Мамочка

МОЛОДОСТЬ

              Мы с мамой, оглядываясь назад и перебирая прошлое, часто спорили, а иногда даже ссорились, из-за несовпадения оценок. Мама, бывшая балерина, а затем актриса и певица Московского театра Оперетты. Да, да, не удивляйтесь, ведь балетный век короток, а голос  от природы  был,  сочный, звучный, меццо-сопрано. Пению и музыке  она  нигде не училась, если не считать нескольких классов музыкальной школы еще в детстве. А перед поступлением в театр в 1951 г. позанималась вокалом с преподавателем, выучила две оперные арии и успешно выдержала конкурс.
               Мама была очень хороша собой, этакая русская красавица, натуральная блондинка с вьющимися волосами и сияющими, голубыми, вечно смеющимися глазами, очаровательно-кокетливая, очень выразительная и заметная со сцены. И жизнь у нее была яркая и насыщенная событиями.
               Я часто спрашивала, почему она дальше не училась и не держала конкурс в Большой театр, например, почему не росла. Она отвечала, что ей помешала именно я, не с кем ребенка было оставить. Рано она лишилась своей мамы, моей бабушки. Но эти доводы меня не удовлетворяли,  и мы с ее внучкой нередко  подтрунивали над ней, высмеивая инертность и отсутствие пробивных качеств.
                Уже после смерти мамы, перебирая ее архив, я наткнулась на очень интересный документ  -  аттестат об окончании Школы Сценического Танца при Московском хореографическом театре ЦПКиО им. М.Горького. Подробно ознакомившись с ним, я поняла, что мама получила прекрасное образование, равноценное, может,   балетному училищу Большого театра. Она училась там пять  лет, изучала историю литературы, театра, изобразительных искусств, балета и музыки, классический тренаж и поддержки, силовую гимнастику и акробатику, исторические танцы и танцы народов мира, актерское мастерство и теорию музыки. Всего я насчитала 16 предметов, и преподавали им народные и заслуженные деятели искусств. В результате на основании экспертной комиссии, состоящей из одних орденоносцев, маме  было присвоено звание артиста балета с оценкой «очень хорошо». Почему она никогда не хвалилась таким весомым документом? Не знаю. Но иногда мама рассказывала об этом периоде своей жизни и мне есть что вспомнить.
                …Представьте себе, Москва, 1934 г. Мимо парка Культуры проходят, гуляя, две шестнадцатилетние девушки, и видят объявление о наборе в школу, а затем ансамбль танца под управлением художественного руководителя А.В. Шатина. Не знаю, что с подругой, а мама поступила и отучилась там до 1939 г.
                Помните, на набережной парка, не доходя до Нескучного сада,  есть беседка с высокими каменными колоннами, а сзади нее на возвышении над обрывом,  летний домик, где уже позднее размещалась читальня, вот там и находилось их училище. Смотрю, уже со слезами на глазах, на сохранившиеся фотографии, где будущие балерины занимаются летом прямо на природе в саду. Вот они в группе с обручами, а вот они с мячами, в хитонах, стройные и молодые.
                Уже после третьего - четвертого курса ансамбль выпускал балетные спектакли. Вот один из них, сохранилась программа. Спектакль назывался «Красавица Радда» - хореографическая легенда в трех действиях по мотивам рассказа М. Горького «Макар Чудра» на музыку н.а. РСФСР Б.В.Асафьева, постановка балетмейстера А.В.Шатина. Спектакль давали летом под открытым небом на островке одного из прудов парка. Представляете, настоящий  лес и на лужайке раскинулся табор цыган! Не нужно никаких декораций, все естественно и натурально. Зрителей и артистов разделяет гладь воды, все окутано таинственностью происходящего. И на глазах изумленной публики разыгрывается эта драма, но уже в танце. Я не буду пересказывать либретто, вы же, наверное,  помните скрипача Лойко Зобара, полюбившего дочь старика Данилы красавицу Радду.
                На фотографиях спектакля я вижу свою мать в черном парике и цыганском костюме:  она подруга Радды, лучшая цыганка и любимица худрука. Здесь надо отметить, что заглавные роли танцевали солисты Большого театра.
                Далее из сохраненных вырезок газет я понимаю, что театр народного творчества уже подготовил седьмую программу – «Мы из парка» и уехал с гастролями по Крыму и побережью Кавказа. На гастрольных фотографиях в Сочи и Гаграх я вижу свою мамулю под  руку с директором театра И.М Эйнисманом, приударившим за молодой красоткой и даже предлагавшим ей руку и сердце. Жизнь была прекрасна: море, солнце, пальмы, успех и поклонники. И не заметила она, что в стране в это время шли репрессии, аресты, в каждой семье кто-то оказывался в тюрьмах или лагерях. Она выступала, танцевала и красовалась, была любима и влюблена. А потом грянула война и рухнула эта красивая жизнь. И в эвакуации маме пришлось  хлебнуть много  горя, связанного с разочарованиями замужества, ужасающими жилищными условиями, родами ребенка, то бишь меня, ей приходилось голодать и носить ведра с ледяной водой из колонки.
                … Мама очень любила записывать высказывания великих, и на одной из программок балета,  записала  чей-то афоризм: « Нет другого мира неожиданностей, случайных откровений, мгновенных успехов и таких же мгновенных разочарований, кроме мира театрального».

ПРЕОДОЛЕНИЕ

                Воспоминания и рассказы матери о своей жизни  часто выводили меня из равновесия и даже  бесили,  может из чувства зависти на ее яркую событиями молодость на фоне моей монотонной и небогатой впечатлениями жизни сначала студентки вечернего технического ВУЗа, а затем скучной и рутинной работы в области стандартизации в качестве научного сотрудника. Имея свой жизненный опыт, я не разделяла и болезненно воспринимала ее ошибки, просчеты и недальновидность.
            - « Мама, ну что же ты так плохо  распорядилась своей красотой?» – ехидничала я, когда  она уж очень  начинала  хвастаться былыми  бесчисленными ухажерами и предложениями замужества.
            - « И почему все женщины так падки на всяких негодяев, подлецов и мерзавцев? А добрых, душевных и преданных не замечают? Ну чем тебе не подошел Миша Козлов, с  которым ты переписывалась,  и он уже был в статусе потенциального жениха?»
               С Мишей Козловым мама познакомилась на родине своего отца в Белорусской деревне Русаки Могилевской обл., куда дед вывозил ее с братом на летние школьные каникулы. Миша был тоже родом из этих мест и приезжал навестить родителей.
Миша был курсантом высшего Ленинградского военно-морского инженерного училища и погиб на Балтийском море в первые дни войны.  С сохранившейся фотографии на меня смотрел красивый скромный юноша с открытым добрым взглядом в форме морского офицера.
             Мать променяла его на другого Михаила, бойкого и нахального авантюриста,  любителя весело пожить, озабоченного «ходока»,  вероломного искусителя женских сердец.
              А еще ей делал предложение некий Григорий Левитин. Помните в ЦПКиО им.Горького был аттракцион «Мотогонки по вертикальной стене», где бесстрашный  Левитин на мотоцикле носился внутри деревянного цилиндра  и вытворял чудеса героизма: отпускал руль, свешивал ноги на одну сторону машины, садился спиной к рулю, на что уж совершенно невозможно было смотреть. Он весь был в шрамах, потому что часто падал и разбивался. Как ему было не заметить молодую эффектную блондинку, учившуюся в этом же парке балетному мастерству.  Так вот,  он задумал акробатический номер вместе с ней, как танцовщицей.  Просил ее руки у  отца, моего деда. Слава богу, ума хватило отказать.
             В  самые первые  дни начала войны мама почувствовала себя в положении.
             - « Ну кто же рожает в такие времена?» - опять приставала я с расспросами.
             - « А что было делать?» –  отвечала она. -  « Аборты были запрещены, и чего  я только не предпринимала!»
              - «Ах,  вот почему у меня не выросли клыки после выпадения молочных зубов! -  с ужасом возмущалась я.
             Вот  такая  беззубая по характеру и осталась я  на всю жизнь. Чего-то она там пила, травила меня, парилась в бане,  но избавиться от плода не удалось.
              В конце октября, когда в Москве началась паника, молодожены, успев в спешке зарегистрироваться,  бежали в г.Уфу БашАССР. Не было ни свадьбы, ни цветов,  ни колец, ни шампанского, о чем мечтает каждая девушка, даже не посидели и не отметили в кругу родных. Не до того, постоянно приходилось по тревоге бежать и скрываться в бомбоубежище во время бомбардировок Москвы.
               В Уфе разместились на съемной квартире, без всяких удобств, вода в колонке, туалет на улице. Почему-то вместе с ними в комнате жила посторонняя женщина тоже беженка с сыном подростком. Какой уж там медовый  период. Мать беременная, плохо себя чувствующая,  неопытная,  среди чужих людей,  была стеснительна и щепетильна, что доставляло ей немало мучений. К тому же хозяйка квартиры предупредила, чтобы к моменту рождения ребенка они освободили  комнату, она такую семью с грудным  терпеть не будет. Пришлось подыскивать другое жилье.
                Родилась я в феврале -  самый тяжелый военный период 1942 года ночью в полупустом роддоме г.Уфы. Мама запомнила, что во время схваток пожилая нянька все приговаривала: »Буде орать-то, буде орать!». Когда ей показали ребенка, он был весь как бы  в муке, это лопнувший пузырь прилип и одел тельце новорожденной. Так что я родилась в  «рубашке».
                Муж снял еще более убогую комнату, сырую и темную с плесенью на стенах и потолке. Я не понимаю причин этого. То ли совсем  не было денег, то ли город был переполнен эвакуированными. Как-то не уточнила я этот момент у  матери. Муж, как человек,  раскрылся во всей красе - черствый, эгоистичный, бессердечный. Мать рассказывала, что, еще не оправившись от родов, носила ведрами воду из колонки для готовки и стирки пеленок, а он, будучи художником, берег свои пальцы. К появившейся крошке был совершенно равнодушен,  ни разу даже не  взял на руки, не приласкал,  не приголубил, что особенно обижало маму, ведь девочка была прехорошенькая.
Мог выпить последний стакан молока, предназначенный ребенку.  В голодное военное время считал, что лучший кусок должен доставаться ему, как добытчику.
.                Со временем до  мамы дошли слухи, что в  комнате, куда принесла малютку,  вся семья бывших жильцов умерла от туберкулеза, а у  ребенка обнаружилось  положительное перке, и она взмолилась с просьбой к мужу  подыскать другое жилье. Сколько ночей провела в слезах  с единственной мыслью, как  спасти дочь.  Муж возражал, мотивируя тем, что ему надо лишний раз «светиться» с пропиской и регистрацией в паспортном столе и милиции. А это нежелательно, т.к. могут отправить на фронт. Он был освобожден от мобилизации в виду сильной близорукости.
             Туберкулезом я к счастью не заразилась, но подцепила, наверное, от укуса комара, малярию. Можете представить, грудного ребенка трясла малярия с высокой температурой, и мать  вынуждена была добавлять в грудное молоко хинин.
             Когда мама  начала категорически настаивать переехать, муж, в конце концов, поставил ультиматум: « Выбирай, кого тебе важнее спасать, или  меня, или ребенка, а дети у нас еще будут». Чтобы скрасить  безрадостное существование, он  находил себе отдушину, время от времени  уходя   в лучшие условия к другой женщине. И это  при такой милой,  доброй, душевной и отзывчивой красавице жене!  Чего только не приходилось терпеть маме в этот период: и холод, и голод, болезни дочери, измену мужа, ужасающие жилищные условия,  после такой  беспечной и беззаботной жизни  театральных выступлений, гастролей  и  успеха.
              Мать писала письма родителям, упрашивая своего отца сделать ей вызов в Москву, т.к. въезд в город был закрыт во время войны. Не знаю,  каких усилий потребовалось деду, чтобы вызволить ее из Уфы. Вызов был получен в середине  1943 года.  Сколько радости было при встрече с родителями на  вокзале столицы. Через несколько месяцев из Уфы вернулся  и супруг. Его комнату, за которую во время  своего отсутствия он не платил квартплату, заняли другие люди.  Это случалось со многими, кто  уезжал из Москвы в военное время.. Жить было негде. Пытаясь сохранить семью, разместились в квартире вместе с родителями мамы. Но дальнейшая жизнь не сложилась. Дед,  не выдержав эгоизма и равнодушия зятя к внучке,  однажды спустил его с лестницы. Так и пропал мой кровный отец на долгие годы, скрываясь от алиментов, никогда не вспоминая и не интересуясь судьбой дочери.
              Вот и закончился самый сложный военный период жизни моей матери, период познания и разочарований, а жизнь продолжалась, сопровождаемая новыми трудностями, лишениями и испытаниями.