Серебряное колечко

 
             Утро, мутной сиреневой жижей разбавив темноту, заглянуло в окно. Солнце, поднимаясь из толщи пролива, ощупало гладь горизонта и, вцепившись лучами в его водяную мякоть, показало рыжую макушку. Я оторвал от подушки свою тяжёлую голову и ощупью нашёл бутылку, лежащую на полу.
- Надо же, пустая, даже опохмелиться нечем,- сказал я себе, сел на кровать и, поставив, пустую бутылку рядом, пнул её ногой. Она покатилась, выражая своё равнодушие, поблескивая стеклянными боками и, уткнувшись в облезлый плинтус, остановилась. 
         Я недовольным взглядом обвёл свою неприбранную комнату, и вздохнул. На столе валялись остатки еды, по которым ползали мухи. Одна табуретка лежала под столом, другая у моей кровати. Заляпанные полосатые обои кое-где отстали от стен и, вывалив у потолка языки, морщась, вопили о своей не ухоженности. На окнах висели выцветшие розовые шторы, посечённые временем, из дыр которых проглядывала голубизна неба. В моих растрёпанных волосах ещё дремала ночь. Душа просила праздника, а он кончился ещё вчера с последним глотком водки. Я поднялся, дошёл до кухни, открыл кран, налил в кружку воды и выпил. Вода была тёплая с привкусом ржавчины. Я поморщился и поглядел в окно.
       Уходящее лето отражалось в зеркале пролива, бросив тоску в его посеревшую волну. Серые обветшалые дома кривым строем тянулись вдоль щербатой каменистой дороги. По дороге шла моя соседка Наталья Сергеевна. Старость чуть согнула её худую спину, а былую красоту утопила в глубоких морщинах. Она подошла к своей калитке и скрылась от моего взора в своём, прибранном по-хозяйски, дворе. Я торопливо оделся, вышел на улицу и направился к её дому. Дойдя, я в нерешительности остановился, но, немного подумав, твёрдым шагом поднялся на крыльцо и постучал в дверь.
          Двери открыла Наталья Сергеевна, худенькая юркая старушка в пёстром байковом халате и голубых шлёпанцах. Пристально посмотрев на меня, она спросила:
- Чего тебе, Семён?
- Здравствуйте Наталья Сергеевна, займите мне двести рублей до зарплаты,- страдальчески произнёс я.
- Неужто ты на работу устроился?- удивлённо спросила она.
- Нет ещё, но думаю,- ответил я.
- Да тебе думать нечем, мозги то уж давно пропиты,- с сарказмом сказала она, пренебрежительно окатив меня карим взглядом.
Скосив глаза, она посмотрела на отощавшую поленницу и, приободрившись, предложила мне наколоть дрова, пообещав мне за это две сотни рублей.
                Я взял колун и потащил его до кучи наваленных чурок. Колун казался мне таким тяжёлым, а чурки уж больно сучковатыми, что расколов две, я почувствовал сильную усталость, как-будто силы ушли на вечеринку, оставив меня наедине со слабостью. Я сел на чурку и, немного отдохнув, продолжил колоть дрова. Руки тряслись, пустой желудок просился наружу, но обещанные две сотки стояли перед глазами, материализовавшись в бутылку водки. Я ругал Наталью Сергеевну за скупость, дрова, что казалось, не кончатся, Витьку Воронцова за то, что не пришёл, не опохмелил друга, судьбу, что была рада поиздеваться надо мной. Я становился всё злее, пот капал со лба, рубашка всё больше пропитывалась потом. Постепенно увеличивалась куча наколотых дров, что меня радовало. Наконец чурки закончились, и я с удовольствием закурил. Из дома вышла Наталья Сергеевна.
- Спасибо тебе. Вот возьми двести рублей, да водку то не бери, лучше поесть чего возьми, а то худой совсем стал, в чём только душа держится,- сказала она, покачав головой.
Я быстро пошёл в магазин и, взяв бутылку водки, выпил, не дойдя до дома. Перетащив через порог, запинающиеся обо всё, ноги, я еле добрался до дивана и, бросив на него своё тело, уснул.
           Проснувшись, я увидел край угасающего дня, кусок пролива, растрёпанные облака, убегающие от сердитого ветра. Я убил время, ударив его бутылкой водки по плешивой голове, и сидел опустошённый, как поле после нашествия саранчи, глядя в пол, наблюдая, как из щели выбирается таракан, щекоча усами спёртый воздух.
- В доме и поесть то нечего. Ты что, меня жрать будешь?- усмехнувшись, спросил я его.
Он, как-будто услышав, быстро скрылся под полом.
Вечер, вывалив брюхо из штанов заката, развалился на небе, положив под голову мягкое пушистое облако. Тоска впорхнула в клетку моей души и билась о её стены, пытаясь обрести свободу. "Пойду к Воронцову схожу, может у него бутылочка пивка для меня найдётся", подумал я, и торопливо направился к выходу.
Улица была пуста. Я шёл вдоль убогих старых домов, кривых изгородей, больных сколиозом, по каменистой, выеденной временем и дождями дороге. Взгляд мой споткнулся о чёрные туфельки на небольшом каблучке и пополз выше, пока не упёрся во влажные золотистые глаза Галины Николаевны.
- Здравствуй... те,- свалилось с языка.
- Привет, Семён. Ты куда это направился?- спросила она и, золото из её глаз просыпалось в прохладу августовского вечера.
- Если хотите, могу к вам пойти,- неожиданно для себя, сказал я.
- Ну что ж, пойдём,- весело сказала она, и белоснежная улыбка, ярким месяцем покатилась с губ на небо.
Мы дошли до её дома. Она повернула ключ, замок открылся и мы вошли. В доме было прибрано и уютно, вкусно пахло борщом.
- Есть хочешь?- спросила она.
- От чашечки горячего борща не откажусь. Как твой отец? Говорят, болеет очень,- спросил я.
- Да, болеет, но пока на своих ногах ходит. Врач говорит, что скоро он уйдёт от нас, недолго ему мучиться осталось. Вчера весь день лежал, а сегодня ходит помаленьку,- сказала она, и слёзы застелили её глаза.
Она повела меня на кухню и, усадив за стол, налила чашку борща, положив ложку густой сметаны.
- Вот тебе стопочка наливочки. Может, кваску отведаешь? Такой ядрёный, резкий,- предложила она, подавая мне квас в белом эмалированном ковше.
Я на одном дыхании выпил наливочку и запил квасом, потом съел борщ и ощутил такую лёгкость во всём теле, будто у меня крылья выросли. Я брызнул масляными глазами на Галину Николаевну и довольная улыбка, поплыв по лицу, упала в пустую чашку.
- Спасибо, Галочка,- сказал я.
- А сейчас тебе домой пора,- строго сказала она.
Дрёма заволокла моё сознание. Мне не хотелось говорить, что-либо делать, куда-то идти, мне хотелось лечь и уснуть на её постели, в её жарких объятьях.
- Никуда не пойду! Зачем ты меня позвала? Я тебя любить буду, а может, и женюсь. На работу устроюсь, пить брошу, буду хорошим отцом,- промямлил я.
- А кто же тебе сейчас не даёт на работу устроиться и пить бросить?- спросила она, и прямо в душу заглянуть попыталась.
- Лекарь. Никак не может вылечить душу. Сколько не прошу его, эта сволочь только ухмыляется, а лечить не хочет. Не верь, что время лечит,- сказал я, проваливаясь в чёрную дыру вселенной.
        Падая, я увидел себя, лежащего на обочине дороги, грязного, в рваной футболке, босиком. По дороге мимо меня шли, не останавливаясь люди. Мне было плохо. Я катился с обочины в тёмную, вязкую жижу болота, громко крича:
- Спасите! Я хочу жить!
Прошли Наталья Сергеевна с Ольгой Константиновной, о чём-то оживлённо беседуя, даже не поглядев на меня, мой дружок Витька Воронцов со своей Женечкой Мельниковой, как школьники, держась за руки, дед Михаил с Агафьей Фёдоровной. Знакомые и незнакомые мне люди равнодушно шли мимо, не обращая на меня внимания. Откуда-то из потока света выбежала Галина Николаевна. Она подбежала ко мне и стала меня вытягивать из болота. Я ухватился за её маленькую изящную руку и изо всех сил стал карабкаться из жижи, освобождая из её липкой пасти своё дрожащее тело. Я проснулся весь в поту. "Вытащила она меня, или нет? Надо же на таком интересном моменте проснуться", с досадой подумал я.
       Я с удивлением обнаружил, что нахожусь дома, в своей постели. Утро, допив маленькими глотками прозрачную синеву ночи, плеснуло мне в окно густым молоком тумана и глядело на меня белёсыми глазами. "Галина Николаевна хорошая женщина, симпатичная, фигурка что надо, моложе меня на год, хозяйственная, работает в детском саду воспитателем, да и я ей нравился когда-то, может и до сих пор не остыла, только стоит сдуть с искорки пепел. И вправду бы на ней жениться, да разве она согласится! Надо же, совсем не помню, как я дома оказался", подумал я, поднимаясь с постели. Кто-то тихо постучался в дверь.
- Кто там?- недовольно спросил я, открывая двери.
- Твоя вчерашняя хозяйка души, твоя прошедшая ночь и твоя ранняя зорька. Может, ты боишься посмотреть в глаза настоящему?- с горькой грустью спросила она.
- Я ничего не помню. Не ожидал, что проснусь дома. Но ты не думай, я очень тебе рад. Проходи в моё холостяцкое жилище,- неуверенно сказал я, с горечью подумав: " Мне и угостить её нечем. Может из подполья какую-нибудь банку достать, что соседка дала, да картошки целиком быстро сварить".
       Она прошла, села на краешек неприбранной кровати и, оглядев мою комнату, сказала:
- Неуютно у тебя, холодно, одиночеством пахнет, заброшенностью.
Потом вынула из кармана серебряное колечко с витиеватой гравировкой, положила на свою ладонь и произнесла, макая в печаль слова:
- Если бы не это колечко, была бы я твоей русалкой, а так, будто и не было у нас ничего. Я тебя вчера домой привела, ты меня решил какими-то вкусностями угостить, что тебе соседка дала, полез за ними в подпол, хотя я была категорически против, да завалился и не мог выбраться. Пришлось мне за тобой в подпол спуститься. Каково же было моё изумление, когда я колечко увидела под лестницей. Ты его узнаёшь? Хотела сразу у тебя об этом спросить, да ты чего-то испугавшись, выскочил из подпола, упал на кровать и уснул, будто умер.
"Зачем я её в подпол потащил? Надо же, ничего не помню. Чем она меня опоила?" подумал я.
- Ты что, в подпол лазила?- удивлённо спросил я.
 Меня вдруг будто кипятком окатили. Я вспомнил, как мы встречались с Леночкой, младшей сестрой Галины Николаевны. Я не любил её, а она по мне с ума сходила. В тот день у нас трубы меняли, отопление ремонтировали. Новые радиаторы повесили, а старые на следующий день убрать хотели. Выпил я крепко, никогда не пил, а тут напился, она ко мне подошла, повисла у меня на шее, а я её оттолкнул от себя, она упала, ударилась головой о радиатор, глянула на меня и умерла. Видно силы я не рассчитал. Мама ещё жива была. Мы с мамой тело в подпол спустили, я выкопал могилу, там и похоронили Леночку. На том месте я закром для картошки сбил из старых досок. Искали её всем миром, да так и не нашли.
      Мама не выдержала такого испытания и вскоре умерла, совесть её убила, а моя совесть со страху забилась в угол души, с тех пор там и сидит онемев. Я сильно стал пить горькую, храня от всех страшную тайну. "Так чем же она меня вчера напоила?" подумал я, хищно посмотрев на Галину.
- Что ты так напугался? Или боишься суда людского? А ты Божьего суда бойся. Леночка то видать под полом у тебя. Никто не знает, а я знаю.
- Откуда ты знаешь?- прошипел я.
- Если бы не это колечко, то не знала бы.
- Да нет там никого,- тихо пробормотал я, глазами шаря у печки кочергу.
- А что ты побледнел так? Я ведь своей маме сказала, куда я пошла, так что если что, у тебя искать будут,- сказала она, и указывая пальцем на подпол, спросила: - Сам покажешь, или мне самой поискать?
Я молчал, зыркая на неё глазами. "Вот как дело повернулось, и не ожидал", подумал я. Она не стала спускаться в подпол а, плеснув мне в лицо ненавистью, будто серной кислотой, сказала:
- Я и так знаю, где ты Леночку спрятал. Колечко, что я в подполе нашла, Леночкино. Вообще-то это моё колечко, но Лена попросила его у меня на время поносить, я не отказала, хотя оно ей немного великовато было. Так что, жди гостей.
Я схватил её за руку и повалил на пол. Она высвободилась, зло глянула мне в глаза и скрылась за дверью. Я побежал за ней, выскочил во двор, а дальше бежать не смог, видно силы все оставил во вчерашней бутылке. «Вот как меняется человек, вроде как с лаской вначале, а потом ядом плеваться начала. Что сейчас будет?» подумал я, и ужас как верёвкой сдавил горло. Я присел на старую облезлую скамейку и, немного посидев, пошёл обратно к дому.
    Я даже боли не успел почувствовать, просто вдруг упал как трухлявое дерево среди двора, и вдруг услышал громкий смех Леночки. Я повернул голову и увидел отца Леночки. Он брезгливо посмотрел на меня и направился прочь. Вдруг из-за его спины я увидел её. Она стояла в голубом шёлковом платье, босиком и смеялась так заразительно звонко! Я  протянул ей свои руки.
- Леночка, иди ко мне, я тебя согрею,- тихо сказал я, и слёзы застелили мне глаза.
Она подбежала ко мне и упала в мои объятья.
- Ты пришла ко мне, не забыла дорогу. Что ты вся дрожишь?- спросил я.
- Как ты мог!- крикнула она и растворилась в молоке тумана.
Я уже не видел, как ко мне подбежал наш участковый Генка, Галина Николаевна, Агафья Фёдоровна и мама Галины Николаевны.
- Кто его так? Со спины прямо в сердце,- спросил Генка.
- Да вроде не было никого,- сказала удивлённо Агафья Фёдоровна.
Галина Николаевна всё рассказала отцу и, тот не смог совладать с накрывшей его злостью и жаждой мести. Пока дочь с матерью ходили к соседке, потом в милицию он, разорвав тряпку тумана,  пришёл ко мне и забрал мою жизнь. Не забрал, а вырвал, похоронив своё горе в моих удивлённых глазах.