Доза смерти. Главы 16-18. Эпилог

 Глава 16

  Власов вернулся в комнату, из которой слышался отборный мат Коляна, и закашлялся. Так как окна здесь не было, дым, проникающий сквозь щели и вентиляционную шахту, быстро отвоевывал свои позиции.   
  Власов осторожно, стараясь не споткнуться, пошел на голос.    
  - Кто тут еще кашляет? Какая зараза меня связала? «Чукча» это ты? Быстро развяжи меня! Сгорим ведь к едрене Фене!  «Чукча», ты слышишь меня?   Нашел время шутки шутить!   
«Чукча» молчал. Власов остановился, и громким голосом произнес: - Так, граждане уголовники, с вами говорит капитан Власов. Я думаю, объяснять вам кто я  и, откуда, нет надобности?   
Колян затих, потом закашлялся.   
- Так это ты меня гад  по башке стукнул, и связал? 
Власов отозвался:    
-  А ты никак ожидал, что я тебе за то, что ты людей убиваешь, меня сюда кинул, в ножки поклонюсь, и спасибо скажу?   
Колян сплюнул и выматерился.    
- Ну, «Чукча», ну, сволочь, говорил ведь ему: следи. Как тебе удалось освободиться? Я же тебя спеленал, как куклу. А, малявка, наверное, развязала? Мы же ее просто так бросили. Пожалели. Я всегда знал, что жалость до добра не доводит. Век живи, век учись. Понятно, значит, это ты нас  вырубил с помощью этой длинной шланги, которую мы проглядели в парке. Из-за этой потаскухи все и пошло, как попало. Надо было сразу придушить ее, и не сидели бы сейчас тут, не коптились бы, как рыбы в коптильне.   
Власов, пытаясь глубоко не вдыхать, процедил сквозь зубы:      
- Ошибаешься. Вначале тебя, вырубил  твой хозяин. Вы, как я понимаю,  свое дело сделали, и стали ему не нужны. Вот он от вас и решил избавиться, как от лишнего мусора. Даже дружка своего не пожалел.  Хотя, чему тут удивляться? «Шестерки» всегда так и заканчивали свое пребывание на этой грешной Земле. А что касается Юли, то ее уже давно  и след простыл. Проглядели вы ее Колян. Прошляпали. Пока вы этих бедных, оглушенных женщин,  со Светой сюда затаскивали, она сбежала. Так, что скоро здесь будут мои ребята и вся ваша шайка – лейка накроется.   
Колян снова закашлялся, и сплюнул.    
- Дурак ты, капитан. Если бы она дошла до милиции, то они бы уже давно были здесь. Ты прикинь, сколько времени прошло?  Прикинул? Вот то-то и оно.   
Власов и сам понимал, что у  Юли что-то пошло не так, как они рассчитывали. Что-то случилось. Он заговорил о ней специально. Он пытался выяснить: удалось ли ей бежать, или ее поймали? Со слов Коляна, он понял, что не поймали: но где же тогда она? Где ребята?  В слух же он сказал:  - Ладно, разговор сейчас не об этом. Как ты правильно сказал, если мы не сгорим, то задохнемся от дыма. Давай думай, как отсюда можно выбраться и вообще, где мы находимся? Если, конечно, ты не решил свести счеты с жизнью раньше времени.   
Колян снова начал крыть матом всех подряд.   
- Обвел вокруг пальца, как сопливого фраера! Печенкой чуял: нельзя доверять этому уроду. Ну, если выберусь отсюда, то закапаю этого Иуду в землю живым.  Где «Чукча»? Жив или сдох уже?   
Власов пошарил вокруг себя руками, и наткнулся на тело мужчины. Он был без сознания, но пульс хоть и слабый, но прощупывался.    
- Жив твой «Чукча», только без сознания. Немного я ему в этом помог, да и дыма, наверное, наглотался.   
- Говорил ему: не пей зараза! Так нет, налакался.  Теперь окочурится во сне. Туда ему и дорога. Хотя, неизвестно теперь, может, ему и повезло.  Не будет, как мы, задыхаться. Блин, всю грудь разрывает от дыма. 
Власов переспросил его:   
- Значит, запасного выхода отсюда никакого  нет?    
Колян задергался.
- Какой к черту выход? Это же подвал! Двери железные. С петель не сорвешь и замок, чтобы открыть, автоген нужен, как минимум. Хотя, что толку открывать? В самое пекло попадем.  Он теперь стены и лестницу наверх бензином облил и поджог. Ржет, наверное, над нами сволочь.    
Дышать становилось все тяжелее. Власов закрыл рот рукавом. Колян снова закашлялся, и взмолился.    
- Слушай, развяжи меня. Что ж так и подыхать теперь со связанными руками и ногами?    
Власов думал. Он понимал, что развязывать этого бандита опасно. Нет ни какой гарантии, что он говорит правду.  А вдруг, выход все же есть? И тогда, развязав его, он сделает непоправимую ошибку. Уследить одному за двумя бандитами, пьяного Чукчу он в расчет не брал, очень сложно. А то, что этот Колян убьет его, и не поморщится при любом удобном случае, сомнений не было. Ему не нужны свидетели, тем более капитан УГРо.  Но и оставлять этих двух здесь, он тоже не мог. Если все же удастся спастись, то они могут дать исчерпывающие показания по делу об убийстве Баринова. Эти двое на данный момент являются и обвиняемыми и свидетелями. Они исполнители, но заказчик- то на свободе.    
- Подождешь, ты лось здоровый. Сейчас друга твоего перетащу, а то, точно задохнется. А потом уже за тобой приду.    
Голос Коляна задрожал.   
- Не бросай меня, слышь? Куда ты? Я все расскажу, дам показания, только не бросай.   
Власов поморщился.   
- Да не ной ты. За свою шкуру дрожишь? А скольких людей жизни лишил, и обрек на смерть, не задумываясь? Не задохнешься. А задохнешься, сильно по этому поводу переживать не буду.    
Он взял под мышки Чукчу и потащил его в другую комнату. Привалив его к стене, он вернулся назад.   
- Оставить бы тебя здесь подыхать, да не могу, профессиональный долг не позволяет. Ладно, ноги я тебе развяжу. Переворачивайся на живот и без возражений. Не хочешь, могу оставить все, как есть.    
Колян, чертыхаясь, перевернулся на живот. Власов развязал ему ноги.   
- А теперь, поднимайся и вперед.   
- Куда? Здесь же темень, ни черта не видно.   
- Ни чего, упадешь, поднимешься. Не велик барин.      
Подталкивая его в спину, он завел его в комнату, в которой находились остальные, и закрыл дверь. Здесь, из-за разбитого окна, дышать было легче. Хотя дверь уже трещала, и начинала коробиться. Видимо поступление воздуха притягивало огонь.  Рассеянный лунный свет проникал в разбитое окно, позволяя, хоть и нечетко, но все же различать очертания комнаты и силуэты людей, находящихся в ней.   
Власов услышал испуганный голосок Светы.   
- Власов, ты зачем привел этих горилл сюда?    
- Не бойся Светочка, сейчас они опасны не более чем змея с выдернутым жалом. Ты ничего не слышала с улицы?      
- Нет.   
Колян разглядел сидевшего не далеко от него дрожащего   «колобка».   
- Вот так сюрприз! И ты здесь? Не сдох, значит? Кинул тебя  твой дружок? Ну, и гниды же вы оба. На зоне за такое быстро на перо бы подняли.   
Тот неожиданно огрызнулся:  - Молчал бы уж. Черт меня дернул с вами связаться. Пальцы кидали, строили из себя «крутых», а ерундовое дело завалили. А теперь из-за вас сгорим заживо, одни головешки останутся.   
Власов прикрикнул на них и достал пистолет, который забрал у Коляна.   
- Заткнитесь оба! Отвечать только на мои вопросы и без мата, здесь ребенок. И не злите меня.  Пристрелю, не задумываясь, рука не дрогнет. Ясно? Мне терять нечего.   
Те, в раз оба  кивнули головами. Власов продолжил:   
- Времени у нас достаточно, можно сказать вся оставшаяся жизнь. Поэтому начнем исповедь, господа бандиты. Вы будете исповедоваться, правда, без отпущения грехов, а я, принимать вашу исповедь. Света, - он посмотрел на девочку, - давай, попробуй, заберись снова к окну. Ты, наша надежда на спасение. Можешь покричать. Вдруг, да кто услышит?    
На самом деле он не хотел, чтобы она слышала об убийстве отца и всю ту грязь, которую предстояло выслушать ему.    
Света вскарабкалась на шатающуюся баррикаду из сломанных столов, кресел, тумбочек и прильнула к окну, с удовольствием вдыхая свежий холодный воздух. Она начала кричать, и стучать палкой по решетке.   
- Эй, кто меня слышит, помогите! Люди!   
Власов ткнул пистолетом «колобка».    
- Давай, начинай первым. Я, так понимаю, это ты нанял этих двух «милых людей» для убийства Баринова? Жаль, что без протокола придется вести допрос, но ничего я и так все запомню. Предупреждаю о даче ложных показаний. Почувствую вранье, буду простреливать поочередно руки и ноги. Правда, в мягкие ткани, Я же не убийца, в отличие от вас, но будет очень  чувствительно. «Скорой помощи» поблизости не наблюдается, поэтому, я думаю, с особым вниманием вы отнесетесь к моим словам. Не так ли?      
«Колобок» кивнул, косясь на дуло пистолета.   
- А что говорить?   
- Все. Для начала, начни с того, как тебя зовут, как твоя фамилия, где ты работаешь? Я не думаю, что мама в детстве назвала тебя «колобком», как к тебе обращаются твои «друзья»? Или я ошибаюсь? Может, ты сразу и родился с кликухой?   
- Нет, конечно, нет.  Моя фамилия…   
Он не успел закончить, как раздался визг тормозов и крик Светы: - Сюда, сюда! Вы меня слышите?   
К окну кто-то наклонился. Послышался мужской голос: - Девочка, ты здесь одна?    
Света захлебываясь начала тараторить: - Нет, здесь моя мама и капитан Власов и еще другие. Нас заперли, а выход подожгли. Спасите нас, скорее, а то мы сгорим.   
Мужчина крикнул: - Власов, отзовись, ты там?  Это капитан Кушнарев из СОБРа.   
Повеселевший сразу Власов прокричал:   - Коля, ты? Давай быстрее вызывай пожарников, а то мы здесь изжаримся, да и дышать все труднее становиться. А с нами женщина без сознания и девочка.   
Кушнарев крикнул: - Держитесь, мы скоро будем.   
Во дворе слышались крики, шум, топот ног. Когда через какое-то время дверь открылась, и в комнату вместе с людьми хлынул поток пены, Власов бессильно опустился на корточки. Он почувствовал нечеловеческую усталость и апатию. Только сейчас он понял, что нервы его на пределе и он держал себя в руках, только из-за присутствия здесь Светы.  Мысленно, он уже попрощался с своими друзьями  и не верил в   спасение. Шанс остаться в живых был слишком мал. Кто-то поднял его, начал обнимать, тормошить, говорить, но слова не доходили до гудевшей, как телеграфный столб, головы.      
Он пришел в себя только в машине и начал озираться по сторонам.   
- Где Колян с «колобком»?  Вы их не упустили? Где Света?   
Кушнарев облегченно рассмеялся.   
- Ну, наконец-то, пришел в себя. Мы уж начали бояться, что ты онемел. Молчишь, и молчишь. Уставился в одну точку, как зомби. Не волнуйся, всех забрали. Они в другой машине.   
- Там еще в другой комнате женщина мертвая была. Вы ее взяли?   
- Я же тебе сказал: всех забрали.  Двух, правда, женщину, мать девочки,  и одного из мужиков пришлось в больницу отправить.  Женщина особенно плоха. С ними наши люди поехали, так, что не переживай. Власов, ты теперь передо мной в неоплатном  долгу по гроб жизни. Если бы минут на двадцать позже приехали, уже бы поздно было.   
- А как вы узнали, где мы находимся? Юля сообщила?   
Кушнарев покачал головой.   
- Нет. Про Юлю я не знаю. Это твои ребята из отдела, землю, можно сказать носом рыли, весь город перевернули за ночь, на уши подняли, выяснили точки, где вас могут держать, подключили  и нас и РУБОП и вот мы здесь. Сейчас приедем, они сами тебе расскажут.   
Власов закашлялся, и поежился.   
- Чего-то морозит меня. Видимо простыл, да еще дыма нанюхался. Слушай, как эти токсикоманы  всякую гадость нюхают? Голова трещит, тошнит, в глазах рябит, руки дрожат. Удовольствия, минимум.   
Кушнарев рассмеялся.   
- Ничего ты Власов не понимаешь, в этом же самый кайф! – Он был рад, что они успели во время, и именно его группа отличилась. Теперь можно ожидать поощрения или премии, а может, даже повышения по службе. Рад, что через какое-то время можно будет прийти домой, встать под горячий душ, а потом, выпив стакан водки провалиться в сон, в теплой чистой постели, прижав к себе сонную, горячую жену. Рад, что этот усталый, сидящий рядом с ним капитан, жив. Хоть и относительно, но здоров. Что девочка, суетившаяся возле своей матери, теперь тоже сможет дожить до того времени, когда сама станет мамой.  Его размышления прервал вопрос Власова.   
- Коля, ты не знаешь, того, кто нас поджог, задержали?    
- Не знаю. Потерпи Власов, сейчас подъедем в управление, и все узнаешь.   
Власов не успел до конца открыть дверцу машины, когда она остановилась, как попал в крепкие объятия Трухина.   
- Вовка, черт, как ты нас всех напугал! Жив, здоров.  С возвращением!   
Соня с Виолеттой целовали его, размазывая по щекам слезы, и перебивая друг друга, бормотали:   
- Я же говорила, что гороскоп хороший и все обойдется. 
-  Вовка, как я рада, что ты жив. Прости меня. Живи, как хочешь, больше не скажу ни слова. 
- И карты показывали приятную встречу и любовь.   
Власов остановил их, подняв руки.   
- Все, сдаюсь, залили слезами всю мою мужественную грудь и рубашку. Если вы обратили внимание, то на мне больше ничего, корме рубашки нет, а на улице не июль. Милые дамы, я,  по-моему, и так уже подхватил воспаление легких, если можно пойдемте туда, где тепло и светло. Очень хочется чего-нибудь съесть, и выпить. Я не настаиваю на первом, втором и компоте. Мне будет достаточно бутерброда и чашки с кофе с несколькими граммами коньяка, для профилактики простуды.  А то, я умру от истощения, жажды и стресса.   
Он пытался шутить из последних сил, чувствуя, как земля начинает уходить из-под ног.   
Трухин с тревогой всмотрелся в побледневшее лицо Власова, и сказал, обращаясь к женщинам:  - Давайте быстро его в кабинет и уложите на диван. Вызовите врача, и согрейте чаю.    
Власов заартачился.   
- Не надо никакого врача. Я поем, полежу, и все будет тип-топ.   
Трухин погрозил ему кулаком.   
- Не спорь с начальством. Приказ ясен? Выполнять!      
Когда Власова увели, он повернулся к капитану Кушнареву, и крепко пожал ему руку.   
- Спасибо, капитан.  Кого еще привез?   
Кушнарев кивнул в сторону машины.   
- Двух мужиков.  Власов сказал, что это они всю кашу заварили. Который толстый – это заказчик, а здоровый, высокий – исполнитель.  Был еще третий, но он в отключке. Дыма наглотался, да и Власов его видно хорошо «приложил». Вот его, женщину с девочкой и труп еще одной женщины, я отправил в больницу. Мои ребята с ними уехали.  Был еще и  четвертый, который их всех  поджог. Даже своих дружков не пожалел. Но мы его не видели. Власов спрашивал: вы его задержали?   
- Пока, нет.  Ладно, теперь разберемся что к чему. Пошли, поднимай этих голубчиков ко мне.  Да, кстати, где ты их нашел?  В каком районе?   
- Не далеко от Цирка. Зимний стадион знаете? Мы его ехали проверять, он тоже принадлежит этому объединению. А напротив него, в сторону Литейного проспекта есть здание, торец этого здания выходит в глухой колодец. И это и здание напротив находятся на капитальном ремонте. Место безлюдное, глухое. Мы запах гари почувствовали, ну и туда кинулись. Хорошо, что в этом подвале окно было, иначе  они задохнулись бы. Мы бы не успели ничего сделать. Пока бы разобрались: что к чему. А так голос девочки услышали, она на помощь звала. Она нам и сообщила, что там Власов. Пожарным надо сказать спасибо. Через три минуты приехали.      
- Ладно, все хорошо, что хорошо кончается.  Надо дать отбой другим группам и позвонить майору Борисову.   
Власов блаженствовал. Он лежал на диване, в кабинете Трухина, укрытый всеми собранными пальто, куртками и прочими теплыми вещами и пил горячий кофе. Женщины суетились вокруг него, предлагая по очереди: то бутерброд с ветчиной, то печенье, то конфеты. Ему уже выпоили таблетки «Анальгина» и «Аспирина», хотя он и пытался сопротивляться. Ему было тепло, глаза начали слипаться сами собой, и он не заметил, как провалился в глубокий сон.      
Вошедший в свой кабинет Трухин наткнулся на предостерегающие взгляды женщин.   
- Он уснул. Не надо ему мешать.   
Женщины напоминали ему разъяренных орлиц, оберегающих своего птенца. Он усмехнулся.   
- Ну, и, куда мне прикажете идти? Это, между прочим, мой кабинет. Да и его сейчас из пушки не разбудишь, а нам работать надо, - он выразительно посмотрел на Соню.    
Она умоляюще заглянула ему в глаза.   
- Товарищ подполковник, может, в наш кабинет пойдем? Пусть он поспит спокойно.  Сейчас Борисов со Звягиным вернуться, не дадут ведь ему отдохнуть.  А с ним Виолетта посидит, и врач сейчас подойдет.   
Трухин махнул рукой.      
- Ладно, пошли. Плохо, что не успел у него спросить: кто есть кто, и с кого начинать допрос? И вообще, как случилось, что они оказались  с Власовым в одинаковом положении? – Он посмотрел на секретаршу, - не сочтите за труд, позвоните моей жене и Борисовой Насте, они ждут, сообщите им приятную новость.   
Они вышли с Соней, тихо прикрыв за собой дверь кабинета.   
В это время Борисов и Звягин беседовали с вызванными на работу: начальником отдела кадров объединения «Синима» Казаран Светланой Ивановной и главным бухгалтером Савиной Светланой Олеговной.   
Обе женщины были напуганы, и никак не могли понять, что от них хотят узнать. Они нервно переглядывались друг с другом, и вздрагивали от каждого заданного вопроса. Их можно было понять.  Мало кто будет чувствовать себя комфортно и спокойно, если его поднимут с теплой домашней постели в три часа ночи, и привезут на милицейской машине на место их работы, где повсюду снуют люди в камуфляжной форме, масках и с оружием в руках.   
Казаран Светлане Ивановне было около тридцати лет. Это была миловидная, стройная женщина с выразительными карими глазами. Она настолько была растеряна, что не могла вразумительно ответить ни на один заданный ей вопрос.   
Борисов, пытаясь не вспылить, задал ей, уже, наверное, в пятый раз один и тот же вопрос:   
- Светлана Ивановна, успокойтесь, не нервничайте так. Вы, начальник отдела кадров, у вас должны быть все документы на вашу фирму, на ее сотрудников. Ответьте мне: Баринов Виталий Юрьевич работал в вашем объединении? И если работал, то кем? И второй вопрос: кто является хозяином объединения?   
- Я не знаю. Я занималась только кадровыми вопросами. Оформлением на работу, увольнением, отпусками и все. Все уставные документы хранились у генерального директора. Я делала свою работу, мне за нее платили, а остальное не мое дело.    
Трухин потер лоб рукой, и тяжело вздохнул.   
- А, что по поводу Баринова?    
- Я не помню, кто это такой. Надо посмотреть по личным делам. Может, и работал у нас. Последнее время к нам влилось сразу столько сотрудников, всех не упомнишь.    
Тут вмешалась Савина Светлана Олеговна, женщина лет сорока, с вытянутым худым лицом и тонкими прилизанными волосами, уложенными в строгий пучок.   
- Я знаю Баринова. Он работал бухгалтером в одном из наших кинотеатров. Он сдавал мне отчеты на подпись.    
Борисов уточнил.   
- То есть, вы хотите сказать, что в самом объединении он не работал?   
- Нет. У нас в бухгалтерии центрального офиса три бухгалтера и два кассира. Баринова в их числе нет.      
- Так, интересно, - протянул Борисов. – а его непосредственный начальник Баскаков, сказал, что у них он бывал редко, не больше трех раз в месяц. Остальное время он проводил в центральном офисе, то есть, здесь. Что вы на это скажите?   
Савина пожала плечами.   
- А что я могу сказать? Я его не видела. Это вы у нашего начальства спросите, почему он так редко появлялся на работе.      
- А что вы можете сказать о Колядине и Ревине, ваших непосредственных начальниках?    
Женщины переглянулись. Ответила Савина.   
- Ничего. Не хуже чем в других фирмах. Колядин, конечно построже, вспыльчивей, чем Олег Ильич, но на то он и генеральный директор объединения. Ему по должности положено быть таким. А Ревин, добродушный, веселый, любит жизнь в полном смысле этого слова.   
Борисов посмотрел на Звягина, тот кивнул и вышел. Борисов продолжил:   
- Светлана Олеговна, а вы сможете сейчас проверить банковские счета объединения?      
-  А зачем? Что случилось? Почему здесь нет ни Колядина ни Ревина? Почему вы не пригласили их? В принципе без их разрешения я не имею права этого  делать.      
Борисов протянул ей постановление прокурора.   
- Прочтите. Прочли? Ну, что, будем смотреть?  А где в данный момент находится ваше начальство, нам бы тоже хотелось знать. Может, вы можете подсказать?   
Обе женщины замотали головами.   
- Ладно, нет, так нет.    
Вошел Звягин, Борисов вопросительно посмотрел на него, Звягин покачал головой.   
- Пока, ничего нового. Да, ребята вскрыли сейф в кабинете Колядина и Ревина: все уставные документы, учредительный договор – исчезли. Кроме ненужного хлама, там нет ничего. Охранник говорит, что Колядин приезжал последний раз где-то около полуночи, забрал  с собой Ревина и уехал. Оба были с портфелями.      
- Понятно. – Борисов повернулся к Савиной, давайте проверять. Включайте компьютер.    
Савина села к столу, включила компьютер, загрузила программу и начала просматривать файлы. Вдруг, лицо ее побледнело, она ахнула, и зажала рот рукой.   
- Не может быть!    
Борисов быстро подошел к ней и посмотрел на экран монитора.   
- Все счета закрыты. Представляете? Все до одного! Как же так? Ни копейки, ни доллара, ничего!   
Борисов внимательно посмотрел ей в глаза.   
- А разве без вашей подписи это возможно?      
- Да, если есть подпись генерального и финансового директора. Потом, у них на всякий случай есть моя факсимильная подпись. Мы же теперь банкроты! Боже мой, что же это такое?    
Борисов отошел и сел на стул, устало, вытянув ноги.   
- Что и требовалось доказать. Юра, - он глянул на Звягина, - ты что-то понимаешь во всем этом? Я лично, ничего. Вся канитель из-за убийства какого-то мелкого бухгалтера? Смысл? Что они от этого выигрывали? Бросать все, бежать к черту на рога, ради чего?    
Казаран заикаясь, произнесла: - Кого убили?       
Борисов невесело усмехнулся.   
- Бухгалтера вашего, которого вы не знаете, Баринова. Ладно, распишитесь вот здесь и здесь, - он протянул им листы протокола. – Из города пока никуда не уезжайте, вы можете еще понадобиться. – Он посмотрел на Казаран. – А вам, - он повернулся к Савиной, - придется проехать с нами, пока мы не выясним, принимали ли вы участие в закрытии счетов и переводе  денег.    
Савина покраснела. А лбу ее выступили капельки пота.   
- Вы подозреваете меня?      
Борисов задумчиво посмотрел на нее.   
- Вы, главный бухгалтер объединения. Эту должность, обычно занимает только доверенное лицо, наиболее приближенное к начальству. Ведь именно вы в курсе всех сделок, оплат, левых счетов, черного нала. Не так ли?   
Савина замялась.   
- Конечно, у нас, как и у всех, были нарушения, но ничего криминального, уверяю вас. И потом, основными финансовыми вопросами занимался Олег Ильич. Я проводила только те документы, которые мне давали. Многие сделки действительно проводились напрямую, и оплата была из рук в руки, минуя меня.    
-  Ну, вот, а вы говорили, ничего не знаете. Ладно, разберемся.   
Вошел Стаднюк.   
- Ребята, Власов нашелся. Звонили из управления. Он еще и умудрился каким-то образом троих бандитов задержать. Сейчас их допрашивают. Поехали.   
Борисов соскочил со стула.   
- С Власовым все в порядке, он жив?    
- Жив ваш Власов, я же говорил: он из любой, даже самой дохлой ситуации выпутается. Везучий, черт! Подробностей не знаю. Приедем, на месте узнаете. Ребята свою работу закончили, а вы?   
Звягин широко улыбнулся.   
- Мы, тоже.   
- Тогда, опечатываем здание и вперед.      
Борисов со Звягиным ворвались в кабинет, и начали озираться по сторонам.   
- А где Вовка?      
Трухин сделал сердитое лицо, но глаза его улыбались.   
- Соня, посмотрите на этих нахалов. Ни доброго утра тебе, ни доклада начальнику отдела. Разбаловал я вас други мои. Секретарь из собственного кабинета выгоняет, дабы не потревожил сон  капитана Власова. Начальник группы майор Борисов и лейтенант Звягин не выказывают никакого уважения к своему шефу, врываясь с криками в кабинет и требуя чего-то.   
Борисов со Звягиным смутились. Борисов кинул вопросительный взгляд на Соню.   
- Александр Анатольевич, извините. Действительно мы чего-то…   
Трухин хлопнул его по плечу, и рассмеялся.   
- Боря, Вовка прав, говоря, что с юмором у тебя проблемы. Ты, что, шуток не понимаешь? Спит он у меня в кабинете. Перемерз, перенервничал, устал. У нас пока и без него дела есть. Пусть немного отдохнет. А мы, пока побеседуем с двумя очень для нас интересными людьми. Тем более, вы на месте, вот  и начнем. – Он повернулся к Соне, - кто у нас там первый?    
Соня взяла в руки паспорт, лежащий на столе.   
- Ревин Олег Ильич.    
Звягин удивленно приподнял брови.   
- Как, как?    
Соня повторила:   
- Ревин Олег Ильич. Да, да, Юра, у которого ты был дома.    
Трухин  кивнул ей:   
- Давай его сюда. Послушаем, что он нам скажет.    
Ввели дрожащего, испуганно смотревшего на всех, Ревина. Трухин обратился к нему:   
- Присаживайтесь, Олег Ильич. Давайте побеседуем. И учтите, что чистосердечное признание, будет учтено при вынесении приговора. Рассказывайте.      
Ревин вдруг заплакал. Он закрыл глаза руками, крупное тело его содрогалось от рыданий.    
Борисов налил в стакан воды, и пододвинул его к Ревину.   
-  Успокойтесь. Выпейте.   
Лязгая зубами об стакан, Ревин жадно начал пить воду. Потом, вытер глаза рукавом пиджака, и затравленным взглядом посмотрел на всех присутствующих в кабинете.    
 - Меня посадят?   
- Ну, это будет зависеть от меры вашей вины.      
Ревин, захлебываясь словами начал говорить:   
- Я ни в чем не виноват. Я вообще пострадавшая сторона. Меня, чуть было, не убили. Если бы не подоспели ваши люди, я сгорел бы вместе со всеми остальными.    
Трухин задумчиво произнес:   
- Вот это и интересно. Каким образом вы оказались вместе с ними? Насколько я понимаю, именно вы с вашим другом и коллегой Колядиным, были зачинщиками всего этого дела?   
- Нет, это был он, не я. Я не хотел, отговаривал,  сопротивлялся, и видите, чем это кончилось для меня?   
- Давайте по порядку, с самого начала. За что вы убили Баринова?      
Ревин снова задрожал, лицо его скривилось.   
- Я не убивал.   
Трухин перебил его:   
- Я не говорю, что конкретно вы это сделали. Нам уже известно, кто был непосредственным исполнителем убийства. Я говорю о заказчике. Отпираться, и придумывать что-то, нет смысла. Вам же известно, что оба исполнителя находятся у нас. Я не думаю, что они будут вас покрывать. И так?   
Ревин, обреченно вздохнув, махнул рукой.   
- Ладно, вы правы. Расскажу, что знаю. Вы не поверите, но я сам мало что понимаю. Я в принципе был таким же исполнителем, как и Колян с «Чукчей». Всем у нас заправлял Колядин Леонид Петрович, мой непосредственный начальник. С Колядиным мы знакомы давно, лет десять уже. Правда, знакомство было шапочное. Встречались на совещаниях, конференциях. Я в то время был директором одного не большого кинотеатра, на окраине, а он  тоже директором, но большого кинотеатра в центре города. Ну, знаете, как обычно, после всех совещаний бывает? Банкет, разговоры. Частенько мы оказывались в одной компании. Бывало, гуляли до утра. Потом, пошли трудные времена. Народ престал ходить в кино. Билеты стали стоить дорого. Отечественных фильмов, почти не снимали, за прокат зарубежных надо было платить большие деньги. Если еще в большие, центральные  кинотеатры  народ все же шел, то у нас зал был практически пуст. Мы начали выкручиваться, кто как мог. Стали сдавать площади в аренду под магазины, выставочные залы, кафе. Пошли «наезды», прибыли почти не оставалось. И вот, как-то случайно, на одной  выставке, мы столкнулись с Колядиным. Разговорились. И он, предложил мне стать его замом. Сказал, что создается объединение, куда войдут несколько кинотеатров, он будет в этом объединении генеральным директором и ему нужен свой человек, которому он может доверять. А так, как он  давно уже за мной наблюдает,  следит за моими делами, да и не один литр водки вместе выпит, то  он считает, что мы сработаемся. Я согласился. Правда, спросил: кто хозяин объединения, он?  Он ответил, что нет. Это, говорит, не важно.  Ты будешь подчиняться только мне. Зарплату назвал приличную, должность тоже не последняя, а главное «одиночное плаванье» уже осточертело. Какая действительно разница: кто хозяин?      
- Олег Ильич, - перебил его Борисов, - вы хотите сказать, что когда вас брали на эту работу, хозяин объединения  с вами не беседовал?   
- Нет. А зачем? Хозяева, на то и хозяева, чтобы прибыль получать, а не работать. На него работают другие.   
- А вы знакомы с этим хозяином?   
Ревин покачал головой.   
- Нет. Я подозреваю, что это подставная фигура. А, может, я и ошибаюсь. Только Колядин знал хозяина. Может, этим хозяином был он сам?      
Трухин вскинул на него глаза.   
- Вы хотите сказать, что учредительного договора не видели?   
- Почему? Видел. Но фамилия в договоре мне ничего не говорит. Я не знаю этого человека. Поэтому я и решил, что это подставная фигура.   
Трухин встал, и подошел к окну. Наступало утро нового дня. Первые лучи солнца пробились сквозь тяжелые, свинцовые тучи и скользили по окнам домов. Город просыпался. После бессонной, тревожной ночи, гудела голова. Он потер усталые глаза рукой, и повернулся к Ревину.   
- Так, это мы выяснили. Давайте перейдем теперь к персоне Баринова. Что вас связывало с ним? Из-за чего весь сыр-бор случился?    
Ревин задумался.    
- Вы знаете, я сам не могу понять до сих пор  его роли  в работе нашего объединения. Числился простым бухгалтером. Но я знаю, что Колядин боялся его. Да и Баринов вел себя с ним, как хозяин, правда, только в его кабинете. На людях он был услужливым, выдержанным, спокойным. А при мне мог на Колядина или меня и закричать. У меня не один раз мелькала мысль, что может, он и есть хозяин? Уж больно по хозяйски себя вел. Колядин даже завел роман с его женой, чтобы быть вхожим в их дом. Правда, у нас была еще одна фирма, не очень большая, зарегистрированная где-то на островах. Вот в ней, всеми финансовыми делами занимался Баринов. Фирма была зарегистрирована на нас троих. Но я в ее работе почти не принимал участия. Где говорили: ставил подписи, и получал деньги.   
Трухин снова сел за стол.   
- А чем занималась эта фирма?   
Ревин пожал плечами.   
- Да всем понемногу. Чем придется. Я не вникал в подробности, мне и с объединением дел хватало. Я как-то спросил у Леонида, почему он позволяет Баринову так вести себя с ним? А он ответил: не бери в голову, это мое дело и мои проблемы. Я больше и не интересовался. Меньше знаешь – лучше спишь.   
- И что же произошло? Кстати, ваша жена сказала, что вы взрывались при упоминании о Баринове. Почему?    
Ревин вскинул голову.   
- Вы были у меня дома? С моей женой и сыном все в порядке?    
Трухин кивнул.   
- Все в полном порядке, не волнуйтесь. И так?   
Ревин опустил голову, и тяжело вздохнул.    
-  Где-то недели три – четыре назад, меня вызвал к себе Колядин, и говорит: у тебя есть на примете люди, которые могли бы убрать человека? Я вначале не понял. Как, спрашиваю, убрать? А он рассмеялся: обыкновенно, отправить на тот свет. Это, говорит, надо сделать или, как разбойное нападение и ограбление, или так, чтобы выглядело не как убийство, а как обычная смерть.  Мало ли: у человека сердце прихватило или еще что-то.  Я поинтересовался: кого надо убрать. Вот тут он мне и сказал, что Баринова. Объяснил, что он слишком много стал на себя брать. Вначале я отказался. Но Леонид показал мне кое-какие документы, подписанные мной, фотографии, прокрутил кассету. Понимаете, он мог засадить меня за решетку без труда, стоило щелкнуть пальцем. Конечно, я же финансовый директор, а без нарушений сейчас не работает ни одна фирма. И к тому же он мог разрушить мою семью. Жена у меня ревнивая и быстрая на расправу. А я, человек слабый, люблю женщин.  Леонид этим воспользовался. Это был открытый шантаж. Он пообещал мне, что когда все это произойдет, я уеду в долгосрочную командировку за границу. Я купился на это. Я же говорил, что я слабый человек.   
- Но зачем это убийство было нужно Колядину? Что он выигрывал от этой смерти?    И, почему смерть должна была выглядеть естественной?    
Ревин развел руками.
- Я не знаю. Может, он собирался жениться на Милене, жене Баринова? У нее тоже была своя фирма. Если убийство, начнется расследование, а так прошло время, он женится на вдове, и все прибирает к своим рукам. 
В разговор вмешался Звягин.   
- Но ведь Колядин женат? Правда его брак оставляет желать лучшего, но все же. – Он повернулся к Трухину, - я вам докладывал. Жена Колядина – Мария, равнодушно сообщила о его любовнице, сказала, что они живут каждый сам по себе. Но если мне не изменяет память, то имя любовницы не Милена. У меня записан номер телефона и ее данные.    
Ревин хмыкнул.   
- Любовница у него была не одна и не две. Он менял их, как перчатки. А с Миленой у него была односторонняя любовь, только с ее стороны.  Я уже говорил об этом. Это было ради дела. О жене Колядина я знаю мало. Можно сказать, ничего не знаю. Они действительно жили каждый сам по себе. Детей у них не было. Я не знаю, что его держало в этом браке? Я встречался с ней несколько раз. Она произвела на меня сильно впечатление. Женщина умная, сильная, высокомерная. Рядом с ней хочется встать по стойке смирно.   
- Понятно. – Трухин снял трубку зазвонившего телефона, - да, Виолетта? Хорошо. Неси сюда. Как Власов? Хорошо, пусть спит, не буди его. Врач был? Ну, и чудненько.             
Он положил трубку на аппарат, и посмотрел на коллег.      
- Справка пришла по хозяину объединения. Врач был, все нормально, пневмонии нет, небольшая простуда и температура. Давайте будем разбираться дальше гражданин Ревин.   
- А. что дальше? Я вспомнил о Колянове Сергее, по кличке – Колян. Он одно время был моей «крышей», когда я еще был директором кинотеатра. Я знал, что он сидел и не один раз. Готов на все. Глазом не моргнет, чтобы человека убить. Нашел его, свел с Колядиным и все, на этом мое участие в этом деле закончилось.    
- Ой, ли? – Протянул Борисов, -  как же вы тогда оказались в подвале, вместе со своими  так называемыми «друзьями» и с теми, кого вы туда определили? И потом, если Колядин собирался жениться на Бариновой, то зачем он ее – то, вместе с ее дочерью и домработницей решил сжечь?  Какой во всем этом смысл?   
Ревин посмотрел на пачку сигарет, лежащую на столе.   
- Можно закурить?   
- Курите, - Борисов пододвинул ему сигареты.   
Ревин прикурил сигарету, и затянулся.   
-   Да смысл-то как раз в этом был. Если бы все прошло, как мы запланировали, а то ведь нет. Милена собиралась ехать в милицию, к вам, на опознание трупа мужа. В результате следствия, раз уже было ясно, что это убийство, выяснилось бы, что он был любовником Милены, и Баринов работал на него. Это указывало бы на мотив убийства. А так, сгорели и концы в воду. Потом, когда он узнал, что вместе со свидетельницей преступления взяли и вашего сотрудника, и что вся милиция поднята на ноги, он просто испугался. Ситуация выходило из - под контроля. Он поехал вместе с Коляном к Милене и силой привез их туда же, где находился ваш сотрудник с девушкой. Мне он сказал, что надо теперь избавиться от Коляна и «Чукчи», они много знают, это опасно. Предложил поехать к «Чукче», который охранял пленников, попытаться сделать так, чтобы они с Коляном, вошли во внутрь комнаты, якобы для того, чтобы напоследок развлечься с женщинами, а самим закрыть их и поджечь. А мы с ним, после этого должны были улететь за границу. Я даже подумать не мог, что он мне готовит ту же участь, что и другим. Хотя, нет, чего самого себя -то обманывать? Мелькала такая мысль, но, я ее, отгонял.   
Борисов перебил его.   
- Это вы закрыли все счета объединения?   
Ревин побледнел, и опустил голову.   
- Я.  Какой же я дурак! Конечно, зачем я ему после этого был нужен? Я перевел все деньги за границу, в банк с которым мы работаем.      
- Куда вы собирались лететь?    
- В Германию. Билеты с открытой датой у нас были.      
Трухин выразительно посмотрел на Борисова, тот кивнул и вышел. Трухин посмотрел на  понуро опустившего голову    Ревина.   
- Ну, что ж, на сегодня достаточно. Мы с вами побеседуем еще не однажды. Вам сейчас будет предъявлено обвинение и ордер на арест. Вы,   являетесь соучастником преступления, в результате которого, два человека погибли, и еще одна женщина находится в тяжелом состоянии.   
Ревин тяжело задышал, на лбу его выступили крупные капли пота.   
- Сколько мне дадут?   
- Это решит суд.   
- А как же моя семья?  Ей грозит конфискация имущества?   
Трухин недоуменно покачал головой.   
- Вы же без зазрения совести собирались бросить  семью на произвол судьбы и бежать за границу?    К чему эта показная забота?   
Вернулся Борисов.  Ревину было предъявлено обвинение, его увели. Трухин посмотрел на Борисова.   
- Дал указание?   
- Да. Фотографии Колядина разосланы по всем аэропортам и вокзалам. В Москву тоже отправили факс. Ребята проверяют списки пассажиров вылетевших за это время в Москву.   
- Хорошо.   
Вошла Виолетта и подала Трухину бумагу. Тот просмотрел  ее, и присвистнул.   
-  Вот это номер!   
Все с интересом уставились на него.   Трухин протянул листок Борисову.   
- Всего ожидал, но только не этого. Теперь все становится на свои места.   
Борисов  прочел, что написано в справке и поглядел на Звягина.   
- Ну, что Юра прокатимся еще разок? Мне так кажется, что гражданин Колядин  такая же  пешка в этой страшной игре и, при чем та, которой жертвуют без особого сожаления. Александр Анатольевич, - он посмотрел на Трухина, - Колянова тогда потом допросим?   
Трухин кивнул.   
- Да, особой спешки нет. Ничего нового он нам не сообщит. С ним и его дружком разберемся позже. Я позвоню в больницу, узнаю, как там дела у Бариновой, если она пришла в себя, то мы с Соней подъедем туда. Ну, а вы берите из СОБРа ребят и вперед!
 Борисов со Звягиным ушли. Трухин позвонил в больницу. Баринова пришла в себя. Врач разрешил не долго с ней побеседовать. Чеботаерев пока в сознание не приходил. Состояние Баевой оценивалось, как тяжелое. Но врач сказал, что организм сильный, борется, надо надеяться на лучшее. 
Трухин хитро посмотрел на Соню.   
- Ну, что едем? Или ты проведешь допрос Колянова, и побеседуешь с Власовым, чтобы к нашему приезду  была полная картина преступления?   
Соня смутилась. 
- А можно? 
 Трухин рассмеялся.   
- Можно. Все, я поехал. Я надеюсь, до конца сегодняшнего дня мы распутаем этот узел.      

                Глава 17 

Трухин вошел в больничную палату, в которой стояло две кровати. На одной лежала молодая, красивая женщина. На другой сидела девочка лет тринадцати.  Трухин понял, что это жена и дочь Баринова. Девочка что-то сердито выговаривала матери.   
Трухин поздоровался, и представился.   
- Как вы себя чувствуете?    
У женщины на глазах заблестели слезы.   
- Спасибо, лучше.   
Дочь фыркнула.   
- Как же, тебе лучше, а вот тети Зины, как и папы больше нет и все из-за тебя! Твой «котик», - передразнила она мать, - убийца! Он и тебя и меня хотел убить. Я тебя ненавижу! – Она соскочила с кровати и выбежала, громко хлопнув дверью.      
Милена беспомощно посмотрела на Трухина.   
- Это правда? Неужели это все сделал Леонид?   
Трухин помолчал, потом присел на свободную кровать и посмотрел в глаза лежащей пред ним женщине. Он не знал, насколько она виновна в смерти своего мужа, и была ли она в курсе того, что ее мужа собираются убить? Скорее всего, знала.  Иначе, не ждала бы приезда Колядина, а помчалась бы в милицию сразу, как только увидела показанную по телевиденью фотографию мужа и дочери.   
- Милена Андроновна, скажите, что вам было известно об убийстве вашего мужа? И о ваших отношениях с Колядиным.    
- Об убийстве мужа – ничего. Правда, я не имею к этому никакого отношения. Я была в шоке, когда увидела  в «Новостях» фотографию Светы и Виталия. Я так растерялась, и испугалась. Я позвонила Леониду. Мы были с ним в близких, очень близких отношениях. Видите ли, с мужем я прожила почти пятнадцать лет. Со временем чувства как-то притупились. Потом у него возраст. Он старше меня на шестнадцать лет. Леонид его сослуживиц. Это страстный, мужественный, яркий человек. Короче, я увлеклась им. У нас завязался роман. Но я не собиралась разрушать ни свою семью, ни его. Я до сих пор не могу поверить в то, что убийство Виталия, это дело рук Леонида. Хотя, сомневаться в этом не приходится. Ведь именно он привез нас в этот подвал, и бросил умирать. Но зачем это ему понадобилось? Что он выигрывал от наших смертей?   
Она вопросительно посмотрела на Трухина.   
- Правда, что Зина мертва, и мы сами, чуть было, не сгорели?   
   Трухин утвердительно кивнул ей.
- Правда. Милена Андроновна расскажите: о чем вы разговаривали с Колядиным, когда он к вам приехал?      
Но женщина словно впала в ступор.  Она повторяла только одну фразу:   
- Этого не может быть. Этого не может быть. – Вдруг она посмотрела на Трухина в упор, - я чуть было не убила свою девочку! Вы понимаете? Я – могла стать убийцей своей дочери!    
Трухин успокаивающе похлопал ее по руке.   
- Успокойтесь. Теперь все позади. Вы живы, поправитесь, и дочь ваша жива, хотя и натерпелась  страха и боли. Вы слышали, о чем я вас спросил?          
- Ах, да. – Она вдруг покраснела, и закрыла лицо руками, - Боже, какой стыд. Нет, я не могу вам этого рассказать.    
Вошел врач и с укоризной посмотрел на Трухина.   
- У больной сильное сотрясение мозга, гематома, отравление угарным газом, ее нельзя расстраивать. Я попросил бы на этом закончить вашу беседу.      
Трухин встал.   
- Да, конечно. Еще только один вопрос, в вашем присутствии, можно?    
Врач раздраженно дернул плечом.   
- Задавайте свой вопрос, если это для вас так важно. Но только один.   
- Хорошо. Милена Андроновна, ваш муж поддерживал отношения со своей  первой семьей?      
Баринова недоуменно посмотрела на Трухина.   
- Понятия не имею. Я никогда этим не интересовалась. Думаю, нет. А, что, это имеет какое-то значение?    
Вошла Света, и шмыгнув носом, в упор посмотрела на Трухина.   
- А Власов с вами не приехал?    
Трухин улыбнулся девочке.      
- Нет, он отдыхает. А ты хотела его видеть?  Если тебе нужно ему что-то передать, скажи мне, я передам. Говорят, ты ему очень помогла и вообще ты очень храбрая и сильная.    
Света смутилась, потом вскинула голову.   
- Я сама ему потом скажу. Это личное.   
Трухин улыбнулся.   
- Ладно. – Он вышел в коридор и пошел к палате, в которой лежала Юля Баева.   
Навстречу ему поднялся Зырянов. Трухин спросил:    
- Ну, как она? Что врачи говорят?      
Зырянов нахмурился.   
- Пока новости малоутешительные, товарищ подполковник. У нее пневмония и сильный эмоциональный шок. Она то не надолго приходит в сознание, то снова впадает в забытье.    
Трухин заглянул в палату. Глаза Юли были закрыты. Она дышала тяжело и прерывисто. Рядом с кроватью стояла капельница, из которой в вену Юли вливали лекарства. Трухин закрыл дверь палаты, и посмотрел на уставшего, с красными от бессонной ночи глазами, Зырянова.   
- Подежурь еще немного. Я не думаю, что Колядин броситься сюда, убирать свидетелей. Ему сейчас не до этого. Но, береженого -  Бог бережет. Скоро тебя сменят, я распоряжусь.  По-прежнему в палату, кроме лечащего врача и дежурной сестры, никого не впускай.   
К Чеботареву он даже не стал и заглядывать. Как только он придет в себя, его переправят в изолятор. То, что он и Кольянов были исполнителями, это сомнению не подлежит. Их вину доказать не сложно, слишком много свидетелей.  Он в этой компании был самой мелкой сошкой, и  вряд ли мог сообщить что-то новое.   
Трухин вышел на улицу, и подойдя к служебной машине, на минуту остановился, вдыхая свежий, холодный воздух. Он запрокинул голову, поглядел на голубое безоблачное небо, яркое, слепящее солнце и улыбнулся. Как будто и не было вчерашнего свинцового неба, пронизывающего ветра и нудного моросящего дождя. Питерская погода  непредсказуема, как и человеческая судьба. Сегодня в твоей душе царит мрак и отчаяние, а завтра тебе хочется петь, танцевать, и обнять весь мир. 
Маленький щенок кавказской овчарки, толстый, неуклюжий и смешной, вдруг начал тереться о его ботинок. Трухин нагнулся к нему, и почесал за ухом.   
- Что, брат, потерялся? Как же ты так?  Ну, и что с тобой делать прикажешь? – Он огляделся по стонам, и увидел бегущую к нему женщину, -  А, вон, наверное, и твоя хозяйка. 
Раскрасневшаяся женщина с поводком в руке, подбежала и схватила щенка на руки, отчитывая его за непослушание и целуя одновременно. Она смущенно улыбнулась, посмотрев на Трухина.   
- Маленький еще, ничего не понимает. Убегает и прячется. Думает, это игра. Как ребенок, честное слово! Сын попросил купить, обещал сам выгуливать, а в результате, кроме меня это чудовище оказалось никому не нужно. Извините. – Она быстро пошла, на ходу продолжая выговаривать пытавшемуся то и дело лизнуть ее в лицо, щенку. Трухин улыбнулся и сел в машину. 
Вернувшись в управление, и  войдя в свой кабинет, он застал там умильную картину. Власов полулежал на диване, а по обе стороны от него с тарелками, полными  разнообразной снеди, сидели Соня и Виолетта.      
Трухин рассмеялся.   
- Ну, Вова, ты, как турецкий султан. Оклемался?    
Власов ухмыльнулся.   
- У турецкого султана четыре жены и триста наложниц, а у меня всего две и те, не ласкают, а  ругают, как провинившегося первоклассника.   
Соня легонько стукнула его по затылку. Власов громко застонал.   
- Вот видите, еще и дерутся. Нет, никто меня не любит, не жалеет. Никому я не нужен. Вот так сгорел бы, и осталась от меня лишь кучка пепла, которая разлетелась бы по ветру, и никто не проронил бы слезинки о бедном капитане Власове. Ну, разве что…   
Соня ехидно произнесла:   
- Катя, Лена, Вера. Если все имена перечислять, то полдня на это уйдет.    
Власов укоризненно посмотрел на нее.   
- Больного каждый обидеть сможет, а вот пожалеть…   
Трухин улыбнулся.   
- Это ты-то больной? Вова, не дави на жалость. Кончай выжимать слезу. Давай, рассказывай о своих приключениях, пока Борис с Юрой не вернулись. Только не забывай, что краткость, сестра таланта. Потом, в домашней обстановке, охающим женщинам, расскажешь все в подробностях, чтобы они залили твою грудь слезами,   и закормили до смерти, бедного, оголодавшего и похудевшего мальчика.      
Власов сделал обиженное лицо.   
- Как прикажете, товарищ подполковник. Могу вообще в двух словах доложить.      
Трухин махнул рукой.   
- Вов, кончай обиженку изображать. Эти трюки мы уже наизусть выучили. Рассказывай.   
Власов нахмурил лоб.   
- Так, если убрать все лирические отступления, то дело было так: я подъехал к дому Баевой, позвонил в дверь, получил сзади по кумполу, и очнулся уже в подвале. О том, что там было сыро, холодно и темно, я рассказывать не буду. Это никому не интересно, я так понимаю. Руки и ноги у меня естественно были связаны, но это тоже неважно. Оказалось, что рядом со мной в этом же подвале находится и та, к кому я так торопился, то есть Баева Юлия. Сразу скажу, чтобы не было лишних вопросов, что ни лица, ни ее фигуры я  не видел, поэтому не имею ни малейшего понятия: красивая она или нет, - он кинул быстрый взгляд на Соню, - но то, что храбрая, это точно. Она меня развязала, и мы разработали с ней план. Да, как оказалось, тех, кто убил  нашего дядечку в парке, она не видела. Она лежала под скамьей и только слышала голоса. Если бы не потерянный кошелек, они бы ее никогда не вычислили, как и мы. Это говорит о  том, что в наших рядах есть «стукач». А дальше пошло еще веселее. К нам, очевидно, чтобы мы не скучали, подкинули еще троих и опять же женщин. Правда одна из них в последствии оказалась трупом, другая ребенком, третья была без сознания. Это я сообщаю, так на всякий случай, чтобы не было лишних вопросов по поводу того, чем я там занимался, окруженный таким количеством особей женского пола. Как оказалось позже, Юле в это время удалось бежать, но как выяснилось (Соня мне рассказала), не очень удачно. Наша доблестная милиция районного масштаба, зачислила ее в девицы легкого поведения, не смотря на то, что она одета не по сезону, и пытается сообщить что-то важное. Я в это время лелеял надежду, что теперь уж точно скоро увижу ваши физиономии и смогу еще не один раз поесть изумительных Настиных пельменей, и стать хоть пока и крестным, но все же отцом. Но, время шло, а вас все не было. От девочки я узнал фамилию нашего убиенного, о ее семье и, о том, что их сюда поместил любовник матери, которого та называла  «котиком».  Так, как времени у меня было достаточно, я решил обследовать помещение, и наткнулся на дверь, которая выходила в соседнюю комнату. Дверь естественно была заперта, и завалена разным хламом, но меня это не остановило.   
Трухин хмыкнул.   
- Я и не сомневаюсь. Когда это какая-то закрытая дверь могла тебя остановить?    
Власов укоризненно посмотрел на него.   
- Кто-то просил меня не отклоняться от заданной темы. Попрошу в дальнейшем не сбивать меня с мыслей, которых и так не много,  так как в голове каша, припахивающая гарью. Между прочим, как я понял, все остальные участники  нашего незапланированного мероприятия находятся в медицинском учреждении, лежат на белоснежных больничных простынях и принимают живительные лекарства, которые им дают сестры милосердия. И только я один, подвергнут тщательному допросу с пристрастием, в окружении бесчувственных людей, лежа на холодном кожаном диване.      
Трухин застонал, и поглядел на девушек. Власов поднял руку. 
- Понял, продолжаю свое повествование. Так вот, только я попытался открыть эту дверь, как открылась дверь в коридор и в нашу резиновую, безразмерную комнату, вмещающую всех желающих и не желающих, вошли трое мужчин, один остался стоять в дверях. Да, я забыл сообщить о немаловажном факте, я умудрился разбить лампочку, и, поэтому они не могли включить свет и поприветствовать нас, глядя нам в глаза. Так, как у меня в руках не было ничего, кроме ножки, я имею в виду не женскую ножку, а ножку от стула, я не мог кинуться в бой, а затаился, надеясь на удачу, и она не отвернулась от меня. Один из наших тюремщиков начал душить другого, и звать на помощь. Потом, все произошло в считанные секунды: тот, который душил, огрел чем-то того, которого звал на помощь, и выскочил за дверь, не забыв закрыть ее на ключ. Я понял, что наконец-то настало мое время, и пользуясь темнотой, к которой уже успел привыкнуть, нейтрализовал всех троих. Из их небольшого разговора, я понял, что тот, которого душили, является другом сбежавшего, а остальные двое, исполнители, которых Юля слышала в парке. Я решил перейти в другую комнату, дверь в которую, я обнаружил ранее. Открыв замок, заметьте не ключом, а обычной пилочкой для ногтей,  мы перебрались туда вчетвером: Света, ее мать  и толстячок, которого, его так называемые друзья,  называли «колобком».  Он мне и рассказал всю эту историю с неудавшейся смертью по собственному желанию Баринова. И о том, что это именно он нанял этих двух бывших уголовников для исполнения задуманного плана. Но вот единственного чего он не знал, так это зачем всю эту кашу заварил его шеф,  почему он решил избавиться от него и, где мы в данный момент находимся. Полный кретин, ехал, не замечая куда, мечтал о заморских берегах, которые обещал ему его друг.  Тут мы почувствовали запах дыма, и поняли, что горим. Так, как в этой комнате было не большое окно, мы разбили его. Оно, конечно, не спасало нас, но все же, можно было дышать более-менее. Я человек гуманный, поэтому не позволил, пусть и закоренелым преступникам, пытавшимся лишить меня жизни, задохнуться в дыму, избежав, таким образом, правосудия. Я перетащил их к нам.  И тут, подоспели наши ребята, за что я им очень благодарен. Не дали погибнуть в страшных муках молодому, цветущему мужчине, который не успел оставить на этой земле, после себя потомство. Вы представляете? На этом мог бы прерваться… 
Трухин перебил его.   
- Так, все пошла лирика. Ладно, с тобой мы выяснили.   
Власов обиженно посмотрел на него.   
- Конечно, я это знал: кого интересуют мои переживания? Я…
Трухин остановил его.   
-  Вова пожалей нас.  Мы ведь тоже эту ночь провели не в теплой кровати, под пуховым одеялом. Все с ног сбились, разыскивая тебя. Соня с Виолеттой столько справок, документов пересмотрели, чтобы хоть какую-то ниточку, зацепку найти. Борис с Юрой всю ночь по квартирам, да кинотеатрам мотались. По стройкам лазили в пыли и грязи, тебя искали.   
Власов притих. Соня укоризненно посмотрела на Трухина. Виолетта фыркнула:   
- Я, не знаю, как другие, а я, лично, не устала. И мне интересно все, что рассказывает капитан Власов. Соня,  я надеюсь, вам тоже?   
Соня утвердительно кивнула головой.  Трухин улыбнулся, и посмотрел на часы.   
- Все, сдаюсь. Вот и ночь прошла. Сейчас ребята вернутся, закончим срочные дела и отпущу вас  домой отсыпаться, обиженные мои. А если честно, я рад, что моему ребенку не придется искать нового крестного отца.    
Власов повеселел.      
- А уж я-то как рад, вы себе и представить не можете. Александр Анатольевич, а Колядина взяли?    
- Пока, нет. Но это дело времени, если он, конечно, не надумает затаиться где-то. Ревин сказал, что у них были взяты билеты с открытой датой в Германию. Я думаю, он попытается улететь. Он ведь не знает, что вы, практически все, в полном здравии, а не превратились в кучку пепла. Я на это очень надеюсь. Но, мы тут открыли еще один очень любопытный факт.  Сейчас ребята подъедут, и мы попытаемся разобраться во всем. Я думаю, для всех нас это будет большой сюрприз.      
В кабинет заглянул Звягин.   
- Товарищ подполковник, мы приехали. Борисов спрашивает: вы будете присутствовать при беседе?   
Трухин утвердительно кивнул головой.   
- Конечно. Иду.    
Звягин подошел к Власову и крепко обнял его.   
- Привет, чертяка! Живой?   
Власов хмыкнул:   
- Как видишь. Не дождутся они моей смерти. Власов жил, Власов жив, Власов будет жить! Не по зубам всей этой шушере капитан Власов.   
Звягин рассмеялся.   
- А я уж было, испугался, что мне теперь одному придется свидетельниц «разговаривать».    
Соня съехидничала.   
- Ты что? Ради этого дела, он и  в воде не утонет, и из пекла выберется. Как же женское население планеты сможет обойтись без такого неотразимого мужчины, да еще капитана уголовного розыска? Сколько сердец разбилось бы вдребезги, сколько бы слез было пролито, случись с ним что-нибудь.    
Власов преувеличенно - тяжело вздохнул.   
-  А я-то надеялся, что с этого дня между нами мир.    
Соня встала с дивана.   
- Еще чего! Ты, я вижу, пришел в себя окончательно и моя помощь здесь больше не требуется. Я пошла работать. – Она пошла к двери.   
Власов крикнул ей вдогонку:  - Бросаешь больного человека на произвол судьбы?   
Соня, не оборачиваясь, ответила ему:- Что ты? С тобой такая защитница  остается. Она за тебя глаза любому выцарапает, не так ли Виолетта?   
Виолетта буркнула:   
- Кто-то, между прочим, ночью клялся, и божился, что если Власов останется в живых, перестать «доставать» его.   
Соня резко остановилась, и покраснела, подумав про себя: неужели я это говорила в слух?   
Закрывая за собой дверь, она услышала тихий смех Власова.   
Трухин вошел в кабинет, который занимала группа Борисова. Борисов встал.   
- Товарищ подполковник, вот…
Трухин махнул рукой.   
- Я вижу. Здравствуйте. – Обратился он к сидящей у стола Борисова молодой женщине, - Подполковник Трухин. Вам объяснили, почему вас привезли сюда?    
Женщина кивнула головой.   
- Да, я в курсе. Только не понимаю, чем я могу вам помочь? И вообще, какое, я имею ко всему этому отношение?   
Трухин внимательно посмотрел на нее.   
- А вот это мы и хотели бы выяснить. Нам хотелось бы знать: почему вы скрыли от нашего сотрудника, приезжавшего к вам, что вы не только являетесь владелицей ЗАО «Синима», но так же и дочерью Баринова Виталия Юрьевича?   
Женщина вскинула голову,  и высокомерно посмотрела на Трухина.   
- А меня об этом никто не спрашивал.   
Трухин кинул быстрый взгляд на вошедшего Звягина, тот смущенно потупился, чертыхнувшись про себя: лопух несчастный! Точно, ни паспорта не попросил, ни о фирме ничего не спросил. Да, вот это я прокололся. Сыщик, называется. Хорошо, Власова нет здесь, а то бы до конца жизни насмехался надо мной и моим головотяпством.   
Трухин снова посмотрел на красивую, надменную женщину. 
- Согласен с вами, это наше упущение. Вот мы и решили его исправить Мария Витальевна Баринова – Колисниченко -  Колядина.   
Женщина дернула плечом.   
- Я, Колисниченко Мария Витальевна и никакой другой фамилии у меня нет.   
- Да,  теперь нам это известно. Из-за этого мы и не могли выяснить так долго, кто же является хозяином объединения «Синима». Вы оставили фамилию своего первого мужа. Можете сказать почему?    
Женщина ехидно поинтересовалась:   
- А, что, это запрещено законом?   
Трухин медленно покачал головой.   
- Нет, от чего же, не запрещено.   
- Тогда я не понимаю, почему я должна отвечать на этот вопрос? Это мое право, чью фамилию мне брать, а чью нет.    
Трухин утвердительно кивнул головой.
- Да, здесь я с вами абсолютно,  согласен. А почему вы не сказали, что Баринов является, вашим отцом?   
  Женщина сделала удивленное лицо.   
- А, что, это преступление, быть дочерью своего отца? Я и не знала об этом. Я вообще не понимаю, что здесь происходит? Ночью ко мне врываются люди в милицейской форме, и начинают требовать, чтобы я сказала им, где мой муж. Я помогаю им во всем, даже даю номер телефона его любовницы. Утром, эти же люди врываются ко мне снова, и говорят, что мне надо проехать вместе с ними, так как у них есть ко мне вопросы, которые необходимо решить срочно. И теперь, меня спрашивают, черт знает о чем. При чем тут мой отец? И вообще вы можете мне объяснить, что происходит?      
Трухин посмотрел на Борисова, тот, в свою очередь на Звягина.   
- Ты ничего не сказал ей об убийстве Баринова, и по какому поводу мы ищем ее мужа?      
Женщина побледнела, и схватилась за сердце.   
-  Что значит, об убийстве Баринова? Моего отца убили? Почему мне никто об этом не сообщил? Когда это произошло? Вы думаете, это Леонид его убил? С чего вы это взяли? У них были прекрасные отношения! Ему незачем убивать моего отца. Ерунда какая-то.       
Звягин растерянно произнес:   
- Я не спрашивал ее о Баринове.  Мы же не знали тогда точно, что именно Калядин стоит за всем этим. Я не хотел пугать женщину. Конечно, это мое упущение, я признаю это.    
Трухин посмотрел на Марию.   
- И вы не поинтересовались, зачем милиции ночью понадобился ваш муж?      
Она пожала плечами.   
- Ну, мало ли зачем. У нас крупная фирма, много сотрудников, зданий. Всякое могло произойти.      
- Но ведь фирма принадлежит вам. И вы не поинтересовались, что могло случиться?   
Мария скривила губы.
- Она принадлежит мне на бумаге. Я никогда не интересовалась, что там происходит. Мне это не интересно.    
- А зачем тогда ее на вас оформили?    
Мария усмехнулась.   
- Чего же тут не понятного? Отец решил сделать брошенной дочери подарок. Можете расценивать это, как мое приданое. Кстати, вы не ответили на мой вопрос об отце.   
Трухин смотрел на нее, пытаясь понять: играет она или действительно ничего не знает? На любящую дочь она не похожа. Слишком язвительно было сказано, о приданом и брошенной дочери. В то же время, она очень побледнела, когда узнала о смерти отца.    
- Вашего отца убили. И теперь нам доподлинно известно, что главную роль в этом сыграл ваш муж – Колядин Леонид Петрович.  Он так же пытался убить вашу сводную сестру и ее мать – вторую жену вашего отца, вашу мачеху.   
Мария сжала пальцы в кулаки, и глубоко вздохнула.   
-  Они живы?   
- Да. Правда, Милене Андроновне досталось, и сейчас она находится в больнице, а со Светой все нормально. Вы поддерживали с ними отношения?   
Мария покачала головой.   
- Нет. Зачем? У них была своя жизнь, у меня своя. С сестрой у нас была слишком большая разница в возрасте, чтобы дружить. С отцом мы виделись, правда, не часто.    
  Трухин взял копию учредительного договора и полистал ее.   
- Скажите, а почему фирма изначально не была оформлена на вас, если, как вы говорите, это было ваше приданое? По документам получается, что вначале хозяином ЗАО «Синима» являлся ваш отец, и только три месяца назад документы были оформлены на вас. Нам пришлось поломать голову над тем, кто такая Колисниченко, новая хозяйка объединения и какое отношение она имеет ко всему этому?  Тем более, что и прописаны вы не по адресу проживания. 
Мария  в упор посмотрела на Трухина, и нахмурилась.    
- Ну, извините, я не знала, что жить вместе с мужем разрешается, если только ты  прописана в его квартире. А что касается отца, то мы с ним долгое время были в ссоре из-за того, что он бросил нас с мамой. Ну, потом, все же помирились, и он решил сделать мне подарок в знак примирения.    
- Ваша мама жива?   
- А какое это имеет значение сейчас?    
- Извините, - Трухин устало потер лоб рукой. – Мария Витальевна, скажите, на ваш взгляд, какую цель преследовал ваш муж, решив избавиться от вашего отца, если документы на владение фирмой, которую он возглавлял, были и так оформлены на его жену, то есть, вас? Или мы не знаем чего-то еще? – Он специально не упомянул о фирме, о которой ему рассказал Ревин. Она, конечно, могла о ней и не знать, но Трухин все же решил проверить, что на это ему ответит дочь Баринова.      
- А почему бы, вам не спросить это у него самого? Или вы его все еще ищите, как и моего мужа?   Он тоже принимал участие в убийстве моего отца? Мерзкий, жирный поросенок, - лицо Марии исказилось от отвращения.    
Трухин задумчиво смотрел на нее. Его не покидало чувство, что она постоянно пытается уйти от ответа на вопрос. Но прямых улик против нее не было. То, что она является с недавнего времени хозяйкой объединения, ничего не говорило.  Даже если они с мужем  поссорились с ее отцом, и тот решил забрать подарок назад, себе, это не возможно сделать без ее согласия. И потом, Баринова ведь убили, надеясь на то, что это будет выглядеть, как обычная смерть от сердечного приступа?      
- Скажите, вы в курсе завещания вашего отца?      
Мария возмущенно посмотрела на Трухина.   
- Вы думаете, что его убили из-за завещания? Уж не подозреваете ли вы меня? Бред какой-то! Я и так достаточно обеспечена, мне хватает того, что у меня есть. И потом, я думаю, что все остальное он завещал своей второй семье. Там ведь тоже дочь.  Я не в претензии. Вы мне не ответили, вы нашли моего мужа? Я хотела бы сама задать ему вопрос, который вы задаете мне. Я не понимаю, зачем он убил моего отца. Чего ему не хватало? Жил, ни в чем себе не отказывая, я ему в этом не мешала. Да и отношения у них были приятельские, хорошие.    
Борисов, молчавший до этого, спросил:   
- Мария Витальевна, а почему фамилия хозяйки объединения держалась в таком секрете? Никто из ваших служащих, даже начальник отдела кадров не была в курсе этого.    
- Простая осторожность. Быть хозяйкой такого гиганта не только приятно, но и опасно.  Сами знаете: и наезды бывают, и похитить могут. А я женщина слабая, много ли мне надо? Начнут бить, подпишу все что угодно. Вы мне так и не ответили: где мой муж?  Пока он мне сам не скажет, что виновен, я не поверю ни кому.      
Трухин посмотрел на Звягина, тот кивнул и вышел. 
- Ищем, ищем. Я надеюсь, скоро у нас будут сведения, о его местонахождении.   
- У вас есть ко мне еще вопросы?      
Трухин встал.   
- Пока, нет. Но я думаю, нам с вами придется встретиться еще не один раз. Распишитесь в протоколе, и можете идти. Как только у нас появятся сведения о вашем муже, мы с вами свяжемся. Если он позвонит вам или появится дома, сообщите. И будьте осторожны, мы не знаем, как он поступит дальше и какие у него планы в отношении вас. Ваша фирма до выяснения всех обстоятельств дела, пока опечатана. Да, кстати, ваш муж перевел все активы фирмы на другие счета.   
Рука Марии, державшая ручку, замерла. Она вскинула голову, и побелевшими губами произнесла:   
- Как это? Все?!   
Трухин развел руками.   
- К сожалению.   
Губы Марии сжались в одну сплошную линию, в глазах появилась злость.   
- Значит, так? Ладно. – Она подписала протокол, и решительно поднялась со стула.   
В это время дверь открылась, и показался улыбающийся Звягин.   
- Задержали товарищ подполковник. Сейчас будет здесь. В аэропорту задержали, проходил регистрацию на рейс до Москвы. Правда по паспорту, в котором была указана фамилия Колисниченко.   
Трухин удивленно вскинул брови, и посмотрел на Марию.   
- Так, это уже интересно. Он что же, тоже взял фамилию вашего первого мужа?  Кстати, а что с вашим первым мужем, вы в разводе?    
Мария дернулась.   
- А он-то тут при чем? Он умер, у него было больное сердце. А то, что Колядин сделал себе паспорт на мою фамилию, так я здесь при чем? Я могу идти?      
Трухин остановил ее.   
- Вы торопитесь? Вы же хотели задать вопрос своему мужу или я ослышался? Нет, теперь уж вам придется задержаться еще не надолго в нашей компании. Значит, ваш первый муж умер от сердечного приступа? Это интересно.      
- А что тут может быть интересного? – Мария села, достала сигареты и закурила.  – Это была трагедия моей жизни. Вот его я любила, а за Колядина вышла так, чтобы не быть одной. И вот результат. Оказывается все это время я жила с убийцей, и именно я порекомендовала его отцу, он взял его на работу, за что и поплатился жизнью.  Сволочь!      
Раздался стук в дверь, ввели Колядина, который сопротивлялся, что-то кричал. На руках его были надеты наручники. И тут его взгляд упал на Марию. Лицо Колядина исказилось гримасой ненависти, он бросился к ней, повалил ее вместе со стулом, на котором она сидела на пол и начал  душить. Его оттащили, и посадили на стул, но он продолжал кричать, бешено вращая глазами.   
- Все из-за тебя, сука! Тебе было все мало! Родного отца не пожалела. Ты – чудовище в обличие женщины. Сгниешь в тюрьме вместе со мной. Я брать на себя твои грехи не намерен. Это она убила своего отца, она! Я все расскажу. – Его глаза перебегали с одного лица на другое.   
Мария сплюнула на пол.   
- Заткнись, урод. Не позорься.  Значит, решил сбежать с моими денежками? Отца моего убил, а меня обокрал, и решил бросить на произвол судьбы? Трусливый шакал. Ты же ни на что не способен.  Жадность обуяла, и последний ум отшибла?   Или ты настолько тупой? Скорее всего, второе. Связалась с ничтожеством и преступником, а за это пришлось расплачиваться моему отцу и другим ни в чем не повинным людям.      
Колядин вдруг стих, и обхватив голову руками, стал раскачиваться  из стороны в сторону.         
В кабинет вошел Власов. Увидев его, Колядин побледнел и начал озираться по сторонам.   
- Не может быть! Это кто?   
Трухин кивнул головой. 
- Вы не ошиблись, гражданин Колядин, это капитан Власов. Как видите, жив, и здоров, как и все ваши «друзья», впрочем тоже, которых вы обрекли на мучительную смерть. Поэтому недостатка в свидетелях и соучастниках  вашего преступления у нас не будет.   Рассказывайте, что вы хотели нам сказать.      
Колядин посмотрел на жену. Она сидела, закрыв глаза. На лице ее блуждала презрительная улыбка.    
- Все началось со встречи вот с этой змеей. Я жил, как все обычные  люди: работал, в свободное время любил погулять, имел хорошую семью. Она перевернула всю мою жизнь. Она заставила меня бросить жену и сына.   
Власов хмыкнул.   
- Так таки и заставила? С пистолетом у виска стояла, что ли?    
Колядин тяжело вздохнул.   
- Можно сказать, что и так. Она в это время тоже была замужем, когда у нас закрутился роман. Ее муж был богатым человеком, в возрасте, но обладал крепким здоровьем. Если бы она просто ушла ко мне, то нам просто не на что было бы жить. Да я бы и не женился на ней, мало ли у меня до нее было любовниц. На всех ведь не женишься.      
Мария прошептала нецензурное ругательство, но глаз не открыла.  Колядин продолжил:   
-  Она уговорила меня познакомиться с ее мужем. Представила меня дальним родственником. Ей нравилось заниматься любовью, зная, что муж радом за стенкой или на улице. Это возбуждало ее. Мы частенько стали  проводить выходные вместе на даче, ходить  в баню с ее мужем. Он любил попариться веничком.   Но и сухой жар сауны он тоже уважал, поэтому  в доме была и  сауна. Однажды мы поехали на дачу, это было зимой, и на улице было холодно, поэтому баню топить не стали, а включили сауну. Выпили перед этим коньячку рюмки по две-три. Мария готовила, мы грелись. Вдруг, она позвала меня, вроде помочь ей что-то сделать и закрыла сауну. Температуру подняла до 150 градусов. Я пытался ее отговорить, но бесполезно. Через час все было кончено. Мы вытащили его, уложили на кровать и уехали. А через сутки приехали на дачу уже с компанией и застали там «умершего от сердечного приступа» Колисниченко.  Эта стерва, оказывается, готовилась к смерти мужа основательно, она пустила слух, что муж стал частенько жаловаться на сердце. Она вроде, посылала его к врачу, а тот все не шел.  После его смерти изображала из себя безутешную вдову. Ни у кого даже подозрения не возникло, что это насильственная смерть. Прошло месяца два, и она потребовала, чтобы я развелся со своей женой, и женился на ней.   
Мария процедила сквозь зубы:   
- Слизняк.      
Колядин дернулся, как от удара и затих. Трухин, с трудом подавив зевок,  потер глаза. Сказывалась бессонная ночь  и нервотрепка. 
-   И что же было дальше?      
- Дальше? – Колядин невесело усмехнулся, - а дальше я женился на ней. А что оставалось делать? Она начала угрожать мне, что сообщит в милицию, что это я убил ее мужа из ревности. Она прислала моей жене фотографии, на которых были изображены мы с ней в момент близости, а после пришла к нам домой, и сказала, что ждет от меня ребенка.  Никакого ребенка, конечно, не было, но жена поверила ей.  Мы расстались. Но стоило нам пожениться, как ее страсть ко мне пропала, как будто ее никогда и не было.  Как и моя к ней в прочем тоже. Теперь она не вызывал у меня ничего, кроме отвращения. Я не мог сам себе поверить, что когда сходил из-за нее с ума. Я знал, что у нее появился новый любовник и не один. Я тоже кинулся во все тяжкие. Короче, стали жить каждый своей жизнью. Я не понимал, зачем я ей нужен? Но вот, как-то спустя месяца три после нашей с ней свадьбы, мы сидели в ресторане, когда она показала мне мужчину и женщину и сказала, что я должен каким-то образом познакомиться с ними, стать любовником этой женщины и войти в доверие к ее мужу. Я думал, что она шутит, но она не шутила. Она сказала мне, что это очень богатый человек. Сейчас он занимается созданием новой фирмы, и ищет административные кадры, разбирающиеся в кинопрокате.  А я в то время был директором одного из самых крупных кинотеатров города. Бизнес шел не плохо, но  и не блестяще. Я ответил Марии, что могу и просто так познакомиться с этим человеком, зачем мне его жена? А она рассмеялась и взяла меня на «слабо» - усомнилась в моих мужских способностях. А где-то через несколько дней,  выдался удобный случай познакомиться с этой супружеской парой. Была очередная презентация,  и я пригласил женщину на танец. Сыпал комплементами, шутил. После танца, она подвела меня к мужу, так я и познакомился с Бариновым.  Мы разговорились. Я, как бы между прочим, сказал, где и кем я работаю. Он спросил: устраивает ли меня моя работа? В общем, вышло так, как и хотела Мария, спустя месяц мы с ним стали партнерами по бизнесу, а с его женой – любовниками.    
Борисов перебил его.   
- А почему он скрывал, что это его фирма и стал работать в ней простым бухгалтером?      
Колядин усмехнулся.   
- А чего ж тут непонятного? Большие люди, с большими деньгами всегда под прицелом  «братков». А я был обычным наймитом, все об этом знали. Баринов был очень хитрым человеком. Для того, чтобы все у него было под контролем и он мог появляться на фирме, когда ему надо, он и устроился бухгалтером в «Титан». Ничего не проходило мимо его всевидящего ока. Наше объединение постепенно укрупнялось, оборот становился все больше, появились большие деньги. 
- Извините, - перебил его Трухин, - а какой смысл был хозяевам кинотеатров идти в ваше объединение, то есть в кабалу? Не лучше ли быть, хоть маленьким, но хозяином и не зависеть ни от кого? Ведь насколько я понимаю, они не имели никаких акций в этом объединении,  и не имели права голоса?
- Это заложено в русском человеке испокон веку. Пусть лучше за тебя барин думает. А моя хата с краю и я ничего не знаю. Удобная позиция, не находите ли? Номинально, они так и оставались директорами этих же кинотеатров, но ответственности за происходящее уже никакой не несли. За них думали мы, руководство объединения. По принципу: пусть голова болит у другого, лишь бы не у меня.   
-  И что же было дальше?   
Колядин бросил быстрый взгляд на жену.
- Дальше… .Мария молчала, и я как-то успокоился, стал жить в свое удовольствие. Правда связь с Миленой меня тяготила. Недалекая, самоуверенная сучка. Она достала меня своим «котиком». Я с трудом выносил ее.   Но Мария в этом вопросе была непреклонна.  Она сказала, что пока я не узнаю шифр и код их домашнего сейфа, отношения разрывать нельзя. Я спрашивал у нее и не раз: зачем ей это надо? Она отвечала мне, что всему свое время. Сама она на глаза Баринову не показывалась. Он не один раз предлагал встретиться семьями, хотел, чтобы Милена и Мария подружились, но Мария не соглашалась. Я придумывал разные отговорки. Но вот где-то месяца четыре назад, Мария сказала, чтобы я пригласил Баринова к нам на ужин, одного. Я удивился, но сделал это. Мы пришли, Баринов вручил Марии букет цветов, начал шутить, что наконец-то он увидел эту загадочную жену, которую все время скрывал его директор. Говорил, что она красавица, поэтому, наверное, я и прятал ее от него. Сели за стол, выпили, разговорились, потом Мария достала альбом с фотографиями. Баринов взял одну из них в руки  и побледнел. Я посмотрел на Марию, и увидел в ее глазах столько ненависти и торжества, что у меня мороз пошел по коже. Баринов растерянно смотрел на Марию, и молчал.  А она, вдруг, улыбнулась, и сказала: здравствуй папа. Ты  оказывается, не забыл, помнишь, что у тебя  когда-то была еще одна дочка. Это приятно. А Баринов как-то на глазах весь съежился, постарел. Он долго молчал, потом сказал: и давно ты здесь живешь?  Мария ответила, что уже десять лет. Он удивился, почему она сразу не нашла его, не позвонила?      
Мария хрипло рассмеялась, все непроизвольно вздрогнули от этого смеха. Она открыла глаза, и поглядела, на смотревших, на нее, людей.       
- Красивую сказочку он вам рассказывает? Да  ладно так.  Я и не знала, Леня, что ты  у меня такой рассказчик. Больше трех лет с тобой прожила и больше двух предложений, сказанных за один раз, не слышала. Давай, ври дальше, послушаем, что ты еще придумаешь? Доказать-то ты ничего не сможешь, дурачок. Свидетелей у тебя нет, А вот то, что у тебя руки по локоть в крови, и на твоей совести смерть моего отца,  и покушения на жизнь моей сестры и мачехи – свидетелей уйма. Так, что рассказывай, не стесняйся,  и я вместе со всеми послушаю.   
Колядин побагровел.   
- Сука!      
Мария криво улыбнулась.   
- Это мы уже слышали. Что-нибудь новенькое придумай, сказитель.   
Трухин остановил перебранку.   
- Довольно. Колядин, продолжайте.   
- Ну, Баринов спросил о ее матери, его бывшей жене: как она, где? Мария ответила ему, что она покончила жизнь самоубийством, утопилась, через год после их развода. Баринов растерялся, у него выступил пот на лбу, начали дрожать руки. Он спросил, с кем она жила все эти годы.  Мария ответила, что с теткой.  Баринов спросил, почему не сообщили обо всем этом ему, он был обязательно забрал Марию к себе. А Мария усмехнулась, и спросила: а почему он ни разу не поинтересовался, как и с кем живет его дочь? Баринов сник. Он, правда, попытался сказать, что ее мать запретила ему видеться с дочерью, и он высылал деньги до ее совершеннолетия в Выборг, где они раньше жили. На что Мария рассмеялась, и сказала, что этих денег она в глаза не видела. Он долго молчал, потом спросил ее, как он может исправить то зло, которое причинил ей? Он согласен на все ее условия. Вот тогда она и сказала, что я взял ее замуж без приданого, голую и босую, надо бы восстановить справедливость. Через две недели все документы были готовы, и владелицей фирмы стала Мария. Баринов после этого, как-то  постарел, забросил все дела, стал пропадать в ресторанах, пить, мне было его жалко.   
- Пожалел волк овцу, - хмыкнула Мария.   
- Да, пожалел, не то, что ты. Недели две назад, она сказала мне, что пришло время расквитаться с отцом полностью. Я не понял. Фирма на ней, что еще надо? А она говорит: нет, я хочу уничтожить его и всю его семью, вырвать их с корнем, как сорняк. Это она предложила мне план: инсценировать смерть отца от сердечного приступа (с мужем сошло, почему не попробовать с отцом?), потом развестись с ней, и жениться на Бариновой. А через какое-то время сделать небольшую аварию Милене и Светлане, благо Милена любила большие скорости и гоняла на машине, как сумасшедшая. И тогда все, чем владел Баринов, достанется нам с ней. Месть будет полной. Мои попытки отговорить ее она сразу пресекла, сказав, что если я откажусь, она расскажет отцу, что я собираюсь  убить ее и завладеть фирмой, как единственный наследник и покажет ему фотографии, на которых уже мы с Миленой занимаемся любовью. Поймала меня в один и тот же капкан дважды. Конечно, он бы поверил своей дочери, а не мне. Что мне оставалось делать?    
- Прийти к нам, - Борисов бросил на стол ручку и встал. – Эта мысль вам в голову не приходила?   
- Нет, Как я мог прийти к вам? Тогда бы всплыл вопрос о смерти ее первого мужа. Я ведь, хоть и не по своей воле, но  был соучастником преступления.   
- Зато теперь вы не соучастник, а главный преступник. И именно вы обрекли на смерть шесть человек, перед этим лишив этой жизни еще двух: Баринова и его домработницу Зину. – Борисов посмотрел на Трухина, - Дальше слушать будете?   
Трухин  устало потер лоб.   
- Да, в принципе дальнейшее мне уже известно. Ревин и Колянов обо всем, что было дальше, рассказали. Власов добавил. Ладно, мне все ясно, заканчивайте допрос без меня, я пошел к начальству. – Трухин вышел.    
Борисов посмотрел на Колядина.   
- У меня есть еще только один вопрос. Как вы убили Баринова и кого для этого наняли, нам известно. Почему пытались избавиться от семьи Баринова и своих «друзей» - тоже. А вот почему вы оставили в живых свою жену? Если, как вы говорите, именно она была в курсе всех ваших преступных дел.    
Колядин посмотрел на Марию.   
- Когда все пошло не так, как мы задумали, я понял, что у меня только один выход – скрыться, исчезнуть из этой страны. Мне нужно было время. Ревин перевел все активы  фирмы на зарубежные счета, я забрал все, что было в сейфе у Бариновых. Для меня одного, этого хватило бы на три  моих жизни. Поэтому я избавился от Ревина и Милены.  А нет их, нет и проблем. А что касается Марии? Я понимал, что рано или поздно вы узнаете, что она дочь Баринова, хозяйка объединения и единственная наследница. Подозрение сразу пало бы на нее. Я хотел потом еще подкинуть вам доказательство того, что она убила и меня. Тогда я бы мог жить спокойно. Она уничтожила во мне и мужчину и человека за эти три года. Я ее ненавижу! Я все время боялся возвращаться домой, боялся, что она меня или отравит, или задушит во сне. Только таким образом я мог от нее избавиться.    
Мария захлопала в ладоши.   
- Молодец, Колядин, ты сейчас сам этими словами подписал себе приговор. Умница моя, да кто же тебе теперь поверит, что я являюсь инициатором этого жуткого заговора против семьи своего отца, если ты говоришь, что все спланировал заранее, как уничтожить меня, после того, как ты уничтожил моего отца? Господин следователь, - она посмотрела на Борисова, - вы записали в протокол все, что говорил Колядин? Вам теперь ясно, кто убийца? Я надеюсь, его фантазии по поводу меня не сбили вас с толку? По поводу смерти моего первого мужа, можете прочесть заключение вскрытия, там все черным по белому написано. Я к этой смерти не имею никакого отношения. Что касается смерти моего отца и всего прочего, то кроме Колядина никто не может сказать, что я знала об этом, и была каким-то образом в этом замешана. А Колядина надо проверить у психотерапевта, у меня такое впечатление, что у него «поехала крыша». Нормальный человек, до такого додуматься не может. И еще, по поводу моей матери: она жива, здорова, и до сих пор живет в Выборге. Вы можете это проверить.  Отец действительно высылал нам алименты до моего совершеннолетия. И фирму на меня он переписал добровольно, по собственному желанию, а не во искупление грехов, как говорит Колядин. Этот факт, конечно, уже не проверишь, потому, что отец мертв. А с Миленой я не поддерживала отношения, потому, что знала о том, что мой муж спит с женой моего отца. Я не хотела ее видеть и не хотела доставлять страдания отцу. Я могу быть свободна?    
Борисов переглянулся с коллегами, потом, задумчиво произнес:   
- Я думаю, пока, нет. Мы имеем право, задержать вас до выяснения всех обстоятельств дела. Но я обещаю вам, как только мы разберемся во всем, и, если на вас нет вины, вас освободят. Что касается вас, Колядин, то здесь доказательств вашей вины, больше чем достаточно.    
Когда Колядина и Марию увели, Борисов обратился к своим сотрудникам:   
- Ну, что друзья, что вы думаете по этому поводу, поделитесь мыслями. – Он оглядел всех присутствующих по очереди.   
Звягин, сидел, опустив голову, весь его вид выражал подавленность и вину за недопустимые промахи в работе. Соня задумчиво покусывала нижнюю губу, и поглядывала на Власова. Власов, смотрел в окно, щурился от яркого солнца,  и улыбался своим мыслям.   
- Ну же, ребята, соберитесь. Я знаю, все устали. Сейчас закончим и по домам, Александр Анатольевич разрешил. Юра, - Борисов обратился к Звягину, - кончай заниматься самоуничижением. «Проколы» бывают у всех. Это тебе урок на будущее. В какой бы дом ты не приехал и кто бы там не находился в данный момент, ты должен проверить их документы.    
Звягин поднял покрасневшее лицо, и растерянно покачал головой.   
-  Сам не понимаю, как я так мог проколоться? Ведь у Ревиной выспросил все о Баринове, о работе мужа, а тут, как замкнуло. Она меня как-то сразу выбила из колеи, сказав о любовнице мужа, телефон ее продиктовала. Я был поражен, что жена так спокойно относится к разгульной жизни своего мужа, и ее не волнует где и у кого он находится ночью, что забыл об элементарных вещах.  Я помню только, думал: такая красивая, молодая женщина и такая несчастная.   
Власов подошел к нему и хлопнул его по плечу. 
- Брось, Федос, не мучайся. Посмотри, как прекрасна жизнь!  - Он подошел к окну и продекламировал:   
«Как я люблю те редкие деньки   
Не свойственные питерской погоде,
Когда сияют солнца огоньки   
И нет ни облача на небосводе.   
И золотом сияют купола,
Шпиль Петропавловской плывет, как в океане.
Не дут ветер северный с утра   
Деревья в «Летнем» в сказочном дурмане».      
- Хотя, - он повернулся к друзьям, и развел руками, -   
«Мы все врастаем душой и кожей 
В туман и в слякоть, в день непогожий.
В соленый ветер и в запах моря,
Где даль без края – волна и воля!»   
Нет, ребята, что не говорите, а жизнь, прекрасная штука. И начинаешь это понимать только тогда, когда оказываешься на  грани, отделяющей жизнь от смерти. В этот раз я как никогда это почувствовал, может потому, что было время об этом подумать?  Многое открывается в это время. Понимаешь, что все эти мелочи жизни, обиды, какие-то временные неудачи, настолько ничтожны по сравнению с самой возможностью: жить, дышать, ходить по этой земле.      
Борисов улыбнулся. 
- Вова, ты стал философом.   
На лице Власова появилась широкая мальчишеская улыбка. 
- Стареем – с.   И потом, у меня был достаточно своеобразный и поучительный день рождения, который показал мне, что следующего, может и не быть, если  я буду таким же растяпой, каким оказался в этот раз. То, что я получил хороший удар по голове, и оказался в этом подвале процентов на семьдесят моя вина. Я не проверил, есть ли кто на лестничной площадке, не дождался наших ребят, решил все сделать сам. Как же – сыщик асс!  Так, что Федос не ты один казнишь себя, и посыпаешь свою голову пеплом.  Я оказался не меньшим дураком.   
Борисов повернулся к Соне.    
- Так, у нас сегодня день самокритики и покаяния насколько я понимаю. Соня, а ты чего молчишь? Давай, исповедуйся в своих грехах, если конечно они у тебя есть. Нам сегодня заниматься работай некогда, у нас сеанс психоанализа.  Вопросов начальства никто не слышит, а попросту игнорируют.    
Вошел улыбающийся Трухин и окинул всех недоуменным взглядом.   
- Что за похоронное настроение? Ребята, встряхнитесь! Все хорошо. Я был у Коломейца, он доволен нашей работой. Меньше чем за сутки мы раскрыли убийство, задержали преступников и Вовка сидит перед нами живой,  пусть  относительно, но здоровый. Допрос закончили? Какие выводы сделали, сыщики?   
- Философские, - усмехнулся Борисов, - мы тут работу над ошибками проводим, оценки себе выставляем. Где уж тут о работе думать.   
Соня подняла руку.   
- Можно мне?   
Борисов хмыкнул.   
- Вот, видите, как на уроке. Давайте учащаяся Сойка. К доске пройдете или с места будете?   
Соня улыбнулась.   
- С места, с вашего позволения. Я не знаю как вы, а у меня, лично сложилось впечатление, что все же за всем этим стоит именно дочь Баринова, Мария. В принципе проверить слова Колядина не так-то  и сложно. Можно поговорить с его первой женой, узнать действительно ли у нее была Мария и, что она ей говорила. Потом, посмотреть результаты вскрытия Колисниченко. Узнать, кто был на даче при обнаружении там трупа Колисниченко, расспросить их.    
- И что это нам даст? – Борисов пожал плечами, - это не докажет ее вину в нашем деле. Здесь-то свидетелей нет, кроме Колядина, а он не может свидетельствовать против нее, потому, что даже если он  и, в самом деле, выполнял ее указания, то об этом знают только они двое. А то, что касается его развода, так Мария могла показать фотографии его жене, только чтобы развести его и самой выйти за него замуж. А здесь объяснение простое – любовь. Конечно, можно посмотреть результаты вскрытия, но раз уголовное дело не было заведено, значит, там ничего криминального найдено не было.   
- Так, ясно, - Трухин повернулся к Звягину, -  а ты, что думаешь?    
Звягин встал.   
- Если честно, не знаю. То, что они ненавидят друг друга, это ясно. Но это легко объяснимо. Она, может, потому, что он убил ее отца, и разорил ее фирму. А он, от того, что его план сорвался.   
Встрял Власов.   
- Ребята, а никто из вас не обратил внимания, что  первоначальный план был создать видимость натуральной смерти? Ну, и что он от этого выигрывал? Объединение принадлежало его жене, а у Милены была только ее фирма и квартира. Если бы план с сердечным приступом получился, то в этом случае Колядин не выигрывал ничего, а вот Мария – все. Смотрите: она оставалась полновластной хозяйкой объединения, получала еще какое-то наследство, как дочь, после смерти отца вместе с Миленой и Светой.  И, если Колядин говорит правду, после смерти Милены и Светы – все остальное, как единственная оставшаяся в живых наследница. А если бы Колядин действительно женился на Милене, а потом «убрал» их, то они бы на пару с Марией завладели всем, что имел Баринов.         
- Но ведь Колядин мог и не вернуться назад к Марии, после смерти Милены. Тогда, как муж, он становился основным наследником. – Возразил Борисов.      
Власов покачал головой. 
- Ты не прав. Она держала его на крючке крепко. И потом, она всегда могла устроить и ему маленькое прогревание в сауне. Надо бы провести обыск их дачи и квартиры, моя интуиция, а она меня никогда не подводила, подсказывает мне, что мы там обязательно найдем что-то интересное.   
Все рассмеялись. Трухин посмотрел на друзей.   
- Ну, если интуиция Вовы что-то подсказывает, то к ней нельзя не прислушаться. А если серьезно, то мне тоже не нравится эта дамочка. Уж больно рассказ Колядина похож на правду. Может, я и ошибаюсь. Конечно, проще всего было бы, не копаясь, оставить все, как есть. А есть у нас достаточно. И вина Колядина на лицо. Но честь мундира? Как думаете? Или  оставим это на завтра? Если устали, то давайте по домам, а завтра с утра начнем.    
Власов посмотрел на Борисова.   
- Не знаю кто, как,  а я отдохнул, что-то спать совсем не хочется. А потом, если мы все так оставим, то своими руками спасем преступницу от наказания. Сделаем ей большой подарок. А сами будем постоянно думать, а не совершили ли мы ошибку?      
Соня согласно закивала головой. 
- А я столько кофе за ночь выпила, что теперь, наверное, неделю не усну. И потом, если  мы выясним, что женщина действительно не виновна, значит, наказание понесет тот, кто его действительно заслуживает.   
Звягин присоединился к друзьям.   
- Я в машине покимарил, да и днем спать не привык, не усну сроду.   
Борисов развел руками.   
- Видите, Александр Анатольевич, с кем мне приходится работать? Предлагаете сачкануть, не хотят. Маньяки по отношению к службе, фанаты какие-то. Что остается бедному начальнику? На смех ведь поднимут, стариком обзовут, если отправлю домой в приказном порядке.  Скажут, что сам сдох, а ими прикрылся. Ладно, работать, так работать. Тогда сделаем так: Соня займется первой женой Колядина. Юра, ты подними все документы о смерти Колисниченко. А мы с Вовой поедем на квартиру Колядина и на их дачу. Сейчас получим разрешение на обыск и вперед.  Собираемся в, - он посмотрел на часы, - ну, у кого как получится, где-то часикам к четырем. Александра Анатольевич, а вы… 
     Трухин перебил его. 
- А я все же съезжу домой часика на три, посмотрю, как там  Татьяна себя чувствует, приму душ, немного отдохну, и постараюсь к этому времени вернуться. Благо, мне уже мой возраст позволяет иногда сделать себе небольшую поблажку.  Да и Виолетте тоже надо дать отдохнуть. А если я буду на рабочем месте, она ни за что не уйдет.  Ладно, до встречи, сыщики, не прощаюсь.      
Спустя несколько минут в кабинете стало тихо и пусто.

   
                Глава 18      

  Юля пришла в себя, открыла глаза, и натолкнулась на взгляд смеющихся карих глаз молодого, симпатичного мужчины.    
- Ну, вот и славненько. Я же говорил, - он повернул голову, Юля проследила за его взглядом, и увидела  у окна еще одного высокого, худощавого мужчину в белом халате, - стоило мне появиться  в палате, внести в нее свой заряд энергии и оптимизма, и результат на лицо.  Наша спящая красавица, очнулась от своего долгого, пугающего врачей, сна.   
Мужчина у окна, смутно напоминающей Юле кого-то, кого она видела раньше, рассмеялся.   
- Хвастун ты Вовка и трепло несусветное. Не пугай     девушку. – Он отошел от окна, и подошел к кровати, на которой лежала Юля. – Вы меня помните?  Я майор Борисов, мы разговаривали с вами ночью. А это…
Юля улыбнулась.   
- Я узнала его по голосу. Вы – Власов? – Она посмотрела на него.   
Власов взял ее руку в свои ладони, и легонько пожал.   
- Точно. Видишь, - он глянул на Борисова, - меня даже по голосу узнают. А ты обзываешься всякими некрасивыми словами, репутацию мою подрываешь. Как вы, Юленька? – Он посмотрел на девушку.   
- Не знаю, мне пока трудно об этом сказать что-то определенное. Дышать тяжело и голова болит. А как вам удалось спастись? Их поймали? А кто были те, которых затаскивали, когда я убежала?   
Власов замахал руками.   
- Ой, ой, забросали вопросами.   Спастись удалось не без вашей помощи. Спасибо.    
Юля перебила его.   
- Не надо успокаивать меня. Я же не смогла ничего сказать: ни адреса, ни номера дома. Я оказалась такой растяпой. Простите. У меня было единственное желание тогда убежать куда-нибудь подальше от того места. Плохой из меня помощник получился.   
Борисов вздохнул.   
- И эта туда же. Что на вас всех сегодня нашло? Самокритика просто из ушей лезет. Юленька, благодаря вам, мы определили  район, где надо было искать, а это не мало, поверьте мне.  Поэтому не казните себя напрасно. И потом, вы спасли себя сами. Вы храбрая девушка. А теперь все плохое позади. Поправляйтесь, и ни о чем плохом не думайте.  Нам потом потребуются ваши показания, но это не срочно. Мы можем их и здесь оформить. Выздоравливайте.   
Власов погрозил ей пальцем.   
- И не вздумайте выбрасывать таблетки. Выполняйте все требования врача. Я буду проверять. Чем быстрее вы выздоровеете, тем быстрее я смогу пригласить вас на чашечку кофе. Мне ведь надо закончить свой рассказ о том,  чем закончились мои усилия стать спортсменом.  Вы не забыли?   
Юля рассмеялась.   
- Помню. Разве такое забудешь?    
- А на счет тех «милых людей», по чьей вине мы оказалась с вами в том подвале, так можете быть спокойны, они задержаны, и больше никому вреда не принесут. Как только выздоровеете, я назначу вам свидание, и на нем вам все подробно расскажу. – Власов встал в картинную позу, - ну, и как я вам при свете дня? Или я вам представлялся другим? Разочарованы?      
Юля закрыла рот ладошкой, и хихикнула.   
-  Какой вы смешной.   
Борисов покрутил пальцем у виска, и постучал пальцем по циферблату часов.  Власов ухмыльнулся.   
- Зато, она смеется. А смех, это первый признак выздоровления. Поправляйтесь, Юленька, мы заскочили только навестить вас. А теперь нас ждет работа. Вечерком, я загляну к вам еще, если вы не возражаете.   
Юля замотала головой.   
- Я не возражаю. Приходите, я буду ждать.   
Борисов с Власовым вышли в коридор. Юля устало закрыла глаза, облегченно вздохнула, и задремала. На губах ее играла улыбка.
Вошедший в палату врач остановился, и невольно залюбовался, глядя на раскрасневшееся, улыбающиеся личико Юлии.      
О том, чтобы заехать не надолго в больницу, прежде чем отправиться на квартиру к Колядину, настоял Власов. Борисов, относившийся к нему, как младшему брату и принимающий все его злоключения близко к сердцу, не смог отказать ему в этом.  Теперь же он шел и бурчал себе под нос.   
- Дожился. Теперь ты уже и из меня веревки вьешь, как из Насти и моих пацанов. Я  тоже под твою дудку плясать начал. Ну, чего ты вздумал из себя павлина изображать? Девчонка чуть живая, а он ей свидание назначает.  Кстати, она на голову тебя выше.   
- Ну, и что? – Возмутился Власов, - хоть на две. Я же не собираюсь на ней жениться. А выпить чашку кофе и поговорить можно и сидя за столиком. Ты не понимаешь:  она мне теперь, как сестра. Мы с ней столько вместе пережили. И потом, у девчонки никого нет в этом городе, кроме меня. Ей нужна поддержка, сочувствие и мой искрометный, ненавязчивый  юмор.    
- Ну, конечно, она родилась в этом городе и в нем никого, кроме Вовы Власова у нее нет.  Юморист. Кого ты пытаешься обмануть? Если понравилась, так и скажи, что понравилась.   
Власов преувеличенно тяжело вздохнул.   
- Эх, Боря, Боря, воспитываю тебя, воспитываю, и все бес толку. Как был прямым, как телеграфный столб, таким и остался. Тебе бы в восемнадцатом веке родиться. Там за руку девушку взял -  обязан жениться. Тайное свидание назначил – дважды жениться.  Поцеловал при свидетелях, значит растленный тип, на плаху его и голову долой. Ладно, поехали работать, а то я еще после хочу заскочить Настю и ребятишек повидать. Знаешь, как я по ним соскучился, будто год не видел.  Даже  кота Афиногена там вспоминал, думал, больше не увижу. Кстати, ты не знаешь, что сегодня у Насти на обед?   
Борисов рассмеялся, и обнял Власова за плечи.   
-  Кто о чем, а вшивый о бане. Я  все время Насте говорю, что ты обжора и триглодит ходишь к нам только потому, что она вкусно готовит.  Не дергайся, шуток не понимаешь?   В холодильнике лежат, дожидаются тебя пельмени, которые Настя настряпала к твоему дню рождения. А на балконе в трехлитровой банке плавают малосольные огурчики, какие ты любишь.   
Власов довольно улыбнулся, и сглотнул слюну.   
- Товарищ майор, не соблазняйте, и не расхолаживайте подчиненного, а то сбегу, не глядя на долг,  патриотизм и фанатичную  преданность работе.   
На улице вдруг резко похолодало. Резкий северный ветер налетел внезапно, пронизывая насквозь. Тяжелые свинцовые тучи снова появились на горизонте, наползая одна на другую, грозя пролиться дождем. Солнце скрылось, и сразу вокруг все стало серым и неприветливым. Люди торопились бежать туда, где тепло и тихо. Власов глубоко вздохнул полной грудью, и посмотрел на друга.   
-  Хорошо как! Ты знаешь, я раньше раздражался, психовал, когда вот такая погода начиналась. А теперь понял, как я люблю этот ветер, пахнущий морем и эти тучи, ползающие по крышам домов и даже дождь, навевавший на меня тоску.  Это так здорово!   
Они подошли к дому на Чернышевского, где проживала чета Колядиных, и остановились. Борисов достал полученное разрешение на обыск, и они вошли в подъезд.      
В это время Соня разговаривала с бывшей женой Колядина – Зоей. Вначале Зоя восприняла приход Сони в штыки.   
- Я не хочу ничего говорить ни о своем бывшем муже ни о его новой жене. – Категорично заявила она. 
Зоя, Соне понравилась. Не высокая, чуть полноватая женщина, с пышными каштановыми волосами и теплыми карими глазами. Ей было чуть за сорок, но улыбка, с которой она вначале встретила Соню, делала ее молодой и привлекательной. Соня, в который раз поразилась недальновидности, и не постижимой логике мужчин: поменять такую теплую, живую женщину, на красивый, бездушный манекен?    
Когда Соня рассказала, в чем обвиняют ее бывшего мужа, Зоя тяжело вздохнула, и помолчав, сказала:  -  Ладно, спрашивайте, что знаю, расскажу. Хотя сразу могу сказать, что не виделась с Леонидом с момента развода, поэтому мои сведенья о нем давно устарели.   
Соня заулыбалась.   
- Нам как раз нужны именно эти сведенья. Расскажите, из-за чего вы расстались?    
Зоя посмотрела на Соню с плохо скрытым недоумением.   
- А при чем здесь наш развод?   
- И все-таки. Поймите, это действительно важно, это не простое любопытство.   
Зоя встала, подошла к столу и открыла нижний ящик, достав оттуда какой-то сверток. Развернув его, она достала пачку фотографий и молча протянула ее Соне.   
- Смотрите. Тут, по-моему, и без слов все понятно.   
Соня поняла, что это были именно те фотографии, о которых говорил Колядин.      
- Ну, как? – Зоя криво усмехнулась, - и это после пятнадцати лет совместной жизни. Я не хочу сказать, что Леонид все это время был монахом. Я знала, что у него изредка появляются подружки, но он это никогда не афишировал. Скорее, это были мои подозрения, чем уверенность. И вдруг, его как будто подменили. Он стал вспыльчивым, агрессивным даже. Стал срываться по любому поводу и без повода. Все выходные пропадать где-то. А потом пришли эти фотографии, а следом эта женщина, которая заявила мне, что ждет от Лени ребенка и, что он любит ее, а я  и наш сын ему не нужны.   
- И вы ей поверили? – Соня отложила фотографии, и посмотрела на Зою. 
Зоя задумалась, вспоминая этот неприятный, страшный разговор, после которого в сердце остались пустота и холод, и которые, не прошли и до сегодняшнего дня.    
- Почему же? Нет, конечно, не сразу. Пришел Леонид, и я спросила у него. Показала ему эти фотографии.  Он побледнел, и ничего не стал отрицать. А через два дня попросил у меня развод. Держать его насильно? Зачем? Я только сказала ему на прощание, что эта женщина его не любит.       
- А почему вы так решили? – Соня с интересом посмотрела на Зою.   
- Ну, любовь ведь сразу видно, ее не скроешь. А она смеялась над Леней, рассказывала подробности их связи, как он вел себя в постели, давала ему оценку. Так любящая женщина никогда не будет себя вести.  Кого она родила? – Зоя робко заглянула Соне в глаза.    
- Никого. Она обманула вас. Она не была беременна.    
Зоя побледнела, и положила руку на сердце.   
- Как же так? Не может быть! Она мне показывала результаты анализов, подтверждающие ее беременность.   
Соня невесело усмехнулась.   
- Может. Еще как может.  Зоя, неужели за это время Леонид ни разу не встретился с сыном?   
- С Витей-то? Нет. Да сын и сам не захотел бы встречаться с ним. Он воспринял уход отца, как предательство по отношению и к нему тоже. За все это время он ни разу не заговорил об отце, не вспомнил его имени. Сын сейчас в армии. Я так переживаю за него, волнуюсь, - на глазах Зои появились слезы. – Я осталась совсем одна. Не дай Бог, если что случиться с Витей, я жить не буду. Мне просто не для кого будет жить. Эх, Леня, Леня, вот до чего довела тебя твоя любовь, - она покачала головой, - жил не тужил, и на тебе. Леня – убийца?  У меня в голове это не укладывается.   
- Он не помогал вам материально?   
Зоя промокнула платочком глаза.   
- Нет. Я отказалась. И сын был со мной согласен. Я работаю программистом, не плохо зарабатываю, и сын подрабатывал до армии, он в технике хорошо разбирается. Нам хватало.  Потом, нам ведь осталась квартира со всем содержимым. Леня не забрал ничего, кроме своих вещей.    
Соня встала.   
- Можно, я возьму несколько фотографий? Я потом вам их верну.   
Зоя махнула рукой.   
- Да хоть все забирайте. Не знаю, почему я их хранила все это время? Может, как напоминание о своей доверчивости и чтобы не жалеть об уходе Леонида? Значит, никакого ребенка не было? Она его обманула, поймала на крючок? Ну, что ж, что заработал, то и получил. Если бы он сам хотел остаться с нами, я бы может и попробовала побороться за наш брак, но он попросил развод… . 
Соня ехала в управление, думая о превратностях судьбы. Она поняла, что Зоя все еще любила своего бывшего непутевого мужа. Горечь сквозила во всех ее словах, горечь была в ее взгляде. И фотографии она сохранила действительно для того, чтобы у нее не было  надежды на возвращение мужа. И даже узнав о том, что он стал преступником, она не перестала его любить, она жалела его.   
  Не хочу никакой любви, если она приносит столько боли, горя и слез, - думала Соня, - без любви жить спокойнее. Может Вовка поэтому и порхает от одной к другой, что тоже боится  боли и разочарования? В четырнадцать лет я считала, что любовь связана только с радостью, счастьем, клятвами в вечной верности  и обожанием. Я думала, когда я полюблю, весь мир будет радоваться вместе со мной моему счастью. Так, наверное, думала и Зоя. Но ей любовь нанесла незаживающую рану, которая кровоточит и доныне. А что дала любовь мне? Я стала язвительной, ехидной стервой. Спрятала свои эмоции, сердце, как улитка в ракушку. На каждого мужчину, показывающего мне свою симпатию, смотрю с подозрением и недоверием, ожидая подвоха. Хотя, Власов ничем не оскорбил меня, не унизил. Обидел? Да. Но в то же время он честно сказал, что наши отношения – это привязанность, дружба, может даже в какой-то мере влюбленность, но никак не любовь. И он был прав. Не я и не он до конца не были готовы ни к любви, ни к  браку. Ведь не было этого восторга, полета души, всеобъемлющего счастья, о котором я мечтала в детстве? Не было. Вернее все это было, но только в самом начале. А потом, была ревность, были ссоры, недоверие по отношению друг к другу, обиды. Пора быть честной, хотя бы перед самой собой.  Значит, надо перестать тешить свое самолюбие и подкалывать его по любому поводу.  Это была не настоящая любовь. И моя любовь еще ждет меня где-то впереди. Власов мне дорог, очень дорог, я поняла это ночью, когда ему грозила смертельная опасность. Но дорог, как друг, близкий друг и хороший, верный товарищ. Не хочу стать второй Зоей, и жить прошлым, не замечая настоящего.  Мечтать  о несбыточном, упиваясь своим горем. Жизнь не стоит на месте. Значит, надо жить! – Соня счастливо засмеялась,  и тряхнула головой, как бы сбрасывая с себя все мучавшие ее до этого обиды, проблемы, комплексы, неуверенность в себе.    
  Она легкой походкой вошла в кабинет и увидела Звягина, сидевшего за столом и перелистывающего какие-то документы. Он поднял глаза на Соню, и улыбнулся.   
- Хорошо, что ты пришла, а то засыпаю на ходу. Смотрю на заключение экспертизы  по поводу вскрытия Колисниченко, и ничего не понимаю.   Не в службу, а в дружбу, поставь чайник, и завари мне крепкого чая.   
Соня кивнула головой, и набрав воды, включила чайник в розетку. Подойдя к столу Звягина, она протянула руку к документу, который он силился прочесть.   
- Можно посмотреть?    
- Смотри. Вовке бы это показать, он бы сразу понял, что к чему. Он сам таких актов воз и маленькую тележку написал в свое время.    
Соня улыбнулась.    
- Ну, мы с тобой тоже кое-что понимаем, хотя, на счет Власова, ты прав, - неожиданно даже для себя согласилась Соня.   
Звягин удивленно приподнял брови, и с интересом посмотрел на Соню.   
-  Я что-то пропустил? Вы, вроде, в «контрах» были?      
Соня отключила задребезжавший чайник, насыпала в стакан заварки, и залила его крутым кипятком.  Накрыв стакан блюдцем, она повернулась к Звягину.   
- Пусть настоится. А на счет Вовки, ты прав, с враждой покончено навсегда. По крайней мере, с моей стороны. Я только сегодня поняла одну очень важную вещь: жизнь слишком быстротечна, и трудна, чтобы тратить ее на вражду и обиды. Я не права?      
Звягин откинулся на спинку стула, и задумчиво произнес: - Наверное, права. Надо легче относиться ко всему, и жить станет намного проще. Вся проблема в том, что, лично я, так жить не умею.    
Соня разлила чай по стаканам, щедро насыпала в них сахар, и с удовольствием отхлебнула ароматный напиток.    
-  Вкуснотища! Я теперь кофе, наверное, на год вперед напилась за эту ночь. Да, Юра, ненормальные мы с тобой оба.  Про таких, как мы, говорят: не от мира сего. Расслабляться на полную катушку не умеем. Переживаем по любому поводу. Сидим вот на работе, вместо того, чтобы спать в мягкой постели. А мы заслужили этот сон и отдых. Получается, мы с тобой родственные души.    
Звягин весело рассмеялся.   
- Мы все в нашей группе такие - чокнутые. И Борис Иванович, и Вовка и ты и я. Я уже не говорю о Трухине. У нас у всех диагноз один...       
Дверь открылась, и раздался голос Власова:  -  И что это  за общий диагноз? Я надеюсь ничего такого? В кабинет входить можно?          
Звягин широко улыбнулся.   
- Можно. Вашей жизни, сэр, на этот раз,  ничего не угрожает. Правда, этот диагноз не инфекционный, но по-своему, заразный. Лично я заразился этой болезнью и от тебя тоже.   И называется эта болезнь – увлеченность своей работой.  Говорят, от нее тоже  можно сгореть, но в переносном смысле этого слова.    
Власов преувеличенно облегченно вздохнул.   
- Ну, слава тебе господи, а я уж испугался. – Он  посмотрел на Борисова, который, повесив свою куртку на вешалку, направился к своему столу, - шеф, а не чефирнуть ли и нам по маленькой, с устатку?  А то мы язык на плечо и носимся по городу и за городом. А кое-кто, не будем указывать на них пальцами, сидят в тепле, сухости, я ни в коем случае не намекаю на памперсы (хотя, слово сухость, теперь прочно ассоциируется именно с ними), и пьют горячий, ароматный чай, рассуждая о высоких материях.   
Борисов покачал головой.   
- Вов и как в тебя  влезает? Ведь только что съел штук пятьдесят пельменей, выпил две кружки квасу. Про пирожки я вообще молчу.   
- Я так и знал, что каждый съеденный мною пельмень был просчитан, записан, и теперь не раз и не два мне отрыгнется. – Буркнул Власов. – Начальство критиковать не принято, но сейчас у нас демократия и гласность, поэтому я все же скажу…   
Борисов рассмеялся, и махнул рукой.   
-  Можешь не продолжать, я уже выучил наизусть все твои красочные эпитеты, которыми ты меня награждаешь. Пей чай, если можешь, и будем обсуждать результаты  проведенной работы.    
Власов демонстративно отодвинул стакан с чаем от себя.   
- Нет уж, благодарствуйте, мне теперь даже вода комом в горле встанет. Работать, значит, работать.      
Вошел Трухин.   
- Вы все уже в сборе? Вот и хорошо. Результаты есть?    
Борисов освободил ему свое место за столом.   
- Мы с Власовым только что зашли. Как раз собирались начать обсуждение.    
Трухин посмотрел на Власова.   
- Ты, как, нормально? Может, все-таки лучше бы отлежался денек – другой?   
Власов кинул убийственный взгляд на Борисова.   
- Может, это было бы действительно лучше.  Все равно мое рвение оценить некому. Спасибо не скажет никто, а вот:  сколько чего съел, посчитают обязательно. Да еще и поехидничают на счет моей любвеобильной и щедрой души – Он посмотрел на Соню.   
Трухин улыбнулся.   
- Значит, опять обижают? Кого в угол поставить, и лишить сладкого?    
Губы Власова растянулись в непроизвольной улыбке. Он рассмеялся. За ним рассмеялись остальные. В комнате сразу стало как-то светлее. Напряжение, накопившееся  у всех из-за тревожной, бессонной ночи, ушло.    
- Ну, кто начнет? – Трухин оглядел всех по очереди.      
- Можно мне? – Спросила Соня.  – У меня информации всего минуты на три.   
Трухин кивнул.   
- Давай начнем с тебя.   
Соня выложила фотографии, взятые у Колядиной  на стол.   
- Фотографии действительно были и шантаж тоже. У меня сложилось такое впечатление, что бывшая жена Колядина до сих пор любит его и подсознательно,  надеялась на его возвращение. Даже алименты с него брать не стала. Сын сейчас в армии. После развода, Колядин ни разу не виделся: ни с бывшей женой, ни с сыном.   
Власов ухмыльнулся.   
- Совесть не позволяла, наверное. Если конечно ему известно это слово. Значит, здесь он не соврал?   
- Да, - кивнула Соня, -  Зоя Колядина сказала, что, даже узнав об измене мужа, из дома его не выгоняла, но и держать не стала. Он ушел сам.   
Трухин бросил фотографии на стол.    
- Так, с этим разобрались. Юра, он посмотрел на Звягина, - что у тебя?   
- Вскрытие показало, что Колисниченко умер от обширного инфаркта. В акте есть упоминание о перегреве тела, но так, вскользь. Его ведь обнаружил не один и даже не два человека, а целая компания из восьми человек. Он лежал на собственной кровати, синяков, ссадин на теле не обнаружено. Сауна выключена. Это говорит о том, что ему стало плохо после посещения сауны, а рядом не было никого. В крови был обнаружен алкоголь. Обычное дело: пошел мужик погреться, и переборщил, да еще выпил, вот и прижало. То есть доказать, что это убийство невозможно. А сейчас тем более. Потому, что тело было кремировано.   
Власов взял бумагу с результатами вскрытия и быстро просмотрел ее.      
- Да, не подкопаешься. Все чин-чинарем.   
Борисов заглянул ему через плечо, и протянул:   
- Н-да, чисто русское убийство. Простенько и со вкусом. Вот только Вова, объясни нам темным: как они могли вытащить его из сауны, дотащить до кровати, положить его на нее и не оставить синяков? И потом, он же должен был биться об дверь, пытаясь выйти. Значит, синяки должны быть. Или он сидел и обреченно ждал своей смерти?   
Власов хмыкнул.   
- Отвечаю по порядку. Как дотащить без синяков? Да проще пареной репы! Провожу курс ускоренного обучения для начинающих преступников. Если вы хотите перенести труп вашего врага  с места совершения преступления в какое-то другое место, не оставив на нем следов, вы должны взять одеяло, лучше всего ватное, так как на нем отсутствуют ворсинки и оно не царапает тело,  на руки надеть варежки и осторожно перекатить труп на одеяло. После чего, взять одеяло за углы, и не торопясь перенести  его вместе с содержимым к месту назначения. Теперь, то, что касается синяков, нанесенных самому себе, при попытке вырваться. Я думаю, что этой попытки попросту не было. Он и предположить не мог, что его собираются лишить жизни. Скорее всего, это был не первый заход в сауну. Они уже успели принять на грудь и очевидно не мало. Женушка об этом позаботилась. Он просто мог задремать, когда они включили нагрев на всю катушку. Сауна нагревается моментально. Когда он понял, что пора выходить, и приподнялся, он захлебнулся горячим воздухом, у него закружилась голова, и он потерял сознание. Вот и все. Если бы он встал в полный рост и упал, то синяки, конечно же, были бы обязательно, а так – нет. Еще вопросы есть?          
Трухин задумчиво барабанил пальцами по столу. Видно было, что какая-то мысль не дает ему покоя.   
- Вот, что я думаю, други мои: а, что, если дело было так, как нам рассказала Мария Баринова? И никакого убийства не было? И Колядин просто пытается оговорить свою жену?      
Борисов покачал головой.   
- Нет. У нас есть доказательства.       
Трухин посмотрел на него с недоумением.   
- Какие?    
Борисов улыбнулся.   
- Зря, что ли  мы с Вовкой мотались по такой погоде по всему городу  и за город тоже.   
- Так чего же вы молчите? Мы тут гадаем, обсуждаем, предполагаем, а они, видите ли, имеют доказательства, и молчат.   
Власов сделал простодушно-скромное лицо.   
- Так надо же дать людям высказаться, показать, что они тоже работали. А теперь, когда дошла очередь и до нас, мы готовы поделиться своими мыслями, заключениями и вещественными доказательствами.   
Трухин покачал головой.   
- Боря, ну, Вовка ладно, он всегда любит такие вот выкрутасы, но ты - то! Ты же начальник группы.         
Борисов, смущенно улыбнувшись, развел руками.   
- С кем поведешься… .         
- Ладно, Шерлоки Холмсы, доберусь я до вас. Распоясались, совершенно. Давайте, излагайте, показывайте, чего накопали. – Уголки губ Трухина подрагивали от еле сдерживаемой улыбки.   
Борисов кинул быстрый взгляд на Власова, и обратился к Трухину.   
- Александр Анатольевич, пусть Вовка расскажет. У него это лучше получается. Я…   
- Нет уж. Его курс начинающего преступника мы уже прослушали. Давай докладывай сам: кратко и лаконично. Время поджимает. Других забот полон рот.   
Власов обиженно посмотрел на Трухина, и демонстративно отвернулся к окну, пробурчав себе под нос:   
- Баба с возу, кобыле легче. С начальством не спорят, оно умнее. Хотя с какой стороны посмотреть…   
- Вовка! – Прикрикнул на него Трухин, - говори, да знай меру. Никакой субординации. Я понимаю: дыма наглотался, переволновался…   
Власов продолжал бубнить:   
- Правильно говорят люди: если друг стал начальником, считай, что ты потерял друга навсегда. Друга можно послать и он не обидится, а поймет тебя. А начальника не пошлешь, он пошлет тебя сам далеко и надолго. Начальник – это не профессия, не призвание и не должность. Начальник – это диагноз. Начальник может: наказать, оскорбить, унизить подчиненного, опустить ниже плинтуса, а подчиненный в это время должен подобострастно улыбаться, и кланяться своему благодетелю в пояс.   
Трухин посмотрел на давящихся от смеха коллег, и махнул рукой.   
- Ладно, кончай представление. Сдаюсь. Докладывай ты. Только без привычного трепа, отступлений и фантазий.   
Власов вскинул голову, глаза его весело заблестели, и он начал, как ни в чем не бывало:   
- Значит, так. Приехали мы на квартиру Колядина и Марии Колисниченко, взяли понятых, показали им ордер на обыск, вскрыли квартиру, и начали осмотр. Обшарили все сверху донизу – ничего интересного. Нет: драгоценности, деньги, картины, коллекция фарфора – этого всего в достатке и не малом, но нам это, как вы понимаете до фонаря. А вот хоть что-то, чтобы имело отношение к нашему делу, ничего.  Мы, уже было, собрались уходить, когда я обратил внимание на мягкого плюшевого собачонка, сидевшего высоко на шкафу. У него одно ухо висело нормально, а другое почти до лап. Бедная собачка смотрела на меня так жалобно, что я не выдержал, и бросился ей на помощь, - он кинул взгляд на нахмурившегося Трухина, - все, понял, перехожу к сути. Короче, вскрыл я этой собаке ухо, а оттуда посыпались фотографии, - он достал из пакета фотографии и протянул их Трухину. – У нашей Марии Витальевны нездоровая страсть снимать своего мужа с любовницами. Хотя и себя  любимую она тоже не забывает. А я все ломал голову над тем, почему Ревин согласился выполнять все поручения Колядина? Ему-то, зачем вся эта головная боль? А он оказывается, не его поручения выполнял, а ее. И даже под страхом смерти в этом не сознался. Боялся разоблачения пред своей суровой супругой. Я с ним пообщался в экстремальных условиях, и доложу вам: такой безвольный и трусливый мужичонка. Поражаюсь, как он вообще во все это мог ввязаться с его то характером?   
На фотографиях были изображены Колядин с Миленой  самозабвенно предающиеся любви на супружеском ложе Бариновых, и сама Мария, занимающаяся тем же самом с Ревиным, но уже на супружеском ложе Колядина.   
Соня поморщилась.   
- Какая гадость. Неужели она показала их своему отцу? Я имею в виду фотографии с его женой? А иначе, зачем они ей? С Ревиным-то все понятно, таким образом, она держала его в узде. А тут?   
- Я думаю, она все просчитала досконально, прежде чем показать эти фотографии отцу. У нее был тонкий расчет. - Трухин задумчиво потер подбородок, - понимаете меня? Она хотела одним выстрелом убить сразу двух зайцев: развести отца с мачехой и очернить своего мужа в  глазах отца. В возрасте Баринова измена молодой жены да тем более с мужем дочери – это двойной удар. Мария понимала, что отец будет чувствовать себя виноватым перед ней, за то, что именно его жена соблазнила ее мужа.  Видимо, рассчитывала, что он разведется с Миленой, а она его утешит, пожалеет старенького папу, а за одно, приберет к своим рукам все, что у папочки есть.  Но что-то у нее не срослось, не получилось. Это очевидно:  ее затея не удалась.  Поэтому  она и решила убить своего отца.      
- Нет, ее затея как раз и удалась! – Власов возбужденно зачастил, - сами не даете доложить лаконично и быстро, отвлекаете своими размышлениями, а Власов вечно крайний. Всю малину мне испортили, теперь придется перескакивать сразу на обыск, который мы провели на даче. Смотрите, что мы там обнаружили, - он достал и положил на стол тоненькую  папочку, в которой лежал один лист бумаги. – Вот из-за чего была вся эта кутерьма. Я не хвастаюсь, но Борис не даст соврать, именно я снова обнаружил эту «бомбу». Никто другой этого бы найти не смог.   
Трухин оторвал глаза от документа, и улыбнулся.   
-   Вова, никто и не спорит.   Всем известно, что ты у нас ас в сыскном деле. Да, теперь все понятно. Но насколько же все это мерзко! – Он бросил бумагу на стол и посмотрел на всех по очереди, - ну, что ж, молодцы сыщики, поздравляю! Можно вызывать Колисниченко,  и предъявлять обвинение. Я не думаю, что увидев этот документ, она по прежнему будет говорить о своей непричастности к убийству отца. 
Борисов снял трубку, и дал распоряжение привести Колисниченко на допрос.  Звягин поинтересовался:   
И где ты нашел эту, как ты говоришь,  «бомбу»?   
Власов рассмеялся.    
- Не поверите, там же, где я сам храню свои секретные бумаги. Интересно, как она до этого допетрила? Я думал: я один такой умный и хитрый. Оказалось – нет. Обидно, но факт. В гладильной доске, под чехлом. Чехол крепится к доске или кнопками или резинкой. Поэтому достать и положить туда бумаги легко. Сверху поролон,  и тряпка. Не помнется, не шуршит и самое главное, в голову никому не придет там искать.    
Борисов покачал головой.   
- Да, такое вряд ли кому-то еще придет на ум. А если утюг забыл выключить?   
Власов хмыкнул.   
- Тогда, товарищ майор, сгорит не только доска с документами, но и вся квартира. А чтобы этого не произошло, надо уходя из дома проверять: все ли электрические приборы отключены. Кстати этому учат в школе. Поинтересуйся у своих мальчишек, они тебе расскажут, как надо обращаться с электронагревательными приборами дома и на работе. Или лечиться от склероза. 
       - Ох, и язва ж ты, Вова. И за что нам «такое счастье привалило» работать с тобой бок о бок, изо дня в день, а мне еще включая и выходные? – Борисов преувеличенно тяжело вздохнул.   
- А чего ж вы тогда всю ночь по городу рыскали, разыскивали меня, если я уж такой плохой? Ну, дали бы мне сгореть, и все ваши проблемы закончились бы в момент. – Власов, прищурив глаза, окинул всех ехидным взглядом.
В дверь постучали, и сержант ввел Марию Колисниченко.   
- Задержанная доставлена.    
Мария криво усмехнулась, и презрительно оглядела присутствующих. 
- Тоже мне, нашли преступницу. Издеваетесь над бедной женщиной и пожаловаться некому. Отец убит, муж предал, обворовал, а мне вместо того, чтобы сочувствие выразить, поддержать морально, за решетку засадили к проституткам и наркоманкам. Я не удивлюсь, если уже вшей подцепила или какую другую заразу. Может кто-то из вас все же предложит мне присесть?   
Трухин указал ей на стул, стоявший у стола, за которым он сидел.   
- Присаживайтесь, пожалуйста.    
Мария села, гордо вскинула голову, и высокомерным голосом произнесла:   
-  Ну, что, разобрались наконец-то? Я надеюсь, что теперь могу покинуть ваше столь «гостеприимное» учреждение? У меня нет больше желания возвращаться назад к моим новым подружкам.      
- Можете не сомневаться, мы действительно во всем разобрались. – Трухин посмотрел на Марию в упор.    
Она вдруг смутилась, и опустила голову. И тут ее взгляд упал на тоненькую зеленую до боли знакомую папку. Она вздрогнула, лицо ее сначала побледнело, потом залилось краской.  Она украдкой посмотрела на Трухина, тот поймал ее взгляд, и кивнул.    
-   Да, да, вы не ошиблись. Это именно то, о чем вы думаете. Мы нашли этот документ, в присутствии понятых, на вашей даче. Сказать, где он был или вы сами нам теперь все расскажете? И еще: фотографии, которыми вы шантажировали Ревина и своего отца, мы тоже нашли. Это вам к сведению.    
Мария вдруг начала смеяться. Она смеялась все громче и громче. Вскоре ее смех превратился в хриплые истерические  всхлипывания. Потом она затихла.   
Соня встала, налила в стакан воды, и поставила его перед потерявшей всю свою надменность женщиной.   
- Выпейте.      
Мария резко оттолкнула от себя стакан. Он упал, и вода, разлившись по столу, начала струйкой стекать на пол.   
- Подавитесь вы своей водой. Пожалели. Ничего мне от вас не надо. Ну, и что, что нашли эту бумажку? Сходите с ней в туалет. Она ничего не доказывает.   
Трухин поморщился.   
- Вы же умная женщина и все прекрасно понимаете. Этот документ заверен нотариально, и он многое доказывает, и объясняет. По крайней мере, он дает нам возможность возбудить против вас уголовное дело. Свидетели у нас есть: Ревин и ваш муж. Документы, подтверждающие вашу виновность тоже. Поэтому, я думаю, что вы нескоро попадете теперь домой. Убийство и покушение на убийство – это не мало. А чистосердечное признание может смягчить ваше наказание. Так, что выбор за вами.   
Трухин очень рассчитывал на это чистосердечное признание. Потому, что даже имея на руках завещание Баринова, которое  обнаружил Власов на даче у Марии, и   в котором тот все свое состояние: недвижимое и движимое имущество завещал только одному человеку – Колисниченко Марии Витальевне.  Имея показания Колядина и Ревина, надо было все же очень попотеть, чтобы доказать причастность Марии,  к убийству  собственного отца.   
Мария молчала.   
Власов вдруг закашлялся до слез, и схватился за сердце. Соня засуетилась.   
- Тебе водички? А может, валидол?    
Власов помотал головой, и с ненавистью посмотрел на Марию, напряженно и испуганно следящую за ним.   
-  Ваших рук дело. Вот теперь может, инвалидом на всю жизнь останусь. За что же вы так меня?  Сжечь заживо хотели, а перед этим заморозили до полусмерти.  – Он снова закашлялся, потом начал задыхаться, глотая ртом воздух.   Лицо его побагровело.  На губах появилась пена.   
Все сгрудились вокруг него. Соня схватилась за трубку телефона, предлагая вызвать врача. Борисов стучал графином об стакан, наливая в него и мимо него воду. Звягин махал перед лицом Власова носовым  платком. Вдруг, все враз, они повернулись, и посмотрели на Марию. 
Мария начала растерянно озираться.   
- Я тут ни причем!  Если бы эти недоумки сделали все, как им было сказано, то никто больше не пострадал бы! Никто не  догадался бы,  что это убийство. А ваш сотрудник сам  виноват, помчался к этой девчонке… , - она вдруг замолчала, прижав руку ко рту, поняв, что проговорилась и только что сама призналась в причастности совершенного   преступления.   
- Ну, что же вы замолчали? Продолжайте. – Трухин кивнул Борисову, - занеси в протокол признание.   
Мария попыталась протестовать, но Трухин остановил ее.   
- Нет уж, назвался груздем – полезай в кузов. Вы признались сами, не под давлением.  Нас здесь пятеро и каждый это слышал, и подтвердит.  Теперь молчать уже нет смысла.  Впрочем, дело ваше. Но я обещаю вам, что рано или поздно, но вину мы вашу докажем.   
Мария сникла.   Минут пять она молчала, потом тяжело вздохнула и безжизненным, монотонным голосом начала свой рассказ.   
- Родители разошлись, когда мне было пять лет. Как говорила мама: отец всегда хотел красивой, шикарной жизни, а она была тихой, романтичной, провинциальной женщиной, не от мира сего. Она такой и осталась. Она не любит шумные сборища, суету. Ее мир – это книги, органная музыка, полумрак и мечты. Я ненавидела ее вечно отсутствующий взгляд и блуждающую улыбку на лице. Нет, это совсем не означает, что она не заботилась обо мне. Я была обута, одета, сыта. Но это все. Мы никогда не были близки, как мать и дочь. Мы просто жили, сосуществовали рядом.   
Отец действительно каждый месяц посылал нам деньги вполне достаточные для безбедного существования. И с каждым годом у меня все больше накапливалось к нему злости. Я была не нужна  ему.  Он ни разу не приехал меня навестить, не захотел встретиться со мной, не пригласил к себе. Мои подруги жаловались, что родители лезут в их дела,  контролируют их поведение, волнуются, когда они поздно возвращаются домой. А я могла прийти ночью, утром – это никого не волновало.  Мать снимала наушники, интересовалась: хочу ли я есть, махала рукой в сторону кухни, показывая на плиту, где стояла кастрюля с чем-нибудь съедобным и снова погружалась в свой мир грез.  Мне кажется, если бы даже не вернулась домой вообще, она бы не заметила, или вздохнула с облегчением.    
И я поклялась себе, что у меня никогда не будет детей. Зачем рожать их, если они тебе не нужны? Чтобы они  плакали ночами в подушку, как я, от одиночества, понятия своей никчемности и ненужности, даже для своих родителей? В школе меня считали  высокомерной гордячкой, а на самом деле я просто боялась показать всем свою уязвимость, неуверенность в себе. Я была настолько закомплексована, что удивляюсь, как вообще смогла окончить школу, вполне прилично, и не натворить глупостей.   
Получив аттестат, я поехала в Ленинград. Без особых усилий поступила в Университет. Навела справки об отце, узнала, где он живет, и как-то в выходной подъехала к  его дому. Я узнала его сразу! Прошло почти тринадцать лет, но он почти не изменился. Он вышел на улицу с молодой, красивой женщиной и с маленьким ребенком на руках. Они пошли гулять в парк, я пошла за ними. Он то и дело целовал свою маленькую дочку, играл с ней в песочнице, качал на качелях, смеялся. Я специально прошла дважды мимо них. Он скользнул по мне взглядом, и отвернулся. Он не узнал меня!   
Я бежала в общежитие, задыхаясь от слез и обиды. Я возненавидела  его и свою сводную сестру, так любимую им. Я поклялась отомстить им. Несколько дней я вынашивала в голове планы мести, проигрывала их в уме. Но это были безумные, невыполнимые, по детски наивные планы. Успокоившись, я поняла, что самое большее, что я сейчас смогу сделать, это прийти к ним домой и устроить отцу скандал со слезами и истерикой. Это только в кино легко сбивают на машине, поджигают, убивают из пистолета, и топят в бассейне.   
Я решила, что могу отомстить ему по-другому. Для этого мне надо стать известной, богатой и независимой.  Чтобы однажды он узнал о моих достижениях, сам приехал ко мне с извинениями, а я бы отвергла его.   
Конечно, это тоже были детские мысли, но именно они и стали первым шагом к моему падению. Я понимала, чтобы стать независимой от денег отца, я должна либо зарабатывать их сама, либо найти того, кто это будет делать для меня. Вот тогда-то я и познакомилась с Колисниченко. Наше знакомство произошло на открытии выставки модного художника. Он выступал там в роли спонсора, а я пришла с приятельницей, которая в то время была очередной пассией этого художника.  Колисниченко «запал» на меня сразу. Приятельница сообщила мне, что сейчас он разведен, очень богат, и не имеет постоянной любовницы. Эту роль он мне и предложил. Но роль любовницы меня не утраивала. И я пошла по самому простому пути, на котором мужчины постоянно попадают в расставленные для них сети. Я «отшила» его. Он завалил меня цветами, подарками. Я возвращала их назад, избегала его. Если все-таки ему удавалось где-то поймать меня на улице или у общежития, я изображала полнейшее равнодушие к его признаниям в любви и негодование по поводу того, что он пытается купить меня с помощью своих подарков. Мужчина с его амбициями, получающий отворот-поворот от какой-то пигалицы, никогда не смирится с таким положением вещей. Потерпеть  поражение, значит, признаться в своей несостоятельности и бессилии. Короче, через два месяца он предложил мне  руку и сердце.   
Так я выполнила первый пункт своего плана: я стала независимой от денег отца. Я не любила своего мужа.   Я презирала его. Мужчина, которого можно так легко обвести вокруг пальца не может  вызвать ничего, кроме презрения. Я почти сразу же завела любовника, почти в открытую изменяла ему, а он заискивал, лебезил передо мной, вымаливая крохи внимания к себе. Но, как бизнесмен он был очень удачлив, и умен. Деньги просто липли к его рукам. Но мне с каждым днем становилось все труднее находиться с ним рядом. Но я понимала, что развод – это не выход для меня.   
В это время меня и свела жизнь с Колядиным. У нас начался бурный роман, который постепенно начал сходить на нет. Но я уже поняла, что это именно тот человек, который мне нужен. Он умел расположить к себе людей, был остроумен, предприимчив, но я разглядела внутри его червоточинку, неудовлетворенные амбиции, способность к поступку и в то же время трусливость. А самое главное он был из мира, в котором вращался мой отец.   
Я ввела его в наш дом, представив дальним родственником. Муж поверил, и даже по-своему привязался к нему. Хотя, я думаю, он подозревал какие у нас с Леонидом отношения. Но на этот раз я их не афишировала. Дальше было именно так, как рассказывал Леонид. За месяц до убийства, я начала подготавливать почву. Я говорила всем нашим общим друзьям, что у мужа стало частенько побаливать сердце, что я посылаю его на обследование, а он никак не хочет идти. Возраст дает о себе знать, а ему все не хочется в это верить. Все знакомые знали, что он любит попариться, пожариться в сауне. Я сказала, что уже дважды после этого  у него было плохо с  сердцем. Поэтому никто не удивился, и ничего не заподозрил, когда мы приехали с компанией и обнаружили его мертвым. Следователь беседовал с нашими гостями, и все сказали ему о проблемах Колисниченко с сердцем.   
Я снова была свободна, но теперь еще к тому же и богата.  Никаких угрызений совести я не испытывала. Это было даже и не убийство. Я не видела, как он умирал, поэтому мне не было страшно и я не чувствовала себя виноватой. Когда мы переносили его на кровать, он был еще горячий. Такое впечатление, что человек просто перебрал. А когда приехали на следующий день, то здесь уже в присутствии большого количества людей. Я даже сама поверила в то, что он умер сам. Меня все успокаивали, жалели, сочувствовали.   
Колядин был у меня в руках. Но с этого момента он не устраивал меня как любовник. Для осуществления дальнейшего моего плана, он мне нужен был, как муж. Я потребовала, чтобы он развелся со своей клушей, и женился на мне. Он начал сопротивляться, что-то бормотать о своей любви к жене и сыну. Потом попытался исчезнуть из моей жизни. Поэтому я вынуждена была действовать через его жену. Я знала о ее патологической порядочности и любви к этому придурку Колядину и то, как она дрожит над своим сыночком. На этом я и сыграла. Я сказала ей, что беременна и мой ребенок будет незаконнорожденным ублюдком, которого все будут дразнить и призирать. Показала ей фотографии. Она была раздавлена, уничтожена. Вскоре состоялся их развод и наша с Леонидом свадьба.  Самое смешное, что этот дурачок был уверен, что я действительно беременна. Когда он узнал правду, он рвал, и метал, но поезд уже ушел.       
Мой отец за это время стал мультимиллионером. Я все время следила за его жизнью и жизнью его семьи.  Денежные переводы матери давно уже не приходили, и как она сказала мне  в телефонном разговоре (я больше ни разу не была дома, после своего отъезда), отец за все эти годы  ни ее, ни моей жизнью не интересовался. В фитнес клубе я познакомилась с Миленой, женой отца и поняла, что она не любит его, тяготиться его любовью, так же как и я когда-то тяготилась любовью Колисниченко. Эта глупая, недалекая кукла упростила мой план. Если бы она любила отца, все было намного сложнее.   
Я показала Леониду отца и Милену, и сказала, чтобы он познакомился с ними, и стал любовником Милены, не объясняя ему подробностей. Леонид долгое время не знал, что Баринов мой родной отец. Он, конечно,  сопротивлялся, но я, уже научилась с ним справляться, и знала, как его можно подчинить себе.    
Вскоре, Леонид получил предложение отца, на которое я и рассчитывала. Он стал в его фирме генеральным директором, и заменил его в супружеской постели. Перед приходом Леонида, Милена отправляла свою домработницу на рынок. Поэтому я смогла несколько раз проникнуть в квартиру беспрепятственно (Леонид сделал мне дубликат ключей), и сфотографировать их в разных пикантных позах.   
Вот теперь я была готова к встрече с отцом. Я была во всеоружии. Отец и раньше пытался познакомиться с женой своего директора, но я избегала этих встреч. А тут, я сказала Леониду, чтобы он пригласил Баринова к нам на ужин. Леонид удивился, но сделал, как я велела. Отец пришел веселый, с букетом цветов. Он шутил, что Леонид скрывал свою жену, как жар птицу, за семью замками, боясь, что ее могут украсть. А потом мы стали смотреть фотографии. Когда он взял в руки фотографию, на которой были изображены мы все вместе: он, я и его бывшая жена, моя мать.  Я думала, его тут же хватит инфаркт. Даже я не ожидала от него такой реакции.  Он постарел сразу лет на десять, руки дрожали, глаза бегали, пот катился градом. Зрелище было отвратное. Но я была счастлива. Он начал оправдываться, говорить что-то об ошибках молодости, о трудном характере матери, просить у меня прощения. Лепетал о деньгах, которые переводил нам. И тут я решила добить его. Я сказала, что мать умерла, покончила с собой, после того, как он бросил нас, и никаких денег я не получала. Жила приживалкой у тетки, которая попрекала меня куском хлеба и била. Я сказала ему, что мне пришлось стать проституткой, продавать свое тело, чтобы не умереть с голоду. Что Колисниченко, мой первый муж, подобрал меня на панели, выучил, женился на мне, и дал достойную жизнь. Только благодаря ему, и после его смерти, поддержке Леонида, я веду достойный образ жизни. Леонид молчал, не зная чему верить. Он был в таком же шоке, как и отец. До этого вечера он не знал, что Баринов мой отец.   
Отец начал благодарить Леонида, заплакал, и в конце спросил, каким образом он может загладить свою вину передо мной. Я понимала, что если бы этот разговор произошел сразу после моего приезда в Ленинград, такой реакции бы не было. Он был тогда еще сравнительно молод, счастлив с молодой женой и ребенком, и не мог почувствовать то раскаяние и вину, которую чувствовал теперь. Теперь он был уже не молод, знал об изменах своей ветряной жены и начал переосмысливать свою прожитую жизнь. Я попала в яблочко!   
В результате этой встречи, я стала хозяйкой объединения «Синима». Леонид был в восторге. Он считал, что больше мне ничего не надо. Мужчины вообще глупы, и доверчивы. Они видят только то, что лежит на поверхности, и не замечают, что находиться внутри. Им важна оболочка и не интересно содержание. Они тешат себя иллюзиями о своем уме, значимости и властью над женщинами. На самом же деле, они все без исключения делают то, что им говорят женщины: жены, любовницы, матери – те, кто на данном этапе имеет на них влияние.   
Я внушила Леониду, что отец может опомниться, и отобрать у меня фирму, как только Милена узнает об этом подарке.   И поэтому его надо убрать, пока не поздно. Но сделать это надо тихо, так, чтобы создалось впечатление, что он умер сам. Отец не любил баню, да и было опасно повторять тот же трюк, что мы проделали с Колисниченко. Поэтому, я соблазнила Ревина, зная, о его связях с криминальным миром и о его уморительном страхе перед женой. Соблазнить его было делом не трудным, но противным.  Но на что не пойдешь ради дела всей своей жизни? Леонид сам сделал фотографии нашего с Олегом кувыркания в постели. После чего я показала их Олегу, и сказал, что если он не сделает то, о чем я его прошу, то его жена увидит его художества и не только со мной. Вот здесь я и сделал свою первую ошибку.  Когда о деле знает больше двух человек, это уже становиться не делом, а базаром. Если бы я сделала все сама, то сейчас я бы здесь не сидела. – Мария тяжело вздохнула, и замолчала.   
- Продолжайте, - Голос Трухина заставил Марию вздрогнуть.   
- Простите, задумалась. Дальше говорите? Дальше, начинается цирк. Я договорилась с отцом о встрече, сказав ему, что у меня есть очень важное для нас обоих известие. Леонид не знал об этой встрече. Мы встретились с отцом на моей загородной даче. Я показала отцу фотографии его жены и Леонида, залилась слезами, и прокрутила ему магнитофонную пленку, где Милена говорит Леониду, что ей надоел ее муж, и она хочет развестись с ним и выйти замуж за Леонида.  Леонид (по моей просьбе), намекает ей о том, что знает о том, что ее дочь не от Баринова, а от ее бывшего любовника и, если об этом знает он, могут узнать и другие и рассказать.  Поэтому, было бы хорошо, если бы ее муж вообще исчез с лица земли в результате какого-нибудь несчастного случая. Тогда все состояние перейдет к ней и ее дочери.   Милена обещает ему подумать. Отец плакал, как ребенок. Просил у меня прощения за то, что он и теперь его жена принесли мне столько горя. Мы хорошо выпили,  потом он позвонил своему нотариусу, и пригласил его приехать ко мне на дачу. Здесь мы и оформили это новое завещание, по которому все его состояние переходит ко мне, а Милена и ее дочь остаются ни с чем.   
- А Светлана действительно не его дочь?  - Борисов оторвался от протокола, и с интересом посмотрел на Марию. 
Мария пожала плечами.   
- Откуда я знаю? Это было сказано наугад, Милена не возражала. Может и так, а может, и нет. Какая теперь разница? Главное, что  завещание было написано и о нем никто, кроме нас не знал. Я уговорила отца, ничего не рассказывать Милене, не спрашивать ее ни о чем, пока  я не закончу кое-какие свои дела, чтобы потом я могла спокойно развестись  с Леонидом. А потом уже  и у него будут развязаны руки. Наплела ему о том, что боюсь, что Леонид может убить и меня. Отец согласился.   
А Леониду я сказала, что после смерти отца, мы с ним сделаем фиктивный развод и он жениться на Милене. Со временем заставит ее написать завещание в его пользу, после чего произойдет автомобильная катастрофа, после чего мы объединим наши капиталы, и снова поженимся.   
Естественно, я не собиралась снова выходить за него замуж. Если бы вышло все, как я запланировала, то отца бы обнаружили через несколько дней  в парке и подумали, что он умер от того, что у него оторвался тромб. Обычное дело. Кстати, это очень легкая смерть, он не мучался, не страдал. Я в принципе сделала благое дело: избавила его от старческих болезней и от самой старости. После пятидесяти лет мужчина становиться развалиной и не приносит ни себе ни близким людям ничего, кроме забот и раздражения. А кому он был нужен? Милене? Кто бы заботился о нем? Светлана? О ней самой еще долго надо заботиться.   
- Да, уж, вам просто памятник надо поставить за милосердие, - хмыкнул чудесным образом оживший, к тому времени,  и имеющий нормальный цвет лица Власов. 
- Он заслужил эту смерть. – Мария посмотрела тяжелым взглядом на Власова – заслужил за мое одинокое, мучительное детство, так, что нечего его жалеть. Он почти пятьдесят лет жил в свое удовольствие, не задумываясь о переживаниях и страданиях других.    
- А Леонид, Милена, Света, они тоже заслужили смерть? Они-то за что? Я так понимаю, вы, после смерти отца, избавились бы и от этой троицы? Леонид не позволил бы стать вам полновластной хозяйкой всего без него? – Власов сжал руки в кулаки. Ему хотелось придушить эту красивую женщину, равнодушно рассказывающую о смерти отца и запланированном убийстве его семьи и собственного мужа.   
- Нет, не правильно понимаете. У меня был совершенно другой план. От Леонида я, конечно, вынуждена была бы избавиться, тут вы правы, он слишком много знал, да и потом он свое дело сделал, и больше был мне не нужен.  В этом мне помог бы Ревин. Это не тот человек, о котором нужно жалеть. Трусливая  тряпка, а не мужик.  А вот Милене и Свете я готовила другое будущее. Я бы выбросила их на улицу, без копейки денег. Завещание официальное, заверено нотариально. Фамилия у меня не Колядина, а Колисниченко. К тому времени я бы уже была разведена. Детей у нас нет, и проволочек с разводом не было бы. А то, что отец все свое состояние оставил своей родной дочери от первого брака, не вызвало бы ни у кого подозрений. Не чужому же человеку. А если бы Милена начала качать права, я показала бы ей фотографии, прокрутила бы магнитофонную пленку, и больше ничего не пришлось бы делать. Я же вам говорила,  что она дура и к тому же круглая дура. Вот тогда бы моя месть была полной.   
- Но у Милены ведь есть своя фирма. И, по-моему, она на плаву. – Спросил Трухин.         
Мария рассмеялась.   
- Ничего у нее нет.  Милена любит шикарную жизнь и игру в казино. Она недавно проигралась в пух и прах, а я выручила ее, заняла ей денег, под залог ее фирмы. Так, что она нищая!  Если бы не идиоты, нанятые Ревиным,  сейчас бы все было именно так, как я запланировала.  Видно не судьба. И потом, если бы не моя оговорка, вы бы ни за что не доказали мою причастность к убийству отца, даже имея на руках это проклятое завещание, эти дурацкие фотографии и показания этих дебилов: моего мужа и любовника.  Кроме себя, винить не кого. Но одного, я все-таки добилась, пусть и моя жизнь пошла прахом: отец получил свое и его новая семья тоже. Пусть меня посадят, и даже конфискуют все, чем я владею, все равно это не достанется ни Милене, ни Светке. Завещание официальное, отец был в уме и трезвой памяти. – Мария довольно улыбнулась.    
Трухин отрезвил ее.   
- Ну, это еще как сказать. Из ваших же слов ясно, что он был очень возбужден, и к тому же пьян. Мы свяжемся с нотариусом, и выясним у него, все ли формальности были соблюдены, и можно ли опротестовать завещание? Я думаю, мы сможем это сделать.   
Лицо Марии побагровело, она с ненавистью посмотрела на Трухина, и грязно выругалась.       
Когда Марию увели, Трухин поглядел на притихших коллег – друзей и с улыбкой спросил:   
- Чего притихли, други мои?    
Соня подняла на него глаза, и качая головой, произнесла:   
- Это сколько же надо иметь в душе ненависти, чтобы задумать и сделать такое? Ведь она всю свою жизнь посвятила мести. Сколько детей живут в худших условиях, не имея ни нормального жилья, ни денег и вырастают хорошими людьми. Не понимаю. Неужели, если бы ее не вычислили, она, добившись всего, смогла бы жить спокойно и счастливо, принеся другим людям столько горя и боли?      
Власов невесело усмехнулся.   
- Ох, Сонечка, чистая душа. Смогла же она жить спокойно, убив своего мужа? Скорее всего, у нее все есть проблемы с психикой. Я даже был бы этому рад. Потому, что в другом случае, это действительно страшно.   
Борисов вдруг ухмыльнулся.   
- Вова, как ты себя чувствуешь? Голова не кружиться? С легкими все в порядке? А то ты нас всех так напугал.   
Звягин поддакнул   
- И главное во время.   
Все рассмеялись. Власов хитро сощурил глаза.   
- Ну, я просто подумал в это время, что если нам придется долго доказывать ее вину, то мой день рождения может отложиться на неопределенный срок. Я не услышу столько хороших слов в мой адрес, не получу подарки, не почувствую дружеские объятия, не отведаю столько вкусностей и мне вдруг стало так плохо. И я очень рад, что мое временное недомогание совпало с ее своевременным признанием.    
Трухин посмотрел на часы.   
- Так, через три часа чтобы все были при параде у нас с Татьяной. Двойной день рождения Власова (а это действительно дойной день рождения, так как он был на волосок от смерти), на этот раз празднуем у нас. Татьяна сказала: никаких возражений не принимать. Воскрешение «крестного отца» нашего ребенка надо отметить достойно. Борис, позвони Насте, и предупреди. А сейчас, доделываем свои дела.   
Он пошел к двери, когда она открылась и в нее вошла невысокая, симпатичная девочка и с любопытством оглядев всех присутствующих, кинулась к Власову, и повисла у него на шее.   
- Власов, вот и я!   
Смущенно улыбнувшись, изумленно смотревшим на него друзьям, Власов, осторожно расцепив руки девочки, и поставив ее на пол, произнес: - Света, как ты сюда попала? Знакомьтесь, это Света Баринова. Самая храбрая, умная и красивая девочка нашего города.   
Света довольно улыбнулась.   
- Обычно попала. Сказала, что я твоя невета.  Так ведь, Власов?  Скажи им.   
Власов растерялся. Звягин фыркнул, Борисов отвернулся, плечи его подрагивали от сдерживаемого смеха. Соня ехидно улыбалась. А Трухин застыл на месте с удивленно приподнятыми бровями.   
Света дернула Власова за рукав.   
- Ты же мне обещал! Ты сказал, что сдержишь свое слово.   
Власов тяжело вздохнул.   
- Светочка, тебе же только тринадцать лет. Тебе пока еще рано говорить о замужестве. Вот подрастешь, тогда и вернемся к этому разговору.   
Света вскинула голову, и фыркнула: - Подумаешь, всего пять лет осталось. Ты еще не успеешь состариться к тому времени. А пока, мы будем с тобой как бы помолвлены. Раньше все время вначале объявляли о помолвке, а потом только лет через пять женились. Я читала, правда, правда. А я все это время буду следить за тобой и твоим поведением. Мужчинам доверять нельзя. Так говорит моя мама, особенно таким красивым, как ты.   
Соня произнесла елейным голосом: - Володенька, я от души поздравляю тебя с помолвкой. Ты время зря не терял, даже в таких трудных и смертельно опасных условиях. Браво!    
Борисов не выдержал, и расхохотавшись в голос, добавил:-  Прими и мои поздравления. Какой прогресс: с бабушек, ты переключился на малолетних подростков. Сотрудники нашего управления будут в восторге от этой информации.   
Света возмущенно произнесла: - Я не подросток и  к тому же не малолетний. Я уже почти взрослая! Власов, скажи им.  – Губы ее задрожали.    
Власов тепло улыбнулся девочке,  и обнял за плечи.   
- Конечно, ты взрослая. А сейчас пойдем, ты мне расскажешь, как твоя мама, как ее здоровье. – Он кинул предостерегающий взгляд на друзей и вышел.   
Вернувшись через несколько минут в кабинет, он посмотрел на друзей и развел руками.   
- Слово не воробей, вылетит, не поймаешь. Хотел подбодрить, отвлечь девочку от мрачных мыслей, а получилось, что сам попал в капкан, который успешно избегал столько времени. Ну, ничего, через месяц, два, она об этом забудет, а через год влюбиться в какого-нибудь мальчика сверстника и все будет тип-топ.   
Борисов рассмеялся.   
- Я бы уж очень на такой исход дела не рассчитывал. Кто же откажется от такого бравого капитана? Вова, в любой ситуации надо сначала думать, а потом, говорить. Да, - он вдруг вопросительно посмотрел на Власова, - а как же теперь твое свидание с Юлей? Нет, Власов, ты до старости не доживешь.    
Соня изумленно всплеснула руками.   
- Он  и Юле успел предложение руки и сердца сделать? Власов, ты знаешь, что ты социально опасная личность?    
Власов покаянно опустил голову, и жалобным голосом произнес: -  Каюсь, виноват, простите люди добрые. – Потом, лукаво улыбнувшись, добавил, - зато, на ближайшие пять лет я избавлен от любых посягательств со стороны прекрасного слабого пола, всех возрастов, на мою холостую жизнь! Правильно говорят: нет худа, без добра.      
Все весело рассмеялись.      


                Эпилог   
   
Снег падал  пушистыми хлопьями, покрывая землю мягким белым ковром. Ветви деревьев под его тяжестью клонились к земле, образуя причудливые фигуры. Зеленые сосны и ели нарядившись в  шапки, и шубки  красовались друг перед другом. Гроздья рябины сверкали, как драгоценные рубины, притягивая к себе взгляд. Даже  ветер притих, залюбовавшись такой картиной.   
Юля брела по сказочно красивому зимнему парку, вдыхая свежий морозный воздух полной грудью. На лице ее блуждала мечтательная улыбка. Близился Новый год и Рождество, а вместе с ними самый прекрасный день в ее жизни!   
Юля счастливо засмеялась. Кто бы мог подумать, что после стольких переживаний, разочарований и неудач, судьба сделает ей такой подарок.   
Юля подошла к скамье, у которой осенью начались все ее приключения, чуть было не окончившиеся плачевно и для нее и еще  для нескольких человек. Скамью замело снегом. Юля на минуту вспомнила мужчину, сидевшего на этой скамье с безвольно опущенной на грудь головой и вздрогнула.   
Она внимательно следила за тем, как продвигалось расследование этого дела, и знала, что Супруги Колядины и Колянов получили по пятнадцать лет строгого режима. Ревин и Чеботарев, как соучастники преступления по семь лет строгого режима.   
Баринова Милена, выписавшись из больницы, быстро утешилась, вновь выйдя замуж. И теперь вместе с дочерью и новым мужем, директором Фитнес клуба, жила в большом красивом особняке за городом. Об этом ей рассказал Власов, с которым они стали хорошими друзьями. Он забегает к ней иногда выпить чашечку кофе и поболтать о жизни.
В больнице, Юлю вел лечащий врач Михайлюк Александр Сергеевич, который настолько заботился о своей пациентке, что после ее выписки не смог отказаться от такой приятной  для них обоих привычки. Он навещал ее практически каждый день, строго спрашивая о здоровье, пока эти посещения не закончились предложением руки и сердца. И вот теперь она невеста! Через месяц ее свадьба.    
Юля подумала, что не случись всего этого ужаса, который произошел с ней осенью в этом парке, она бы никогда могла не встретить свою настоящую и единственную любовь всей своей жизни. Ей вдруг стало холодно от такой мысли. Она передернула плечами,  и тут увидела идущего к ней высокого, худого мужчину, засыпанного снегом,  и раскинув руки, радостно смеясь, побежала к нему навстречу.