Красная горка

                Красная горка



             Спокойно и неторопливо, с толком и расстановкой  наблюдать при восходе солнца появление над горизонтом утренней зари, мыкая современную чиновничью или иную зависимую от многих непредвиденных обстоятельств подневольную жизнь в городских каменных джунглях, для одних большая редкость, а для других ещё и неслыханная роскошь.
             На Красную горку ранним апрельским утром красновато–оранжевое солнце в ореоле апельсинового цвета, едва поднявшись над невидимым за домами горизонтом, полыхнуло  яркими незримыми лучами по всей своей обозримой дали.
             На пригорке метрах в трёхстах от городской набережной стоящие лицом к восходящему солнцу несколько не так давно построенных высотных зданий мгновенно радостно заблестели.
             Это они таким образом старательно запечатлели красноватый бушующий солнечный пожар на  своих застеклённых по современным технологиям окнах и лоджиях и передали его божественный свет дальше. Чтобы он продолжал жить нам на радость изображением этого чуда на водной глади реки Уводи,  всё так же неторопливо текущей уже много лет в своём привычном русле среди отлогих берегов.
             Этим утром у Соковского моста река на несколько мгновений своим разлившимся по воде красно–белым блеском стала напоминать часть далёкого гигантского раскалённого газового шара, излучающего нам свой немеркнущий свет и согревающего тело и душу своим теплом.
             После такой эффектной демонстрации её естественный и непрерывный водный поток так же быстро вернулся  в привычное для себя и для этого времени года состояние речной студёной воды, лишь недавно окончательно избавившейся от зимнего ледового панциря.
             Эта замёрзшая и перешедшая в твёрдое состояние вода в виде панциря, раздробленного на куски льда и льдинки, медленно, по погоде, как бы нехотя таяла, напоминая всё это время  всем своим видом  кусковой сахар, который во взвешенном состоянии болтается в большой посудине с водой.
            На этой водной акватории, помеченной небесными силами - самыми ранними солнечными лучами на Красную горку, в самом центре ещё совсем сонного города в последние годы наблюдается скопление { до нескольких сотен особей} уток–крякв, одной из самых распространённых на всех континентах, кроме Антарктиды, пород водоплавающих птиц семейства утиных.
            Они не улетают от наших зимних морозов в более тёплые западные страны, а стойко без перемены мест переносят их  в воде и на льду у незамерзающих мест слива канализационных стоков.
            В трескучие морозы у многих горожан сердце обливается кровью, видя, как им несладко приходится в естественных природных условиях. Но, будучи весьма высокоорганизованными существами, они, несмотря ни на что, продолжают в любую погоду, в основном, весьма успешно, кормиться илом, частицами осоки и других водных растений, зазевавшейся беспокойной мелкой рыбёшкой и другими обитателями водной среды, обходясь без чьей–либо помощи.
           И лишь в совсем безысходном положении красивые и гордые птицы, “наступив на горло собственной песне”, карабкаются на своих коротких лапах с тремя перепончатыми пальцами на каждой по берегу реки – и на набережную, подавая голосом сигналы тревоги: протяжно, испуганно крякая.
           На тротуаре у “Серебряного города” они подходят совсем близко к прохожим, буквально задевая их широкими клювами, словно прося за своими заботами не забывать и об их существовании.
           Всё – таки позаботиться о них в течение самых сильных морозов и помочь им решить проблему своего пропитания.
           Как бы напоминая ещё раз, что небо для перелётных птиц уже закрыто по сезонным погодным условиям и выживать или погибнуть в ожидании весны придётся в вашем городе. Но всё–таки несмотря ни на какие зимние приключения с началом весны у нашего городского украшения наступает пора гнездования.
           Не обязательно быть профессиональным разведчиком, чтобы обнаружить недалеко от реки небольшую лунку в земле, выстланную пожухлой растительностью и утиным пухом. Селезень, охраняющий гнездо, при вашем появлении издаст глубокий звучный крик, чем–то похожий на крик ворона, демонстрируя свой почти вертикальный шумный, тяжёлый взлёт.
           Самка, коричнево–рыжая с пестринкою будущая мамаша, трескуче закрякает и будет очень плотно сидеть в гнезде, высиживая своих птенцов, как бы к ней близко ни удалось подойти.
            Впоследствии оба начинают водить  свой выводок на реку до подъёма утят на крыло, после чего самец улетает.
            Он покидает своё семейство, как смею предположить, свободной птицей, с чувством исполненного долга, а самка улетает на линьку, чтобы через какое–то время, возможно, встретиться всем вместе в осенних стаях перелётных птиц.
            Но до этого момента приходится пройти много испытаний, ведь не случайно же почти половина птенцов не дорастают до взрослого возраста.
            После того как на берегу утята погрелись и отдохнули на крыльях матери, они спустились на воду. Путь их был обозначен, как обычно, к прибрежной растительности, которая виднелась у моста.
            Построившись клином, жёлтые комочки во главе с матерью медленно стали двигаться в нужном направлении.
            Вдруг неизвестно откуда и совсем непонятно куда далее собираясь двигаться, на берегу реки появились четыре собаки.
            По виду обычные, непородистые, разного возраста, окраса и размеров  дворняги, без ошейников, первый признак того, что ничейные.
           Такие есть в каждом населённом пункте, обитающие при рынках, помойках, магазинах, охраняемых объектах, живущие сами по себе своими собачьими радостями и горестями, без участия окружающих их людей и подчиняющиеся только им самим известным законам выживания в своей среде обитания.
           Был ли у этой малой стаи свой вожак, определить было невозможно, так как, подбежав к воде, все четверо стали в неё входить и, судя по тому, как это они дружно и деловито делали, чувствовалось, что делают это они явно не в первый раз.
           Нечасто увидишь такой массовый собачий заплыв, который поначалу настраивал на весёлый лад слаженностью действий плывущих, их старательностью и поначалу непонятной целеустремлённостью.
           Всё это зрелище казалось неестественным и почему–то заранее отрепетированным, но каждый из наблюдавших понимал, что какая-то цель в действиях  этой собачьей компании присутствует.
           Ну не искупаться же они все вместе решили или отметить какое–нибудь своё собачье памятное событие массовым водным заплывом в центре города на глазах у многих горожан. По мере того как собаки двигались вперёд и не думали поворачивать назад, а скорость их движения была заметно выше, чем у утиного клина, становилось очевидно что они вполне могут их настичь, если ничего или никто им в этом не помешает.
               Вероятнее всего, раньше всех, в том числе наблюдавших, как развиваются эти необычные события на воде, c моста и набережных по обе стороны реки горожан, почувствовал надвигающуюся опасность материнский инстинкт возглавлявшей клинообразное движение птенцов утки–кряквы.
              Она встревожено стала чуть подниматься над водой, размахивая крыльями, издавая необычный крякающий крик, на который тотчас же стал отвечать селезень свистящими и шипящими звуками.
              Он, поднявшись в воздух, стал планировать на воду, пролетая над ней под очень острым углом перед плывущими собаками.
              Было видно, что три из них уже заметно устали, и после полетов перед ними селезня, словно только его и ждали, повернули назад.
              Но одна собака, не обращая внимания ни на какие создаваемые перед ней препятствия, упорно продолжала двигаться к поставленной цели, не обратив никакого внимания на повернувших назад и не подавая при этом видимых признаков усталости.
              Всё больше беспокоясь, мамаша, то чуть–чуть поднимаясь над водой, то находясь в положении, когда задняя часть туловища находится в воде, издавая крыльями звуки  вить-вить-вить-вить, стала ими помогать утятам ускорить своё движение.
              Это у неё поначалу неплохо получалось, поскольку, видимо, инстинктивно чувствуя смертельную опасность, утята перебирали лапками в воде с максимальной скоростью, пока один из семи утят не стал заметно отставать от своих маленьких сородичей.
             Мать, несмотря ни на что, не хотела бросать своего утёнка и старалась, как могла, подгоняла его, вероятнее всего, выбившегося из сил.
            Пока не издала уже не крик, а материнский вопль, после которого селезень на большой скорости лапами, а затем и клювом стал царапать и долбить упрямую собаку по голове.
            Та  в основном по этой причине, а также из–за того, что стала задевать лапами за водоросли, а именно в такое тинное место повела мать своё потомство, повернула назад, возможно, сокрушаясь по поводу неудавшейся утиной охоты.