Всадник Жизни

               
                1
     (вторая редакция)

     Вот уже давно он ложился спать далеко за полночь. Потому, что многие нужные мысли приходили именно в это время и потому еще, что катастрофически не хватало времени на все его дела. Казалось бы, если рано лечь, то можно и рано встать, но это одна из иллюзий. Что значит рано лечь? В 10 или в 11 часов? Или в полночь? Но это уже не считается  рано! И потом, рано ложатся либо дети, либо несвободные люди. А что значит рано встать? В 6 часов утра? Или в 7? Но если это не диктуется жесткой необходимостью ухода на работу, то ведь это совершенно глупо! Потому, что именно под утро снятся самые интересные сны, об одном из которых речь впереди. И если ты не связан поденной каждодневной работой, и сам можешь распоряжаться своим временем, то ложиться нужно именно за полночь, но до 3 часов ночи, а вставать примерно в 9 часов утра или чуть позже. К этому следует сделать поправку на летний и зимний период: зимой, например, вовсе не хочется вставать рано. И тогда все будет успеваться. К тому же вся эта наша путаница с переносом времени — ведь по астрономическому времени, кажется, 2 часа ночи — это и есть полночь…
     И еще он много раз не мог точно определить сам момент засыпания, да и когда он просыпался, то несколько секунд не мог понять, а до этого он спал или нет? Иногда он подолгу не мог заснуть по разным причинам, а когда неожиданно просыпался, то ему казалось, что он спал вовсе недолго, но когда смотрел на часы, но получалось, что прошло полночи и уже утро. Но обиднее всего было проснуться несвоевременно, например в пять часов утра, а потом долго не заснуть, да хорошо еще, если за стеной было тихо. Иногда то сбоку, то сверху раздавались какие-то звуки от соседей. Тогда из-за этого он уходил спать в другую комнату, но они были смежные, и далеко было не уйти. Но вообще-то было тихо, а от заоконных звуков он не страдал: наоборот, ему даже нравилось, когда проезжала машина или шел дождь, или где-то в стороне лаяли собаки и уж тем более, когда пели птицы или даже каркали вороны… В общем, он завидовал тем, кто мог быстро засыпать и проспать всю ночь, проснувшись только утром. И никакие снотворные не помогали, поскольку в наших аптеках все лучшие средства только по рецепту, а всякий поход в поликлинику всегда был для него нежелателен по многим причинам… Так что со сном и сновидениями у него были довольно сложные и даже мучительные отношения.
     И однажды ему приснился сон, будто он очутился на пустынном берегу моря жарким летним днем и издали к нему приближается всадник в черном, и он вдруг понимает, что это — всадник Смерти. И еще, — что он едет за ним, что это внешне-опредмеченная аллегория его смерти, и что он должен умереть, хотя по возрасту еще вроде бы рано!.. Но неожиданно с другой стороны появляется всадник в белом, и он также понимает, что это всадник Жизни, и когда они встречаются возле него, то между ними происходит сражение, которое длится долго. И непонятно еще, кто победит, а он не может вмешаться, хотя и хочет помочь всаднику Жизни. Но бьются они как-то странно, как будто не по настоящему, хотя со стороны кажется, что реально. И в конце концов побеждает всадник Жизни, но он понимает, что смерть его лишь временно отсрочена, и он должен оправдаться за это и создать еще несколько шедевров.
     Пробудившись, он долго лежал без движения, припоминая только что виденный сон, и старался понять, что в нем всерьез, а что нет. Затем нехотя поднялся, прошелся взад-вперед по квартире, сделал легкую зарядку, долго мыл лицо холодной водой, словно приводя себя в чувство, и после скромного завтрака отправился на прогулку в ближайший парк (был конец августа и он дорожил каждым погожим днем), чтобы поразмышлять о этом. На природе ему как всегда, стало легче, и все волнения улеглись, но он решительно не мог понять, что такое он должен совершить, то есть написать! Обычные стихи в счет не шли, роман в стихах никто не пишет, да и не читает, венки сонетов — тоже, значит, нужно написать некое прозаическое произведение, большую повесть, или еще лучше — роман. Но какой? Понятно, что не бытовой, и не детектив. Значит — философско-психо-логический, или метафизический, или похожий на него. Но легко сказать!.. Пройдя почти пол-лесопарка по своим любимым дорожкам, он так ни к чему и не пришел. Ясно было, что сперва надо было найти сюжет и набросать план, а затем его расписывать на компьютере. Он так уже делал, но с небольшим объемом прозы. Но теперь ничего стоящего он придумать не мог.
     Остаток дня прошел как обычно: он работал за компьютером со своими материалами, мельком смотрел телевизор, читал по своему плану художественную и философскую литературу. А далеко за полночь ему приснился другой странный сон, который он потом вспоминал всю следующую половину дня. Ему снилось, что он с какой-то невнятной девушкой плывет на какой-то яхте по широкой реке не то ранней весной, не то поздней осенью, причем находились они в довольно большой каюте, из узких окон которой только и можно было рассмотреть эту реку. Но главное заключалось в том, что двигалась яхта очень быстро, и вовсе не потому, что шла под всеми парусами. И что он на этой яхте вроде бы догонял какой-то желтоватый предмет, также двигающийся по реке, но что это был за предмет, вспомнить было невозможно. И та девушка, что была с ним, была фактически не при чем: он не помнил, чтобы у него была к ней какая-либо симпатия или же серьезные чувства, главная интрига заключалась именно во все более убыстряющимся движении, и что он мог поделиться этим с другим человеком. И через некоторое время яхта уже буквально мчалась по пустынной темно-свинцовой реке, и было ясно, что просто так остановить ее уже не удастся, и это начинает их пугать, но сперва не сильно. Похоже, что яхту гонит сильный ветер, но на самом деле это не так! И сама она не может идти с такой скоростью, хотя снабжена лодочным мотором, но это чисто тяговый мотор, он не может сообщить такую скорость: яхта же движется со скоростью катера на подводных крыльях и скорость ее все возрастает! И они словно заворожены этим, полагаясь уже на волю судьбы. И вот еще через некоторое время река вдруг неожиданно расширяется, открывая широкий залив, по берегам которого раскинулся какой-то город, но конкретно его не видно. Они лишь успевают рассмотреть впереди какое-то заграждение, похожее на воткнутый в дно частокол, которое преграждает дальнейший путь, и думают, что может он остановит их неуправляемую яхту? И тут происходит вовсе непредвиденное: за несколько десятков метров до этого частокола, яхта, все увеличивая скорость, вдруг просто взмывает в небо и перелетает этот частокол, и дальнейшее движение осуществляется уже по воздуху над водой! Что было дальше, он не помнил… Но незамысловатый сон этот поразил его своим возвышенным и драматическим пафосом, простым и четким сюжетом за которым обязательно скрывался некий смысл, и вовсе не такой уж загадочный. Возможно, это означало движение жизни человека, в которой он не может знать, что будет даже завтра, но только настоящее, то, что можно рассмотреть из окон яхты. А финальный взлет может означать либо смерть, либо прорыв к неким новым горизонтам и вершинам в развитии здесь, на земле… Но как это связать с прежним сновидением о двух всадниках и прежними мыслями и замыслом метафизического романа? Означает ли это, что у него мало времени и что он уже мчится на неуправляемой яхте к морю? Потом он вдруг понял, что девушка эта была скорее всего его недавняя любовь Галина, с которой у него все время не складывались отношения и в конце концов им пришлось расстаться примерно года три назад. И он так и не смог найти ей настоящую замену, и все время тосковал… И у нее тоже была яхта, только не такая большая и быстроходная… Все это не давало ему покоя в следующий день-два. Наконец он решил, что это были два сна-предупреждения. Но чего? Не смерти же! Он еще не так стар, а со стороны выглядит и вообще моложаво, и ничем особым не болеет. Какого-то плохого события? Но с ним и так ничего хорошего не происходит. Безвестности? Но он и так не особо известен!
     Затем, через несколько дней, ему приснился еще один сон, где вместо двух всадников появляются две собаки похожих на гончих или сеттеров. Сначала появляется белая, и говорит ему по-человечески, что сейчас появится большая черная собака, и что она очень страшная, но вдвоем они справятся с нею. И он помнил, что даже во сне его вдруг пронизало тягучее чувство страха… и они вдвоем с белой собакой стали ждать черную. И когда она появилась, то действительно, они увидели, какая она большая и сильная, но белая собака говорит, чтобы он не боялся, что она начнет поединок первой, а  уж он должен будет вступить после. Но он никак не мог понять, в чем конкретно должно было заключаться его участие? Ведь не мог же он на четвереньках бросаться на нее и грызть зубами! Но когда собаки стали бросаться друг на друга, то он увидел, что делают они это не всерьез, или точнее, в полсилы. Сперва черная собака злобно рычала и бросалась на белую, но затем слегка ее куснув, отбегала в сторону, а белая собака точно также сперва грозно бросалась на нее, но затем также отбегала назад. И видя все это, он совершенно отказывался участвовать в этой комедии, а белая собака все оглядывалась на него, словно ожидая, когда же он вступит. И ему уклоняться стало уже неудобным, и он, взяв какую-то палку, стал грозить ею черной собаке, но та не обращала на это ни малейшего внимания.. Тогда он попытался по время атаки белой собаки выступить вместе с ней и ткнуть своей палкой черную собаку. Это вроде, подействовало, та отбежала более проворно и долгое время не решалась напасть снова, но когда она это вновь сделала, то он, осмелев, уже ударил довольно сильно палкой по ее морде. И та неожиданно взвыла тонким голосом, а белая собака победно залаяла и вместе они окончательно прогнали черную собаку: та позорно бежала с поля боя и больше не появлялась… 
     Утром он вспоминал этот сон, лежа еще в полутемной комнате и он производит на него гнетущее впечатление, но с другой стороны ему это интересно. За окном отдаленно лаяли какие-то собаки. Возможно, они лаяли и ночью, когда он спал, и этим как-то вызвали этот сон… Но в нем, казалось, не было ничего особенного, по крайней мере, прежний сон был гораздо интереснее, к тому же в нем был образ некой девушки, похожей на Галину… И последующий день прошел как и прежний, безрезультатно. Он снова читал по своему плану, и даже что-то писал, но писание не заладилось, и он снова ушел гулять и гулял до посинения, благо погода была хорошая, думая, что в движении ему наверняка придут какие-нибудь новые мысли, но они, как на зло не приходили, а если и приходили, то были не новыми, а уже обдуманными прежде, а если и новые, то никак не связанные с его творчеством.
     Наконец, он ре­шил на­пи­сать не­кий афо­ри­сти­че­ский фи­ло­соф­ско-эс­те­ти­че­ский ро­ман ти­па За­ра­ту­ст­ры или так на­зы­вае­мых сим­фо­ний Ан­д­рея Бе­ло­го. У не­го бы­ло со­б­ра­но мно­го раз­лич­ных афо­риз­мов как соб­ст­вен­но­го со­чи­нения, так и вы­даю­щих­ся мыс­ли­те­лей про­шло­го, но как все это со­еди­нить и ка­ко­ва долж­на быть до­ля ху­до­же­ст­вен­но­го вы­мыс­ла? Вот это-то и бы­ло са­мой глав­ной про­бле­мой! Но пока у него не было даже начального плана. Значит, его нужно создать. Но и здесь он пока не мог ничем похвастаться.
    На другой день, после работы, он твердо положил себе начать писать план произведения. Но план, как назло, не писался. Вернее, писалось не совсем то, что он бы хотел. Да потом — есть разница между планом и написанным произведением. Но можно писать и без плана, по крайней мере — начало, когда есть вдохновение. Но и его он не испытывал. Точнее, были мысли, но это еще не значит — вдохновение. Иногда он испытывал подлинное вдохновение, но это касалось лишь лирики, отдельных стихов. Написать же на одном вдохновении большое эпическое произведение — это казалось ему невозможным. Хорошо еще, если бы оно включалось хотя бы в некоторые моменты такого написания! Хотя, может, и были в истории отдельные гении, которые так могли. А он — не дурак, конечно же, и не бездарность, но в этом деле — явно не гений. Уж самому себе в этом можно признаться. И это вовсе не обидно! Просто каждый призван творить по-настоящему в своих жанрах: кто-то только поэт, кто-то только писатель или драматург. Были, конечно же, исключения. Но в целом это так. Но от этого ему не легче! Прошло уже три дня, а он так и не видел основную идею или цель своего произведения! Бог с ним, с планом, но без этого-то писать нельзя!
     И еще бессмысленно прошел день, и два. Он все надеялся, что ему приснится какой-нибудь вещий сон, в котором будет дан ответ, или подсказка в виде сюжета, что, впрочем, одно и тоже. Но ответа не было, хотя какие-то сны снились, но очень мимолетные. Ни Всадник Жизни, ни Всадник Смерти больше не появлялись.
     Наконец, еще через день он вдруг понял, что для начала нужно просто изложить все эти сны и связать их в некое подобие рассказа или эссе, но для этого нужна была некая стержневая идея или тема. И когда он начал обдумывать последовательность снов, то в начале он изложил сон с двумя (черной и белой) собаками, затем — с всадником Жизни и Смерти, и затем уже — сон с яхтой, которая в конце взлетает над рекой. Таким образом, было изображено нагнетание драматичности с неким выходом за пределы обыденной реальности. Но этого показалось ему мало, и затем он принялся за чисто-философскую отделку произведения, по части изречений, монологов или диалогов основных героев, коих было всего два-три. Получилось кое-что, но должно было получиться хорошо и даже отлично. Но его все не удовлетворяло! Он перечитывал написанное по нескольку раз и в итоге пришел к выводу, что лучше ему не написать. Получилась по объему большая новелла или небольшая повесть страниц на сорок. Но он-то знал, что это не тянет на гениальность, а он ведь замышлял именно такое! И опять он отложил написанное, и вновь отправился гулять, думая, что на природе ему откроется окончательное решение. Но это обычное наше заблуждение: если не размышлять об этом, то ничего не откроется, за исключением очень уж редких случаев, на которые рассчитывать не приходилось.
     Тем временем август шел к концу, и в это время у него всегда наблюдалось депрессивное состояние по поводу наступления осени. И еще он злился на себя, что опять как-то плохо провел лето, мало ездил за город, почти не загорал и всего раза два купался… Но сентябрь был еще более-менее приемлем, поскольку до его середины погода всегда стояла почти августовская, да и октябрь был еще ничего со своим хрестоматийным золотым листопадом, но вот ноябрь! Хотя об этом лучше было не думать… И все-таки эту повесть он написал! Ничего, дальше — больше, хотя, что толку? Теперь это надо бы напечатать, а где? Вернее, не хочется платить за это, как сейчас принято, а не получать за это гонорар… Да и лишних денег  у него опять не было, и именно поэтому он так плохо, как ему казалось, провел лето…
     И вот однажды, на очередной своей прогулке по лесопарку он вдруг встретил одиноко идущую девушку. Был будний день, и народу было немного — он специально выбирал такие дни для своих прогулок  Она явно никуда не спешила и также гуляла, как и он. А он вовсе не собирался ни с кем знакомиться, да и девушек таких ему почему-то здесь не попадалось, — все больше мамаши с колясками, или же пенсионеры, или же пары и небольшие компании… Она была темной блондинкой среднего роста, неплохо сложена и лицо ее, когда он его рассмотрел подробнее, сразу же подкупало какой-то неизъяснимой прелестью, на которую не обращаешь внимания в ранней молодости, а начинаешь ценить только в зрелом возрасте после изучения женских портретов высокого и позднего Ренессанса. Сразу было видно, что она умна, но и не синий чулок, и когда надо, может быть способна к игре. И еще ему показалось, что это именно ее он видел в том сне, где они мчались по какой-то реке на яхте, и что она похожа именно на ту, с которой он был когда-то знаком, когда еще учился в ВУЗе, но затем потерял из виду, но лишь о ней все время мечтал!.. И теперь уже не важно, она это или не она, все равно ее прежнюю уже не встретить, а эта — вполне сможет ее заменить… Все это мгновенно пронеслось у него в сознании, когда он поравнялся с нею и попытался заговорить…

                2

              (далее следует дневниковая запись героя от 1-го лица)

     Я сейчас уже не помню, о чем были мои первые слова, кто хоть раз оказывался в подобной ситуации, знает, что это самое трудное! Кажется даже, что я проговорил что-то невпопад, но она ничего, выслушала и что-то ответила. Ее звали Марина, и мне сразу же понравилось ее имя, оно как-то подходило к ее облику. Она была гораздо моложе меня, на вид ей было лет 26. Кажется, я что-то говорил сперва о природе и о ценности данного лесопарка, затем о ее имени, но потом переключился на самое главное, то есть — на сны, намекая, что недавно видел почти такую же девушку во сне, рассказав вкратце его сюжет. Она сказала, что ей тоже иногда снятся неожиданные сны, и что последний из них был связан именно с темой моря.  «Надо же, — говорю я, — какое совпадение!» — и прошу рассказать.
     «Мне снилось, как я на поезде ехала к морю. К какому — неизвестно. Но я знала только, что это море должно быть совершенно необыкновенным. Вы скажете, ну и что? Разве мы сами не живем у моря? Да, возможно, но наше море — это только Финский залив и даже Невская губа, а это не то! Ведь он только кажется таким большим, а возьмите любую карту и вы увидите, что он — лишь пародия на море или лишь прелюдия к нему… так вот, я ехала и ехала, кажется в направлении на юг, но моря все не было. Иногда вдали мелькала какая-то вода, но это оказывалось лишь большое озеро или даже целая  система озер. И вот, наконец, через несколько дней, на горизонте показалось это море, все в утренней туманной дымке, и поезд сделал несколько кругов, прежде чем подошел к нему. Так получилось, что вокзал находился прямо у набережной и словно совпадал с портом и морским вокзалом, а сам город лежал выше и дальше по берегу. И вот, словно к некоему откровению, я вышла к этому морю и встала на набережной и смотрела и смотрела вдаль во все глаза. И до самого горизонта не было видно уже никакой земли, но только это самое море. И тут мне показалось, что я стою на пороге какой-то новой жизни или даже счастья, и что с прежней жизнью покончено навсегда! Каждый из нас, наверное, иногда испытывал это, и не важно, обманчиво это или нет, но оно такое сильное и обещающее, что невозможно его не заметить… И вдруг я слышу, как мне кто-то говорит, что это вовсе не море, а настоящий океан! Вернее, что это море затем переходит в океан, и ему нет конца! А что было потом — не помню… Кажется, с кем-то я отправилась не то на яхте, не то на каком-то катере в плавание по этому морю…»
     — И что же, — спросил я, — это состояние новой жизни наступило?
     — Нет, — ответила она как-то беззащитно, — ничего особенного не произошло. Но я продолжаю верить, что что-нибудь обязательно случится!
     Тут я хотел было сказать, что вот оно и случилось в виде нашего знакомства, но тут же передумал, поскольку это было бы нескромно, и неизвестно еще, что из этого получится и нужно ли это ей или нет. Я лишь попытался связать ее рассказ со своей темой, и сказал, что все ожидаю развязки тех снов, которые мне приснились недавно и были связаны одной темой борьбы жизни и смерти, но пока ее нет. А она замечает, что возможно, вместе это у них лучше получится, и я усматриваю в этих словах надежду на дальнейшие наши встречи.
     После этого мы еще несколько раз встречались и в этом лесопарке, и ездили на острова, и один раз — за город, в Сестрорецкий Курорт. Чаще не получалось — она оказалась вовсе не так свободна, как мне показалось в начале. Во-первых, у нее был очень неудобный график работы, во-вторых, она была вынуждена еще ухаживать за своей больной бабушкой и ездить к ней… Еще в самом начале знакомства я сказал, что я литератор, чтобы не сказать — писатель, а через неделю специально пригласил Марину к себе и прочитал ей свою повесть. Сперва я хотел просто дать ей электронную версию, но потом решил (и правильно), что в живом исполнении это будет убедительнее. Я думал, что чтение займет много времени, но на самом деле — едва ли более получаса. К тому же мы пили шампанское, и у меня было хорошее настроение, а от этого тоже много зависит. Я все боялся, как она отнесется к повести, поскольку во время чтения заметил несколько недочетов, но Марине понравилось. Я не стал интересоваться, все ли она поняла и читала ли прежде нечто подобное. Но только в конце этой нашей встречи я ощутил между нами некое душевное единство, может быть временное, но оно вдруг возникло, а без него нет смысла вообще продолжать знакомство. И все это чувствуют, но не все могут осознать и объяснить. Но я все же опасался излишне подробно говорить с ней о литературе и тем более — о философии и религии, отодвигая это на дальнейшую перспективу. И вовсе не из-за ее нежелания или непонимания, она вовсе не была глупой (иначе я вообще не стал бы с нею общаться!), а потому именно, что есть некие негласные правила общения, согласно которым с девушкой и женщиной в начале знакомства не следует говорить на серьезные или заведомо негативные темы, общение должно быть легким, немного игривым, но желательно также и не слишком обывательским — на то нам и дан ум и вкус, и воспитание. И пока, мне кажется, я все это соблюдал…
     В конце концов мне приснился сон, в котором прежний Всадник жизни появляется как Ангел жизни и говорит, что посылает мне подругу для жизни, и что пока мы вместе, мне нечего опасаться. «Я этого так давно ждал! — говорю я с волнением, — и уже не верил, что это произойдет…» На это Ангел жизни ничего не ответил, и через некоторое время исчез. А потом Марина рассказала мне, что почти такой же сон приснился недавно и ей. И таким образом, мы были благословлены Ангелом Жизни. Но вы напрасно думаете, что после этого наше общение стало более близким и интенсивным, и мы решили чуть ли не пожениться — вовсе нет! Оно фактически не изменилось, просто Марина стала мне больше доверять, и все. Быть может это оттого, что мы были не слишком молодыми и наивными, может оттого, что мы и не спешили слишком сильно сближаться, — не знаю. Но с тех пор мы регулярно рассказывали друг другу свои сны и даже записывали их, чтобы использовать затем в моих рассказах (с ее разрешения), из которых затем получился целый цикл. Быть может, в этом было мое оправдание перед Всадником Жизни? Но мне все равно казалось, что это слишком мало, и я подумывал, не объединить ли этот цикл с написанной прежде повестью так, чтобы получился роман?
     В начале сентября наши встречи с Мариной стали еще более редкими, поскольку ее больная бабушка требовала все большего ухода, а я был поставлен в связи с этим в довольно неудобное положение: с одной стороны, я должен был предложить свою помощь в уходе, и предложил ее, но с другой — мне этого совершенно не хотелось, поскольку меня интересовало общение с Мариной, а не с ее бабушкой, которую я вообще не знал… Никакие более-менее ценные сны мне больше не снились, а о мимолетных нет смысла упоминать. И я все жалел об этом, и всякий раз, ложась спать, пытался как-то настроиться на интересный сон. Но все было тщетно. Быть может, мне и снилось иногда что-то ценное и интересное, но по пробуждении я никак не мог вспомнить этого, а значит, и сам сон терял весь свой смысл. И это печалило меня еще больше. Вот и сейчас я собираюсь отойти ко сну, и надеюсь, что мне, наконец, приснится тот самый важный и ключевой сон, который свяжет воедино и окончательно прояснит те три сна, которые я запомнил и описал в повести. И да поможет мне Бог.

Июль 2012