Олег в квадрате

Олег в квадрате

Пролог

         Зима своё возьмёт. Не помню ни одного своего прожитого года, ставящего под сомнение это бабушкино предсказание. Полвека её нет, а каждую зиму вспоминаю тихий родной голос, спокойно и уверенно произносящий эту фразу при наступлении в нашей местности самых маловероятных погодных катаклизмов.
        Очередное повторение пройденного продолжилось и в недавнюю новогоднюю снежную слякоть наступившего года Дракона.
        Этот сказочный персонаж, приняв “бразды правления”, почти всю первую декаду января без видимой печали и в своё удовольствие беззаботно прохлаждался в заоблачных высях.
        Не утруждал себя, любимого, заботами праведными, лишь наблюдал свысока за совсем непонятными “этими русскими”, отдыхающими не потому, что им этого очень захотелось(хотя почему бы и нет?), а по случаю весьма трогательной заботы о себе.
        Эта забота обнаружилась в объявлении всеобщих каникул теми, кто должен работать больше всех по долгу службы и обеспечивать подобное рвение у остальных, на необъятной по территории и совсем непостижимой для понимания северной стране.
       Дракоша, видимо, поддавшись общему новогоднему настроению, забыл, что он огнедышащее чудовище, расслабился и долго находился в некоей нехарактерной для себя мечтательной прострации, грустно и томительно дыша прохожим в лица мокрым, тающим на щеке снегом.
        Такой невыразительный долгоиграющий снегопад в стиле “медленного вальса-ретро“, больше похожий на проливной освежающий холодный душ по случаю помощи “нежелезному“ организму в снятии последствий бурных праздничных возлияний, медленно и в разнобой все эти дни беспечно опускался на город с плачущего блеклого небесного купола.
       Это происходило до того момента, как у нового года в образе Дракоши появились зубы, и в связи с этим событием закончился младенческий возраст.
       Пришла пора стать серьёзнее и с чувством такта и расстановки, с извинением за некоторое опоздание, приниматься за выполнение своих непривычных прямых обязанностей, по ходу дела осваивая новое для себя студёное ремесло.
        Получив на благое дело небесное напутствие, известный персонаж сподобился сначала на  крещенские, а затем и на афанасьевские морозы.
        Подобно курьерскому поезду, постепенно вошедшему в график, на одной из стоянок отдышался, после чего появилась возможность вспомнить добрым словом прошедшую позднюю осень.
        Так уж повелось, что плохой летней погоды не бывает. Как и хорошей по сравнению с ней осенней.
        За очень редким исключением, когда, например, медленно кружащий в только ему знакомом укачивающем полёте желтый кленовый лист, напоминая долгожданное любовное послание, шурша от соприкосновения с асфальтом, покорно опускается под ваши ноги, создавая неповторимый ореол, пьянящие запахи и настроение золотой осенней поры.
       Сразу после неё в преддверии “таких несносных этих будущих холодов” чувство жалости к самому себе, похоже, становится обостренным до самого предела, хотя с их приходом в очередной раз будет очевидно, что не так страшен этот несносный чёрт, как его малюют.
       Но всё это будет потом, через какое-то время, тягучее и холодное, а сейчас - до весны “мне несчастному и всеми покинутому“ ещё так далеко, отчего оптимизм, настроение исчезают насовсем, не успев возникнуть.
      В таком состоянии даже при наличии малейшей, кажущейся несправедливости, на которую в другое время года и не обратишь внимание, порыв возмущения может захлестнуть не только тебя одного всего без остатка, заметно осложнив и без этого эмоционального всплеска твою непростую жизнь, но и других схожих по характеру людей.
       Может быть, поэтому многие аналогичные природные аномалии, объективно присутствующие в начале зимы в нашем жизненном пространстве, приводили к последствиям, казалось бы, никакого к ним отношения не имеющим.         

Глава первая.  У постылого экрана
       
        Боря, Боренька, Борюсик… Низкий приятный женский голосок витал по уютной квартире непременно находя своего единственного, рассеянного, постоянного слушателя, который в полудремотном состоянии по-домашнему развалился в удобном мягком кресле и отрешённо смотрел на экран телевизора.
       Всего несколько минут прошло с того момента, как этот ранее никогда не замеченный в привередливости телезритель и благодарный слушатель всего того, что незаметно влетает в одно ухо и быстро вылетает из другого, по имени Борис Аркадьевич, с лёгкостью неимоверной поддавшийся поветрию, неслыханному по своей дерзости среди сверстников, отдавших лучшие годы строительству социализма “в отдельно взятой стране“, именуемому беспросветная апатия на всё, что связано с осточертевшем до коликов в желудке пиаром о славных достижениях везде и всюду, почувствовал, что его терпение закончилось.
      Это поветрие в последнее время стало раздражающим фактором среди таких же, как он, не сменивших телевизор на бдение у компьютера, всеядных любителей смотреть по старой памяти на телеэкране всё подряд, без разбору, при этом время от времени медленно и спокойно засыпая. Без каких-либо беспокойств просыпаясь и продолжая всё в том же духе и без ограничений.
     Тлетворное влияние в действии, возникшее непременно на деньги Запада, а как же иначе, бюджетные деньги на эти цели не выделяют, состояло прежде всего в том, что Борис Аркадьевич отключил с помощью “лентяйки“ звук одной из таких “доставших за живое“ телепередач.
     Это было уже сродни вольнодумству, а поэтому исходя из логики новомодной регулируемой демократии могло быть неправильно истолковано теми, кто приставлен регулировать среднюю температуру по больнице и сигнализировать “куда следует” для принятия оргвыводов с целью поддержания единообразия.
     - Так не смотрел бы. Никто не неволит. Так нет! И он туда же. Одни критики вокруг. А толку что? Работать скоро станет некому. Да и негде. А в “этих” недостатка как не было так и нет. Туда бы им всем и дорога - несогласным. Известно куда. Семерым на одной удавке.
     Так обычно вёл себя внутренний голосок предполагаемого оппонента, бесследно исчезающего после каждых выборов почивать на лаврах со сладостным чувством исполненного служебного долга, а до этого момента  профилактически тюкающего, “как учили“, всё и вся вокруг с упорством, заслуживающим лучшего применения, причём в самое темечко, бесконечное количество раз.
       А пока на вахте у экрана даже самому терпеливому дяде Боре надоело слушать разглагольствования о том, как хорошо иметь много денег, ничего не делать и ни за что не отвечать. И как плохо, когда всё наоборот.
       Или о том, как скоро изберем сообща и тайно очередного самого умного и вертикального, непременно доброго барина, который будет временами наезжать, если что не так в нашей провинциальной жизни будет происходить.
      Вовремя сподобится и нас неумех наставит на путь истинный. А мы будем его покорно благодарить и отбивать низкие поклоны.
       Вот уж заживём тогда не нарадуемся при новой-то выбранной власти. Может быть, даже совсем скоро. Пуще прежнего, однако.
       Участники той самой последней сходки на безмолвном экране, ставшей последней терпеливой каплей, в вынужденном пантомимическом действии будто бы по мановению волшебной палочки продолжали выглядеть то нелепо, то в определённые промежутки времени весьма картинно, то совсем никак - ни хорошо ни плохо, что и требовалось ему, щёлкнув “лентяйкой“ от нечего делать, доказать. Не кому-то. Этого ещё не хватало - перед кем-то прогибаться. А самому себе, ненаглядному.
      И делал он это просто так, без всякой задней мысли, похоже, лишь для полного самоутверждения в своей с недавних пор идущей наперекосяк семейной жизни.
      Мимика и жесты телевизионных персонажей иногда так забавляли, что даже совсем переставали раздражать, напоминая наблюдение за многоцветными рыбками в аквариуме, безмолвными и от этого совсем своими или нашими, близкими по духу, группе крови и поведению.
     Но всё-таки с одним весьма существенным публичным недостатком - ничуть публику своими вытаращенными глазами и дрожащими хвостами не веселящими, что было бы совсем нелишним и, может быть, прикольным, а то получалась всё та же скукотища, как и от всего остального. Не от слишком большого ума придуманного.
      Настроение от созданного самим развлечения не разгонялось во времени, оставаясь к нему демонстративно нейтральным.
      А как-то вдруг пропавшие в какой-то чёрной дыре прожитые годы из-за ощущения некоего всеобщего тупого спокойствия казались всё более безвозвратно потерянными, и от этого становилось почему-то ещё тревожнее на душе. И безысходнее.
      В то же время как ни старайся лучше настроение в такой обстановке не становилось, так как для этого нужен был какой-то особый неординарный повод, который никак не находился.   
     А изменялось это самое настроение в так называемое время стабильности, будучи первой жизненной необходимостью, по-прежнему, в ставшем привычным будничном диапазоне - от унылого до совсем никудышного.
     Напоминая своей безысходностью, бесконечное движение маятника - без опоры в незнакомом пространстве.
     Тем не менее, несмотря на смурное расположение духа его реакция на обращение супруги была весьма учтивой и … слегка насмешливой.
     В связи с этой склонностью, примерно показательной для зрелых, немного со временем поблекших семейных отношений, но всё же вполне пристойных, при которых стороны умеют хранить уважительное отношение друг к другу.
     - Да, дорогая, я весь внимание.
      Одновременно с произнесением такого вежливого ответа, экспромтом была, непонятно зачем, быстро промурлыкана про себя, мало чего значащая колкость и комментарий к ней.
     - Какой ещё Борюсик. Блин.
     - Начиталась в Интернете, насмотрелась непотребного.
     - Я что ей - голубой… Хе-хе.
      После произошедшего потешного внутреннего диалога с самим собой тучный от недостатка физической активности и скучный из-за привычки всё свободное время на старости лет таращиться в телевизор отец семейства заметно взбодрился.
      Он мгновенно почувствовал своими фибрами-локаторами до занудности правильную мысль и от этого показавшуюся ему ещё более скучной о том, что не по правилам хорошего тона или не по понятиям, это кому какой коленкор больше нравится,  своё плохое настроение вымещать на близком человеке.
     К тому же если этот симпатичный и родной тебе человек ни сном ни духом не соотносится к твоему естественному не иначе как старческому возрастному изменению, которое и не вылечивается, и имеет свойство усугубляться, и плохо управляется к тому же.
     И вообще. Давно для себя надо было уяснить, что женщина от рождения такой же, как и ты, свободный человек и к твоему душевному геморрою никакого прямого касательства не имеет.
      Тем более как-то негоже придираться к ласковым словам, сказанным ею от чистого сердца и для общего спокойствия.
     После этих несложных умозаключений Борис Аркадьевич, считая себя в душе благовоспитанным джентльменом в ранге не ниже отставного козла-конферансье, как бы в своё оправдание за внезапно возникшие скабрезные мысли, которые хотя и не привели к злословию как к закономерному результату, но всё же не приноровились затронуть своим незримым крылом либидо его благоверной, нашёл силы не погасить в себе желание порадовать её тёпленьким заботливым словечком.
    Но, как это часто бывает при похвальных изящных устремлениях, не успел воплотить задуманное в реалии окружающей нас жизни по причине того, что почти сразу им был услышан знакомый певучий голосок.
      - Не ленись, дорогой, приходи покушай. Твои любимые лепёшки.
      - Что за лепёшки, почему…Что за придумки, с ним не согласованные?
     С трудом вспоминалось в очередной, раз что так они от самой свадьбы называли сосиски, запечённые в тесте.
    Почему именно так называли, а не иначе? Как-нибудь попроще, без затей, как у всех добрых людей вокруг, как принято у православных - сосисками в тесте, например?
     На этот вопрос даже затруднились бы наверняка оба вразумительно ответить, разумеется, если бы их об этом кто-нибудь и когда-нибудь спросил. Что также маловероятно.
    Может быть, вспомнился бы его неуёмный аппетит после настоящей, а не показушной, как у нынешних молодожёнов, первой брачной ночи, с успехом продемонстрированный на лепёшках, приготовленных молодой женой.
     Мало того, отношение к этому названию было характерным для лености их устоявшегося с годами образа мыслей и нежелания хоть что-то менять в своей жизни. Что вряд ли подлежит даже самому малому осуждению, а вот обсуждение его выглядит весьма занятно. 
     Более трёх десятков лет живя вместе, они так и не удосужились, примечательно что ничуть не сожалея об этом, задуматься над смыслом своих не только этих, но и других бесконечных, гладких, обтекаемых, бездумных слов произносимых ежедневно.
     Эти слова “по накатанной“ без смыслового начала, без его окончания, повторяются как бы в дело и как бы просто так, ради словца красного.
     По всей видимости, считая при их произнесении, что только так, по инерции, и должно всё быть, потому что по-другому быть не может.
     Как и не может быть по-другому, по поводу или без оного, в отношении всего, за что или за кого ни возьмись. Всего, о чём думать для себя они считали совсем необязательным.
     Тем более обращать внимание друг друга на нечто совсем незнакомое, что навскидку никак не заслуживало их благосклонного внимания и последующего обсуждения хотя бы накоротке.
     Всё тот же знакомый женский голос, продолжая жизнь на планете, комфортно перемещался в привычном ограниченном пространстве квартиры, давно став её неотъемлемой духовной частью. Он звучал как песня, что строить и жить помогает.
     - Потом начну готовить для молодых. А то им всегда некогда. Кто, кроме родителей, побеспокоится? Для нас нетрудно, а им приятно. Что-то ты сегодня, друг сердешный, совсем неактивный. Совсем как бирюк какой-то.
     Её привычное щебетание много лет существовало само по себе, особенно его не напрягая ни в каких смыслах, хотя интонационно на этот раз прозвучало совсем неубедительно.
      Ему почему-то последнее время стало всё больше казаться, что таким тоном, как его супруга, в случае необходимости упражняются в славословии неисправимые воришки и лгунишки.
     С ловкостью рук только что стибрившие что-либо по мелочи у хозяина, по доброте душевной предоставившего им работу и постоянный ночлег.
     Анологичным образом говорит разных мастей чиновничья братия, ведущая приём посетителей в какой-либо судной конторе, всегда уставшая от постоянных просьб и чужих проблем, судя по тону ответов понимающая, что изменить что-либо для просителей по существу они не в силах, а поэтому всё, чем они здесь за казённый счёт занимаются, не имеет никакого смысла.
    Иначе как в получении ими скромного чиновничьего жалованья, из-за которого, собственно говоря, они этим делом и приставлены заниматься.
     Или сытые и самоуверенные говорящие головы с экранов телевизоров. Непотопляемые,  как всегда, а поэтому потерявшие все реальные ориентиры своей вседозволенности.
     В отношении тех и других он не испытывал совершенно никаких положительных эмоций, стараясь одних при любых обстоятельствах обходить стороной, а на других не обращать сколь-нибудь серьёзного внимания.
     Пока это ему удавалось. С какими проблемами ему предстояло столкнуться в будущем, было совсем неинтересно. Об этом он старался не думать лишь по той причине, что люди, которые о них говорили, были для него несимпатичны и их он считал по сравнению с собой не больше чем лилипутами.
     Все они в его представлении имели в последнее время лишь одно страстное  желание убедить своих зрителей, слушателей, просителей и его в том числе в необходимости принятия бесконечных решительных мер, в которые они сами не верили в данный момент, никогда не верили в прошлом и не будут верить ни при каких жизненных обстоятельствах в будущем. Что, кроме них, никто на подобное не способен.
     С годами он всё больше убеждался в том, что всё имеющее в этой жизни какой-то смысл, ради чего, собственно говоря, и стоит жить на этой планете, зависит только от него самого и лишь в какой-то мере от окружающих людей, но ни в коем случае не от тех, кто рвётся с пеной у рта руководить людьми, расталкивая локтями остальных.
    От этих-то с его точки зрения нравственных лилипутов по его наблюдениям как раз и случается всё то поганое, отчего порою и жизнь как наказание, и настроение зашкаливает в зоне “пасмурно”.
     В любой момент грозя, однако, перейти в зону “буря” на житейском барометре, чего бы не хотелось прежде всего из-за боязни потерять элементарные комфортные условия проживания и банальной лени.
        Подойдя от скуки к окну, из которого вот уже более чем полвека можно было наблюдать одну и ту же оптимистичную картину постоянно расширяющегося детского городка, он обратил внимание на бродячего пса, который быстро, по-деловому пересёк их двор, энергично двигаясь только вперёд, причём почти ровно по одной линии, словно у него был глаз как ватерпас.
        Всем своим неухоженным видом бедолага показывал, что очень спешит куда-то туда, где его персону будто бы кто-то непременно ждёт и к этой встрече с ним готовится, хотя на самом деле нигде, никому и никогда он нужен не был. К своему великому собачьему сожалению.
        В это же время симпатичная ухоженная домашняя кошечка по одному ей известному зигзагообразному маршруту осторожненько назад - вперёд гуляла сама по себе на той же территории и чувствовала себя, судя по внешнему виду, куда более успешной и востребованной в этой жизни, имея завидную привычку никогда и никуда не спешить. Тем более так энергично и по одной прямой.
       Вот так и супруга Бориса Аркадьевича с её богатым воображением жила с ним рядом своей иной жизнью, диаметрально отличной от его. Не лучшей, не худшей а просто иной.
       Комфортно уживаясь с ним и радуясь всему тому, что доступно и доставляет удовольствие, считая, что в этом-то и состоит смысл её вполне востребованной жизни. Никогда даже в мыслях не подвергая данный тезис сомнению.
      Весь день она была поглощена любимым занятием третьего возраста, пытаясь в очередной раз представить в радужных тонах и с мельчайшими подробностями необъяснимое и желанное волнение, пик которого миновал десятилетия три тому назад.
     Это волнение возникало у неё от тогдашних грубоватых прикосновений Бориса, Бореньки, Борюсика, оставшихся навсегда в памяти как одно из самых возбуждающих воспоминаний молодых лет.
       Особенно желанно было воспоминание о его приближении в ответ на её неожиданное появление поблизости в незнакомых для обоих ситуациях.
       Как он всё время искал и находил возможность погладить её за талию или ещё за какую-нибудь мягкую и тёплую часть некогда вызывающе красивого и всегда желанного податливого тела.
       И как он никогда не обращал внимания на то, что обстановка могла быть совсем неподходящей для подобных чувственных порывов.
       Эти обстоятельства на полпути его никогда не останавливали, что её особенно в нём и восхищало, позволяя считать себя самой красивой и всегда желанной замужней женщиной. Находя в его действиях публичное подтверждение того, в чём никогда не сомневалась.
       В этот же день, в отличие от привычных грёз, она не слышала и не ощущала от мужа  так ей необходимого сиюминутного внимания к своему пополневшему с тех памятных времён телу, потерявшему часть своей былой привлекательности.
      Тем самым она считала, что была лишена всё ещё так ей необходимой ответной реакции на свои позывы наладить в очередной раз душевный и чувственный контакт, и была вынуждена заменять его реалии на всё более надоедавшую с каждым годом игру воображения.
      В связи с этими досадными обстоятельствами она раздражённо закончила свою словесную тираду.
      - Ну быстрее, идём за стол. Не задерживайся, а то темнеет рано... Ещё отнести лепёшки на их квартиру надо. Ты ведь у нас фон-барон, не понесёшь: 
      Даже не видя её лица, он почувствовал на себе укоризненный взгляд.
      - Да, разумеется, я не понесу. Угадала, как всегда, из трёх вариантов возможных ответов.
      Про себя в очередной раз подумал.
      - И не собираюсь относить её стряпню этому неисправимому лоботрясу и позёру. Такого определения заслужил их сынок двадцати пяти полных лет, никогда не подававший родителям радужных надежд по поводу своего желания чего-то добиваться в этой жизни, надеясь лишь на помощь родителей, но по-прежнему несмотря ни на что горячо любимый обоими. А с недавних пор при весьма трагичных обстоятельствах оставшийся единственным их чадом.
     Для родителей, же никогда не представлявших своего существования без постоянного  решения многочисленных семейных проблем, эти житейские испытания были настолько неожиданными, что повергли их в длительное и труднопреодолимое упадническое душевное состояние, какое часто бывает у ответственных людей, считающих себя лично виноватыми за всё неправедное, что происходит вокруг.
      Сынок, вернувшись из мест лишения свободы, за несколько недель нашёл для совместной жизни такую симпатичную и приветливую молодую женщину, что он начал всерьёз подумывать о том, что ничего в этой жизни не понимает.
     О такой невестке, после того что с сынком произошло, Борис Аркадьевич в своих даже самых оптимистических предположениях о его дальнейшей жизни не смел и мечтать.
      Она при знакомстве ему и жене заявила о том, что образумит их “несчастье” и поможет успокоиться после потрясений, шокировавших всех без исключения родных и соседей, создав современную, самостоятельную и процветающую молодую семью.
      Это было настолько неожиданно, что напоминало выигрыш в лотерею, и поначалу не хотелось верить, что так может быть на самом деле.
      Хотя предчувствие хрупкости возведённой конструкции присутствовало с первого дня,  оно его редко подводило, но на этот раз так захотелось поверить в чудо.
     Тем более что перед этим ожиданием скорого чуда были пережиты и не забыты события трёхлетней давности.               

Глава вторая. Женишок.
 
    Неудавшуюся свадьбу всё того же сынка запомнили все и надолго. А быть может, навсегда. После срочной службы тот вернулся тихо и неприметно.
   Первым делом спрятал на дальнюю антресоль солдатскую форму с голыми погонами, после чего неделю отсыпался, не выходя из квартиры на улицу. На все вопросы родителей и старшего брата следовали односложные ответы.
    - Всё нормально.
    - Не надо об этом.
    - Я знаю. Меня учить уже не надо.
    Первая недоступное пониманию произошла как-то рано утром. Борис Аркадьевич случайно заглянул в приоткрытую дверь в его комнату и не поверил своим глазам.
    Вместе с сыном под одним одеялом в обнимку с ним спали две незнакомки. Откуда они  взялись, он не знал и позвал полюбоваться на необычную картину супругу. Та старшего сына.
   После чего втроём молча сидели на кухне, пили чай, стараясь не смотреть в глаза друг другу. Далее, не потревожив сонную компанию, по-прежнему молча, каждый сам по себе, наедине со своими мыслями, отправился на работу.
   Несколько дней он задавал себе и жене один вопрос:
     - Я современный человек. Всё понимаю, но почему их было две.
     На этот вопрос Костик, так они все звали своего младшего, через некоторое время ответил своим вопросом.
     - А сколько их должно было быть?
     После чего посчитал разговор законченным. Лицезреть подобные сцены более не приходилось. Желания заглядывать в свою комнату домочадцам он отбил очень надолго, а возможно, что и навсегда. Им казалось, что после службы такое поведение вполне объяснимо и ничего особенного в этом нет. Мало ли чего в жизни случается. Была придумана, как казалось, классная отговорка.
      - Пусть другие стараются быть святее папы римского, а мы уж как-нибудь попроще. Как все остальные.
     Невеста ему нашлась очень быстро. Она не была участницей того самого постельного дуэта, хотя они были готовы ко всему, и к такому варианту развития событий в частности, но от этого было не легче.
     Оказывается, она с сыном училась в одном классе, но они не только не дружили в школьные годы, а демонстративно не замечали друг друга. За глаза придумывали друг другу обидные прозвища, которые хоть и не прижились, но имели место быть, что вряд ли могло быть подтверждением их симпатий друг к другу.
     Было совсем удивительно и неправдоподобно слышать, что оказывается, она его ждала из армии, но все близкие знали, что переписки между ними не было, как и никаких напоминаний о её существовании в предполагаемом качестве подруги защитника Отечества.
     Родители жениха и невесты, понимая друг друга с полуслова, решили не углубляться в эти взаимоотношения, руководствуясь известным универсальным на все случаи жизни принципом - “Лишь бы им хорошо было”.
          В глубине души каждый из них понимал, что никто никого ниоткуда не ждал. А учитывая, что многие молодые живут совершенно непонятным для старшего поколения гражданским браком или вообще не собираются жениться до пенсионного возраста, то решение своих жениха и невесты безоговорочно приветствовали несмотря ни на что.
          В качестве свадебного подарка купили им туристическую путевку на жаркие океанические острова. После чего все заинтересованные родственники в хорошем расположении духа стали готовить свадьбу по высшему разряду, придумывая всё новые забавы и справляя другие приятные хлопоты.
          Старались перещеголять друг друга и потратить побольше денег с каждой стороны. Благо, что их количество не уменьшили дефолты и прочие непредвиденные обстоятельства последнего десятилетия, предназначенные, по их мнению, для недальновидных людей, коими они себя никогда не считали.
         Также удивительно было и то, что родители наречённых в разное время работали друг с другом на различных производствах одной текстильной отрасли и в качестве начальников, и в качестве подчинённых.
         Поддерживали добрососедские отношения, поэтому свадьба предстояла именно семейная и как само собой разумеющееся долгожданное и выстраданное мероприятие.
         Лишь в одном вопросе не сходились концы с концами.
          - Как это мы сами до этого не могли додуматься?
          Именно так прямо и в полный голос не говорилось но постоянно подразумевалось, имея в виду все эти проклюнувшиеся жёлтыми комочками очевидные и не очень обстоятельства, ей сопутствовавшие.
          Казалось ясным как белый день, что не существует никаких причин, способных помешать предстоящей идиллии, и свадьба от зари до зари уже пела и плясала в чьём-то воображении во всю ивановскую.
         На эту тему даже думать с сомнением было несолидно, не то что говорить, языку было лень поворачиваться... А оказалось, что надо было быть повнимательнее и не выдавать желаемое за действительное.
         Всё хлопоты оказались напрасными, и лучше бы было для всех, если бы этой затеи с кольцами и фатой не было бы и в помине.
         Вот такие настроения в конце концов взяли верх, и каждая из заинтересованных сторон стала стараться забыть буквально всё, что совсем недавно и веселило, и умиляло, оставшись в памяти двумя фразами.
           - Надо же какая незадача… Кто бы мог подумать?
           На практике все убедились, что нынешняя молодёжь не зря прикалывается, напоминая, что когда у кого-то хорошо слишком что-то складывается, то это неестественно и неправдоподобно, а поэтому чаще всего с огромной долей вероятности нехорошо заканчивается.
           Накануне свадьбы, по общему мнению, благоразумнее всего молодым, а ещё лучше каждому самому по себе отдыхать, ”копить здоровье“.
           Не очень благоразумно устраивать мальчишники или девичники, но всё это, как говорится, дело вкуса или кому что нравится.
           Костику же захотелось совершить “подвиг“, которому, как известно, всегда есть место в жизни.
          Сразу после того как случайные знакомые, примерно его возраста, с которыми он только что познакомился в пивном баре, взяли его на “слабо“ при расслабухе, именно в тот момент, когда всё на личном фронте складывалось настолько хорошо, что терялось ощущение жизненных реалий.
         Через полчаса компания под пивными парами и с явно нешуточными намерениями тормозила автомобиль у офиса, где не так давно работали родственники горе-жениха, распустившего накануне свадьбы павлиний хвост.
         Дверь ему открыла сонная охранница и приветливо поздоровалась. Его случайные знакомые без лишних разговоров её связали и заклеили рот скотчем.
         Из служебных кабинетов вынесли компьютеры, другую оргтехнику. В одной из комнат оказался склад, заваленный рулонами ткани, которую быстро загрузили в микроавтобус, на котором приехали. Потом последовала команда.
         - Всё. Сваливаем.
        Когда Костик проходил мимо связанной охранницы, её лицо было красно-лиловым. Ему стала её жалко, и он решил её развязать.
         Тут уже новые знакомые взяли его под “белы рученьки” и препроводили в транспортное средство. Уже по его команде поехали в гараж на окраину города, который принадлежал  отцу и тот построил его про запас, рассчитывая, что подрастут сыновья и он лишним не окажется.
       По пути с “удачного дела“, пребывая в хорошем расположении духа, купили в киоске спиртного, закуску и без проблем разгрузились в гараже, после чего уютно расположились в кружок на награбленном имуществе и начали праздновать поначалу успех лихо закрученного бандитского набега, впоследствии оказавшегося совсем безнадёжным делом, даже без теоретических шансов на успешное его завершение.
       Продолжить выпивку не удалось. В дверях гаража совершенно для них неожиданно появилась группа захвата полицейской дежурной части.
       Не заводя с ними никаких разговоров, их жестко посбивали на землю, в очередной раз продемонстрировав уверенные навыки приемов боевого самбо при исполнении служебных обязанностей и, не церемонясь, заставили лежать лицом вниз.
      Наглядно продемонстрировав, и на этот раз весьма успешно, кто же на самом деле в городе хозяин.
       Надев наручники, отвезли в ближайший отдел, где поместили в пресловутый обезьянник, не изолируя друг от друга, понимая, что договариваться между собой подельникам бесполезно.
      Ничуть не сомневаясь, что задержанные отправятся в места не столь отдалённые со стопроцентной гарантией.
       Задержание могло произойти ещё быстрее, но хитроумные полицейские по просьбе многоопытного следователя, немало повидавшего на своём служебном пути, не стали торопиться, чтобы разбойники в дальнейшем не “соскочили с крючка” ни при каких обстоятельствах.
      Это было похоже на спокойствие удава, под взглядом которого кролик медленно, но верно шагает ему в пасть.
     Дождались, когда они разгрузились, чтобы уже никакие словоохотливые и придирчивые к чужим процессуальным погрешностям адвокаты не смогли помочь им уйти от ответственности.
      Помогла  в раскрытии преступления по горячим следам пожилая жительница дома, расположенного напротив места разбойного нападения.
      Ночью ей не спалось. Привычно в эти ночные часы ныло сердце. Выпив лекарство, она подошла к окну и увидела, как молодые люди совсем непохожие на грузчиков и тем более на офисных работников, загружают автомашину, не укладывая товар, а бросая его, как ни попадя.
     Для ночного времени это было тем более весьма подозрительно. Во всяком случае никогда прежде из окна своей квартиры она таких сцен по ночам не наблюдала.
     Позвонив по известному номеру телефона, она сообщила полиции о наблюдаемом ею из окна квартиры возможном пренеприятнейшем для кого-то происшествии.
    На сердце у неё почему-то сразу отлегло, и она, как только легла на кровать, сразу уснула крепким здоровым сном младенца.
     Полицейские, получив тревожное сообщение, действовали вполне оперативно. Они вели разбойников через весь город, фиксируя маршрут следования и задержали именно тогда, когда сочли для себя необходимым.
     Охранницу пришлось госпитализировать. Больше всего её поразило то, что одним из её обидчиков стал Костик, которому, не раздумывая, в нарушение инструкции, открыла входную дверь.
     На свою беду увидев, сразу вспомнила, как тот, будучи школьником, иногда заходил к отцу на работу.
     Она и в страшном сне не могла себе представить, что он таким бесцеремонным образом будет грабить коммерческую организацию, которую отец много лет создавал и посвятил ей лучшие годы, хотя на тот момент занимался другим делом.
     Назвать сообщение о случившемся с женихом эффектом разорвавшейся бомбы - значит почти ничего не сказать.
     Люди просто не хотели верить. Едва услышав начинали махать руками в сторону сообщавшего. Подчас ставя того в неловкое положение.
     - Всё! Хватит говорить. Я не хочу ничего такого слышать. Этого просто не может быть. Нечего на приличную семью напраслину наводить. Постеснялись бы.
     После случившегося Борис Аркадьевич первым делом срочно продал злополучный гараж, надеясь на вырученные деньги договориться со следствием и вызволить непутёвого сыночка.
     Оказалось, сделать это даже за хорошие деньги стало непросто. Ему популярно объяснили, что времена изменились. Полицейские стали получать вполне приличную зарплату и рисковать остаться без должности никому из них не надо. Себе дороже.
     - Поэтому извини, мужичок, ошибся адресом.
     Раз лобовая атака не получилась, был придуман обходной маневр. Когда-то ещё до современных экономических реалий, в  незапамятные советские времена, он был помощником управляющего солидного главка и бессменным секретарём парторганизации этого ведомства.
     С ним поддерживал приятельские отношения представитель силовой структуры, просивший не афишировать их отношения и соблюдать определённую конспирацию при передаче интересующей его информации.
     С первым секретарём тогдашнего райкома партии этот вопрос был согласован, поэтому Борис Аркадьевич спокойно к этим дополнительным обязанностям относился, не считая их чересчур обременительными, тем более что за это в конверте иногда получал неплохие премии из неизвестного ему источника, которые не бывали лишними в семейном бюджете.
     Моральная сторона банального стукачества на сослуживцев, включая доверявшего ему безраздельно всемогущего по тем временам шефа, его мало интересовала, поскольку удобной на все случаи жизни была фраза, ставшая почти заклинанием его поколения:
     - Не воруй - не сядешь.
     А то, что настойчивые просьбы, которые нельзя было не исполнять, частенько носили шкурный характер, воспринимались спокойно, без истерик, присущих согражданам с неустойчивой психикой, готовыми, услышав слова “агент”, “резидент”, в порыве благородного протеста “лезть на стену”.
      Главк имел солидный ведомственный жилой фонд, в том числе и новостройки, и делиться жильём с сильными мира сего их негласно приучили, под шумок можно было порешать и свои дела – наделить жильём, которое лишним никогда не бывает, родственников, знакомых, любовниц, наконец.
     Нахлынувшие как майские дожди рыночные отношения в одночасье сломали всю плановость руководства весьма оборотистой промышленной структуры, не создав ничего взамен.
     Совсем скоро и от самой отрасли осталось жалкое подобие, так что делить стало совсем нечего, после чего в одночасье Борис Аркадьевич стал не нужен совсем никому, тем более своему секретному прежнему радетелю чистоты “государевых интересов“.
    Борис Аркадьевич вспомнил, как тот, пребывая в хорошем расположении духа после получения от своего источника как раз того, что хотел, недвусмысленно напомнил, чтобы он, “если что“, никогда не сомневался в том, что ему, как всегда, помогут, мол, бывших агентов не бывает.
     То, что для него наступил именно тот случай, когда отступать уже некуда, сомнений не вызывало, и он разыскал своего знакомого.
     Тот долго, не перебивая, слушал о всех обстоятельствах случившегося, лишь задавая уточняющие вопросы. После чего сказал, чтобы принёс деньги, в сумме которой располагает, и отныне поменьше болтал о том, что произошло с сыном.
    ”Помочь“ в полном объёме оказалось делом неподъёмном даже для представителя такого неслабого ведомства.
    Следователь не зря принял дополнительные меры для сбора доказательств ещё на стадии совершения преступления, словно обладал даром предвидения.
     Подельники Костика, как оказалось, уже отсидевшие по малолетке, быстро смекнули, что самое то прикинуться шлангами. Понимая, что лоха, которого они пристегнули к криминалу, будут вытаскивать несмотря ни на какие реальные обстоятельства.
    Они с первого допроса в один голос доказывали, что были лишь пассажирами автобуса и ничего криминального не совершали, заходя на работу к случайному знакомому по его просьбе. А охранница, дескать, непонятно чего испугалась и сама себя привязала к стулу.
    Учитывая тяжесть совершённого преступления, Костик всё же получил тюремный срок, хотя он и был назначен ниже нижнего предела, предусмотренного статьёй Уголовного кодекса.
    Это всё, чем отец сумел помочь за немалый гонорар. Правда, вышел Костик из заключения намного раньше, условно-досрочно за примерное поведение, хотя был одним из самых дерзких нарушителей режима в учреждении подобного типа.
    После освобождения местная братва сразу определила его смотрящим в районе по месту его жительства. Он не заставил себя долго уговаривать.
    Его бывшая невеста незадолго до его возвращения вышла замуж. Её муж был намного старше, но, после того как с ней поступил Костик, она была готова выйти за кого угодно и была рада любому представившемуся варианту.
    Когда бывший жених ей позвонил в надежде на встречу или хотя бы доверительный разговор, то получил чёткий и продуманный до мелочей ответ, что ни при каких условиях и ни при каких обстоятельствах она его больше ни знать, ни видеть не хочет и чтобы он забыл даже как её зовут.
     Это было для него хотя и неприятно, но большой неожиданностью не стало. Он допускал возможность такого отношения к себе, тем более что за время его нахождения за колючей проволокой она не ответила ни на одно его письмо.
     Передачи ему возил Борис Аркадьевич, к которому руководство колонии относилось весьма доброжелательно и всячески сочувствовало, но ему от этого было совсем не легче.
    Ему временами казалось, что Костик - это не его сын, а другой человек, самоуверенный и расчётливый, которого ему подсунули вместо сына, но он каждый раз отгонял эту мысль и никому о том, что она его посещает, не говорил.

Глава третья. Фаэтон
 
     Что было то было. О плохом лучше всего не вспоминать. Хорошо бы. Кто бы спорил. Наверное, не менее хорошо, чем быть богатым и здоровым.
    А если вспоминается? В молодые годы удавалось не то чтобы забывать, а и вовсе не задумываться над тем, что ты, бедный и гордый, сидишь в кабаке с последним червонцем и отчитываешь официанта за недочёты его халдейской службы.
     Единственное, о чём тогда мог вспомнить между первым и вторым тостом, так это на первый взгляд проходную реплику в свой адрес всегда приветливой с ним, прошедшей огонь и воду соседки, никогда не унывающей несмотря ни на какие мутные брызги.
      - Счастливый человек не тот, у которого много денег, а тот, который, садясь в такси, не переживает, что за эту услугу придётся платить. Молодец, Боря, лихо ты вчера к подъезду подкатил на фаэтоне.
      - Это мы можем. Это нам только давай. Этому нас учить не надо. Сами кого угодно научим.
      - Ну ладно, хватит прикалываться, я не об этом. Ты бы видел, как у всех придомовых сплетниц подбородки от неожиданности отвисли. Одна с открытым ртом простояла, пока ты в подъезд не вошёл. Давно их так никто из молодых да ранних не учил. Ты им не слабо тему для пересудов подкинул. Пусть теперь все знают, с кем имеют дело. А то попривыкали вашего брата под одну гребёнку чистить кто во что горазд. Твой фаэтон это, дружок, по-нашему. Зачётно получилось.
     Сегодняшний балласт воспоминаний это совсем другое дело. Нет былой лёгкости, воздушности, свежести. Куда всё делось, понятно, но от этого не легче. Тянут тягучие мысли на дно. О движении вперёд, честолюбивых планах уже речи не идёт. Не до жиру, быть бы живу.
     Вновь каким-то доселе неведомым чувством, обострившемся после выхода не пенсию, Борис Аркадьевич одёрнул себя, не давая окончательно раскиснуть.
     В очередной раз вспомнил, как когда-то любимая учительница снимала корону с его головы. Был он “сливкой” класса. Знающим себе цену отличником, а по этой причине весьма заносчивым учеником. Его величеством. Так она его один на один называла.
     На самом деле подавал он хоть и призрачные, но всё же имевшие место быть, по мнению опытных педагогов, неординарные возможности, подлежащие дальнейшей, не менее упорной, чем до этого, работе над собой.
      Но случилось то, что бывало в большинстве подобных ситуаций и никого не удивило. Учёба через не могу отсутствовала, и стал он знающим успешным инженером без претензий на собственную исключительность.
     Поначалу казалось, что двое сыновей хоть как-то компенсируют его нереализованные возможности карьерного роста. Но он быстро понял, что об этом можно лишь мечтать но и это очень быстро надоело.
     Более актуально звучала больная семейная тема с трагедийными мотивами. Она каждый раз напоминала совершенно напрасный прокол ржавым гвоздём своей больной мозоли.
     Ответ на заданный ранее вопрос Борис Аркадьевич произнёс громко, чтобы жена обязательно услышала. Получилось почему-то скучным и виноватым голосом.
      - Слава богу что всё обошлось, во всяком случае пока, хотя могло быть так, что куковали бы мы с тобой, мать, свою старость, от которой никуда не денешься, одни и до морковкина заговенья.
      Сам не зная, почему, уже сорвавшимся голосом, последние слова произнёс тонким фальцетом и быстро оказался за кухонным столом, куда давно был приглашён и где на тарелке лежала его любимая еда - всё те же лепёшки, как притча во языцах. К такой еде он настолько привык, что не представлял, как можно питаться иначе.
     Пока он трапезничал, супруга тряпкой, намотанной на швабру, наводила порядок в прихожей, а когда он направился назад на своё постоянное место у телевизора спросила:
      - Что такой невесёлый, может, чего болит?
      - Да нет.
     Ответ как ответ. На этом можно было диалог закончить, но, учитывая возрастную особенность пенсионера говорить длинно, продолжил:
      - Хотя особо хвастаться здоровьем дело неблагодарное, но пока более-менее. Чего и всем желаю. Вдруг на лице сквозь серьёзность и усталость стала пробиваться улыбка.
      - Помнишь, что Никанорыч на юбилее сказал? Если после полтинника ничего не болит, значит скоро коньки откинешь.
      Не слыша от неё никакого продолжения разговора, хотя и не хотел, но стал жаловаться на жизнь. Не уточняя на что конкретно, лишь изливая душу.
     - Ну ты подумай, всю страну обманули. С этими выборами. Будь они неладные. Да я ещё тут на старости лет в прицепном вагоне оказался.  Обещали немного заплатить. За агитацию. Деньги лишние не бывают.
     Тут его разговор был поддержан:
     - Это уж точно. Но нашёл, о чём переживать. Голодные никогда не были и не будем. Надо же. Я уже об этих выборах и забыла, а о новых и думать не собираюсь. А то, что пообещали да не заплатили. Так что нас с тобой государство первый раз обманывает? И не в последний. Удивительно, когда они ещё хоть как-то более-менее  слово держат. Помнишь, как раньше говорили. Главное - не как на производстве на самом деле, а главное - мнение о себе создать. Вот и досоздавались, что всё развалили, под корень.
     - Да не про государство я, а про партию, чтоб она скисла. Это не одно и то же.
     - Ну, конечно. А то. Что они думают, что мы глупее их, что ли. Все они из бюджета народные денежки пользуют. Не свои же.
     - Ну это уж точно.
     -Все они там наверху заодно.
     - И с этим готов с тобой согласиться. Так ведь скоро ещё одни выборы.
     - Так ты что опять на те же грабли? Я лично нет. Как там у Шолохова? Будя. Побыла.
     - Ты ведь раньше активной была, всегда агитировала за что-нибудь.
     - То, милый, раньше. А то теперь. Не хочу на эту тему даже разговаривать. Пустое всё. На правителей да их причандал внимание обращать. Вспомни историю. Истинная интеллигенция никогда с правителями вась - вась не жила. Перетопчутся и сейчас. Больно чести для них много. И так хоть телевизор не включай. Всё их говорящие головы в ящике что-то долдонят, чтобы мы поверили, какие они пушистые. Спрашивать с них надо побольше, кто ворует, с того три шкуры драть, а не эти сказки слушать. Вот за Костика вся душа изболелась. Как бы чего не случилось. Хватит с нас уже.
    - Да всё нормально будет.
    Сказал и не поверил своим словам её супруг.
    После чего продолжил энергично говорить и жестикулировать. Со стороны могло показаться - солидный мужчина сам с собой разговаривает.
    - Встречался с нашими мужиками. Ну из бывших управленцев. Так они в один голос. Как же ты, Боря, стал перевёртышем. Таким убеждённым партийцем был, лучшим секретарём первичной партийной организации по молодости. Вдохновляющим и направляющим…
     Я понимал, что разыгрывали они меня, хоть и по стопке выпили, но по делу говорили, поэтому и задело. Отшутиться бы, как всегда, ан нет, всерьёз в дискуссию ввязался.
     А они дальше - больше.
  - Новой власти, говорят, поверил, а она людей обманывает. Мы это всё уже давным-давно проходили, нас на мякине не проведёшь. Хотя понимаем, что ты ни в чём не виноват, за чужое похмелье не ответчик, но нехорошо как-то. В таких ситуациях белые офицеры брали именной пистолет с одним патроном и закрывались в комнате. А уж когда духа не хватает, то хотя бы втыкали штык в землю.
  - Ну хватит самобичеванием заниматься. Супруге разговор перестал нравиться.
  - Этого ещё не хватало. Кто это всё организовал, спит спокойно, деньги не лишние, не пахнут и никаких угрызений совести не испытывают. Ну и что? Что ты куда-то там вступил. И что теперь. Это всё для молодых. Им по карьерной лестнице карабкаться надо. А нам с тобой покой измученной душе отыскать. Да пожить побольше. Сколько уж, на небесах определят.
  - Всё ты правильно говоришь. Никогда никаких выборов по совести не было. Хотя грамотные да толковые всегда пробивались на руководящие должности.
  - Дело ещё и в том, что многие сами не хотели пробиваться и не хотят сегодня, так как много работать на таких должностях надо, а это не всем нравится. Помню, вызвал меня к себе первый - он за область отвечал. Это когда мне недолго директором пришлось быть, да ты знаешь.
  - Говорит, сколько, Борис, у тебя врагов, квартала не пройдёт, чтобы на тебя жалоба в обком не поступила. Каждый твой шаг контролируют. Многим твой стиль работы поперёк горла.
 - Я подумал, почему так. С товарищами посоветовался. И знаешь, к какому мы общему мнению пришли? Ты сам работаешь на износ и от подчинённых этого же требуешь. А они, твои подчинённые, всё что угодно могут тебе простить. И так называемых бывших школьных подруг в рабочее время.
   Он как бы невзначай мельком посмотрел прямо в глаза.
  - И выезды на служебном транспорте на “зелёную“. И сауны, охоту и все прочие вольности, как у всех нормальных мужиков, между прочим. Мы тоже об этом всё знаем. Красную папочку соответствующая служба регулярно приносит. Ещё раз повторяю:
  - Тебе,  мне и всей нашей команде никогда не простят того, что мы людей заставляем работать на износ. Это ждать бесполезно. Этого никогда и никто не простит и будет делать всё, чтобы от нас избавиться под любым предлогом.
  - Поэтому всё нормально. Иди работай спокойно, но оборотов не сбавляй.
    Тогда, в советские времена, хотя бы понятно было, что если будешь на совесть работать, то всё у тебя будет всегда в порядке и тебя в любых инстанциях защитят. А сейчас ведь что? Все рвутся наверх. Во власть. С единственной целью. Как можно меньше работать. Жить в своё удовольствие. Воровать, конечно, как же без этого. Это даже не обсуждается. А вот теперь ответь мне на вопрос: “При таком подходе разве можно честно какие-нибудь выборы выиграть?”
   - Конечно, нет. Это каждому понятно. Только путём обмана, пиара и прочих непотребных вещей.
   - А что - нельзя по-честному? Конечно, можно. Надо только захотеть. С этого начать. А жизнь она подскажет сама, как надо дальше действовать. Любой претендент на власть должен быть поставлен в такие условия, что его уважать будут только тогда, если он не будет путать свой карман с государственным. Вот через сколько лет это до меня дошло. А раньше я считал, что это всё устаревшая агитка. Нет, извини-подвинься, всё так и есть на самом деле.
   - Уж больно ты глубоко копаешь. Хотя, может быть, давно так было надо?  Видишь, как у нас с сыновьями получилось. Росли, как у всех. А выросли - так и не смогли вместе жить по хорошему. Неужели так может быть?
   -Ладно, мать, не реви. На день Десантника пойдём на кладбище, там можешь реветь сколько угодно. Я сам, ты знаешь, без слёз не ухожу. Да ладно об этом.
   - Борь, а может, правда, что люди говорят? Не от службы это случилось, а Костик дружков подговорил?
   - Если так думать, так лучше совсем не жить. А потом когда тебе люди что хорошего о нас говорили. Вспомни-ка. Я всю жизнь гуляка, ни одной юбки не пропускаю. О тебе то же самое. Кому верить-то. Пусть под свой нос побольше смотрят. А мы сами без них разберёмся. Люди.
    Борис Аркадьевич разошёлся не на шутку, чувствовалось, что тема задела его за живое на всю оставшуюся жизнь.
    - Люди это одно название. Помню девяносто первый год. Путч. В Москве такие страсти разгорелись, а у нас тишина, никому ничего не надо. Проезжал мимо почтампта, так на нём даже часы остановились. Завести некому. Или ещё раньше известный наш кинорежиссёр из Юрьевца такое классное кино сделал, привёз в наш город, родной ему, премьеру организовали, так с половины фильма чуть не половина зрителей ушла. Демонстративно вставали и уходили. Стыд и позор. Серость свою показали. У меня до сих пор этот деревянный стук кресел кинотеатра “Великан“ в ушах стоит.
     - Люди. Если их слушать, так скоро с ума сойдёшь.
     - Борь, да ладно на людей нападать. Может, они-то нам ничего плохого не делали, а мы сами чего-то недоглядели

Глава четвёртая.  Борисыч
    
      Поведение Олега, старшего сына Бориса Аркадьевича, никогда не вызывало у него никаких нареканий и с небольшой натяжкой можно было считать примерным. По примеру отца в школьные годы занимался самбо. Хотя заметных спортивных результатов не достиг, но постоять за себя научился.
     Однажды показал отцу болевой приём, после которого тот по борцовскому правилу хлопнул несколько раз свободной от захвата рукой по ковру, что означало успех соперника.
     После этого в отношениях совсем перестал присутствовать возрастной барьер, что каждый мог записать себе в актив.
     После окончания школы Олежка, как ласково называли его родители, решил не поступать в институт, а отслужить по призыву в Воздушно-десантных войсках.
      Отец узнал в военкомате, что по разнарядке в этот род войск требуются всего несколько человек из призыва. Непременно с отменным здоровьем, без комплексов. Недостатка в желающих никогда не наблюдалось.
     Так случилось, что, когда пришло время служить Борису Аркадьевичу, его безоговорочно комиссовали с белым билетом.
     Будучи школьником, зимой на рыбалке провалился под лёд, после чего перенёс серьёзные осложнения, которые, несмотря на его большое желание надеть солдатскую форму вместе с одногодками, не позволили этого сделать.
    Но будучи по характеру натурой впечатлительной, тем не менее, особенно в молодые годы, постоянно испытывал из-за этого облома некий душевный дискомфорт, который можно было принять за комплекс неполноценности.
    И хотя отношение молодежи к службе за незаметно как-то пролетевшие более чем два десятка лет изменилось, для большинства она перестала быть не то чтобы престижной, а вообще стала совершенно неприемлемым, пустым времяпрепровождением, и любые рассуждения на подобные темы считались лишними, он остался при своих убеждениях по этому поводу.
   Хотя ко многим жизненным проблемам он относился совершенно равнодушно и считал такое своё отношение абсолютно правильным и адекватным.
   Только вот это изменение не в лучшую сторону с отношением к исполнению воинского долга призывниками весьма болезненно переживал, хотя никакого, казалось бы, непосредственного отношения к этому не имел и мог бы совсем не заморачиваться.
   Он полагал, что всё произошло явно не на всеобщее благо, а раз так, то никогда и не могло быть для него заслуживающим одобрения.
   Все эти годы по-прежнему считал, что сыну необходимо пройти это нелёгкое и почётное воинское испытание за себя и за него.
   Кто бы там чего ни думал по этому поводу, вполне соглашаясь и с теми, кто имел противоположное мнение на сей счёт.
    Для него было вполне обычным делом считать, что если есть такая возможность задним числом что-то изменить для благозвучия хотя бы, то почему бы не украсить историю семьи и устранить досадную неловкость, связанную с его персоной.
    Олегу с детских лет всегда хотелось подкачать мышцы, чтобы тело приятно пело от избытка силы.
    Пока же, несмотря на все старания в школьные годы, добиться страстно желаемого результата не удавалось.
    Не помогали регулярные тренировки и раздельное питание в первую очередь. Применять различные добавки, стимулирующие мышечный рост, отец не разрешал, а стать настоящим мужиком, качком в тельняшке, каким в его представлении был десантник, было для него по этим и другим причинам на тот момент важнее всего.
    С институтом всё давно было ясно и понятно. Никогда не было завышенных самооценок применительно к собственной скромной персоне и в связи с этим стремлений доказать кому-то, что он может достичь путём развития своих умственных возможностей чего-то такого особенного, что другим не под силу.
    Он по примеру отца хотел получить диплом инженера-механика, первые практические навыки были получены в гараже и при ремонте квартиры, который всегда проводился своими силами. Конкурс в институт на эту в последние годы совсем непрестижную специальность был минимальный. Проблем с трудоустройством после окончания “выше крыши”, поэтому торопиться с поступлением особенно было некуда.
    Армейская жизнь для него после всех армейских формальностей началась в присущем ей плановом порядке.
    Получив из воинской части приглашение на торжественное мероприятие-принятие сыном присяги, Борис Аркадьевич по приезде с интересом познакомился с бытовыми условиями и организационными основами жизни воинского подразделения.
    Отцы-командиры также произвели на него благоприятное впечатление. Молодые, уверенные в себе и в возможностях его сына, что льстило самолюбию и не вызывало ни малейшей тревоги за его будущее.
    Он ещё несколько раз посещал этот военный городок, и у него складывалось ощущение, будто бы он сам проходил службу по призыву. А когда Олег уже в звании сержанта крутил для него на турнике солнышко, то был от радости за него и за себя на седьмом небе.
   Самая большая неприятность, из-за которой и ведётся это бытописание, случилась с ним незадолго до окончания службы.
   При обучении молодого пополнения, которое пришло к ним в часть на смену дедам,
произошло то, что перевернуло всю жизнь их семьи, так и не позволив ей выйти из критической ситуации.
   Или кто-то что-то не доглядел, или у кого-то не хватило силы воли, или было просто роковое стечение обстоятельств, об этом Борис Аркадьевич достоверно и подробно так и не узнал.
   Кроме того, что при своём последнем учебном прыжке с парашютом Олег попал в критическую ситуацию, как смог вышел из неё, помог спастись молодому новобранцу, но тем не менее очень болезненно ударился о землю.
    Проходить длительный курс лечения в госпитале не захотел, так как пришёл приказ о его демобилизации по окончании срока службы, уговорил лечащего врача отпустить его домой, обязуясь выполнять все предписания.
    На эмоциональном подъёме молодой организм приглушил болевые ощущения, и, приехав домой, он несколько лет чувствовал себя вполне нормально, однако, отдаляясь по времени, последствия серьёзного удара о землю всё больше давали о себе знать, как бы он ни храбрился, их не замечая, непонятно что доказывая самому себе. Хотя всё складывалось поначалу вполне благополучно.
    Он сразу после демобилизации устроился на работу, как и планировал, без проблем поступил на вечернее отделение института и всё чаще стал задумываться над тем, что пора создавать свою семью.
    Был он приметным, выше среднего роста, на вид крепким парнем, в случае необходимости мог волевыми усилиями заставить себя решать любую стоящую перед ним задачу. Но что бросалось в глаза с того момента, как мать его первый раз увидела после службы, так это постоянная, какая-то нездоровая бледность.
    С той поры это её серьёзно тревожило, а после того как она всё-таки выведала у мужа о случившейся с сыном на службе трагедии, то услышанная новость не давала ей спокойно спать по ночам и в голову постоянно лезли нехорошие мысли.
     Материнское сердце не обманешь. Её никогда не покидало ощущение кого-то рокового предчувствия, которого она очень боялась и постоянно ходила в церковь к своему духовнику, чтобы попытаться отвести от семьи роковую угрозу.
     Но, видимо, недуг телесный пересилил душевные усилия и всё же случилось то, чего она больше всего опасалась.
     Хотя после службы гражданская жизнь проходила совсем неплохо, во всяком случае не хуже, чем у большинства сверстников.
    Многие матери его одноклассников при встречах в один голос ей говорили:
    - Олежка-то какой вымахал. Выучится - обязательно большим начальником будет. А почему бы и нет. У него на лице написано. Серьёзный. Лицо интеллигентное. Как на духу тебе скажу.
    - Мой-то хоть и одних с ним годков, но в сравнении простоват, куда ему.
    - Отец-то, небось, поможет. Надо его продвинуть.
    - Таких, как он, и надо. Молодых. Порядочных. Совестливых, одним словом. А не жуликов разных, вон их сколько вокруг развелось. И молодых среди них немало. Один на другом сидит да третьим погоняет.
     Личные отношения сына сложились для неё неожиданно, но она была рада и такому их развитию.
     Олег познакомился с женщиной, которая была старше его почти на двадцать лет, её дочь была первокурсницей вуза, в котором он учился. Поначалу они скрывали свои отношения, и это им долгое время удавалось.
     Она была предпринимательницей и находилась в деловых отношениях с фирмой, в которой Олег работал менеджером. Она уступила его настойчивости и с удивлением почувствовала при интимной близости, что стала его первой женщиной.
     Это было неожиданно, но не более того, хотя она делала всё, на что была способна, чтобы он всегда оставался ею доволен, и не позволяла себе других увлечений, хотя не с меньшим удивлением замечала, что чем становилась старше, тем больше мужчин обращали на неё внимание и были не прочь продолжать отношения.
     Как она это себе объясняла - ежедневные занятия гимнастикой и оздоровительным бегом явно шли ей на пользу.
     Видя, как он привязался к ней и не замечает сверстниц вокруг, а их, желающих выйти замуж, было немало, стала сама знакомить его с симпатичными, как она предполагала, небалованными девушками из хороших семей, надеясь, что её поклонник увлечётся кем-нибудь из них, женится и всё у него будет хорошо. Как это и должно быть в его возрасте. Чего она совершенно искренне ему желала.
     После неудачного для себя замужества, которое, как она считала, закончилось разводом только по её вине, она допускала возможность нового брака только с мужчиной старше себя.
     Воспитывать чужих детей было для неё не проблемой, а вот уже иметь своих всё же поздновато, хотя и такой вариант при определённых условиях считала вполне допустимым.
     Появление на горизонте Олега она сначала никак не воспринимала.  Потом как некое недоразумение. И лишь спустя довольно-таки продолжительное время стала всерьёз задумываться о таком повороте в своей личной жизни.
    Бывший муж почти сразу после развода женился на совсем молоденькой жительнице поселения с её малой родины, где они жили до переезда в областной центр, и у них уже было трое своих детей.
   Главное, что вёл он себя в новом браке очень достойно, между прочим, все эти годы поддерживал добрососедские отношения с её родителями, что наводило её на мысли о том, что как-то не так она свою семейную жизнь строила с самого её начала.
    Пристроить Олега к сверстнице или совсем юной избраннице она хотела прежде всего потому, что очень хорошо к нему относилась, но в своих чувствах она постоянно ощущала некое материнское начало, и это её пугало, так как она никогда ни с чем подобным не сталкивалась, а поэтому считала, что так не должно быть.
    Почему? Такого вопроса она себе не задавала, считая, что есть некие определённые правила, нарушать которые женщина не должна ни в коем случае и обсуждать их ни с кем не стоит.
    Также она, проведя школьные годы в сельской местности, стеснялась людской молвы, осуждения.
    Полагая к тому же, что этого в её жизни произошло уже предостаточно и нелицеприятные слухи о ней и так слишком далеко разлетелись.
    Но в то же время она была очень искренне удивлена тёплому к себе отношению родителей Олега и даже отказывалась верить в это, считая, что всё показное. Это было за пределами её понимания подобных взаимоотношений.
     Первое время пребывала при встречах с ними в напряженном состоянии, будучи готова в любой момент выслушать всё, что они негативного о ней думают.
    И была готова в любой момент постоять за себя или хотя бы наподобие ежа свернуться клубком, пассивно защищаясь. Но они, понимая её такое состояние, как будто его и не замечали, вновь и вновь доказывая доброе отношение к ней своими поступками, повседневными разговорами. Судя по отношению даже и не помышляли ни о какой неприязни. Прямо заявляя:
     - А нам другой и не надо. Он на других и не смотрит. Всё Вера да моя Вера, а то моя Вера Юрьевна.
     - Ну и что, что старше. Вон ты какая ладная, молодым до тебя ещё далеко.
     Конечно, она особых иллюзий на свой счёт применительно к будущей замужней жизни не строила, но такое их отношение делало её жизнь довольно-таки комфортной, а учитывая ещё его юношескую пылкую страсть, которая удивительно украшала повседневную жизнь, ставила перед собой банальный женский вопрос: а чего тебе ещё надо, если и это не по тебе?
     Всё же определяющим во всей этой быстро развивающейся истории было то, что она только сейчас наконец-то почувствовала себя настоящей женщиной.
     Возможно, поэтому в первую очередь вдвоём, где бы они ни были, смотрелись весьма симпатично, а для обозревающих их эстетов картина была роскошной.
       Нечасто увидишь даже в большом городе такую своеобразную любящую пару. Гораздо больше примеров совсем другого свойства.
       Хотя разница в возрасте, конечно же, всегда чувствовалась. Она постоянно незримо присутствовала вместе с ними то неким пикантным перчиком, случайным колким замечанием какого-то случайного прохожего, что-то сказавшего и тотчас забывшего, зачем и почему сунул свой нос не в своё дело.
      То с точностью до наоборот выражением лёгкого воздушного шарма, нечасто встречающегося благородства чувств к незнакомым людям.
      Эта разница в возрасте пусть и бросалась в глаза, но компенсировалась внутренней гармонией их отношений, заметной любопытному взору, и не менее заметному их пониманию друг друга с полуслова.
     Было удивительно и другое, что её дочь очень уважительно с первого дня знакомства относилась к Олегу и подчёркнуто деликатно, возможно, лишь с самого начала их знакомства, соблюдала дистанцию, не позволяя себе её нарушать.
     Кто знает, может быть, это происходило ещё и потому, что он не давал для этого никаких видимых поводов.
     Как бы то ни было решили пока официально брак не регистрировать. По настоянию Олега Вера Юрьевна переехала жить в его комнату. Это имело оглушительные последствия.
     Его мать, привыкшая жить в постоянном общении с тремя мужчинами, не могла не нарадоваться на такую помощницу и даже никогда не могла представить, что так изменится в лучшую сторону их повседневная жизнь.
    Даже обычные чаепития превратились в некие ритуальные действия, мрачность стала куда-то исчезать, а смех звучать всё чаще.
    Казалось, чего лучшего можно желать, но следующий поступок Олега был неординарным и вызвал противоречивые разговоры.
    Он заявил своей гражданской жене, что работа менеджера ему неинтересна и вообще коммерческая работа это не его стезя или, как он говорил, жизненное кредо.
    Быть офисным планктоном скучно и бесперспективно, в том понимании перспективы, в какой он её для себя представляет.
     У него есть непреодолимое желание работать для людей, чтобы они ежедневно видели плоды его труда. Без этого ему скучно и неинтересно жить.
    Она не знала, что ответить. Ей был непонятен сам душевный посыл - работать на благо людей. Когда-то давно, она ещё застала это время, проводились комсомольские собрания, в которых она принимала активное участие, но уже тогда всерьёз подобные заявления не воспринимались и считались пережитком прошлых лет.
     Велением времени тогда и сейчас, как она считала, было стремление к собственному успеху. Каким путём, принципиального значения не имело.
     Она своей работой, обеспечивая в доступных ей объёмах сбыт продукции ещё трепыхающихся на плаву то текстильных, то небольших швейных предприятий и делая эту непростую работу в условиях рискованной логистики, с высокой степенью риска и криминальных аспектов максимально жёстко, всегда пыталась извлечь лично для себя максимальную прибыль из каждой сделки.
    Проводя её на таких условиях, как будто она последняя в жизни. Она не представляла себе, как в таких условиях жёсткой ежедневной конкуренции можно ещё думать о чьём-то ином благе, кроме своего.
     При его романтическом подходе любая работа в современных условиях, как она считала, неминуемо обречена и закончится неудачей и полным разочарованием. Это уже её поколение проходило и возвращаться в прошлое она считала абсолютно беспереспективным и лишённым всякого смысла.
    Разговор совершенно неожиданно нашёл своё продолжение за общим ужином,  собравшим всех обитателей их весьма престижной квартиры в центре города за одним столом.
    - Олеж, чего это ты удумал? Рассказал бы. Всё ж не чужие мы тебе.
    - Ради бога. Я и сам давно хотел посоветоваться и, может, в чём поможете.
    - Ну так рассказывай. Тем более раз давно хотел.
    - Во-первых, папа, спасибо, что устроил меня в фирму, которую когда-то создал. Всё хорошо. Зарплата нормальная. Два выходных.
    - Ну это всё давно известно. А во-вторых, что?
    - Во-вторых, не чувствую я, что моя работа нужна людям. Получать свой процент от сделки. И что? Так до конца жизни. А дальше что? И вспомнить будет нечего. И меня никто не вспомнит. Я в офисе целый день сижу. Вижу только одних предпринимателей, больше никого.
    - Ну и что из этого?
    - Видишь, какую красавицу высмотрел. Только из-за этого я бы там сидел целыми днями.
    - Да ну вас, я ведь серьёзно.
    - А мы что, несерьёзно?
    - Ну если хотите, то я этой красавице тоже очень рад. Вера моя единственная и неповторимая на всю мою жизнь, но я сейчас не об этом. Короче. Я хочу делать для людей нужную им работу. Качественно. Чтобы за это меня уважали, а я чувствовал каждый день, что живу не зря.
    - Олеженька, как ты красиво говоришь. Я таких слов от тебя никогда не слышала. Нет, неправду говорю. Один раз слышала. На выпускном вечере. Ты так хорошо учителей благодарил, что я тайком чуть-чуть всплакнула.
    - Ты, мать, и сейчас не всплакни. С этим делом у нас богато. Олег, ты самого главного не говоришь. И реализация продукции дело нужное. Без неё и рынка не будет. Назад в плановую экономику. Идти вперёд с повёрнутой назад головой. Нехорошо как-то. Слушаем тебя.
    - В общем, одним словом. Я решил перейти на работу в нашу управляющую компанию слесарем-сантехником.
    - Господи, так хорошо начал говорить и до такого договорился. Это что шутка такая?
    - Шутка-умора называется? Раньше при советской власти в райкоме говорили о плохом руководителе.
    - У него всё решается на уровне пьяного-слесаря, имея в виду вот этого слесаря- сантехника.
    - Ну ладно, профессия нужная. А тебя что - берут? Там своя конкуренция, биржа труда большая.
    - Я ходил. Показал, что умею делать. Я на службе не только с парашютом прыгал, но и отоплением занимался, сантехнику ремонтировал. Сказали приходи.
    - Олеж, надо хорошенько подумать. Здесь ты чистенький в галстуке, в тепле, вовремя пообедаешь. А там в грязи по подвалам, по колодцам, всегда всем недовольные жители Зачем тебе это надо?
    - Мама, значит, надо.
    - Ну ладно, чего его отговаривать. Раз захотел, пусть работает. А мы с тобой, мать, как начинали? Я после армии слесарем-ремонтником начинал, потом перевели помощником мастера, тоже в грязи, но ничего страшного, было бы желание работать. Да и ты не сразу главбухом стала. Когда я с тобой познакомился, ты заряжальщицей ткацких станков была. Это уже потом институт вечерний закончила.
    - Эко вспомнил. Это когда было. Сейчас время другое. Говорят, надо мыслить по-современному. Другими категориями.
    - Уж не хочешь ли ты сказать, что прежде всего надо знать, где можно чего украсть да побольше, чтобы на всю жизнь хватило?
    - Нет, я не про это. А воруют не так много на уровне предприятий. Больше досужих разговоров об этом. Особенно тех, кто в этом деле ничего не понимает. Искать надо в других местах. Работать не хочет за небольшие деньги персонал, так теперь коллектив называют. Это правда. Раньше можно было людей заставить. Сказали и попробуй не сделай. Сейчас так не получится. Вот и воруют от безысходности.
     - Что-то у нас сегодня разговор какой-то необычный. Не к столу. Все высказались. Только Вера Юрьевна ничего пока по этому поводу не сказала.
     - Что тут скажешь. Раз мужчина решил - значит, так тому и быть. У меня отец говорил: “Мужик сказал - мужик сделал”. Мама никогда ничего против не говорила. Пусть поработает, только бы выпивать не начал. Там коллектив пропитой, без этого не может. Это как мне кажется, а там не знаю. Время покажет.
     - Да нет, это раньше там было одно вино, а сейчас каждый за своё рабочее место держится.
    На том и успокоились, что утро вечера мудренее.
     К своему удивлению, Олег словно проснулся после летаргического сна. С утра пораньше почти бегом на работу готовить инструмент, вникать в премудрости профессии, как оказалось, не такой простой, как виделась со стороны.
     Необходимо было уметь профессионально работать как строительным, так и слесарным инструментом, что было довольно-таки тяжело физически.
     Он не любил быть на подхвате и с первых дней стремился быть лидером при выполнении каждого задания. Собственно говоря, никто этому не противился, только, видя, как он с удовольствием тратит силы, иронизировали по этому поводу.
     - Откуда ты такой взялся? Всяких много перебывало, но чтобы так старался, да ещё каждую мелочь на совесть делал. Удивительно.
     - Слышь, парень, угомонись, всё равно больше не заплатят. А ты тут все расценки собьёшь. Всех дел не переделаешь, как ни стремись.
     - Здесь только на калымах можно заработать. Слухай, сюда. Запомни, что тебе пацан бывалый скажет.
    В течение рабочего времени нужно силы экономить, чтобы в конце дня на шабашке деньгу поиметь. А ты с места да в карьер. Каждый из нас знаешь, сколько начальства обрабатывает, а зарплату они имеют с нашей не сравнишь, да ещё приворовать у них есть возможность.
    Да ещё появились новые хозяева. Те вообще ничего не делают - только деньги гребут лопатою. А мы что, дешевле их?
    Парень ты неглупый, мозгами пошевелишь, и по работе подходишь, хорошо, что непьющий, на такого положиться можно.
    Хотя на такой работе, как у нас, сам Бог велел. Вчера, сам знаешь, меняли манжет у трубы канализационной, предупредили на верхних этажах, чтобы не пользовались.
    Только разобрали, так начали лить, как назло, а всё на нас, не бросишь, прокляли всё на свете. Но делать надо. Никто за нас не сделает.
    Потом говорим: ведь предупреждали, зачем же так делали. Все в один голос, это не мы. А кто же? Вот такой у нас народ. А ты говоришь - для людей стараться. Шли бы они на … эти люди. Земляками называются. Других слов у меня нет.
   Олег внимательно слушал своего напарника и с удивлением всматривался в его лицо, будто бы видел в первый раз.
   Было ему далеко за пятьдесят. Полноватый, с массивной боксёрской челюстью, не по годам крепкий мужик, с огромными ручищами, в которых даже внушительных размеров перфоратор казался игрушечным.
   Он в первый раз наблюдал такую реакцию на несправедливость, на обиду, высказанную ему, по возрасту приходящемуся в сыновья, и не от бессилия собеседника, а потому, что тот видел в нем ровню, такого же сильного мужика, как и он сам.
   Тот продолжал жаловаться ему фактически на всю свою жизнь, но, несмотря на эмоциональность высказываний, делал это не зло, а с неким скрытым добродушием и всё никак не унимался. Олег его и не думал останавливать а лишь спокойно и тактично поддакивал.
   - Чем больше для них хорошего делаешь, тем хуже к тебе относятся. Все считают, что так и должно быть. Будто бы ты им чем-то обязан. Вроде когда-то взял взаймы и не отдаёшь. Вот так-то. Получается они белые - в шоколаде, а ты - рыжий, в дерьме. И ничего сделать нельзя, как тут после такого отношения не выпьешь. Запил бы. Да опять же нельзя. Кто мою семью кормить будет.
    Подобные душевные излияния от коллег были делом нечастым, а вот выслушивать от жителей самые разные претензии, как по поводу эксплуатации жилищного хозяйства, так и в адрес власти вообще и конкретных чиновников в частности, стало делом совсем привычным.
    Олег убедился в этом на многочисленных примерах. Поэтому, вместо того чтобы вступать в длинные разговоры и дискуссии по поводу того, кто за деньги или за так должен что-то сделать в квартире или, например, в подъезде, он быстро и напористо что-то ремонтировал, и люди, видя, как на глазах делается нужное для них дело, диаметрально меняли свое мнение, как о нём, так и о самых высоких руководителях.
    Как-то одна из жительниц в присутствии скопившихся вокруг них соседей громогласно заявила:
    - Вот бы нам такого депутата, как Борисыч, а то избираем непонятно кого. Одно название, что депутаты. Только красоваться. Кто я. А дальше что? А ничего. Одно название. А тут приятный молодой человек. Обходительный. Руки на своём месте.   Удивительно, но эти слова упали, как зёрна, на подготовленную почву и вызвали сначала нелицеприятные замечания в адрес муниципальных властей, а потом  редкое на соседском деле единодушие.
    - А что, Олег Борисович, дело женщина говорит. Надоели говоруны да обманщики. Наобещают с три короба, а потом пропадут куда-то до следующих выборов, только их по телевизору и видишь, как они там непонятно за что руки поднимают.
    - Делают так называемый фортель под названием “одобрям-с”, что очень хорошо у них получается.
    Это высказывание было встречено всеобщим оживлением, переходящим в добродушный смех. Олег быстро нашёл, что ответить.
    - Почему бы и нет. Только рановато мне об этом думать. Мне и на своём месте нравится.
    На что им был получен исчерпывающий ответ от жителя, некогда занимающего номенклатурные должности, а ныне находящегося на заслуженной пенсии. Он редко вступал в разговоры с соседями, памятуя о прежних установках, как бы не брякнуть чего-нибудь лишнего.
     - Молодой человек, рано не бывает. Поздно. Это да. Так бывает. Если людям нужны такие, как ты, - надо идти. И не рассуждать без толку. А то пока рассуждаешь да примеряешься, а то ещё и свою выгоду в этом деле будешь искать, так сразу и поздно будет. Вот бы такого, как ты, ещё деньгами не испорченного, да на высокое место. А мы бы на тебя любовались, и доверяли, и помогали соответственно.
     - Молодец, сосед. Надо же, сказал как по писаному. Так и надо самим всё делать. Хватит ждать у моря погоды. Ничего там не дождёшься.
     Это уже высказался ещё один ветеран, бывший капитан дальнего плавания, благодаря Интернету удачно пришвартовавшийся на старости лет к недолго проскучавшей в одиночестве средних лет преподавательнице.
    Обозревающей окружающих по-прежнему томным взором после её скандального развода с бывшим своим студентом, уличённым благодаря бдительности соседей в супружеской неверности на территории её приватизированной многострадальной квартиры в этом знаковом доме, похожем на большую коммунальную квартиру, заселённую во времена доблестных пятилеток прошлого века.
     Олегу нравились ежедневные трудности. В их преодолении был драйв, позволявший считать каждый день не зря прожитым.
     В крепкий мороз отремонтировать заглушку, быстро заменить трубу, предотвратив аварию, чтобы жильцы даже не заметили такой угрозы, и многое другое из повседневной жизни, что копится годами в виде умения быстро работать руками и ещё быстрее соображать на заданную тему.
     От приобретаемого опыта он чувствовал, что быстро взрослеет, но ему совсем не хотелось уходить с закреплённого за ним участка в тёплую контору руководить аналогичной работой.
     На такую возможность всё настойчивее намекали, но он, как мог, то отшучивался, то делал вид, что разговор пока не ко времени.
     Его всё в большей степени волновали проблемы своего здоровья. Как он подобно страусу ни прятал от этой проблемы голову в песок, он всё отчётливее понимал, что никуда от неё не деться и пора, как шутили в десанте, идти сдаваться медикам. Сделал он это скрытно, как огня боясь сочувствующих разговоров родных и близких.
     Первые анализы привели специалистов в полное замешательство. Они не понимали, как человек работает, имея такие аномальные явления внутренних органов.
     Провели не один консилиум, после чего главный врач, знавший некогда Бориса Аркадьевича как некогда пациента престижной обкомовской поликлиники, пригласил его на разговор.
     - Готовьтесь, уважаемый, к худшему. Поверьте моему личному практическому опыту: можно лишь продлить жизнь, но поражения жизненно важных органов необратимы.
     Эти слова прозвучали как гром среди если неясного неба, то среди неба, не предвещающего подобного исхода.
     Борис Аркадьевич попросил воды, у него перед глазами вдруг полетели сначала белые мухи, а затем белый крупинчатый снег и он услышал, как тот стучится в окна кабинета врача.
     После успокаивающего укола он, потеряв всякую уверенность в себе, дрожащим голосом прошептал:
    - Надо сделать всё, даже невозможное. Деньги найду.
    Немного успокоившись, спросил.
    - Олег знает?
    - Пока нет.
    - Сначала вы с ним поговорите. Я подготовлю мать и жену.
    - Договорились. Со всеми рекомендациями мы вас познакомим. Следите за своим здоровьем. Не позволяйте женщинам расслабляться. Будем вместе делать для вашего сына всё, что в наших силах.
   На этом по-мужски молча, не глядя друг другу в глаза расстались.

Глава пятая. Младший брат
   
    О том, что братья совсем друг на друга непохожи, не вызывало никаких сомнений с самого детства. Внешне старший был вылитый отец. С самого раннего детства даже походкой соответствовал. Прямо, энергично, одним боком чуть-чуть вперёд.
    Младший. Уж этот не ходи к гадалке -  весь в матушку почтенную. Капризный. Сам себе на уме. Хлебом не корми - дай, чтобы его пожалели.
   В детстве, когда оставался дома без родителей со старшим братом, по их приходу начинал жаловаться.
   - А меня Олег бил.
   - Да ты чего, Костик, ерунду говоришь. Больно ты мне нужен связываться с тобой, у меня своих дел много.
   Что правда, то правда. Старший никогда не играл вместе с младшим. То ли ему всегда было неинтересно, то ли по какой-нибудь другой причине, но так и не ставшей ни для кого известной.
   Можно лишь предположить, что эта причина была в постоянных капризах брата, которые старшего всегда раздражали, и он вел себя так, как ему в любой из этих моментов было комфортнее.
   Такое невнимание к своей юной персоне младшему, естественно, никогда не нравилось, и он искал любой повод, чтобы брату за это хоть как-то насолить.
   Обычно, не вникнув в тайные причины, за младшего вступалась мать:
   - Олег, ну как тебе не стыдно. Что больше нечем заняться, кроме как маленького обижать?
   - Мам, да не трогал я его. Соплю такую. Плаксивую.
   -Да ты ещё и обзываешься. Что это за поведение такое. Чему тебя только в школе учат. Вот надо будет учительнице сказать. Пусть тебя там перед всем классом пропесочат. Пусть тебе перед товарищами стыдно станет. Раз уж ты родителей понимать не хочешь. Вот непонятно, чего отец молчит. Твой заступник. Ему, как всегда, некогда воспитанием сына заниматься. Вот так и вырастают из подрастающего поколения хулиганы да бандиты.
   - Мать, ну что ты разошлась? Опять началось. Они же братья всё-таки. Если чего и не поделили, так помирятся. Родные всё-таки, не чужие. И чужие мирятся. Так что ты успокойся. Всё у нас хорошо. А я Костику что-нибудь куплю в магазине, чтобы не так обидно было.
   - Пап, ну честно, не трогал я его, клянусь.
   - Ну ладно, Олеж, чего теперь клясться. Раз так получается. В дальнейшем только больше не надо.
   - Ну вот опять я виноват. Я вообще даже ужинать не пойду.
   - Ну ладно, Олеж, не обижайся, если что не так было сказано. Ты же знаешь, что я тебя всегда поддерживаю, во всех делах. Но мать тоже понять надо. Она ведь тоже добра всем нам хочет. Устаёт на работе. Знаешь, как с людьми работать. Каждый своё требует, а она одна на всех. В смысле за финансы на предприятии отвечает. Мы с тобой мужчины, мы должны женщинам всегда помогать и на себя брать побольше, если когда какой конфликт возникает.
    В это время Костик, как правило, переставал шмыгать носом. Где-нибудь спрятавшись от глаз родителей, внимательно слушал, что говорят, и выглядывал из своего укрытия, думая как себя вести дальше, чтобы подобные ситуации повторялись почаще и ему от этого была хоть какая-то прибыль.
    Только в мальчишеском возрасте он ещё до конца не понимал, зачем ему всё это надо. Такая манера поведения как бы проходила обкатку и привыкание.
    А вот когда становился старше, то всё более отчётливо понимал, что, сталкивая людей между собой, можно извлекать для себя немало пользы.
    Эту желанную пользу другими способами получить было намного труднее. Для этого надо было учиться хорошо, работать или головой, или руками. С ещё неясным конечным результатом, зависящим от многих составляющих, чаще всего от тебя не зависящих.
    А на людей, которых сталкиваешь между собой, можно было не обращать внимания, так как они, как правило, не замечали твоего коварства или, прикинувшись непонятливым, считать, что они сами виноваты, попадая в такие ситуации, из которых невозможно выйти без ощутимых потерь.
    Так они и росли, создавая видимость дружеских отношений, по сути с годами всё более отдаляясь друг от друга.
    Если в поведении Олега было лишь стремление не замечать брата, проводя время со своими друзьями, которые почему-то всегда вели себя по отношению к тому аналогичным образом, но не встревая в их отношения.
    То в поведении Костика всегда было стремление доставить ощутимые неприятности и если это удавалось, то это был бальзам на его душу.
    Подобным же образом вели и его друзья, как будто специально для этого подобранные, хотя прямо о такой манере поведения он их никогда не просил.
    Родители братьев особенно не баловали, хотя, живя по сравнению с другими семьями материально более обеспеченно, ни в чём не отказывали, в то же время о роскоши никто и никогда не помышлял.
   Тем не менее если Олег ходил в приличных, но самых недорогих кроссовках, то Костик считал себя обязанным устроить тщательно подготовленный грандиозный скандал с обидными словами в адрес всех окружающих, если ему предлагали приобрести такие же.
   - Вы что меня позорите? Специально, что ли, нервы помотать. Меня же друзья засмеют, если я буду не в “фирме“.
   Произнося последнее слово с ударением на последний слог.
   - Вы за кого меня принимаете?
   - Так Олег же ходит и ничего. Очень доволен. Ему лишь бы удобно было, деньгами ведь никого не удивишь.
   - С кем вы меня сравниваете? Ещё с дворником сравните.
   - Так и дворник нужную работу выполняет, не каждый ещё и справится с его обязанностями, особенно зимой.
   - Во-во, не смешите одно место-оно и так смешное.
   Имитируя истеричность.
   - И вас, милые родители, туда же.
   Обычно перед таким хамством родители тотчас пасовали, считая, что лучше сделать всё так, как он хочет, не продолжая крайне неприятный разговор.
   Тем более что выделить требуемую сумму из их семейного бюджета было для них совсем не обременительно.
   Не имея привычки тратить деньги без крайней необходимости на себя, они считали, что, отдавая таким образом их младшему сыну, чуть ли не повышают свой общественный статус. Только непонятно перед кем.
  - Мол, вся молодёжь у нас такая. Чего теперь с ними делать.
  - Мы ничего в молодости не видели - пусть они порадуются.
  - А уж мы как все. Как придётся.
  Когда Олег вернулся после службы в красивой форме, со знаками воинской доблести на груди, Костик лишь при встрече, пожав ему руку, спросил:
   - Ну как там служба. Всё в кирзовых сапогах ходят?
   - Нормально.
   Продолжил разговор назиданием:
   - Ходят кто в чём горазд. С твоими капризами будет трудно. Готовься к службе.
  И совсем неожиданно для Костика добавил:
   - Вообще-то интересно. Где бы я ещё узнал, что такое небо, скорость и сила притяжения Земли, звёзды на небесах рядом-рукой достать можно.
   - И что из этого? Можно подумать, что за это заплатили?
   Делая вид, что не заметил неприязни, Олег продолжил:
   - Такие у меня теперь есть друзья, что ради того, чтобы с ними познакомиться стоило родиться. И служить, конечно.
   - Это ты о чём? Крыша, что ли, от этой казармы поехала. Они от меня такого не дождутся.
   Что он имел в виду, Олег не понял. Зато он быстро понял, что от брата в дальнейшем ждать каких-либо положительных сдвигов в отношении к окружающим не придётся. О своих отношениях с ним он почему-то не беспокоился. Ему давным-давно было всё ясно.
   Костик, сходив на службу как на каторгу и став вровень со своими новыми друзьями, которые в дальнейшем довели его до тюрьмы, совершенно неожиданно, прежде всего для себя, почувствовал себя настоящим хозяином этой жизни. Именно на той территории, где родился, уступать такое свое право никому не собирался.
    Его совершенно не интересовало, что есть некие люди, осуществляющие властные полномочия на той же самой территории.
    Вызывали усмешку разговоры о том, что большинством принимаются решения, обязательные для меньшинства.
    - А я-то ко всему этому какое имею отношение? Пусть принимают всё, что их душе угодно, только пусть меня оставят в покое. Я как жил, так и буду продолжать жить по-своему.
    Он стал считать не подлежащим обсуждению свою, как он считал, выстраданную позицию, что все эти некие правила поведения не имеют к нему никакого отношения.
    Тех знакомых и незнакомых людей, кто жил по ним, неким прописанным на бумаге, которые им не признавались, считал холопами и быдлом.
    Для себя он понимал лишь имитацию законопослушного поведения, чтобы при малейшей возможности проявить себя, урвать от общего пирога как можно больший кусок, даже если он никогда в его рот и не поместится.
   В уместности такой манеры поведения его убеждали новые друзья по отбыванию тюремного срока и те, с кем он стал легко находить общий язык после возвращения из этих самых мест.
   Работать он больше не собирался. Его всё чаще посещала мысль, что если бы он был единственным сыном родителей, то за их счёт чуть ли не на законном основании он бы катался как сыр в масле до своей пенсии.
   Считая для себя самой важной где-то услышанную фразу, что это не родители, которые не обеспечат единственному и неповторимому ребёнку такую жизнь.
   Старший брат ему в этом был помехой. Он не хотел ему ничего плохого, но тот жил по совершенно другим представлениям, и сам факт того, что можно жить так, как он, доводил Костика до скрытого бешенства.
   Он не мог его спокойно видеть, не раздражаясь, слышать, даже думать о нём было для него невыносимо. Вся его жизнь превратилась в некую пытку, которую он сам себе устроил.
   Его новые друзья, понимая его с полувзгляда, отчётливо для себя осознавали, что из возможного криминального выхода из такой неприязни братьев могут поиметь свой навар, разумеется, не такой, как при разбойном нападении на офис коммерческой организации, считая, что за одного битого двух небитых дают.
   Костик, безоговорочно признанный смотрящим в центре города, исправно и в срок собирал дань с тех, кто считал, что от его отморозков дешевле откупиться, чем вступать в конфликт.
  Часть денег он использовал для поддержки тех, кто отбывал наказание или вот-вот должен был туда отправиться, а оставшаяся была смехотворно мала для того, чтобы вести такую жизнь, на которую он рассчитывал.
   Отец знал, что его младший сын встал на такой весьма опасный для себя путь, и решил посоветоваться с надёжным человеком.
   Его бывший знакомый, считающий себя неизвестным героем, немного успокоил, сказав, что для них главное, чтобы всё было под контролем, и раз так случилось у Костика, с судимостью за тяжкое преступление, то пусть всё остаётся так, как есть.
   - И так люди живут. И не хуже законопослушных. Главное - без спроса не лезть туда, куда не велено.
   - Для нас основное – профилактика.
   Костик, узнав о больших проблемах со здоровьем у брата, прилюдно своё отношение к происходящему выразил в одной фразе:
   - Довыступался. Герой нашего времени.
   После чего исчез из квартиры на несколько дней в неизвестном направлении. Вернулся слегка помятый с остаточными признаками принятого ранее на грудь немалого количества алкоголя и продолжил вести, возможно, до конца ему самому непонятную скрытную жизнь.
   Несмотря на болезнь, Олег поиронизировал в очередной раз в его адрес:
   - Днём спит, затем ножи точит, а по ночам куда-то ходит.
   На что услышал быстрый ответ:
   - Сам такой.
   Причитания матери:
   - Ну опять. Когда это прекратится. Не по доброму-то. Наверное, никогда. Я, во всяком случае, не доживу. Чего не дано, того не дано.
   - Живи, мамочка. Живи, наша радость. И процветай. Без тебя мы как без рук. А вон Олег ещё и без головы. Не обращай на нас внимания. Кругом всё схвачено. Если кто рыпнуться захочет, чик и нету. Одни воспоминания останутся. Вот так-то. У нас не забалуешь.
   - Ой, горе ты наше. Думай, что говоришь. Когда уж поумнеешь. Может, на работу кто возьмёт. Даже не знаю.
   - Ну опять настроение портишь. Было сказано ясно и понятно. Эта тема не обсуждается. Если не хотите меня потерять окончательно. Если ещё раз я за колючку уйду, не важно, по какой причине, однозначно больше никогда домой не вернусь. Это вы понимаете не хуже меня.
   - Всё-всё, разговор заканчивается. Давайте жить в спокойствии и согласии. Как и раньше жили.
   Познакомившись с Василисою, такое красивое былинное имя было у его избранницы, Костик долго не раздумывая поставил перед родителями трудную, но, судя по их финансовым возможностям, вполне разрешимую задачу приобрести для них, хоть минимальных размеров, но недалеко от родного дома благоустроенную отдельную квартиру, обосновав её тем, что Василиса хотела бы быть в своём доме полновластной хозяйкой, а общество его родителей её будет раздражать.
   После переезда в новую квартиру Костик ощутил все неудобства самостоятельной жизни без родителей, которые с детства выполняли каждое его желание.
   Василиса арендовала часть большого магазина, где занималась оптово-розничной торговлей. На работе приходилось быть от зари до зари и в лучшем случае с одним выходным.
   Готовить для гражданского мужа практически не оставалось времени, хотя она, умея хорошо готовить, по этой причине не успевала выполнять эту свою приятную женскую обязанность.
   Конфликтов по этому поводу никогда не было, но то, что качество жизни для Костика после переезда по новому адресу существенно ухудшилось, не вызывало для него никакого сомнения.
   Характерным было то, что, не имея представления о повседневных домашних делах, он и не собирался обучаться их ведению.
   Он, особенно не раздумывая, сразу нашёл выход из создавшегося положения, определив на роль своего домашнего повара мать, которая, как ни странно, даже гордилась этой обязанностью, стараясь не говорить об этом никому из своих знакомых, дабы те, даже при всём к ней уважении, не подняли её на смех и не рассоветовали бы ей заниматься глупостью.
   Поэтому её посещения этой квартиры с сумками, в которых были произведения её кулинарного искусства (она действительно умела прилично готовить, а самое главное- любила это делать хоть сутки напролёт), были настолько постоянными, что стали неотъемлемой частью её жизни.

Глава шестая. На больничной койке

    Трехкомнатная, некогда элитная, “последний писк моды”, квартира в центре большого российского города после многих лет пребывания её жильцов в полудремотном слегка заторможенном состоянии неожиданно для них и в то же время вполне закономерно в одночасье сподобилась стать центром если не мироздания, то близлежащего космического пространства.
    На этой территории встретились и разошлись, слились в едином духовном порыве и обозначились непримиримые ежовые иглы совершенно разных по группе крови людей, не способных пойти ни на какое, хотя бы временное, примирение в пределах своей части семейной субстанции.
    Это наводило на грустные размышления о невозможности в принципе побороть любые людские страсти и сильные разновекторные чувства ни в каких мало-мальски организованных группах людей, каждый из участников которых по уровню своего душевного потенциала неспособен уступить никому из своих оппонентов ни пяди своей жизненно необходимой территории.
     Резкое ухудшение состояния здоровья Олега вынудило врачей убедить, прежде всего его самого, не отказываться в очередной раз от госпитализации.
     Борис Аркадьевич, понимая, что события развиваются по наихудшему сценарию, ранее доведённому до его сведения авторитетными медиками, но ещё и более стремительными темпами, окончательно осознал неизбежность скорой потери сына.
     Была жгучая обида на несправедливость происходящего. Он был готов отдать свою жизнь ради продолжения хоть на несколько лет жизни сына, но о подобных жертвах его никто не просил. Такая возможность была лишь плодом его воображения.
     Вслед за активными поисками выхода из создавшейся ситуации и осознанием того, что всё бесполезно, последовала полоса упадочнического душевного состояния.
     Было время, когда он всерьёз думал о возможности выйти на рельсы перед идущим на большой скорости грузовым поездом, но, представив, какие никому не нужные хлопоты он доставит таким своим то ли малодушным, то ли мужественным поступком, перестал думать о такой возможности.
     - Железнодорожники скажут: ещё одна Анна Каренина. Увы. не оригинально. Надо же о таком подумать, а подумалось. Как жизнь может резко измениться, даже представить себе невозможно. А если всерьёз, то человеку и так недолго жить приходится на планете, так есть ли смысл это время уменьшать. И так недолго осталось.
     А когда всё же вспоминалось, что так поступать не по-христиански и придётся за это держать ответ, так от возникающего видения, как это всё будет происходить, становилось ещё и стыдно за себя, за недостойные здравого человека мысли, отчего даже спина краснела от собственной глупости.
    Оптимальным выходом для себя, с точки зрения рационального мышления и понимания таким образом отцовского долга, он через несколько бессонных ночей посчитал необходимым проводить максимум времени в больнице с Олегом.
    - Мы же так мало, даже почти совсем по душам не говорили. Всё какие-то дела да случаи. Дескать, успеем ещё, куда торопиться. Оказалось, что можем и не успеть. Вот ведь как, сынок, всё у нас с тобой сложилось. Кто бы мог такое подумать.
    - Да, папа, если бы знать, то, конечно, бы я поостерёгся с тем прыжком, но в воздухе по-другому вести себя не смог бы. Иначе салажёнок погиб бы. Я не геройствую, но есть вещи, которые человек должен делать, даже рискуя своей жизнью. Тем более что я должен был тщательнее проверить, как он свой парашют сложил. Что могло случиться, до сих пор не пойму. Но ведь случилось.
    - Ну ладно об этом, с другой стороны, всё равно каждый человек за свою жизнь в первую очередь цепляется, а стал бы он тебя также выручать.
    - Об этом я никогда не думал, я по-другому не мог, какой смысл об этом думать, когда ничего уже не вернёшь. Столько на эту тему мною передумано, что эта тема закрывается как бесперспективная, как у меня в институте пожилой преподаватель говорит. Папа, мы мужчины, и надо ими оставаться до конца. Просьба такая. Похороните в парадной форме, в которой я приехал.
    - Олеж, я удивляюсь, как спокойно ты об этом говоришь.
    - Эта тема также закрывается. Будет для тебя ещё один сюрприз, не всё же плохо в моей короткой жизни. На этот раз хороший. Ничего больше не скажу, иначе это будет неинтересно. Это всё потом, не скоро.
    - Олеж, жильцы из домов, что ты обслуживаешь, узнали, что ты здесь. Желают выздоровления.
    - Спасибо, даже не думал, что вспомнят. Ведь узнали откуда-то.
    - А ты как думаешь, у нас народ интересный. Чего не захотят, под пистолетом не заставишь. Чего по душе, так и не представишь, как отблагодарят. Я не о деньгах, конечно.
    - Я понимаю. В нашей стране деньги только пьяницам нужны. На них можно водку покупать.
    - Ну ты и сказанул. Как же без денег-то.
    - А вот так. Назло всем. Я бы если жил, протестное движение организовал - молодёжь против денег.
    - А зачем?
    - Другие ориентиры должны быть в нашей жизни. Жить, чтобы максимально себя реализовывать в творческом процессе. А не выпячивать друг перед другом свою ненависть к людям, лишь бы больше денег заработать.
   - Олеж, хоть убей, не понимаю. Вообще-то есть какие-то антиглобалисты. Но это где-то далеко, не у нас. Есть другое, более понятное. Например, при социализме, а я при нём немало пожил, сверхзадача была именно такая,  как ты сформулировал, по сути всё, что не касается творческой деятельности каждого человека, переложить на плечи государства, это, заметь, тоже творчески должны исполнять госслужащие, это сейчас их сильно обидели обозвав чиновниками. Но это другая тема, не менее интересная.
   Кому-то надо было все идеи оглупить и опошлить, как и всё, что было при социализме, и руководителей, и результаты, чтобы банально собственность между родственниками да друзьями поделить и уж, конечно, себя любимого не забыть.
   И что? Кто работать будет на них, а ведь и им хотелось, чтобы ещё и творчески. Вот все и воруют, кто во что горазд. Друг у друга. Мне один знакомый говорит, что это за работа, на которой украсть нечего. Мне кажется, это никогда не прекратится, пока мы все друг другу глотки не перегрызём.
   - Получается, что я согласно ретро идеям прошлого века пошёл в сантехники работать. Хотя если и так, то и что. Даже рад.
   - Ты сделал всё правильно. Как захотел жить, так и живёшь - и это самое главное. И всё в жизни делаешь, как тебе нравится. Для большинства это недоступно. Им лучше строем ходить. Самим того не понимая. Дурят их, как хотят. А это самый большой кайф в жизни на нашей планете быть внутренне свободным. Не подумай, что я кого-то осуждаю. Просто мысли вслух. Каждый живёт, как хочет. Я рад, что мой сын живёт свободно. Деньги - это вторично. Согласен.
   - Пап, а как ты думаешь, жильцы серьёзно говорили, что меня в депутаты выдвинут, или подшучивали.
   - Как тебя это заинтересовало. Ещё говорят, зашибло.
    - Ну и что. Интересно.
    - Согласен с тобой. Люди уже понимать стали, что та система власти, которая существует, никому не нужна. Она лишь ширма того бардака, который есть во многих сферах, но сами, чиновники, ничего менять не будут. А зачем, если то, что есть, отвечает их интересам. Они что - враги сами себе. Так что скоро изменений не будет. Это мне так кажется. Хотя я очень даже, может быть, ошибаюсь. У них возможности гораздо больше, чем кому-то кажется.
  - Ты хочешь сказать, что это пустой разговор.
  - Олеж, ну хорошо, избирут тебя. Что ты один сделаешь?
  - Так при поддержке людей.
  - Вообще-то да. Теоретически. Было бы интересно посмотреть. Только вот сегодня такие депутаты, которые. обязав коммунальщиков, привезут полмашины песка детям в песочницу, растрезвонят об этом, а потом сами умыкнут из карьера для своих нужд тонн пять того же песка. Песок здесь лишь для примера. Это может быть что угодно. Мы это всё уже проходили. Поэтому люди, почти две трети, и не ходят ни на выборы, ни на всякие мероприятия, с этим делом связанные. Хотя все хотели бы. Потому что ничего другого в природе не существует, но это своё желание скрывают даже от самих себя. А чем больше их агитируют, тем устойчивее нежелание участвовать в неких пиар - акциях в роли статистов.
   - Пап, ты хочешь, сказать что и тебе это интересно?
   - Конечно. Все эти телевизоры, интернет-суррогат, а в выборах сама жизнь, но тем, кто у власти, наша жизнь интересная не нужна. Они сами жить хотят интересно, а мы их не интересуем. Но это ладно. Это моё личное мнение. Сколько людей, столько и мнений. Всё же, Олеж, я бы посмотрел, как у тебя получалось, если бы тебя депутатом избрали. Это был бы мой звёздный час. А вот ответь мне на вопрос:
   - Зачем такой депутат, как ты, самому главному чиновнику? Представь себе. Ему по объективным показателям нужно принимать непопулярное решение, ухудшающее материальное положение людей, твоих избирателей, иначе всем нам пипец. Если он знает, что ты будешь всегда против такого решения, так как иначе тебя люди никогда больше не изберут в этом качестве.
   - Вот уж ты, папа, наговорил. Это с какой такой стати я не проголосую, если стране или населённому пункту придёт, как ты говоришь, пипец. Это так условно, понятно. Я в первую очередь за такое решение биться буду и людям, сколько есть сил, буду объяснять, что это единственно верное решение. А то, что больше не станут избирать, так что. Такова моя планида. Пойду на старое место трубы менять да задвижки притирать. Ты всё перевернул с ног на голову. Может, специально, чтобы меня проверить. Жалко, что по жизни такого никогда не будет. Но ничего. Мне часто такие сны снятся, в которых происходят события, очень похожие на то, что в нашей жизни происходит. Только персонажи другие. И я там живу, в них участвую. Всё интересно кажется, и тот опыт, который здесь приобретается, там востребован. Может быть, действительно, существуют некие параллельные миры и наши жизненные усилия туда проецируются, и жизнь продолжается. Совершенствуется разум, осваиваются другие планеты, целые галактики.
   - Олеж, ты всё правильно говоришь. Было бы неразумно, чтобы наша с тобой жизнь вспыхнула и исчезла. Связь поколений существует. Мне часто война снится, на которой мой отец и твой дед воевал. С такими подробностями, что они ниоткуда больше, как по некой генетической памяти, передаться не могут. Хотя я ни в каких войнах не участвовал. Даже близко не был. Должна и твоя жизнь в этой памяти свой след оставить. Физики, например, говорят, что они  верят только тому, что можно научным путём подтвердить. Согласен. А может, просто нет пока таких измерителей, а когда появятся, будет и подтверждение.
   - Пап, а почему так получилось, что Костик, с годами вылитый ты внешне, а мама его больше, чем меня, любит, хотя, как все говорят, я очень на неё становлюсь похож и что даже во мне ничего твоего не остаётся.
   - Олег, она видит, что ты полностью самостоятельный человек и ни в чьей поддержке не нуждаешься. Так случилось, что ты с детства такой. Ещё сам можешь кого угодно поддержать. Если бы не эта беда приключилась. А неудачных детей ещё жальче, чем успешных. Так что не думай - она с тобой будет всегда. И в этой жизни и что бы ни случилось.