
- ??? – Молча, закивала Катя, глотая слезы.
- Она до сих пор не знает о судьбе своей подруги… – Подошла тетя Даша к Кате и заглянула ей в глаза. – Я права, Катюша?
Катя впервые была в таком идиотском положении, когда все обо всем знают, а она нет. К тому ж ей не нравилось, что в ее присутствии употребляют местоимение «она», будто ее здесь нет. Но что-то и у нее начало в голове проясняться. Имена тети Даши и Пети были ей хорошо знакомы, потому, как Агаша в последнее время их часто произносила. Катя вспомнила один из последних телефонных разговоров с ней. Она говорила, что они вроде бы мертвы, а их трупы исчезли, и вообще, со слов Агаши, - они вовсе и не трупы. Теперь и сама Катя видит, что они не трупы, а очень даже живые, особенно темпераментная тетя Даша, которая не может сидеть на месте, а бегает по комнате. И что-то Кате подсказывало, что и Агаша далека от трупа, иначе, зачем сия компания заявилась к ней. Ведь, чтобы сообщить трагичное известие и принести свои соболезнования, достаточно одному кому-то позвонить по телефону, и все! И приличия соблюдены, и в глаза собеседнику смотреть не надо.
- Ну, так… - Разозлилась Катя. – Хватит меня держать в неведении. – Я приму любое известие. Говорите прямо! Что Агаша жива, я уже сообразила, но, что с ней, она ранена? Кто ее?.. Где она?
- Страшное уже осталось позади. – Тихим голосом произнес мужчина с забинтованной головой. Он для убедительности сказанных слов отлепился от диванной спинки и посмотрел Кате прямо в лицо. – Вы мне верьте! Я врач…
- Он врач. - Подтвердили собравшиеся, кивая, как болванчики головами.
- Она сейчас в травматологии, у нее сломана рука. Но ничего страшного! Перелом закрытый… Девушка в сознании…
- В травматологии, сломана рука… - Повторяла обескураженная Катя. – А у нее на работе все с ума сходят, что ее три дня в музее нет. А я всех на уши поставила. Вон… - Кивнула она в сторону соседки, - чуть не поссорилась с тетей Зиной. Мы ведь думали, что она пропала, похитили ее, я даже заявление о пропаже написала в прокуратуру, а она всего навсего сломала руку, - с сарказмом подчеркнула Катя. – А, если, как вы говорите, Агаша в сознании, она, что, не могла сообщить об этом? На работу, или тете Зине?.. «Прав был следователь, когда не хотел у меня брать заявление раньше срока», - сердито думала Катя.
- Катечка, вы напрасно так! Сядьте! – Докторским голосом приказал мужчина с забинтованной головой. – Вашу подругу только сегодня, пару часов назад, вытащили из подвала, еле живую. Ее откопали, она была засыпана землей. А вы – ы… Эх вы – ы! А она, между прочим, первым делом, когда ее укладывали на носилки, попросила оповестить всех по телефону, чтобы не беспокоились о ней. От нее мы – то и узнали телефон вашей соседки. Ваш-то она нам не дала… - Злорадно произнес доктор.
- Меня в городе не было, я только прилетела. - Опустила Катя голову. Ей было стыдно, что она плохо подумала об Агаше, обвинила ее облыжно.
- А, когда прилетела, то сразу же забеспокоилась, - встряла тетя Зина, становясь мощной грудью на защиту соседки. – А я, Катечка, когда мне вот они позвонили, то сразу решила, что надо прийти к тебе, и все объяснить. Знаю ведь, что ты с ума сходишь.
- Значит, все нормально? – Улыбнулась Катя сквозь слезы.
- Рука заживет… - Неопределенно ответил забинтованный доктор.
- Вы что-то не договариваете? – Забеспокоилась Катя. – Может, нужны лекарства?!
- Видите – ли… - Постучал доктор по своей голове и улыбнулся. – Я сам еще на больничном и не могу вам точно сказать, но, лечащий вашу подругу врач сказал, что опасается как бы к перелому не добавилось сотрясение мозга. Больная жалуется на тошноту. А, может - это последствия хлороформа? Вашу подругу усыпили хлороформом, прежде чем закрыть ее в подвале. А потом она почти четверо суток была в замкнутом пространстве, вентиляции никакой… Но, это тоже дело времени! Молодая… Пройдет.
- Вы думаете? – Снова улыбнулась Катя.
Она задала риторический вопрос, потому что сама была больше чем уверена, что все беды Агафьи уже позади. И сотрясение мозга, и тошнота - это просто ерунда по сравнению с тем, что она уже пережила. Теперь, пока нет Кости, она сама будет следить за Агафьей. И первое, что она сделает, - это заставит ее уволиться, из этого чертова музея. А сейчас она заведет своего любимого «Жука», она очень по нему скучала в Испании, и поедет к Агашке в больницу, и беда тому, кто встанет на ее пути. «Может, прихватить с собой гребень?» - Подумала Катя. Она мыслями была уже далеко от своей квартиры и от незнакомых гостей, которые с улыбкой и пониманием смотрели на девушку, витавшую в облаках.
- Мы, пожалуй, пойдем! – Вдруг засуетились они и, подталкивая друг друга, гуськом двинулись в прихожую.
- А чай или кофе?! – Встрепенулась Катя. – Я вас ничем не угостила, а вы ведь принесли мне благую весть. Мне так неловко. Может, останетесь? – Без энтузиазма уговаривала она одевавшихся гостей.
- Нет, нет, нам уже пора! Не беспокойтесь! Мы ж понимаем, как вам хочется побыстрее увидеть свою подругу.
- Иди, иди, Катюша! Передай ей привет от меня! – Прежним поучающим тоном наказывала тетя Зина. – А «гонцов» я и сама попотчевать смогу. Небось, у меня в холодильнике поболей твоего, имеется. Ты ж только приехала, еще не отоварилась.
Катя еле дождалась, когда за гостями закроется дверь. И только, когда прохладные струи душа вернули ей бодрость и способность размышлять, она вдруг подумала о самом главном, кто запихнул Агашу в подвал?
* * *
- Петр Петрович?! – Удивилась очнувшаяся Агафья, - вот уж кого–кого, а вас возле себя я б хотела увидеть в последнюю очередь. – Решительно произнесла девушка и сразу застеснялась своей бестактности. И разозлилась на себя, чувствуя, как краснеет, и стала извиняться за свою грубость, и благодарить следователя за то, что он спас ее. В конце - концов, стала заикаться, сбилась и замолчала, тупо уставившись в его погон.
- Мне нет прощения, Агафья Викторовна, - взял руку девушки следователь и поднес к губам. Но перед этим оглянулся на дверь, - нет – ли свидетелей?! Палата была одноместной, и никого, кроме них не было, но, на всякий случай мужчина понизил голос. – Агашенька, я очень перед вами виноват. Но и вы тоже…
- Не понимаю… - Вновь покраснела Агафья и попыталась вырвать свою руку из мокрых ладоней следователя. «Ишь, как волнуется, аж вспотел весь». - Подумала она. - Петр Петрович, выражайтесь, пожалуйста, яснее! – Наконец-то вытащила руку Агафья, засунула ее под одеяло, и долго вытирала о простынь. Ей было неприятно и брезгливо, она вспомнила, как долго отмывалась после его прикосновений, когда он везде трогал ее своими липкими руками. Девушка вытерла губы, будто на них мог еще остаться его мокрый поцелуй. – Фу! Какая гадость!
- Да – да! – Согласился следователь, и быстро – быстро закивал головой. - Я, действительно, вел себя омерзительно, но, повторяю, в этом и ваша вина. Не перебивайте! – Крикнул он, и тут же оглянулся на дверь. – Я постараюсь вам объяснить, - снова понизил он голос почти до шепота, и Агафье пришлось напрягать слух, чтобы услышать его бормотание. – Вы, Агашенька, виноваты в том, что слишком хороши. Ваша красота спровоцировала меня на дурной поступок.
- Что – о?! Ну – у, знаете – ли, - это уж слишком! Петр Петрович, может у меня мозги и сотряслись, но они еще остались. И с вашей стороны просто… просто… - Не могла найти слов Агафья. – Просто гнусно говорить такие банальности. Давайте сделаем так: вы меня спасли, и я вам за это благодарна, и постараюсь вычеркнуть из памяти то, что вы меня изнасиловали.
- Агаша – а! – Закричал следователь, вскочил и резко открыл дверь. В конце дальнего коридора за столиком сидела дежурная мед. сестра, и что-то читала.
- Петр Петрович, да вы, к тому ж еще и трус! – Язвительно произнесла Агафья. – В автомобиле вы были значительно смелее, когда срывали с меня одежду.
Агафья бросала в его мерзкое лицо слова, не выбирая выражений. Она представила, будто рядом стоит ее подруга Катя и одобрительно кивает головой. Но рядом была не Катя, а Петр Петрович. – Смотри – ка, стоит себе и не думает уходить. – Сердито вскинула брови девушка и в упор посмотрела на улыбающееся жалкое лицо следователя. «Интересно, а что он станет делать, если я закричу?! –
Пришла Агафье в голову дурацкая мысль. – Прыгнет из окна? А, если его стукнуть загипсованной рукой?.. Попросить, чтобы наклонился, да и огреть изо всех сил по шее?.. – Думала девушка, насмешливо на него глядя. – Ладно, пусть живет. Спаситель все-таки… Кстати, на счет спасителя…» - Вдруг вспомнила она.
- Петр Петрович, вы молчите? Значит, я права и вам просто нечего мне сказать. Можете меня не бояться. Если я раньше по горячим следам не сдала вас вашим же коллегам, то теперь уж и подавно. Как-никак вы спасли мне жизнь. Что вы машите руками? Сейчас скажите, что исполняли свой долг… Я у вас вот что хочу спросить: «Николая посадят?»
- Какого Николая? – Растерянно посмотрел следователь на Агафью, мечущую искры.
- Ну, того, который меня усыпил хлороформом и засунул в милицейскую машину.
- ???
- Петр Петрович, я имею в виду человека, который запихнул меня в подвал…
- ??? – Покачал головой следователь и развел руками.
- Он у нас в музее охранником работает. Вернее, работал… - Все неуверенней и неуверенней объясняла Агафья. – Вы, разве его не взяли? Разве это не он сказал вам, где я нахожусь? А, кто? Ничего не понимаю! Петр Петрович, это что, тайна следствия?
- Агашенька, - присел на краешек стула мужчина, опустил глаза и закашлял, - мы с вами друг друга, вероятно, не поняли. Мне позвонили в прокуратуру, врач со «скорой» позвонил, они обязаны ставить в известность правоохранительные органы, если обнаружено тело со следами насильственной… - Осекся следователь. – Вообщем, обязаны, и они позвонили, что вас нашли какие-то люди в подвальном помещении.
- Это был подземный коридор. - Перебила его Агафья. Она начала догадываться, что этот человек к ее спасению не имеет никакого отношения. И она напрасно метала бисер перед этой свиньей в прокурорском одеянии. – Так, что это были за люди? – Торопила она его.
Ей не терпелось узнать имя человека, который ее вытащил, можно сказать, из могилы. Агафья вздохнула и закрыла глаза, ей стало страшно…
* * *
Катя решила не брать с собой дурацкий гребень, Агафья еще успеет насмотреться на уродство древних ювелиров. Только металл зря перевели, да камни… Катя, вспоминая восторги своей подруги по поводу раритета, очень внимательно рассматривала гребень, когда он оказался в ее руках, даже всовывала в волосы, но в экстаз не пришла. Груботня… «Лучше возьму Агашке икорочку, у меня где-то завалялись пару баночек, конечно фрукты и, так и быть, - улыбнулась Катя, - куплю Агашке торт, пусть лопает. Сейчас ей необходимы витамины и калории. Шутка – ли, три дня, даже больше, была без еды и воды. Ну, без еды, еще, куда ни шло, - думала Катя, - а, вот, как она продержалась без воды?..» Познания Кати в медицине были на уровне популярной медицинской энциклопедии, поэтому она с ужасом представляла себе страдания подруги. Катя передернулась и вытащила из холодильника еще три бутылки боржоми, - на два дня ей пять бутылок хватит, плюс к воде еще и фрукты… а потом еще привезу, - рассуждала она, выволакивая на площадку три набитых огромных пластиковых пакета. – Не знаю, есть – ли у нее ночнушка, женское белье. – На всякий случай, Катя прихватила несколько пачек с прокладками. – Вроде бы я ничего не упустила из виду, - задумалась она и водрузила пакеты на заднее сиденье «Жука». На дорогу до больницы у Кати ушло минимум времени, ибо она мчалась, как угорелая. Еще несколько минут потерялись на уговоры нянечки, чтобы пропустила ее, ибо та все
твердила, как попугай: «Нельзя. У больной посетитель, у больной посетитель…» Но, когда санитарка увидела хрустящую ассигнацию в Катиных пальцах, словесный понос сразу прекратился и перед девушкой распахнулись больничные двери того же поносного цвета. Катя вспорхнула на четвертый этаж, мило улыбнулась скривившейся особе в белом чепце, вихрем промчалась по длинному коридору, посматривая на ходу на таблички с номерами, резко притормозила, выдохнула, задом открыла дверь в Агашину палату, и…остолбенела. От увиденной картины любой мог впасть в ступор, а не только впечатлительная Катя. Перед кроватью Агаши на коленях стоял мужчина в кителе и при погонах, и что-то быстро шептал ей, как показалось Кате, извинялся. Агаша смотрела на него, как на слизня. И раздавить жалко, и в руки взять противно, - вот, что говорили ее глаза. Это продолжалось не более минуты, Катя даже не успела вволю полюбоваться романтическим кадром, ибо в следующую минуту, «кадр» поменялся, теперь его можно было назвать: «Не ждали…» Мужчина резко поднялся с пола, однако не забыл одернуть брюки и смахнуть невидимую пыль с колен, и уставился на Катю.
- Катька!!! – Закричала Агафья, и вскочила с кровати, оттолкнув импозантного мужика. – Как я рада тебе! Наконец! Наконец ты приехала! - вопила девушка, обнимая здоровой рукой подругу и не замечая, что ее груди вываливаются из глубокого декольте больничной застиранной рубахи.
- Я рад, что ваше настроение поменялось, Агашенька, - подобострастно произнес мужчина, - и могу теперь со спокойной душой покинуть вас. Надеюсь, что депрессия больше к вам не вернется.
- Вы еще здесь? – Сердито спросила Агафья, оборачиваясь на голос.
- ??? – Неуклюже топтался на месте мужчина, посматривая недоверчиво на Катю.
- Да не бойтесь, - это моя подруга. - Иронично произнесла Агафья. – Что-то вы, Петр Петрович, от каждого стука шугаетесь? Нервы у вас не в порядке. Надо бы полечиться. Теперь, думаю, вам понадобится не психолог, а психиатр. – Добавила с сарказмом Агафья и подморгнула ничегошеньки непонимающей Кате.
Когда девушки расцепили объятия, странного мужчины в палате не было, остался сладковатый запах мужского дорогого парфюма.
- Агаша, - это кто? – Кивнула Катя на закрытую дверь, не забывая в то же время выкладывать из пакетов принесенные продукты и вещи. – Агаша, это рубашка, поменяй быстрее казенное безобразие на французский шелк! – Командовала девушка. И не только командовала, но уже помогала Агаше стаскивать через голову ситцевую рубашонку непонятной расцветки и неизвестного размера. – Красота! – Склонила к плечу голову Катя. – Тебе очень идет. И, главное, не синтетика, шелк натуральный. – Поясняла она, с нежностью глядя на осунувшееся личико подруги.
Катя сразу заметила перемены в Агаше. И дело было, конечно, не в казенной одежде. У Агаши под глазами синие круги, щеки стали меньше, но образовались носогубные складки, правда, неглубокие. «Ничего, вколем «ботекс», и они сгладятся, - думала Катя, посматривая на Агафью. – Мне кажется, что у нее даже руки и ноги стали тоньше. Это хорошо! А грудь стала еще больше, или мне это только показалось?»
- Агашка, - хмыкнула, не сдержавшись, Катя, - тебе надо будет скоро лифчики поменять, в старые наверняка уже груди не влезают.
- И не говори! – Вытаращила глаза Агафья, и вдруг сморщилась, поднесла руку ко рту и забежала за перегородку.
И все – таки у нее сотрясение мозга. – Покачала головой Катя, слушая «рыканье» Агафьи над унитазом. – Значит, подозрения лечащего доктора оправдались. Но, ведь это могут быть последствия хлороформа, - состроила умное лицо девушка. – А анализы, что?..
- Агаша – а! – Закричала Катя, - а анализы тебе уже делали?
- Не все. – Появилась Агаша, вытирая салфеткой губы. – Извини меня, Катька! Мне самой уже противна бесконечная рвота. Она выматывает меня. Но, хватит обо мне! Давай, рассказывай, как ты отдохнула?
- Распрекрасно! – Одернула она подругу. – Потом все расскажу и покажу, фотографий целая куча. Давай все – таки вернемся к тебе. Ты мне лучше скажи, ты уже знаешь, кто тебя похитил? А то ко мне приходила сегодня делегация. Они рассказали, что с тобой произошло, вернее, они сказали, что тебя выкопали из земли. Будто ты была замурована под землей… - Сбивчиво рассказывала Катя, продолжая разглядывать подругу. «Что-то в ней все – таки, изменилось, но, что, не могу понять».
- Похитителя я знаю! – Помрачнела Агафья. – Представляешь, он работал в музее. – Замолчала она и затеребила рубашку на животе, наматывая на палец скользкую шелковую ткань.
«Вот, что изменилось, - молча, констатировала Катя. – У Агашки увеличился живот. А я еще с дури приперла ей торт. Только Агашка выпишется домой, срочно посажу ее на диету: надо исключить из рациона мучное и сладкое. – Задумалась Катя, составляя в уме примерное меню. На какое-то время, усевшись на любимого конька, Катя потеряла нить разговора. О ком это она?..» - Встрепенулась девушка и всплеснула руками, вскакивая со стула.
- Ну, вот! – Скрестила она победно на груди руки. – А ты мне все не верила! Хорошо еще, что тебя вовремя нашла тетя Даша. Посмотри, на кого ты стала из-за Федора похожа. Тоненькие ручки и ножки на рахитичном животике. – Сказала Катя и сразу пожалела о своих словах, и пошла напопятный. – Хотя, это даже хорошо, лучше стало! – Тараторила она, заглядывая подруге в глаза.
Но Агаша не обратила внимания на замечания подруги, и не обиделась. Катька всегда недовольна ее внешностью и постоянно хочет ее корректировать. Иногда Агаша подается на уговоры, но большей частью, нет, потому, что красота с точки зрения Катерины, - это обтянутый кожей (желательно загорелой) скелет в дорогущих шмотках из бутика. «Худеть до дистрофичного состояния я не буду, тем более, сейчас, у меня и так голова кружится». – Пожалела себя Агафья и нырнула под одеяло, уставившись на стену. Ей снова вспомнилась жуткая картина, когда на нее с потолка посыпалась земля. Это произошло внезапно, и было так страшно и, главное, что в кромешной тьме она не знала, куда ей бежать. Она интуитивно обхватила голову обеими руками и сунула ее между колен. Сразу она не почувствовала боль в руке, боль пришла уже здесь, в больнице. Врач объяснил ей, что это из-за шока. А тогда, в подвале она чувствовала только тяжесть падающей земли. А сверху все продолжала и продолжала сыпаться земля, и казалось, что этому не будет конца, и ее засыплет всю, и никто ее не сможет найти. У нее не будет даже нормальной могилы, куда смогут прийти Костя или Катька, чтобы повздыхать и положить цветы. И виновата в этом будет только она, Агаша. Зачем ей взбрело в голову потянуть за злосчастную трубу? Конечно, ее мучила жажда, и высасывать с тряпочки по капле казалось мало. Она захотела больше, ей захотелось сразу много воды и, что?.. Получила?. Ржавая труба отломилась сразу. Агафья не рассчитывала на это и повисла на ней всем своим весом в девяносто шесть килограммов. Труба хрупнула и саданула Агафье по руке. - Хорошо, что не по голове… И вместо воды на девушку посыпалась ржавчина, а потом и тонны земли. «А, может и по голове угодила? – Пыталась припомнить Агаша. – Что ж меня так тошнит?..» Она хотела заплакать, но быстро передумала. Пожалеть она сможет себя и позже, когда останется в палате одна, а сейчас она вволю пообщается с приехавшей Катькой. Она так по ней соскучилась, что согласна выслушивать любую критику. «Что она там мне говорила?..»
- Катюша, - заскулила Агафья, - что, действительно, у меня вырос сальник на животе? И тортик уже не – е?.. - Жалобно посмотрела она на большую красочную коробку.
- Ну, раз привезла, так уж лопай, что с тобой делать. Я-то думала, что ты в заточении совсем отощала, а ты… - Не удержалась Катя и хихикнула, но тут - же притихла, вспомнив, что пришлось пережить Агаше. – Агашка – а, а ты была права!
- ??? – Вопросительно посмотрела Агафья на Катю, однако жевать не перестала, торт был просто объедение, такой, как она любила: рассыпчатое песочное тесто через масляный крем перемежалось с безе, и вся эта необыкновенная вкуснота была залита толстым слоем шоколада. «Конечно, после такого лакомства у нее на животе появится еще одна жировая прослойка. Агаша уже вывела для себя неприятную закономерность: калории почему-то облюбовали два места в ее теле: живот и щеки». – Она с сожалением посмотрела на остаток торта, и решительно отправилась мыть руки. «Даем завтра… Или сегодня на ужин только маленький ломтик, а остальное… завтра…»
- Я всегда права! – Облизала Агафья губы и умиротворенно улыбнулась. «Ну, почти всегда… - Вспомнила она свою промашку в отношении подвальной трубы. – Но про злосчастную трубу Катька пока не знает. И хорошо! Представляю, сколько будет крика, если ей рассказать всю правду. Что я по своей глупости устроила обвал грунта, под которым и сама чуть не погибла. И неизвестно, чем бы все кончилось, если б вовремя не подоспела помощь. Почему, интересно, я была уверена, что меня спас следователь. Может, мне так хотелось?! Чтобы он именно так загладил свою вину, вытаскивая меня на руках из-под руин. А он даже этого не сделал. – Горько усмехнулась Агафья. – Ну, и черт с ним! Я его еще раньше простила. И вообще… Не хочу даже думать об этом слизняке». – Сморщилась девушка.
- Что? Снова тошнит? – Участливо спросила Катя. – Может, много торта съела? – Косанула она на жалкие остатки, потерявшиеся в большой коробке.
- Нет – нет! – Испуганно вскрикнула Агафья, и на всякий случай спрятала торт в холодильнике. – Это не от торта, просто вспомнилось неприятное.
- Представляю… Но ничего, время лечит! Главное, что ты нашлась. Кстати, твоя уборщица, действительно, уникальная женщина. Я имею в виду тетю Дашу. – Как недоумку объясняла Катя Агафье. – У нее прямо-таки экстрасенсорные способности. Иначе, чем объяснить, что она сразу сообразила, где тебя искать. Агашка, ты чо, заснула, что – ли? – Поводила Катя рукой перед лицом застывшей подруги. – Так ты, что… - Вдруг сообразила она, – …до сих пор не знала, что тебя нашла тетя Даша?
- Я до сих пор не знала, что она вообще жива. – Выдохнула Агафья. – Конечно, я предполагала, что дело здесь нечисто. И с ее пропажей, и с телом Петра…
- И Петр тоже жив. – Поспешила успокоить подругу Катя. – Насколько мне известно, а я знаю очень – очень мало, и его, то есть Петра, тоже спасла тетя Даша. Уж всех деталей, извини, я не знаю. Вот встретишься с ними, и они подробненько тебе все расскажут. Главное, что они сами остались живы, и тебя спасли.
- Вот видишь, Катька, - гордо посмотрела на нее Агафья. – Я ведь догадывалась, что они живы. Поведение дочери тети Даши, ее зятя и внука подсказало мне, что они не очень-то горюют. Ты меня понимаешь, что я имею в виду? – Подозрительно посмотрела Агафья на Катю. Ей показалось, что та слушает ее без интереса. «Может, не верит?..» - Честное слово! – Для убедительности Агафья даже ударила себя в грудь. – Я ж, помнишь, тебе в телефонном разговоре упоминала, что трупы Петра и тети Даши, вроде как и не трупы.
- Да, помню я! – Махнула рукой Катя. – Я сейчас думаю не о том… Конечно, ты молодец! – Поспешила она похвалить подругу. – Хотя, и даешь иногда промашку в суждениях… - Добавила Катя, и злорадно усмехнулась.
- Когда? В каких? Ты что имеешь в виду? – вытаращила глаза Агафья.
- Да, в таких!.. Кто постоянно защищал директора? Ты – ы, дорогая, ты – ы!
«Федор Иваныч – душка, Федор Иваныч – реставратор от Бога, Федор Иваныч …» - Сюсюкала Катя, подражая голосу Агафьи и, закатывая глаза. – И, кем оказался твой
разлюбезный Федор?..
- Кем?! – Испуганно воскликнула Агафья.
- У тебя, Агашка, на счет отравления хлороформом не знаю, а мозги точно сотряслись. – И Катя обидно покрутила у виска пальцем.
* * *
На общем собрании было решено, что в прокуратуру всей честной компании являться не надо, голосованием выбрали тетю Дашу, Петра и раненого доктора. Повязка на голове последнего сыграла решительную роль, так сказать, сам пострадавший явился, чтобы дать показания. Для пущего эффекта выбранная делегация подкатила к прокуратуре в карете скорой помощи, до нужного момента скрываемой на старом заброшенном кладбище. Дежуривший майор сначала немного повыкобенивался, но, приняв во внимание, что явившиеся пострадавшие, не только знают, кто нанес им увечья, но им известно и место нахождения оных, любезно выписал пропуски к прокурору. Первой мыслью у Петра Петровича, когда он увидел объявленного в розыск доктора Мишкина, была – срочно вызвать охрану и надеть на беглеца наручники. От скоропалительного решения следователя остановила марлевая повязка на его голове, да и видок у доктора был хреновый. «К тому ж, какой, же он беглец, если пришел сам, скорее всего, с повинной, - мысленно рассуждал следователь. – А, может, не сам?.. Может, его привели эти двое?»– Перевел он взгляд на стоящих рядом с доктором людей. Следователь не поверил своим глазам, у него начала отваливаться челюсть, и он, не сводя глаз с худощавого мужчины, полез в стол и достал стопку фотографий. Отбрасывая сердито одну за другой, он пододвинул к себе несколько снимков, снятых фотографом криминалистом, в разных ракурсах. На одной фотографии на лице трупа лежала подушка, на другой – труп покоился уже без орудия преступления, а само «орудие», то есть подушка, лежала рядом, на третьей крупным планом было снято лицо потерпевшего без признаков жизни. Следователь еще раз внимательно, взяв лупу, рассмотрел снимок и перевел взгляд на мужчину. «Не может быть!» - Прошептал Петр Петрович, и отхлебнул воды прямо из бутылки.
- Да, вы рассаживайтесь, - растерянно произнес он. – Может, водички? – Протянул он бутылку посетителям.
Те любезно отказались, пошептались между собой и решили, что слово надо дать тете Даше. Женщина немного поерзала на неудобном стуле и стала рассказывать. Она, чтобы следователю стало все ясно, решила начать с самого начала. Как у нее возникли подозрения, что в краеведческом музее не все чисто, время от времени появлялись люди, которые в это время должны были находиться совсем в другом месте. Мало того, появлялись ниоткуда, будто проходили сквозь стену. Поначалу она приписывала данные явления фантомам, потусторонним сущностям, вообщем, привидениям. Присутствие оных в музее, расположенном в старинном купеческом особняке ее не удивляло. Но, когда делилась с сотрудниками музея своими догадками, те скептически ухмылялись и переглядывались между собой.
- Вот примерно так они и ухмылялись, господин следователь, как сейчас вы… - Улыбнулась тетя Даша, ничуть не обидевшись. – Но у вас профессия такая, - относиться ко всем и всему с недоверием и сомнением.
Пока женщина рассказывала «небылицы», Петр Петрович слушал ее в пол уха. Он давно б уже выпроводил из кабинета странную, мягко говоря, посетительницу, но его мысли были далеко от чуши, которую несла женщина, он все сверял лицо на фотографии с личностью мужчины, сидящего прямо перед ним. «Может двойник? Но, какой там, к черту, двойник… Паспортные данные совпали с паспортными данными трупа. Мистика… - Подумал следователь и раздраженно посмотрел на женщину. – И эта туда же! Фантомы, привидения, сущности… Может, не так уж была далека от истины Агафья, когда намекнула, что мне не помешал бы психиатр. А, что? Таких вот два – три посетителя в день, и точно свихнешься».
- Мадам, а вы знаете, где находитесь в данное время? – Участливо, но не без иронии посмотрел он на женщину. – В каком веке вы живете, и какой сегодня у нас день.
- Я понимаю, что мой рассказ кажется вам фантастическим, но, пожалуйста, выслушайте меня до конца, ибо все остальное реально. – Вздохнула тетя Даша и потрогала горло. – Хотя, по мне пусть бы лучше это были привидения. От них нет никакого вреда, в отличие от живых людей, которых и людьми-то назвать нельзя, твари они, нелюди.
- Гм – м, - промычал следователь, и постучал по циферблату. – Если можно, то ближе к делу, если конечно у вас есть дела, которые решаются на уровне правоохранительных органов, а не на уровне ловцов привидений. – Улыбнулся Петр Петрович своей остроте, и косанул на «живого трупа». «А, может у меня серьезно, что-то с головой, передо мной сидит здоровый и ЖИВОЙ бывший труп. Или это его привидение?..» – Потряс головой следователь, но мужчина из поля его зрения не вышел. Следователь глубоко вздохнул и с досадой сказал, - у меня время по часам расписано, а вас здесь трое. Так что оставьте время и для своих товарищей. Что-то мне кажется, что у них для правоохранительных органов есть более интересная информация. – И Петр Петрович выразительно посмотрел на доктора Мишкина. Тот в знак согласия опустил голову.
- Еще немного, пожалуйста… - Умоляюще сложила ладони тетя Даша. – Дальше вы сами уясните, что без прелюдии было не обойтись. А мужчины, пришедшие вместе со мной, - так это звенья одной цепи. Это пострадавшие от руки одного и того же человека, вернее, двух… Их было двое. - Поправилась тетя Даша.
- Фу – у, наконец-то… Вот мы с вами и добрались до цели вашего визита в прокуратуру. – Строго посмотрел он на Мишкина. - Вы хотите сделать заявление? Если я правильно понял, доктор, вы пришли с повинной?
- ??? – Смущенно улыбнулся доктор и недоуменно пожал плечами. После ранения у него еще туго соображала голова.
- Гражданин следователь, - подал голос Петр. – Заявление мы будем писать вместе, вернее, каждый за себя. Вы только скажите, на чье имя и, как излагать? Может, на это имеется специальный бланк… Чтобы было, так сказать, все по букве закона.
- Не понял! Так вы, гражданин Мишкин не с повинной пришли? – Поднял брови Петр Петрович. – А я-то уже подумал, что вы решили сами признаться.
- Я сам и решил! И давно… Только из-за травмы, - постучал он себя по забинтованной голове, - не мог сразу к вам явиться. А, знаете, я ведь сразу заподозрил Федора Иваныча в отравлении санитарки. Я у него не нашел под матрацем транквилизаторы. А раньше, до этого несчастья с Клавдией Никитичной, я случайно увидел, как Федор Иваныч прячет под матрац, назначенные ему таблетки. – Сумбурно объяснял доктор. – Наверно, я не очень понятно все это преподношу, - оправдывался он, видя скептический взгляд следователя, - но это все из-за травмы. Я понимаю, что виноват…
- Да, в чем ты виноват, доктор?! – Возмущенно крикнул Петр, зло, покосившись на следователя. – А вы, гражданин следователь, вместо благодарности, что мы оказываем помощь следствию, еще и придираетесь. Вы, что не видите, что человек ранен? Он мог бы спокойно отваливаться на больничной койке, а он…
- Не надо, Петр! – Махнул рукой доктор, останавливая словесный поток своего защитника. – Следователь прав, я действительно виноват.
- Ну, вот. Так уже лучше… Рано или поздно преступник осознает свои ошибки. И хорошо, если не поздно… - Назидательно поднял палец следователь. – Это зачтется на суде.
- Моя вина… - продолжил доктор, прервав следователя, - что я сразу не высказал свои подозрения. А Федор Иванович оказался побойчее, и решил не ждать, когда я к вам приду и, - показал доктор на свою голову, - нанес мне удар первым. Когда я дежурил на «скорой» (я подрабатываю на станции скорой помощи) поступил вызов, что мужчина получил травму головы.
- И, что? – Подался вперед заинтересовавшийся Петр Петрович.
-Я и поехал… Я ж травматолог… - Объяснял доктор непонятливому следователю. – Ну, а, что случилось дальше, - вы сами видите. Травма головы оказалась у меня. И не сидеть бы мне здесь перед вами, если б не случай. Хотя, -
- улыбнулся доктор. – После общения с тетей Дашей, я в случаи не верю. Ничего случайного в нашей жизни нет, все взаимосвязано. Кто-то очень умный, там сверху – доктор задрал голову, - смотрит на нас и воздает «всем сестрам по серьгам».
«А, что? Может это и кажется фантастичным, но если проанализировать свои поступки, - задумался следователь, - то можно увидеть и наказания за них. Он передернулся от неприятной мысли, вдруг пришедшей в его голову. – Агафья… Она-то простила ему, он был в этом уверен. Но там, наверху, простится – ли ему раскаяние? Он копался в своей душе, но не обнаружил мук совести». Тихий размеренный голос доктора вернул его на землю.
- …только после того, как мне пробили голову, я осознал, что это самое малое наказание мне. – Закивал головой доктор в подтверждение своих слов, - да – да, ведь я остался жив, а голова, - ткнул он себя пальцем, - это ерунда, заживет.
- Ну, это вы уж загнули, доктор! - Усмехнулся следователь и провел ладонями по лицу, будто сбрасывая наваждение. - Вам-то за что наказания? Вы ж лечите, облегчаете страдания…
- А мысли?.. – Перебил его доктор. – Вы и представить себе не можете, сколько негативных мыслей в этой голове. – И он постучал себя по лбу. - После ранения я даже думать стал иначе. Так что Федор Иваныч хотел забрать у меня жизнь, а сам того не желая, вернул меня к НОВОЙ жизни.
- Ну, к новой жизни вас, доктор, вернул все-таки Виктор. Если б случайно бомж не зашел в подъезд, у вас не было б ни новой, ни старой жизни. – Засмеялась тетя Даша.
- Вот вам еще подтверждение! Случайностей не бывает! – Назидательно произнес доктор.
- Я вам не мешаю дискутировать? – Хотел рассердиться Петр Петрович, но не смог. Ему было интересно слушать необычных для его кабинета посетителей. Он переводил взгляд с одного на другого и думал: «Может то, что именно сегодня в моем кабинете сидит и разглагольствует эта необычная компания тоже для меня не случайно?» - Вы, может, введете меня в курс, кто такой бомж? – Заерзал в нетерпении следователь, придав суровость своему голосу.
- А он уже и не бомж! - Засмеялся доктор. – У Виктора, так зовут моего спасителя, со вчерашнего дня появилась крыша над головой. Правда, пока что он живет в нашей больнице, куда его взяли работать фельдшером. Но, говорят, что у него есть жена и ребенок. Значит, есть и дом!
- Это, конечно, все интересно, но заявления вы писать не передумали, или надеетесь на то, что сам ГОСПОДИН СЛУЧАЙ поможет вам наказать ваших обидчиков? – С сарказмом произнес следователь.
- Нет – нет, будем писать! – Категорично заявили посетители.
- Если не секрет, кто ж второй? Первый подозреваемый – это небезызвестный нам Федор Иваныч. Кстати, Банк собирается подавать на него в суд за уклонение от уплаты кредита. Он взял в банке тридцать тысяч американских долларов. Так что к убийству, если отравление – его рук дело, добавится еще одно преступление.
- Да – а, - как-то не очень уверенно подтвердил Петр. – Целая куча. Он меня закрыл в подвале, больного. У меня был инфекционный менингит, к которому присоединилось еще и воспаление легких. И, если б не тетя Даша, то… - Замолчал на минуту Петр. – Потом еще и нападение на нашего уважаемого доктора… Это все факты, и от этого не уйдешь! Но меня гложут смутные сомнения, зачем директору было занимать в банке деньги? Да еще под горловые проценты…
- Может, он поначалу хотел откупиться от доктора? – Выдвинул версию следователь.- Если он заподозрил доктора в том, что тот знает, кто отравитель санитарки, то и решил задобрить его деньгами?..
- Это-то понятно, но мне неясно, зачем он брал деньги, если у него в подвале целый клад? Я сам своими глазами видел сундучок, набитый драгоценностями. Там их столько, что если продать, то хватит купить не один банк.
- Вот вам и мотив! – Хлопнул ладонью по столу следователь. – Федор вас заживо и замуровал под землей. Он ведь догадался, что вы увидели его сокровище, и испугался, что вы положили на него глаз. Вот он и захотел от вас избавиться вот таким вот варварским способом. Как вас вызволили из подвала, - я уже слышал, вы лучше мне расскажите, как вы воскресли? Вы ж были трупом…
- Выходит, не совсем… - Улыбнулся Петр.
- У него от шока, ведь его хотели удушить, наступила катания. – Вмешался в разговор доктор. – То есть, он впал в ступор. Вероятно, ваш патологоанатом дал маху и сказал, что…
- Да не было тогда на вызове нашего патологоанатома! – Досадно крикнул следователь. – Мы ж надеялись на местных лекарей. Но, труп-то…Простите! – Посмотрел он на Петра, - но, вы ж испарились.
- Я тогда был без сознания, и не помню.
- Его из окна вытащил мой зять, Олежек. – Удовлетворила любопытство следователя тетя Даша.
- Так, получается, что Федор Иванович узнал, что охранник жив, лечится в больнице, и захотел избавиться от свидетеля? – Догадался Петр Петрович.
- Это был не Федор Иваныч… - Сказал, вошедший в кабинет следователя оперуполномоченный.
* * *
- Катя, я могу и обидеться. - Надула губы Агафья.
- На правду не обижаются! – Категорически заявила Катя, очищая подруге апельсин. – Я тебе миллион раз пыталась открыть глаза на Федора, а ты его все время защищала и оправдывала. Но, теперь-то, надеюсь, твои глазки открылись на этого проходимца. – Остервенело закричала Катя. – Мерзавец какой! Прямо своими бы руками его и придушила! Вот скажи, за что он так с тобой поступил? Зачем он тебя похитил? Может, хотел из тебя сделать наложницу? – Вспомнила Катя, как Федор чуть не довел Агафью до нервного срыва, подсыпая ей в еду снотворное и срезая с головы спящей девушки локоны. - Патологический маньяк! Ну, в подвал-то, в подвал-то, зачем тебя запихнул? У него ж денег куры не клюют! Мог бы снять квартиру, например… - Засунула машинально себе в рот апельсиновую дольку Катя, потом опомнилась и сунула апельсин Агафье в руку.
- Ты все сказала?! – Покосилась на апельсин Агафья и сморщилась. Ее вновь затошнило.
- Угу – ум… - Жевала дольку Катя и с вызовом смотрела в глаза Агафье.
- Так вот! – Сглотнула липкую слюну Агафья. Она хотела открыть Кате глаза и со всеми подробностями поведать той, как она неправа. Федор Иваныч – благородный человек, к тому ж, очень внимательный, к ней, Агафье. Пригласил ее в гости… «Кстати, какая я, - вдруг вспомнила девушка, - рассеянная! Надо было сразу позвонить ему домой и извиниться, что не смогла прийти», - думала она. Агафья все это хотела сказать Катьке, чтобы сбить с той гонор, но подкатившие рвотные позывы, позволили только крикнуть уже на бегу,
- Это не он!!!
Агафья «пообнимала» унитаз, и через пару минут, вернувшись, в палату, повторила,
- Катька, это не Федор Иваныч. - Злорадно взглянула она подругу, машинально жующую цитрусы. - Давай сюда мой апельсин! – Засмеялась девушка, увидев, как вытянулось лицо Кати.
- А, хто – о?! - Выдохнула Катя и закашлялась, поперхнувшись соком.
- «Хто – хто?!» - Передразнила подругу Агафья, хлопая ту по спине здоровой рукой. – Конь в пальто, вот кто! – С лица Агафьи слетела улыбка при воспоминании. - Ты его не знаешь! Да и… - Помотала она головой, - …до того злосчастного дня, выходит, не знала его и я. Катя, - это Николай, наш охранник.
- Да, ты что – о?! И за что он так с тобой? Может, хотел взять за тебя выкуп? – Предположила Катерина, уставившись в лицо подруге. – Обычно похищают, чтобы деньги взять, или на органы. Фр – р… - Обняла себя девушка за предплечья и поежилась. – Ужас какой, Агашка! – Крикнула она. – Но, ведь у тебя денег, как у церковной мыши, значит, остается только второй вариант. - Осеклась Катя, закрывая себе рот.
- Катька, перестань меня смешить! – Хмыкнула Агафья, расправляясь со вторым апельсином. Она удовлетворенно заметила, что кисло – сладкий холодный сок снимает неприятные позывы. – Не выдумывай! – Подняла загипсованную руку Агафья, пресекая всяческие объяснения Кати, уже открывшей рот и приготовившейся высказывать гипотезы похищения. – Ты б меньше по телевизору смотрела криминальных новостей, а то у тебя из-за них крыша едет.
- А ты б лучше поменьше читала любовных романов, а то у тебя из-за бульварного чтива все мужики кажутся рыцарями. Ты их всех готова видеть в розовом цвете, - парировала Катя.
- А надо, чтобы я видела их голубыми?! – Пшикнула Агафья.
Катя секунду смотрела на подругу, а потом они обе зашлись хохотом.
- Розовые…
- Голубые…
Повторяли девушки и закатывались от смеха, вытирая слезившиеся глаза. Веселье и дальше б продолжалось, но Агафья стала икать. И Катя, давая передышку, налила ей в стакан воды.
- Я хочу тебе сказать, Агашка… Что, будь они розовыми или голубыми, все одно, - козлы!
- Не в – все… - Икнула Агафья. – Ко – отя нет! – Клацнула она зубами о край стакана.
- Ты права! – Быстро согласилась с ней Катерина. – Не все! «Хотелось бы думать, что мой Остап не относится к рогатому скоту», - мысленно произнесла она. – Агаша, мы с тобой тут ржем, как кобылицы на выпасе, а этот, как его?..
- Николай.
- Ну, да. Где-то гуляет. Или его уже поймали? – С надеждой посмотрела она на Агафью.
- ??? – Развела руками та и сунула себе в рот очередную дольку апельсина, закрыв от удовольствия глаза.
* * *
- Старший лейтенант? – Обернулся на голос следователь. – А я и не заметил, как вы вошли. – Недовольно сказал он.
- Я стучал, Петр Петрович, но вы были поглощены допросом, а у меня срочное дело, - спокойно объяснял вошедший опер, профессионально разглядывая сидевших у стола людей. Встретившись с насмешливым взглядом доктора, опер улыбнулся ему и даже подмигнул. Остальные: женщина и мужчина были ему незнакомы.
- Извините! – Привстал из-за стола Петр Петрович, - но я попрошу вас ненадолго выйти в коридор. У старшего лейтенанта ко мне срочное дело.
Троица положила перед следователем исписанные листки и гуськом вышла за дверь.
- Ну, что, старлей, накопал что интересное?
- Не я! – Бухнулся в дальнее от стола кресло опер. – Сегодня утром тракторист нашел в поле жмурика, сообщил участковому в своем селе, на место преступления выезжали местные ребята, а потом уже позвонили нам. - Обстоятельно докладывал оперуполномоченный.
- А, что, там действительно криминал? – Скривился следователь. – Или обычная бытовуха? Не поделили бутылку или бабу…
Опер замотал головой и бросил следователю фотографии, которые веером рассыпались по столу. Петр Петрович с привычным равнодушием смотрел на снимки с мертвым мужчиной.
- Молодой… - Констатировал он, и поднял глаза на опера.
- «Молодой», - подтвердил опер.
- И это все, что ты мне можешь сообщить? По твоим же глазам вижу, что у тебя в рукаве есть кое-что интересное.
- Не в рукаве, Петр Петрович, а в портфеле. - Хмыкнул старлей, вытаскивая из папки бумаги. – Мы уже выяснили личность погибшего, - это охранник из краеведческого музея, некий Николай. В музее секретарь нам сказала, что его уже четыре дня не было на работе.
- И они не кинулись? – Удивился следователь. - Ну и работнички! Человека нет четверо суток, а они не беспокоятся.
- Со слов секретаря, он был человеком безответственным, частенько прогуливал. Ночью на посту мог спать…
- Характеристику с места работы взяли?
- Директора нет! Та же секретарь, между прочим, довольно серьезная дама, подробно мне объяснила, что их директор Чернецова Агафья Викторовна в данный момент находится в больнице.
- Я это и без вас знаю! – Одернул опера следователь. – Ее вчера нашли в подземном коридоре, кто-то ее там запер.
- И она там пробыла четыре дня. – Закончил за следователя старлей, и хитро посмотрел на него.
- Ты считаешь, что это как-то взаимосвязано? – Подался вперед Петр Петрович. – Того не было четыре дня, и Агаши… - Крякнул он, - Агафья Викторовны то есть…
Опер или действительно не обратил внимания на «Агашу», или сделал вид, что не понял.
- Еще и как взаимосвязано! – Крикнул он, не удержавшись. – Эксперт нашел в кармане убитого склянку с хлороформом, а девушка ведь была усыплена именно им? – Вопросительно взглянул он на следователя. И не дожидаясь подтверждения, продолжил. – Но не это главное! – Сама пострадавшая дала мне сегодня показания. Я был у Чернецовой в больнице, и она подробненько в деталях рассказала, как ее на темной улице, - комично понизил голос опер и вытаращил глаза, - посадил к себе в машину мужчина в милицейской форме. И машина, между прочим, с ее слов, тоже
была наша, милицейская. Она уже в машине признала в водителе своего охранника. То есть, не ее личного… Если б у Чернецовой был собственный телохранитель, то она б не оказалась там, где ее нашли. Со слов пострадавшей за рулем сидел охранник краеведческого музея. Говорит, что поначалу, хоть и удивилась камуфляжу Николая, но не насторожилась. Подумала, что он в свободное время подрабатывает таким образом. Уже потом в пути следования тот стал оскорблять ее, упрекать… А в чем, Чернецова так и не поняла. С ее слов ко всем подчиненным она относилась одинаково ровно, никого не приближая и не отталкивая. Да и директором-то она всего без году неделя, как назначена. Так что сама удивляется, почему успела нажить себе недруга? А этот самый охранник Николай и оказался ее врагом.
- И дальше?!. – заторопил опера заинтригованный следователь.
- А, что дальше? Ругался – ругался, а потом сунул ей под нос тряпку с хлороформом, и усыпил, а очнулась она…
- Это мне уже известно! – Стукнул по столу рукой следователь. – Я навещал потерпевшую в больнице. По долгу службы… - Добавил он быстро. – Разговаривал с ее лечащим врачом. Вообщем, страшного и опасного для здоровья Чернецовой, нет. Перелом руки закрытый. Возможно небольшое сотрясение головного мозга. Так что с ней все ясно. Найден и преступник, похитивший девушку, хотя и мертвый. В данный момент меня интересует, кто его убил? Кстати, ты мне так и не сказал, как его лишили жизни.
- Там все просто! – Равнодушно пожал плечами опер, и вытянул длинные ноги, они сегодня заслужили отдых, столько пришлось помотаться, и все на «одиннадцатом номере», но дело того стоило. Одно «дело» не успели открыть, а уже можно закрывать и передавать в суд. Правда судить будет некого, подозреваемый преставился.
- Так «просто», что тебе нечего сказать?! И ты решил у меня в кабинете вздремнуть.
- Простите, Петр Петрович! Задумался, да и устал, набегался... – Скривился оперуполномоченный, но ноги спрятал под стол. – А на счет охранника, действительно все элементарно. Скорее всего, была драка. У… Я даже не знаю, как теперь называть жмурика: потерпевший или подозреваемый?! – Хмыкнул опер. – Вообщем, у найденного в поле покойника, множественные ушибы внутренних органов, кровоизлияние. Кто-то попинал его малость, да видно не рассчитал силенки, и забил. Петр Петрович, вы сами прочитайте заключение патологоанатома. Так что, если и найдем подозреваемого в избиении, то он легко отделается. Может сказать, что парень первым напал на него, а тот защищался и превысил пределы самообороны. Но пока он не найден. И, знаете, Петр Петрович, у ребят нет особого энтузиазма разыскивать того мужика. Потерпевший получил по заслугам! Надо ж, хотел девушку заживо похоронить.
Петр Петрович сидел, уставившись в окно. Заключение патологоанатома он прочитал «…использовал тяжелый твердый предмет небольшого диаметра, предположительно палку…», и призадумался: «Ничего себе, самооборона. Обороняются кулаками, а не палками. Да и по заключению эксперта, многие ушибы нанесены уже после смерти парня. Нет! На обычную потасовку не похоже. И не разбой… Деньги, хоть и небольшие, были обнаружены в карманах трупа. Здесь, скорее всего, злоба, ненависть. Охраннику хотели отомстить. Вывод напрашивается сам собой! Кому это было надо? Да тому, кому была дорога Агаша. Может, у нее, кроме супруга, был еще тайный воздыхатель. Для меня тайный… Возможно бабенка втихую и погуливала». От своего предположения Петру Петровичу стало неприятно, хотя, казалось бы, какое ему до нее дело? От унылых мыслей его оторвал пронзительный звонок местного телефона. Петр Петрович дернулся и поднял трубку. По мере того, как он слушал информацию дежурного, настроение у него улучшалось.
- Ну, что, старлей?! Радуйся, сегодня – наш день! Приятные новости так и сыпятся, как из рога изобилия. – Кивнул следователь головой в сторону аппарата. - Дежурный только что сообщил, что в Октябрьское РОВД пришел с повинной твой коллега. Говорит, что явился с опозданием на четыре дня, потому как не знал, что мужичок, которого он поколотил, помер.
- А, что они не поделили? – Задал риторический вопрос опер и зевнул, крепко зажмурил глаза, а потом вытаращился на следователя.
- Точно, ты не выспался и устал! – С сарказмом поддел следователь. – Иначе, ты мог бы и сам догадаться. Машину… Покойный охранник украл у него китель и увел машину. Ну, чо ты на меня так смотришь? На твой немой вопрос отвечаю: «Милиционера или подпоили, или усыпили». По крайней мере, тот настаивает на последнем…
- Вот бы и мне сейчас поспать! – Снова зевнул во весь рот опер.
- А, что мешает?.. Иди, отсыпайся! Я сегодня добрый, и распоряжусь, чтобы тебя отвезли домой на служебной машине. А, вообще, старлей, меняй жизненные принципы, иначе так и будешь бегать по заданиям на своих двоих. – Поддел Петр Петрович опера.
* * *
- Катька!!! Ну, почему тебя так долго не было? – Укоризненно спросила Агафья подругу, как только та переступила порог ее палаты.
- Два дня… - Удивленно подняла брови Катя. - Агашка, но ты ж сама сказала, что посетители тебя угнетают, тебе надо отоспаться. Кстати, кто тот симпатичный молодой человек, с которым я прошлый раз столкнулась в дверях? – Лукаво посмотрела Катя на подругу, вытаскивая из пакета традиционные апельсины.
- У тебя, Катька, только одно на уме: мужики! – сердито сказала Агафья. – Пора б уже остепениться.
- Чо-то я не поняла! – Подперла кулачками бока Катя и прищурилась, наклоняясь к подруге. – По-моему, - это к тебе мужик приходил. Разве, нет?
- Это не мужчина!
- ???
- Ну, чо ты таращишь глаза? Мне итак несладко. Это приходил милиционер. Он показал мне фотографии, и попросил внимательно посмотреть, - нет – ли знакомых лиц?
- Ну, и? – Машинально спросила Катя, продолжая освобождать пакеты от продуктов. Она думала, как сказать Агаше о новости, которую только что узнала от Остапа. Не будет - ли для нее стрессом гибель Федора?! А, ведь и скрывать нельзя! Все равно, рано или поздно, до нее дойдет известие, что директор краеведческого музея погиб, его завалило в том самом подземном ходу, в котором чудом откопали Агашу. Какая жуткая смерть! Фр – р! – Поежилась Катя. – Остап рассказал, что его нашли, обнявшим сундучок с драгоценностями, и на вопрос Кати, ответил, что все ценности уйдут в государственную казну, а точнее, осядут в многочисленных карманах чиновников. «Да. Надо Агашке рассказать про их бывшего директора, теперь-то он так и останется «бывшим». - Думала Катя и все оттягивала и оттягивала признание, - позже скажу». Она по-хозяйски заглянула в холодильник, укоризненно покачала головой, - Агашка, ты, что, за два дня не могла съесть сто грамм икры? Да и карбонат цел… Ну, а это, вообще на тебя не похоже! Торт!!! Ты не доела торт?! Хорошо, что сок весь выпила. Я тебе тут пополнила запасы. Тебе витамины нужны! – Балагурила Катя, раскладывая по полкам принесенную провизию. – Чо ты там говорила про знакомых на фотографиях? – Вдруг вспомнила она, поворачивая голову к девушке. – Агаш, ты чо, плачешь? – Уставилась она на подругу. «Наверно, ей уже сказали про Федора...» - Решила Катя. – Ну, не плачь, он того не стоит! А, вообще… - Махнула рукой, - …лучше поплачь, не надо держать в себе горе! Хотя, какое это горе? Премерзкий был человечишка.
Агаша молча, мотала головой, она не понимала, о чем говорит Катя. Все житейские дела, не касавшиеся самой Агафьи, казались ей ерундовыми, которые и во внимание принимать не стоит. По сравнению с ее, Агашиной бедой, все казалось мелким, не стоящим и выеденного яйца. Из ее глаз ручьем текли слезы, они бежали по щекам, висли каплями на крошечном носу и падали на вздрагивающую грудь, впитываясь в золотистый шелк ночной рубашки, которую с любовью выбирала для нее в Испании Катя. Агафье было стыдно посмотреть в глаза подруге. Вчера она с нетерпением ждала ее, сгоряча хотела сразу все ей выложить. Но вчерашняя ее решимость сегодня куда-то улетучилась, как только она увидела входящую в дверь подругу.
«Сказать или не сказать Катьке? Ужасно постыдно было признаться ей, но если не Катьке, то кому? С кем она может еще посоветоваться? Не с тетей Зиной же, в конце – концов! Катька, может иногда и была беспардонной, но не всегда, а уж подлой никогда. А новость, которую Агафье вчера преподнесли врачи, ошеломила ее. Она еще сомневалась в анализах, ведь бывают – же ошибки. Минувшую ночь не сомкнула глаз, лежала в постели и ощупывала себя: налившуюся тяжелую грудь, безобразный толстый живот. А рвотные позывы?!.» И с каждой минутой все больше убеждалась, что ошибки нет.
- Катя, а беременна! – Выдохнула она, и посмотрела прямо в глаза девушке. И с ужасом увидела, что у той расплываются губы в идиотской улыбке. Агаша ожидала совершенно другую реакцию. Ей хотелось бы, чтобы Катька пожалела ее, поплакала с ней вместе, а та ухмылялась. – Катька!!! – Заорала Агафья. – Ты что, не поняла меня?! Врач вчера сказал, что я бе – ре – мен – на, - по складам произнесла она.
- Агашка, ты чо орешь? – Захохотала Катя. – Я, конечно, понимаю, что такая радость переполняет тебя, но тебе, наверное, нельзя в твоем положении испытывать сильные эмоции. А, вообще… Я на твоем месте, наверное, и не так еще орала. Агашка – а, как я рада за тебя! А, знаешь, я еще третьего дня заподозрила в тебе что-то неладное. Тьфу на меня! Что я глупости болтаю, - «неладное»… Еще и какое ладное, радость какая! То-то смотрю, у тебя животик округлился. А, что ты мне прошлый раз не сказала? – Вдруг замолчала Катя и внимательно взглянула на Агафью. «Хорошо, что я не поднесла ей новость про Федора. Теперь это совершенно ни к чему. Вон, у нее от радости глаза на мокром месте. Как у всех беременных нервишки шалят. А я ей про Федора, засыпанного землей?»
- Я только сама вчера узнала… Врач сказал… - Всхлипывала Агаша. – Они кровь брали на анализ.
- И, какой срок? – Деловито спросила Катя, наливая в стакан сок. – На, пей! Тебе и малышу необходимы витамины.
- Какому малышу – у?! – Схватилась за голову Агафья. – Я не хочу этого малыша – а! И, о каком сроке ты говоришь?! Катька, ты что? В своей Испании перегрелась совсем? Ты забыла, о чем я тебе по телефону тогда говорила?!
- Ты о многом говорила…
- Да! – Согласилась Агафья. – Но все ерунда, по сравнению с тем, что со мной случилось. Ну, помнишь, я тебе рассказывала, что меня изнасиловал в машине следователь?!
- Отлично помню! Что ты хочешь этим сказать?! – Вскрикнула девушка и почему-то оглянулась на дверь. – Что у тебя будет ребенок от него?
Агафья не могла даже подтвердить Катину догадку, а только быстро закивала головой.
- Ничего не понимаю! – Плюхнулась Катя на ближайший стул. – Ты ж говорила, что у него был презерватив, который он подобрал с пола и выкинул в окно.
- Выкинул… - Согласилась Агафья. – Но, знаешь, Катька… - Поперхнулась она и опустила глаза. – …мне стыдно об этом говорить, но я что-то вспоминаю, когда я мылась в ванной, то там… Ты меня понимаешь? Было липко… - Сморщилась Агафья и зачем-то вытерла ладонь здоровой руки о простынь.
- Когда это произошло? – Наклонилась Катя и попыталась заглянуть девушке в глаза.
- Я даже число не запомнила, мне было так противно, что я вообще вычеркнула этот эпизод из своей жизни. Я и следователю все простила. - Всхлипнула она. – Хотела навсегда забыть об этом негодяе, а видишь, как все повернулось. Такой подарок мне оставил… - Откинула Агафья одеяло и выпятила живот.
Катя, молча, смотрела на сильно увеличенный живот подруги и о чем-то размышляла, потом перевела взгляд на лицо девушки. Лицо, как лицо, никаких изменений. Ни темных, тебе пятен, ни увеличенных, лягушачьих губ. О беременности говорил только большой живот. Но, если исходить из даты, когда у Агафьи случилась связь с насильником, а это меньше месяца, то живот не должен был быть такого размера. Правда у Кати были весьма относительные представления о размерах и формах беременных животов, но здесь и дилетанту видно, что срок гораздо больше месяца. И она захотела поделиться сомнениями с Агафьей.
- Агашка, а врачи сказали, какой у тебя срок? Ты так мне и не ответила.
- Ничо они мне не сказали, они ж не гинекологи. Говорят, что надо будет обращаться в женскую консультацию. Но я и без них знаю, какой срок?! – Задрала голову Агафья, шевеля губами. – Почти месяц… - Прошептала она, и с надеждой уставилась на Катю. – А ведь не все еще потеряно! Ведь можно будет и избавиться от этого ребенка?! А я так хотела детей! Но не таких… Я хотела от Коти ребеночка. Или, даже двух… Катька, ведь мне уже двадцать девять лет, аборт наверно опасен в моем критическом возрасте.
- Аборт нежелателен ни в каком возрасте. И сточки зрения женской физиологии, и с точки зрения религии. – Отчеканила Катя и снова посмотрела на Агафьин живот. – Я вот что тебе скажу, подруга! Никакого аборта ты делать не станешь! Будешь рожать как миленькая.
- ???
- Захлопни рот! – Грубо одернула Катя подругу. – И слушай меня! Это не следовательский ребенок! – Категорично высказала она. – Ну, ты сама посмотри, Агашка! У тебя живот выше носа. Еще чуть – чуть и ребенок даст о себе знать.
- Ты думаешь?!. – Поводила вокруг себя глазами Агафья, шмыгая носом.
- На! – Протянула Катя девушке несколько прокладок. – Сморкайся! Все равно они тебе теперь долго не понадобятся. – Улыбнулась она.
Уже было воспрявшая духом Агафья, уронила руки.
- Катька! К сожалению, ты ошиблась! А я уж уши развесила. У меня задержка началась только в прошлом месяце, а до этого день в день. Так что… - Горько вздохнула Агафья.
- Ну и что! – Хмыкнула Катя. – Да таких случаев валом. Ну, это я маху дала! Может, и не валом, но встречаются. Что это мы с тобой гадаем?! – Посмотрела она на часики. – Давай – ка смотаемся в женскую консультацию.
- Прямо сейчас?! – Подскочила в кровати Агафья.
- Ну, если тебе нравится заниматься самоедством, то можно и через сто лет поехать.
- А, как же мне отпроситься?!
- Одевайся, уж! Пойду, отпрошу тебя! – Засмеялась Катя, выходя из палаты.
Как и думала Катя, деньги были ключами ко всем дверям. И через полчаса девушки уже шли по стерильному коридору платной женской клиники, поглядывая на дверные таблички с номерами кабинетов гинекологов.
- По-моему, следующая дверь?! Ты права, Катька! Никакой очереди, только одна женщина сидит… - Удовлетворенно отметила Агафья, уверенно направляясь к кабинету. – Тамара Васильевна?!! Вы?!! – Остолбенела она. – Здравствуйте!
- Добрый день, Агафья Викторовна. Вы не ожидали здесь увидеть собственного секретаря?! – Засмущалась женщина.
А это на самом деле была она, собственной персоной. Тамара Васильевна после того, как увидела Петра на пороге своей квартиры, пребывала в эйфории. Мало того, что он воскрес, так еще пришел с огромным букетом и предложением выйти за него замуж. Он смущался и извинялся, что напугал ее, она извинялась, что ей нечем угостить такого желанного, хотя и нежданного гостя. Потом они перестали смущаться и извиняться, и у них как-то сама - собой случилась близость. И она женской интуицией поняла, что нужна Петру, и не только для постели, хотя и для этого тоже… И она даже стала надеяться, что теперь-то у нее в жизни все наладится. Иначе просто и быть не могло, слишком часто и больно в последнее время била ее жизнь. Но, может, она хочет слишком многого? Как та старуха с корытом?.. Тамаре Васильевне уже хотелось не просто выйти замуж за Петра, но и родить любимому мужчине ребенка. Может, еще не поздно? И вот она выбрала для консультации эту платную, дорогущую клинику, чтобы не столкнуться ни с кем из знакомых в обычной районной поликлинике, и на тебе! Агафья Викторовна явилась с животом и подругой.
- Тамара Васильевна, так вы тоже?! – Кивнула она на живот женщины, и тут же, смутившись, стала извиняться.
- Ничего страшного, Агафья Викторовна! Вы меня ничем не обидели. Вот… - Прыснула она, - на старости лет захотела рожать. На днях сдала все анализы.
- И, что? – Заинтересованно наклонилась к женщине Агафья.
- ??? – Пожала плечами женщина. – Жду…
- Я уверена, что у вас все будет хорошо! – Не моргая, будто гипнотизируя, уставилась Агафья на Тамару Васильевну. – Вы ОБЯЗАТЕЛЬНО забеременеете.
- Правда?! – Вскрикнула Тамара Васильевна, темпераментно хватая Агафью за сломанную руку. – Вы так думаете?!
- Верьте мне! Я ж, помните, говорила вам, что Петр жив. Мне так казалось. И, как видите, была права. У вас все хорошо? – Тихо спросила Агафья и заговорщицки улыбнулась женщине.
- Так хорошо, что аж страшно делается, - вдруг покраснела Тамара Васильевна. – Ведь Петечка моложе меня.
Катя ревниво прислушивалась к щебетанию двух женщин. Она поймала себя на мысли, что завидует им. Этих двоих объединяло что-то общее, таинственное. И Кате самой захотелось приобщиться к ним, испытать такие же неизведанные дотоле чувства, счастье от будущего материнства. «А, почему б и нет? – Подумала она. – Остап давно мне сделал предложение. И сейчас все только зависит от меня».
- Катя! – Перебил ей приятные мысли Агашкин голос. – Вот Тамара Васильевна уговаривает меня выходить на работу. Просит, хоть бы до декрета, чтоб я поработала.
- Конечно – конечно! – Поддержала разговор секретарь. – Возвращайтесь, Агафья Викторовна! Тетя Даша и то вернулась… А, что?!! Теперь в музее не страшно! Проклятый лаз завален, Николая убили, Федор Иваныч сам погиб под тоннами земли. - Будничным голосом перечисляла музейные события женщина, не обращая внимания на знаки, которые ей усиленно подавала Катя.
- Про Николая я знаю, мне милиционер сказал, а Федор Иваныч?!. – Задрожали губы у Агафьи и она, молча по-детски заплакала, всхлипывая и вздрагивая всем своим мощным телом.
- Это кто такой здесь развел сырость?! – Высунулась голова в белом чепчике. – Нечего рыдать! – Окинула она профессиональным взглядом выпиравший живот плачущей женщины. – Поздно плакать, уже не рассосется. – Сострила она. – Скоро рожать будем!
- Что вы сказали, доктор?! – Воскликнула Агафья, вскакивая с удобного кресла – Правда, скоро?!
- Вот, уже лучше! – Засмеялась врач, подталкивая в спину Агафью. – А то реветь вдруг вздумала. Еще наплачешься, как рожать будешь. А, на счет срока?.. Анализы покажут. Но я тебе скажу! Я и без анализов вижу! Примерно месяцев пять еще будешь уточкой переваливаться. – Ну, заходи в кабинет! Нечего торчать в коридоре!
- Доктор, - пискнула Тамара Васильевна. – А я? Что у меня?
- А – а – а! Я вас помню! Вы та сомневающаяся, скептически настроенная женщина?! Ваши анализы готовы! Я вас вызову! Подождите немного! – Командным докторским голосом отчеканивала она.
Тамаре Васильевне и Кате казалось, что прошла целая вечность, как Агафья скрылась за дверями кабинета. Женщины сначала молча сидели, только иногда улыбались друг другу. А, когда барьер смущения был преодолен, и они разговорились, наконец появилась Агаша. От слез не осталось и следа. Ее голубые глаза были чистыми и бездонными, как умытое дождем небо. И вся она была такая чистая и свежая. Она старалась быть солидной, соответствующей своему положению будущей мамы, пыталась сохранить серьезность, - как она может быть такой счастливой и веселой, когда погиб Федор Иваныч, - но не смогла. Сдерживаемая изо всех сил улыбка, раздвинула губы Агафьи.
- Что так долго, Агашка? – Ну, что там у вас, Агафья Викторовна? – Забросали ее вопросами женщины.
- Узи… Мальчик… И девочка… - Коротко ответила Агафья, склонила голову и нежно погладила свой живот. – Представляю, как Котя обрадуется.
- Еще – бы… - Обняла подругу Катя. – Вернется, а ему такой подарок.
- Два! – Уточнила Агафья, и подняла вверх пальцы.
- Да, Агашка! – Засмеялась Катя. – Это VICTORY.
- Следующая… - Раздался командный голос гинеколога, и гостеприимно открылась дверь.
В дверном проеме возник небольшой затор. Тамара Васильевна и Катя торопились на прием.
К О Н Е Ц
12 сентября 2009г. 11 часов.
Осадок всегда на дне ч. 2
© Copyright: Наталья Самарская, 2013
Свидетельство о публикации №213061800963
Свидетельство о публикации №213061800963
Рецензии