Донской казак. отрывок из одноимённой повести

Конечно же, первым рассказчиком  будет, как и положено по  чину, атаман. Вот его история.
     -Шёл  последний курс в  университете.  Уже куча собранного мной материала для дипломной работы раскладывалась по отдельным папкам, согласно тому плану, который был утверждён научным руководителем, Тут меня неожиданно вызвали в деканат, а оттуда прямой наводкой направили на совещание в кабинете ректора университета. Народу собралось достаточно. Все учёные мужи нашего факультета. Не буду их перечислять, это ни к чему. Совещание начал ректор. Он сообщил нам, что вчера его посетил Михаил Александрович Шолохов. Ректор с радостью поведал  о том, что сейчас Шолохов пишет книгу «Они сражались за Родину». Книга эта очень важная и нужная для   народа, для  истории страны. Огромную, мол, ношу взвалил на себя наш знаменитый земляк-писатель. Ему необходим помощник. Энергичный человек. Записать оброненную писателем фразу или мысль, покопаться в армейских архивах, найти интересные события, геройские поступки солдат и офицеров. Одним словом, ему нужен секретарь.
     Не трудно догадаться, что на эту должность наметили меня, для чего и пригласили на совещание. Я поблагодарил собравшихся за доверие, пообещал, что приложу все усилия, какие во мне есть, но оговорился, что лучше бы было  обозначить некоторый испытательный срок. Ведь не всякая овца достойна ловца.
     -Да,- посоветовали мне,- тебе сначала надо приглядеться к ситуации, обвыкнуть. Из воды да в полымя не лезь, оборкайся 
     Короче, с лёгким портфельчиком я прибыл в Вёшенскую. Шолохову доложили обо мне. Он вышел из флигеля в охотничьих сапогах, в брезентовой ветровке. Наверное,  только что вернулся или собирался уходить на рыбалку. Не знаю. Писатель принял меня тепло, душевно. Какое-то время поговорили с ним в беседке. Тут же он дал распоряжение домашним обустроить во флигеле моё жильё-быльё.
     Эх, как же хорош, воздух в Вёшенской. Лёгкий ветерок порою дунет на тебя букетом разнотравья, одурманит сразу полынью, чабрецом. Вроде бы ты окунулся в иной мир. А какие ночи там тёмные! Словно тебя полушубком накрыли, Только далёкие ясные звёзды, как отблеск надоедливых городских лампочек, равномерно мигают над тобой, умиротворяя тебя и успокаивая. Хорошо здесь работается. Никто не мешает. Конечно же, Михаил Александрович напишет замечательную книгу. И я, чем смогу, помогу ему в этом
     Утром раненько поднялся, привёл себя в порядок, стал
ждать указаний. Михаил Александрович не выходил. Спал ли он, а может, и работал. Ведь многие ночами пишут, утром.
       Ближе к восьми часам услышал скрип калитки: какой-то мужчина, полусогнувшись,  прошёл и сел в беседке.
     -Кто бы это мог быть?- спросил я прислугу
     -Прототип Нагульного,- сухо ответила женщина, глянув в окно.- Щас все соберутся,- недовольно подытожила она.- Размётнов придёть, дед Щукарь туда жа. С кнутом. Собаки прохода не дають. А Яков Лукич заявица аж сам друг: брата приведёть.
     Да, действительно, вскоре в беседке места пустого надо было уже поискать. Когда среди них появился  Михаил Александрович, я не видел, чем- то отвлёкся. Они перебрасывались редкими словами, и тут Яков   
Лукич, прищурив левый глаз, проскрипел:
     -Разговорчика  бы купить. В глотке сушняк полный.
     Надо вам заметить, Шолохов никогда не носил кошелька. Деньги держал в карманах брюк. Он выгреб из одного кармана мятую десятку, в том же виде пятерик и трояк. Лёгкого на ногу брата Лукича, как ветром сдуло. Секундная стрелка, наверняка, не успела сделать круг, другой, как он уж тут как тут с «разговорчиком». Ожидавшие явно оживились. И пошло и поехало. Как водится на Руси, дело катилось к поцелуям и естественной фразе: «Ты меня уважаешь?» О Русь святая! Сколько талантов утонуло под громкие поцелуи и такое простое: «Ты меня уважаешь?» Не счесть числа.
     Я перед открытым окном ёрзал на табуретке, не находя себе места, в ожидании когда это кончится.
     -Та, не трусь сиди. Нужен будешь, позовуть,- с безразличием высказалась женщина прислуга.
     Так продолжалось до вечера. Быстрые ноги брата Лукича несколько раз мотались в кооперацию. Так что разговорчик не прекращался ни на минуту.  Расходились, когда стадо коров, подняв облако пыли над станицей, «мукало» с неотвязной настойчивостью говоря людям: «Бросайте всё! Нам не в моготу таскаться с такой тяжестью».
     Завтра повторялось вчерашнее. Меня, привыкшего к дисциплине и порядку, это коробило и бесило. Надо же! Как электрички приходят по расписанию, так и прототипы появлялись в беседке. Иные люди на работу с такой аккуратностью  не ходят
     Позже, до меня, как до жирафа дошла такая мысль: «Михаил Александрович писал в основном ночью. Игра с прототипами своего рода отдушина, так необходима была ему, после ночных переживаний и вхождений в образы» Я помню его лицо, когда он сидел в беседке. Маленечко пригубив рюмку, он отрешённо вглядывался в даль. Уже другие прототипы плыли перед его очами. А здесь он только присутствовал, улыбался, согласно кивая головой, нисколько не вдумываясь в суть беседы. Общение с людьми (а у казаков язык, как бритва: не успеешь очухаться, хвать, хвать, а ты уже лысый)  рождало искромётный юмор, буйно рассыпанный в книге «Они сражались за Родину».
Тогда я был молод и малость глуп. Попытался откровенно поговорить с посетителями беседки. Они пожимали плечами, мол, мы тут не при чём. Готовы, хоть сегодня стушеваться, но что на это скажет авторитет. И тут я понял, этот гордиев узел мне не разрубить. Я сослался на семейные обстоятельства, с тем же лёгким портфельчиком и той же дорогой вернулся в город. Успешно защитил диплом. Умные люди советовали поступать в аспирантуру при МГУ. Но я выбрал при распределении Колыму. Решил посмотреть, где начинал свою писательскую деятельность другой авторитет  с Дона, Солженицын, некоторым образом мой однокашник.
     -Но о Шолохове это ещё не всё. Я просто обязан вам рассказать, как ему вручали нобелевскую премию. Это интересно.
     -Надо, между прочим, вам напомнить, что ни одного писателя не поливали так напраслиной, как Михаила Александровича Шолохова. Примером тому может служить «Тихий Дон». Помню студенческие годы. Сидишь, бывало, в тенистом скверике библиотеки с кучей книг, готовишься к экзаменам. Подсаживается к тебе солидный гражданин. С виду, глядя на него, не скажешь, что он какой- ни будь там проходимец. Со знанием дела рассуждает о литературе. По крайней мере, не чуждый ей человек.    Заводит речь о том, что, мол, Шолохов не писал «Тихого Дона». Якобы он, будучи солдатом продотряда, отобрал чемодан с рукописью книги у раненного белогвардейского офицера. И если бы он один был такой. Их довольно много шлялось, дурачили студентов. Поначалу меня оторопь брала. Не мудрено в такой ситуации и поверить в их бредни. Один из них, помнится, был якобы даже наследником того белогвардейского офицера. Этот наследник, по его собственному заявлению, стал бы богачом, если бы восторжествовала правда с «Тихим Доном». А теперь он влачит нищенское сосуществование, нигде не работает, мол, мотается по судам, ищет правду. И действительно, вид у наследника, прямо скажем неважнецкий: в разбитых штиблетах, в штанах латка на латке, и не известно, что на нём, толи куртка-ветровка, толи рубашка из толстого сукна. Он постоянно ошивался среди студентов, подбирал у них пустые бутылки. Иной состоятельный студент пошлёт его в магазин за лимонадом, за печеньем. Сдачи с него не требовали. Смотришь, к обеду, он зюзя зюзей. Кувыркнётся в скверике на скамейку, а иногда промахнётся, да шмякнется рядом с ней и спит себе беспробудно, только сопли пузырём да рой мух под носом. Наследничек!
     Но, слава Богу, правда, как и должно статься, оказалась на стороне писателя. А после этого и рукопись «Тихого Дона» нашлась. Говорили, что она сгорела во время бомбёжки Вёшенской. Пустить такой слух, а на самом деле спрятать её- это дело рук всё тех же недругов Шолохова. Мне так кажется. А может быть какие-то другие коллизии.
     -Так вот о том, как Шолохов получал Нобелевскую премию. Приехал он, значит, в Швецию. Дня за два, за три до церемонии с будущими лауреатами  проводилась репетиция. А как же?!!! По всему миру будут показывать по телевизору. Не дай Бог вдруг что-то не так, какие-то неувязки приключатся. Без репетиций нельзя. Даже каждую репетицию стелили ковры и всё подобное. Понятно, чтоб люди привыкли к обстановке, не растерялись во время церемонии. 
     - Церемонмейстер и говорит нашему Шолохову: «Вы стоите здесь за кулисой. Король с грамотой на той стороне  то же за кулисой. Вы его будете видеть.  Следите за ним. Как только он пойдёт вам на встречу, и вы идите. Да соизмеряйте свои шаги с шагами Их Величества. Не спешите и не запаздывайте, чтобы вы встретились строго по середине. Затем вы должны поклониться королю. Это громко сказано «поклониться». Просто склонить слегка голову, чтобы ваш подбородок коснулся узла на галстуке».
     -Идёт церемония. Вспомните, как весело шагал Юрий Гагарин по ковровой дорожке к мавзолею. Только Их Величество тронулось с места и наш Шолохов, чуть ли не как Гагарин зашагал по сцене. Король вынужден был забыть свою степенность, и прибавил шагу. Понятно, встретились не совсем на середине. Ладно. Вручил король Шолохову, что положено по церемонии. Всех пригласили к праздничному столу. Их Высочество заявило: «Хочу сидеть рядом с Шолоховым». Кто же будет возражать?!!! Как обычно, между первой и второй перерывчик не большой. Пошли разговоры, да восторженные беседы. Тут Их Величество выбрал момент, склонился к Шолохову и говорит: «А вы ведь не поклонились мне при вручении. Почему?» Шолохов приложил руку к сердцу и ответил: «Ваше Высочество! Поймите меня правильно. Донские казаки триста лет не склоняли головы перед русским царём. Склони я голову перед вами, они бы перевернулись в гробу».
 Вот что такое Донской Казак!