Ник Втор

Галина Храбрая

       (Памяти моего друга вокалиста Николая Второва)

                «УРА!!! ТРОИЦА!!!»

Снова подошла Троица и надо рассказать вам про «Ник Втора», так называл сам себя
один артист Николай Второв, а почему, именно, в Троицу надо о нём поведать,
вы сейчас узнаете:

Ах! Троица! Куда пойти? Конечно, в Берёзовый лес, но сначала миную Вековой
Еловый, а там за ним, тёмным и величественным — открывается Солнечный Березняк!

Кто знает и видел знаменитые леса Подмосковья, тому не придётся долго объяснять,
а кто ни разу там не побывал – не объяснишь никогда, единственное, что я могу
посоветовать, так это взять и навестить наши Чудесные Подмосковные Леса!

…мы вдвоём, я и мой верный пёс Нострадамус — хитрый рыжий лис — отправились
в наш Белоствольный Березняк, надо было поздравить Природу со Святой Троицей,
ну, и самое главное, посидеть на тёплом брёвнышке, новых стихов наваять!

Нострик мой любил ходить через Ельник, там ему было чем поживиться, тем более,
что после Майских Праздников «шашлычники» много оставили «трофеев»! Носатый знал,
что «мамка» обязательно отпустит его побегать, и он найдёт, где-нибудь в травке
или в зарослях орешника «добычу», как в прошлый год!

Я тоже любила ходить через Ельник, но только из-за ландышей! Их было там видимо
не видимо! Правда, и осколков от битой стеклотары полно, поэтому собирать ландыши
было не безопасным занятием, даже если не сказать более — крайне опасным для
женского здоровья! Представьте, во что превратился лес: кругом здоровенные
вонючие кучи и битое стекло! В советское время моего далёкого детства такого
не было, друзья! Лес был для всех святыней!

Когда на горизонте появлялась чужая псина, я своего агрессора привязывала
во избежание столкновений, или попросту накрывала его собой, дабы тот не увидил
заранее объект разадражения, и не загавкал истошным лаем. Так было и на этот
раз: я заметила шорох в кустах и наклонилась к Нострику. Взяв в руки ошейник,
я посмотрела вперёд, убедиться, насколько далеко от нас находится хвостатый
противник, или внеочередная жертва нападения для моего рыжехвостого рыцаря!

Но вижу – впереди собак нет, только стоит неподалёку от меня двухметровый мужик
с роскошной седой шевелюрой, смотрит вниз, наклонившись, не решаясь, что-либо
предпринять:

— Гражданин! — вырвалось у меня случайно, — позовите и привяжите свою собаку,
пожалуйста, где она там у вас бегает, и лучше покрепче, не то мой пёс вырвется
и вас покусает! У вас «девочка или мальчик»?
— Что? Помилуйте, сударыня, нет у меня никакой собаки, да и не было никогда!
Я сроду отродясь собак не заводил! Я что издали похож на собачника? Дорогуша
моя, лучше ступайте сюда, смелее!

— Вы нашли там, что-то ценное?
— Бесценное нашёл! Чудо Природное!
 
— Да, а что, интересно?
— Троицу Живоначальную…

— Так-так, сегодня, как раз Праздник Святой Троицы, вы знаете, наверно?
— Знаю-знаю… как не знать?

Ответил и запел арию «Мистера Икса», громко на весь лес:

— «Да я шут, я циркач, так что же? Пусть меня так зовут вельможи!
Все они от меня далеки-далеки, никогда не дадут руки!»

— О, да вы артист!
— Откуда ты знаешь?

— Громко поёте, к сцене привыкли!
— Хм, а ты умная девочка! Собачка чья, твоя?

— Нет… не моя, чужая, я спёрла её, по случаю… надо же, кого-то кормить-поить,
гулять по ночам выводить, опять-таки блох вытравливать и клещей выдерать, шерсть
вычёсывать, потом собирать её по всей квартире, снимать с зубов и с языка!
— Ты остроумная, и кусачая вдобавок, как твоя собачка!

— Никаких добавок мы не выдаём! Сами едим, у нас, знаете ли аппетит отменный!
— Оба вы, похоже, друг другу под стать! Палец в рот не клади!

— Зубы нам не заговаривайте! Чудо ваше где?
— А вот оно растёт, смотри сюда: ландыш тройной, вона, как сросся,
а сегодня Троица Живоначальная и Нераздельная, потому это явление — есть Чудо
Православное и Отображение Божественного Естества в Природе, не иначе, как
Милость Божия Себя явила!

— А вы кто? Давайте познакомимся!
— Давай: я – Николай Второй, сокращённо Ник Втор. Нет, я не царь, я певец.
Меня в нашем городе все так величают… вернее, будет сказать, я позволяю так
себя называть, и ты называй, разрешаю!

— Мне-то зачем? Хотя, спасибо, конечно, очень приятно, я почти тронута, таким
знакомством! И, как я раньше без вас жила, не понимаю!
— Как это зачем? Мы с тобой друзья теперь! Ты же Галина Храбрая, кто же тебя
не знает? Буду теперь с тобой дружить: Твардовского наизусть читать, ты ведь
его не читала, вижу! Молодая, потому и не читала, так я тебя просвещу.

— Господи помилуй! Я сама, что ли не прочту, и не решу, чего мне делать?
— Включила ду-ду: надо-не надо! Мне, вот, знаешь, чего надо? Опохмелиться
опосля вчерашнего: до пенсии ещё целая неделя, а наша продавщица говорит, мол,
Коля, ты принеси мне ландышей, тогда налью в долг полста грамм до пенсии!
Я пришёл сюда и «тройной цветок» сразу в один миг нашёл, как я теперь рвать
его стану? Грех же, Троица ведь нынче! Это, по всему видать, знак мне свыше…

— Ага! Знак! Пойти и перезанять четвертак! Или не пить больше никак!
Надо с выпивкой завязывать!
— Ты что, указывать мне будешь? Да я тебя, женщина щас! Ух! Выпорю шлангом!

— Ой, ладно, и не таких видали, вы лучше спойте, кстати, вы продавщице этой
вашей, вполне можете арию Розитты исполнить, она вам за это сотку нальёт…
— Да, и не моя она вовсе, и потом, она весь репертуар мой давно знает наизусть,
ландышей теперь ей подавай, хочет, видишь ли цветочков! Хорошо ещё, что запросила
не подснежников.

— Вы ей женскую партию спойте, женщину надо уметь удивить. Послушайте, а заберите
мои! Да-да! Возьмите весь букет и ей отнесите…
— Правда? Я мигом, а ты тут стой и жди…

— Разбежалась! Как же!
— Ты, что мне будешь дерзить? Стой, сказал! Я вернусь и допою!

— Ну, нет… вы просто выпить со мной хотите, но я не могу, у меня «поэтические
этюды»: пошла я в свой Березняк… пока, Ник Втор!
— Ничего-ничего, я знаю, где ты живёшь, возле подъезда тебя обожду
и Твардовского принесу…

— Сие излишне, сэр! Я не стану вас так нагружать!
— Не надо, не благодари, я знаю, что делаю, женщина!

…через два часа подходим к дому, он сидит на лавочке и ждёт нас.
В руках у него томик Твардовского и две бутылки дешёвой водки по 0,5!

— Водку-то зачем купили?
— Твардовского иначе читать нельзя! Не усвоится! Проверено…

— Он у меня ни так, ни сяк не усвоится! Я его и так, и эдак слушать не стану!
Дела у меня свои, ясно вам?
— Ну, какие такие дела, могут быть на Троицу? Работать грех! Закуску выноси
и пошли в лес на бревно!
 
— Ага, разбежалась, чтобы нас видно было аж издалека – обзор на три девятиэтажки!
— Тогда встречаемся ближе к рассвету, утром все крепко спят!

— Можно спросить? А водка у вас откуда?
— Оттуда! Это заначка!

— Заначка? Вам же выпить было нечего?
— Заначку не пьют, её ото всех стерегут, это святое… поняла? Её положено хранить
для особого случая! Тебя разве этому не учили, что так плохо воспитали?

— Вот, теперь встало всё на свои места, вы, так хорошо, главное, доступно
мне разъяснили, главное, ярко, красочно, и в деталях…
— Не язви! У меня дочь такая, как ты!

— А у меня отец, такой же… только он помер давно!
— Ну, вот, слушайся теперь меня! Короче, жду тебя на рассвете! С едой.

…потом я встретила его зимой, точнее, 23 февраля в метель, когда возвращалась
в бальном платье с праздничного вечера, что проходил в ДК. Я увидела его,
вяло бредущим по улице, обрадовалась несказанно, остановилась и крикнула:

— Ник Втор, с праздником! А ну-ка, спой! Тогда поверю, что мне не померещилось!
— Для тебя, моя радость — я и тут смогу спеть — прямо на снегу!

И запел! На дворе сильно мело, тут я решилась повести его к своим старикам
и накормить получше: были у меня друзья — бабушка с дедушкой, правда, чужие,
но я их удочерила, они-то меня «к ужину» и ждали в тот день, и тогда я,
не долго думая, взяла этого бедного, полуголодного и трезвого Ник Втора с собой:

— Отвечайте мне, как на духу, вы «домашнего» хотите поесть? Не так, как тогда
«на бревне»?
— А что, есть такая возможность, на пару часов к хорошим людям «в гости»
завалиться?

— Раз я приглашаю, значит, есть! Идёмте скорее, обед стынет! Только я забегу
домой, платье переодеть, вы меня возле подъезда стойте, ждите, как и тогда!
— Если там я буду петь и меня станут слушать, тогда это поистине праздник!

— Раз меня там слушают, значит, у этих людей особый дар - долготерпение!
Будут-будут, и слушать и давать кушать, только, чур, петь не очень громко,
чтобы соседей не переорать!
— Не могу ничего обещать, сего не программируют, процесс творческий и зависит
напрямую оттого, как нам будут там наливать!

Я позвонила «в домофон» и говорю:

— Мы к вам с Николаем Второвым, примете нас?
— Кушать давно подано, господа-хорошие, заходите!
 
Бабушка сразу же завизжала от удовольствия, кто же откажется послушать такого
дивного вокалиста? Дедушка также был весьма почтителен с гостем и не знал,
во что ему налить, и куда того посадить!

Ник Втор, видимо, привык к такого рода приёму, он держался на редкость обыденно
и даже, как-то сдержанно. Нас щедро угощали, и мы решили отблагодарить хозяев!
 
Ник Втор вынул весь свой репертуар. Хозяева обомлели. Душа у них замирала.
Голос его уносил, сметая напрочь всё на своём пути. Думать, о чём-либо
было просто нереально. Ник Втор властно забирал сознание своих слушателей
и подсознание тоже. Тут я, с пристальным вниманием, слушая, попыталась,
получше его рассмотреть: карие выразительные глаза побеждали всё остальное
и вокал в том числе: он похож был на среднивекового вельможу и немного
на киноактёра Никиту Михалкова.

Бабушка расчувствовалась крайне, она подошла и попыталась погладить Ник Втора
по голове. О, лучше бы она этого не делала! Кто же мог предположить, что этот
редкий «экспонат» руками трогать нельзя? Кормить можно, поить нужно,
слушать – обязательно, а вот, трогать категорически воспрещается:

— Отойди, бабка! Сядь на место, пока я сам не встал и тебя не потрогал!
— Я не собака, команд не выполняю!

У дедушки от ужаса запотели очки, и лицо вытянулось, как у покойника,
он отворил рот, желая, что-либо возразить, но осёкся, сник и даже обомлел
от неожиданности. Суровый баритон гостя напоминал театральную реплику, мы
не знали, как нам реагировать.

Тем не менее, Николай распалялся, потому что бабушка ослушалась его, она
не села «на своё место», как ей было велено, продолжая, тянуть шаловливые
ручонки к его голове. Ну, зачем, скажите на милость, ей нужно было трогать
поющего вокалиста, когда тот пребывал в образе? Будь тот на сцене, она бы себе
этого не позволила! Слушала бы и слушала, наслаждалась! Так нет же, пьяненькая
старушка, вспомнив юность, почти легла на него всей грудью, как на вражеский
пулемёт, возложив руки на роскошные плечи артиста.

Как образен был певец Николай Второв – простыми словами не передать, яркий типаж!
Красавец – одним словом! Дедушка весь побледнел, нижняя губа его затряслась,
он понял, что бабка с ласками явно перестаралась и не сдержалась потому,
что в молодости, как кошка была в него «влюблена», подобное встречается не редко
у столь «романтических особ»!

Бабушка словно этого не замечала, она продолжала ворковать возле седой
головы именитого гостя, а тот попросту начал орать на неё своим «вокальным
остросюжетным матом»:

— Уйми, старик, свою старуху, а-ну, изыди от меня, ведьма! Сядь, я приказываю!

Тут я посмела к ним вмешаться:

— Коля, прекрати горлопанить, лучше спой! Пожалуйста!
— Ты святая! Тебе спою, если эта липучка отсядет от меня, не то я тресну ей
по темени с размаха! У-у, старая дура! Напилась! Дед, пусть твоя карга отсядет
немедленно и перестанет на меня дышать вчерашним перегаром, она, видать, уже
намедни наотмечалась! Скажи, ты зачем так напилась? Праздник-то наш, мужской!
Тебе, бабка, давно пора манной кашей закусывать и то, только квас!

…тут я запела первой, чтобы задать им тон, тут дедушка говорит:

— Галя! Тебя мы слушаем часто, пусть нам Николай споёт!
Спой нам, Коля, вот эту, — сказал старик и запел фронтовую на свой лад.

— А ты Галине рот не затыкай! Она божественно поёт, а я — так себе, как обычный
певец. Как нас в военной академии научили, так мы и поём, — взревел Ник Втор.
— Вы нам обещали петь весь вечер! Мы же вас покормили-поили-угощали!

— Ты, дед, зубы мне не заговаривай, видал я и покруче. Ты петь совсем не умеешь,
научись, молча, слушать певца, я на это всю изнь положил, запомни, не можешь,
не пой! А Галина пусть поёт… она может!

тут я не стерпела:

— Так, с меня довольно, не хочу я больше от вас ничего! И петь я с вами
не буду, ну, вы даёте, я такого не ожидала! Вы, чего завелись-то? Всё,
буду уходить, мне с собакой давно гулять пора!
 
Тогда Ник Втор встал и запел… БОЖЕСТВЕННО!

Бабушка подскочила к балкону и отворила настежь дверь, чтобы все, праздно
гуляющие люди, услыхали, как у них в квартире – на третьем этаже,
а ни в каком ином месте – сам лично поёт знаменитый Николай Второв!

А Николай пел, и ничего не замечал, тут я смекнула, отчего они все,
так его обожали – он был НАСТОЯЩИЙ ПЕВЕЦ, смутить поначалу его да, можно,
но потом, если он разойдётся, не остановить ничем!

…летом я уехала поработать с детьми в Анапу, а когда вернулась спустя год,
то узнала от его дочки, что папа её умер в конце зимы, а перед тем, прямо
в Новогоднюю ночь скончалась жена Ник Втора — преданная спутница жизни, тоже
певица. Он погоревал и помер от одиночества и тоски, так и не дожив до весны,
а зачем она ему нужна, раз нет второй половины: теперь наш певчий соловей
не споёт нам больше никогда своих арий!

Возможно, Коля был вовсе не соловей, как его таковым считали, а Лебедем,
с его Лебединой Верностью в сердце к своей главной жене — Оперной Партии!
И кто теперь мне почитает Твардовского под рюмку дешёвой водки, я не знаю…

* Х *
http://proza.ru/2014/06/07/1562
«Я помину отца слезой в вине!»