Курочка, зажаренная на костре

Нет ни ложки, ни вилки. Ну и чёрт с ними. Зато есть курица, привезённая и поджаренная на вертеле, коим послужил обыкновенный ивовый прут, сломанный тут же, на берегу не известного нам пруда. Прямо, скажем, поджарили мы курицу эту кое-как, с грехом пополам, потому тут же и прозвали её меж собой – грешница. Хотя, если по большому счёту, то грешниками на этот момент были мы – т.е. я, и украденная мной подруга, являющаяся по совместительству женой уехавшего в командировку парня из соседнего дома. Но я тоже хорош - жена за порог, а я тут же во все тяжкие. Ну, правильно – она едет отдыхать по путёвке, а мне, естественно, в самый разгар сезона отпуск не дали. Она, то бишь, жена, прекрасно знала об этом, что мне не дадут отпуск, но всё же навострила лыжи на тёплый морской песочек. Ну и что, скажет кто-то, дескать, ты, что один такой? У многих жены едут в отпуск одни, и ничего. Это тебе может быть ничего, а вот мне – «чего»! Разве это честно? А, впрочем, она конечно не виновата, что путёвка выпала ей, как раз на этот период. Но всё равно – виновата. Вот честно скажу – я, случись такое со мной, ни за что бы не поехал один! Вот не поехал бы и всё! А эта – цветёт и пахнет! Нафуфырилась, хвост распустила, как павлинша и айда на вокзал. Так разогналась, что я еле успевал за ней с её неподъёмным баулом. А когда поезд пошел, она лишь выглянула в окошко вагона, сделав мне ручкой и – adieu. То бишь – до свиданья. (Это на французском, ежели кто не знает). 
Оставил я значит, по обыкновению, машину у дома и иду себе к подъезду, понурый весь такой, задумчивый. А чего собственно радоваться – теперь двенадцать дней сам себе и поесть сготовь, и рубаху с носками постирай, посуду помой, пропылесось... Да провались оно всё в тар-тарары, ни хрена не буду делать! А тут гляжу - Светка из соседнего дома. На ней тоже лица нет. Чего, спрашиваю, хмурая такая? Да вот, говорит, паразит мой выцарапал таки себе командировку в смежный институт. Давно, подлец, мечтал. И вот – на тебе, выплакал. Ну, я тоже ей о своём горе поведал. Посидели на лавке, погоревали всяк о своём, а я и говорю ей: слышь, Свет, а не послать ли нам всё к чёртовой матери, и махнуть, куда глаза глядят! А? А она подумала, подумала, глазки такими ехидными сделала и говорит: Эх, залётные, где наша не пропадала?! Погоди, говорит, хлеб с курочкой домой закину и – айда, куда глаза глядят!!! Немного подумав, я говорю ей: Погоди-ка ты домой относить эту снедь. Давай мы её с собой возьмём, где-нибудь костерок замастырим, да на этом костерке и приговорим твою ощипанную Жанну де Арк. А что, повеселела она, это идея и прыгнула на переднее сиденье прямо со своей авоськой.

Незаметно вечер перешел в сумерки и на небе стали проклёвываться звёздочки, где по одной, а где и целыми стаями. Ни ветерка. Только слышно, как по бережку легонько ударяет, что-то наподобие волны. Шелестит тихонько осока, да изредка бьёт по поверхности озерка какая-то особо беспокойная рыбёшка. Хорошо то как, спокойно. Смотрю я на Светку, а у той глазки, как две звёздочки блестят, отражая огонёк пламени. И она, как и я, смотрит в небо, только в отличие от меня, чему-то улыбается. Красивая ты, говорю я ей. Знаю, отвечает она мне, продолжая улыбаться. Не зря я с Вовкой ещё в пятом классе дрался из-за тебя. Не зря, говорит она, всё так же загадочно улыбаясь чему-то. И всё же Вовка победил, говорю опять я. Ты его и весь институтский период ждала и армию. Конечно, отвечает она, я всегда его больше любила, чем тебя. Да ты и сам потом, смотрю, на Ирку переключился из смежного класса. Если бы не переключился на неё, не стал бы, как хвост бегать за ней – точно бы за тебя пошла. Скажешь тоже – за меня, отвечаю я. Ты даже и не смотрела в мою сторону. Всё с Вовкой, да с Вовкой. Вот я со злости и начал за Иркой ухлёстывать. Ты знаешь, Гринь, а Вовка всё-таки молодец у меня, после долгого молчания пропела Светка. Три года, ты только представь себе – целых три года он продавливал свой проект. И продавил таки! Да, говорю я, он такой. Ещё в школе, что задумает, как бык упрётся, и ни чем его не сдвинешь, не оторвёшь от задуманного. Сколько бы времени ни прошло, а своего всё равно добьётся. Это у него в крови, точно, подтвердила Светка. Да и Валька моя тоже молодец, продолжаю я. Это же надо, какой финт придумала! Теперь в их фирме отбоя от заказов нет. В очередь записываются! А всё она, Валька, как-то очень уж нежно вырвалось у меня. А ведь ни днём, ни ночью продыху себе не давала – всё думала, прикидывала, строила теоретические модели разные. Я даже как-то заорал на неё, что сейчас вот пойду, дескать, и куплю себе бабу резиновую. Что мол, толку, что живая, да тёплая рядом имеется! Толку – ноль! А я ведь мужик, в самом расцвете сил, говорю ей. Она оторвалась от своих писулек и так нежно мне говорит: милый, погоди чуток, я уже близка к разгадке. Вот решу эту задачку и, честное слово, из постели не встану, пока, говорит, сам не прогонишь. Не дождёсси!!! Отвечаю я. Только залезь под одеяло, уж точно не выпущу.      

Да, Светка, говорю я ей, заслужили наши с тобой половинки. Пусть у твоего удача выпадет, а у моей душа поправится с нервами. А то последнее время психованная была какая-то, жуть. Ага, говорит Светка. И мой тоже извёлся весь, пока ждал решения правительственной комиссии. Ну, что посидели? Посидели, отвечаю я. Поехали-ка по домам, а то завтра опять на работу.