Не стирать в холодной воде

Острополитическая невидаль

И вроде бы замок давно можно было взять приступом - прислонить лестницу к стене, взобраться наверх, подойти к королеве и сказать грозно так, проникновенно и непременно с чувством: «Эй, ты?!» Как на районе ближе к Малиновке - взять за полы пиджака (или пусть королевского платья), встряхнуть, сблизиться переносицами и, не в силах будучи от нахлынувших эмоций сформулировать достаточную угрозу, просто прямо так и затянуть: «Эй, ты!..»
Но королева продолжала беспечно жить в замке и спускать в означенные дни корзиночку, чтобы местные вложили в нее оговоренную дань и три дюжины пирожных. Королева жила в замке уже так долго, что не только волосы ее отрасли достаточно, чтобы обвить башню замка, будто были не волосами вовсе, а веткой плюща, но даже платье выросло - оно спускалось теперь вдоль башни вниз и приросло к ней. Поэтому правила в городе скорее не королева, а башня-платье, и дань съедала башня-платье, и три дюжины пирожных - тоже.
Благо, во всяком нормальном королевстве есть место подвигам и неудачникам, желающим прославиться за счет подвига. Если экс-неудачники еще при этом и хороши собой (если у них скуластое лицо и ровный нос), они становятся легендами, начинают сниматься в кино и иногда даже петь. Прежде они, конечно, совершают какой-нибудь ПОСТУПОК, и лишь после идут в кино.
Эрик был настоящим неудачником героем, для полного в доску героизма ему отчаянно не хватало только поступка. То есть, ему пару раз предлагали что-то там совершить, но все это было мелко и не по делу, Эрик же чувствовал, что в нем вызревает ПОСТУПОК, и потому не разменивался по пустякам.
Свободное от поступков время Эрик решил уделить подготовке к подвигу, чтобы тот не застал его врасплох. Нужно было подумать о голосе - должен же Эрик будет в момент совершения поступка воскликнуть что-то сакраментальное, что-то, благодаря чему его будут узнавать на улицах и в анналах истории! Восклицать непременно нужно было хорошо поставленным голосом, так, чтобы в задних рядах ахнули и признали Эрика за героя. Не в мегафон же ему, право слово, кричать: «Эй, ты, выходи на бой! Народ, стройся в колонну, двигайся по Сурганова. Никого не бойтесь, я с вами!» Нет, действительно, в мегафон кричать не стоит.
Несколько лет подряд Эрик пил яйца, и к концу третьего года даже мог вызвать любое чудовище на бой фа-диезом второй октавы. Когда жители королевства узнали, что Эрик так отчаянно готовит себя к какому-нибудь подвигу или поступку, они предложили ему свергнуть королеву, потому что, в конце концов, чем не поступок, когда на пирожные выдался не урожай.
Теперь Эрика готовили в поступку всем королевством, и даже иногда не докладывали дань в королевскую корзинку - все яйца, силы и киловаты напряженного интеллектуального труда уходили на проработку деталей подвига. Одни кормили Эрика, чтобы ему достало сил взобраться на самый верх башни-платья, другие сочиняли текст, с которым Эрик должен был бежать к башне, третьи - отбирали яйца у богатых и отдавали их Эрику, пока богатые, наконец, не стали бедными, а отбирать яйца у бедных не велит мораль и советская конституция.
Пока Эрика готовили к подвигу, королева постарела, съежилась и сгорбилась, не требовала больше пирожных, и вообще вела себя мирно. Пирожные теперь требовал Эрик, потому что все же на одних яйцах подвиг не совершишь. Корзинка королевы опустела, зато возросло могущество Эрика.
Наконец, пришел день подвига. Эрик, признаться, поначалу трусил, на такие высокие башни он прежде не забирался. Но за спиной Эрика стаял не абы-кто, а Народ, и Эрик знал, что народ в него верит. И еще знал, что поверни он назад, народ растерзает его на такие кусочки, из которых последующие поколения будут складывать витражи мудрости.
Листик с текстом боевого клича, написанным специально выделенным под это человеком, дрожал в уверенных руках Эрика. Доспехи сияли и поблескивали, огромное перо на шлеме грозно трепетало на ветру. Девушки вплетали в косы ленты цвета глаз Эрика, грозные мужи склоняли перед ним колена, и даже изрядно постаревшая королева спустилась тихонько со своей башни, чтобы посмотреть на такого смелого, такого мужественного и, главное, скуластого героя.
Эрик почувствовал, как на нем замыкается круг жизни, и еще как на его четко очерченных скулах выступает стыдливый румянец.
Эрик выдохнул. Сердце стучало, как молоточки по цымбалам - преувеличенно громко, и Эрик пытался утихомирит его, чтобы Народ не подумал, что герой боится. Ветер развевал полы плаща Эрика, солнце копной искорок отскакивало от рога его единорога, девушки тянули руки к избавителю, а дети пекли пироги из песка - им было все равно. Мир для Эрика сузился до башни-платья, башня бросила Эрику вызов, и тот готов был забраться на ее вершину, чтобы сразиться с королевой, взять ее за съежившиеся от старости плечи, встряхнуть и прямо в лицу крикнуть это емкое, вобравшее в себя боль поколений, громкое, ответственное - «Эй, ты!»
Эрик разбежался - ноги еле касались земли, подпрыгнул - готовый взлететь от переполнявшего его чувства ответственности за народ, размахнулся, готовый порвать башню платье на ленточки!.. И тут по глазам полоснуло белое пятнышко - маленький пришитый к башне-платью ярлычок, на котором обычно пишут «не стирать в холодной воде» и рисуют так: \__/
«Ногами не ходить», - прочитал Эрик на ярлычке и опустил меч.
«Ногами не ходить!» - зашептали в народе. - «… ну, так и написано!»
«И не стирать в холодной воде!»
Народ потупился - как это мы сразу не подумали проверить ярлычок! - и пошел собирать пирожные для королевской корзинки.
Королева пожала сухонькими плечиками - ну, как хотите! - и полезла обратно в башню. Все же, одно дело - брать штурмом замок, и совсем другое - стирать то, что велели не стирать и ходить там, где написано "не ходить".