Простите, что живой

    Макар короткими ударами кувалды вбил в землю металлическую трубу. Куском тюковой проволоки притянул деревянный столб забора к трубе, закрутил проволоку. Расшатался забор после зимы. Весна в этом году выдалась ранняя, снег сошел к середине апреля. Сегодня 9 мая, а дороги уже сухие, да и в огородах земля подсохла, хоть сейчас паши.
Да, 9-е сегодня. В клубе вон с утра музыку через динамики-колокола крутят: «Вьется в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза…»

Макар прислонил кувалду к столбу, достал мятую пачку «Беломора», закурил. Он не знает, как там было в «белоснежных полях под Москвой», а вот как было в заснеженных болотах под Ленинградом, никогда не забудет. Уже сорок с лишним лет прошло, а как вспомнит – мороз по коже. Не было у них тогда никаких печурок. Да что там печурок, костров не разводили. Немецкая артиллерия и днем и ночью долбила. «Лапотники» с утра до ночи в небе висели. Ох, и паскудные эти «юнкерсы», летают низко, в каждую щель бомбу засунуть могут.

Так что любой костерок – это смерть: не от фашистов, так от своих, за это дело могли и в расход пустить. Спали, привязавшись к дереву или обнявши пень какой-нибудь, потому как болото, хоть и зима, а запросто затянуть могло.
Докурив, Макар подобрал кувалду и пошел к летней кухне. На улице народ появился. Сельчане, одетые по-праздничному, потянулись к клубу. Не хотел Макар сегодня никого видеть, была на то своя причина.

Дверь дома открылась, на крыльцо выбежала внучка Настенька, банты, белый фартук, пионерский галстук на шее.
- В клуб?
- Ага, мы сегодня ветеранов поздравлять будем.
- Ну давай, беги.
Вот и внучка уже не спрашивает, почему дед на торжественные собрания в День Победы не ходит. Мать объяснила. А как объяснила? Да, наверное, как-то объяснила. С дочкой хуже было, ей на улице «добрые люди» растолковали. Не забудет Макар тот день, когда его зареванная Наташка спросила: «Папа, правду говорят, что ты власовец, предатель?»

Макар открыл дверь в летнюю кухню. Скрипит, петли надо смазать. Огляделся. Всё вроде на месте. Печь что ли протопить, с осени не топили.
Сгладилось как-то все со временем, быльём поросло. Жизнь она ведь не стоит на месте, одни события на другие накладываются. Конечно, война дело такое, народ её не скоро забудет, но все равно острота проходит. Те, кто войну не помнит, судит о ней по фильмам, что по телевизору показывают. А какая в тех фильмах война? Ни тебе грязи, ни вшей, ни холода, ни голода. Разве ж там покажут кишки навыворот? Кровь в перемешку с говном. Хорошая в кино война: знай себе воюй да подвиги совершай.

Есть еще, конечно, такие, кто за глаза его власовцем называют. Но это так, скорее прозвище, чем укор. Нельзя в деревне без прозвища. Некоторые знают что почём, а многим уже и дела нет, что там было, а чего не было. Хоть и бумагу оправдательную в конце пятидесятых выдали ему, и звезда на доме у Макара прибита, как у всех участников войны, да только всё равно в клуб он не ходит.

А что касается Дня Победы, помнит он тот день, хорошо помнит. Хмурое тогда было утро, ветреное. После обычного развода на работы колонна зеков направилась к воротам. И уже подошли, уже дежурный офицер начал пятерки отсчитывать, как пришла команда вернуться на плац. На плацу у трибуны собралась администрация лагеря. Офицеры были заметно возбуждены, громко переговаривались. Когда подгоняемые начальниками отрядов зеки выстроились в несколько колонн, на середину плаца вышел начальник лагеря майор Кутовенко. Оглядев строй, майор поправил портупею, потом вытащил из кармана шинели сложенный пополам лист бумаги:
- Граждане ос`ужденные! Вы сами знаете, что среди вас много всякой сволочи. Это я сейчас о бывших полицаях, власовцах, бандеровцах и прочих врагах, которым судьба нашей социалистической родины безразлична. Но я обязан зачитать вам этот документ. И я его зачитаю. - Майор потряс в воздухе листом бумаги. - Только что пришла радиограмма следующего содержания: 8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Великая Отечественная война, которую советский народ вёл против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершилась. Германия полностью разгромлена…

«Слава богу, дожили», «А я думал, что случилось? Вдруг усатый помер», «Держи карман шире, он ещё всех нас переживет», «Да о чём вы? Война ведь кончилась», «Не думал я, что победу так встречу», «Братва! Теперь точняк, амнуху объявят».
- Кончай разговоры! Напра-во! По направлению к КПП шагом марш!

Макар принёс из дровяника охапку поленьев, положил их на пол возле печки, задумался. Прав оказался урка, в июле по некоторым статьям, в том числе и за военные преступления, объявили амнистию. Выдали Макару справку об освобождении, и поехал он в родную деревню.

На вокзалах тогда полным-полно военного люда было. Смотрел на них Макар, на форму, на ордена и медали, и стыдно было ему за свой арестантский вид: черная зековская телогрейка, черная шапка-ушанка на рыбьем меху. Стыдно было, а ещё обидно: «За что? Как он появится в родном селе? Как объяснит? Поймут ли люди?»

Когда дрова в печке занялись, Макар вышел из летней кухни, сел на чурбан для колки дров, закурил. В клубе продолжали крутить песни военных лет: «С боем взяли город Брест, город весь прошли и последней улицы название прочли…»
Не понимал Макар весёлых песен о войне, раздражали они его, не видел он там ничего весёлого. Может, потому что не довелось ему проходить по освобожденным городам?

В 42-м городов не освобождали, в 42-м города сдавали. Не все, конечно, вот Ленинград, к примеру, не сдали. До последних дней своих будет Макар помнить форсирование Волхова, их 2-я ударная армия, в которою Макар попал после запасного полка, пыталась прорвать блокаду Ленинграда. Бурый от крови лёд, полыньи от мин и снарядов. «Кто первым из роты на тот берег ступит, орден тому», - сказал ротный перед атакой и приказал выдать по две обоймы на винтовку и по гранате на отделение. Так получилось, что Макар первым добрался до того берега, и не потому, что такой храбрый, а потому что так получилось, повезло, наверное. Мало тогда кому повезло. Из всей роты только девять человек в живых и осталось. Остальные на льду да подо льдом. И ротный через два тоже дня погиб.

Макар прислушался, стихла музыка, значит, собрание началось. Не получилось тогда, в 42-м, прорвать блокаду, целая армия попала в окружение. Совсем худо стало. Снабжение прекратилось. Если и до этого питались от случая к случаю, то после окружения начался настоящий голод. А главное – кончались боеприпасы. В июне объявили приказ выходить из окружения, прорываться в районе Мясного Бора.

Сначала двигались в составе полка, их батальон замыкал колонну. Потом немцы ударили с двух сторон, командир батальона не успел организовать оборону, да и какая оборона без патронов. Батальон попросту разбежался, рассыпался на отдельные группы. Макар и ещё семеро бойцов днём отлежались в лесу. С наступлением темноты двинулись на восток. Через два дня вышли к небольшой речке. Там встретили человек двадцать наших во главе с майором. Майор сообщил, что у Мясного Бора не пройти, кругом немцы.
- Разрешите с вами, - обратился к майору помкомвзвода Пилипчук, старший в группе Макара. Но майор отказал, мол, пробирайтесь сами, мелкими группами выходить легче. Оно, может, и легче, только вскоре заплутали они. Три дня брели по лесу: ни своих, ни немцев. Голодные, обессиленные, искусанные мошкой, потерявшие всякую осторожность на рассвете четвертого дня напоролись на немецкую колонну. Попытались было убежать, да какое там, завязли в каком-то болоте. Немцы стояли на берегу и гоготали, махали руками, мол, выходите. Потом дали очередь из автомата поверх голов. Пилипчук, опустив глаза, скомандовал: «Выходим, мужики».

Привели на большую поляну. Там уже сидели, лежали сотни две таких же, как и мы, грязных, оборванных красноармейцев.
Первый вопрос: «Кормить будут?». «Со вчерашнего дня загораем, ещё не кормили». « В листовках было написано, что кормить будут».
- Ага, на сарае тоже х... написано, а там дрова, - лежавший на боку парень лет тридцати с перебинтованной головой насмешливо посмотрел на вновь прибывших. - И с чего вы решили, что немец вас, короедов, кормить должен? Свои на голодном пайке держали, а немцам мы и подавно не нужны. Мы для них обуза.

Но ошибся парень, ближе к вечеру на поляну выехал грузовик. Немецкие солдаты открыли задний борт, в кузов с трудом забрался толстомордый немец в белом фартуке. Пододвинув к краю кузова большой бачок, он призывно замахал половником: «Эссен, эссен». Но народ уже и так понял, толпа бросилась к машине. Возникла давка, к толстомордому потянулись десятки рук с котелками, манерками, с растопыренными пилотками. Немец улыбался и шустро работал черпаком, при этом не особенно стараясь попасть в подставленную посуду. «Битте, битте, русише швайне».

Получив свою порцию, Макар с поднятым над головой котелком с трудом выбрался из толпы. В котелке он обнаружил куски засохшей гороховой каши, размокший хлеб, картофельные очистки. «Отходы», - мелькнуло в голове, но руки уже засовывали куски в рот. Тем временем мордатому немцу, по-видимому, надоело работать черпаком. Не переставая улыбаться, он ногой столкнул бак с кузова. Бачок подхватили стоящие у машины пленные. Началась драка. Немец в кузове уже не улыбался, он хохотал.

- Ну как тебе немецкие харчи? – рядом с Макаром присел на корточки парень с перебинтованной головой. Макар не нашелся что ответить.
- А ты, я смотрю, молчун. Деревенский что ли? Откуда будешь?
- Из-под Омска.
- Сибиряк, значит. Это хорошо.
- Это ещё почему?
- А потому что кореш мне надежный нужен.
- А с чего ты взял, что я надежный?
- Жизнь научила в людях разбираться. Понаблюдал я за тобой, другие вон скулят, суетятся чего-то, за немецкую парашу готовы друг дружке глотки перегрызть, а ты не такой.
- Ну и для чего я тебе нужен?
- А ты сам-то как думаешь? Лично я немецкие помои жрать не хочу, лучше уж в лесу, на воле сдохнуть. Рвать отсюда надо, пока можно. Нас тут долго держать не будут, завтра-послезавтра в лагерь погонят, а там колючка, пулеметы на вышках, овчарки, в общем, всё как положено. Ну, что скажешь?
- Надо подумать, - Макар пожал плечами.
- Ну, думай. Только недолго, а то ведь я кого другого найду.

Думал Макар недолго, подошёл к парню. Тот дремал, прикрыв глаза пилоткой.
- Меня Макаром зовут.
- Константин. Ну что, Макар, отойдём, потолкуем.
- В общем, так, эти, - Константин кивнул в сторону немцев,- простые вояки, вертухайскому делу не обучены. Прошлую ночь согнали всех на середину поляны, четырех караульных по периметру выставили, а у оврага костёр запалили. А много ли увидишь, сидя у костра. Вот этим оврагом и надо уходить, главное – до него добраться.

На ночлег расположились ближе к оврагу. Когда стемнело, как и предполагал Константин, немцы разожгли костёр. Выждали, когда те угомонятся, поползли к оврагу. Проползти надо было всего-то метров пятнадцать-двадцать, но Макару показалось, что ползли они целую вечность. Малейший хруст, шорох – и неминуемая смерть. Немцы церемониться не стали бы. Ну, слава богу, обошлось.

Константин оказался мужиком бывалым. В двадцатых беспризорничал, потом воспитательная колония, строил Челябинский тракторный, ходил в тайгу с геологами. В общем, биография с географией у парня была богатая, не то что у Макара, который до призыва дальше районного центра нигде не бывал. Смотрел Макар на Костю и удивлялся: казалось, что всё тому нипочем, ни голод, ни мошка, в лесу ориентировался, будто всю жизнь прожил в этих местах.

К полудню вышли к брошенной деревне. Скорее всего, жители ушли с нашими, был такой приказ: мирное население в оккупации не оставлять. Но дальше крайней избы не пошли, мало ли что. Ничего съестного не нашли. Ржавый нож да кремень с кресалом, вот и всё чем разжились. В огороде накопали проросшей картошки. Когда уже уходили, привязалась небольшая собачонка, незлобная, ласковая. Бежала до самого леса, а в лесу Константин, присев на корточки, приманил собаку, достал нож и…

На третий день после побега вышли к линии фронта, но переходить не решились. Сплошной обороны у немцев не было, пулеметные точки, а между ними минные поля – попробуй проберись. «Надо болото искать», - сказал Константин. Болото нашли на следующий день. Ночью подползли к камышам. К счастью, это было не столько болото, сколько заболоченное озеро. Вода не выше пояса, а под водой вязкий ил. К утру вышли на противоположный берег.
- Стой! Кто идёт?
- Свои, не стреляйте.
- Свои по спине ползают. Кто такие?
- Из окружения мы. Вторая ударная.
- Оружие на землю, десять шагов вперед.
В общем, встретили неласково. Отвели к командиру – то ли ротному, то ли комбату.
- Вот, товарищ капитан, опять окруженцы. Куда их?
- А ты не знаешь? Туда же, куда и остальных.

Повели в тыл. «Ох, и хлопот с вами, с власовскими. Идёте и идёте»,- ворчал конвоирующий их солдат. «И что, много выходят?», «Да кажный день кто-нибудь да выскочит, позавчера так вообще до взвода вышло. И это только на наших позициях».

В километре от передовой сарай, там и заперли с двумя десятками «остальных». А через пару часов допрос. В комнате трое, то ли особисты, то ли трибунал: «Звание, фамилия, имя-отчество, номер части? Красноармейская книжка? Где оружие? В плену был? Не был. Так какой, говоришь, полк? А ты знаешь, что твой полк вышел из окружения еще в 20-х числах. Где ты находился все это время?»

Допрашивали быстро, не вникая в подробности. На всех ушло часа полтора. А ещё через час приговор, как обухом по голове: «На основании статьи 193.9, пункт «в» приговорить…» Макар ушам своим не верил: «Пять лет с отбыванием наказания в спецлагере НКВД». За что?

- А ты чем слушал?- горько усмехнулся один из товарищей по несчастью. Таковых, не считая Макара, в сарае, оказалось трое. - За самовольное оставление части в военное время. Буковкой ниже и было бы дезертирство - а это расстрел. Считай, пожалели.
- Пулю они на нас пожалели, - сказал сидевший в углу бородатый солдат. - Но и на том мерси, по мне так лучше уж на кичу, чем снова в эту мясорубку. Остальных-то опять на передок. Так что ещё неизвестно, кому подфартило.
- Так значит, нам подфартило? – зло спросил молодой парень со следами кубарей на петлицах.
- Да, подфартило, и знаешь почему? Потому что живы останемся. Я не знаю, лейтенант, где и как ты воевал, может, в штабе штаны протирал. А у нас, под Любанью, почитай вся бригада полегла. Если бы я вовремя не сдернул, и меня бы там уже черви доедали. А война-то не завтра кончится, и сколько таких Любаней взять надо будет. И, как я кумекаю, брать их по-другому не научатся. У наших командиров одна и стратегия и тактика: «Уря! Вперед!» Кладут солдатиков штабелями, как хлысты на лесоповале.
- А что же ты к фрицам не «сдернул»?
- А зачем мне к фрицам? Я там никого не знаю. Мне наш советский лагерь – дом родной. И предъявы кидать здесь не надо, намеки всякие. Все мы тут дезертиры, пыль лагерная, и ты, между прочим, тоже, гражданин бывший лейтенант. Так что сопи в две дырки и привыкай к новому званию зека.

Макар потом не раз вспоминал этот разговор. Повезло ли им тогда? Лично ему, Макару? Вспоминал, но однозначного ответа дать не мог. Выжил бы он, если бы не случилось того, что случилось? Скорее всего, нет. Сколько мужиков из их села, тех, кто ушел на фронт в 41-м да в 42-м, вернулось? По пальцам одной руки пересчитать можно. Даже за те полгода, что Макар пробыл на фронте, его рота раза три обновлялась почти полностью. Вот и выходит, что повезло. Жив остался. Но помнил он и другое: «Наши мужики на фронте головы сложили, а кое-кто в тюрьме отсиделся». Так одна вдова сказала на следующий день, как он вернулся. Остальные не говорили, остальные так думали. И что ему, Макару было делать? Встать на колхозном собрании и рассказать вдовам-солдаткам, фронтовикам безруким да безногим, как он воевал, как из окружения выходил, как ни за что в лагерь попал. А ещё попросить прощения за то, что живой остался. Может, и надо было. Но не встал и не рассказал, и прощения не попросил. Потому что не в чем было ему оправдываться. Ладно бы, упрекали за то, что сидел, но ведь еще и власовцем прозвали.

О том, что командовавший их армией генерал по фамилии Власов сдался немцам в плен, Макар узнал уже в Вологодском лагере. Немало в том лагере было из 2-й ударной. Кто и как попал туда – у каждого своя история. Но было у всех у них одно общее: они служили под командованием предателя и тень его вины почему-то легла и на их плечи.
Довелось Макару увидеть и настоящих власовцев - тех, кто служил у немцев в армии Власова, в РОА. В лагерях они появились в конце войны. Но разве он мог подумать тогда, что его в родном селе будут звать власовцем, ведь это всё одно что предатель. Больше сорока лет жил он с этим клеймом. Иногда думалось: да лучше бы он остался лежать на льду Волхова или под железнодорожной насыпью у Мясного Бора. Или опустил бы немец ствол автомата пониже, когда они в болоте сидели… Да сколько раз он мог погибнуть – не счесть. Но не погиб, выжил, «подфартило». Вот только вопрос: для чего?

Воспоминания Макара прервал шум у калитки. В ограду ввалилась целая делегация. Впереди празднично одетый, в пиджаке, в белой рубашке с галстуком председатель сельсовета Ползунков. За ним какой-то военный, капитан. Замыкали шествие два дружка: Федька Анисимов и Лёшка Парамонов, ровесники Макара, тоже при параде, с медалями.
- Ну вот он наш единоличник, - показал рукой на Макара председатель, обращаясь к капитану.
- Что же ты, Макар Ильич, от коллектива отрываешься? На собрания не ходишь, нехорошо, ай, нехорошо. Здесь, понимаешь, человек из райвоенкомата приехал. Между прочим, специально по твою душу, а ты дома сидишь. Неудобно получается. Ну, как говорится, если Магомед не идет к горе…, в общем, товарищ капитан, вам слово.

Молодой офицер кашлянул в кулак для солидности, поправил фуражку.
- Товарищ Кононов, на ваше имя из Центрального архива Министерства Обороны…
- Постой, постой, - прервал капитана Ползунков, - ты давай по-человечески, здесь ведь случай особый, я ж тебе говорил. А ты «Из Центрального архива…», потом разберёмся, что и откуда. Ты главное скажи.
- Виноват, - смутился капитан. - Макар Ильич, приказом командира 93-й дивизии от 18 февраля 1942 года за мужество и отвагу, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, вы награждены медалью «За отвагу». Поздравляю вас.
Капитан протянул картонную коробочку, пожал руку. Все бросились поздравлять оторопевшего Макара. Всё происходящее казалось ему чем-то нереальным. Вдруг всплыло в памяти: «Кто первым на тот берег ступит…»
- Значит, успел-таки ротный, сдержал слово, - тихо, почти шёпотом произнёс он.
- Ты про что, Макар?- спросил Ползунков.
- Да так, вспомнилось.
Он увидел выбежавшую на крыльцо дочь. Наташа улыбалась, улыбалась сквозь слёзы. Она-то знала, что значила для её отца эта медаль. А Настя теребила мать за рукав: «Мам, а мам, дедушка герой, да?»
- Ну, Макар, с тебя магарыч, - весело подмигнул Федька Анисимов.
- Да, это уж как водится, награду надо обмыть, - поддержал друга Парамонов.
- Ну, вы тут обмывайте, а нам с капитаном пора, - засобирался председатель.
- Нехорошо, Виктор Васильевич. Что же ты такое мероприятие в пьянку превращаешь?
- Это как?
- А так, ведь, как известно, пьянка без начальства – это просто пьянка, а с начальством – это уже мероприятие.
Все рассмеялись. Смеялся и Макар, может, впервые открыто и легко за последние сорок пять лет.


Рецензии
ЮРИЙ!

спасибо-отец тоже окруженец 41 года но с геройского лужского рубежа...считал повезло-хотя у него одна медалька ...за победу...светилась...и 111 сд вышла и 561-артполк со знаменем и документами а там значилось-прооперирован в медсанбате!

так что в 45м -начштаба учартбата-а как осколки двинулись на проверку и домой...

но от телевизора отворачивался-это не война а вранье...
хотя артполк действительно за бои под лугой благодарность ворошилова получил-и отец вспоминал что ему даже капитана комполка обещал-но из последнего окружения не вышел...медсанбаты 17 сентября бросили и уходили пешком-штыком и гранатой...

так что ему именно повезло-даже тыщ 6-7 прорвавшихся под ленинград из всего 41 ск там и полегли в 42 г...

с покл нч!

Ник.Чарус   24.10.2023 11:27     Заявить о нарушении
Спасибо, Ник. К сожалению не могу зайти с ответным визитом, проблема со зрением, надеюсь временная. По сему стараюсь меньше проводить время у компа.

Юрий Гладышев   24.10.2023 14:23   Заявить о нарушении
желаю победить болячки и всерьез заняться здоровьем!!!

Ник.Чарус   24.10.2023 20:50   Заявить о нарушении
На это произведение написано 59 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.