27. След холодного созвездия

     Перемены своей биографии в алгоритме 3-5 лет для него стали уже подобными чередованиям самих времен года. Поэтому каждое новое перемещение по должностной вертикали или даже горизонтали воспринимал без всякой тревоги, как результат уже реализованного здесь своего профпотенциала.
     Ничего не изменилось у него и с приходом так пугавших  многих обывателей «нулевых», которые распечатал самый загадочный для всех 2000-ый год.  Богатый на различные природно-политические события и явления, он тоже прошел под знаком праздничного миллениума, а завершился ХХ Олимпийскими играми в австралийском портовом мегаполисе Сиднее.
В числе не очень многочисленной «группы поддержки»  казахстанских спортсменов оказался и с радостью встретивший эту новость Степнов. Собрался в неведомую доселе дорогу, что называется, по-солдатски, за считанные часы. Тем более, что уже немного знающие австралийский климат товарищи ему подсказали:
     - Ты же едешь из нашей поздней осени в тамошнюю раннюю весну. Поэтому возьми с собой просто самое необходимое, остальным обзаведешься в пути…


     Только вот и предположить они не могли, что это будет за поездка, какой отметиной она проляжет в его памяти. Четырнадцать  часов беспосадочного полета из фешенебельного города-государства Сингапура, в аэропорту которого едва удалось сделать минимальные покупки, показались группе Степнова воздушной вечностью. Хорошо зная такое полетное самочувствие пассажиров, экипаж просторного аэробуса уже через пару часов включил свою «программу отвлекающих маневров». На салонных цветных мониторах запели, запрыгали, забегали герои малоизвестных зарубежных мультиков и романтических фильмов. Англоязычные стюардессы,  словно компенсируя свою молчаливость самыми театральными улыбками, все щедрее стали развозить по межкресельным рядам различные соки, легкие напитки и закуски.
     А при подлете к воздушному пространству крохотной на черном фоне Индийского океана цепочки Мальдивских островов  пассажирам начали предлагать  холодное виски с содовой. И едва они, взбодренные такой щедростью авиакомпании, опустошили пластиковые стаканчики, как в динамиках щелкнуло и раздался голос командира корабля. Даже плохо знающие английский поняли: мы пересекаем экватор планеты Земля. Все притихли, вслушиваясь в эту редчайшую в жизни человека минуту преодоления границы географических полюсов, времен года. Преодоления, в конце концов, своего страха перед этой могущественной силой природы, которая сейчас к тому же напомнила о себе и начавшейся болтанкой самолета в турбулентной зоне. Сидящие у иллюминаторов пассажиры, и те побаивались посмотреть под кренящиеся вверх-вниз крылья лайнера, словно зависшего на одиннадцатикилометровой высоте над темно-синим безбрежьем хмурого океана.


     Гонимый своим природно-профессиональным любопытством Степнов решил все-таки пересилить этот панический страх и прильнул щекой к прохладному стеклу оконца. Окинув взглядом сплошное, без малейшего проблеска горизонта небесно-водное «полотно», он резко откинулся на спинку сиденья и по иронии судьбы услышал в наушнике голос модного певца: «Вода-а-а, вода. Круго-о-ом вода…». Чтоб быстрее убрать это водное наваждение, отключил наушник и последовал примеру уже порядком захмелевших соседей по полету – попросил у любезно услужливых стюардесс еще по порции виски и содовой. Потом еще… И когда полумрачный к ночи салон почти пропах спиртным, усталостью и потом пассажиров, уже в дреме подумал: «Что за год такой проживаем? Прошли своего рода экватор 20-го столетия, экватор второго тысячелетия, теперь вот этот экватор… Один загадочнее другого!»
     Особого рода «загадочность» поджидала их на месте, на самой юго-восточной кромке Австралии. Не в плане организации Олимпийских игр и установленных здесь множественных мировых рекордов. Все это от первого и до последнего дня прошло на высочайшем уровне глубоко продуманной цивилизации. На этом фоне не стали  особым удивлением и городская фешенебельность отдаленных от Сиднея агроферм, и обильная блюдами из красной кенгурятины австралийская кухня. Не ошеломили группу Степнова даже специальные муравьиные углубления-тропки, которые прорезаются при заливке отмостков каждого построенного объекта. Единственной его реакцией на это впервые увиденное новшество оказалась лишь промелькнувшая мысль: «Потому, наверное, здесь и такой высокий уровень жизни, что начинают обустраивать ее с самого главного – с заботы о малейших тварях Божьих».


     Истинной загадкой стала вечерняя прогулка по уже прогретому здешней весной песчаному берегу Тасманова моря, открывающего собой южный выход в бушующий холодом Тихий океан. Уже вечерело, поэтому отдыхающих оказалось здесь тоже немного, в основном – такие же любопытные туристы с большого заэкваторно-северного материка. И понятно, что мало кто из них воздержался от желания опробовать здешнюю, не знающую заснеженных льдов морскую воду. Резко окунувшись в нее своим любимым нырком, руководитель группы словно ощутил всю обжигающую тело почти шестикилометровую глубину этого приокеанья. Тут же вынырнул к берегу и слегка дрожащим голосом заметил:
     - А не скажешь, что здесь уже май… вода такая же бодрящая, как и в нашем октябре… В общем, сплошное дыхание глубин, а может, и самой гонящей сейчас сюда океанскую волну Антарктиды…
     - …и неба дыхание тоже, - с улыбкой дополнила австралийская переводчица спешно завернувшегося в полотенце Степнова. – Как только солнце уйдет, сами почувствуете.
     Все в непонимании сказанного машинально посмотрели на чистое, без единой тучки небо. А он даже подумал: «Да ничего особенного, таким оно бывает и в самые ясные дни большинства районов нашего материка». Вернуться же к этой теме пришлось без напоминания переводчицы. Несмотря на выпитое за ужином многолетней выдержки здешнее вино, вся вышедшая на улицу с приподнятым настроением группа сама обратила внимание на идущее именно сверху безветрие прохлады. Аркадий подтянул молнию спортивной куртки и задрал голову на необычного рисунка небо, ярко-синий фон которого украшали четко выстроенные крупные звезды.


     - Едри твою кочерыжку, какой чужо-о-ой небосвод, - вполголоса, словно боясь спугнуть эту вечернюю тишину, вымолвил он и поднял тем самым кверху взоры остальных своих земляков.
     - Это созвездие Южного Креста, - громко отреагировала по-австралийски пышноватая переводчица. – Только долго на него не смотрите… Есть такая примета: каждого впервые заглядевшегося на  наше созвездие ждут большие перемены в жизни.
     - Даже? И какого они плана? – прикоснулся задумчиво к своему лбу посмотревший на переводчицу Степнов.
     - А самого разного, кому что выпадет.
     - Ничегоооо…  маманька, царствие ей небесное, говорила, что мое спасение от всяких бед заложено вот в этой родинке, - привычно потирая ее кончиками пальцев, попытался отшутиться он. Его ироничность поддержал своим басистым голосом черноусый Николай:
     - Конечно, будут… Еще раз перелетим экватор, вот тебе и перемены.
     - А еще наши олимпийцы немало медалей под этим небом нахватают, за что и нас Родина чем-то отметит, - вставил свою фразу всегда солидно смотрящийся и сносно владеющий английским Ерлан.
     - Как сказал мудрейший Омар Хайям, - с легким туркменским акцентом нарочито возвышенным стилем произнес высокорослый Мерген, - «Мы — послушные куклы в руках у творца!...»
     - Ес-ес, все в руках Всевышнего, - поспешила переводчица  подытожить этот  чуть ли ни митинг под ярко-звездным небом. – Я же только сказала о здешней примете, а вы можете верить в нее или просто забыть.


     Все переглянулись, молча поулыбались и дружно направились к месту общего сбора, для возвращения в отель. В таких разъездах и посещениях пролетали дни и ночи, наполняя собой калейдоскоп олимпийского календаря.  На смену одним спортивным событиям и рекордам приходили другие. Их накапливалось столько, что память  уже вынуждена была отсеивать из своих хранилищ все менее значимые факты, даты и встречи. Забыть же то вечернее предупреждение переводчицы не позволила морская прогулка, которую устроили «группам поддержки» культорганизаторы Олимпиады.
     Чтобы по-настоящему почувствовать дыхание океана, их вывезли сюда на большом катере со специальной рыболовной приставкой.  Спустившись по ее металлическому желобу к зарешеченной площадке, самые смелые могли ощутить себя чуть ли ни бегущими по накатывающимся навстречу морским волнам.  В числе немногих и первых туда направился черноусый Николай. Когда судно приблизилось к гряде остроконечных хребтов, которые словно только сейчас выросли из этих холодных водных глубин, все находящиеся на палубе вдруг оживились. Их внимание привлекли показавшиеся впереди кувыркания двух белых акул. По уверенному поведению этих представительниц многочисленного и самого грозного вида здешней фауны  чувствовалось, что они не очень боятся сближения с судном и плывут в высоком перекате волн практически ему навстречу.
     Впервые и, возможно, единожды в жизни поближе рассмотреть этих хищниц тихоокеанского бассейна захотелось также стоящему на палубе Степнову. Он быстро спустился вниз и едва приблизился к единственно оставшемуся там Николаю, как тот, завороженный увиденной картиной, поскользнулся на мокрой кромке металлической площадки и скатился всем своим стокилограммовым телом в морскую воду. Ее метровая глубина была для него лишь немногим выше колен, но при падении оказалось достаточным для трагедии и этого. Подняв тем самым почти такую же, как за металлической сеткой, хмурую волну, он в секунду ушел в нее вместе с головой.


     Аркадию это невольно напомнило ситуацию своего вступления в комсомол. Только тогда ему пришлось спасать тонувшего в городском котловане пацаненка, а теперь вот… Глянув на также беспомощно барахтающегося сейчас товарища, он понял: это уже не шутка любящего «похохмить в своем кругу» усача. И, резко оторвав взгляд от бултыхающихся неподалеку акул, ухватился за боковой поручень безопасности. Осторожно, чтобы тоже не поскользнуться, вошел в воду и второй рукой  взялся за шиворот куртки Николая. Его грузный и  уже бессильный торс стал вываливаться из нее, поэтому пришлось молниеносно перенести перехват руки на его высокий чуб. Еще несколько секунд – и они оба оказались на  безводной площадке. Имеющий с юности навыки спасателя Степнов быстро перевернул нахлебавшегося воды усача через свое колено, сделал пару качков – и тот с ревом стал выплескивать ее назад, навстречу почему-то даже приостановившим движение хищницам океана. Тем временем на помощь подбежали остальные члены группы, и выведенный на палубу чуть ли ни пьяной походкой Николай вскоре к радости товарищей произнес:
     - Вот тебе и перемены… Едва в каком-то ковшике воды не утонул…
     На что последовала осторожная, с крайне сдержанной радостью улыбка Степнова. А когда вновь благополучно перелетели по уже знакомой щедро-«горячительной» технологии все тот же экватор, по сияющему виду каждого из них можно было прочитать: «Ну, вот, и обошлось, все страхи позади!» Вчерашние олимпийские туристы, вернувшиеся в свое казахстанское предзимье, погрузились в пучину самых неотложных, накопившихся дел и нерешенных проблем. В их круговерти оказались не только слова переводчицы – даже океанское дыхание и необычная звездность австралийского неба. Стал уже, было, улетучиваться из мужской памяти и сам катерный случай своеобразного свидания с акулами. Где-то через месяц с лишним напомнил о нем звонок усатого:
     - А знаешь, Степаныч, австралийка-то накаркала точно, - рассмеялся в телефонную трубку Николай. – Меня вот, вишь ты, наконец-то тоже заметили,  повысили в должности… Так что давайте соберемся, отметим это дело уже под небом нашим, с Большой медведицей.


     Но так получилось, что встретиться группе удалось лишь немного позднее. И прежде чем поднять товарищескую рюмку за служебное повышение усача, ей пришлось заняться успокоительными процедурами по отношению к самому степенному из них Ерлану. Пока он с юмором ходил и ездил под созвездием Южного креста, его главбух успела провести пару рекламно-мошеннических операций и привлечь к   телекомпании процедурное внимание еще недавно созданной  финполиции. В результате вернувшегося шефа отстранили на время проведения следственных операций от занимаемой должности, взяли расписку о невыезде из города.
     - Да лучше бы мне не возвращаться из-за того австралийского экватора! - уже без присущего ему спокойствия вымолвил в сердцах  укрупнившийся в лице, похожем сейчас на самую крупную звезду потустороннего неба, телевизионный начальник. 
     Еще больше слов и коньячных граммов всем им довелось потратить  на короткую, но самую трогательную встречу по просьбе начитанно-щеголеватого Мергена. Его телефонный звонок Степнову оказался самым тревожным за постолимпийское полугодие. Шутливо произнесший тогда в Сиднее запевную строчку поэта-мудреца, он теперь напоминал своей растерянной сгорбленностью тот самый бумеранг, обратное действие которого им так ярко продемонстрировал там ловкий австралиец. Неумело или не с благими намерениями выпущенный в небо, этот серповидный инструмент столь же стремительно и с нарастающей долей опасности возвращался к ногам самого хозяина броска. Вспомнив об этом миге их потусторонне-экваторного мира, он с тем же туркменским акцентом изрек:
     - Помните, мужики, я тогда процитировал вам лишь первую строчку Омара Хайяма «Мы - послушные куклы в руках у творца!» А ведь за нею мудрейший написал еще три таких: «Это сказано мною не ради словца.// Нас по сцене всевышний на ниточках водит // И пихает в сундук, доведя до конца…». Так вот меня сейчас судьба как раз в этот «сундук» и выпихивает…


     - Может, расшифруешь свою восточную хитроломку? – прервал его замысловатое вступление уже взявший наполненную рюмку  Степнов и строго глянул на не умеющего скрывать тревогу давнишнего друга.
     - Да что тут расшифровывать, мужики, - резко поднял свою пятидесятиграммовку высокопоставленный представитель посольства соседнего государства. – Меня возвращают домой, в Ашхабад. И это так не вовремя… экватор тот нас разъединяет…
     «Опять, едри твою кочерыжку, экватор этот долбанный», - молнией пронзило встревоженный мозг Степнова, и он молча со всеми залпом осушил свою граненую, откусил тут же поднесенный к носу кусочек хлеба и спросил:
     - А что значит твое «не вовремя», тебя же на Родину возвращают?
     - Да, домоооой, - задумчиво протянул всегда бодрый Мерген. – Я даже радоваться должен… Но вот не могуууу… Вы же знаете, что живу  в этом городе уже больше десяти лет, здесь моя старшая школу закончила и по госгранту в английский институт поступила, в последнем классе учится и младшая дочка. И вот теперь ее надо срывать, везти в совершенно чужую для нее туркменскую школу, а старшую тоже оставить без поддержки на чужбине…
     «На чужбине», - мысленно подхватил его слово Степнов и невольно, даже неожиданно для самого себя задумался: «Моя старшая Жулдызка тоже ведь далеко от родительского дома, что же она там сейчас делает, на той, теперь уже, американской чужбине?»


     И в этом спонтанно нахлынувшем раздумьи он впервые, словно в детстве подраненного воробушка, поймал себя на давно бегущей за ним мысли. И вот она настигла его, эта не очень приятная мысль.  Мысль о том, что дочка-то уже давно ему стала своего рода пожизненным самоукором.  Тогда, в далекие дни разрыва их семейных отношений, Степнов и подумать не мог, что это обернется ему такими душевными последствиями. Да и когда было думать – зачастую изнурительная до ночи работа руководящего журналиста не оставляла даже и малости времени на семью. Она жила-развивалась как бы сама по себе. А он, что называется, ложился спать и вставал все с той же любимой ему газетой. Хотя и был у нее обслугой второй роли, ибо первую – всегда отдавал людям и времени. Потому, наверное, часто и оказывался в ситуации, когда его добрая душа словно пряталась в обличии жестком, выказывая окружающим лишь внешнюю суровость лица своего. Только вот сейчас ему предстояло отреагировать на тревожное сообщение товарища здесь и сейчас, оценить внезапно влетевший в его душу вопрос тоже самому. И он, провозглашая свой инициативный тост, посмотрел Мергену прямо в глаза с гипнотически успокоившей его фразой:
     - Все мы, друг мой, подвержены силе той или иной привычки, особенно к определенному укладу жизни. И всякий раз, когда он нарушается, готовы чуть ли ни впадать в истерику. Но при этом напрочь  забываем народную мудрость: все что ни делается, зачастую – к лучшему… Так ведь и с тобой. Тебя же переводят на работу именно домоооой, и с дочками твоими тоже все об-ра-зуется…
     Как только их наполненные ароматом рюмки гулко соприкоснулись, Степнов наконец-то уловил на лице угрюмого товарища первую за эту встречу легкую улыбку и уже скороговоркой, словно для самого себя негромко добавил:
     - Это, вот, моя без родительского присмотра в такой заокеанской дали что сейчас делает.


     Но не успел он выпить, как раздался мелодичный звонок «мобильника».
     - Аркадий Степанович, - скорее кокетливо-женственным, чем служебным голосом произнесла секретарша его приемной, - к нам  прибыл  дежурный правительственной спецсвязи с пакетом, так что обойтись без вас никак нельзя.
     Он с удивлением глянул на часы, отпил немного коньяка и с извинениями перед товарищами чертыхнулся:
     - Ну, и трудовые извращенцы эти фельдегери! Нормальные люди уже ко сну готовятся, а они вот пакет тебе тащут…
     Вернувшись на работу, он отправил домой упорно посмотревшую ему в глаза секретаршу, принял под личную роспись большой правительственный пакет и начал знакомиться с его содержимым. Оказалось, как и обычно, что ничего особо срочного среди этих документов не находилось, вполне можно было доставить их завтрашним утром. Степнов сделал на каждом из них соответствующие поручения исполнителям, прибрал со стола другие служебные бумаги. И уже дотронулся пальцем выключателя большой ажурной лампы, как тут же обратил внимание на незнакомую ему ярко-красную тоненькую папочку. Небрежно открыл ее и от неожиданности замер. С выведенного на лист бумаги цветного фото на него смотрела загорелая спина фигуристой с бархатистой кожей девушки. По улыбающемуся профилю ее повернутой влево головы сразу узнал свою секретаршу.


     - Что это и для чего?  – багровея от увиденного, негромко вымолвил в кабинетный полумрак  его хозяин. И прошелся взглядом ниже, под фотографию, где четким каллиграфическим почерком был зачем-то обозначен номер домашнего телефона. Степнов едва не пришел в бешенство, в голове закипало одно наказание суровее другого. Когда же все его начальственные варианты были исчерпаны, сделал глубокий вдох-выдох и коснулся лобовой родинки.  Невольно  вспомнил, что с  темой повышенного к себе женского внимания он столкнулся еще в дни, когда едва стал осваивать роль руководящего работника. Уже тогда его по-мужски озадачили все более открыто вбиваемые в жизнь «свободой перестройки» внебрачные связи. Осознавая их моральную пошлость, он ринулся на поиск первопричин  этого земного греха и понял: виной всему необычная статистика. Женского населения и так кое-где насчитывалось аж на четверть больше мужского, а тут еще и эта внешне сильная часть стала «обкуриваться», «голубеть». Вот и остались реально надежной опорой для таких обездоленных девчонок и дам самые что ни на есть «женатики». В общем, как в самой природе, где каждая зрелая особь находит свой способ… В противном случае - что же станется с женской природой, с обычным воспроизводством и без того малых семей, всего общества? Так что с их расфасовкой по категориям «казнить» или «миловать», пришел он тогда к выводу, горячиться не стоит.
     «Ну, с ними понятно. А вот что моя секретарша, неужто она уже просто ошалела от своих представительских функций?... Или так, случайно, оставила здесь фотку с другими бумагами? -  задумался обескураженный шеф и вспомнил, что такой же загорелой он видел по возвращении с приморского отдыха свою дочь. – Неужели и та сейчас раздаёт подобные «визиточки» в той далекой Америке?»


     Эта последняя мысль несколько успокоила Степнова, и он набрал номер указанного под фотографией телефона секретарши. Та поначалу даже обрадовалась и уже хотела, было, пустить в ход свое словесное кокетство, но услышала в трубке твердо прервавший ее намерение голос:
     - Ты, кажется, давно не была в отпуске. Приходи утром с заявлением, а вернешься – найдем тебе участок с более напряженным режимом работы, менее публичный… В общем, чтобы на подобные  фотосессии завлечений  у тебя времени не оставалось.
     - Ой, забыла… я…. я думала……ну-ну…. в общем, прошу прощения…. Хорошо, спасибо, - после немой паузы растерянно и со словесной сбивчивостью парировала она, а в конце словно спохватилась и добавила на этот момент Степнову главное: - Ах,  простите, но я не успела снять факсовку из штатов…
     - …И свою забыла, и эту, смотри-ка, тоже! – прервал ее он и, бросив на телефон трубку, почти выбежал в приемную.
     Оторвав с  аппарата тонкий листок, с тревогой пробежал глазами по короткому тексту: «Здравствуй, папа! Дозвониться из-за большой разницы в часовых поясах не смогла, поэтому решила сообщить факсом. Приезжаю по вашему времени послезавтра утром. С сюрпризом. Целую, твоя непослушная Жулдыз». Еще раз внимательно прочитал дочкино сообщение и нахмуренно дотронулся пальцами другой руки до своей родинки: «Почему ж она вдруг приезжает?....Не может быть там сама после трагического ухода своей матери?... А что это за сюрприз еще такой?...  Неужто их и так мало произошло в моем окружении после того визита за экватор?» С такими и еще более назойливыми мыслями, которые наполняли его отцовское сердце даже в самые редкие минуты служебного отдыха, он и провел оставшиеся до встречи сутки.


     В аэропорту долго ждать не пришлось. Едва Степнов вошел в холл для встречающих, как по ту сторону стеклянной стенки стали появляться пассажиры с легким багажом. «Интересно, сразу узнаю ее или нет? - подумал он, пристально вглядываясь в каждую идущую навстречу молодую особу, - Мы же не виделись уже, считай, целых  десять лет…». Его мысль прервало появление на горизонте черноволосой девушки в красном берете и такого же цвета костюме. Она остановилась, оглянулась на идущих за ней пассажиров, несколько секунд постояла и опять зашагала вперед. «Одета как Жулдызка», - екнуло отцовское сердце. Пригляделся и с радостью узнавшего человека прошептал:
     - Это же она, точно она!
     И, проталкиваясь меж впереди стоящих встречающих, двинулся ближе к двери. К ней уже подходила и знакомо ему улыбающаяся дочь.
     - Вишь, специально нарядилась в одежды нашей прошлой встречи, - подбегая к отцу с поцелуями, призналась она. – А то, думаю, вдруг уже не узнаешь…
     - Да ладно тебе, казашечка моя голубоглазая, - прервал ее со смехом тот, беря у нее портфель. – Пойдем уже, а там и сюрпризик свой раскроешь.
     - Не там, а здесь, - остановила его намерение покинуть зал раскрасневшаяся дочь. – А вот и обещанный сюрприз.


     Она указала на подошедшего к ним стройного парня с большим чемоданом и, взяв его под руку, уже строго, словно во Дворце бракосочетаний, отчеканила:
     - Знакомься. Мой жених… Да ты его, наверное, знаешь не меньше  моего.
     - Ах, тот самый лейтенант… Вилли Борисович? – на мгновение потерял дар речи по-прежнему обладающий хорошей памятью Степнов. «Как же не знать такое для меня навечно знаковое сочетание имени-отчества, - вглядываясь в крепкого возмужавшего парня в импортных очках, подумал он. – Назван ведь в честь моего первого трудового наставника – аульного тракториста целинной эпохи, благодаря которому я тоже в совершенстве овладел сельскохозяйственной техникой. Отчество же носит по имени своего отца, от пьяных рук которого покинули земной свет тот самый тракторист и его не безразличная для меня сестра. А этот сейчас стоящий передо мной Вилли в качестве «компенсации за содеянное родителем», как он сам сказал тогда, уберегал мою семью от бандюг общежития для условно освобожденных». А вслух лишь вполголоса произнес:
     - Вот и моя экваторная метка, лейтенант.
     - Я уже капитан, Аркадий Степанович, - не вникая в его слова, с  улыбкой выпрямился Вилли. – После тех контактов с вами, которыми почему-то заинтересовалось и начальство, меня перевели в горУВД. Потом забрали в облуправление, а год назад - в МВД республики. Направили как владеющего английским на трехмесячные курсы в Америку. Там и встретился с Жулдызкой в русском центре.


     …Возражать их женитьбе отец, конечно же, не стал. «Да имею ли право на это вообще, - мысленно подытожил он продолжительный застольный разговор с внезапно приехавшими, точно свалившимися с того самого экватора, молодоженами. - Они уже один другой на десяток лет старше, заграничную жизнь познали, так что пусть сами за себя решают. А я лишь - в чем надо помогу».
     Вышли на просторный балкон, над которым уже горделиво возвышалась в окружении мерцающих звезд убывающая луна, он стал меж ними и по-отцовски притянул к себе. Каждый из них сейчас с радостью подумал о своем. Переглянувшиеся Вилли и Жулдыз – о том, что тем самым они только что получили такое малословное, но важное для них благословение единственного оставшегося в живых родителя. А он, радуясь столь благополучной развязке созданного факсом напряжения, с надеждой подумал и о том, что это и есть самые негативные последствия его заэкваторного путешествия к холодному созвездию Южного креста. С надеждой, что они и являются так называемым экватором его судьбы, который он, в конечном счете, тоже прошел без турбулентности больших потерь и потрясений.