Люська. Нравы московской Чудовки. Глава 35

Глава 35

Взяв со стола ломоть хлеба и бесчувственной рукой придвинув поближе к себе миску со щами, Алексей задумался. Нет, не вышло у них с Люськой разговора. Непонятно как-то отнеслась она опять к тому светлому и радостному, куда стал звать её. Заладила одно: нельзя, мол, пока с Кручёным ссориться. А когда сказал, что послал его уже к чёрту, повернулась и ушла. Сегодня попробовал возле калитки задержать, убедить всё же — оттолкнула и даже глядеть не захотела. «У-у!» — сквозь стиснутые зубы промычал он и отчётливо увидел её брезгливо-презрительное лицо. Алексей резко встал, выдернул из-за дивана бутылку с водкой и грохнул её на стол.
— Опять, да?! — раздался за спиной возмущённый голос матери.
Тётя Феклуша как раз вошла в комнату.
— Мать, не трожь, — недобро глядя в пол, предупредил он её. — Я — немного…
— Эх ты-и, бесстыдник! — покачала головой Феклуша. — Твои товарищи нешто так живут? Иль думаешь, не читаю, что они тебе пишут: все честно-благородно живут, работают, об семьях думают, а ты?! — она не договорила и пошла из комнаты: кто-то постучал в дверь.
Алексей подозрительно прислушался. Из передней донёсся бухающий голос Анфисьи. Он хмуро снял со стола бутылку, хотел было сунуть её обратно за диван, но передумал: суббота — отчего не выпить! Снова прислушался. Почувствовал, как всё мигом отодвигается на задний план, а сам он буйно наливается жаркой радостью: «Ого! Люська уже Сутулого гонит! Да неужели всё-таки разобралась что к чему, поняла?! Ну, молодец!..» Не выдержав, крикнул:
— Мать, ты с кем это там? Заходи!..
Завидев в дверях Анфисью, приветливо пригласил:
— А-а, давай, давай!..
Войдя в комнату, Анфисья деревянно поклонилась и облизала тонкие губы, покосившись на бутылку и закуски.
— Мать, дай-ка ещё лафитничек да закусить чем!.. — поняливо подмигнув, попросил Алексей.
— Да что ты, Лёша! Нельзя бы мне: дежурство-то ещё не кончилось! – для приличия стала отказываться Анфисья. Но Алексей и слушать не хотел.
— Ну уж если только, чтоб хозяев не обидеть… — скорбно вздохнула дворничиха, как бы нехотя сбрасывая с себя белый фартук и короткое не по росту пальто с обтёршимся воротником на сундук. Обратилась к ставившей на стол закуски тёте Феклуше, явно желая польстить:
— Ить ты погляди, Феклуш, изо всех твой малый-то удалси! Пришел — и в доме порядок навёл, и всех обул-одел. Вон девка-то твоя теперь, ты глянь, как ходит — барыня!
— Да ладно уж тебе, тётка Анфисья, хвалить-то, — наполняя стопки, смущённо бормотал Алексей. — Садись…
— А чего ж не сказать, коли правда? — усаживаясь, не унималась дворничиха. — Вот о Кручёном не скажу: нечисто живёт человек, нечисто. Ну, ведь верно, Феклуш?
Алексей багрово покраснел, опуская глаза.
— Иль о другом о ком… А об тебе, грех врать, — правильно живёшь, и упрекнуть тебя не в чем! Так иль нет говорю, Феклуш?..
Тётя Феклуша, севшая в сторонке, солидно поддакивала:
— Жалиться не на что — об нас не забывает, жалиться не на что! — а сама думала, сердито поджимая губы: «Оно, конечно, упрекнуть-то и есть в чём — сколько добрища-то за короткий срок этой стерве перетаскал, просто ужасть! Да ведь разве скажешь!..»
— Что и говорить, такого нонче поищешь, — ещё неистовей заговорила дворничиха, — право слово, поищешь! — и она резко обернулась к Алексею:
— А ведь вначале-то я, было, испужалась! Когда, помнишь? В подвале-то… когда тебя увидала! Но теперь, смотрю, нет, не возжаешься ты с ними — молодец!
— Да ладно, ладно тебе, — ещё гуще загораясь, перебил Алексей.
Взяв стопку, сказал:
— Поехали!.. — и ловко опрокинул её в рот.
Анфисья бросила лукаво-восхищённый взгляд на Феклушу: «Видала, как у нас?! Да нешто за таким угонишься?» Осторожно, сквозь зубы вытянула свой лафитник до дна и закрутила головой, вся сморщившись.
— Да ты закуси, закуси, — совал ей под руку хлеб и вилку Алексей. – Слышь, что ль?..
Когда Анфисья мало-помалу пришла в себя и жадно склонилась над тарелкой, Алексей небрежно спросил:
— А чегой-то ты там на кухне об Люське с Полинкой распространялась?.. Иль опять что у них…
— Да как же — уж и этого мужика гонют, во как! — с остервенением вскидываясь на него, будто и он был в этом повинен, крикнула Анфисья. — Давеча-то как вы все ушли, — обернулась она всем телом к тёте Феклуше, — Полинка-то и почала… и почала! Уж и так-то его и эдак! А потом — швырь все его монатки в переднюю — «Убирайся от нас… не желаем!»…
«Ну, Люська! Ну, молодец Люська!.. — отлично «понимая», что всё это — не без её участия, радостно думал Алексей, расширенными глазами глядя на рассказчицу. — Значит, уразумела!»
— Так, так, так…
— Вот те и «так-так»!.. А он, мил мои, в чём был, в том и пошёл. «Только не шумите, — просит, — только не шумите!» Даже пальта не взял. Во как у нас!.. А девчонка ихняя вот таким вот манером обхватила его за шею обоими ручонками и кричит, не пущает!
— То-есть как девчонка? Откуда девчонка? — потряс головой Алексей.
— Да ить, когда Полинка зачала швырять его барахлишко-то, она с кроваточки — шасть, да в одной рубашонке прямо по полу — и к ему: «Не уходи!»… А он её вот так вот на руки взял и всё гладит по головке, всё гладит, дескать, не боись, милая, бабушка просто так всё — шутейно. А тут и сама Люська вскочила. Тогда я им, этим стервам и говорю: «Это вы что же такое, — говорю, — выказюливаете-то, а? Аль думаете, управы на вас не найдётся, гады вы этакие?! Одного, — говорю, — значит, удавили, когда не кридитный стал, так теперича другого обсосали до ниточки и тоже взашей гоните, да? Не бойтесь, — говорю, — всем двором в свидетели пойдём!»
— Ну… а они?! – испуганно и с неприязнью дёрнулся к рассказчице Алексей, не донеся до рта куска селёдки.
— А что они? Это они на горло храбрые-то, а цыкни пошибчей — и язык прикусили! – Анфисья победно обернулась к нему:
— Хвосты поджали да и убрались к себе!
— А его… этого… Он куда же?..
— И он — за ими. А я — вслед: «И смотрите, — говорю, — помните!..» Молчат. Мы с Марь Андревной постояли-постояли — тихо. Значит, ничего, обошлось.
— То есть как?! — тяжко задышав, Алексей опустил глаза и бычком потянулся к бутылке. «Дура! Метла старая!.. — наливая свою стопку, с яростью думал он. — Надо будет потом сбегать к Люське, как-нибудь незаметно вызвать её…»
— А мне то вроде и хватит. Мне не надо бы, Лёшенька — ласково начала Анфисья, уверенная, что её опять станут уговаривать и положившая после второго приступа сдаться. Но Алексей отозвался хмуро:
— А я и не собираюсь, — он в один глоток осушил стопку и, по-хозяйски не спеша, потянулся к закуске.
Хватив ртом воздух, Анфисья недоумённо посмотрела на Феклушу, как бы спрашивая её: «Чегой-то он?» Но та, смекнув, что произошло в душе сына, увела поскорей глаза.
Посидев за столом для порядка ещё минуты две-три и стараясь не глядеть на водку и закуски, Анфисья обиженно встала и сдёрнула с сундука предметы своей одежды. Тётя Феклуша не удерживала… А когда гостья вышла, в сердцах хватив дверью, мать сурово спросила сына:
— За что человека обидел?
— А чего она?
— «Чего она»!.. Иль, думаешь, не поняла ничего? Всё поняла, голубчик, всё до крошечки! Эх, ты-и, бесстыдник! И про браслет знаю… и про всё протчее!.. Носи, носи ей сынок, она тя приголубит!
— Кто? — засопел Алексей. — Кто наговорил?!
— Не наговорил, а правду сказал! Уймись, Лёшка, лучше уймись. Ой, не ндравится мне, как ты в последнее время себя ведёшь! Ой, не ндравится! И откуда у тебя опять столько деньжищ? И пьёшь, и папиросы дорогие куришь. Что, думаешь, не вижу?
— Ну и что? — попробовал пойти в контратаку Алексей. — Пью, и хорошие папиросы курю! Кому до этого дело?! Завидно, да?
— Не завидно — пей, кури на здоровье! Только честно-благородно, как все порядочные люди — своё! Не хороводься, с кем не след!.. Думаешь, до добра-то тебя Люська доведёт? Попомни моё слово: она те всю жисть испортит и потом сама ж надсмехаться станет. А то думал как?.. Ты же видишь – с их как с гуся вода. Нашкодят, набезобразничают, все кругом виноватые, а они — в чистоте! Ничто их не берёт!.. Да и будет, будет тебе водку-то жрать! — неожиданно хватая бутылку, к которой было потянулся Алексей, раздражённо воскликнула тётя Феклуша. — Воротился из матросов-то — нарадоваться на него не могла. А теперь — эвва: опять почал! И ученье бросил, и книжки-тетрадки пошвырял! Эх, Лёшка-Лёшка!..
Вернувшаяся с фабричного вечера сестра сказала с упрёком:
— Лёш, да как же тебе не стыдно! Ведь ты мне что обещал? — на ней было новенькое пальто с чернобуркой, подаренное братом, велюровая шляпка и модные на тонком высоком каблуке меховые ботинки.
Алексей удивлённо-пьяными глазами посмотрел на неё и воскликнул, призывая мать к примирению:
— Да ты только погляди! Неужели ж это наша Лизка, а? Не может быть! — но мать хмуро молчала. А подходить к ней Алексею не хотелось. Настроение было совсем не то. «Без ножа зарезала проклятая Анфисья! Сунулась дура, будто её просили!..»
Алексей продолжал сидеть и хмуро тыкал вилкой в закуску. Мысли вялые, ленивые едва ворочались в голове. А злость на Анфисью нет-нет перебивала дыхание, судорогой сводя кулаки.
И в то же самое время по телу вместе с теплом всё шире и шире распространялось благодушие, и думать о плохом не хотелось. Нижняя губа и подбородок всё больше теряли чувствительность.
И было смешно и странно ощущать их — и свои, и не свои! Если б сидел в компании, то все бы сейчас требовали: «Таракан, скажи — тпру!» или: «Лешка, повтори за мной — железнодорож-ная платформа!» И он, хохоча громче всех, пытался бы выговорить эти каверзные слова… «Чего… чего это там Лизка болтает… да бог с ней… Пойду лучше погляжу, как там у Люськи… выгнала она своего этого или…»
Алексей встал, тяжело опершись о стол. Откинул от себя ногой стул.
— Ты куда? — подозрительно вскинулась тётя Феклуша.
— А т-ттебе… тттебе что?
— Садись, говорят! — храбро подскакивая к сыну и толкая его на диван, сердито приказала она. — И сиди! А то сегодня же пойду на почту и пошлю письмо литинанту!
Упоминание о лейтенанте подействовало самым неожиданным образом. Алексей перестал вырываться, забормотал:
— Н-не пойдёшь…
— Нет, пойду!
— А у тт-тебя а… адреса н-н-нету!
— И не нужно! К хорошему человеку и без того дойдёт! Уверенность матери победила и заставила Алексея задуматься. А тётя Феклуша развивала атаку:
— Так, мол, и так, добрый человек: обманул вас и всех остальных ваших товарищев мой сукин сын Лёшка. Вы сулили, что он может стать большим человеком, а он вон что выделывает!..
— Нн-не нна-апишешь!
— Напишу! — твёрдо возражала тётя Феклуша, чувствуя, как тело сына становится всё мягче и податливее — ещё чуть и успокоится… «Вот уж и совсем перестал сопротивляться. Теперь из него хоть верёвки вей! Делай, что хошь: укладывай, раздевай, снимай штиблеты — не проснётся!»
— Лиза, укрой-ка его чем-нибудь, — устало кивнула она дочери. – Совсем квёлый стал: три лафетника — и готов!
Лиза выдернула из комода одеяльце, на котором обычно гладили и которое было не жалко, со вздохом укрыла брата, защищая ему от света лампочки лицо. Вскоре Алексей захрапел.
— Ой горе, горе моё, — шаркая по комнате и прибираясь, вздыхала Феклуша. — И ведь какой из матросов-то пришёл! Так нет же, лихоманка её изломай, опять закрутила! И от учения отвадила, и от друзей хороших!
— Да ладно тебе, мам, — подавая на стол к чаю, ревниво перебила Лиза…
— Да как же ладно, доча, нешто я не вижу, что парень-то обратно от рук отбивается! Не ввяжись мы сейчас, опосля-то поздно будет! – тётя Феклуша перешла на шёпот: — Сегодня опять у его пачку денег видала. И всё – десятки, всё десятки! Откудова?
— Да он же говорит, что налево подрабатывает.
— Ой, Лизка, что-то не верю я в это! Ой, не верю! Ты, конечно, рада, что он тебе новое пальто справил. Вижу! Да как бы его, милая, снимать не пришлось!
— Да что ты, мама, говоришь! Да будет тебе, честное слово! — Лиза испуганно посмотрела на гардероб, в который убрала пальто, и почувствовала, что её охватывает страх. «Ох, думала — раньше матери подозревать стала: не то что-то, не то с братом в последнее время происходит! Уж очень широко жить стал: мне — пальто, платье и туфли; матери — пальто и платок пуховый; себе — пальто и рубашки; Люське — побрякушки драгоцен-ные!..» Оттолкнув эти мысли, крикнула возмущённо: — Да неужели ты, мам, думаешь, что он опять с этим… Кручёным спутался?!
— Ты потише… А то как? Всё время об Люське говорит. А где эта змея, там и Кручёный. Они же дружка за дружкой идут, так-то вот…
На диване тяжко заворочался Алексей и застонал.
— Чего это он там?.. — насторожилась она не донеся блюдечко с чаем до рта.
Лиза бесшумно соскочила со стула, подбежала к брату и помогла лечь поудобнее.
— Да об Люське всё, — с досадой сказала, возвращаясь на своё место.
— Не уйду… не гони! — надсадно хрипел Алексей, — умру, а не уйду!.. Люська, брось!.. Я из-за тебя душу чёрту продал, а ты что делаешь?!
— Господи боже мой! — перекрестилась тётя Феклуша. — Спаси и помилуй!.. — и, скорбно покачав головой, начала сердито пить чай.
Лиза снова почувствовала безотчётный страх и, бросив тревожный взгляд на черное, промёрзшее с боков окно, в которое мощными порывами ломился ледяной ветер, ощутила, как по спине вдруг пробежал отвратительный холодок. «Да неужели всё-таки мать права?! Неужто Лёшка… Нет же, не может этого быть! Не похоже это на него!..»