Жить. В его. Голове

***

Вот – статуя с каменной улыбкой. Большая такая со своим напускным величием. А вот я – такая маленькая и невзрачная вошка. И дождь бьёт по моим вшивым мозгам. Дождь и солнце… одновременно.

Как будто бы кто-то улыбается. Наверху. Но статуи не улыбаются. Статуи хранят молчание и непроницаемость. Камень и есть камень. Самый белый, самый блестящий. Он останется камнем даже спустя много лет, когда наступит судный день.

Статуи не попадают в рай. Они стоят на месте, словно замороженные неприкаянные души и призраки прошлого в странном музее. Каменные головы пустые, свободные от эмоций, от слёз. И я, всегда эмоциональный человек, не могу даже поверить, что способна создать свободную голову. Без эмоций и чувств.

Лучший скульптор в стране. Сигарета стала горькой. Затопчу её ногой и вновь критически посмотрю на своё творение. Все другие критики и критиканы говорили, что я превзошла саму себя.

Всё до невыносимого глупо и неправильно. Это – самое безобразное из всего, что я могла сделать. Выражение глаз, сжатые губы, поза – всё неправильно. Всё выдумано мной и вывернуто из моей глупой души.

Ту душу, что пронеслась передо мной, словно во сне, мне никогда не познать по-настоящему. Блики солнца играет на моём плаще в летний день.

Плащ в летний день – тоже неправильно. Но мне холодно и тошнотворно смотреть на всё эту… композицию. И хочется просто плюнуть, разрушить, растоптать, превратить в белую, ничтожную пыль. Или просто закрыть глаза, выдавив из себя жалкое подобие слёз.

Тоже неправильно. Там, наверху, кто-то продолжает улыбаться той улыбкой, которую я никогда не видела.

***

Жить в твоей голове,
И любить тебя
Неоправданно, отчаянно…

Помню, как руки мои дрожали, когда я, подкреплённая страховкой, сидела на каменном плече и доделывала голову. Голову, которую я держала только раз, когда глаза застилали слёзы. Я пыталась сделать всё тонко и правильно. Выплеснуть всем, чем дышала, что знала… пытаться проникнуть в ту голову, мыслей которой не читала и не пыталась постигнуть.

Жить в голове. Жить и думать, как думала бы она. Правильно смотреть, правильно выражать свои мысли. Тонкие черты лица рисовала моя рука. И глаза – такие, как тогда. Скульпторы не могут многого передать. Например, цвет – глубоко-синий, пропитанный чем-то незнакомым, но до боли родным.

Я всё заменила белым. Лишила себя и голову половины. Я всё заменила – все мысли и чувства, всю душу испоганила. Нельзя было браться за эту работу. Нельзя было создавать образ бравого героя, который мне заказал один парк. Аллея славы, аллея, где пахло всё патриотизмом…

Впрочем, когда я осматривала все задрипанные лавочки и высохшие цветы под палящим солнцем, то подумала, что здесь скорей этим патриотизмом воняет. И «патриотизм» оказался формальным названием для запаха перегара и сигарет.

Тлеет одна, затоптанная мною. И сама я- чертовски одинока, затоптанная своим творением. Смотрю на статую и думаю, что всё – неправильно. И мир – неправильный. И живёт странная скульпторша в особом мире. В чьей-то голове, где есть эмоции, которые, будто бабочка, от меня ускользнули.

Я там с сачком их пытаюсь поймать. Поймать за узорные невидимые крылья – но в ответ одна лишь улыбка, растаявшая в небе. Тёплая, обжигающая кожу, но не растапливающая безмолвный лёд внутри. Лёд на застывших губах головы, который я туда волей неволей преподнесла. И всё выражение – печальное, серьёзное… оно было моё. Той скульпторши, что плачет, свернувшись комочком, в огромной каменной голове.

Жить в твоей голове
И убить тебя
Неосознанно, нечаянно…

Я убила ту голову. Однозначно. Но я не хотела. Никогда не хотела. Вообще, даже муравьёв топтать не хотела. Только сигареты и мусор.

***

Тело закрывает меня от целого потока выстрелов. Так, чтобы я успела скрыться. Успела скрыться от физической смерти, но не уберегла себя от затоптанной сигареты и безумного чувства вины, которое хочется глушить палёной водкой.

Тело. Совершенно незнакомого человека, вдруг возомнившего себя бессмертным в зале с заложниками и террористами. Затем всё, словно в замедленной съёмке плохого бандитского фильма, которые я всегда всей душой ненавидела. Только там все актёры остаются живыми…

Статистка из массовки жива. Действительно. А вот главный герой, по возрасту – мой ровесник, не старше тридцати лет, умирает на месте. И лишь тогда, когда носилки с его мёртвым телом проносят мимо, я разглядываю это странное лицо с ещё не закрытыми глазами и сжатыми губами. Серьёзное, сосредоточенное (или мне так казалось?)

Смотрю несколько минут всего лишь, а потом отворачиваюсь.

***

Когда я вышла из здания, то оглянулась вокруг и заметила, что мир, в принципе, остался прежним – та же трава, то же голубое, ясное небо, те же цветы, сожжённые солнцем. Только вот душа не на месте, а перед глазами мелькает образ – один, сотворённый из случайных кадров. С глубокими глазами и печально-серьёзным выражением.

Не отпускает. Заставляет сердце сжиматься, пронизывает тело и покрывает его, будто искусный маляр кистью, холодной бесцветной краской – потом.

***

Этот образ мелькал в моих снах, в моей повседневной жизни, моей каждой выкуренной сигарете. В выжженных цветах, которые летели мне под ноги и выстилали какой-то странный путь по аллее славы до одного пустого постамента. Шум в парке прерывался тишиной, неожиданной и затягивающей. В этой тишине был слышен стук моего (или чужого?) сердца.

В этой тишине слышно было, как шевелятся мысли и оживают эмоции, яркими цветами распускающиеся не под таким палящим солнцем. Не засыхающие, но исчезающие, превращающиеся в пыль. Дым. Круги на зеркальной глади неведомого пруда.

И мне чудилось, будто я действительно в чьей-то голове. Как в лабиринте, где много входов и один-единственный выход.

Потом только стало понятно, что этот выход – искусство. Скульптура. Безмолвная, но о чём-то напоминающая. Её могут увидеть все, не сочтя меня сумасшедшей за видение каких-то странных изображений, слушание странной музыки ветра и сплетение всех миражей воедино.

***

Я увидела этот выход, когда в моём очередном сне кто-то обнимал меня в этом самом парке. Никогда не знала этих прикосновений. Никогда не чувствовала себя такой свободной и зависимой одновременно.

Вокруг нас – засохшие цветы. Приглушённый свет солнца – словно лампа, закрытая абажуром. Блики играли на том лице, что я запомнила. К которому во сне даже смогла прикоснуться. Блики играли, а мраморная пыль летела к нам навстречу.

- Не бойся… я закрою тебя собой. Ничего, что умру – я продолжу жить в твоей голове.

Но мне показалось, что вокруг нас – игра его воображения. Что его голова с этим нарисованным небом заставляет меня по-настоящему жить и чувствовать. Грустно, когда реальность приходит во сне.

А мы, незнакомцы, сидели и смотрели друг на друга пристально. Старались угадать взгляды, найти скрытые клады. Незнакомцы. До сердца- рукой подать. В голове – поселиться. И души связать в единый узел. Мы сидели, держались за руки…

и слушали тихий океан
и видели города
и верили в вечную любовь
и думали навсегда*

- Вот здесь, – указала я на постамент ,– будет твоя скульптура. Обещаю…
Кивок в ответ и очередное касание. Бабочка на щеке. Бабочка на губах. Солнце, которое внутри тёмно-синих глаз. День внутри вечера. Космос внутри неба. Так сразу и не разглядишь. Мы сидели, незнакомые и непонятые кем-то. Сидели и видели что-то. Глаза- широко распахнуты, не моргнёшь. Дыхание смешивается и превращается в сигаретный дым, которому никак не вырваться из лёгких.

***

Сны эти стали каждодневными. Странными, иногда наполненные какими-то чернильными сумерками и удушающим ароматом сирени.

Я любила эти сны и ненавидела. С одной стороны, только они одни дарили мне ощущение реальных чувств, но, с другой стороны, всё время остаются какие-то загадки. Он – в моей голове. Живёт. По-настоящему выдыхает мой сигаретный дым. А я - в его голове брожу по кругу.

Моя голова – книга. Его – лабиринт, который не может отпустить до выхода. Я в нём – серая мышь в каменной клетке. Порой опускаю руки, прошу, чтобы всё стало ясно и просто, но он смеётся приглушённым смехом и сводит меня с ума.

Незнакомец. Мёртвый незнакомец, который всё ещё чувствовал и загадывал самые трудные загадки. Тело гниёт в могиле, кости, девственно белые, скоро появятся на свет… а душа – жива. Запутана, как лабиринт. И я чувствую это. Связанная, ищущая выход и ожидающая спокойствия.

***

Но выход оказался неправильным. Я нарисовала на лице то выражение, которое видела в последние минуты его жизни, не учтя того, что последние минуты могут кардинально отличаться от остального времени, проведённого им на земле. Вырываться из неё. Вырываться, как песчинки из расколовшихся часов прерванной жизни.

Его родственники сказали мне, что он любил улыбаться. Всегда. Даже без повода. И всегда оставался в чужих сердцах с этой настоящей улыбкой.

Это было уже после того, как я испохабила «величайшее творение, гордость парка»…

Не видела я его. Не видела. Лабиринт, вместо того, чтобы привести меня к сокровищам чужой души, вдруг поглотил меня и задушил. Я окончательно сошла с ума, в бреду по ночам разговаривала со своим незнакомцем и умоляла себя простить.

Снов больше не появлялось. Лишь один – тяжёлый, странный. В комнате пахло гарью. В чёрной, квадратной комнате с гладкими стенами и скользким полом.

- Это – твоя голова… серьёзная и задумчивая. Печальная, гордая, как на фотографиях – всегда смотрел на тебя в газетах ещё при жизни. Ты была скульптором, а я – твоим поклонником. Ты – как величественная статуя, а я – маленькая вошка. Когда я стоял в толпе восторженных людей, приветствовавших тебя с твоим новым творением… то желал быть твоей вечной сигаретой или засохшим цветком в клумбе. Быть рядом с тобой.

- Так будь же и теперь рядом со мной…

- Не нужно. Это было то время между раем и адом, которое мне выделили. Оно закончилось. Чтобы не бродить душой неприкаянной по городу, я пришёл к тебе, моя любимая скульпторша и подарил тебе то, чего никто не мог подарить… поселился в твоей голове, а ты пыталась познать мою

– познать эти иллюзии, печальные и радостные фантомные образы, рождавшие личность поэта-мечтателя, а не весёлого фокусника в цирке…

- Ты вёл меня по ложному следу? Но зачем?!

- Затем, чтобы ты вовремя избавилась от меня и не заключила мою душу в камень. Это было бы ещё ужаснее, поверь – смотрел бы я на тебя, а ты – на меня. Не могли бы по-прежнему соединиться. Жили бы в пустых головах без присутствия прикосновений… а так – ты скоро забудешь. Та статуя – твоя. Живи своей жизнью, а не жизнью других. Живи в своей голове.

- А… ты?

- Я? Моя душа и мой разум теперь спокойны. И тебя беспокоить своими бесконечными загадками не будут. Но если ты затоскуешь и пожелаешь на мгновение ощутить хотя бы призрак того, что испытывала рядом со мной – посмотри на небо. Там ты увидишь, как просто было моё настоящее «я», спрятанное в одной солнечной улыбке и желании быть с тобой. Закури сигарету, посмотри на цветы – в них растворилась свобода. В них и я могу теперь раствориться… теперь ты действительно соберёшь меня по частям и не будешь больше блуждать в своей жизни, как в выдуманном лабиринте. Ты – это ты, ощущения – ощущения. Безумств больше не будет. Ты останешься жить в своей голове, но будешь чувствовать меня…

Всё-таки след был не совсем ложным. Поэт-мечтатель в данный момент был налицо. А фокус дальше последовал – полное исчезновение, лишь прикоснувшись напоследок.

Грохнулась на коленки и зарыдала от полного опустошения. Теперь дома у меня больше не существовало.

запутались в полной темноте
включили свои огни
обрушились небом в комнате
остались совсем одни…

***

Ну, может, и не совсем. Теперь его голова действительно пуста, будто статуя. А моя заполнена им. До основания.

Он добился, чего хотел. Он – рядом со мной. Только вот причала нет. Выселил он меня, а все мои ощущения обретения действительного дома оказались иллюзиями. Жила я в своей голове. И ощущения остались приглушёнными.

Он рядом со мной, но не касается меня, а как будто следует тенью, грозясь исчезнуть. Иногда мне кажется, что я убила его и всю нашу обстановку, полную доверия и любви. Не хотела, но убила – остался только призрак, который растворился. Свободный призрак, полное растворение.

«В пустых головах были бы мы без прикосновений»… а как же я живу сейчас, интересно? Моя голова тоже старается ни о чём не думать, не вспоминать о нём. Скоро всё опустеет. Я буду двигаться вперёд беспорядочным шагом и чувствовать, как стирается моя душа. До конца. И солнечная улыбка покажется холодным снегопадом.

Теперь моя душа – неприкаянна. И развевается по ветру мой сигаретный дым.

***

«Я так хотел быть рядом с тобой…»

И опять повёл меня по ложному следу. Кровавая пыль рассыпалась, смешалась с песком. Мы вновь соединились в голове у статуи какой-то женщины, на лице которой расцветала улыбка.

Оказались в чистилище.

В чужой голове, смешав собственные души в дыме от костров, что жгли засохшие цветы.

- Теперь ты действительно живёшь у меня в голове…

- А как же – рай и ад?

- Выселили. Как я когда-то выселил тебя…

- И поэтому пришёл во сне и поднёс к моему виску пистолет?

- Ты закрыла собой мою душу. Мой призрак тоже хотел совершить своеобразное самоубийство.

- Теперь мы в расчёте?

- Да… теперь – мы рядом. Неосознанно.

- Нечаянно…

- Как и многие люди на этой земле.

Теперь – существует одна только цель. Жить. В его. Голове. Раз, глядя на свою пустую, я не выдержала и предпочла погрузиться в мир чужой души.

Жить. В его. Голове.

Которая придумала хитрый план, когда бросалась под пули. Встретиться, Бросить, Обречь на самоубийство.

И жить. Со мной. Рядом. В одной из моих женских статуй. В его голове.

_______________
здесь и далее - слова из песни Земфиры "Жить в твоей голове"