ЧАсть 9

***

Я вёл её, держа за дрожащую бледную руку. Уверял Мадикен и самого себя, что всё будет хорошо. Было туманно и холодно, покрепче запахнувшись в лиловое пальто Селин, которое как нельзя лучше подходило моей гостье и воскресительнице мечтаний, Мисс Чарлистон, ёжась, несмело шла и вглядывалась в вечерние сумерки.

- Фестиваль через три часа. Через три часа… время тянется. Кажется, специально, чтобы помучить нас. Не до конца, видимо, напиталось нашей энергией!

- Три часа – не так уж и много, Мадикен. Не так уж и много для двоих. Всё будет хорошо, не надо накручивать себя преждевременно! – я говорил так, а в голосе звучала предательская дрожь. Три часа…

Это время может пройти незаметно для счастливых людей и быть вечностью для тех, кто нервничает и ожидает опасности, натянутый, будто струна. Кто-нибудь знал, что время измеряется количеством счастья?

Сегодня Мадикен с королевской осанкой шагала по улицам, прикрыв утомлённо глаза. Прямая, словно палка, в уверенных шагах она пыталась скрыть весь свой страх.

- Мы скоро придём на место. Не спеши. Лучше остановись на мгновение. Задержим дыхание и насладимся этой жизнью, которая, чёрт возьми, стала такой хорошей! Возможно, она такая лишь перед ощущением скорой смерти…

- Даже не говори об этом. Мы успеем. Музыка умереть не должна – разве ты не помнишь наш девиз в последнее время?

- Помню. А ещё я помню, что ты говорил о мимолётном счастье. О том, что тебе кажется: счастье когда-нибудь вырвут из рук, подобно райской синей птице оно выпорхнет… это тоже запало мне в душу.

- Забудь об этом. Мне хватает своего маленького сумасшедшего страха. Ты сильнее меня, хотя мне так хотелось не допустить этой силы… не пустить на этот адский фестиваль. Но сейчас… назад пути нет. Только вперёд. Иначе мы можем пропасть навсегда в тёмной бездне Великого слепого одиночества.

- В твоей правоте мне очередной раз больно убеждаться… - только и сказала она, покрепче сжав мою руку.

Мы действительно остановились неподалёку от здания, где должны были провести фестиваль. Туман окружал величественное каменное сооружение, где фигуры лишь витиеватые могли сказать, что именно здесь расположен «Великий дом божественной культуры». Так называлось это здание, стены которого слышали голоса оперных див, мелодии, лившиеся из-под рук прекрасных скрипачек и флейтисток… в конце концов, даже голос визгливой фурии Амелии Чарлистон. Я не говорил ничего плохого при Мадикен, но в душе всё так же продолжал относиться к тем людям, которые разлучили меня с Селин, свою же дочь за чистоту и милосердие ненавидя.

Мы остановились. Одни движением Мадикен распустила волосы, вынула жемчужную заколку. Высокая причёска, над которой моя дорогая флейтистка трудилась весь день, рассыпалась дождём.

- Это будет не просто маскарад. Не притворство. Это будет жизнь, которую мы не должны загубить. Тот спектакль, который мы не доиграли там, в комнате.

- Я живу этим спектаклем каждый день снова и снова, моя милая Мадикен…

- Это хорошо. Но для того, чтобы хорошо сыграть, актёрам нужно сначала сделать глубокий вдох и насладиться жизнью за кулисами. Давай вдохнём глубже, создадим пространство и тёплую осень.

Пусть холод сменится теплом, пусть сменится горечь наслаждением. Пойдём в этот туман, моя дорогая Мадикен. Ты замираешь у меня в объятиях, наши глаза закрываются и видят то, чего в обычные дни увидеть просто не могли.

Ты замираешь… дрожит на губах улыбка. Белый тонкий шарфик треплет ветер, двумя хрупкими, но в то же время сильными пальцами, ты удерживаешь его. Будто хрупкое облако счастья терзают злые холодные посланники одиночества, а любимая флейтистка не хочет отпускать.

Не отпускай нашу тёплую осень. Улыбнись всем несчастьям назло.

***

Пока жизнь приятна, надо ей наслаждаться. Брать все счастливые моменты и прятать их в личную шкатулку.

В объятиях ли друг друга таять, видеть золото листвы пожелтевшей в обычных грязных ошмётках, которыми богато «Реальное время года», гулять под дождём в растрёпанном платье…

И радоваться, радоваться беспечно. Будто вся жизнь – один бесконечный фестиваль. И нет никаких печальных воспоминаний, которые заставляют крутиться в колесе прошлого, будущего и настоящего.

Пока жизнь приятна. Три часа… три часа в ожидании опасности запросто можно променять на часы наслаждения и вдыхания аромата прекрасных волос. Провести время в объятиях любимого, казалось, совсем недавно, чужого, человека…

Похоже, убийца ждёт с нетерпением, у него трясутся поджилки. И под маской кожа покрывается потом. Я не знаю, кто скрывает лицо за тёмным плащом, не знаю, кто бы мог ненавидеть нашу семью настолько сильно. Я не знаю… но мне кажется, тёплая осень в скором времени даст мне эту подсказку. Надо только лишь потерпеть, заглушая свой страх мелодией жизни и слушать, как сердца возлюбленных людей бьются в унисон.

И осень словно отвечает мне очередным воспоминанием. Сердце осеннее, чувства осенние, наполняют меня…

***

- Знаете, а мне иногда казалось, что осень – самое мрачное время года. Но сейчас эта осень стала намного ближе. Когда идёшь в тумане, кажется, что никто тебя не видит. Осень ценит истинные эмоции. Дождь – словно слёзы твои, а огонь листьев красных, что падают с местных осин в холодном парке огнём загораются в сердце. Жадным, ненасытным… таким, что сжигает всё без разбора, а не просто гаснет на первом же сильном ветру, подобно маленькой бедной свечке! – так говорила одна из гостей, что принимали мы с Селин, сидя в тёмной комнате.

Туда никогда не заходил отец потому, что боялся темноты. Странно, что взрослый мужчина, у которого есть связи и охрана, который держит в своих руках судьбы многих людей, прячется от чего-то, бежит, будто ребёнок.

Туда не заходили мама и сестра потому, что не хотели пылью дышать. Любая грязь приводила их в негодование. Бедная уборщица, которой каждый день доставалось от них! Бедная Софи, у которой руки были красные от хлорки…

Крики разъярённые заполняли весь дом.

У гостьи этой был волнистые волосы до пояса и чёрные глаза, которые всё время тяжело смотрели вниз, словно хотели продырявить пол. Она говорила с чувством, хоть лицо её за всё время разговора не выражало никаких эмоций. Будто стальная машина с голосом живой девушки…

Серые губы, чёрно- жёлтая футболка с надписью «Убийственная осень», кожаные штаны, сапоги с железными шпорами, будто бы девушка приехала с дикого запада… по несколько серёжек в каждом ухе и проколотая губа – вот и вся внешность, которая внушала страх и отвергала окружающих людей. Но Селин считала Гризельду Паркер лучшей подругой.

Селин любила этот голос, подчёркивающий контраст души и тела гостьи. Она любила то, что Гризельда любит появляться «буквально из воздуха» - пролезать в маленькое окошко, которое в маленькой тёмной комнате служило единственным источником света.

- Знаешь, дорогая, у меня есть здравое предложение к тебе: так как эта осень требует побега, мы можем сбежать. Сбежать и погрузиться в тот мир, который напоминает сказку. Мрачную… но нашу. Мы сбежим к твоему молодому человеку и залечим все раны. О побеге молодая добрая госпожа Чарлистон ничего не скажет, ведь правда? – на этот раз в глазах льдисто – серых промелькнуло что-то, вроде надежды.

- Ты предлагаешь пойти в тёплую осень и сделать свою жизнь приятной, наплевав на все беды?

Селин с её душой закоренелого романтика и создателя образов… тогда я думала (точнее, была уверена) в том, что она точно согласится.

Но блеск не заиграл в бирюзовых глазах – наоборот, серьёзнее стало выражение точёного личика красавицы.

Она подошла тогда к Гризельде вплотную и скептически, без всякого особенного интереса, переспросила гостью об её намерениях.

- Да. Предлагаю, надеясь получить немедленный ответ. Ты томишься здесь, Селин. Ты заставляешь Оуэна томиться в сетях Великого Слепого одиночества, которое уже поглотило его наверняка. Давай же! Окно не такое маленькое! Ты мечтала отрастить себе крылья… с детства была птицей. А теперь птицу держат в золотой клетке поганые стервятники! – она не постеснялась при мне этого выражения.

Но я тогда больше следила за Селин, за каждым грациозным, полунасмешливым движением.

- Я не могу.
Это был короткий ответ, пронзивший сердце гостьи. Это был самый короткий и точный ответ, который я слышала за всю свою жизнь.

- Почему не можешь?! Разве есть в этом жутком тёмном доме то, что по-настоящему держит тебя? Укажи только пальцем, я развею значимость этой вещи, которая препятствует нам, превращу её в прах! – горячо воскликнула Гризельда.

- Мне не хочется называть Мадикен вещью. Она не достойна такого имени. Она – не тот человек, которого нужно поносить, издеваться над ним беспрерывно… она стоит здесь, перед тобой, опустив глаза. Ты ведь… предлагала сбежать вдвоём? Так вот. Мадикен – не та, кому золотая клетка доставляет удовольствие. Она тоже жаждет свободы, кусочка чистого, голубого неба тёплой осени, а не холодное море Велкиого одиночества… и пропади я пропадом, если брошу её, если предам всё то, что она открыла мне просто так, не прося ничего взамен, только ради того, чтобы утешить меня, подругу по несчастью и внезапному одиночеству!

- Ты предпочитаешь мне богатую куклу? Не в обиду, конечно, мы пытались сдружиться и всё такое… но я вижу, что фарфоровая вазочка, которую представляет из себя эта нимфетка, когда-нибудь разобьётся и предаст тебя! Клянусь, так оно и будет – ты сама захочешь сбежать и обратиться ко мне. И вот тогда, тогда будет поздно говорить: «Почему же я была такой упрямой и не слушала тебя, моя дорогая Гризельда!»

- Успокойся. Не называй Мадикен фарфоровой куклой. Она терпела всё от своего отца. Я видела своими глазами царапины под богатым футляром, который эта молодая флейтистка мечтает сбросить. Иногда мне кажется, что девушку, принявшую меня, не могли произвести на свет Чарлистоны с их чёрными сердцами. Её произвела на свет музыка, которую душат в золотых тисках…

- Смотри, как бы музыка не заглушила твои нежные уши, Селин! Она только притворяется, как и всякая хорошая актриса на сцене личного сгоревшего театра. Она слушает про твои несчастья только для того, чтобы понять, как прекрасна её богатая, беззаботная жизнь!

- Я думала, что ты поняла меня ясно, Гризельда. Не говори так. Ты не жила с ней. Мадикен на притворство не способна, как не способна на подлость и ненависть музыка, флейта… либо я ухожу с Мадикен под руку, ты ни слова не произносишь про её вымышленные недостатки, либо уходишь ты.

- Но Мадикен! Ты выжила из ума… как же твой страдающий рыцарь, как же я… - вот тогда её лицо действительно побагровело от злости. Серые глаза сверкнули. Резко прошла она к маленькому чердачному окну, открыла его и впустила струю холодного воздуха, обдавшего наши лица.

- Я так поняла, что ты выбрала второе. Я уважаю тебя и твой выбор, но остаюсь при своём мнении. Нам не о чем больше говорить, Гризельда. Можешь написать мне издевательское письмо о прекрасной свободе…

- Ты думаешь, после такой наглости, я буду писать тебе? Я напишу тебе только после того, как ты обратишься ко мне за помощью! Когда эта музыка начнёт действовать тебе на нервы, резать сердце! Вот тогда… я напишу, как ты поглумилась над свободой. Ты была ведь свободна в своём выборе, милочка!

- Свобода в том, чтобы владеть собой. Я владею собой. И не сдерживаю себя. Ничто не мешает мне оставаться свободной даже в этих стенах… а с моим рыцарем мы встретимся. Но я не хочу выбирать между ним и Мадикен. Это слишком тяжёлое бремя для такой слабой девушки, как я.
- Ну хорошо… - Гризельда заскрипела зубами. – Ты добилась своего, фарфоровая ваза?! – она бросила на меня взгляд, в котором было столько злости, столько ненависти… я почти задохнулась в этом чувстве. Я молчала, потупив взгляд. Тогда сдерживалась, чтобы не заплакать от несправедливо нанесённой обиды.

Тогда была действительно маленькой кисейной барышней, которая не умела отвечать колкими словами на причинённую боль.

- Вижу, что ты онемела от радости, ваза! Ну так вот, флейтистка, музыка, наподобие скрежета… вспомни моё лицо, когда предашь очередной раз. И замолчи, потупив нимфетный взор. Замолчи и признай чужую правоту, заглуши проклятый инструмент, чтобы другим этого делать не приходилось!

Я вздрогнула и подняла голову. Быстро, резко Гризельда выпорхнула из окна. Это был мимолётный кадр в плёнке моих воспоминаний… его смыли другие впечатления.

Но сейчас алый закат, пробивающийся сквозь серые тучи, взгляд Селин и твёрдая, успокаивающая рука кажутся такими яркими, что я вздрагиваю снова, прежде чем вздохнуть глубоко и очнуться.

Не знаю, почему моя личная тёплая осень вернула меня в прошлое. Именно в этот отрезок…

***

Она вздрагивает в очередной раз. Сидит перед прозрачным зеркалом и задумчиво смотрит сквозь него.

Мы останавливались на час. Ровно час мы согревали друг друга в объятиях. А потом я сказал: «Пойдём…», и она отрешённо кивнула головой, погруженная в особенный мир собственных мыслей.

Мы вошли в здание не спеша. Нам показали комнату для участников, зарегистрировали, нарочито бодрым тоном пожелали удачи…

И вот сейчас Мадикен, прикрыв глаза сидела и смотрела в одну точку. То хрустальная слеза лилась из глаз, то дрожь пронимала тело. Что же опять воспоминания терзают её? Зачем, тем более, в такой момент?

Хотя… может быть, воспоминания тоже прочно и незримо вошли в её тёплую осень для того, чтобы показать важную вещь.

Не знаю. В любом случае, этот тревожный сон должен развеяться, чтобы не поглотить флейтистку полностью. Дрожащей рукой я треплю её за нежное плечо.

- Что случилось…Оуэн? – вздрогнув, Мадикен распахивает глаза и с пронизывающим изумлением смотрит на меня.

- Мне больше интересно, что случилось с тобой, моя дорогая…

- Да так. Ничего. Просто судьба вновь решила сделать мне неожиданный подарок-подсказку в самый подходящий момент.

-Подходящий? О чём ты?!

- Слушай. Слушай мой план и не перебивай… благодаря этой подсказке мне открылось то, что я раньше просто пропускала мимо себя…
Поделиться…