Степь. мои цыганские сказки

                СТЕПЬ

В одну из теплых июньских ночей, когда бархатный плащ темноты, кружась, опускался к Земле, а остывшее Солнце уже пряталось в жарких своих кузнях, возвращал¬ся из дальних странствий старый Южный Ветер. Чуть прикрыв глаза, медленно плыл он среди фиолетовых озер-облаков, задумчиво перебирал руками хрупкие нити лун¬ных лучей и то ли от усталости, то ли от вечного своего оди¬ночества тяжко вздыхал. Ничто сегодня не радовало Ветер: ни холодное мерцание волшебных звезд, ни хрустальная музыка царицы ночи Луны, ни ее тонкий, изысканный про-
филь... Печаль, непонятная печаль томила его старое, устав¬шее от всего сердце.
—  Что со мной? Откуда эта напасть? — спрашивал сам себя Ветер и, холодея все больше, спускался к Земле.
Вот он тихо коснулся матовой поверхности одной из ее прекрасных рек, улыбнулся, ласково погладил зеркало ве¬черних вод, как вдруг в глубине его увидел свое дряхлое, морщинистое изображение.
—  Стар! Вот оно что...
Яростно дунул Ветер, плеснул в берега водой, поднял си¬зые буруны, завертел водовороты, но вновь улеглись вол¬ны, и вновь появился в безжалостном зеркале огромный старик с седыми усами и длинными намокшими прядями редких волос.
—  Остыл, — забормотал Ветер. — Совсем остыл... Земные слезы затуманили взор, и тоска сжала сердце.
«Ах!» — сильно расстроился старик. Кулачищами взбил волны, как постель, нахмурился пуще прежнего и неожи¬данно увидел в сиреневом дыму берегов костер, а возле — бешено кружащуюся в танце молодую цыганку. Вскочил Ветер, смотрит, а там, на обрыве, стоят серпом разноцветные шатры, бродят неподалеку стреноженные кони и у ог¬ня сидят веселой толпой цыгане да пьют из бочонка вино. Бурно возрадовался старик. Свистнул молодцевато, пере¬бросил плащ через плечо и ринулся к берегу!
...Подобно древнему Пану притаился он в кустах у кост¬ра и, широко открыв глаза, залюбовался красавицей пля¬суньей. Аи да девчонка! Летал из руки в руку бубен, весело звенели мониста из монет, змейкой вился по кисти браслет, жарко пылали губы, а глаза излучали столько счастья, что бродяга не выдержал, выскочил к костру и пустился в пляс, забыв обо всем на свете! Цыгане не удивились пришельцу. Смуглые пальцы рванули серебряные струны гитар, табор запел так, что эхо над рекой застыло и заслушалось.
...Мечется Ветер в огненном танце, взлетает пламенем до самых небес,  бросается вприсядку,  швыряет,  будто розы
алые, головешки костра к ногам цыганки и все просит: «Имя, имя мне скажи, чтоб знал, кого люблю отныне!»
Ха-ха-ха! Смеется в ответ плясунья, летает, будто ведь¬ма, по кругу да скалит в ответ свои белоснежные зубы! Эх! Не остановиться, не сдержать порыв старому!
—  Люблю тебя! — воскликнул Ветер. Крепко обнял он красавицу при всем таборе, жарко поцеловал в открытые, трепещущие губы.
— Дык, дык! Смотри! — закричали цыгане, а она, как су¬масшедшая,   прыгнула  высоко  над  костром  и  понеслась прочь, еще пуще хохоча.
—  Будь моей ромми! — просил Ветер. Нет ответа. — Лю¬бимая!!!
Очнулось эхо:
—  Люби... люби!..
Сжигая все на своем пути, ринулся вдогонку старик.
...Летит смуглянка, дымится ее обгоревшая юбка, в кровь секутся ноги, черным шлейфом свистят за спиной волосы. «Стой!» — молит ее Ветер, спотыкается. Из последних сил кричит цыганке про свадьбу, про платье тополиного пуха, бочки вина и груды золота, но смеется она и мчится все дальше и дальше.
Рассвирепел тогда Южный Ветер! Пламенем дохнул по лугам, багряным пожаром восстал на ее пути. Остановилась цыганка. Гордо откинула с лица опаленные пряди.
—  Прочь, старый! Не хочу даров, не хочу венца. Я воль¬на, как и ты, отступись!
На колени упал влюбленный:
—  Пожалей, черноглазая!
—  Нет! — крикнула цыганка и бросилась назад, к табору. Медленно встал с земли горячий Южный Ветер, тяжелой
птицей взмыл в небо, взглянул последний раз на любимую, застонал и, рассыпавшись искрами, ринулся вниз! Ахнули цыгане! Их отраду и веселье вдруг закружил смерч, поднял высоко-высоко и понес к обрыву. Рассыпалось монисто по траве, лег на лужайку платок, будто звезда пала в воду цы¬ганка! Кинулись таборяне к реке, стали кликать, но тут...
Засиял над волнами солнечный венец, полетел невесть от¬куда тополиный пух, блеснули на цветах росинки, а обрыв заалел кровавыми маками... Поняли люди, что напрасно ис¬кать плясунью, запрягли коней и, запев печальную песню, покатили прочь...
Вот так, говорят, и появились на Земле огромные зной¬ные степи. Появились и цветут желтыми, спаленными цве¬тами разлуки. И еще говорят... Каждую тридцатую зарю ию¬ня прилетает на тот обрыв старец в блестящей одежде. Горько плачет, тихо зовет:
— Фэлда, Фэлда... — тянет к воде руки, танцует какой-то жуткий танец, падает и опять плачет!
Огненные сполохи мечутся по степи перед рассветом, бурлит река, и так до тех пор, пока не засияет в небе золо¬той венец и не падет на траву, будто слезы, роса...