Меморандум Томпсона

или лингвистические войны

Дневник Смита-94
«Возможности Томпсона должны превышать возможности не только гризли или отарка, но и оружейного einsatz-специалиста, контр-partisan, прифронтового антидиверсанта. Это центральная метафора»
 (Из инструкции военного егеря Меллера, «День гнева», 1964)

«20» июня 2013 г.
Рейнджер! Ходи ночью. Там господство теорий. Обостряются слух и зрение. Пусть боятся враги (недобитки), а мы, охранители, ходим и бродим, господствуем ночью. По идее, нужно тренироваться, разводить костер на скорость, то же – установка палатки, площадку под костер и бивак. А вдруг ливень, и до заката пятьдесят минут. Этим я займусь ближайшие три дня. Придется обходиться без спального мешка 2,5 кг. Также не нужен патронташ, карманы надежнее и ближе.

На поселениях и дорогах постоянно нападают собаки – для них  я странник в длинном черном плаще и с черным рюкзаком. Отбиваюсь лопаткой и, что лучше, топором с длинным топорищем. У меня есть дух, а у собак его нет, им есть что терять, и они хотят жить. Когда иду, точнее, проламываюсь по руслу – то это не охота, а концепция защиты, с полным весом, с оружием в руках, но когда отмечаю точку «рюкзак-бивак», то здесь я босс – заработала концепция нападения по Округе. Что касается расовой гигиены. Всегда чистить зубы и хотя бы обтираться. Переодеваться. И жизнь покажется прекрасной.

Возвращаемся в абсолютной, чистой одежде. У прохожих и соседей по плацкарту мы должны вызывать только положительные эмоции.
Презираю «камуфляж». Очень люблю густые ельники. У меня черный антураж, а медведи понимают только military-стиль. Вот придет military-босс, и всех вас рассудит. Не плечо – в приклад! (не наклоняйся, не прогибайся), а приклад – в плечо, на скорости.
Иногда, для разнообразия, надеваю болотные брюки. «Мы милитаристы. Дипломаты. Мы умеем договариваться» – Тайные агенты, 2004.   
Будущий einsatz-специалист – это хорошая контр-партизанская штучка. Читайте Джона Смита, лекции, прочитанные в школе военных егерей 2008-13.
Хозработы, укладку вещей, чистку оружия делай быстро, ступай бесшумно, посматривай вокруг. Дождь? Защитный пакет на ружье, непромокаемый чехол на рюкзак, плащ-накидку на себя. Достань большую пленку.
Упаковываю рюкзак – ремень Томпсона перебрасываю на шею и через плечо. Оружие при мне. Смит в черном бежит по июньской тайге, по воде. Это нужно видеть. В наших лесах быстро выключают свет.


Мне предстояло совершить опаснейший переход в пятьсот миль, чтобы поискать танцующую ницшеанку, мою дикую европейскую принцессу. «Вытрясти из мха свои триста тысяч долларов!». Кто-то, аргонавты, неминуемо вмерзнет в лед. Что нам нужно, охранители жизни? Нам нужен свирепый норд со снегом. Аргонавтика множества гризли-смертей. Аргонавтика смерш-подразделений в единственном числе. Застава в единственном числе. – Послушай, перебил его Ливерпул. – Что у тебя на уме, я не знаю, да и знать не хочу. Я хочу, чтобы ты, наконец, понял, что у меня на уме. (Здесь подписывается Макс Штирнер). – Сегодня пробьемся, объявил Ливерпул. – Ни за что не повернем обратно. Хоть сдохнем за веслами, а грести будем. (Здесь ультиматум ставит Томас Карлейль)
По мотивам Джека Лондона «Как аргонавты в старину».

Первое и последнее средство жизни – это моцион, дорога в форт, на старую факторию. «Устроив возле туши подстилку и загородку из хвои, рейнджер приготовился здесь зазимовать». Вот где настоящая жизнь, ницшеанцы, среди еловых ветвей. Повернувшись спиной к гибельному юго-востоку, – на запад, европейские боссы, творить европейские мифы.
– Здесь черной тенью реет смерть, здесь обитает death.
– Да наплевать. К принцессе Метафизике!

Дорога в форт? Да нет же, в лес, его темные глубины. На ледовое побережье, в устье Маккензи. Эти мысли требуют пристального внимания. Зимой, на разведку вверх по Белой. «Почем знать, может, вон под той горкой, – сказал он, указывая на заснеженный склон по другую сторону ущелья, – мох растет прямо на самородках».
– Что ж, Хичкок, – проговорил он наконец, – если индейцы – а их там верных полсотни – решили убить ее – так что же мы сможем сделать? Навалятся все разом, и нас как не бывало. Нет, идти против местных обычаев можно, когда сила на твоей стороне.
– Но сила-то ведь на нашей стороне (!), – прервал его Хичкок. – Четверо белых стоят четырехсот индейцев.
(Северная Европа остается молодой)
По мотивам Джека Лондона «Там, где расходятся пути».

***
***
«Однако уровень смертности все еще очень высок, особенно среди мужчин среднего возраста». «Жрать надо меньше», – говорит военный (экзистенц-) философ в «злом», европейском плаще. Идеализм металла – это идеализм ручного пулемета. Героический ум – это не трагический ум, не «трагический конфликт», не «трагедия», не «фатализм». И в этом строгое, современное, европейское размышление. Две тысячи лет назад… мы знаем, как сильно «они» исказили и зафальшивили «жизнь». В течение двух тысячелетий европейцы были monkeys, демонизировались.

Итак, карлик (дух тяжести) не соответствует «условиям», потому что он – карлик.
Потом карлик исчезает и причиной тому – мрачное и тяжелое событие.
– Убери «это» – закричал Дойл на «автоматную» демонстрацию Хикки. – Оставь для Стрози! Убери! (Last Man Standing, 1996).
Какое «мрачное и тяжелое событие»?
Заратустра рассказывает: «Я увидел молодого пастуха, корчившегося, задыхавшегося, с перекошенным лицом; изо рта у него висела черная тяжелая змея». Она вцепилась ему в горло. Заратустра попытался вырвать змею, но безуспешно.
«Тогда во мне что-то закричало: «Откуси! Откуси! Откуси ей голову!»».
Убери тяжелейшую мысль.


Но жизнь-гранит такая непредсказуемая, она всегда тебя настигает. Кинотеоретик Смит за суровые формирования в джунглях и мангровые болота. За выравнивание линии фронта. За особый путевой жаргон Билла Килгора с его железом теорий (он оказался не «понят» даже Уиллардом!), за серфинг на волнах Южно-Китайского моря, за роковые слова (ударение на первый слог). За схему далекой войны. За трофей мечты.

«Настоящий уехал вербоваться!». К дикой ницшеанке, дикой европейке.  Именно так. Широкомасштабный и дорогостоящий эксперимент. Антиколониальный пафос порядком устарел. Романтическому пессимизму и образу «ярма» здесь нет никакого места. Совладать с «роком»! И обманом. Первые сцены сняты в Алжире, хотя подразумевается, что место действия Чад. Какая версия (философии жизни) будет демонстрироваться в Европе?

….

За что воевали немецкие нацмены в Metal-битве сороковых? И за что закономерно была раздавлена Саксония (на тот момент)? Один из «передовых» английских сионистов Гесс, которого свои же, за конкуренцию, засунули в тюрьму, отвечает: «За нигилизм. За величайшее Ничто в истории».

Чахотку, сифилис, курительную отраву и нарко-пойло в Страну сильной географии ввезли Петр-мужеложец и так называемая Екатерина. Сводки нельзя читать без содрогания. Вот по ком плачет железная необходимость! А гризли все разжигают. Они сейчас везде, глумливые, бесноватые. В городах голод, бескормица, и в лесу тоже голод. Но нападают и сытые – убьют, проволочат, прикопают свою падаль-ценность, ради будущего голода.  Томская область ежедневно, Дальний Восток, Иркутск, Красноярск, Братск. Есть проблемы на севере Пермского края и в буферной зоне. Даже у центровых. Да нельзя покидать жилище без прочтения Джека Лондона, «вспоминающих» утренних «военных» упражнений и просмотра The Last Man. Разврат Сайгона, кокаиновые гнезда, китайская коммунистическая тема…
В будущем идеализированном столетии блатогонная мразь окажется перед выбором: либо на учебную кинобазу военных егерей, в буферную зону, в ожидании белого ферзя, сериал Lost,
либо саморасстрельную и разворачивающую, без Страсбурга, медицинской помощи и dvd-приставок в колониях пожизненного содержания: «сейчас дебилизировался не только досуг – дебилизировалась сама жизнь», – пишет In The Deathcar.

Плутогоны, блатари, петухи в вине: – Я требую адвоката!..
Квентин Коннерс: – Перебьешься (Хаос, 2005).
…

Для колонизатора Смита лес – колониальное поместье. Устроим потасовку на гоночном треке! Скрытая необузданность, с каменным лицом. Глаза полыхнули – максимально и ожесточенно. Для успеха, герои, необходимы убедительные декорации и респектабельный адрес.
Герои живут исключительно в безлюдных местах. «Из-за этого очертания лица становятся жесткими». Военное ведомство в единственном числе.
Взбешенный Пхеньян, очаги тления, шубо-хранилище. Хватит эту тему (-жизнь) в негативе рассматривать.
Скоро, уже очень скоро нам (сторонникам лингвистического диктата) понадобятся антиворовские плащи из Места Встречи. За хорошую ствольную группу. «Прогуляться в черных плащах». Все равно коллайдер уже приговорил расу: «уволить не с того IP-адреса» (!). Fatal Exit, – фатальный выход или аварийное завершение? И есть подозрение (-предположение), что это случилось еще на стартовой странице. Стартовая страница древнейшей Европы не «та».

«Так тот ты или не тот», – должен каждый себя спросить. А может, коллайдер-битая ссылка не «тот»? Черная змея нигилизма. Что в таком случае остается военной экзистенции, сердцу-экзистенции? Воля, невероятная воля. Не обращайте внимания ни на кого, никого не слушайте (помните Евпатия Коловрата?) и не задавайте «непонятных» вопросов. Сегодня все решают белые экзистенциалистки, валькирии-новеллы и черные плащи.       

Отвлеченное мышление – праздник? Сегодня мы знаем, что воля – это военная лингвистика, чистейшее действие. Что категории языка говорят нам о мышлении? Они говорят: «женщины, огонь и опасные вещи». Супер-Луна. «На него, подобно урагану, обрушивается общий замысел Заратустры». Большой стиль. Важно успокоить арийскую общественность. Обезоруживающие космические удары – это обезглавливающие удары, умиротворение, дружественный огонь…



***
События, герои, место действия являются литературным вымыслом; также прошу не отождествлять героя произведения с автором.